Переносчик смерти Бастард Нил
Судя по всему, нас накрыла буря именно второго вида. Я еще не знаю, хорошо это или плохо в смысле дальнейшего развития событий.
Где ползком, где перебежками я продвигаюсь к навесу, под которым стоит машина с передвижной лабораторией. Порой меня охватывают сомнения, туда ли я вообще двигаюсь.
Буря не стихает. Я по-прежнему прикрываю руками глаза, нос и рот. Это помогает мне лишь частично. Глаза все равно засыпаны песком. Он же хрустит и во рту. Удовольствие весьма сомнительное. Да еще с учетом шальных пуль, то и дело пролетающих где-то поблизости.
Но я все равно изо всех сил стараюсь добраться до цели, пытаюсь придерживаться верного направления, которое выбрал изначально. Мне столько раз за эти недели приходилось ходить от палаток до лаборатории, что ноги сами должны вести меня к нужному месту.
Я не берусь предсказывать, окажусь ли правым, но надежды не теряю. Лабораторию следует спасти. Она не должна оказаться в руках нелюдей, готовых уничтожать целые города в угоду чьим- то политическим или религиозным амбициям.
Сам не знаю, каким чудом, но я все-таки добираюсь до цели. Буря по-прежнему не утихает. Она уже успела натворить здесь дел. Навес не выдержал шквального ветра и рухнул. Брезент, укрывавший его, едва не унесло прочь. Он лежит на машине, зацепившись за капот одним из креплений. Наш шатер завален.
Сыплет песок. Сквозь пыльную пелену я пробираюсь к кабине, встаю рядом с ней и погружаюсь в раздумье. Я толком не знаю, что должен делать дальше.
Да, лабораторию нужно спасти. Но мне трудно решиться на бегство в одиночку. Нет, вовсе не потому, что я боюсь. За последние недели чувство страха настолько обесценилось, что его редкие проявления в себе я воспринимаю, мягко говоря, со скептицизмом.
Я не решаюсь бежать не из-за страха, а по той причине, что ничего не знаю о судьбе своих товарищей. Бросить их здесь и пуститься наутек я не могу. Это было бы предательством моих жизненных и профессиональных принципов.
Но как узнать, где сейчас Карский, Христов, Агизур, его мама? Живы ли они вообще? Кричать или подавать звуковой сигнал из кабины машины нельзя. Возвращаться в глубину лагеря и искать коллег в этой густой пыли явно не стоит. Здесь в два счета можно потеряться, разминуться, а то и нарваться на шальную пулю.
Я пытаюсь что-нибудь придумать, однако ничего подходящего в голову не приходит.
«Будь на моем месте Йордан, он наверняка что-нибудь сообразил бы», — укоряю я себя, успеваю почти полностью отчаяться, как вдруг различаю в шуме бури чьи-то голоса.
Кто-то приближается к машине. Я не знаю, кого мне следует ждать, машинально прячусь под брезент, прислушиваюсь к голосам. Несмотря на шум ветра и шорох сыплющегося песка, они становятся все более и более отчетливыми. Хотя разобрать слова я пока не могу. Да и узнать по этим голосам кого-либо из коллег тоже не получается.
Неужели сюда пробрался кто-то из автоматчиков? Но как? Навес, где стоит лаборатория, с внешней стороны рассмотреть трудно даже в условиях стопроцентной видимости. А уж в клубах этой пыли не видно ни зги, в какую сторону ни глянь.
Голоса приближаются. Я жалею, что не успел открыть кабину и достать из-под сиденья монтировку, готовлю себя к тому, что прыгну на первого солдата прямо так, с голыми руками, и попытаюсь завладеть его автоматом. Я замираю под брезентом, посматриваю наружу через небольшой зазор, жду, когда в пыльной кутерьме проявятся силуэты людей, приближающихся ко мне.
И вот наконец-то я вижу фигуру одного из них, затаиваю дыхание, готовясь к прыжку. Но в последний момент, буквально за секунду до атаки, я вполне отчетливо слышу голос Аркадия Федоровича. А вслед за ним что-то говорит и Йордан.
Я понимаю, что ошибся в своих предположениях, появляюсь перед коллегами и интересуюсь:
— Как вы в этом песчаном аду отыскали лабораторию?
— Да нас Агизур привел, — отвечает Карский. — Сначала мы заплутали. Чуть было не подались в противоположную сторону. Однако паренек нас вовремя сориентировал. Мальчишка ведь, как ни крути, сын пустыни. А это о многом говорит. Он на своем недолгом веку повидал немало таких вот жутких бурь. Я нисколько не сомневаюсь в том, что он знает, как нужно вести себя в подобных случаях.
