Старая асьенда доньи Ремедиос Запольская Нина

С глухим стоном над морем пронёсся первый порыв ветра. Рулевой Скайнес повернул шхуну носом на пять румбов от ветра. Матросы вынесли кливер на наветренную сторону, и с кливером и гротом на вантах шхуна легла в дрейф4. Отчаянно сопротивляясь ветру, она качалась в ревущей тьме на огромных валах. Туго натянутые снасти, готовые лопнуть, гудели, как струны гигантской арфы. Парусность уменьшили, взяв на гроте ещё два рифа.

А шторм, между тем, разворачивался своим чередом. Грянул ливень, он смешался с морскими брызгами, которые ветер поднимал на высоту мачт. В видимости теперь было только то, что находилось поблизости. Волны били корабль со всех сторон, норовя его опрокинуть.

Корабль накренился в очередной раз, и тут же на него обрушилась волна. Она швырнула рулевого Скайнеса на штурвальное колесо. Пять рукояток штурвала «Архистар» отлетели, как их и не было, а Скайнеса, со сломанными рёбрами, оттащили к доктору Леггу. Сквайр встал к штурвалу вместе со штурманом.

– Ничего, это со штурвалом и рулевыми бывает… Это в шторм не редкость! – прокричал штурман на ухо сквайру, успокаивая его.

Мистер Трелони ничего не расслышал, но почему-то успокоился. Он дрожал от холода под своим дождевиком и боялся, чтобы не подумали, что его трясёт от страха. И тут он почувствовал, что корабль опять накренился и стал бесконечно долго подниматься куда-то вверх, вверх, прямо в чёрное небо, и хоть вокруг ничего не было видно, сквайр понял, что с наветренной стороны вздымается, изгибаясь высоко над ним, стена воды, потом на мгновенье ветер стих, и сквайр всхлебнул в себя воздуха, а потом шхуна выпрямилась, замерев на секунду и повиснув над бездной, и тут же рухнула навстречу стремнине.

Океан воды ударил сквайра в спину. Руки у него разжались, и, если бы он не был привязан тросом, его унесло бы этой волной неизвестно куда. Измятый до полусмерти, сквайр повернулся к корме и почти задохнулся от ветра, дующего в лицо. Это привело его в себя, и он с ужасом понял, что ветер дует в корму, и хоть шхуна и вырвалась из ложбины между валами, волны могли снова столкнуть её туда. Между тем, штурмана за штурвалом не было. Сквайр рванулся к штурвалу, боясь, что он не сможет один повернуть его, но вместе с вернувшимся Пендайсом он всё же предотвратил катастрофу.

А им навстречу уже шли другие валы, готовые своим напором развернуть «Архистар» к волне бортом. Появившийся неожиданно из ревущего мрака Платон, сменил сквайра у штурвала, как раз в тот момент, когда громадная волна поднялась за кормой, угрожая положить шхуну на левый борт.

– Двух матросов придавило на полубаке! – выкрикнул Платон, когда опасность миновала. – У одного сломаны обе руки, у второго – бог знает сколько рёбер!.. Мы оттащили их к доктору на бак!

Но уже другие волны катили шхуне навстречу. Так шли бесконечные часы, а потом мертвенным холодным светом забрезжил рассвет. Шторм пошёл на убыль, но море ещё колыхалось, тяжело и злобно смиряя свой недавний гнев. На шхуне взяли риф на одном из нижних кливеров и двойной риф на бизани, а потом подняли их, не смотря на всё ещё сильный ветер. Постепенно, по мере того, как убывал шторм, на «Архистар» прибавляли парусность, а потом резко сменили первоначальный курс.

Взошло солнце, и оно чудодейственным образом поглотило бурю – ветер моментально стих, и скоро от шторма осталась лишь зыбь и низкая линия туч в невероятно чистом и прозрачном небе.

Всего этого капитан не знал. Когда шторм стих, и капитан не увидел на горизонте «Архистар», он не представлял даже, что и подумать: то ли шхуна поменяла курс, как они условились, то ли её смело штормом, и все на борту погибли. Это были страшные мысли. Когда стихла мёртвая зыбь, он попросил хефе Франсиско приказать организовать поиски. Бриг прочесал район шторма, но ничего не нашёл – ни «Архистар», ни её обломков, ни оставшихся в живых.

К намеченному с капитаном Фишером на такой случай месту встречи шхуна тоже не подошла.

****

Капитан стоял на палубе и смотрел на французский остров Сент-Люсия – место непрекращающегося конфликта между Англией и Францией.

Бриг шёл вдоль юго-западного побережья острова, стремясь обойти остров по проливу Сент-Винсент и выйти на его восточное побережье. Именно на восточном побережье среди грозных запутанных скал, омываемых высокими волнами Атлантики, и располагалась неприметная маленькая бухта с затонувшим галеоном «Сан Габриэль».

