Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли Кинг Стивен

7

После всех этих шумных событий Эдди и Детта Уокер очень скоро опять заснули (Детта, правда, скорее не заснула, а впала в какую-то бессознательную прострацию, завалившись набок в своей коляске, повиснув на опутывающих ее веревках).

Стрелок, однако, не спал.

Мне нужно будет столкнуть их обеих друг с другом, думал он, и ему не был нужен никакой Эддин «спец по мозгам», чтобы понимать, что борьба эта будет не на жизнь, а на смерть. Если светлая личность, Одетта, одержит верх, все еще может закончиться благополучно. Если же победит темная, с ней будет все кончено.

Однако он чувствовал, что в этой борьбе нужно будет добиться не чьей-то гибели, а воссоединения. Он уже понял, что для него – для них — есть кое-что ценное в этой низменной неуступчивости и строптивости Детты Уокер. Она нужна ему, но только так, чтобы держать ее под контролем. Да, путь предстоит нелегкий. Она принимала их с Эдди за каких-то чудовищ, которых она называла «белыми мудаками». Это всего лишь опасный бред, но на пути к Башне им встретятся настоящие чудища: омарообразные твари не первые и не последние. Женщина из разряда «буду держаться, пока не сдохну», в сознание которой он вошел по ту сторону двери и которая ночью сегодня опять появилась, была бы как нельзя кстати, если дело дойдет до столкновения с этими чудищами, но только в том случае, если ее удастся обуздать спокойной человечностью Одетты Холмс – и особенно сейчас, когда на руке у него не хватает двух пальцев, патроны почти на исходе и опять начинается жар.

Но это я уже опережаю события. Если у меня получится сделать так, чтобы они признали существование друг друга, они тут же вступят в борьбу. Вот только как это сделать?

Он так и не спал этой долгой ночью, а все думал и думал. Жар разгорался, но ответа Роланд так и не нашел.

8

Эдди проснулся незадолго до рассвета, увидел, что стрелок сидит у потухшего костра, по-индейски закутавшись в одеяло, и подсел к нему.

– Как самочувствие? – спросил он, понизив голос. Госпожа еще не проснулась: она крепко спала в своем кресле, опутанная веревками, и лишь иногда вздрагивала во сне, стонала и бормотала что-то неразборчивое.

– Нормально.

Эдди обвел его оценивающим взглядом.

– А видок у тебя неважный.

– Спасибо, Эдди, – сухо ответил стрелок.

– Тебя всего трясет.

– Это пройдет.

Госпожа снова вздрогнула и застонала – на этот раз одно слово прозвучало почти разборчиво. Она, кажется, пробормотала: «Оксфорд».

– Господи, как мне не нравится, что она связана, – буркнул Эдди. – Как теленок в хлеву.

– Она скоро проснется. Может быть, мы тогда сможем ее развязать.

Они оба очень надеялись, но не решались высказать этого вслух, что, когда Госпожа в своем кресле откроет глаза, их поприветствует спокойный, слегка озадаченный взгляд Одетты Холмс.

Четверть часа спустя, когда первые лучи солнца коснулись холмов, Госпожа Теней открыла глаза – их приветствовал не спокойный взгляд Одетты Холмс, а безумная злоба Детты Уокер.

– Ну и сколько раз вы меня трахнули, пока я валялась в отрубе? – взялась она с места в карьер. – У меня там все скользко и сально… прям точно там побывала парочка этих бледных палок, которые вы, мудаки, называете членами.

Роланд вздохнул.

– Пора в путь, – сказал он и поднялся с гримасой боли.

– Я с вами, мудилами, никуда не пойду, – выпалила Детта.

– Пойдешь как миленькая, – сказал Эдди. – Весьма сожалею, милочка.

– Куда это?

– Ну, – принялся объяснять Эдди, – за дверью номер один была фигня, но вполне терпимая, за дверью номер два – еще того гаже, так что теперь, вместо того чтобы все это послать, как нормальные люди, куда подальше, мы пойдем прямо вперед и поищем где-нибудь там дверь номер три. Если пойдет в том же духе, там за дверью, наверное, будет какая-нибудь симпатяшка вроде Годзиллы или Трехглавой Гидры. Но я оптимист, я все еще не теряю надежды обнаружить там пару кастрюлек из нержавеющей стали.

– Никуда я не пойду.

– Пойдешь-пойдешь. – С этими словами Эдди встал позади коляски. Детта опять забилась, но стрелок завязал веревки своими особыми узлами, и от ее усилий они только туже затягивались. Вскоре она это поняла и успокоилась. Она так и кипела злобой, но была далеко не глупой. Она только поглядела через плечо с такой улыбочкой, что Эдди невольно попятился. Он в жизни не видел такого злобного выражения на человеческом лице.

– Ну что ж, можно чуток прокатиться, – сказала она, – только, наверное, не так далеко, как ты думаешь, соплячок. И точно уж, Бог свидетель, не так быстро, как ты думаешь.

– Вы о чем?

Она опять оскалилась на него через плечо.

– Сейчас узнаешь, малыш. – Ее глаза, безумные от злости, но непреклонные, на мгновение обратились к стрелку. – Вы оба узнаете.

Эдди ухватился за ручки на спинке коляски и покатил ее. Они продолжали идти на север по бесконечному пляжу, но теперь за ними тянулись не только следы ботинок, но и две колеи от колес.

9

День был кошмарным.

Очень трудно определить пройденное расстояние, когда окружающий монотонный пейзаж никак не меняется, но Эдди и без того понимал, что они продвигаются черепашьим шагом.

И он знал, в чем причина.

О да.

Вы оба узнаете, предупреждала Детта; не прошло и получаса, как слова ее подтвердились.

Толкать коляску.

Это первое. Если бы на пляже был только песок, то и браться не стоило бы – с тем же успехом можно было бы пытаться проехать на автомобиле по снежным завалам. Однако на этом гравийно-мергельном[23] пляже катить коляску было можно, хотя все равно тяжело. Сначала она катилась достаточно ровно, давя ракушки и разбрасывая во все стороны гальку своими твердыми резиновыми шинами… а потом заехала в ямку, занесенную мелким песком, и Эдди пришлось, кряхтя, выволакивать ее оттуда вместе с пассажиркой, от которой, понятное дело, помощи не было никакой. Песок алчно засасывал колеса. Приходилось одновременно тянуть коляску вверх и всем весом наваливаться на ручки, иначе она грозила опрокинуться вперед. И так – раз за разом.

Детта только подхихикивала, пока он пытался вытащить коляску, не перевернув ее.

– Хорошо тебе там отдыхается, солнышко? – язвила она каждый раз, когда коляска въезжала в такую ямку.

Если стрелок подходил помочь, Эдди махал ему, чтобы он отошел.

– У тебя еще будет возможность себя измудохать, – говорил он. – Давай по очереди. – Но, сдается мне, мои смены будут подольше его, подсказал ему внутренний голос. Видок у него еще тот, долго он не протянет, ему самому бы шагать, не говоря уж о том, чтобы катить это чертово кресло. Нет уж, сэр Эдди, боюсь, эта крошка достанется только тебе. Это знаешь что? Божья кара. Все эти годы ты у нас был наркоманом, и в конце концов сам заделался толкачом[24].

Он коротко хохотнул, едва переводя дух.

– Чего такого смешного, беляк? – поинтересовалась Детта, и хотя, как показалось Эдди, она хотела высказать это с сарказмом, у нее получилось скорее сердито.

Предполагается, что веселого мало, подумал он. Вообще ничего для меня смешного и быть не может. Уж она-то для этого делает все.

– Ты все равно не поймешь, лапуля. Так что оставим мой смех в покое.

– Скоро я оставлю тебя в упокое, – пообещала она. – Тебя и дружка твоего, засранца, вот только разделаю вас на кусочки обоих, валяйтесь потом по всему этому чертову пляжу. Вот так. А пока поберег бы ты лучше свою дыхалку. Толкать будет сподручнее. А то ты уже, бедненький, весь запыхался. Прямо пернешь сейчас с натуги.

– Зато ты балаболишь за нас двоих, – огрызнулся Эдди, тяжело дыша. – Уж ты-то вряд ли когда-нибудь пернешь с натуги.

– Не боись, беложопый, ух как я перну в твою дохлую харю!

– Слова, слова, – вздохнул Эдди, вытаскивая коляску из ямки с песком на относительно твердый грунт. По крайней мере какое-то время они ехали без приключений. Солнце еще не достигло зенита, а Эдди был уже весь в поту.

Да уж, денек обещает быть поучительным и забавным, подумал он. Это уже заметно.

Остановки.

Это – вторая проблема.

Они выбрались на относительно твердый участок берега. Эдди начал катить коляску гораздо быстрее, смутно надеясь на то, что если ему удастся сохранить такой темп, у него, быть может, получится проскочить следующую песчаную ловушку с разгона.

Но внезапно коляска остановилась. Застряла намертво. Поперечина рукоятки с глухим ударом въехала Эдди в грудь. Он зарычал.

Стрелок обернулся, но даже с его молниеносной реакцией уже невозможно было удержать коляску Госпожи. Она перекувырнулась вместе с Деттой, привязанной и беспомощной, но заливающейся диким гоготом. Она все еще продолжала хохотать, когда Роланд и Эдди сумели наконец поставить коляску на колеса. Некоторые веревки натянулись так туго, что они, наверное, больно врезались в ее тело, едва ли не нарушив циркуляцию крови. Детта разбила лоб, кровь натекла на брови, но она все равно продолжала ржать.

Когда коляска встала на колеса, Роланд и Эдди начисто выбились из сил. Коляска с женщиной вместе весила, наверное, не меньше двухсот пятидесяти фунтов, из которых большая часть приходилась на коляску. Эдди вдруг пришло в голову, что, если бы Роланд забрал эту женщину из его времени, из 1987 года, ее коляска весила бы фунтов на шестьдесят меньше.

Детта хихикала, фыркала, моргала глазами, залитыми кровью.

– Как же вы это со мной обращаетесь, парни?

– Звоните своему адвокату, – буркнул Эдди. – Подавайте в суд.

– И уж как, бедные, задолбались меня поднимать. Минут десять, считай, провозились.

Стрелок оторвал лоскут от своей рубахи – от нее и так остались одни лохмотья, так что было уже не жалко – и протянул левую руку, чтобы вытереть кровь у нее со лба. Она попыталась его укусить, и по жуткому лязгу ее зубов Эдди заключил, что, если бы Роланд замешкался хоть на миг, Детта Уокер уравняла бы количество пальцев у него на руках.

Заливаясь смехом, она уставилась на стрелка с этаким нарочитым весельем в глазах, но Роланд видел, что за этим весельем скрывается страх. Она боялась его. Потому что он был Воистину Гнусный Мужик.

Почему она так его прозвала? Может быть, потому, что на каком-то глубинном уровне подсознания она чувствовала, что он знает о ней всю правду.

– Чуть-чуть, беложопый, тебя не достала, – расхохоталась она. – Чуть-чуть не попался на этот раз.

– Подержи ей голову, – спокойно проговорил стрелок. – Она кусается, как ласка.

Эдди придержал ей голову, и Роланд тщательно вытер рану на лбу. Она была небольшой и, кажется, неглубокой, но стрелок не хотел рисковать: он спустился к морю, смочил лоскут в соленой воде и вернулся обратно.

Когда он приблизился к ней, она завопила благим матом:

– Не прикасайся ко мне этой штукой! Из этой воды зверюги вылазят ядовитые, а ты собрался ею рану! Убери! Убери!

– Держи ей голову, – повторил стрелок все тем же спокойным тоном. Детта мотала ею из стороны в сторону. – Я не могу рисковать.

Эдди схватил… и сжал голову Детты, когда она попыталась вывернуться. Она поняла, что Эдди шутить не намерен, и успокоилась тут же, больше не проявляя никакого страха перед этой мокрой тряпкой. Все равно она лишь притворялась.

Она улыбнулась Роланду, когда тот промывал ей рану, осторожно удаляя последние прилипшие песчинки.

– Это надо ж, мужик, у тебя видок, – заметила Детта. – Ты не просто весь выдохся, ты же совсем больной, беложопый. Этак ты далеко не уйдешь. Этак ты скоро ножки протянешь.

Тем временем Эдди разобрался в примитивной системе управления коляской. Он обнаружил простой ручной тормоз, блокирующий оба колеса. Детта дотянулась до него правой рукой, подождала, пока Эдди как следует не разгонится, а потом резко дернула рычаг, умышленно перевернув коляску. Но зачем? Лишь для того, чтобы они остановились и потеряли время. Не слишком разумный поступок, но такой женщине, как Детта, по мнению Эдди, и не нужно каких-то разумных причин. Такая, как Детта, с большой охотой будет делать другим подлянки исключительно из-за своей непроходимой низости.

Роланд немного ослабил веревки, чтобы не нарушать кровообращение, а потом привязал ее правую руку так, чтобы она не могла дотянуться до тормоза.

– Ничего, господин хороший, – уверила Детта, обнажив все свои зубы в гнусной ухмылке. – Ничего. Найдутся другие способы попридержать вас, ребятки. Разнообразные способы.

– Пойдем, – сухо сказал стрелок.

– Ты сам-то как, старина? – спросил Эдди. Уж очень Роланд был бледным. – Нормально?

– Да. Пойдем.

Они побрели по пляжу дальше.

10

Стрелок настоял, чтобы Эдди хотя бы на час дал ему везти коляску, и тот неохотно уступил. С первой песчаной ловушкой Роланд справился сам, однако уже на второй Эдди пришлось помогать стрелку – один бы Роланд не вытянул: он и так уже жадно ловил ртом воздух, а на лбу у него выступили капли пота.

Эдди дал ему прокатить коляску еще немного, и Роланд даже наловчился лавировать между песчаными ямками, затягивающими колеса, но в конце концов коляска опять застряла, и Эдди сумел вытерпеть только пару мгновений, наблюдая за тем, как Роланд пытается ее вытащить, – он тяжело дышал, а ведьма в коляске (теперь Эдди стал ее мысленно так называть) ревела со смеху и всем телом откидывалась назад, значительно усложняя задачу. Он не выдержал и, оттолкнув стрелка плечом, одним яростным рывком выдернул коляску из песка. Коляска пошатнулась, и теперь он увидел/почувствовал, как ведьма подалась вперед, насколько это позволяли веревки. Каким-то жутким, едва ли не сверхъестественным чутьем она безошибочно улавливала, что нужно делать в каждый определенный момент, чтобы перевернуть коляску.

Роланд навалился всем весом на спинку коляски, помогая Эдди, и ее удалось уравновесить.

Детта обернулась к ним и заговорщически подмигнула, причем так похабно, что у Эдди по рукам побежали мурашки.

– Вы чуть меня снова не кувырнули, ребятки, – объявила она. – Вы уж со мной поаккуратнее, ладно? Я как-никак пожилая тетка, калека, так что вы обходитесь со мной поласковей. Обо мне нужно заботиться.

Она рассмеялась… оглушительно рассмеялась.

И хотя Эдди действительно нравилась эта женщина, то есть другой ее лик, и он готов был о ней заботиться – он даже готов был влюбиться в нее сразу же, с первого взгляда, с первого разговора, – теперь у него руки так и чесались сомкнуться на ее горле и подавить этот смех, так чтобы она никогда уже не смогла смеяться.

Она опять оглянулась назад, прочла его мысли, как будто они были написаны у него на лбу большими красными буквами, и еще пуще расхохоталась. В глазах ее пылал вызов. Ну давай, беложопый. Давай. Тебе же хочется. Давай, сделай, чего тебе хочется.

Иными словами, опрокидывай не одну коляску, но и женщину тоже, подумал Эдди. Опрокидывай, чтобы уже до конца. Вот чего она хочет. Для Детты Уокер умереть от руки белого человека – быть может, единственная настоящая цель ее жизни.

– Поехали, – сказал он, толкая коляску. – Наше турне по морскому берегу продолжается, лапонька, нравится вам это или нет.

– Пошел ты, – выдавила она.

– Только вместе с тобой, детка, – с большим удовольствием отозвался Эдди.

Стрелок плелся рядом, понурив голову.

11

Когда они вышли к мощному пласту обнаженной горной породы, судя по солнцу, было часов одиннадцать, и здесь они сделали часовой привал, спасаясь в тени, пока солнце неторопливо приближалось к зениту. Эдди с Роландом доели остатки омара, приготовленного прошлым вечером. Эдди предложил и Детте поесть, но та вновь отказалась: она, мол, знает, что у них на уме, и, если уж им так хочется, лучше будет прикончить ее голыми руками, а не пытаться отравить. Так поступают лишь трусы, заключила она.

Эдди прав, размышлял стрелок. У этой женщины есть своя непрерывная цепь воспоминаний. Она помнит все, что случилось с ней прошлым вечером, хотя в это время она спала.

Она была уверена, что они пытались впихнуть ей мясо, от которого пахло смертью и гнилью, что они издевались над ней в то время, как сами ели солонину и пили пиво из фляжек. Она была уверена, что время от времени они ей протягивали кусочки своей, неотравленной, еды, но убирали в последний момент, как только она пыталась ухватить эти куски зубами, смеялись над ней, само собой. В мире (или по крайней мере в сознании) Детты Уокер «белые мудаки» делали с черными женщинами только одно из двух: либо насиловали, либо насмехались. Либо и то и другое вместе.

Это было почти смехотворно. В последний раз Эдди Дин видел нормальное мясо, когда летел в воздушной карете, а Роланд не видел с тех пор, как у него закончился запас солонины, давным-давно, одному только Богу известно когда. Что же касается пива… мысли его обратились назад.

Талл.

В Талле было пиво. Пиво и мясо.

Господи, как было бы славно попить пивка. Его горло болело, и чтобы унять эту боль, кружечка пива пришлась бы сейчас весьма кстати. Даже больше, чем астин из мира Эдди.

Они отошли подальше от Детты.

– А я что, не гожусь в компашку для таких сладеньких беленьких мальчиков? – завопила она им вслед. – Или вы просто хотите друг дружке пошкрябать свои славные беленькие стояки?

Она запрокинула голову и разразилась хохотом, испугавшим даже чаек на скале в четверти мили отсюда – они с криками поднялись в воздух.

Стрелок сидел, зажав между колен сложенные ладони, и думал. Наконец он поднял голову.

– Из ее десяти слов я понимаю всего одно.

– Ты от меня отстаешь, – сказал Эдди. – Я понимаю два из трех. Да и не все ли равно? В конце концов у нее все сводится к «белым мудакам».

Роланд кивнул:

– А много их в твоем мире, чернокожих людей, которые так изъясняются? Та, другая, разговаривала нормально.

Эдди покачал головой и рассмеялся:

– Нет. Я скажу тебе одну вещь, очень смешную вещь… или мне просто кажется, что она смешная, потому что здесь как-то все не до смеха, вот меня и тянет смеяться. Так вот, это все у нее ненастоящее. Только она даже об этом не знает.

Роланд лишь посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Помнишь, когда ты хотел протереть ей лоб, она притворилась, что боится воды?

– Да.

– Ты знал, что она притворяется.

– Сначала нет, но потом понял.

Эдди кивнул:

– Это был просто спектакль, и это она знала. Она неплохая актриса и на пару секунд одурачила нас обоих. То, как она говорит, это тоже спектакль. Но уже не такой удачный, а очень глупый и слишком надуманный.

– Ты хочешь сказать, что она хорошо притворяется только тогда, когда она знает, что притворяется?

– Да. Она вроде как эти негритосы из книги «Мандинго», которую я когда-то читал, или «Бабочка» Маккуин в «Унесенных ветром». Тебе имена эти ни о чем не говорят, я просто хочу сказать, что ее речь состоит из одних штампов. Это слово тебе знакомо?

– Оно означает, что человек, который так говорит или думает, либо слабо шевелит мозгами, либо не шевелит ими вообще.

– Да. Я бы в жизни не выразился так метко.

– Ну что, мальчики, не нарезвились еще со своими стручками? – хрипло выкрикнула Детта Уокер. – Или, может, вы просто их не нашли?

– Пойдем. – Стрелок медленно поднялся на ноги. Он пошатнулся, заметил, что Эдди смотрит, и улыбнулся. – Все со мной будет в порядке.

– Надолго ли?

– Как будет нужно, – отозвался стрелок так спокойно, что сердце у Эдди похолодело.

12

В тот вечер Роланд подстрелил омара на ужин последним из «хороших» патронов. С завтрашнего дня ему придется пустить в дело «плохие», положившись только на удачу, но он не тешил себя ложной надеждой – похоже, все будет так, как предрекал Эдди: придется им забивать этих чертовых тварей камнями.

Вечер прошел как обычно: костер, приготовление еды, разделка омара и ужин, который теперь превратился в долгую и безрадостную процедуру. Мы просто тянем кота за хвост, заключил про себя Эдди. Они предложили Детте поесть, но она снова вопила, хохотала, материлась и спрашивала, сколько еще они будут держать ее за идиотку, а потом стала бешено раскачиваться из стороны в сторону, не обращая внимания на то, что веревки затягиваются все туже, стремясь лишь к одному – повалить коляску, чтобы не дать им спокойно поесть.

Она уже почти преуспела в своем гнусном замысле, но Эдди успел ее подхватить, а Роланд подпер колеса большими камнями.

– Если вы будете сидеть тихо, я немного ослаблю веревки, – сказал ей Роланд.

– Слижи дерьмо с моей жопы, мудила!

– Я не понимаю, что это: да или нет?

Прищурившись, она уставилась на него, подозревая, что за этим спокойным голосом скрывается какая-нибудь насмешка (Эдди тоже не понял, смеется стрелок или нет), и чуть погодя угрюмо пробормотала:

– Буду сидеть тихо. Жрать хочу – умираю, не до того мне сейчас, чтобы до вас догребываться. Вы, парни, дадите мне что-нибудь съесть настоящее или вы собираетесь уморить меня голодом? Так вы, что ли, удумали? Придушить-то меня вам слабо, кишка тонка, а вашу отраву я все равно жрать не буду. Вот что, значит, удумали? Уморить меня голодом. Но мы еще поглядим. Поглядим. Точно еще поглядим.

Она одарила их очередной улыбочкой, от которой мороз побежал по коже.

А вскоре Детта уснула.

Эдди коснулся щеки Роланда. Роланд мрачно взглянул на него, но отодвигаться не стал.

– Со мной все в порядке.

– Да, ты у нас парень крепкий, держишься молодцом. Так вот, уважаемый молодец, что я хочу сказать: сегодня мы с вами протопали совсем мало.

– Я знаю. – Стрелок был таким мрачным еще и потому, что сегодня он израсходовал свой последний «хороший» патрон, но он пока что не собирался ставить об этом в известность Эдди, по крайней мере сегодня. Эдди вполне здоров, но он ужасно устал. Слишком устал, чтобы правильно воспринять очередную плохую новость.

Да, он здоров… пока… но если он не будет как следует отдыхать, он окончательно измотается и заболеет.

В каком-то смысле Эдди уже заболевал; им обоим нездоровилось. По уголкам губ у Эдди высыпала лихорадка, кожа покрылась шелушащимися пятнами. Роланд же чувствовал, что у него начинают шататься зубы, а кожа между пальцами на руках и ногах начала трескаться и кровоточить. У них было что есть, но изо дня в день они ели одно и то же. Какое-то время они смогут еще продержаться, но в конце концов они наверняка загнутся, точно так же, как если б у них вообще не было никакой еды.

Идем по суше, а страдаем от цинги, моряцкой хвори, подумал Роланд. Вот так вот. Просто смех. Нам нужны фрукты. И зелень.

Эдди кивнул в сторону Госпожи.

– Она не уймется. Так и будет усложнять нам жизнь.

– Пока не вернется та, другая.

– Было бы здорово, но на это нельзя полагаться. – Эдди поднял обгоревшую клешню и принялся выводить на песке бессмысленные узоры. – Есть какие-то мысли насчет того, далеко ли еще до следующей двери?

Роланд покачал головой.

– Я почему спрашиваю: если от второй до третьей двери расстояние такое же, как от первой до второй, тогда у нас есть все шансы влипнуть по уши в большую кучу дерьма.

– Мы и так уже в нем по уши.

– Пока по шею, – угрюмо поправил Эдди. – Просто мне интересно, долго ли я протяну на плаву.

Роланд похлопал его по плечу. Эдди даже моргнул в изумлении, настолько он не привык, чтобы Роланд выражал таким образом свое участие.

– Есть одна вещь, о которой она не знает, – сказал он.

– Да ну? И какая же?

– Мы, «белые мудаки», можем держаться долго.

Эдди расхохотался, зажимая ладонями рот, чтобы не разбудить Детту. Он уже сыт по горло общением с ней, большое спасибо.

Стрелок улыбнулся, глядя на него.

– Я ложусь спать. Будь…

– …начеку. Да уж. Буду.

13

Его разбудил жуткий вопль.

Эдди заснул, как только его голова коснулась импровизированной подушки, которую он соорудил себе из скомканной рубашки, и не прошло, как ему показалось, и десяти минут, как Детта Уокер зашлась диким криком.