— Кстати, а где он сам?
Коллеги переглядываются и с изумлением пожимают плечами.
— Буквально только что был здесь и уже исчез, — говорит Христов.
— Этот малый наверняка что-то задумал, — с усмешкой добавляет Карский.
— Я даже догадываюсь, что именно, — говорю я.
— Думаешь, он нас предал? — осторожно интересуется Йордан.
— Если бы Агизур нас предал, то каратели по прибытии к палаточному лагерю не стали бы вести переговоры с нами. Они сразу же направились бы сюда. Под навес. К лаборатории, — высказываю я свои соображения. — Скорее всего, парнишка отправился за своей матерью.
Коллеги не успевают отреагировать на мои слова. В доказательство моей правоты из песчаной завесы появляется Агизур, держащий под руку беременную Кахину. С ними идут двое наших волонтеров.
Мой наставник хвалит меня за проницательность, после чего кивает на машину.
— Ну, что? Пора нам отсюда уезжать, — заявляет он, открывая дверцу кабины.
Мужчины помогают женщине забраться в машину, а потом и сами оказываются внутри, радуясь тому, что все могут там поместиться. Мы с Агизуром стаскиваем брезент с машины, на котором уже скопилось изрядное количество песка, и тоже усаживаемся в кабину.
Товарищи по несчастью по умолчанию «назначают» меня водителем. Я сижу за рулем и осознаю, что у нас проблема У меня, как и у всех остальных, возникает вполне закономерный вопрос: что же нам делать дальше? Никто из нас не представляет, как можно вести автомобиль в условиях практически нулевой видимости.
А вот молодой бербер, как и ранее, нисколько не отчаивается. Парень дает мне понять, что я могу вести машину, а он будет показывать, куда следует ее направлять.
Я вопросительно смотрю на Карского и Христова. Оба дают добро. Я и сам вынужден признать, что других вариантов спасения лаборатории у нас нет.
Мне вроде ясно, что необходимо уезжать отсюда как можно быстрее. Однако при этом я задумываюсь над тем, как завести двигатель и не привлечь внимания военных. Советуюсь с коллегами.
Все сходятся в одном — беззвучно выехать не получится. Нам остается полагаться на удачу, подкрепленную быстротой и фактором внезапности.
Агизур показывает мне, как лучше всего действовать сейчас. Я вынужден ему доверять, завожу двигатель и, не дожидаясь реакции военных, резко делаю задний ход. Машина устремляется в сторону, обратную от места скопления военной техники. Бойцы, стоящие по периметру палаточного городка, не успевают отреагировать на это.
Грузовик ударяется в ограждение и сносит изрядный участок его. Лишь только после этого каратели замечают неладное. Солдаты стреляют наугад, неприцельно, так как из-за плотной пыльной завесы толком ничего разглядеть не могут.
Мы тоже действуем вслепую. Однако у нас есть Агизур.
Воистину этот парнишка чувствует себя в этой густой пыли как рыба в воде. Едва машина оказывается за пределами лагеря, он подсказывает мне, что нужно повернуть направо.
Я резко выкручиваю руль, потом на всех парах мчусь по прямой линии и почти сразу понимаю, что движение происходит максимально близко к линии ограждения.
Солдаты, расставленные там, не успевают ничего предпринять против нас. Ни вскинуть автомат, ни тем более выстрелить. Одни, уловив приближение машины, успевают отпрыгнуть в сторону. Другие не избегают лобового столкновения с грузовиком.
Сожалеть об этом нам не приходится. Мы знаем, зачем они сюда пришли. Никто из них не был невинным ягненком и при удачном для их братии стечении обстоятельств изрешетил бы нас всех пулями.
Мысль об этом моментально проскакивает у меня в голове. Но я не могу, не имею права зацикливаться на ней. Передо мной стоит важная задача. В условиях почти нулевой видимости я должен отогнать автомобиль на безопасное расстояние, спасти друзей от разгневанных карателей.
Юный бербер продолжает помогать мне. Он безошибочно указывает направление движения. Мы не попадаем в ямы и не врезаемся в камни, целенаправленно движемся к шоссе.
Буря не утихает. Кабина нашей машины отнюдь не герметична. Свежие слои пыли заметны на приборной панели и одежде каждого пассажира.
— Похоже на долгосрочную бурю, — говорю я. — С ее начала прошло уже немало времени, а она все никак не утихает.
