Люди ветра Андерсон Пол
— Желаю я этого или нет, акх? — Сказал он. — Что ж, думаю, любой план прекрасен, если он позволяет лично убивать землян.
— Ты уверен, что они приземлятся там, где нужно? — Поинтересовалась Табита.
— Нет, конечно, мы не можем быть уверены, — отрезал Аринниан. — Мы сделаем то, что сможем, чтобы эта территория была их логическим выбором.
Среди прочего, мы организуем несколько случаев дезертирства. Земляне не смогут заподозрить, что они спровоцированы нами, потому что уйти от этой планеты действительно нелегко. Ее защита предназначена для предметов, поступающих извне.
— Гм. — Табита потерла подбородок. — Если бы я была умным земным офицером, и кто-нибудь, заявляющий, что он бежал с Авалона, принес мне подобную весть, я бы подвергла его. Как это они называют?. Гипнопробе.
— Вне всякого сомнения, — кивок Аринниана был резок. — Но дефекторы будут великолепны. Мой отец отобрал особо умных людей, чтобы они об этом позаботились. Я не знаю деталей, но догадаться могу. У нас действительно есть люди, поддавшиеся панике, или такие, которые хотят сдаться, потому что убеждены, что мы поступаем безрассудно. И есть еще больше таких, которые заражены этим в меньшей степени и которым первые полностью доверяют.
Предположим. Предположим на мгновение, что мы убедим президента Викери вызвать потенциального предателя для конфиденциального разговора.
Викери объясняет, что сам хотел бы бежать, но действовать открыто для него равносильно политическому самоубийству, поэтому он хочет помочь нескольким особам покинуть планету и передать секретное сообщение землянам.
Понимаешь? Я не утверждаю, что это будет сделано именно таким образом, я не знаю, до какой степени мы можем доверять Викери. Но мы можем оставить право выбора за людьми моего отца.
— И подобным же образом подготовлены боевые порядки, которые приблизят сказку к реальности. Прекрасно, прекрасно! — Отозвался Драун.
— Именно к этому я и подходил, — сказал Аринниан. — Моя задача состоит в том, чтобы собрать лидеров различных Домашних охран и скоординировать их действия.
Поднявшись, он принялся расхаживать по комнате мимо Табиты, не глядя при этом в ее сторону.
— В данном случае очень бы помогло, — проговорил он отрывисто, — если бы добавочную информацию принес им один из них.
Дыхание со свистом прорвалось сквозь ее сжатые зубы. Драун подался вперед, освободив ахатаны и перенеся тяжесть тела на пальцы ног.
— Да, — подтвердил Аринниан. — Речь идет о твоем драгоценном Филиппе Рошфоре. Можешь сказать ему, что я здесь потому, что очень озабочен судьбой Экватории. — Он сообщил детали. — Потом я найду какое-нибудь дело на соседних островах и улечу вместе с Айат. Наша лодка останется здесь, полностью неохраняемая. Ты ведь позволяешь ему свободно бродить по окрестностям, не так ли? Его дальнейшие действия очевидны.
Табита с такой силой сдавила трубку, что треснул черепок. Она даже не заметила этого.
— Нет, — был ее ответ.
Аринниан обнаружил, что для того, чтобы остановиться и посмотреть на нее, ему не нужно делать над собой усилия.
— Он значит для тебя больше, чем твой мир?
— Бог покарает меня, если я когда-нибудь попытаюсь вот так его использовать, — сказала она.
— Но если его благородная натура не сможет позволить себе обмануть твое доверие, о чем же тогда тебе беспокоиться?
— Я не собираюсь ронять перед ним свое достоинство, — сказала Хилл.
— Перед этим-то пометом? — Едко заметил Драун.
Взгляд ее метнулся в его сторону, а рука — к лежавшему на столе ножу.
Он отступил.
— Ладно, ладно, — пробормотал он.
Когда последовавшая за этим тишина была нарушена, все почувствовали облегчение.
Кто-то постучал в дверь. Аринниан, находившийся ближе всего, открыл ее. За дверью стоял Рошфор. За его спиной маячила лошадь и цирраук. Филипп дышал неровно, и под смуглостью кожи проступала бледность.
