Почему не Эванс? Кристи Агата

Глава 4

Дознание

Расследование обстоятельств гибели Алекса Притчарда состоялось на следующий день. Доктор Томас дал показания о том, как был обнаружен погибший.

– Жизнь еще присутствовала в теле? – спросил коронер[3].

– Да, пострадавший еще дышал. Однако надежды на выздоровление не оставалось… – Тут доктор пустился в сложные технические подробности, и коронер пришел на помощь собравшейся комиссии:

– То есть, говоря повседневным языком, спина этого человека была сломана?

– Да, если вам так удобно, – с печалью в голосе промолвил доктор Томас, прежде чем рассказать, как он отправился за помощью, оставив умирающего на попечении Бобби.

– А теперь хотелось бы услышать ваше мнение о причине этого несчастья, доктор Томас.

– Я бы сказал, что, по всей вероятности (за отсутствием каких бы то ни было свидетельств о его психическом настрое), покойный непредумышленно оступился на краю обрыва и упал. В это время от моря наползал туман, а тропа в этом месте резко поворачивает. Из-за тумана покойный мог не заметить опасности и продолжить движение вперед, в каковом случае пара шагов могла стоить ему падения.

– Не заметили ли вы признаков насилия? Которое могло бы учинить третье лицо?

– На сей счет я могу только сказать, что все обнаруженные повреждения полностью объясняются падением тела с высоты пятьдесят-шестьдесят футов на камни.

– Далее остается вопрос о возможности самоубийства.

– Полностью исключить такую возможность нельзя. По поводу того, случайно или преднамеренно покойный сделал ошибочный шаг, я не могу ничего сказать.

Следующим вызвали Роберта Джонса.

Бобби объяснил, что играл с доктором в гольф, и срезавшийся мяч отлетел в сторону моря. В это время поднимался туман, и видеть было сложно. Ему показалось, что он услышал чей-то крик, и даже на мгновение подумал о том, что мяч мог долететь до какого-нибудь оказавшегося на тропинке человека, но потом понял, что мяч просто не мог пролететь настолько далеко.

– Вы нашли мяч?

– Да в какой-то сотне ярдов от тропы. – Бобби рассказал, как они перешли к следующему стартовому пункту и как его мяч улетел в пропасть.

Тут коронер остановил его, поскольку показания молодого человека повторяли уже известное от доктора. Но принялся расспрашивать его о крике: слышал ли он его или ему показалось, что слышал.

– Это был просто крик.

– Кто-то звал на помощь?

– O нет. Просто кричал. На самом деле я не уверен в том, что слышал его.

– Крик, вызванный испугом?

– Да, больше похоже на это, – с благодарностью подтвердил Бобби. – Вроде того, как может вскрикнуть человек, если в него неожиданно попал мяч.

– Или когда он шагнул в пустоту, считая, что идет по тропе?

– Да.

После чего Бобби рассказал о том, что пострадавший умер через минут пять после того, как доктор отправился за помощью, и на этом его испытание закончилось.

Коронер явно уже хотел покончить со столь очевидным делом.

Вызвали миссис Лео Кейман.

Бобби даже охнул от острого разочарования, не увидев лика с выпавшей из кармана покойного фотографии. Фотографов, решил он в полном расстройстве, следует считать обманщиками худшего толка. Вне сомнения, снимок этот был сделан несколько лет назад, однако и с учетом этого он не мог поверить в то, что очаровательная большеглазая красотка могла превратиться в нынешнюю нахальную с вида бабу с выщипанными бровями и явно крашеными волосами. «Время, – вдруг пришло в голову Бобби, – абсолютно ужасная вещь. И как будет выглядеть та же Фрэнки по прошествии двадцати лет?» Он даже поежился.

Тем временем Амелия Кейман, обитающая по адресу Паддингтон, Сент-Леонард Гарденс, 17, приступила к даче показаний.

Покойный Александр Притчард был ее единственным братом. В последний раз она видела его за день до трагедии, когда он объявил ей о своем намерении совершить пешее путешествие по Уэльсу. Брат ее совсем недавно вернулся с Востока.

– Пребывал ли он в благополучном состоянии ума?

– O да. Алекс всегда пребывал в бодром расположении духа.

– То есть, насколько вам известно, у него не было ничего плохого на уме?

– Ох! Не сомневаюсь в этом. Он предвкушал свое путешествие.

– А не было ли у него в последнее время финансовых неприятностей… или неприятностей какого-то другого рода?