Сейчас капитан разглядывал в подзорную трубу две парные горы – Малый и Большой Питон. Явление было величественное – два почти одинаковых по высоте конуса, покрытых вечнозелёной растительностью. Правая гора была основательнее левой и казалась массивнее… Капитан подумал, что в ясную погоду с них обязательно будут видны соседние острова – остров Мартиника, расположенный севернее Сент-Люсии, и остров Сент-Винсент, лежащий на юге. Рядом с горами над лесом поднимался туман, а, может быть, пар от горячих источников.

Юго-западное побережье Сент-Люсии было сильно изрезано – остров окружали многочисленные бухты, а берег состоял из перемежающихся песчаных и скалистых пляжей. Со стороны суши полоски серого и чёрного вулканического песка подпирали вулканические массивы, покрытые густыми лесами. Берег на востоке острова поражал дикостью, и капитан невольно отдал должное мастерству капитана Фишера, который умело вёл бриг вдоль этих неприветливых и опасных скал.

Потайную бухту нашли быстро, и «Консуэло» встал на якорь. Скоро на воду были спущены шлюпки для дона Барреро, Фишера, капитана и испанских ныряльщиков.

Покидая палубу, капитан Фишер сказал своему боцману:

– Всей команде, не занятой на вахте – ловить рыбу. Возле галеона матросам делать нечего… Увижу чей-либо любопытный нос – застрелю мерзавца на месте.

Бухту, где затонул «Сан Габриэль», капитану не надо было вспоминать, он её прекрасно помнил и командовал гребцам, куда поворачивать. Шлюпки шли чередой скал, от которых сильно тянуло запахом гуано. Наконец, из-за одиночной скалы, стоящей несколько поодаль остальных, их глазам открылось свободное пространство спокойной воды. Капитан протянул руку и сказал:

– Вот это место.

Дон Барреро и капитан Фишер склонились над водой, всматриваясь.

– Вода мутная, ничего не видно, – огорчённо произнёс дон Барреро: он поднял голову и его глаза пронизывающе вгляделись в капитана.

– Это из-за осенних штормов, – пояснил капитан Фишер.

Дон Барреро удивлённо повертел головой, осматривая окрестные скалы.

– Но как «Сан Габриэль» мог попасть сюда?

– Его перенесла сюда стихия, – ответил капитан и добавил: – Наверное.

– Боюсь, что это так, – подтвердил капитан Фишер. – Волны во время тайфуна могут достигать гигантских размеров…

Дон Барреро ещё немного попытался разглядеть что-нибудь в воде, а потом сказал:

– Я возвращаюсь на корабль… Сами тут разбирайтесь, капитан Фишер. Если что – мне сразу докладывать.

Его шлюпка вернулась к бригу. Там как раз шла разгрузка плота.

За время пути плотник с «Консуэло» соорудил большой деревянный плот с отверстием посередине. В это отверстие в плот должна была втыкаться дубовая бочка, в которой вместо дна было вставлено прозрачное стекло – через эту бочку можно было наблюдать за морским дном. Сейчас плот по частям спустили на воду и шлюпками отбуксировали в проливчик, собрав его там и поставив на якорь. На плот перебрались матросы, капитан Фишер и белозубый Антонио. Ныряльщик курил, лениво посмеивался, поглядывая со снисходительным видом на все приготовления, происходившие вокруг него. Капитан Фишер изредка отдавал матросам приказания.

Возле плота в другой шлюпке сидели капитан и сеньор Ромеро с сыновьями – те усиленно дышали, набираясь кислорода и перебираться на плот не торопились. Антонио изредка бросал на братьев Ромеро насмешливые взгляды. Потом он швырнул окурок в воду, в развалку подошёл к краю плота и, обхватив руками камень, лежащий на краю и привязанный к плоту линем, рухнул вниз – только взбудораженная вода заходила туда-сюда, качая плот.

Все опустили головы, всматриваясь в воду. Капитан Фишер прильнул к смотровой бочке, обхватив её руками и пытаясь что-то разглядеть в смутной воде. Капитан взял в руки часы. Потянулись секунды ожидания.

Почти через минуту Антонио вынырнул, задыхаясь, вдохнул в себя воздух и бешено погрёб к плоту. Встревоженные матросы втащили его наверх. Задыхающийся Антонио, явно напуганный, стал кашлять, отплёвываться, размазывая по лицу воду, текущую с волос, а потом закричал истошно, сотрясаясь всем телом:

– Я больше туда не полезу!

– Заткнись, каналья! – прикрикнул на него капитан Фишер. – И лучше скажи – там есть галеон?

Ныряльщик судорожно обернулся на голос капитана Фишера и вскричал:

– Есть галеон!.. Есть!.. Будь он проклят!