— Вы вернулись слишком рано, — сказал Аринниан.
— Айат. — Начал Рошфор.
— Что? — Аринниан схватил его за плечи. — Где она?
— Не знаю. Я. Мы скакали, разговаривали. Внезапно она вскрикнула!
Крис, я никак не могу забыть этот крик! Она сорвалась с места, взмахнула крыльями и исчезла за вершинами деревьев раньше, чем я успел ее окликнуть.
Я. Я ждал, пока.
Табита подошла к ним. Она хотела оттолкнуть Аринниана, заметила его неподвижность, то, с какой силой его пальцы впились в плоть Рошфора, и отступила.
— Фил, — тихо сказала она. — Дорогой, подумай! Она должна была услышать что-то ужасное! Что это было?
— Не могу себе представить, — хватка Аринниана заставляла землянина морщиться, но он не двигался. — Она попросила меня описать космический бой. Мои впечатления. Я рассказал ей о последнем бое перед нашей высадкой.
Помните, я рассказывал вам то же самое.
— Было ли что-то, о чем я не спросила?
— Кажется, я не описал, как выглядела лодка, но Айат попросила меня это сделать.
— И что же?
— Я сказал ей. Разве не нужно было?
— И как же?
— На гиперболическом изгибе находились три золотые звезды.
Аринниан выпустил Рошфора. Кулак его опустился на лицо человека.
Рошфор покачнулся и упал. Аринниан выхватил было нож, но овладел собой.
Рошфор, озадаченный, сел. Рот его кровоточил.
Табита опустилась возле него на колени.
— Ты не мог знать, дорогой мой, — сказала она. Она сама едва держала себя в руках. — То, о чем ты ей сообщил, было известием о смерти ее возлюбленного!
Глава 15
Ночью поднялся ветер. Поплыли облака, набрасывая сине-черные тени на плывущую среди них Моргану. Тут и там лениво поблескивали звезды. В темноте за линией берега шелестел прибой, и деревья отвечали ему глухим рокотом. Холод заставил людей одеться теплее.
Рошфор и Табита медленно брели среди дюн.
— Где она? — Подавленно спросил он.
— Одна, — ответила она.
— В такую погоду? Она ведь может еще ухудшиться. Послушай, если бы Холм сразу отправился на поиски, то мы хотя бы.
— Они оба могут о себе позаботиться, — Табита поплотнее запахнула плащ. — Я не думаю, чтобы Крис надеялся ее найти, если только она сама не захочет, чтобы ее нашли, а это сомнительно. Просто он должен что-то делать. И ему хочется некоторое время побыть от нас вдали. Ее скорбь заставляет скорбеть его. Типичная итрианская черта: самому переносить первый прилив горя.
— Святые! Я все испортил, да?
Он маячил рядом с ней длинной тенью. Она протянула руку, нащупала его ладонь, и это вернуло ей ощущение радости.
— Еще раз говорю тебе: ты же не мог знать, — ответила она. — Во всяком случае, лучше, что она узнала все сейчас, чем находилась бы в неизвестности еще недели и месяцы, а потом навсегда осталась в неведении относительно его смерти. Сейчас же она знает, что он остался чист, что погиб, одержав блистательную победу. — Она колебалась. — Кроме того, ты же не убил его! Это сделали наши же нападающие. Можно сказать, что это сделала сама война. Это был как удар молнии.
— Проклятая война, — сказал он, как выплюнул. — Разве недостаточно мы еще накидали дерьма?
Она вспыхнула:
— Твой драгоценный император мог бы окончить ее в любую минуту.
— Но она окончена, если не считать Авалона. Зачем продолжать все это?
Вы заставите их разнести здесь все на щепочки.
— И показать всем остальным мирам, что на самом деле представляет из себя Империя! Это бы испортило ее дела серьезно и надолго. — Гнев Табиты угас. — Ты же знаешь, что мы делаем ставку на то, что они не чудовища, и на то, что они умеют соблюдать свой интерес. Давай не будем больше говорить об этом.
— Я готов! Тэбби, ты и Холм. Я, конечно, имею в виду старого Холма, и еще других старых людей и итриан, которым совершенно безразлично, сколько умрет молодых, расплачиваясь за их глупость, за их чванство.
