Вечеринка в Хэллоуин Кристи Агата

Глава 15

Две пары глаз с беспокойством смотрели на Пуаро.

– Не знаю, что еще мы можем вам рассказать. Нас уже расспрашивала полиция, мсье Пуаро.

Пуаро переводил взгляд с одного юноши на другого. Сами они едва ли стали бы именовать себя юношами – их поведение и манера разговора были подчеркнуто «взрослыми». Если закрыть глаза, то можно было подумать, что это беседуют двое пожилых завсегдатаев клубов. В действительности Николасу было восемнадцать лет, а Дезмонду – шестнадцать.

– По просьбе друга я задаю вопросы тем, кто присутствовал не на самой вечеринке, а на подготовке к ней. Вы оба активно в ней участвовали, не так ли?

– Да.

– Я уже выслушал мнение полиции, побеседовал с уборщицами, врачом, который первым обследовал тело, присутствовавшей там школьной учительницей, директрисой школы, убитой горем матерью, ознакомился с деревенскими сплетнями… Кстати, насколько я понял, у вас имеется местная колдунья?

Двое молодых людей весело рассмеялись.

– Вы имеете в виду мамашу Гудбоди? Да, она пришла на вечеринку и сыграла роль колдуньи.

– Теперь я перехожу к младшему поколению, – продолжал Пуаро, – обладающему острым зрением и слухом, современными научными знаниями и философским мышлением. Мне не терпится узнать вашу точку зрения на эту историю.

Говоря, он внимательно смотрел на двух парней. Юноши для полиции, мальчишки для него, подростки для репортеров – их можно называть как угодно. Неглупые ребята, даже если и не отличаются таким высоким интеллектом, какой он только что им льстиво приписал, чтобы облегчить начало разговора. Они присутствовали и на вечеринке, и на подготовительных мероприятиях, помогая миссис Дрейк.

Николас и Дезмонд лазили на стремянки, развешивали желтые тыквы и китайские фонарики, кто-то из них ловко поработал с фотографиями, позволив девочкам увидеть «будущих мужей». Их возраст подходил для роли главных подозреваемых, по мнению инспектора Рэглена и, очевидно, пожилого садовника. Процент убийств, совершаемых представителями этой возрастной группы, увеличился за последние несколько лет. Не то чтобы Пуаро склонялся к подобным подозрениям, но все возможно – даже то, что убийства, происшедшие два или три года назад, могли быть совершены двенадцатилетним или четырнадцатилетним мальчиком. О таких вещах нередко читаешь в газетах…

Держа в уме эти возможности, Пуаро временно отодвинул их за занавес и сосредоточился на своей оценке двух юных собеседников – их внешности, одежде, поведении, голосах и тому подобном, как обычно маскируя интерес лестью и преувеличенно иностранными манерами, дабы они могли испытывать к нему дружелюбное презрение, скрытое вежливостью, так как оба были хорошо воспитаны. Старший, Николас, носил бакенбарды, волосы до плеч и черную одежду, не в знак траура по случаю недавней трагедии, а, по-видимому, руководствуясь собственным вкусом. Младший, Дезмонд, с пушистыми, ухоженными волосами рыжеватого оттенка, был облачен в розовую куртку, лиловые брюки и гофрированную рубашку. Оба тратили немало денег на одежду, которую явно приобретали не в местных магазинах и, возможно, оплачивали сами, не прибегая к помощи родителей или опекунов.

– Насколько я понял, вы были в «Эппл-Триз» в день вечеринки утром или после полудня, участвуя в подготовке к ней?

– Вскоре после полудня, – уточнил Николас.

– Что именно вы делали? Я слышал о подготовке от нескольких человек, но так толком и не смог все уяснить. Они часто друг другу противоречили.

– Ну, во-первых, занимались освещением.

– Поднимались на стремянки и подвешивали разные вещи, – добавил Дезмонд.

– А также, как я слышал, проделали недурную фотографическую работу?

Дезмонд тотчас же полез в карман, вынул бумажник и с гордостью извлек оттуда несколько фотографий.