Ныряльщик стал подвывать, не переставая трястись и дёргаться. Чуткий плот ходил ходуном от его движений.

– Ну, так и что? – опять крикнул капитан Фишер.

– Не полезу! – ещё громче завопил Антонио. – Ни за что не полезу!.. О, Боже!.. Боже милосердный!

И тогда Фишер спокойно спросил, медленно приближаясь к ныряльщику:

– Так не полезешь?

Капитан поразился, как далеко вперёд выпятил капитан Фишер свой бритый, квадратной формы подбородок, подбородок, говорящий о страшной воле и большой жестокости. Капитан напрягся, испугавшись за ныряльщика. Антонио даже трястись перестал. Он удивлённо, или скорее даже как-то подозрительно, всё ещё щурясь от морской воды и смаргивая, посмотрел на капитана Фишера.

А тот, не говоря больше ни слова, достал из-за пояса пистолет и выстрелил ныряльщику в грудь. Антонио замертво рухнул на настил плота.

Капитан Фишер приказал матросам:

– Отвезите этот короб вонючих потрохов на берег и заройте где-нибудь… В море не бросать!

И он повернулся к шлюпке, в которой сидели братья Ромеро.

****

…каждый фридайвер знает, что повышенный риск в подводном плавании на задержке дыхания (в профессиональной терминологии именуемом «апное») требует особенно сознательных тренировок с соответствующими мерами безопасности. Такие тренировки, как известно, могут быть направлены на поэтапное повышение общей и специальной выносливости организма, координации движений, гибкости и подвижности грудной клетки. Спортсмену необходимо выработать эффективную и экономичную технику движений, а также сознательное отношение к гипоксии, нырятельному рефлексу и, собственно, к дыханию…

Каждый фридайвер знает, что человек при погружении в воду подвержен действию нырятельного рефлекса, при котором, как правило, наблюдаются ларингоспазм, брадикардия, вазоконстрикция и кровяной сдвиг. Недопустимые перегрузки могут привести к потере сознания (блэкауту), различным травмам и необратимым последствиям для организма спортсмена. Поэтому нельзя тренировать апноэ в воде без надзора (особенно на пределе возможностей), резко наращивать нагрузки и игнорировать компенсаторные возможности организма…

Сейчас действия ныряльщиков, своих сыновей, контролировал сеньор Ромеро – водолаз с большим опытом ныряния без какого-либо дыхательного оборудования, потому что никакого дыхательного оборудования, кроме водолазного колокола, в то время придумано ещё не было. Он попросил матросов сделать другой балласт для погружения. Все на плоту старались не встречаться взглядом с капитаном Фишером.

Скоро ныряльщики пошли на глубину каждый с двумя балластными камнями, привязанными тросами к плоту: один камень свободно висел на тросе, второй камень ныряльщик зажимал ногами, держась за трос, примотанный к этому камню. Ещё один трос был привязан к ремню со свинцовым шаром, закреплённым на поясе ныряльщиков. Капитан снова достал часы.

Через пять минут ныряльщики всплыли и полезли на плот. Сеньор Ромеро бросился к ним с полотенцами.

Мигель первым стащил с лица маску – пропитанную смолой ткань со стёклышками, укрепляемыми перед глазами.

– Там нет… Ничего страшного, – сказал он прерывисто. – Груда балласта… Развороченный киль галеона… Муть. Не больно-то видно… И сильно чувствуется донное течение.

– А глубоко там? – спросил капитан Фишер.

– Не очень, – ответил Мигель. – Где-то пятьдесят – шестьдесят футов… Если бы галеон не лежал на боку, то его грот-мачта торчала бы из-под воды.

Капитан Фишер осмотрелся, – проход между скалами был тупиковый, – и пробормотал сквозь зубы:

– Интересно, откуда здесь донное течение?.. Да ещё сильное.

– Это может быть, если в скалах есть проход, – тихо ответил сеньор Ромеро.

Капитан Фишер не ответил. Он отвернулся и закричал на матроса, нерасторопно, по его мнению, поднимающего из воды свинцовый пояс Мигеля.

Сеньор Ромеро приблизился к младшему сыну, готовящемуся нырнуть.

– Ещё раз повторяю… Настойчивая потребность сделать вдох – сигнал для всплытия на поверхность, – сказал он.

Серхио кивнул и прыгнул. Старый водолаз склонился над поверхностью, всматриваясь в воду.

Скоро Серхио вынырнул – без пояса, который он отстегнул в воде. Увидев его, матросы стали тянуть со дна сетку с бурыми невзрачными коралловыми образованиями – большими и маленькими. Капитан Фишер бросился к сетке, как ястреб. Матрос подал ему молоточек. Присев на плоту, капитан Фишер осторожно постучал по самому крупному из камней, потом снял отбитые скорлупки и куски. Под его руками блеснуло благородным сиянием, и скоро он очистил от кораллового камня несколько золотых браслетов, видимо раньше находившихся в связке. Капитан Фишер заулыбался, пряча браслеты на себе.