— Прекрати, пожалуйста!
— Не могу! Вы разрабатываете какой-то новый безумный план, который, как вы считаете, позволит одной маленькой колонии одержать верх над всеми остальными мирами. Я вот что скажу: как бы долго это не длилось, все окончится катастрофой. Потому что битва продолжится, еще усилится. Нет, я не могу безразлично наблюдать за тем, что вы делаете!
Она остановилась. Он тоже. Вглядываясь в темноту, она пыталась разглядеть выражение лица Рошфора.
— Не беспокойся, — сказала она. — Мы знаем, к чему вы клоните!
— Знаешь? Каков же твой план?
— Я не должна тебе этого говорить, дорогой!
— Конечно, — сказал он с горечью, — но ты можешь позволить мне лежать ночами без сна, проводить один за другим отравленные горечью дни, в страхе за тебя. Послушай, я многое знаю о войне. И о психологии Высшего императорского командования. Я могу дать тебе неплохой совет относительно его реакции на ваши начинания.
Табита покачала головой. Она надеялась, что он не видит, с какой силой зубы ее впились в губу.
— Скажи мне, — настаивал он, — ну какой вред я смогу причинить? Любой мой совет. А может быть, вы не предлагаете ничего особенно безрассудного?
Как бы я хотел в этом убедиться.
Ей едва удалось заставить себя сказать:
— Прошу тебя, прошу тебя!
Он положил руки ей на плечи. Лунный свет падал на его глаза, превратив их в два черных бассейна.
«Я не могу ему лгать. Или могу? Но ведь я нарушаю присягу! Могу?
Аринниан хотел, чтобы я ему кое-что сказала… Но я не испытываю тебя, Фил!
Я. Выбираю меньшее из зол. Потому что ты не хотел бы, чтобы твоя женщина нарушила данное ею слово, ведь правда? Я дарю тебе то короткое счастье, какое могу. Ложью, что не может никак повлиять на твое поведение. Потом, когда ты узнаешь, я на коленях буду просить тебя о прощении».
Она с трудом узнала свой голос:
— Мы можем располагать твоим словом?
— Относительно неиспользования против вас полученной информации? Несколько секунд он молчал. Волны бились за его спиной. — Да!
— Ох, нет! — Она потянулась к нему. — Я не думала.
— Я даю тебе слово, моя милая!
«В этом случае. — Подумала она. — Но нет, я не могла бы сказать ему правды, не посоветовавшись сначала с Ариннианом, который, конечно же, сказал бы „нет“, а Фил, без сомнения, чувствовал бы себя несчастным из-за страха за меня и, что там ни говори, за своих друзей во флоте, потому что честь не позволила бы ему предупредить их».
Она сжала кулаки под покрывающим ее плащом и поспешно проговорила:
— В общем, речь идет не о чем-то капитальном. Тебе известно насчет Экватории, ненаселенного континента. Там нет ничего, кроме крошечных установок и ничтожного количества охраны. Она, главным образом, сидит в бараках, потому что несколько попыток патрулировать территорию оказались бесплодными. Крис очень обеспокоен.
— Гм. Да, я слышал, как он упоминал тебе об этом.
— Он убедил своего отца, что защита недостаточна. При более тщательном изучении они обнаружили, что плоскогорье Скорпелуны вообще открыто. Горы, частые штормы и прочее делают его особенно изолированным.
Если бы враг сконцентрировал свои силы на то, чтобы прорвать орбитальную защиту и быстро устремиться вниз, то, оказавшись примерно в пятидесяти километрах над землей, он обнаружил бы преграду всего лишь из нескольких слабых лучей и, без сомнения, вполне мог бы справиться с теми несколькими орудиями и воздушными кораблями, которые успели бы туда добраться. А оказавшись на земле, он сразу бы окопался и создал. Как вы говорите?.
Плацдарм. Мы должны укрепить эту территорию. Вот и все!
Она замолчала. У нее закружилась голова. «Неужели я сказала все это на одном дыхании?»
— Понятно, — отозвался он спустя несколько минут. — Спасибо тебе, драгоценная моя!
Она подошла к нему и поцеловала со всей нежностью, на какую была способна.