— Остается радоваться, что мы не на Марсе. Там песчаные бури могут на целый год растягиваться, — замечает на это Йордан, явно вспоминая мои сравнения ландшафтов Каменистой Сахары с пейзажами четвертой планеты.
— Это точно, — с ухмылкой говорю я и замолкаю, не желая ни на секунду терять бдительность.
Мы не знаем, как на наше бегство отреагировало командование карателей. По моим прикидкам, колонна их техники осталась приблизительно в двух километрах. Расстояние между нами довольно быстро увеличивается. Разумеется, при условии, что боевые машины и грузовики остаются на месте. Мы очень на это надеемся.
Пыльная буря самым серьезным образом спутала планы военных. Им наверняка очень даже непросто сориентироваться, решить, что же делать в резко изменившихся условиях.
Неизвестно, как после нашего выезда повел себя тот бравый офицеришка, который грозил сжечь палаточный городок вместе с его вынужденными обитателями. Я предполагаю, что он ищет способ найти нас. Однако сделать это теперь довольно трудно, практически невозможно.
Я уверен, что буря породила серьезные перебои со связью. Скорее всего, у этого вояки сейчас нет возможности переговорить не только с координаторами операции, но даже со своими подчиненными, находящимися на периметре городка. Никто не может сообщить ему даже о приблизительном направлении нашего движения. А если это у кого-то и получится, то такие сведения будут изобиловать домыслами и натяжками.
Отследить же наше перемещение при помощи каких-то технических средств не представляется возможным. Опять-таки по причине неутихающей бури.
Впрочем, даже если мои предположения и верны, то расслабляться нам не стоит. Несмотря на очевидную неспособность противника засечь нашу машину, недооценивать его все же никак нельзя. Тем более что угроза со стороны командования должна подстегивать того же офицера к поиску способов перехватить нашу лабораторию.
Ведь он сейчас нисколько не сомневается в том, что на кону стоит его собственная жизнь. Не исключено, что он сейчас воет от безысходности, задыхается от пыли, но все же ищет при этом вариант обнаружения нас. Кто знает, может быть, и найдет.
После очередной подсказки Агизура я наконец- то выруливаю на шоссе. Это сразу же ощущается. Теперь машина двигается куда легче. Есть возможность прибавить скорость, что я и делаю.
Все этому очень рады. Мы продолжаем уходить в отрыв. Но вместе с радостными эмоциями возникает логичный вопрос: а куда, собственно, нам теперь ехать?
Едва я успеваю его озвучить, как парнишка упоминает арабское название пещерного города. Того самого, мимо которого довелось ехать нам с Йорданом, прежде чем мы попали под огонь военного вертолета рядом с Эль-Башаром.
Возможно, что при других обстоятельствах идея о пещерном городе как о месте нашего укрытия была бы тут же отметена нами. Во-первых, для нас, двух россиян и болгарина, эта местность — терра инкогнита, неизведанная земля. Во-вторых, мне почему-то кажется, что роковой выстрел из гранатомета вполне мог быть произведен именно оттуда.
Его результатом стала вынужденная посадка самолета с группой Карского и запасом вакцины на борту. Люди, уцелевшие в катастрофе, были кем-то добиты уже на земле. Уцелел только мой наставник, да и то совершенно случайно.
Однако в нынешней ситуации эти нюансы не являются определяющими. У нас нет выбора, зато имеется вполне конкретная цель — укрыться от бури и вероятного преследования. Пещерный город в этом смысле отличное место.
Агизур готов указать, где лучше всего свернуть к избранному нами пункту назначения. Я веду машину со средней скоростью. Так, чисто на всякий случай. Вероятность появления встречного транспорта минимальна, но все-таки исключать ее полностью нельзя. Не хотелось бы, уйдя из-под носа у карателей, попасть в автокатастрофу.
Едва я успеваю подумать об этом, как замечаю впереди странные просветы. Не дожидаясь их приближения и советов Агизура, я плавно увожу грузовик с шоссе и прячу его за камнями, подвернувшимися очень кстати. Через несколько секунд по трассе мимо нас проносится бронетранспортер с прожектором, установленным сверху.
Нам становится ясно, что военные все это время не дремали. Они все-таки пытаются найти нас вопреки песчаной буре, бушующей с прежней силой.
Я доверяюсь интуиции, решаю пока не трогаться с места и выждать какое-то время в довольно надежном убежище.
Не проходит и нескольких минут, как по дороге проносится еще один бронетранспортер. На этот раз без прожектора. Сперва мы слышим характерный шум двигателя, затем видим боевую машину.