– Изготовили их заранее, – объяснил он. – Будущие мужья для девочек. Для девчонок главное, чтобы парень выглядел посовременнее.

Он протянул несколько образцов Пуаро, который стал с интересом разглядывать довольно нечеткие изображения молодых людей – с рыжей бородой, с пышным ореолом волос, с бакенбардами, с волосами почти до колен и прочими украшениями.

– Мы старались, чтобы они не слишком походили друг на друга. Неплохо получилось, верно?

– Полагаю, у вас были модели?

– Нет, это мы с Ником снимали друг друга – просто немного гримировались и манипулировали с волосами.

– Весьма изобретательно, – одобрил Пуаро.

– Миссис Дрейк тоже понравилось, – сказал Николас. – Она смеялась и поздравляла нас с успехом. А в доме мы в основном возились с электричеством. Устанавливали освещение таким образом, чтобы, когда девочки смотрели в зеркало, одному из нас достаточно было подпрыгнуть, и они видели физиономию с бородой или бакенбардами.

– А девочки знали, что это вы и ваш друг?

– Уверен, что нет, – во всяком случае, не на вечеринке. Они знали, что мы участвовали в подготовке, но вряд ли узнали нас в зеркале. Не настолько они хорошо соображают. Кроме того, мы с Николасом все время меняли грим. Девчонки визжали от восторга. Чертовски забавно!

– Сколько людей было в доме после полудня? Я не прошу вас вспомнить всех присутствовавших на вечеринке.

– Ну, на вечеринке было человек тридцать. А после полудня там были, конечно, миссис Дрейк и миссис Батлер, одна из школьных учительниц, – кажется, ее фамилия Уиттейкер, потом сестра или жена органиста – миссис Флэттербат, или как там ее, медсестра доктора Фергюсона, мисс Ли – она была свободна во второй половине дня и пришла помочь, ну и несколько ребят, от которых было мало толку. Девчонки только околачивались вокруг и хихикали.

– А вы помните, какие именно девочки присутствовали тогда?

– Ну, Рейнолдсы: бедняжка Джойс, ее старшая сестра Энн – жуткая воображала, считает себя шибко умной – и их младший братишка Леопольд, – ответил Дезмонд. – Он ужасный ябеда – все время подслушивает, а потом всем выбалтывает. Потом, Битрис Ардли и Кэти Грант – редкая тупица. Еще пара уборщиц и писательница, которая притащила вас сюда.

– А мужчины?

– Заглянул викарий – приятный старичок, хотя и глуповат. И его новый заместитель – он заикается, когда нервничает. Вот как будто и все.

– Вы слышали, как Джойс Рейнолдс говорила, что видела убийство?

– Нет, – отозвался Дезмонд. – А она действительно такое говорила?

– Вроде да, – ответил ему Николас. – Правда, я тоже этого не слышал, – очевидно, меня тогда не было в комнате. Где она это сказала?

– В гостиной.

– Ну да, большинство людей были там, если не занимались чем-нибудь особенным, – сказал Дезмонд. – Мы с Ником в основном находились в комнате, где девчонки собирались смотреть в зеркала на своих мужей, – устанавливали проводку и тому подобное. Или на лестнице – вешали китайские фонарики. В гостиную мы заходили один или два раза – подвешивали тыквы, а в те, которые были полыми, вставляли лампочки. Но я ничего такого не слышал. А ты, Ник?

– Я тоже, – кивнул Николас. – Любопытно, если Джойс в самом деле видела убийство.

– Что тут любопытного? – осведомился Дезмонд.

– Ну, это ведь экстрасенсорное восприятие, верно? Она видела, как произошло убийство, и через час или два ее саму убивают. Очевидно, у нее было нечто вроде видения. Я читал, что, согласно последним экспериментам, такую реакцию можно вызвать, прикладывая электрод к яремной вене.

– Ничего у них не выходит с этим экстрасенсорным восприятием, – с презрением сказал Дезмонд. – Люди сидят в разных комнатах, глядя на игральные карты или слова с геометрическими фигурами сверху, но ничего необычного там не видят.