Позже ночью ветер стал тише, небо затянуло, пошел дождь, медленный, как слезы. К утру он прекратился. Среди разлива вод медленно поднялась сонная Лаура. Она плавала в бесконечной голубизне, а каждый листок и травинка острова казались драгоценными камнями.
Айат покинула утес, на котором провела несколько последних часов.
Вначале она чувствовала себя окоченевшей и вымокшей. Но ветер, бивший ей в ноздри и антибраторы, оживили кровь, налив силой мышцы.
«Вверх, вверх», — подумала она и понеслась по спирали. Море смеялось, но остров дремал, и единственным звуком был шум ее крыльев.
«И в смерти своей, Водан, ты тоже был солнцем!»
Отчаяние ушло, воспламененное усилием ее крыльев, развеянное ветром, затопленное водой — так, как он хотел бы для нее. Она знала, что боль еще вернется, но этой боли она уже была сильнее. И под ней уже ощущалась печаль, как огонь, тлеющий под травой. И пусть она живет, пока жива Айат, пусть Водан живет в ней и после того, как в ней пробудится чувство к другому, после того, как она отдаст этому другому свою любовь.
Она сделала круг. С той высоты, на которую она поднялась, ей был виден не один остров. «Я еще не хочу возвращаться. Аринниан может ждать меня до. Сумерек? — В ней ожил голод. Она потратила слишком много энергии.
— Будь благословенна боль, будь благословенен голод. Будь благословенна удача!»
Далеко внизу стая птероплеуронов покинула свои гнезда и устремилась на поиски пискоидов над поверхностью воды. Айат выбрала цель, и устремилась вниз. Когда она закрыла глаза пленками, чтобы защитить их, мир сделался пятнистым и немного потускнел. Но она еще острее ощутила присутствие неба, струящего потоки света, свист ветра вокруг нее. Каждая клеточка ее тела ощущала готовность, знание нужного угла, скорости, силу падения.
Ее тело знало, когда расправить крылья, когда сложить их, как и когда должны вступить в действие руки. Кинжал был ей не нужен. Шея рептилоида сломалась под вихревым натиском этой встречи.
— Водан, ты был бы рад!
Ноша мешала ей. Не будучи тяжелой, она в то же время была неудобной.
Айат опустилась на отдаленную скалу, нарезала мясо и поела. Сырое, оно было простым на вкус, даже пресноватым. Прибой под ней кричал и брызгался.
Потом она полетела вглубь острова, теперь уже медленнее. Нужно было найти высокую растительность и отдохнуть среди деревьев и цветов, в нагретой солнцем тени. Потом можно будет вновь подняться в небо. И все время она будет вспоминать Водана! Поскольку они не совершили брачного обряда, она не сможет вести его похоронный танец. Поэтому сегодня она должна исполнить его одна, наедине с собой.
Она спустилась к фруктовому саду. Вода, испаряющаяся с листьев, создавала над землей дымку легкого тумана, и эта завеса слегка колыхалась среди зелени под солнцем. Сгустившиеся запахи накрыли ее своим опахалом.
Она пила сильные ароматы живущей земли, и антибраторы ее справлялись с этим не хуже легких, пока у нее не закружилась голова, а кровь не забурлила и не запела.
«Водан, — грезила она, — если бы ты был здесь, возле меня, мы улетели бы вместе, и ничто бы уже не помешало нам. Мы нашли бы место, где ты смог бы укрыть меня своими крыльями».
Казалось, что он был и впрямь здесь.
Шелест крыльев, воздух, внезапно наполнившийся мужским запахом. Все поплыло перед ней. «Теряю ли я сознание? Мне лучше сесть». Она неуверенно опустилась вниз и приземлилась.
Ее окружали апельсиновые деревья, не слишком высокие и не слишком часто растущие, чьи оранжевые шары казались таинственными в глубине листвы. Земля была недавно обработана, засеяна и лежала, открытая небу.
Коричневая и мягкая, она прильнула к ней. Почва была сырой, но нагретой солнцем.
Послышался шум крыльев. Чья-то тень на мгновение закрыла Лауру.
Летящий опустился, Айат узнала Драуна.
Его гребешок был напряжен. Каждое перышко вокруг усмехающегося рта говорило: «Я надеялся, что смогу вот так и найти тебя, после того что случилось».