– Ну, на сей счет ничего сказать не могу, – произнесла миссис Кейман. – Понимаете ли, он только что вернулся домой, и перед этим я не видела его десять лет, а писать письма он никогда не любил. Но он возил меня в Лондоне по театрам и ресторанам, сделал мне несколько подарков, так что не думаю, чтобы у него не было денег; и потом, он находился в таком прекрасном расположении духа, что неприятностей у него просто не могло быть.

– А кем был ваш брат по профессии, миссис Кейман?

Леди слегка смутилась:

– Ну, не могу точно сказать вам. Он называл себя изыскателем и вообще редко бывал в Англии.

– Вам известны какие-либо причины, могшие заставить его покуситься на собственную жизнь?

– O нет! И я не могу поверить в то, что он мог решиться на подобный поступок. Это была какая-то случайность.

– А как вы объясните тот факт, что у вашего брата не было с собой никакого багажа, даже рюкзака?

– Он не любил ходить с рюкзаком. Вместо этого он рассылал посылки. И одну отправил за день до отъезда со своими ночными вещами и парой носок, только адресовал ее в Дербишир вместо Денбишира, так что она пришла сюда только сегодня.

– Ага! Это объясняет один несколько странный факт.

Миссис Кейман продолжила объяснять, каким образом она связалась с фотографами, имена которых присутствовали на фотографии, найденной в кармане ее брата. Она тут же приехала вместе с мужем в Марчболт и опознала тело.

На последних словах она громко хлюпнула носом и прослезилась.

Сказав несколько слов в утешение, коронер отпустил ее.

Далее он обратился к комиссии, которой следовало определить характер смерти этого человека. К счастью, вопрос показался вполне несложным. Никаких оснований предполагать, что мистер Притчард находился в состоянии уныния или депрессии или намеревался свести счеты с жизнью, комиссии предложено не было. Напротив, он пребывал в полном здравии и добром расположении духа и предвкушал отдых. Причиной его гибели стал туман, легший на тропу, шедшую по краю обрыва, и, возможно, следует признать, что настало время что-то сделать с этим опасным местом.

Комиссия не стала тянуть с объявлением вердикта.

– Мы объявляем, что покойный принял смерть в результате несчастного случая, и хотим добавить, что, с нашей точки зрения, городскому совету следует немедленно принять меры по установлению ограды или забора по морской стороне тропы, там, где она огибает пропасть.

Коронер кивнул в знак одобрения.

Дознание закончилось.

Глава 5

Мистер и миссис Кейман

Вернувшись в дом викария через полчаса, Бобби обнаружил, что связь его с гибелью Алекса Притчарда еще не разорвана. Ему сообщили, что мистер и миссис Кейман пришли повидаться с ним и находятся в кабинете отца. Бобби немедленно отправился туда и обнаружил своего родителя отважно поддерживавшим подходящий случаю разговор, впрочем, абсолютно не наслаждаясь этим занятием.

– А! – произнес викарий с легким облегчением в голосе. – Вот и Бобби.

Мистер Кейман поднялся и с протянутой рукой шагнул навстречу молодому человеку. Рослый и напыщенный мужчина, он придерживался манер вроде бы приветливых, однако холодный, с хитринкой, взгляд их опровергал. Что касается миссис Кейман, хотя ее можно было бы посчитать привлекательной в неком откровенном и грубоватом стиле, в ней не усматривалось почти ничего общего с той ранней фотографией, ни следа того задумчивого очарования. «По правде сказать, – подумал Бобби, – если бы сама она не опознала собственное фото, едва ли это смог бы сделать кто-то другой».

– Я приехал вместе с женой, – произнес мистер Кейман, стискивая ладонь Бобби в твердом и болезненном рукопожатии. – В подобных ситуациях, понимаете ли, следует быть рядом; Амелия, само собой, расстроена.

Миссис Кейман хлюпнула носом.

– Мы пришли переговорить с вами, – продолжил мистер Кейман. – Понимаете ли, несчастный брат моей жены умер, в общем-то, на ваших руках. Естественно, она хотела бы услышать от вас все, что вы можете сказать о последних мгновениях его жизни.

– Безусловно, – несчастным голосом произнес Бобби. – Безусловно…

Он нервно ухмыльнулся и немедленно услышал вздох отца – знак христианского смирения.

– Бедный Алекс, – произнесла миссис Кейман, промакивая глаза. – Бедный-бедный Алекс.

– Понимаю, – ответил Бобби. – Абсолютная жуть.

Он поежился.