Эркюль Пуаро поспешил вмешаться, не желая выслушивать научную дискуссию:

– Во время вашего пребывания в доме не произошло ничего, что могло бы вам показаться зловещим или просто значительным? Что-нибудь, возможно, больше никем не замеченное, но привлекшее ваше внимание?

Николас и Дезмонд нахмурились, пытаясь припомнить какой-либо важный инцидент.

– Нет, там были только шум и суета.

– А у вас имеются какие-нибудь теории? – обратился Пуаро к Николасу.

– Насчет того, кто прикончил Джойс?

– Да. Быть может, вы заметили что-либо, наведшее вас на подозрения по чисто психологическим причинам.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Возможно, в этом что-то есть.

– Держу пари, это Уиттейкер, – вмешался Дезмонд.

– Учительница? – спросил Пуаро.

– Да. Она ведь старая дева и наверняка сексуально озабочена. К тому же в школе она постоянно пребывает в женском обществе. Помните, одну учительницу задушили год или два назад? Говорят, она была со странностями.

– Лесбиянка? – осведомился Николас тоном человека, умудренного жизненным опытом.

– Меня бы это не удивило. Помнишь Нору Эмброуз – девушку, с которой она жила? Она была недурна собой и имела одного или двух дружков, а та учительница с ума сходила от ревности. Говорили, будто она мать-одиночка. Пару семестров она отсутствовала по болезни, а потом вернулась. Впрочем, здесь любят посплетничать.

– Ну, как бы то ни было, Уиттейкер почти все время торчала в гостиной. Возможно, она слышала то, что сказала Джойс, и это застряло у нее в голове…

– Как по-твоему, сколько лет Уиттейкер? – спросил Николас. – Наверняка под пятьдесят. В этом возрасте женщины становятся немного странными…

Оба посмотрели на Пуаро с видом довольных собак, которые принесли то, что просил их хозяин.

– Если так, то бьюсь об заклад, что мисс Эмлин об этом знает. Ей известно все, что творится у нее в школе.

– Так чего же она молчит?

– Может быть, считает, что должна защищать своих подчиненных.

– Вряд ли. Если бы она думала, что Элизабет Уиттейкер свихнулась, то не стала бы молчать. А вдруг та прикончит еще несколько учениц?

– Как насчет заместителя викария? – с надеждой осведомился Дезмонд. – Возможно, он тоже слегка чокнутый. Знаете, первородный грех, а тут как раз яблоки, вода и все прочее. По-моему, это недурная идея! Ведь о нем никто ничего не знает. Предположим, на него так подействовал «Львиный зев». У него возникли ассоциации с адским пламенем. Он подошел к Джойс, сказал: «Пойдем, я покажу тебе кое-что», привел ее в комнату с яблоками и велел встать на колени – объяснил, что это крещение, – и окунул ее голову в ведро. Видите, как все отлично соответствует? Адам и Ева, яблоки, адский огонь – и повторное крещение, дабы очиститься от греха.

– Наверное, он сначала разделся, – с энтузиазмом подхватил Николас. – У таких вещей всегда сексуальная подоплека.

– Ну, – промолвил Пуаро, – вы, безусловно, дали мне пищу для размышлений.

Глава 16

Эркюль Пуаро с интересом смотрел на миссис Гудбоди. Ее внешность идеально подходила для роли ведьмы. То, что эта внешность почти наверняка сочеталась с добродушным характером, ни в коей мере не рассеивало иллюзию. Она говорила много и охотно.