— Они могли нас сейчас засечь? — прерывает всеобщее молчание Христов.
— Да кто их знает! — бросаю я в ответ.
— Буря все еще бушует. Песка в воздухе много. Видимость слабая. Да и вряд ли из бронетранспортера открывается хороший обзор, — озвучивает свое суждение академик.
Я не знаю, как реагировать на эти предположения.
Через пару минут позади нас на дороге возобновляется гул. Оба бронетранспортера возвращаются и проскакивают мимо нас.
Времени для раздумий нет. Я трогаюсь с места, вывожу машину из убежища и стараюсь держаться подальше от шоссе. Начинается тряска. Грузовику приходится ехать по камням. Мне хочется верить, что военные нас не слышат и не видят.
19
Пещерный город оказывается куда большим, чем мне представлялось. Он огромен, состоит из нескольких уровней, уходящих в глубину горы. Достаточно только одного беглого взгляда, чтобы голова закружилась от ощущения нереальности здешних картин.
Все привычные представления о жилище, о градостроительстве, о том, каким, в конце концов, должен быть населенный пункт, здесь разбиваются вдребезги. Все твои стереотипы ломаются в одночасье, стоит лишь посмотреть на здешние галереи, осознать их бесконечность и запутанность, будто в лабиринте.
При этом ты подспудно понимаешь, что древние строители создавали такую планировку вполне осознанно. Сами-то они хорошо знали, как можно здесь передвигаться и не заблудиться. Чужакам вроде нас так вот сразу вникнуть в эти секреты практически невозможно. Тут великое множество переходов, коридоров, комнат!
Без соответствующего оборудования пещерный город, отличающийся такой сложной планировкой, можно изучать месяцами. Впрочем, не факт, что это удастся сделать и за такое время.
У нас нет ни спецоборудования, ни времени, ни даже особого желания заниматься чем-то подобным. Этот день, кажущийся бесконечным, наконец-то завершается, приближается вечер. Мы радуемся, что добрались до пещерного города, а военные нас при этом все-таки не заметили.
Я загоняю машину в один из больших проходов и ставлю там так, чтобы снаружи, особенно со стороны шоссе, ее нельзя было заметить. Конечно, в условиях бури она и так не видна, однако такое ненастье не будет продолжаться вечно. А рисковать лабораторией мне нисколько не хочется. Тем более после всего того, что уже произошло за сегодняшний день.
Если бы у нас имелась такая возможность, то мы постарались бы понадежнее замаскировать этот проход, чтобы снизить вероятность проникновения сюда кого бы то ни было. Но нам приходится оставлять все так, как оно есть, и уповать то ли на Бога, то ли на чудо.
Мы решаемся произвести разведывательный обход хотя бы ближайших галерей пещерного города. Надо выяснить, не таится ли там какая-либо опасность. Кахина с Карским и одним из волонтеров остаются рядом с машиной. Я, Йордан, Агизур и второй местный парень отправляемся на разведку. Мы заранее договариваемся держаться друг от друга не далее чем в двух-трех метрах и не рваться без надобности в глубину бесконечных ходов.
— Стоп! А чем мы будем светить, разведчики? — резонно замечает Йордан.
— По идее, здесь все устроено так, что сверху должен поступать естественный свет, — говорит на это волонтер.
— Даже если это так, то из-за бури сюда вряд ли пробьется хотя бы один солнечный лучик, — говорю я, включив логику.
Агизур что-то спрашивает у волонтера. Тот ему отвечает. Сын берберского вождя понимающе кивает, на несколько секунд исчезает во тьме близлежащей галереи, затем возвращается с двумя факелами.
Мы и рады этому, и несколько обескуражены. Ведь Агизур только что продемонстрировал нам свидетельство того, что в пещерном городе кто-то обитает.
Юный бербер замечает наше настроение и спешит успокоить. Мол, наличие факелов еще ни о чем не говорит.
— Здесь принято оставлять их на входе. И неважно, вернешься ли ты сюда когда-нибудь еще или нет, — сообщает нам волонтер, переводя слова Агизура.
Мы интересуемся, откуда у парня такие познания. Тот признается, что не раз бывал в пещерном городе. Естественно, тайком от родителей.
Правда, насчет обитаемости здешних пещер и галерей он ничего однозначного сказать не может. По его словам, сюда часто кто-нибудь забирается, но есть ли тут постоянные жильцы, ему неизвестно. В этой части пещерного города Агизур еще не был. Поэтому здешние ходы для него такие же неизведанные, как и для нас. Обговорив еще раз правила поведения в галереях, мы зажигаем факелы и выбираемся в путь.