— Нет! — Жалобно бросила она и расправила крылья, намереваясь улететь.
Драун уверенно двинулся вперед, широко расставив руки и изогнув пальцы.
— Прекрасная, прекрасная, — произнес он. — Хкр-р-р!
Ее крылья качнулись. Поток воздуха принес силу, но не ее силу. То была иная энергия, потрясающая ее до основания.
— Водан! — Взмолилась она и вдруг оказалась на крутящейся земле.
Подъем был медленным и неуклюжим. Драун настиг ее и сомкнул когти вокруг ее алатана. Они упали вместе.
Она царапнула его по лицу и потянулась за ножом. Он поймал ее за обе кисти и притянул к себе.
— Ты ведь не хочешь этого на самом деле! — Его дыхание ударило в ее ухо.
— А теперь? — Он обвил руками ее шею и крепко сжал ее в объятиях.
Распростершись, его крылья снова скрыли собой солнце, и перышки опустились ей на глаза.
Ее крылья скрылись под его оперением.
Она так плотно смежила веки, что темнота под ними заполнилась пляшущими бесформенными огнями.
«Водан, — пронеслось где-то среди гула, — я делаю вид, будто это ты».
Но Водан ни за что не ушел бы сразу после случившегося, оставив ее в горечи царапающей землю, дрожащей. Такой и нашел Айат Аринниан.
Тэбби еще спала. Холм еще искал свою несчастную подругу. Драун недавно улетел, обронив замечание, что хочет, если сможет, помочь в поисках. Все остальные разошлись по делам. Земля покоилась в лучах утреннего солнца.
Рошфор потихоньку пробрался в спальню. Табита принадлежала к тем немногим женщинам, которые хорошо выглядят в этот час. Крупное тело, коричневая кожа слишком упруга, чтобы запасть или опухнуть. Короткие белокурые волосы так разбросали свои завитки, что его пальцы так и тянулись поиграть с ними. Она дышала глубоко, уверенно, не сопела, хотя губы ее чуть-чуть разошлись, обнажив белую полоску зубов.
Когда он склонился над ней, то не ощутил никакого кислого запаха, только нежный, девичий. И увидел следы засохших слез.
Рот его искривился, но боль в прикушенной губе не была такой уж сильной, не то, что в сердце. Она плакала из-за него, когда они вернулись домой.
— Сегодня тебе, конечно же, нельзя, — прошептала она, согнув руку в локте и склонившись над ним, в то время как пальцы другой ее руки бегали по его щеке и груди. — А со всеми этими беспокойствами и несогласием — и подавно. Ты же так измучился! Не расстраивайся! Ты сам не знаешь, какая для тебя это травма. Подожди до завтра или до следующей ночи, Фил! Перед нами целая жизнь!
«Самая мучительная часть кошмара в моей душе — это то, что я не могу сказать тебе, почему я так тяжело это перенес, — подумал он. — Если я поцелую тебя. Но ты можешь проснуться. О, святой Джоан, сожженный за ее народ, помоги мне!»
Он понял, что если помедлит еще, она действительно может проснуться.
Он медленно досчитал до ста, прежде чем выскользнул из комнаты.
Крыши строений, возвышающихся за ним, казались невозможно четкими на фоне неба, в котором властвовали только солнце и свежий ветерок. Мягкие зеленые и голубые краски сверкали так, как будто были ярко-алыми. Воздух был напоен запахами зелени и моря, чьи волны перекатывались вдали. «Нет, эта дивная красота непрочна». Рошфор быстро пошел прочь. По тропинке он направился через фруктовый сад. Скоро она должна была слиться с главной дорогой, ведущей к посадочному полю.
«Это не может окончиться удачей. Кто-то должен быть на страже, или же я не смогу проникнуть внутрь. Или же еще что-нибудь случится и окажется, что я просто вышел на прогулку. Ведь нет никакого вреда в том, чтобы посмотреть, не так ли?