– Верно, я была там. Я всегда изображаю ведьму. В прошлом году викарию так понравилось, как я это проделала на карнавальном шествии, что он подарил мне новый остроконечный колпак. Ведьмины шапки изнашиваются, как и все остальное. На Хэллоуин я сочинила стишки для девочек с их именами – один для Битрис, другой для Энн и так далее. Я дала их тому, кто изображает призрака, и он их произносил, пока девочки смотрели в зеркало, а мальчики – мистер Николас и Дезмонд – бросали вниз фотокарточки. Я чуть со смеху не померла. Ребята приклеивали себе бороды и патлы, а потом друг друга фотографировали. А их одежда! На днях я видела мистера Дезмонда, так вы не поверите – на нем были коричневые брюки и розовая куртка. Девчонки с ног падают, когда видят такое. Но они тоже хороши – носят юбки все короче и короче, а под них надевают эти… как их там… колготки. В мое время такое только хористки носили, а теперь девочки последние деньги на это тратят. Мальчишки тоже ходят расфуфыренные, как павлины. Впрочем, мне нравятся яркие цвета: я всегда любила смотреть картинки, где нарисованы мужчины в старинных нарядах – в камзолах, штанах в обтяжку, шляпах с перьями – и все в кружевах и с локонами до плеч. Девушкам тогда было на что посмотреть. А сами они наряжались в платья с широченными юбками – они назывались крило… кринолины – и большими кружевными воротниками. Моя бабушка служила в хорошей викторианской семье, а может, это было не при Виктории, а еще раньше – при короле с головой как груша… как же его звали… Билли-дурачок, Вильгельм Четвертый[17]. Так вот, бабушка мне рассказывала, что тогда молодые леди носили муслиновые платья до самых лодыжек. Платья были такие чопорные, но девушки смачивали муслин в воде, чтобы он прилипал к ним. Таким образом они показывали все, что можно было показать. Выглядели скромницами, но джентльмены им проходу не давали… Я одолжила миссис Дрейк мой колдовской шар для вечеринки. Она повесила его возле дымохода, – может, вы его видели: такой красивый темно-синий шар. Он висит у меня над дверью.

– Вы занимаетесь гаданием?

– Еще бы! – усмехнулась женщина. – Правда, полиции это не по душе. Не то чтобы им не нравилось именно мое гадание. Если знаешь, кто тебе больше подходит, от этого вреда нет.

– А вы не могли бы посмотреть в ваш шар и узнать, кто убил эту девочку, Джойс?

– Вы что-то путаете, – ответила миссис Гудбоди. – Чтобы что-то увидеть, нужно смотреть в хрустальный шар. Если бы я вам сказала, кто, по-моему, это сделал, вам бы это не понравилось. Вы бы сочли это противоестественным. Но кругом творится немало противоестественного.

– Возможно, вы правы.

– В общем-то у нас местечко неплохое – люди тут большей частью достойные, – но дьявол везде найдет себе подобных.

– Вы имеете в виду черную магию?

– Это чепуха, – презрительно фыркнула миссис Гудбоди. – Для тех, кто любит всякое шутовство с переодеванием, сексом и прочим. Нет, я говорю о тех, кого коснулся дьявол, – сыновей Люцифера. Таким ничего не стоит убить человека, если они получают от этого прибыль. Когда им что-то нужно, они берут это, ни о ком не думая и никого не жалея. Иногда они красивы, как ангелы. Я знала одну семилетнюю девочку, которая задушила своих маленьких брата и сестру – пятимесячных близнецов – прямо в колясках.

– Это произошло здесь, в Вудли-Каммон?

– Нет, не здесь. Кажется, в Йоркшире. Жуткая история. Девочка была прехорошенькая – хоть приделай ей пару крылышек и пой рождественские гимны. Но внутри у нее все прогнило. Вы меня понимаете – вы уже немолоды и знаете, сколько в мире зла.

– Увы! – промолвил Пуаро. – Я слишком хорошо это знаю. Если Джойс действительно видела убийство…

– А кто говорит, что она это видела? – осведомилась миссис Гудбоди.

– Она сама это сказала.

– Ну так нечего ей верить. Она всегда была маленькой лгуньей. – Женщина внимательно посмотрела на Пуаро. – Надеюсь, вы этому не верите?

– Верю, – покачал головой Пуаро. – Уж слишком много людей убеждали меня этого не делать.