– Это надо немедленно показать дону Барреро, – сказал он, подхватывая с пола сетку с камнями. – И никому не слова… Слышите?

Вытряхнув всё из сетки к себе в шляпу, он отшвырнул сетку на палубу плота и, прижимая гору камней к груди руками, полез в шлюпку к капитану.

– Ныряйте, ныряйте! – крикнул он старому водолазу и приказал гребцам идти к бригу.

Капитану остаться с ныряльщиками он не предложил, возможно, намеренно. Поэтому капитан скоро оказался у брига и от нечего делать попросил матросов отвезти себя на берег залива. На берегу он снял сапоги, чулки и, закатав штаны выше колена, стал ходить по песку, поглядывая кругом.

Песок был вулканический, мелкий, серый пополам с чёрным. Светило солнце, и тёплый песок приятно грел уставшие от обуви ноги. Скоро из воды к капитану стали выбегать смешные розовые крабы. Капитан выбрал одного и приблизился к нему так, чтобы загородить собою солнце, и как только тень капитана упала на краба, тот замер, привстал на ножках и грозно поднял свои клешни, готовясь к обороне.

– Ты не прав, малыш, – сказал ему капитан больше для того, чтобы привести в порядок свои совершенно разбитые мысли. – Надо атаковать… Надо обязательно пытаться атаковать.

Капитан задумчиво посмотрел на матросов, сидящих у шлюпки – те старательно делали вид, что не глядят на него, но, когда капитан направился к пальмовой роще, стоявшей выше по берегу, один из матросов вскочил и пошёл за ним. Повернув назад и посмотрев в упор на матроса, который и не собирался отводить глаза, капитан сел на берегу. Перед ним в заливе стоял бриг, а за его спиной, за пальмовой рощей, – капитан прекрасно знал это, – тянулись бесконечные тёмно-зелёные горы, а далеко над ними дымился ядовитыми парами невысокий вулкан.

Капитан ещё посидел так какое-то время и вернулся на бриг.

Весь этот день на бриге нестерпимо воняло жареной рыбой. Рыба была на ужин: матросы рыбачили весь день и наловили её вдоволь. На полубаке лежали ныряльщики и делали, как капитан понял, вентиляцию лёгких: их долгий, протяжный свист был слышен по всему кораблю.

Ближе к ночи, уже стало темнеть, капитан вышел из своей душной каюты проветриться. Рыбой уже не пахло, а пахло хорошим кофе и крепкими сигарами, запах которых тянулся с капитанского мостика. Где-то на баке бренчали гитара и банджо, и раздавались звуки негромкого пения.

Капитан чуть прошёл по правому борту и наткнулся на старого водолаза. Испанец стоял у борта и, увидев капитана, в знак приветствия важно коснулся рукой своей широкополой шляпы. Капитан подошёл к нему и встал рядом, опять напрягая свою память, но внешне спокойный. Какое-то время они стояли молча, потом к ним подошёл младший сын старого водолаза. В руках он держал поднос, на котором лежали две сигары, и стоял зажжённый фонарь.

И когда старый водолаз, взяв одну сигару, предложил капитану вторую, капитан его вспомнил: Гавана, тридцать восьмой год, дядя Пепе!

Капитан посмотрел в спину удаляющегося с пустым подносом Серхио и спросил:

– Как здоровье сеньориты Авроры?

– Сеньоры Авроры Гонсалес, – степенно поправил его дядя Пепе, он зубами откусил кончик своей «табакос» и сплюнул его за борт.

– Ваша племянница вышла замуж? – спросил капитан и тоже откусил кончик своей «табакос».

– Да, сеньор капитан… За испанца из Наварры, – медленно ответил дядя Пепе, он поднял фонарь с палубы, открыл его и принялся раскуривать свою сигару на огне фонаря.

Пустив облачко дыма, он передал фонарь капитану.

– Из Наварры? – невнятно переспросил капитан: он тоже стал раскуривать свою «табакос».

– Моя племянница долго не выходила замуж, пока не выбрала мужа по себе, – спокойно сказал дядя Пепе. – Теперь она с мужем живёт в Испании.

Капитан быстро вгляделся в водолаза, стараясь увидеть его глаза, но было уже слишком темно, а может быть, испанец просто прятал своё лицо, когда спокойно пояснил:

– Да, он похож на вас, сеньор капитан… Такой же светлый.

Капитан не знал, что на это ответить, и на несколько минут установилось молчание. Потом дядя Пепе неожиданно произнёс:

– Спасите моих сыновей, сеньор капитан… Скоро хефе Франсиско прикажет убрать свидетелей… Всех, кто видел галеон.