Агизур пытается идти первым, но я не разрешаю ему это делать и обгоняю его. С каждым новым шагом я все больше ощущаю себя первооткрывателем. Здешние галереи, проходы, развязки не могут не впечатлять. Ведь все это было сотворено людьми многие сотни лет назад.
Я пытаюсь представить себе, каким образом создавались все здешние «коммуникации», сколько сил и времени ушло на это. Ответа на данный вопрос у меня нет. Я не знаю и того, сколько времени понадобиться нам на то, чтобы бегло исследовать хотя бы маленькую часть огромного лабиринта.
Нас особенно интересуют два момента. Во- первых, мы выясняем, нет ли в этой части других «квартирантов», которые могут представлять реальную опасность. Во-вторых, нам хочется отыскать источник воды, пригодной для питья.
По пути мы осматриваем не один десяток комнат и залов. Почти везде встречаются следы пребывания людей. Однако им не день и не два. Если здесь кто-то и был, то ушел отсюда явно не перед самым нашим приходом.
Мы почти не разговариваем. По галереям разносится эхо наших шагов. Я не нахожу это безопасным. Ведь если кто-то прячется на верхних или нижних ярусах, то определить наше присутствие ему не составит труда.
Мы идем и примечаем путь. Никому из нас не хочется заблудиться. В один прекрасный момент мы оказываемся на развилке нескольких ходов. Делиться на группы или идти далее по одному нам не хочется по вполне понятной причине.
Нам надо как можно скорее найти воду и вернуться обратно к машине. Мы и без того изрядно углубились в пещерный город. По словам Агизура, дальше развилок может быть еще больше. По крайней мере, именно так обстоят дела в тех частях пещерного города, в которых ему удалось побывать.
— Агизур, как ты думаешь, где может быть вода? И есть ли она здесь вообще? — спрашиваю я у парнишки, надеясь, что тот должен обладать особым чутьем на такие вещи, характерным для местных жителей.
Ведь парень как-то сумел указать нам правильный путь в условиях почти нулевой видимости. Память тут вряд ли сыграла главную роль.
— Я не находил воды в тех ходах, где бывал раньше, — отвечает он через переводчика. — Но я знаю, что она здесь обязательно должна быть.
Древние люди ни за что не стали бы долбить скалу под жилище, не имея под рукой воды.
— Да, — соглашаюсь я и сразу же уточняю: — Но ведь за эти тысячелетия вода могла исчезнуть, разве нет?
— Она не исчезла. Я слышал, что вода здесь есть до сих пор.
— Ты можешь определить, где нам ее искать?
— Нет. Вот мой отец наверняка смог бы.
— Хорошо. Тогда просто укажи рукой на одну из галерей, любую. Мы туда и пойдем.
— А если там не будет воды? Вы меня станете обвинять?
— Если там не будет воды, мы вернемся на эту развилку и двинемся по другой галерее.
Юноша не медлит ни секунды и указывает направо. Мы тут же отправляемся в указанном направлении. Сначала ничего не предвещает удачного исхода моей затеи довериться чутью Агизура. Мы идем по галерее, которая напоминает другие, уже пройденные нами. Мне кажется, что еще немного, и нам снова встретится развилка.
Я едва сдерживаю себя от произнесения вслух комментариев на эту тему. Мне категорически непонятно, как здесь ориентировались древние жители. Почему они не путались в этих лабиринтах.
Дорога постепенно уходит под уклон и вскоре выводит нас к площадке, в центре которой находится резервуар с водой. На расстоянии он напоминает колодец. Мы осторожно подходим ближе.
Перед нами кольцо, аккуратно выложенное из камней, внутри которого плещется вода. Но глубокой ямы там нет. Толщина слоя воды составляет от силы полметра.
Источник бьет в самой середине каменного кольца. Сначала мы не понимаем, почему вода не льется через край, потом присматриваемся и замечаем канавку, устремленную в темную глубину очередной галереи.
У нас нет ни малейшего желания выяснять, куда именно уходит течение. Мы берем емкости, благоразумно прихваченные с собою, и наполняем их водой. Как бы нам ни хотелось пить, но пробовать сырую воду мы не стали. Агизур порывался это сделать на радостях от того, что указал нам правильный путь, но нарвался на мой твердый запрет.
Обратно мы вернулись практически без проволочек. Только на одном участке дороги наши мнения о правильности пути разделились. Нам пришлось остановиться и подумать. К счастью, обошлось без пустых блужданий.