– В семьях иногда случаются странные вещи, – продолжала миссис Гудбоди. – Возьмите, к примеру, Рейнолдсов. Мистер Рейнолдс давно занимается продажей недвижимости, но ничего в жизни не добился и никогда не добьется. Миссис Рейнолдс только хлопочет по дому и из-за всего беспокоится. Но никто из их троих детей не пошел в родителей. У Энн отлично работают мозги. Она хорошо учится и собирается в колледж. Может, станет учительницей. Но она так довольна собой, что никто из ребят дважды на нее не посмотрит. Джойс не была такой умной, как Энн или как ее братишка Леопольд, но хотела быть. Ей всегда хотелось знать и уметь больше других, поэтому она плела разные небылицы, чтобы обратить на себя внимание. Но никто ей не верил, потому что девять ее слов из десяти были враньем.

– А мальчик?

– Леопольд? Ну, ему только девять или десять, но у него и руки и голова отлично работают. Он хочет изучать физику и здорово успевает по математике – даже учителя в школе удивляются. Наверняка он станет ученым, только будет придумывать разные скверные штуки, вроде атомной бомбы. Леопольд – один из тех умников, что изобретают вещи, которыми можно уничтожить половину земного шара вместе с людьми. Таких, как он, лучше остерегаться. Леопольд вечно подслушивает и выведывает чужие секреты. Хотела бы я знать, где он берет карманные деньги. Во всяком случае, не у родителей – у них особенно не разживешься, а у Леопольда стали водиться деньги. Он хранит их в ящике комода, под носками, и покупает всякие дорогие штуки. Думаю, он заставляет людей платить за то, что хранит их тайны. – Она сделала паузу, чтобы перевести дух. – Боюсь, я не смогла вам помочь.

– Вы мне очень помогли, – заверил ее Пуаро. – Как по-вашему, что случилось с иностранной девушкой, о которой говорили, что она сбежала?

– По-моему, она не убежала далеко. «Бом-бом, дили-дили – в колодце кошку утопили» – вот что я про нее всегда думала.

Глава 17

– Простите, мэм, не могла бы я поговорить с вами минутку?

Миссис Оливер, стоя на веранде дома ее приятельницы и высматривая признаки приближения Эркюля Пуаро, уведомившего ее по телефону о своем приходе, быстро обернулась.

Перед ней стояла опрятно одетая женщина средних лет, нервно сплетающая руки в хлопчатобумажных перчатках.

– Да? – отозвалась миссис Оливер с подчеркнуто вопросительной интонацией.

– Простите, что беспокою вас, мадам, но я подумала…

Миссис Оливер не торопила посетительницу. Ее интересовало, чем она так взволнована.

– Вы ведь та самая леди, которая пишет истории о преступлениях, убийствах и тому подобных вещах?

– Да, это я, – кивнула миссис Оливер.

В ней проснулось любопытство. Неужели это всего лишь предисловие к просьбе об автографе или фотографии с подписью?

– Я подумала, что вы сумеете мне помочь, – сказала женщина.

– Вы лучше присядьте, – предложила миссис Оливер.

Она поняла, что миссис Как-ее-там – о том, что перед ней миссис, свидетельствовало обручальное кольцо – принадлежит к людям, которым требуется время, чтобы перейти к делу. Женщина села, продолжая теребить перчатки.

– Вас что-то тревожит? – спросила миссис Оливер, делая все от нее зависящее, чтобы ускорить повествование.

– Ну, мне нужен совет по поводу одного уже давнего события. Тогда я не беспокоилась, но знаете, как бывает, – подумаешь и захочешь с кем-то посоветоваться.

– Понимаю, – промолвила миссис Оливер, надеясь внушить доверие этим ни к чему не обязывающим заявлением.

– Тем более учитывая то, что случилось недавно, – продолжала посетительница.

– Вы имеете в виду…

– Я имею в виду то, что произошло на вечеринке в Хэллоуин. Это показывает, что здесь есть люди, на которых нельзя полагаться, верно? И что случившееся раньше могло быть не тем, что вы об этом думали, если вы меня понимаете…

– Да? – Миссис Оливер снова произнесла это односложное слово с подчеркнуто вопросительным оттенком. – По-моему, я не знаю вашего имени, – добавила она.