Голос старого водолаза был тих и спокоен, словно бы он обсуждал с капитаном позапрошлогодний урожай винограда в далёкой Испании.

****

На следующий день опять ныряли, и с самого утра из-под воды шли золотые монеты.

На плоту теперь установили раскалённую жаровню, перед которой сидели ныряльщики и пили горячий чай. Они сделали уже двадцать погружений, и им требовался отдых.

Капитан Фишер сердито смотрел на них из своей шлюпки.

– Не могли бы они нырять чаще? – наконец, отрывисто спросил он у старого водолаза. – Чего прохлаждаться?

– Проклятье на мою душу! – воскликнул сеньор Ромеро, сорвавшись.

Но он тут же взял себя в руки и уже спокойно сказал, неодобрительно поглядывая на Фишера:

– Они не прохлаждаются, сеньор капитан, а отдыхают… Можете сами попробовать понырять к галеону.

Капитан Фишер сглотнул и отвёл глаза.

– Мне это ни к чему, – тут же отшутился он. – Не зря же арабская пословица говорит: разве кто полезет под воду по своей воле?

Чтобы скрыть своё недовольство, Фишер сделал вид, что очень торопится доставить на бриг к дону Барреро сегодняшнюю добычу. Капитана он сегодня оставил на плоту под присмотром троих матросов, и, как только шлюпка Фишера скрылась в камнях, капитан перелез из на плот.

– Где вы научились этому делу, сеньор Ромеро? – спросил он у старого водолаза.

– Я научился нырять на Цейлоне… Я был ловцом жемчуга, – медленно ответил водолаз.

Услышав голос отца, улыбающийся Мигель оглянулся и посмотрел на капитана. Капитан подошёл поближе к ныряльщикам и спросил у Мигеля:

– Вам не страшно под водой?

– Под водой всем страшно, – ответил тот. – А мне становится страшно, не успею я сделать вдох для погружения… Серхио ныряет охотно, но и ему тоже страшно. Только он никогда не сознается в этом.

– Всё ты врёшь, старичок! – воскликнул Серхио насмешливо. – Просто ты мне завидуешь, что я ныряю лучше тебя!

– Зато у тебя мозги, как у новорождённого мартышонка, сосунок несчастный, – сказал Мигель степенно.

– Мальчики, не ругайтесь, – произнёс старый водолаз и неодобрительно посмотрел на сыновей. – У вас разница в возрасте – всего год.

Капитан заулыбался.

– А что самое главное для ныряльщика? – спросил он у сеньора Ромеро. – Хорошие лёгкие?

– Не только, сеньор капитан, – сказал старый водолаз. – Я считаю, что главное – это умение определить свои возможности… Иные сидят под водой, пока не потеряют сознание… Они даже ничего не делают для своего спасения. Только видишь – замахали под водой руками. Как движения беспорядочные, а глаза – застывшие, затуманенные, значит, надо нырять, спасать, вытаскивать их. Такие никогда ныряльщиками не станут.

Тут сеньор Ромеро повернулся к сыновьям и громко сказал:

– А вы почему не дышите, бездельники? Ну-ка, дышать немедленно!

И молодые ныряльщики тут же засвистели. Потом вернулся капитан Фишер, и ныряльщики опять делали погружения и опять вытаскивали комки кораллов, и почти в каждом комке было по несколько золотых монет, которые капитан Фишер, собрав как можно больше, отвозил хефе Франсиско на бриг.

К вечеру капитан опять попросился на берег, и его опять отвезли, и он стал бродить по берегу, пугая розовых крабов. На душе его было тоскливо. Он стоял на песке тропического острова под ярко-синим небом, высоко над его головою вместе с сильным ветром бежали маленькие кудрявые облака, отбрасывающие на голубую поверхность залива тёмные ползущие тени, а глаза его на этот остров просто не глядели.

И тут неожиданно он услышал крик белки-векши.

«Здесь не может быть векши, – подумал капитан всполошено. – Просто не может! Так может кричать только Райвенук!» Горячая волна радости затопила его. Чтобы скрыть своё замешательство, капитан резко нагнулся, увидел гладкий морской камень и, обрадовавшись, схватил его. Скоро из таких плоских голышей он возвёл на берегу, у самой пальмовой рощи, невысокую, но основательную башню, любовно подправил её со всех сторон, подобрал с земли засохший пальмовый лист, воткнул его в самый верх башни, придавив от ветра увесистым камнем.

– Замок розовых крабов, – отряхивая руки, громко сказал он караулящим его матросам, которые во все глаза следили за ним. – Завтра будет заселение.