– Видите ли. – Миссис Кейман с надеждой посмотрела на Бобби. – Если он что-то проговорил, даже отдельные слова, я, разумеется, хотела бы узнать их.

– Ну конечно, – сказал Бобби. – Но на самом деле он ничего не сказал.

– Совсем ничего? – Миссис Кейман бросила на него полный недоверия и разочарования взгляд.

– Да. В общем… Да, совсем ничего.

– И к лучшему, – торжественным тоном заключил мистер Кейман. – Уйти вот так, без боли, без сознания – такой исход следует воспринимать как милость, Амелия.

– Наверное, придется, – согласилась миссис Кейман. – И вы считаете, что он совсем не чувствовал боли?

– Я уверен в этом, – сказал Бобби.

Миссис Кейман глубоко вздохнула.

– Что ж, спасибо вам за эту информацию. По правде говоря, я надеялась, что были какие-то последние слова, но теперь мне кажется, что так даже лучше. Бедный Алекс. Милый непоседа.

– В самом деле? – переспросил Бобби, вспоминая бронзовое лицо, глубокие синие глаза.

Привлекательный человек этот Алекс Притчард, привлекательный даже на пороге смерти. Странно лишь то, что он приходится братом миссис Кейман и шурином ее мужу. Бобби подумалось, что он был достоин лучшей участи.

– Что ж, мы в большом долгу перед вами, – заключила миссис Кейман.

– Oх, что вы, что вы, – ответил Бобби. – То есть… В общем, я просто ничего не мог сделать для него. Так что… – Он смущенно умолк.

– Мы этого не забудем, – объявил мистер Кейман.

Бобби еще раз претерпел болезненное рукопожатие. После чего коснулся вялой ладони миссис Кейман. Отец его вежливо распростился с гостями. Бобби проводил Кейманов до входной двери.

– И чем занимаетесь вы, молодой человек? – вопросил Кейман. – Находитесь дома в увольнении… или заняты чем-то еще?

– Большую часть свободного времени ищу работу, – признался Бобби. И после небольшой паузы добавил: – Я служил во флоте.

– Да, трудные времена, ныне повсюду трудные времена. – Мистер Кейман покачал головой. – Что ж, желаю вам счастья, от всей души желаю.

– Большое спасибо, – вежливо поблагодарил Бобби.

Он проводил взглядом своих гостей, уже шедших от дома по подъездной дорожке.

И, стоя возле окна, впал в глубокую задумчивость. Хаос разнообразных идей обрушился на его разум – смешанные воспоминания о фотоснимке… Лицо этой девушки с широко посаженными глазами и туманным облачком волос… И по прошествии десяти или пятнадцати лет лицо миссис Кейман… Грубая косметика, выщипанные брови, широко посаженные глаза, утонувшие в складках плоти, превратившись в подобие свиных глазок… И еще ярко окрашенные хной волосы. Исчезли все следы невинной юности. Какая жалость! И причиной всему этому, скорее всего, брак с этим жизнерадостным грубияном, мистером Кейманом. Если бы она вышла замуж за кого-то другого, то, возможно, постарела бы более благородно. Легкое прикосновение седины, широко расставленные глаза смотрят с гладкого бледного лица. А может, и все равно…

Бобби вздохнул и тряхнул головой.

– В этом-то и кроется худшая часть брака, – выдавил он мрачным голосом.

– Что ты сказал?

Очнувшись от раздумий, Бобби увидел рядом с собой Фрэнки, приближения которой не заметил.

– Привет, – бросил он.

– Привет. Почему ты о браке? И о чьем?

– Я выразился, так сказать, в общем плане, – ответил Бобби.

– То есть?

– Об опустошающих эффектах брака.

– И кто это опустошен?

Бобби объяснил. И понял, что на сей раз не нашел во Фрэнки сочувствия.

– Ерунда. Эта женщина в точности похожа на свое фото.

– Где ты видела ее? Ты была на дознании?

– Конечно, я была на дознании. А ты как думал? Иначе здесь вообще нечем заняться. Так что дознание стало чистейшим божьим даром. Я никогда еще не была на дознании. И оно привело меня в полный восторг. Конечно, если бы речь зашла о каком-нибудь таинственном отравлении с разными научными отчетами и прочим, все было бы много интереснее; однако не следует быть слишком привередливой, когда тебе на безрыбье подворачивается хотя бы вот такое невзыскательное развлечение. Я до самого конца надеялась, что появятся подозрения в злом умысле, но, к сожалению, все оказалось самым прискорбным образом понятно и просто.