– Лимен – миссис Лимен. Я работаю приходящей уборщицей у здешних леди. После смерти моего мужа пять лет тому назад я работала у миссис Ллуэллин-Смайт – леди, которая жила в «Куорри-Хаус», прежде чем там поселились полковник и миссис Уэстон. Не знаю, были ли вы с ней знакомы…

– Не была, – сказала миссис Оливер. – Я впервые приехала в Вудли-Каммон.

– Понятно. Ну, значит, вы не знаете, что тогда произошло и что об этом говорили.

– Я много слышала об этом, когда приехала сюда, – отозвалась миссис Оливер.

– Понимаете, я не разбираюсь в законах, потому и беспокоюсь. Адвокаты только все путают, а мне не хочется идти в полицию. Ведь юридические дела полиции не касаются, верно?

– Возможно, – осторожно ответила миссис Оливер.

– Может быть, вы знаете, что тогда говорили о коди… Никак не могу запомнить это слово.

– Кодицил к завещанию? – предположила миссис Оливер.

– Да-да, верно. Миссис Ллуэллин-Смайт написала этот коди… и оставила все деньги иностранной девушке, которая за ней ухаживала. Это казалось удивительным, так как здесь у нее жили родственники и она специально сюда переехала, чтобы быть к ним поближе. Миссис Ллуэллин-Смайт их очень любила – особенно мистера Дрейка. А потом адвокаты начали говорить, что кодицил написала вовсе не она, а иностранная девушка, которая хотела заполучить ее деньги, что они обратятся в суд и что миссис Дрейк собирается опротестовать завещание – кажется, это так называется.

– Да, я слышала что-то подобное, – ободряюще кивнула миссис Оливер. – А вам что-то об этом известно?

– Я ничего плохого не хотела. – В голосе миссис Лимен зазвучали хнычущие интонации, которые миссис Оливер неоднократно слышала в прошлом.

«По-видимому, эта миссис Лимен, – подумала она, – из тех женщин, что не прочь подслушивать под дверью и вообще совать нос в чужие дела».

– Тогда я никому ничего не сказала, – продолжала миссис Лимен, – потому что сама толком не знала, что к чему. Но это выглядело странно, и мне не стыдно признаться такой леди, как вы, которая разбирается в подобных вещах, что я хотела докопаться до правды. Я ведь некоторое время работала у миссис Ллуэллин-Смайт, поэтому мне хотелось выяснить, как там обстоят дела.

– Разумеется, – снова кивнула миссис Оливер.

– Если бы я думала, что поступила неправильно, то, конечно, во всем бы призналась. Но тогда мне казалось, что я ничего дурного не сделала, понимаете?

– Конечно понимаю. Продолжайте. Это связано с кодицилом?

– Да. Как-то раз миссис Ллуэллин-Смайт – она в тот день неважно себя чувствовала – попросила зайти к ней в комнату меня и молодого Джима, который помогал в саду и приносил хворост и уголь. Мы вошли и увидели, что перед ней на столе лежат бумаги. Она повернулась к той иностранной девушке – мы ее называли мисс Ольга – и сказала: «Теперь выйди из комнаты, дорогая, потому что ты не должна в этом участвовать» – или что-то вроде того. Ну, мисс Ольга вышла, а миссис Ллуэллин-Смайт велела нам подойти ближе и говорит: «Это мое завещание». Она прикрыла верхнюю часть листа промокашкой, но низ остался открытым. «Я сейчас напишу здесь кое-что, – сказала она, – и хочу, чтобы вы это засвидетельствовали». Миссис Ллуэллин-Смайт начала писать своим скрипучим пером – шариковых ручек она не признавала. Ну, она написала две или три строчки, подписалась и говорит мне: «А теперь, миссис Лимен, напишите здесь ваше имя и ваш адрес». Потом она велела Джиму сделать то же самое и сказала: «Ну вот, вы засвидетельствовали то, как я это написала и поставила свою подпись. Благодарю вас. Это все». Мы с Джимом вышли. Я немного удивилась, но тогда ничего такого не подумала. Но, выйдя, я повернулась, чтобы потянуть дверь и закрыть ее на защелку. Я вовсе не хотела подсматривать, понимаете?..