Просто посмотреть и вернуться к завтраку. И никакого зла в этом нет, только вот ее авалонянам будет позволено убить себя; может быть, и она окажется в их числе. Еще мои товарищи по флоту тоже могут умереть — без пользы, без всякой на то причины, кроме гордыни, хотя, быть может, все это можно спасти. И тогда она поймет, что я сделал это ради того, чтобы война быстро закончилась, и чтобы Табита могла жить».
Кругом было тихо. В это время года никто не работал на плантациях.
И посадочное поле тоже было пустынным. Для того небольшого количества транспорта, которое принимал Сент-Ли, вполне было достаточно автоматического контроля.
Космический флиттер был неподалеку. Рошфор стоял неподвижно, пока в памяти его не всплыл разговор: «Только погода может быть врагом». Насчет воров здесь не беспокоятся.
А как насчет любопытных детей?
«Если кто-нибудь появится и увидит меня здесь, я смогу объяснить, что просто обеспокоился этим обстоятельством. Тэбби поверит мне».
Он подошел к небольшому трапу, используемому для разгрузки грузовых кораблей, и подвез его к корпусу ракеты. Вход был очень похож на те, к которым он привык, и он немедленно отыскал щит, который должен был скрывать внешний контроль. Он не был защищен и легко отошел в сторону. За ним была только одна кнопка. Он нажал на нее. Открылся главный клапан.
Трап отъехал в сторону.
«Господи, укажи мне волю твою!»
Рошфор скрылся внутри.
Итрианское судно было весьма похоже на земную лодку. И в этом не было ничего удивительного, если вспомнить, что летающая раса училась искусству кораблестроения у человека, и что на Авалоне суда часто водили именно люди. В кабине пилота сиденья и аппаратура были пригодны для особей обеих рас.
Надписи были на планхе, но Рошфор разобрался в них. Через пять минут он знал, что может поднять и вести эту лодку.
Вначале он сжал кулаки. Потом принялся за дело.
Глава 16
Аринниан вел Айат обратно по земле. Его гравипояс был недостаточно надежен, чтобы удержать их в воздухе вдвоем.
Дважды она говорила ему, что может лететь или идти с какой угодно скоростью, но говорила это таким слабым шепотом, что он отвечал: «Нет».
Если не считать этих слов, они больше не разговаривали.
Он не мог долго нести ее на руках. Она повисла на нем, прижавшись килевой костью к его спине, свесив руки по его плечам, как это делают маленькие итрианские дети, и он помогал ей хоть немного преодолеть притяжение планеты. Крис разорвал свою рубашку на лоскуты и смочил ее раны водой с листьев, а оставшимися «бинтами» перевязал их, чтобы остановить кровотечение. Раны не были опасными. Он ощущал тепло (даже жар) ее любовной поры, окружавшее его подобно тяжелому аромату.
«Это самое худшее, — размышлял он. — Такие условия продлятся несколько дней, а может, и пару недель. Если она неожиданно снова столкнется с ним. Испытывает ли она угрызения совести? Она, конечно, в шоке, ей больно и стыдно, но чувствует ли она себя смертельно оскорбленной? Может ли чувствовать? Я вдруг перестал понимать свою подругу».
Путь был долгим и трудным. Он и так потратил много сил на поиски.
Теперь же все его тело болело, во рту пересохло, голова казалась набитой песком. Весь мир превратился в дорогу, которую ему предстояло одолеть. В длинную-длинную дорогу, и каждый ее километр казался все более долгим. Так же все сужался мир мыслей и памяти, пока не превратился в череду предательств. Он старался не думать об этом; найдя в памяти детские стишки, приноровил их к своим шагам. «Ты срываешь и бросаешь. Ты срываешь». Но это заставило его слишком сосредоточиться на ногах, на их боли, на тяжести в руках, на горечи во рту, и волей-неволей он вернулся к мыслям о череде предательств. Земля — Итри, Итри — Авалон, Табита Рошфор, Айат — Драун. Эти руки, сомкнувшиеся сейчас на его животе.
«Прекрати это! Прекрати, я сказал!»
Вид знакомого пейзажа вернул его к действительности. Никого поблизости не было видно. Удача! Он потихоньку унесет Айат. Итрианские химики создали аэрозоль, который эффективно нейтрализует действие ферментов, без сомнения, его можно будет занять у кого-нибудь из соседей.