Он проснулся мгновенно, готовый ко всему. Может быть, это король омаров поднялся из морских глубин, дабы отомстить за своих убиенных детей, или какое-нибудь страшилище спустилось с гор. Ему показалось, что он проснулся мгновенно, но стрелок уже был на ногах с револьвером в левой руке.

Увидев, что оба они проснулись, Детта тут же прекратила кричать.

– Решила проверить, смогу я вас, если что, добудиться, парни, – сообщила она. – А то вдруг тута волки. Местечко для них в аккурат подходящее. Ну и дай, думаю, погляжу, смогу я вас сразу поднять или нет, если волчище ко мне вдруг полезет.

– Господи, – простонал Эдди. Луна уже появилась на небе, но еще даже не поднялась; значит, они и двух часов не проспали.

Стрелок убрал револьвер в кобуру.

– Больше не надо так делать, – сказал он Госпоже в коляске.

– А что мне будет, ежели сделаю? Ты, что ли, меня изнасилуешь?

– Если бы мы собирались вас изнасиловать, мы бы давно уже это совершили, – спокойно проговорил стрелок. – Больше не надо так делать.

Он снова лег, натянув на себя одеяло.

Господи Боже мой, подумал Эдди, что же это такое, что это, мать твою… Он не успел даже докончить свою мысль, как опять провалился в сон, но буквально тут же тишину вновь разорвали дикие вопли, пронзительные, как пожарная сирена, и Эдди снова вскочил, кровь его так и пылала от переизбытка адреналина, руки сами сжались в кулаки, а Детта хрипло хохотала.

Эдди посмотрел на небо: луна не прошла и десяти градусов с того момента, как Детта разбудила их в первый раз.

Она не остановится, устало подумал он. Спать она точно уже не будет, а будет за нами наблюдать, и как только она убедится, что мы заснули — а им так нужно как следует выспаться, чтобы набраться сил, – она снова начнет вопить. И так продолжаться будет до тех пор, пока она не сорвет себе голос.

Внезапно смех ее оборвался. К ней приближался Роланд – темная фигура в бледном свете луны.

– Не подходи ко мне, беложопый, – прошипела Детта, но голос ее все-таки дрогнул. – Все равно ничего ты со мной не сделаешь.

Роланд встал перед ней, и на мгновение Эдди показалось, то есть он был абсолютно уверен, что чаша терпения стрелка переполнилась и он сейчас просто прихлопнет ее, как муху. Но, как это ни поразительно, вместо этого он опустился перед ней на одно колено, как галантный ухажер, делающий предложение своей пассии.

– Послушайте, – сказал он таким бархатным голосом, что Эдди ушам своим не поверил. На лице у Детты отразилось такое же неподдельное изумление, только к нему еще примешался страх. – Послушайте меня, Одетта.

– Кого это тут звать О-детта? Меня по-другому зовут.

– Заткнись, сука, – взревел стрелок, а потом голос его снова стал мягким и ласковым. – Если вы меня слышите, если вы вообще можете с ней справляться…

– Чегой-то ты так вдруг со мной заговорил? Как не со мной вовсе, а с кем-то еще. Хватит тебе надо мной измываться уже, беложопый. Кончай это, слышишь?

– …тогда заставьте ее заткнуться. Я, конечно, могу ей засунуть в пасть кляп, но не хочу. Жесткий кляп – очень опасная штука. Иногда от него задыхаются.

– КОНЧАЙ ЭТО, БЕЛЫЙ МУДИЛА, ТОЖЕ МНЕ – ЗАКЛИНАТЕЛЬ ВОНЮЧИЙ!

– Одетта. – Голос его опустился до шепота не громче, чем шелест первых капель дождя.

Она вдруг умолкла, уставившись на него широко распахнутыми глазами. Эдди в жизни не видел в человеческих глазах столько страха и ненависти одновременно.

– Мне кажется, этой суке плевать, задохнется она или нет. Ей хочется умереть, но больше всего ей хочется, чтобы умерли вы. Но вы же не умерли, пока еще нет, и я не думаю, что эта Детта только сейчас появилась в вашей жизни. Она себя чувствует внутри вас как дома, так что, возможно, вы меня слышите и можете взять ее под контроль, даже если вы пока не в состоянии выбраться из нее. Не дайте ей разбудить нас и в третий раз, Одетта. Я не хочу ей запихивать кляп. Но если она меня вынудит, я это сделаю.