– Понимаю, – быстро отозвалась миссис Оливер.

– Я увидела, как миссис Ллуэллин-Смайт с трудом поднялась со стула – у нее был артрит, и движения причиняли ей боль, – подошла к книжному шкафу, вытащила книгу и положила в нее конверт с бумагой, которую только что подписала. Книга была большая, толстая и стояла на нижней полке – потом она поставила ее на место. Я не думала об этом, пока не началась суета с завещанием, и тогда… – Она внезапно умолкла.

Миссис Оливер в очередной раз помогла ее интуиция.

– Не думаю, что вы ждали так долго, – заметила она.

– Ну, вообще-то вы правы. Признаюсь, мне стало любопытно. В конце концов, всегда хочется знать, что ты подписала. Такова человеческая натура, верно?

– Верно, – кивнула миссис Оливер.

«Любопытство является весьма существенным компонентом натуры миссис Лимен», – подумала она.

– На следующий день миссис Ллуэллин-Смайт уехала в Медчестер, а я убирала ее спальню и подумала, что лучше взглянуть на бумагу, которую меня попросили подписать. Ведь когда что-то покупаешь в рассрочку, всегда говорят, что нужно прочитать напечатанное мелким шрифтом.

– В данном случае написанное от руки, – промолвила миссис Оливер.

– Я решила, что вреда от этого не будет, – ведь я ничего не возьму. Ну, я нашла на нижней полке нужную книгу, а в ней конверт с бумагой. Книга была старая и называлась «Ответ на все вопросы». Это выглядело… ну, как знамение, если вы меня понимаете…

– Понимаю, – в который раз подтвердила миссис Оливер. – Итак, вы вынули из конверта бумагу и посмотрели на нее.

– Верно, мадам. Не знаю, правильно я поступила или нет. Это действительно было завещание. В конце было несколько строк, написанных миссис Ллуэллин-Смайт вчера. Я легко смогла их прочитать, хотя у нее был довольно корявый почерк.

– И что же там говорилось? – спросила миссис Оливер, которую в свою очередь обуяло любопытство.

– Я не помню точные слова… Что-то насчет кодицила и что она все свое состояние завещает Ольге… я забыла фамилию – начинается на букву «С», кажется, Семенова – в благодарность за доброту и внимание к ней во время ее болезни. Внизу стояли подписи – ее, моя и Джима. Я положила бумагу на место, так как не хотела, чтобы миссис Ллуэллин-Смайт догадалась, что я рылась в ее вещах. Меня здорово удивило, что все деньги достанутся иностранной девушке, – мы все знали, что миссис Ллуэллин-Смайт очень богата. Ее муж занимался судостроением и оставил ей большое состояние. «Везет же некоторым!» – подумала я. Мисс Ольга мне не очень нравилась – у нее был скверный характер. Но со старой леди она всегда была внимательна и вежлива. Конечно, она надеялась что-нибудь урвать, но чтобы получить все… Потом я подумала, что миссис Ллуэллин-Смайт, должно быть, разругалась со своими родственниками, а когда перестанет злиться, то порвет этот самый кодицил и напишет новый. Короче говоря, я положила конверт и книгу на место и забыла об этом. Но когда началась суматоха с завещанием и пошли разговоры, будто кодицил поддельный и его написала не миссис Ллуэллин-Смайт, а кто-то еще…

– Ясно, – кивнула миссис Оливер. – И что вы сделали?