Ночью капитан опять стоял в темноте на палубе вместе с сеньором Ромеро, они любовались звёздной ночью и курили сигары. И только пристальный наблюдатель мог заметить, что иногда они, между фразами, сказанными обычным голосом, говорили что-то тихо на ухо друг другу. Капитан повысил голос только один раз, после того, как сеньор Ромеро сказал:

– Я остаюсь на бриге, сеньор капитан.

– Они же убьют вас! – придушенно вскрикнул капитан.

– Я остаюсь в залог жизни своей больной жены и своей старенькой матери, – спокойно ответил старый водолаз. – Без меня дон Барреро расправится с ними. Мне надо остаться.

– Но они всё равно убьют вас, – стал протестовать капитан.

– Другого выхода я не вижу, – помолчав, тихо проговорил старый водолаз и добавил: – Но я буду уже счастлив тем, что мои сыновья спасутся.

– Нет, – тихо ответил капитан. – Так не пойдёт… Надо что-нибудь придумать.

****

На следующий день ныряльщикам стали попадаться стеклянные бусины, а потом слитки серебра с выбитыми на них цифрами декларации.

К вечеру капитан опять сошёл на берег. Его башня стояла на песке нетронутая никем, только сухой пальмовый лист уже не торчал на самом верху. Капитан стал ходить вокруг башни, не смея приблизиться к ней – сегодня на берегу было много матросов: они ходили днём в глубь острова, чтобы настрелять дичи, и теперь купались. Когда их шлюпка, наконец-то, ушла к бригу, и на берегу остались только матросы-караульщики, капитан подошёл к своей башне и поднял верхний камень.

Как он и думал, в углублении под камнем лежала записка. Капитан взял её, загородившись спиной от матросов, и сунул за обшлаг рукава. На самый верх башни он опять воткнул пальмовый лист. В записке было только три слова, написанных рукой мистера Трелони: «Ждём ваших приказаний». Вернувшись к себе в каюту, капитан стал писать ответ огрызком карандаша, который у него хранился в отвороте обшлага со времён острова Андрос. Он намеревался вечером следующего дня оставить эту записку на самом верху «замка розовых крабов», рассчитывая только на то, что никто из матросов этим замком не заинтересуется.

Поднятие ценностей с борта галеона «Сан Габриэль» шло своим ходом. На следующий день капитан Фишер уже с утра отвёз дону Барреро на бриг золотые ожерелья, подвески и браслеты, изготовленные безвестными мастерами из Нового Света. За долгое время пребывание под водой всё это обросло кораллами. Иногда куски кораллов были пустыми, ничего не содержащими внутри, а иногда один только крупный кусок, поднятый с помощью троса, скрывал под своим корявым обличьем многие предметы сразу: стеклянные бусины явно китайского происхождения, керамические черепки, бронзовые китайские весы для взвешивания драгоценных камней, серебряные эфесы шпаг, именные золотые гребни какой-то доньи Каталины, золотые и серебряные монеты, слитки серебра и нефритовую китайскую подставку для кистей – всё это, лежащее вперемешку, тщательно отбиралось капитаном Фишером и доставлялось на борт брига. Капитан Фишер не стал выбрасывать даже керамические черепки после того, как капитан сказал, что они могут заинтересовать дона Барреро.

Вечером капитан долго сидел на берегу возле своей заветной башни, после того, как положил в неё записку, и с улыбкой смотрел на сухой пальмовый лист, опять трепещущий на её вершине.

Утром следующего дня пальмового листа на башне уже не было, о чём капитан сразу сообщил старому водолазу. Тот кивнул и пошёл к своим сыновьям на полубак – пора было садиться по шлюпкам, чтобы идти к галеону. Плот стоял, как всегда, на своём месте.

Мигель и Серхио нырнули с плота одновременно. Плот закачался, потом постепенно встал. Все, как обычно, вглядывались в толщу воды, пытаясь разглядеть хоть что-то под её мутной поверхностью. Когда истекли обычные для таких погружений пять минут, капитан закрыл часы и с тревогой посмотрел на сеньора Ромеро. Тот, встретившись испуганным взглядом с глазами капитана, отбросил полотенце и всполошено закричал матросам:

– Тяните!.. Да тяните же!

Матросы стали выбирать тросы с поясами-утяжелителями. Верёвки шли легко и скоро оказались на поверхности оборванными, без поясов.

Закричав, старый водолаз прыгнул в воду за сыновьями, и какое-то время его не было видно. Потом он вынырнул, жадно глотнул воздуха на поверхности и нырнул обратно. Когда он вынырнул из воды во второй раз, у него шла носом кровь. С помощью матросов водолаз влез на плот и, отдышавшись, глухо сказал:

– В воде их нет…

Он обвёл присутствующих взглядом мутных, налитых кровью глаз. Помолчав немного, он схватился за голову и добавил:

– Там нет моих сыновей.