– Какими кровожадными инстинктами ты руководствуешься, Фрэнки.

– Ну да. Возможно, это какой-то атавизм, или как там это называется, не знаю. Тебе не кажется? А я вот думаю, что полна атавизмов. В школе меня звали Мартышкой.

– А мартышки любят убивать? – вопросил Бобби.

– Тебя послушать, так словно читаешь заметку в воскресном номере газеты, – заявила Фрэнки. – «У нашего корреспондента имеется особое мнение по данному вопросу».

– А знаешь, – вернулся Бобби к исходной теме, – я не согласен с тобой по поводу Кейманши. Но на фото она очаровательна.

– Очаровательно подретуширована, и ничего более, – перебила его Фрэнки.

– Ну да, настолько подретуширована, что не подумаешь, будто один и тот же человек.

– Ты слеп, – возразила Фрэнки. – Фотограф сделал все возможное в рамках своего искусства, однако итог его трудов отвратителен.

– Я абсолютно не согласен с тобой, – прохладным тоном произнес Бобби. – Кстати, а где ты видела этот снимок?

– В местном «Вечернем эхе».

– Наверное, напечатали плохо.

– А мне кажется, что ты явно рехнулся, – возмутилась Фрэнки, – из-за такой наштукатуренной потаскухи – да, я сказала плохое слово, – такой, как эта Кейман.

– Фрэнки, – сказал Бобби, – ты меня удивила. Тем более здесь, у викария, в каком-то смысле на святой земле.

– Ну, тебе не следовало вести себя так смешно. – Фрэнки ненадолго умолкла, а затем охвативший ее приступ раздражения сам собой улегся. – Впрочем, на самом-то деле смешно ссориться из-за этой дрянной особы. Я пришла затем, чтобы предложить тебе партию в гольф. Что скажешь?

– О’кей, шеф, – жизнерадостно отозвался Бобби.

И они вполне по-дружески отправились из дома, разговаривая на ходу о таких предметах, как срезка и доводка мяча, и о том, как надо совершенствовать подсечку.

Недавняя трагедия как будто совсем вылетела из головы Бобби, пока, совершив на одиннадцатой площадке дальний бросок, он вдруг не вскрикнул.

– Чего это ты?

– Ничего, просто вдруг кое-что вспомнил.

– Что же?

– Ну, эти двое, Кейманы то есть, приходили сюда и спрашивали, не произносил ли погибший каких-нибудь слов перед смертью, и я сказал им, что не произносил.

– Ну и что?

– И вот только что вспомнил, что ошибся.

– Похоже, это утро не самое удачное в твоей жизни.

– Понимаешь, слова эти были совсем не такими, какие они хотели услышать. И поэтому, наверное, я не сразу вспомнил их.

– И что же он сказал? – полюбопытствовала Фрэнки.

– Он сказал: «Почему не Эванс?»

– Какая забавная фраза. И ничего больше?

– Нет. Он только вдруг открыл глаза, произнес эти слова – совершенно внезапно – и сразу же умер.

– Что ж, – заключила Фрэнки после недолгого раздумья. – Не думаю, что у тебя есть причины для беспокойства. Пустяковая подробность, и только.

– Возможно. Но все же мне следовало бы назвать эти слова. Понимаешь, я сказал, что он ничего не говорил.

– Ну, это примерно одно и то же, – сказала Фрэнки. – То есть это не то, если бы он сказал, к примеру, «передайте Глэдис, что я всегда любил ее» или «завещание лежит в ореховом бюро»… Ну, любые подходящие к ситуации романтические Последние Слова, которыми нас потчуют в книжках.

– Так ты не думаешь, что мне стоит написать им об этом?

– Я бы не стала утруждать себя. Эти слова не могут иметь никакого значения.

– Думаю, ты права, – согласился Бобби и с удвоенным усердием обратился к игре.

Однако вопрос не сумел полностью изгладиться из его памяти. Пустяк этот все-таки досаждал ему. Бобби чувствовал себя как-то неспокойно. Точка зрения Фрэнки, он в этом не сомневался, являлась и правильной и разумной. Пустяковая фраза… так и забыть бы ее. Однако совесть не прекращала свои слабые уколы. Он же сказал, что умирающий не произнес ни слова. И это было неправдой. При всей тривиальности и глупости ситуации он не мог примириться с ней.