– Ничего. Это меня и беспокоит. Тогда я подумала, что все эти разговоры из-за того, что адвокаты не любят иностранцев, как и многие люди. Честно говоря, я сама их не жалую. Мисс Ольга всюду расхаживала с довольным видом, уже задаваться начала, и я даже обрадовалась – думаю, хорошо бы адвокаты доказали, что у нее нет прав на эти деньги, так как она не была родственницей старой леди. Но дело до суда не дошло, потому что мисс Ольга сбежала. Очевидно, вернулась на континент – туда, откуда прибыла. Сразу стало понятно, что тут что-то нечисто. Может, она угрожала миссис Ллуэллин-Смайт и заставила ее написать этот кодицил. Один из моих племянников хочет стать доктором и говорит, что с помощью гипноза можно чудеса творить. А вдруг мисс Ольга загипнотизировала старую леди?

– Когда это произошло?

– Миссис Ллуэллин-Смайт умерла… дайте подумать… почти два года тому назад.

– И тогда это вас не обеспокоило?

– Нет. Все вроде было в порядке, мисс Ольге не удалось получить деньги, и я решила, что меня это не касается.

– Но теперь вы думаете иначе?

– Это все из-за девочки, которую утопили в ведре с яблоками. Говорят, будто она видела какое-то убийство. Что, если мисс Ольга убила старую леди, так как знала, что деньги достанутся ей, но, когда началась суета с адвокатами и полицией, испугалась и сбежала? Я подумала, что должна кому-то рассказать про ту бумагу. У такой леди, как вы, наверняка есть друзья среди полицейских и адвокатов, и вы сможете им объяснить, что я просто смахивала пыль с книжного шкафа, а бумага лежала в книге, и я положила ее на место. Я ведь ничего не взяла.

– Но вы видели, как миссис Ллуэллин-Смайт написала кодицил к своему завещанию, и засвидетельствовали это вместе с Джимом, не так ли?

– Так.

– Значит, если вы оба видели, как миссис Ллуэллин-Смайт написала кодицил и поставила свою подпись, он не мог быть поддельным?

– Я это видела – истинная правда! Джим подтвердил бы мои слова, но он уехал в Австралию больше года назад, и я не знаю его адреса. Он оттуда не возвращался.

– Ну и что же вы хотите от меня?

– Чтобы вы объяснили, должна ли я что-нибудь сказать или сделать. Меня никто никогда не спрашивал, знаю ли я что-нибудь о завещании.

– Ваша фамилия Лимен. А как ваше имя?

– Харриет.

– Харриет Лимен. Как фамилия Джима?

– Дайте вспомнить… Дженкинс – Джеймс Дженкинс. Буду вам очень признательна, если вы мне поможете, потому что меня это здорово беспокоит. Если мисс Ольга убила миссис Ллуэллин-Смайт, а Джойс это видела… Мисс Ольга так хвасталась, когда услышала от адвокатов, что получит кучу денег, но, как только полиция стала задавать вопросы, ее и след простыл. Вот я и думаю, должна ли я что-нибудь рассказать и кому.

– По-моему, – сказала миссис Оливер, – вам следует сообщить обо всем адвокату, который представлял миссис Ллуэллин-Смайт. Уверена, что хороший адвокат правильно поймет ваши чувства и побуждения.

– Если бы вы замолвили за меня словечко – подтвердили, что я не хотела поступать нечестно… Все, что я сделала…

– Все, что вы сделали, – прервала миссис Оливер, – это ничего не рассказали. Но у вас имеется вполне разумное объяснение.

– Но если бы вы сами все им объяснили, я была бы так благодарна…

– Я сделаю все, что могу, – пообещала миссис Оливер. Ее взгляд устремился на садовую дорожку, по которой приближалась аккуратная фигурка.

– Спасибо вам огромное! – горячо воскликнула миссис Лимен. – Недаром мне говорили, что вы очень славная леди.

Она поднялась, натянула многострадальные перчатки, проделала нечто среднее между поклоном и реверансом и удалилась.

– Проходите и садитесь, – обратилась миссис Оливер к подошедшему Пуаро. – Что с вами? Вы выглядите расстроенным.

– У меня разболелись ноги, – отозвался Эркюль Пуаро.

– Все из-за ваших ужасных лакированных туфель, – сказала мисс Оливер. – Садитесь и рассказывайте то, что собирались мне рассказать, а потом я расскажу вам кое-что, и это, возможно, вас удивит!