Тайна «Голубого поезда» Кристи Агата

Она подняла глаза, и ее взгляд встретился со взглядом женщины, сидящей напротив. Неожиданно она подумала, что женщина читает ее мысли. В ее серых глазах она увидела понимание и — да, да! — сострадание.

Но это было лишь мимолетным впечатлением. Лица обеих женщин приняли выражение благовоспитанности и покоя. Миссис Кеттеринг взяла журнал, а Катарин Грей стала смотреть в окно на исчезающие улицы и пригородные дома.

Руфи было трудно сосредоточиться на журнале.

Досадуя на себя, она мысленно представляла, какому множеству опасностей подвергала себя. Какая же она дура! Как все хладнокровные люди, теряющие контроль над собой, она потеряла его полностью. Поздно…

Разве поздно? О, если бы кто-нибудь дал ей совет!

Раньше она никогда не чувствовала в этом нужды, у нее на все было свое собственное мнение, но теперь…

Что случилось с ней? Паника. Да, вот именно, это была паника. Впервые в жизни она, Руфь Кеттеринг, была в полной панике, близкой к безумию.

Украдкой она бросила взгляд на соседку. Если бы среди ее знакомых был такой симпатичный и спокойный человек! Именно такой человек был ей нужен сейчас. Но посвящать в свои проблемы незнакомую попутчицу… Руфь улыбнулась про себя. Она снова стала рассматривать журнал. В конце концов надо взять себя в руки. Она сама все решила. Она поступает согласно собственной свободной воле. Что в этом такого? Она сказала себе: «Почему, в самом деле, я не могу быть счастливой?»

Время до Дувра пролетело незаметно. Руфь прекрасно переносила морскую качку, но не любила холод, и поэтому заказала себе отдельную каюту…

Отрицая это, иногда она становилась суеверной.

Кроме того, она принадлежала к тому сорту людей, для которых совпадения имеют значение. Прибыв в Кале и обосновавшись со служанкой в сдвоенном купе Голубого поезда, она пошла в вагон-ресторан.

Ее удивило то, что за столиком она оказалась вместе с той самой женщиной, которая была ее соседкой в пульмановском вагоне. Обе женщины тепло улыбнулись друг другу.

— Какое совпадение! — сказала миссис Кеттеринг.

— Действительно, — ответила Катарин, — но обычно так и бывает.

Официант появился перед ними с той стремительностью, которую так ценит Интернациональная транспортная компания, и поставил перед ними две тарелки с супом. Когда суп сменил нежный омлет, женщины уже дружески беседовали.

— Господи, как хочется оказаться там, где солнце, — вздохнула Руфь.

— Уверена, это необыкновенное ощущение.

— Вы хорошо знаете Ривьеру?

— Нет, это моя первая поездка.

— Удивительно.

— А вы, наверное, ездите туда каждый год?

— Практически. Январь и февраль в Лондоне ужасны.

— Я жила в деревне. Там это тоже не слишком приятные месяцы. Грязь и слякоть.

— Почему вы решили поехать сейчас?

— Деньги, — ответила Катарин. — В течение десяти лет у меня, едва хватало их, чтобы купить удобные туфли, а теперь я получила большое наследство, хотя для вас оно, наверное, совсем не большое.

— Удивительно, что вы так говорите. Неужели это так заметно?

Катарин засмеялась.

— Я не знаю наверняка. Я сужу по внешнему впечатлению. Когда я вас увидела, то подумала, что вы — одна из самых богатых женщин в мире. Возможно, я ошиблась.

— Нет, вы не ошиблись. — Внезапно Руфь помрачнела. — А не могли бы вы рассказать, что вы вообще обо мне думаете? — О, пожалуйста! — Руфь прервала ее возражения. — Оставьте условности. Мне это необходимо. Когда мы отъехали от вокзала, я посмотрела на вас и мне показалось… вы понимаете, что со мной происходит.

— Уверяю вас, я не умею читать в душах. — Катарин улыбнулась.

— Нет, нет, скажите мне, пожалуйста, о чем вы подумали.

Руфь была столь настойчивой, что Катарин сдалась.

— Хорошо, если хотите, я скажу вам. Я подумала, что вы в сильном душевном смятении, и мне стало вас жаль.

— Вы правы, вы совершенно правы. Я в ужасной тревоге. Я… я хочу рассказать вам, если позволите…

— О, дорогая… — И тут Катарин подумала: «Как однообразен мир! Люди делились со мной своими бедами в Сент Мэри Мед, и вот опять то же самое, хотя я не хочу ничего знать об этом».

Но она только вежливо промолвила:

— Расскажите.

Руфь допила кофе, встала и, не обращая внимания на то, что Катарин к кофе еще и не приступала, сказала:

— Пойдемте ко мне.

Это были два одноместных купе, соединенных общей дверью. В одном из них сидела, держа на коленях большую сафьяновую шкатулку с инициалами «Р.В.К.», худенькая служанка, которую Катарин заметила еще на вокзале. Миссис Кеттеринг закрыла дверь, соединяющую два купе, и села. Катарин присела рядом.

— Я волнуюсь. Не знаю, что делать. Есть мужчина, который мне нравится, очень нравится. Мы познакомились, когда оба были молоды, но тогда нас насильно разлучили. Теперь мы снова встретились.

— Да?

— Я… я еду к нему. О, я уверена, вы скажете, что это плохо, но вы не знаете моих обстоятельств. Мой муж невыносим. Он так мучает меня!

— Да, — снова произнесла Катарин.

— Мне очень скверно. Я обманула отца, это он провожал меня сегодня. Он хочет, чтобы я разошлась с мужем, и, конечно, даже не подозревает, что я еду на встречу с другим мужчиной. Он бы назвал это фантастической глупостью.

— А вы так не думаете?

— Я полагаю, что так оно и есть. — Руфь Кеттеринг посмотрела на свои руки, которые слегка дрожали. — Но пути назад у меня уже нет.

— Почему же?

— Я… мы договорились, и это будет ударом для него.

— Вы же не верите в это, — твердо сказала Катарин. — Мужчины гораздо крепче, чем это кажется.

— Он подумает, что я струсила, что я не в состоянии выполнить обещание.

— Мне кажется, вы делаете ужасную глупость и прекрасно понимаете это.

Руфь Кеттеринг прижала ладони к лицу.

— Не знаю, не знаю. С той минуты, как мы отъехали от «Виктории», я не могу избавиться от ужасных предчувствий: что-то надвигается, и я не могу этого избежать.

— Не думайте об этом, постарайтесь взять себя в руки. Вы можете послать отцу телеграмму из Парижа, и он немедленно приедет.

Лицо Руфи просветлело.

— Да, так я и сделаю. Дорогой старый дад! Странно, но до нынешнего дня я не понимала, как сильно люблю его. — Она выпрямилась и вытерла слезы носовым платком. — Я была такой дурой. Спасибо, что дали мне выговориться. Не знаю, что со мной, отчего я в таком истеричном состоянии… Но теперь мне легче. Думаю, мне и впрямь надо было выговориться. Теперь я даже представить себе не могу, отчего так идиотски вела себя. — Она встала.

Катарин тоже встала.

— Рада, что вам легче. — Катарин старалась придать своему тону официальность. Она слишком хорошо знала, что бывает с человеком после того, как он слишком разоткровенничается, и мягко добавила: — Я должна идти в свое купе.

Она вышла в коридор, в это же время там оказалась служанка. Она смотрела мимо Катарин с выражением живейшего интереса. Катарин взглянула туда же, но, вероятно, тот, на кого смотрела служанка, уже скрылся в своем купе — коридор был пуст. Катарин пошла в соседний вагон. Неожиданно дверь последнего купе открылась, оттуда выглянуло женское лицо, и дверь снова закрылась. Это лицо было непросто забыть, как выяснила Катарин, когда позже увидела его снова.

Красивое лицо, нежное, смуглое, несколько эксцентричное. Катарин показалось, что она видела его раньше.

Без дальнейших приключений она дошла до своего купе, села и начала лениво размышлять о том, кем могла быть ее собеседница и чем кончится ее история.

«Если мне действительно удалось удержать ее от сумасбродства, я сделала неплохое дело, — подумала она. — Но кто знает? Такие женщины обычно бывают эгоистками, и, быть может, даже хорошо, если хоть раз в жизни они поступают необычно. Ладно, вряд ли я увижу ее снова. Она, конечно, не захочет встречаться со мной. Это большая ошибка — разрешать другим рассказывать об их делах. После они обычно раскаиваются».

Она надеялась, что за обедом окажется за другим столиком. Не без юмора подумала о том, что для них обеих это будет лучше. Откинувшись на сидении, она почувствовала грусть и усталость. Они подъезжали к центру Парижа, и поезд начал плестись, время от времени останавливаясь. На Лионском вокзале. Катарин была рада выйти на платформу и немного размяться.

После душного поезда холодный воздух бодрил. Она улыбнулась, заметив, что ее знакомая в норковом манто уже решила проблему обеда; служанка через окно принимала корзинку с едой.

Когда поезд тронулся и зазвенел колокольчик, извещавший об обеде, Катарин с легким сердцем пошла в вагон-ресторан. На сей раз ее визави оказался маленький человечек, похожий на иностранца, с прямыми усами и яйцеобразной головой, которую он по привычке немного наклонял в сторону.

С собой Катарин взяла книгу, но, начав ее читать, заметила, что человечек несколько озадаченно смотрит на нее.

— Я вижу, что у вас roman policier.[15] Вы их любите?

— Они развлекают меня, — ответила Катарин.

Маленький человечек понимающе кивнул.

— Это — ходовой товар, так я обычно говорю. Но почему, мадемуазель? Я спрашиваю вас, как человек, всю жизнь изучающий людскую природу. Почему?

Катарин все больше и больше удивлялась.

— Наверное, потому, что они дают иллюзию жизни, настоящей жизни, — решила она.

— Да, да, в этом что-то есть. — Он мрачно кивнул.

— Конечно, все знают, что на самом деле ничего такого не бывает, — продолжила Катарин, но он быстро перебил ее:

— Иногда, мадемуазель! Иногда! Это случалось с тем, кто говорит сейчас с вами, — со мной!

Она бросила на него быстрый, заинтригованный взгляд.

— Однажды, кто знает, вы тоже столкнетесь с чем-нибудь подобным. Это дело случая.

— Вряд ли! Ничего такого со мной никогда не происходило.

Он подался вперед.

— А вы бы хотели этого?

Вопрос напугал ее, и она вздрогнула.

— Может, это фантазии, — сказал маленький человечек, облизывая вилку, — но мне кажется, вы вступаете в полосу интересных событий. Eh bien, мадемуазель, за всю мою жизнь я понял одно: что желаешь, то и получаешь. Кто знает? — Он скорчил комическую гримасу, — Возможно, вы получите даже больше, чем хотите.

— Это пророчество? — Катарин улыбнулась и встала.

— Я не пророк, — уверенно ответил ее собеседник. — Правда, я имею привычку никогда не ошибаться, но не хочу этим хвалиться. Спокойной ночи, мадемуазель, желаю вам приятных сновидений.

Катарин пошла к себе, удивляясь тому, что сказал ей маленький человек. Проходя мимо открытого купе своей знакомой, она увидела, что проводник стелет постель. Леди в норковом манто стояла лицом к окну.

Второе купе, как заметила Катарин, было пусто, на сидении лежали матрацы, пледы и постельное белье.

Служанки не было.

Катарин обнаружила, что ее постель уже готова.

Было половина десятого, и так как она очень устала, то сразу же легла и погасила свет.

Внезапно Катарин проснулась. Она не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она легла.

Взглянув на часы, обнаружила, что они стоят. Ее охватила тревога, которая усиливалась с каждой минутой. Она встала, накинула капот и вышла в коридор. Поезд казался погруженным в сон. Катарин открыла окно и на минуту присела рядом, вдыхая холодный воздух и пытаясь отогнать непонятные страхи. Потом решила пройти в конец вагона и узнать у проводника, который час, но проводника на месте не оказалось. Она перевела дух и направилась в другой вагон. В длинном полутемном коридоре она с удивлением обнаружила мужчину. Он стоял у двери купе, которое занимала леди в норковом манто. Она подумала, что ошиблась в темноте и что это его купе. Некоторое время он стоял, неуверенно держась за ручку двери, затем бесшумно повернулся, и Катарин увидела его лицо; к своему удивлению, она узнала в нем человека, которого встречала уже дважды — в отеле «Савой» и в агентстве Кука. Он открыл дверь и вошел в купе.

Катарина подумала, что это тот самый мужчина, о котором ей рассказывала леди в норковом манто, — мужчина, с которым она должна была встретится.

Потом Катарина сказала себе, что она слишком романтична. Скорее всего, она просто перепутала купе.

Глава 11. Убийство

На другое утро Катарин проснулась от ослепительного солнечного света. Она рано пошла завтракать и не встретила никого из своих вчерашних собеседников. Когда вернулась к себе, куле было уже убрано проводником — смуглолицым мужчиной с опущенными усами и меланхолическим выражением лица.

— Мадам повезло, — заметил он. — Солнце! Пассажиры обычно расстраиваются, когда просыпаются, а за окном пасмурно.

— О, я бы тоже наверняка расстроилась, — ответила Катарин.

— Мы сильно опаздываем, мадам! — Проводник собрался уходить. — Я предупрежу вас, когда будем подъезжать к Ницце.

Катарин кивнула. Сев у окна, она залюбовалась открывающимися панорамами. Пальмы, глубокая синева моря, цветущие мимозы совершенно очаровали ее, ведь за всю жизнь она знала лишь слякотную английскую зиму.

В Каннах Катарин решила прогуляться по платформе. Она вспомнила про леди в норковом манто и посмотрела на окно ее купе. Шторы были опущены — это было единственное занавешенное окно во всем поезде. Катарин немного удивилась и, вернувшись в поезд, подошла к купе своей знакомой и убедилась, что оно заперто. Леди в норковом манто, похоже, была поздней пташкой.

Вскоре проводник сказал, что через несколько минут они прибудут в Ниццу. Катарин дала ему чаевые, он поблагодарил ее, но без энтузиазма. Катарин решила, что либо чаевых недостаточно, либо что-то более важное тревожит проводника. Действительно, он был взволнован, его глаза бегали, казалось, он боится за свою жизнь.

— Мадам простит меня, если я спрошу, встречают ли ее в Ницце?

— Наверное, а что?

Но он только покачал головой, бормоча что-то невнятное. Он ушел и не появлялся до тех пор, пока поезд не остановился.

Катарин стояла на платформе, растерянно озираясь по сторонам. К ней подошел молодой человек с беззаботным лицом и нерешительно спросил:

— Мисс Грей?

Катарин ответила, что это она, тогда молодой человек, ослепив ее улыбкой, представился:

— Я — Шабби, муж леди Темплин. Надеюсь, она упомянула обо мне, но могла и забыть. Где ваш багаж? Когда я в этом году приехал сюда, то потерял свои вещи, и вы даже представить себе не можете, сколько было шуму. Типичный французский гвалт.

Катарин показала ему свои вещи, они уже собрались идти, когда услышали очень вежливый голос:

— Один момент, мадам, если позволите.

Катарин обернулась и увидела человека в униформе.

Он объяснил:

— Простые формальности. Мадам, конечно, будет так любезна и не откажется пройти со мной. Распоряжение полиции. — Он развел руками. — Абсурд, но что поделаешь.

Мистер Шабби напрягся, слушая: его французский оставлял желать лучшего.

— Как это похоже на французов, — прошептал он.

Он принадлежал к тому типу патриотически настроенных британцев, которые, предпочитая заграницу своей собственной стране, весьма критично относятся к заграничным порядкам. — Вечно у них какие-то глупости. Хотя раньше они не задерживали людей на станции. Это нечто новое. Думаю, вам следует пойти с ним…

К удивлению Катарин, человек повел ее к поезду.

Они вошли в одно из купе. Очень напыщенный человек, наверное служащий, поклонился Катарин и сказал:

— Извините, мадам, но необходимо выполнить кое-какие формальности. Я вижу, мадам говорит по-французски.

— Вполне сносно, думаю, — по-французски ответила Катарин.

— Это хорошо. Пожалуйста, садитесь, мадам. Я — месье Кау, комиссар полиции. — Он произнес это со значением, и Катарин постаралась изобразить, что это произвело на нее должное впечатление.

— Вы хотите видеть мой паспорт? — предположила она. — Вот он.

— Благодарю, мадам, — сказал комиссар, взяв паспорт. Он откашлялся. — Но на самом деле нам нужна небольшая информация.

— Информация?

Комиссар спокойно кивнул головой.

— Насчет той дамы, что ехала с вами в поезде. Вы вчера говорили с ней во время ленча.

— Боюсь, я ничего не смогу рассказать о ней. Мы действительно говорили за ленчем, но я с ней незнакома и никогда раньше ее не видела.

— Однако вы пошли в ее купе после ленча и о чем-то говорили? — спросил комиссар.

— Да, — ответила Катарин, — это правда.

Казалось, комиссар ожидал, что она скажет больше.

Он поощрительно взглянул на нее.

— Продолжайте, мадам.

— О чем, месье?

— Вы ведь расскажете мне, о чем вы говорили?

— Я могла бы, но не понимаю, почему я должна это делать.

Как истинная британка, она была возмущена. Этот французский служака слишком бесцеремонен.

— Почему? — воскликнул комиссар. — О, мадам, уверяю вас, есть очень важная причина.

— Тогда, конечно, вы мне ее назовете.

Комиссар задумчиво поскреб подбородок.

— Мадам, — сказал он наконец. — Причина очень проста. Дама, о которой я спрашиваю, была утром найдена мертвой в своем купе.

— Мертвой! — воскликнула Катарин. — Сердечный приступ?

— Нет, — сонным голосом ответил комиссар. — Она была убита.

— Убита!

— Теперь, мадам, вы понимаете, что нам нужна любая информация.

— Но ведь ее служанка…

— Служанка исчезла.

— О… — Катарин замолчала, собираясь с мыслями.

— Проводник видел, что вы были с леди в ее купе, он сообщил об этом полиции, вот почему, мадам, мы вас побеспокоили.

— Как жаль, — сказала Катарин, — но я даже не знаю ее имени.

— Ее фамилия Кеттеринг. Это мы узнали из ее паспорта и пометки на багаже.

Раздался стук. Месье Кау встал и приоткрыл дверь купе.

— Что случилось? — спросил он недовольно. — Не отвлекайте меня.

В дверях показалась яйцеобразная голова вчерашнего собеседника Катарин.

— Мое имя, — представился он, — Эркюль Пуаро.

— Неужели, — запинаясь, проговорил месье Кау, — неужели вы тот самый Эркюль Пуаро?

— Тот самый. Я, помнится, встречал вас однажды, месье Кау, в Sulne[16] в Париже, хотя не уверен, что вы меня помните.

— Ну что вы, месье, ну что вы! Входите, пожалуйста! Вы знаете о…

— Да, знаю! Я пришел узнать, не нужна ли помощь.

— Буду польщен, — ответил комиссар. — Позвольте представить вам, месье Пуаро, — он заглянул в паспорт Катарин, — мадам, то есть мадемуазель Грей.

Пуаро улыбнулся Катарин.

— Не странно ли, — проговорил он, — что мои слова начали сбываться так скоро?

— Мадемуазель, к несчастью, может рассказать нам совсем немного, — заметил комиссар.

— Я уже объяснила, — сказала Катарин, — что эта бедная леди была мне незнакома.

— Но ведь она говорила с вами, не так ли? — мягко спросил Пуаро. — У вас, наверное, сложилось о ней определенное впечатление?

— Да, — задумчиво ответила Катарин. — Кажется, сложилось.

— Что ж, мадемуазель, — вмешался комиссар, — расскажите нам о нем.

Катарин подробно пересказала их вчерашний разговор. Она чувствовала, что предает свою собеседницу, но слово «убийство» все меняло. И как можно точнее, слово в слово, она передала свой разговор с погибшей.

— Интересно! — Комиссар обратился к Пуаро: — Месье Пуаро, правда, это интересно? Либо это не имеет с преступлением ничего общего… — Он не закончил свою фразу.

— А может, это самоубийство? — предположила Катарин.

— Нет, — ответил комиссар. — Это не самоубийство. Она была задушена черным шнуром.

— Боже! — Катарин задрожала.

Месье Кау успокаивающе поднял руку.

— Да, да, все это очень неприятно. Наверное, наши преступники более жестоки, чем ваши.

— Это ужасно!

— Да, да, — ласково произнес комиссар. — Вы очень смелая женщина, мадемуазель. Как только я увидел вас, я сказал себе: «Эта мадемуазель — смелый человек». Поэтому я хочу попросить вас об одной вещи, очень неприятной вещи, но, уверяю вас, это необходимо.

Катарин ошарашенно смотрела на него. Он поднял руку, словно защищаясь.

— Осмелюсь попросить вас, мадемуазель, пройти со мной в соседнее купе.

— Это необходимо? — тихо спросила Катарин.

— Кто-то должен опознать ее, — ответил комиссар. — Служанка исчезла… — Он покашлял со значением. — Вы единственная, кто с ней общался.

— Ну что ж, — спокойно сказала Катарин, — если это необходимо…

Она встала. Пуаро ободряюще кивнул ей.

— Мадемуазель весьма чувствительна, — сказал он. — Я тоже могу пойти, месье Кау?

— Разумеется, дорогой месье Пуаро.

Они вышли в коридор, и комиссар открыл дверь соседнего купе. Шторы на окне были подняты до половины. Убитая лежала на боку лицом к стене в такой естественной позе, словно спала. Месье Кау осторожно повернул ее на спину, и Катарин вскрикнула, сжав руки. Лицо было изуродовано до неузнаваемости. Пуаро резко спросил:

— Когда это было сделано, до или после смерти?

— Врачи сказали, после, — ответил месье Кау.

— Странно! — Пуаро сдвинул брови, повернулся к Катарин. — Будьте мужественны, мадемуазель, хорошенько посмотрите на нее. Вы уверены, что это та самая женщина, с которой вы вчера общались?

У Катарин были крепкие нервы. Она заставила себя внимательно осмотреть убитую. Затем подалась вперед и прикоснулась к руке бедной женщины.

— Я совершенно уверена, — заявила она наконец. — Лицо трудно узнать, но фигура, рост, цвет волос не оставляют сомнений, и потом я узнала это. — Она показала на маленькую родинку на запястье убитой. — Я заметила ее, когда говорила с ней.

— Bon,[17] — сказал Пуаро. — Вы очень наблюдательны, мадемуазель. Таким образом, вопрос об идентификации трупа решен; но все это очень странно. — Он недоуменно указал на лицо убитой.

Месье Кау пожал плечами.

— Возможно, убийца сделал это в припадке злобы, — предположил он.

— Если бы она не лежала так спокойно, это было бы возможно, — размышлял Пуаро. — Человек, который задушил ее, сделал это безо всякого труда. Небольшой шок, и все, конец. Но почему он потом так изуродовал ее лицо? Почему? Надеялся, что ее не узнают? Или он так ненавидел ее, что не мог видеть лица даже мертвой?

Катарин задрожала.

— Не позволяйте мне пугать вас, — обратился он к ней. — Для вас это необычно и ужасно. Для меня, о Господи, это обычная история. Один момент.

Пуаро тщательно осмотрел одежду убитой. Затем прошел в соседнее купе, где Катарин видела служанку.

На сидении лежали три или четыре пледа, шляпная коробка, саквояжи. Неожиданно он спросил Катарин:

— Вы были здесь вчера. Как вам кажется, здесь что-нибудь изменилось, может быть, что-то исчезло? Катарин внимательно осмотрела оба купе.

— Да! Исчезла яркая сафьяновая шкатулка. На ней были инициалы «Р.В.К.» Я видела ее на коленях у служанки.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»