Аркадий Федорович, второй волонтер и мать Агизура встретили нас с нескрываемой радостью. Состоялся быстрый обмен новостями. Мы рассказали о добытой воде. Карский отчитался, что ничего особенного за время нашего отсутствия не произошло.
Вместе с тем оказалось, что он не просто сидел и ждал нас. Мой наставник не забыл о том, что надо бы осмотреть лабораторию и проверить все оборудование, находящееся там.
— И как оно?.. — с неподдельным интересом спрашиваю я.
— Все исправно. Производство вакцины можно продолжить хоть прямо сейчас, — сообщает академик.
— Нам сейчас не мешало бы наладить производство ужина, — полушутя озвучивает Христов весьма насущную проблему.
— Заварка и несколько пачек хлебцев должны быть в машине, — припоминаю я. — Чаю на пару раз нам точно хватит. Хлебцы оставим для женщины. Сами пока обойдемся. Но уже сейчас стоит подумать о поисках съестного. Надеюсь, что Аги- зур сумеет нам в этом помочь.
— Артем, ты снова такой прыткий, что не даешь мне и слова сказать, — без всякой злобы замечает мой наставник.
Я осекаюсь, несколько секунд пребываю в безмолвии, потом с искренним удивлением уточняю:
— Вы хотите сказать, что в машине имеется еще что-то съестное?
— Да, имеется, — подтверждает он. — Ты забыл, что вместе с оборудованием, уцелевшим после аварийной посадки самолета, вы привезли в Эль-Башар не самый маленький ящик с консервами. Я не знаю, почему так вышло, но он до сих пор находится в будке машины.
Я невольно усмехаюсь. Академик прав. За всей непосильной работой, которую мы выполняли каждодневно, о контейнере я попросту забыл. Тем более что подкрепляться мне приходилось, как правило, вне палаточного лагеря.
Карский демонстрирует нам свою драгоценную находку. При экономном потреблении запасов консервов может хватить на несколько дней. Это кажется мне не таким уж и малым сроком, хотя мы еще толком и не определились с нашими дальнейшими действиями.
Одну из ближайших «комнат» мы приспосабливаем под кухню. За разведение костра берется Агизур, обещая, что дыма сами мы почти не почувствуем, а с внешней стороны его никто не заметит.
Запасов воды, принесенных нами, хватает даже на то, чтобы вымыть перед едой руки. Остальное мы кипятим.
Консервы распределяет Аркадий Федорович. Он старается учесть все нюансы, выделяет беременной женщине и молодым парням по целой банке, себе, мне и Христову — две на троих.
Я завариваю чай. Мы наполняем им все кружки и другие подходящие емкости, найденные в машине, усаживаемся вокруг еще не угасшего костра. Пьем горячее. Поглощаем говяжью тушенку. Пытаемся растянуть удовольствие.
Но вот сделать это не так просто. Я замечаю за собой вспышки желания съесть выделенную порцию как можно быстрее. Несколько минут мы исключительно едим, не говоря друг другу ни слова.
Меня прорывает первым.
— Как нам оценивать то, что случилось сегодня днем? — задаю я коллегам максимально обтекаемый вопрос.
— Как нарушение норм международного права, — схватывает с полуслова Аркадий Федорович.
— Мне кажется, что это и без того понятно, — говорит Йордан.
— Стало понятно, но лишь после того, как мы лично столкнулись со всем этим, — замечаю я. — Но у меня в связи с данными событиями возникает несколько иной вопрос.
— Какой же? — не терпится Христову.
— А ты не догадываешься? — искренне удивляюсь я и продолжаю, не желая щекотать любопытство моих коллег: — Если отвлечься от всего того, что мы пережили и за этот день, и за предыдущее время, и попытаться посмотреть со стороны на появление колонны военной техники в Эль-Башаре, то можно заметить определенные детали, нестыковки…
— По-моему, все логично, — не соглашается мой напарник. — Военные, захватившие власть в Хардузе, не имели возможности держать под контролем ситуацию, связанную с эпидемией, и решили прибегнуть к крайним мерам. Кажется, мы это уже обговаривали.
— Именно поэтому колонна военной техники, едва доехав до оазиса, сразу же направилась в сторону палаточного городка? — иронизирую я. — Откуда военные узнали, что именно здесь находится передвижная лаборатория, в которой можно производить новую вакцину против Эболы? Они наверняка владели этой информацией еще до приближения к Эль-Башару.
— Возможно, у них имелись разведданные, — высказал предположение Аркадий Федорович.