Тем же вечером, повинуясь порыву, он сел за письменный стол и написал:

«Уважаемый мистер Кейман, я только что вспомнил, что на самом деле Ваш шурин произнес перед смертью кое-какие слова. Одну только фразу: „Почему не Эванс?“ Прошу прощения за то, что не назвал ее сегодня утром, ибо, очевидно, не придал ей особого значения в тот несчастный вечер, и поэтому она ускользнула из моей памяти.

Искренне Ваш, Роберт Джонс».

Ответ пришел на следующее утро:

«Уважаемый мистер Джонс, – писал мистер Кейман. – Пишу сразу же после получения Вашего письма. Большое спасибо за так точно переданные последние слова моего шурина при всем их тривиальном характере. На самом деле жена моя надеялась на какое-нибудь известие личного характера. Однако благодарю Вас за ответственность.

Искренне Ваш, Лео Кейман».

Бобби почувствовал себя униженным.

Глава 6

Финал пикника

На следующий день Бобби получил письмо совершенно другого свойства:

«Все в порядке, старина, – писал Баджер безграмотной пачкотней, не делавшей чести дорогой частной школе, где его учили. – Вчера за пятнадцать фунтов приобрел пять машин – „Остин“, два „Морриса“ и пару „Роверов“. В данный момент они не на ходу, но, как мне кажется, мы с тобой сможем хорошенько подлатать их. Черт побери, машина всего лишь машина, не более того. И пока она довозит владельца до дома, ни на что большее он рассчитывать не может. Я подумал, что можно открыться в следующий понедельник, и полагаюсь на тебя, так что не подведешь меня, старина? Должен сказать, что тетушка моя Кэрри еще та. Когда-то я разбил окно старикашке, который грубил ей из-за ее кошек, и она этого не забыла. Каждое Рождество присылала мне кучу подарков, а теперь вот это.

Мы обречены на успех. Можно в этом не сомневаться. Я про то, что машина всего лишь машина. Их можно купить за гроши, малость покрасить, и обычный дурак ничего не заметит. Нас ждет фантастический успех. Не забудь же. Следующий понедельник. Рассчитываю на тебя.

Всегда твой, Баджер».

Бобби известил отца о том, что в следующий понедельник отправляется в город на работу. Описание ее отнюдь не подвигло викария на какое-то подобие энтузиазма. Следует отметить, что в прошлом ему пришлось пересечься с Баджером Бидоном. И посему он прочел Бобби долгую лекцию о том, что следует уклоняться от опрометчивого принятия ответственности. По причине отсутствия конкретных знаний в области финансов и бизнеса рекомендации его следовало бы назвать довольно неопределенными, но усомниться в смысле их было невозможно.

В среду той же самой недели Бобби получил другое письмо, адрес которого был начертан косым зарубежным почерком. Содержание его оказалось несколько неожиданным для молодого человека.

Отправила его из Буэнос-Айреса фирма «Энрикес и Дайо», и, если коротко, она предлагала Бобби работу в фирме за тысячу фунтов в год.

Первую минуту или две молодому человеку казалось, что он попал в сон. Тысяча за год. Он внимательнее перечитал письмо. В нем упоминалось, что предпочтителен флотский отставник. Намекалось, что кандидатура Бобби была предложена какой-то оставшейся неизвестной персоной. Согласие следовало дать немедленно, после чего Бобби в течение недели должны были отправить в Буэнос-Айрес.

– Ух, черт меня побери! – Бобби дал выход своим чувствам в несколько неуместной манере.

– Бобби!

– Прости, папа. Забыл, что ты здесь.

Мистер Джонс прочистил глотку.

– Мне хотелось бы напомнить тебе…

Бобби ощутил, что следующего процесса – обыкновенно весьма продолжительного – следует любой ценой избежать. И добился этого простейшим способом.

– Мне только что предложили работу с окладом тысяча фунтов в год.

Викарий так и замер с открытым ртом, утратив на мгновение дар речи.

«Это заставит его сойти с привычной тропы», – промелькнула в голове Бобби приятная мысль.

– Мой дорогой Бобби, я не ослышался – кто-то предложил тебе работу за тысячу в год? За тысячу?

– Прямо в лунку, папа, – отреагировал Бобби.

– Но это невозможно, – ответил викарий.

Откровенное недоверие ничуть не задело Бобби. Его оценка собственных финансовых возможностей немногим отличалась от отцовской.

– Полные болваны, – искренне согласился он.

– А кто… эти люди?

Бобби передал ему письмо. Викарий, достав из кармана пенсне, с подозрением уставился на него. И в итоге дважды перечитал.

– Удивительно, – выдал он наконец. – Весьма удивительно.