Если ему удастся заставить местных мужских особей держаться вдали от ее комнаты, пока она не отдохнет настолько, что сможет полететь с ним в лодке домой, к Вратам Бури, то все обойдется.
Двери в дом Табиты были распахнуты. Должно быть, она услышала звуки его шагов, потому что подошла к двери.
— Хэлло! — Позвала она. — Ты ее нашел?.. Ой! — Она подбежала. Ему показалось, что по виду Айат Табита сразу смогла оценить обстановку. — Она в порядке?
— Нет.
Табита пошла за ними.
— Сюда, — сказала она, — на мою кровать.
— Нет! — Аринниан остановился. Если бы на нем не было ноши, он бы пожал плечами.
Айат лежала. Одно крыло было придавлено ее телом, другое раскинулось так широко, что перья его касались пола. Закрытые мембраны делали ее похожей на слепую.
— Спасибо! — Голос ее был едва слышен.
— Что случилось? — Табита склонилась над ней. Запах, который самец-итрианин мог различить за километры, достиг и ее ноздрей. — О! — Она выпрямилась. Подбородок ее затвердел. — Вот оно что.
Аринниан отыскал ванную, выпил один за другим несколько стаканов холодной воды, принял ледяной душ. Тем временем Табита ходила по комнате, готовя все необходимое для Айат.
Когда они оба покончили с делами, то встретились в гостиной. Табита приблизила губы к самому его уху, так, что он явственно ощутил ее дыхание, и прошептала:
— Я дала ей успокаивающее. Через несколько минут она уснет.
— Хорошо, — глухо ответил он. — Где Драун?
Табита отступила. Ее зеленые глаза расширились.
— Зачем он тебе?
— Неужели ты не догадываешься? Где он?
— Зачем тебе нужен Драун?
— Чтобы убить его.
— Ты не сделаешь этого! — Крикнула она. — Крис, если это был он, то они ведь не могут собой владеть. Никто не может! Ты же знаешь! Шок и печаль вызвали овуляцию раньше времени, и тогда он воспользовался случаем, и…
— Он не просто воспользовался случаем, этот негодяй, — сказал Аринниан, — если он это сделал, то должен был отступиться после первого, даже самого ничтожного сопротивления, как и подобает всякому честному мужчине, а не брать ее силой. Где он?
Табита отошла в сторону и остановилась перед телефоном. Она была бледнее, чем тогда, когда Драун над ней насмехался. Крис попытался ее отодвинуть. Некоторое время она сопротивлялась, но он был сильнее, и ей пришлось уступить.
— Дома он, ты же знаешь, — сказал Аринниан. — И под рукой кучка вооруженных друзей.
— Чтобы помешать тебе совершить безрассудство, — вздохнула Табита. Крис, сейчас война. Он слишком важен для дела охраны. Мы. Если бы Фил был здесь, ты бы ни за что. Должна ли я пойти за оружием?
Он сел.
— Твой Рошфор не сможет мне помешать позвонить. — Она отступила. Как и твой глупый пистолет! Успокойся!
Он знал номер и набрал его. Экран ожил: Драун и, действительно, еще парочка с бластерами. Итрианин сейчас же заговорил:
— Я этого ожидал. Ты меня слышишь? Что сделано, то сделано, и ничего постыдного в этом нет. В подобных случаях чосы говорят «нет», если не считать того, что оскорбленная гордость может потребовать денежного возмещения, а с этим справится даже ребенок. Что же касается гордости, то она получила удовольствие. — Он усмехнулся и посмотрел мимо мужчины. Ведь правда, красотка!
Аринниан оглянулся. Айат покачиваясь, выходила из спальни. Глаза ее были широко раскрыты, но затуманены наркотиком, который уже вверг ее в полубессознательное состояние. Руки ее протянулись к изображению на экране.
— Да, приходи! — Прошептала она надтреснутым голосом. — Нет! Помоги мне, Аринниан, помоги.
Он не мог шевельнуться. Табита подбежала к ней и увела ее.
— Видел? — Сказал Драун. — Никакого вреда. Вы, люди, как я слышал, можете брать своих женщин силой и часто это делаете. Я не создан для этого. Во всяком случае, что стоит одна наша забава по сравнению с сотнями в год ваших?