— Погодите-погодите, — разволновался болгарин. — Вы думаете, что все дело в Джулии?
— Да, — говорю я и утвердительно киваю, а мой наставник соглашается со мной.
— Артем, ты всерьез считаешь, что мисс Раст могла нарушить клятву Гиппократа и направить карателей в палаточный городок? — осведомляется Йордан.
— Я считаю, что нужно исходить из того, что мисс Раст — женщина, которую схватили и удерживают военные, — реагирую я. — Еще неизвестно, какие способы воздействия они применяют в отношении ее. В Эль-Башаре она давно зарекомендовала себя с лучшей стороны. Во время вспышки эпидемии всегда была на передовой, вместе с нами делала все возможное и даже невозможное, чтобы помочь инфицированным людям. Каждый день рисковала во имя их спасения. С чего бы ей тогда резко меняться и идти на нарушение клятвы Гиппократа? Не хочу повторяться, но все-таки я уверен, что нужную информацию каратели из нее выбили.
— При таком раскладе нельзя исключать, что ее к настоящему времени уже и в живых нет, — задумчиво проговорил Карский. — Особенно с учетом того, как эти вояки себя ведут.
— Будем надеяться, что Джулия жива. — Йордан не хочет верить в ее смерть.
Мне и хотелось бы согласиться с ним, но почему-то предположение Аркадия Федоровича выглядит куда более правдоподобным. В сущности, мой наставник озвучил то, что я боялся произнести вслух.
20
Проходит несколько часов. Наступает ночь. Несмотря на страшную усталость, мы с коллегами не торопимся укладываться спать.
Мне хочется выйти наружу, чтобы посмотреть, как там обстоят дела. Я предупреждаю об этом товарищей. Никто не упорствует. Все желают мне только быть осмотрительным и в случае чего звать на помощь. Я обещаю не отходить слишком далеко от входа в пещеру.
Агизур напрашивается пойти со мной за компанию. Кахина, конечно, волнуется, но отпускает сына со мной.
Мы осторожно идем к выходу. Буря к этому времени заметно стихла. От ее недавнего буйства практически ничего не осталось. Ветер продолжает дуть, но он уже далеко не такой сильный, каким был днем. Да и облака пыли как такового нет. В противном случае я не смог бы увидеть на небе ни звезд, ни луны.
— Явный признак того, что буря пошла на спад, — говорю я на арабском, указывая на небесные светила.
— А я уже подумал, что она зарядила на целую неделю, — слышится ответная реплика Агизура.
Меня передергивает от неожиданности.
— Ты что, говоришь по-арабски? — удивленно спрашиваю я.
— Говорю. Но не люблю. На нашем родном языке мне лучше мысли выявлять, — признается мальчишка.
— Не выявлять, а выражать, — поправляю его я, продолжая удивляться открытию. — Мог бы и раньше признаться. А то столько суматохи из-за необходимости переводить за тобой и для тебя.
— Я никак не находил придатного случая, — с виноватой улыбкой пояснил парень.
— Не придатного, а подходящего, — вновь поправляю его я.
— Говорю же, на родном языке мне лучше, — с легкой укоризной в голосе напоминает паренек.
Я обещаю больше не исправлять ошибки во всем, что он скажет, и отхожу от пещеры на несколько метров в направлении шоссе. В трехчетырех километрах отсюда находится Эль-Башар. Я останавливаюсь, поворачиваюсь и долго смотрю в сторону оазиса, пытаюсь разглядеть там хоть что-нибудь, что могло бы свидетельствовать о признаках жизни.
Моя попытка оказывается тщетной. Я не вижу там абсолютно ничего. Никаких огней. Полная темнота. В какое-то мгновение я даже начинаю сомневаться, туда ли вообще смотрю.
— Агизур, послушай, Эль-Башар ведь вон там? — уточняю я у своего юного спутника, махнув рукой в нужном направлении.
— Да, — подтверждает он. — Только не пойму, почему там темнота.
— А это не из-за бури? Не может быть так, что здесь она почти закончилась, а в оазисе еще продолжает бушевать?
— Бушевать может. Но сейчас этого не происходит. Бурю ты сразу разглядел бы.
Я понимающе киваю. У меня появляются весьма тревожные предчувствия, однако я оставляю их при себе, не хочу лишний раз пугать парнишку. Хотя мне кажется, что он и без меня все понимает.
Еще какое-то время смотрю в направлении оазиса, затем разворачиваюсь и собираюсь возвращаться в пещерный город. Нет никакого смысла стоять здесь просто так.