Он скрючился на настиле плота и застыл, с его одежды стекала вода. Все потрясённо молчали, не зная, что делать. Капитан сквозь полуприкрытые веки неотрывно смотрел на старого водолаза. Матросы, поражённые ужасом, тоже смотрели на старого водолаза, потом они стали быстро, лихорадочно креститься и один за другим пересаживаться с плота в шлюпки.

– Скорее на «Консуэло»! – заорал Фишер. – Я должен обо всём доложить дону Барреро!

Тут он обернулся, глянул на капитана и прорычал грозно, тыча пальцем в двоих матросов:

– Ты и ты – останетесь с капитаном Линчем!.. Глаз с него не спускать!

Фишер отчалил. Во второй шлюпке закачались на поднятой волне оставленные матросы: они испуганно смотрели на капитана, и в их лицах читалось желание оказать от этого несчастного места, как можно дальше.

Не сводя глаз с этих двоих, капитан присел перед неподвижным сеньором Ромеро на корточки, участливо положил руку ему на плечо и тихо произнёс:

– Я боялся, что у вас не получится разбить себе нос под водой, сеньор.

****

На следующее утро все матросы с «Консуэло» отказались нырять к затонувшему галеону.

Отказались даже после того, как капитан Фишер достал свой пистолет. Впрочем, пистолет капитан Фишер довольно быстро убрал и независимо заулыбался, оглядывая злыми глазами сплочённые ряды матросов.

«Боится бунта, оно и правильно», – подумал капитан и сделал шаг вперёд.

– Нырять могу я, – сказал он и с улыбкой добавил: – Если сеньор Ромеро мне покажет, как это делается.

– Этот вопрос должен решить дон Барреро, – поспешно ответил явно обрадованный капитан Фишер. – Он с вами почему-то нянчится, хотя, была бы моя воля…

Фишер красноречиво не договорил, но глаза его хищно сверкнули. Он, уверенно и чётко ставя кривые ноги, медленно спустился с мостика, цепко глянул на боцмана, стоящего среди матросов, и поспешил в каюту дона Барреро.

Вернулся на палубу он уже с доном Барреро, странные немигающие глаза которого сразу нашли капитана в толпе матросов.

– Я пойду сегодня с вами к галеону, – сказал хефе Франсиско капитану. – Хочу посмотреть, как вы ныряете, мой друг.

Глаза хефе Франсиско опять смотрели на капитана, подавляя. Потом хефе Франсиско огляделся и недоумённо спросил:

– А где наш водолаз?

Фишер, потянувшись всем телом, что-то сказал хефе Франсиско на ухо.

– Ну и что, что утонули? – ответил тот. – Приведите его немедленно… Он же должен научить капитана Линча.

Фишер кивнул боцману. Боцман отдал команду. Матросы стали спускать шлюпки на воду, спустя какое-то время кто-то привёл сеньора Ромеро на палубу. Старый водолаз был угрюм, он посмотрел на капитана напряжённым взглядом. Капитан ненадолго прикрыл глаза веками.

Из шлюпок в бухте затонувшего галеона на плот вылезли только капитан, старый водолаз и матросы, отвечающие за подъём балласта и пояса-утяжелителя. Все стали готовиться. Капитан и старый водолаз сняли рубашки и взяли утяжелители со свинцовой гирей, чтобы закрепить их на поясе. Капитан Фишер, до этого негромко переговаривающийся с доном Барреро в своей шлюпке, неожиданно закричал:

– А вы куда, сеньор Ромеро?

Старый водолаз посмотрел на него недоумённо.

– Начинающий ныряльщик никогда не ныряет в одиночку, – ответил он. – Его сопровождает…

– Это где-то не ныряет, а у нас ныряет, – перебил водолаза капитан Фишер и небрежно, отгоняя, как муху, помахал ему пальцами вытянутой руки, чтобы тот отошёл от капитана.

Но старый водолаз не отошёл, он стал что-то тихо объяснять капитану, показывая на воду и на свою грудь. Капитан улыбался и кивал головой.

– Я всё уже понял, сеньор, – сказал он.

– Понять – это не главное, – ответил водолаз. – Вы ещё не ныряли и не знаете, что это такое… У вас может появиться боязнь глубины. Может возникнуть паника.

– У меня не будет паники, сеньор Ромеро, – ответил капитан.

– Обычный человек может задержать дыхание до одной минуты… А некоторые легендарные ныряльщики могут задерживать дыхание до двадцати минут и более, – сказал сеньор Ромеро.

– Да-да… А киты способны оставаться под водой до одного часа двадцати минут, – вторил ему капитан с улыбкой, он потянулся и взял с настила маску из просмоленной парусины со стёклышками для глаз.

– Перестаньте шутить, сеньор капитан, – сурово сказал водолаз, его умные глаза смотрели встревоженно. – Дело очень опасное… А я отвечаю за вашу жизнь.

Он стал помогать капитану прилаживать маску на лице. Капитан сел на настил плота и спустил ноги в воду, которая показалась ему удивительно тёплой.

– Как будете готовы – прыгайте, – сказал водолаз.

Капитан кивнул головой и тут же прыгнул.

Он полетел вниз с балластным камнем, скоро очутился на дне и огляделся, держась одной рукой за трос, привязанный к камню, и стараясь увидеть хоть что-нибудь вокруг. Вокруг него было темно каким-то мутно-зелёным сумраком, он слышал глухие звуки, раздающиеся в этой темноте, а давление воды сжимало, сдавливало его тело со всех сторон, прижимало маску к лицу и стискивало грудь, выдавливая, выжимая из лёгких, казалось, последние капли воздуха.

А потом капитан попал в олибу, и он сразу понял это, хотя ничего подобного он ещё не переживал и не чувствовал. Его взгляд словно потерял свой фокус, или просто фокус его зрения растянулся по всему окружающему пространству, по всей этой мутной, зелёной воде, в которой капитан видел всё, и всё знал, и всё чувствовал, потому что сознание его раскинулось до бесконечности, а раскинувшись, оно вернулось к нему обратно и пошло внутрь. Внутри его тела всё было спокойно и расслаблено, он ощущал, как возникают и тут же гаснут какие-то напряжения в шее и в диафрагме, он понимал, он видел внутренним взором своё редко бьющееся сердце, он чувствовал, он даже слышал, как его лёгкие дышат…

Тут капитана потянули за пояс, он поспешил расстегнуть его и всплыть на поверхность.

– Слава богу!.. Вас не было больше минуты! – воскликнул сеньор Ромеро.

– Да? – удивился капитан, подплывая к плоту. – В другой раз буду считать секунды.

Он вскарабкался на плот и сел, опять спустив ноги в воду, и все заметили, что капитан не задыхается – он дышал совершенно обычно.

– Вы забыли снабдить меня сеткой для сокровищ, – сказал он, поправляя маску на лице.

– Сетка – вот она, – растерянно сказал старый водолаз, во все глаза глядя на капитана и придвигая к нему сетку, привязанную к тросу.

А капитан, увидев, что его утяжелитель уже подняли из воды, стал снова пристраивать его на поясе.

– Вам надо отдохнуть, сеньор капитан, – жалобно проговорил водолаз.

– Я не устал, – ответил капитан, принимая из рук матросов балластный камень.

– Боли в ушах нет? – спросил его водолаз.

Но капитан уже шумно свалился в воду.

Он всплыл на поверхность через минуту и поплыл к плоту. Матросы подняли его на настил. Сеньор Ромеро, который всё это время напряжённо сжимал в руках полотенце, уже набрасывал его на плечи капитана.

– Спасибо, сеньор, – ответил капитан ровным голосом.

Плот снова накренился: матросы в это время вытягивали из воды сетку с коралловыми камнями, которую капитан нагрузил под водой. Капитан Фишер поспешно принял содержимое сетки в свою шлюпку, которая заходила ходуном. Дон Барреро, до этого, казалось, безучастно созерцавший происходящее, потеснился на своей банке: его руки цепко держались за планширь шлюпки, стараясь справиться с качкой.

Капитан Фишер принялся лихорадочно разбивать камни и выбрасывать осколки за борт. Всё, обнаруженное в кораллах, он отдавал дону Барреро – это были золотые самородки, большие и не очень, а ещё множество золотого песка и крупинок, вдруг хлынувших из-под его молотка. От неожиданности все в шлюпке дёрнулись, чуть её не опрокинув. Дон Барреро стал ссыпать горстями песок и крупу в свою шляпу. Он был удивительно спокоен, в отличие от капитана Фишера – тот вскрикивал, стонал, подозрительно оглядывался на матросов и сыпал грязными ругательствами, когда коралл оказывался пустым. Только пустых коралловых камней было на удивление мало.

Капитан нырнул ещё раз, и опять матросы подняли сетку, полную коралловыми камнями, в которых опять были самородки золота. А потом капитан сказал, что устал. Капитан Фишер потянулся к своему пистолету и нервно задышал, собираясь что-то возразить, но дон Барреро, строго посмотрев на него, ответил спокойно:

– Конечно, капитан Линч, отдыхайте, пожалуйста.

Вечером, перед закатом, капитан и старый водолаз попросили отвезти себя на берег. Они сели у крабовой башни, разулись и стали смотреть на воду, на скалы, на небо и на бриг. На палубе брига хефе Франсиско стоял и глядел на капитана и старого водолаза в подзорную трубу. Капитан помахал ему рукой, а потом лёг на песок, подложив под голову свою и так уже изрядно смятую шляпу со словами:

– Если он и дальше будет на нас пялиться, мы не сможем достать записку.