— Пойдем, Агизур. Мать наверняка переживает за тебя и не спит. А ей не мешало бы отдохнуть.
— Артем… — слышу я от него свое имя, произнесенное очень тихо.
— Что такое? — удивленно спрашиваю я, тоже переходя на шепот.
— Там какие-то огни появились, — объясняет он и кивает в сторону Эль-Башара.
Я мгновенно оглядываюсь и сразу же замечаю цепочку дрожащих огней на выезде из оазиса.
О характере их происхождения долго гадать не приходится. Это свет фар машин, идущих одна за другой. Мы слышим шум двигателей. С каждой секундой он все нарастает.
У меня нет никаких сомнений в том, что это та самая колонна военной техники, прибывшая днем в Эль-Башар. Сейчас она его покидает. Мне трудно представить, куда военные отправляются на этот раз.
— Все, Агизур! Быстро уходим отсюда! — настаиваю я.
— Давай посмотрим, куда они поедут.
— Нет. Нам это ничего не даст. А вот засечь нас могут. Поэтому идем.
Прежде чем колонна военной техники успевает промчаться вдоль пещерного города, мы скрываемся внутри него. Там я рассказываю остальным об увиденном. Мы с коллегами планируем завтрашний день.
— Предлагаю разделиться, — говорю я. — Мы с Агизуром отправимся в Эль-Башар. На разведку, так сказать. Посмотрим, что там оставили после себя военные. Может быть, найдем кого-то, кто остался в живых, спасем. А вы тем временем вместе с волонтерами наладите лабораторию.
— Какой ты, Артем, ушлый, — с усмешкой заявляет академик. — С парнишкой будешь без переводчика общаться?
— Мы и так неплохо понимаем друг друга, — отвечаю я и поясняю ситуацию.
— Ну, если так, то лично я не возражаю, — говорит Карский. — Полагаю, что и остальные тоже перечить не будут.
Христов и оба волонтера дают понять, что согласны.
— Я думаю, что мы не будем зацикливаться на будке грузовика, — продолжает мой наставник. — Подберем подходящую пещеру и там наладим работу лаборатории. Вчетвером это сделать будет довольно просто. Более того, я уверен, что со второй половины завтрашнего дня мы возобновим производство вакцины.
— Было бы неплохо, — поддерживаю я его планы.
— А вы там, Артем, во-первых, будьте внимательными. Если что не так, то на рожон не лезьте. Ни головы, ни другого места под удар не подставляйте. Риск — дело благородное, но не надо впадать в безрассудство. Вы нам нужны живыми. Поэтому собирайте информацию, ищите выживших людей и отправляйтесь обратно, в пещерный город.
— Да все будет хорошо, Аркадий Федорович! — невольно восклицаю я, напоминая эти возгласом сына, которому пришлось выслушивать нотации отца.
— Если попадется что-то из еды, то не стесняйтесь взять с собой. Желательно, чтобы это тоже были консервы. Неизвестно, сколько еще мы здесь пробудем. А питаться чем-то надо. Наших запасов, как ты сам понимаешь, надолго не хватит.
Я обещаю позаботиться и об этом.
Наконец-то мы укладываемся спать, оставив одного из волонтеров в качестве караульного.
Несмотря на усталость, засыпаю я с трудом. Слишком много мыслей роится в моей голове. Я то и дело прокручиваю в памяти различные эпизоды прошедшего дня. Пытаюсь представить, как все повернулось бы, если бы нами и лично мной были совершены иные действия, а не те, которые оказались произведены в реальности.
Толку от таких размышлений никакого. Но остановить их я не могу. Это похоже на докучливое наваждение, от которого так просто не избавишься. В какой-то момент я все-таки проваливаюсь в дрему. Мне ничего не снится, кроме этой же пещеры, в которой я сейчас нахожусь.
Резкий звук заставляет меня вскочить с места. Я с недоумением смотрю по сторонам, хотя разглядеть что-нибудь не представляется возможным. Сердце бешено стучит, вырывается из груди.
В течение нескольких секунд я пытаюсь сообразить, приснилось ли мне все это или же такова была реальность. Однако вскоре звук повторяется. Теперь он чуть более приглушенный, чем в первый раз. Хотя точно оценить сложно. Ведь я дремал.
Поэтому я не хочу никого тревожить и ожидаю, что же будет дальше. Через какое-то время я слышу целую серию очень странных шумов, среди которых, как мне кажется, есть и отзвуки голосов.
— Ты это слышишь? — спрашивает Йордан, который тоже успел пробудиться.
Читать бесплатно другие книги:
