Принцесса в академии Медная Варя

В которой Озриэля обвиняют в дебоше, а я нарываюсь на драку

Благодаря моей надёжной маскировке, можно было больше не таиться, и мы воспользовались главной аллеей. По пути я привыкала к новым ощущениям и одергивала себя всякий раз, когда возникало желание повалить росшее поблизости дерево, чтобы проверить его на прочность, или вломить очередному нагло ухмыляющемуся студенту. А мне теперь казалось, что все они нагло ухмыляются. Уже начался перерыв, и вокруг болталось множество учащихся.

Несколько студентов у центрального крыльца раздавали какие-то листовки. На груди у них красовались значки «ЛСД». Я указала на них Озриэлю:

– А это кто такие?

Ифрит отмахнулся:

– Они из Лиги солидарности драконам, настоящие маньяки своего дела. Сейчас вот взялись за этот случай с принцессой. Вроде даже собираются специальную группу на её поиски отрядить.

– Давай-ка лучше обойдём крыльцо с другой стороны, а то тут лужица…

Мы с Озриэлем поднялись по мраморным ступеням в главное здание и оказались в просторном полутемном вестибюле, напоминающем колодец: галереи располагались по кругу друг над другом и уходили в темноту. Строгостью, атмосферой и обилием мрамора академия напоминала здание суда. Статуи принцев-основателей стояли здесь не общей группой, как в фонтане на площади, а каждый в своей нише у стены. В центре располагался огромный стеклянный колпак высотой метра три. Внутри клубился разноцветный дымок. Стоило нам войти, и он уплотнился, превратившись в строгого пожилого господина в парике, старомодной ливрее и с жезлом в руках. Он поднёс к глазам лорнет и провозгласил официальным тоном:

– Приветствую, Озриэль Ирканийский. Руководство академии доводит до вашего сведения, что за дебош, устроенный сегодня на истории волшебного народа, вам надлежит прибыть после занятий в кабинет профессора Чераты, где будет назначено соответствующее наказание. – Привратник огляделся по сторонам, наклонился к самому стеклу и прошептал почти отеческим тоном: – Сочувствую, мой мальчик.

Я взглянула на Озриэля, в полной уверенности, что он сейчас сообщит об ошибке – ведь его не было на первом занятии! Но ифрит стоял, яростно сжимая кулаки.

– Я его прибью, – пробормотал он. – Потом оживлю, а потом снова прибью.

Привратник уже повернулся ко мне и неприязненно отстранился:

– Приветствую, Гарт Дуболом. За своим взысканием в связи с прогулом вы также обязаны явиться в кабинет профессора после занятий.

Я собиралась ответить что-нибудь вежливое, но вместо этого вдруг брякнула:

– Отвянь, старик.

А это сосед Озриэля – неприятный тип! Я, хоть и принцесса, никогда не позволяла себе подобных грубостей в отношении старших.

Привратник принял надменный вид и снова обратился в цветной дым.

Я догнала Озриэля у боковой лестницы.

– Что он имел в виду? Ты ведь пропустил историю волшебного народа. Наверное, произошла ошибка и…

– Да, Ливи, – перебил он, – произошла ошибка, и после занятий я сообщу о ней профессору. А сейчас забудь об этом и давай лучше поищем Магнуса.

Мы заглянули в кабинет поэтики и обнаружили там только профессора Марбис. Никто не рвался сюда раньше времени, все дожидались начала урока в коридоре. Пожилая дама стояла возле подоконника спиной к нам и пересаживала лютики из корзинки в горшок. Мне показалось, что цветы теперь выглядят гораздо лучше, чем утром: лепестки расправились и как будто бы даже стали ярче. Может, она успела их подкормить?

Профессор услышала шаги и повернулась:

– В чём дело, Ирканийский, Дуболом? Наше занятие только во второй половине дня, если мне не изменяет память. А она мне верна последние восемьдесят два года.

– Да-да, простите, профессор, – заторопился Озриэль, попутно обшаривая глазами кабинет. Я была занята тем же, но Магнуса ни в корзинке, ни где-либо ещё не наблюдалось. – Дежурный просил уточнить, не произошло ли на первой паре ничего необычного? Может, вы видели что-то странное?

Этот невинный вопрос привёл профессора в бешенство. Она приблизилась вплотную и ткнула сиреневым коготком в грудь ифриту, глядя на него снизу вверх, но при этом умудряясь нависать:

– Запомните, молодой человек, я пережила восьмерых мужей, последний из которых страдал огненной одышкой, и на принцев у меня и подавно хватит сил. Так что передайте мадам Лилит: пусть не надеется уволить меня по причине старческого маразма. Нет у меня никаких глюков. И на пенсию я уйду сразу в могилу!

– Конечно, профессор Марбис, – промямлил Озриэль, но та уже отвернулась и отошла к окну. Сейчас она напоминала мне Эмилию, кудахтающую над своими цветами.

Магнуса тут явно не было, и мы поспешили удалиться.

– Кто такая мадам Лилит? – спросила я в коридоре.

– Ректор академии.

– Они что, не ладят?

– Профессор Марбис ни с кем не ладит. Ну, кроме Индрика.

Выяснять подробности я не стала. Сейчас были вопросы и поважнее:

– Что же нам делать? Видимо, Магнус успел сбежать до того, как она его обнаружила, и теперь может быть где угодно.

– Вчера он показался мне довольно разумным и самостоятельным пауком. Уверен, в случае чего, он найдёт дорогу обратно. Тебя ведь приняли в лавку? Всё в порядке?

– Да, сегодня первый рабочий день. Надеюсь, ты прав… – вздохнула я.

– Вот и хорошо. А сейчас лучше сосредоточься на поиске суженого. На этикете ухаживаний как раз соберётся весь поток, больше шансов его встретить.

Поскольку фисташки исключались, мы решили прибегнуть к прямому методу: задача Озриэля заключалась в том, чтобы присматриваться к студентам на предмет наличия темных меток, а моя – прислушиваться к ощущениям, чтобы не пропустить знак. Это могло быть что угодно – от щекотки под коленками до мушек перед глазами. Я только надеялась, что указующий знак – не выдумки…

Мы уже подошли к нужной аудитории и собирались войти, но тут какой-то парень оттеснил меня, чтобы другой – высокий и темноволосый – зашёл первым. За ним проследовала свита из трёх-четырёх таких же надменных юношей, включая толкнувшего меня. Кулаки у меня зачесались от одного вида их холеного предводителя – тот даже не взглянул в мою сторону! Раньше никогда не понимала драчунов, но теперь костяшки прямо-таки пульсировали от желания встретиться с его возмутительно прямым носом и стереть с бледного лица выражение превосходства. Словно почувствовав на себе мой взгляд, он обернулся, и в глубине холодных, черных, как маслины, глаз зажглись недобрые огоньки.

Я решительно шагнула в аудиторию и дернулась было к нему, но тут Озриэль тронул меня за плечо:

– Осторожнее. Не связывайся с Марсием Фьерским.

– Да я его мизинцем перешибу! – свирепо заявила я.

«Боже, что я несу?» – завопил какой-то уголок сознания.

– Вот именно этого и не стоит делать, – заволновался ифрит. – Ни в коем случае не дотрагивайся до него. Лучше вообще не приближайся. Это сейчас говорит плащ, не ты! Сопротивляйся.

– Ещё что-нибудь? – прорычала я.

«Нет-нет, я Ливи: нежная и воспитанная принцесса, которая не имеет ничего общего с драчливым полуогром Гартом».

– Кого ещё из этих дохляков мне нужно бояться?

Последнюю фразу я произнесла так громко, что все находившиеся в аудитории – а их было человек тридцать – повернулись в нашу сторону. Среди прочих мне в глаза бросилось удивленное лицо Индрика.

Тонкие губы брюнета начала растягивать улыбка. Он лениво поднял руки, и ближайшие к нему студенты шарахнулись в стороны.

Теперь я вещала посреди гробовой тишины аудитории:

– Или только этого, в перчаточках? Он, наверное, ручки кремом смазал?

Себе я казалась прямо-таки фонтаном остроумия, но никто почему-то не смеялся. Кроме меня.

Кстати, на брюнете действительно были перчатки, из какого-то плотного материала, с монограммой и гербом рода.

– Ты зарвался, Дуболом, – подал голос он. – Уверен, если постучать по твоей голове, эхо разнесется по всей академии. Проверим?

Я бы на его месте померла от одного своего вида, но он был совершенно спокоен. Более того, на бледном лице отразилось предвкушение гурмана, заносящего вилку над креветкой.

Озриэль попытался увести меня подальше, но я раздраженно высвободилась. Ну уж нет, он не помешает мне навалять этому красавчику! Я чувствовала рвущуюся наружу мощь, которой на деле не обладала.

– Господа, если вы собираетесь доказывать своё умственное превосходство путём физического насилия, попрошу оставить мою аудиторию.

Все обернулись. В дверях стоял уже немолодой, но невообразимо элегантный господин, который, казалось, заскочил сюда по дороге на бал: на нём был серебристый фрак, белый атласный жилет и пышный галстук-бабочка. Гладко зачесанные седые волосы лежали волосок к волоску. Мужчина прошёл к своему столу, распространяя волны дорогого парфюма.

Брюнет нехотя опустил руки.

Элегантный поправил платочек, торчащий из нагрудного кармана, и продолжил как ни в чем не бывало, обращаясь ко всем присутствующим:

– Эти двое господ минуту назад продемонстрировали, что имеют весьма смутное представление о том, как следует вести себя в цивилизованном обществе. Боюсь, это означает низвержение с занимаемых позиций.

Бледное лицо Марсия пошло бурыми пятнами. Он бросил на меня взгляд, от которого поперхнулась бы горгона Медуза.

Я не поняла, почему его так рассердили эти слова, и лишь позже узнала, что профессор Гудинаф имел привычку моделировать на своих занятиях королевский двор, повышая или понижая студентов по иерархической лестнице, в соответствии с заслугами или промахами. Каждому надлежало пройти путь от самой низшей должности до короля. За сорок лет, что он преподавал в академии, королем не стал никто. Ближе всех к великосветским вершинам вознесся Индрик: его на прошлой неделе произвели в герцоги. Гарт к настоящему моменту едва успел перебраться из чистильщика конюшен в помощники грума, так что падение было не слишком болезненным, а вот Марсий в результате стычки скатился из барона в старшие лакеи.

Профессор меж тем энергично и с присущей ему элегантностью взял дело в свои руки:

– Разбились на пары. Нет-нет, Ирканийский, только не с соседом, найдите себе кого-нибудь другого.

Я не ожидала, что нас разлучат, и слегка растерялась.

– Не волнуйся, – успел шепнуть Озриэль, – сейчас будет практическое занятие, ничего сложного. Так даже лучше: сможешь присмотреться к партнёру. Главное, держись подальше от Марсия… и сопротивляйся Гарту, и не слушай Сида.

– А кто такой Сид?

Но ифрит, повинуясь вздернутым бровям профессора, уже занял место напротив одного из учащихся.

И почему я не озаботилась заранее поинтересоваться, как обычно проходят занятия по этикету ухаживаний? Может, потому, что Гарту Дуболому не было до этого дела, а я всё больше чувствовала давление его личности… если так можно выразиться. Ну, или как там лучше назвать вспышки беспричинного раздражения и непреходящее желание намять бока – не важно кому.

Столы сдвинули к стенам, и все свободно разместились в аудитории. Одному рослому парню с курчавыми каштановыми волосами не хватило пары, и он с недовольным видом встал напротив меня.

– Итак, надеюсь, все успели повторить к сегодняшнему занятию технику преподнесения букетов? С этого и начнём!

Профессор хлопнул в ладоши, и прямо из воздуха ему в руки упал шикарный букет анемонов, составленный с необычайным вкусом

– Помним о правильном расположении запястья. – Преподаватель чуть сдвинул пальцы, подкрепив разъяснения наглядным примером. – А теперь легким, но при этом точно выверенным движением вручаем цветы объекту.

Анемоны с непередаваемой грацией перекочевали в руки ближайшего к нему студента. Раздались восхищенные хлопки и даже свист, хотя, уверена, все присутствующие уже не раз наблюдали этот манёвр. Я и сама была под впечатлением. Половина моих фрейлин влюбились бы в профессора за одно это движение кисти.

Он снова деловито хлопнул в ладоши:

– Ну всё, приступили.

Громкий звук привёл меня в чувство, и я вытянула руки в ожидании, что в них сейчас свалится букет.

– Дуболом, вам отдельное приглашение нужно?

Вокруг послышались смешки, и я обнаружила, что остальные уже выстроились к шкафу у дальней стены. Каждый по очереди доставал оттуда искусственный букет из проволоки и бумаги, после чего возвращался на место. Чувствовалось, что аляповатый реквизит успел побывать в руках многих поколений студентов до нас. Озриэль стряхивал пыль с поистине жутких колокольчиков. Я поспешила пристроиться в хвосте. Мне достались унылые оранжевые гвоздики.

Наконец, когда с распределением букетов было покончено, приступили непосредственно к тренировке. Профессор Гудинаф расхаживал между старательно пыхтящими студентами, время от времени поправляя положение рук или отпуская замечания вроде: «Нежнее! Немного разверните корпус и отставьте правую ногу. Во-о-от, уже лучше!»

Если бы я не видела этого собственными глазами, в жизни не поверила бы, что будущие принцы занимаются подобной ерундой. Подарить цветы? Да это же проще простого!

Но оказывается, про слово «просто» надо забыть, если ты Гарт Дуболом. Я вдруг обнаружила, что понятия не имею, каким концом держать гвоздики. Поглядев по сторонам, с концом я определилась, но вот в остальном далеко не продвинулась.

– Долго ты ещё будешь топтаться? – нетерпеливо прошипел напарник.

– Ты чем-то недоволен? – рыкнула я, и парень тут же присмирел.

Я на секунду закрыла глаза, усилием воли загоняя полуогра поглубже. Помогло лишь отчасти: нашим личностям было тесно под одним плащом. Я то практически его не чувствовала, то начинала путаться в простейших вещах. Вскоре профессор уже неотлучно дежурил возле нашей пары.

«Дуболом, вы это нарочно?»

«Сколько раз повторять, что цветы не дарят стеблями вперёд!»

«О господи, и почему вы не продолжили семейное дело? Лесоруб – отличная профессия!»

Пальму первенства со мной делил Марсий Фьерский, явно не отошедший от недавнего унижения. Черные глаза то и дело со злостью останавливались на мне, но вымещал он её на напарнике – юноше из своей свиты. Тот сносил всё безропотно. И почему они так с ним церемонятся?

Профессор хмурился, разрываясь между нами:

«Вы будто делаете даме одолжение, Марсий! Ни одна леди не примет букет, подаренный так небрежно».

«Вы должны вручить девушке букет, а не разрубить её пополам».

Брюнет и впрямь размахивал цветами так, словно орудовал мечом.

Профессор нервно постукивал мыском лакированного ботинка о пол и наконец упорхнул к Марсию, а я сунула гвоздики своему напарнику и огляделась. Но ни одно из раскрасневшихся лиц не заставило сердце сладко дрогнуть. Наверное, чтобы почувствовать знак, нужен более близкий контакт. Я подняла руку.

Брови профессора вспорхнули удивленными галками:

– Да, Дуболом?

– Профессор, я тут подумал… – несколько голов изумлённо повернулись в мою сторону, – может, нам меняться парами? Ну, чтоб отрабатывать с разными партнёрами.

– Отличная идея! – Похоже, профессор и сам не верил, что говорит это. – Будем двигаться по часовой стрелке. Меняемся по хлопку. Раз, два, поменялись!

Я успела перехватить одобрительный взгляд Озриэля.

Через три смены началось новое упражнение. Нам предстояло отрабатывать друг на друге комплименты. Букеты были отложены, и их место заняли небольшие жестяные подносы. Профессор взмахнул рукой, и в середине каждого появилось крохотное пирожное, с виду настоящее. По аудитории разлился сладкий аромат ванили и корицы. Теперь я уже была настроена не столь скептично и внимательно слушала инструкции, стараясь запоминать всё в точности. Оказалось, сделать правильный комплимент не легче, чем отыскать цветочную лавку по карте мамаши Пикус. Дело не ограничивалось красивыми словами, там всё работало в комплексе. Помимо самой фразы, следовало помнить о мягком тоне, полуулыбке, выверенном расстоянии между вами и объектом и как бы случайных касаниях. На деле касания являлись ключевым пунктом.

– Обратите внимание на движение мизинца и этот незаметный щелчок в самом конце.

Длинные пальцы профессора сплели в воздухе непринужденный узор, в котором при ближайшем рассмотрении угадывалась хитрая комбинация.

Суть предстоящего упражнения заключалась в том, чтобы комплиментом заставить напарника съесть пирожное. Каждому давалось три попытки. На первый взгляд, задача представлялась невыполнимой, но профессор своим примером доказал, что настоящая галантность творит чудеса. Хотя подозреваю, без маленьких чудес всё-таки не обошлось. Только в данном случае это было не заклинание и не магический предмет, а сочетание слов и движений, которые, при правильном исполнении, создавали волшебный фон очарования. А покоряться очаровательному собеседнику – одно удовольствие.

Как и в прошлый раз, профессор взял на себя первичную демонстрацию. Ничего не значащая фраза приобрела в его устах непередаваемую прелесть, и вот уже подопытный студент ел из его рук молочный трюфель. Вид у парня при этом был донельзя счастливый.

– Все всё поняли? – спросил профессор, вытирая пальцы о кружевной платочек. – И помним: тон, поза, улыбка, жест. Никаких дополнительных приёмчиков, сдерживаем свою природу, господа. А теперь за дело!

Он снова звонко хлопнул в ладоши, и студент, минуту назад восторженно лобызавший его пальцы, заморгал и с удивлением вытер шоколадные усы.

Напротив меня оказался тоненький блондин с острым личиком. Бледная кожа тихо мерцала, словно он припудрился. Большие серые глаза напоминали подмерзшие озера, во всём облике чувствовалась располагающая мягкость. Он держал поднос с крохотным безе с ловкостью бывалого подавальщика.

– Только попробуй сделать ещё шаг, – буркнул через меня Гарт.

Парень ответил кроткой, обезоруживающей улыбкой. Тут я заметила, что Озриэль делает какие-то отчаянные жесты, указывая на моего напарника, но так и не поняла, что они значат.

Блондин не предпринимал никаких попыток приблизиться. Так и стоял, глядя на меня чистыми серыми глазами, которые внезапно приобрели головокружительную глубину. Меня прямо-таки затягивало в восхитительный водоворот их искренности. Я всё ещё была в аудитории, но при этом все окружающие сделались какими-то далекими и ненастоящими. Я ощутила приятную расслабленность, а ещё поняла, что стоящий напротив – отличный парень. Не просто отличный – он мой лучший друг! И неважно, что я даже имени его не знаю. Я готова рассказать ему всё на свете: про глупую влюбленность в трубача из королевского оркестра, про то, как нарушила отцовский запрет и убежала из дворца, про то, что притворилась Гартом. Последняя мысль меня особенно поразила: я ведь бесстыдно обманываю этого милого светлоокого юношу, моего лучшего друга! Так не годится, я должна сейчас же ему во всём признаться! Я уже потянулась, чтобы развязать тесемки плаща, но тут в голове раздался мягкий голос, не женский и не мужской, он словно гладил изнутри…

Я пришёл из страны, где нет смерти и боли, старости и невзгод. Её земли покрыты вечнозелеными садами, а в воздухе разлита нега. Её жители не ведают слёз и дни напролёт проводят в пирах и танцах. Там все любят друг друга и остаются вечно молодыми. Взойди со мной на хрустальную ладью, и поток бессмертия отнесёт нас к её берегам… Всё, что для этого нужно, – откусить крохотный кусочек. Это безе – твой билет в сказочный мир…

Безе? Всего-то! Да что угодно ради лучшего друга!

Я протянула руку к подносу, не отрывая зачарованного взгляда от сверкающих и пронзительных до мурашек очей, когда откуда-то слева послышался шум.

– Нет-нет, не отводи глаза! – взвизгнул голос в голове куда менее чарующим образом, а лицо блондина приняло озабоченное выражение, вмиг подрастеряв располагающую проникновенность.

Я, как во сне, повернулась к источнику шума, попутно стряхивая остатки оцепенения.

– Приказываю: ешь! – Голос Марсия Фьерского звенел от бешенства.

Парень напротив него растерялся, не зная, как поступить. Профессор уже двинулся к ним:

– Марсий, я же сказал: никакого принуждения, только тон, поза…

Договорить он не успел, потому что брюнет раздраженно сдернул одну перчатку (самая обычная рука – никаких тебе когтей или перепонок) и отвесил посмевшему ослушаться короткую пощечину. Его напарник вытаращился от ужаса и, как стоял, упал навзничь. Голова с металлическим стуком ударилась о пол.

Наступила гробовая тишина, все в молчаливом шоке уставились на лежащего.

Первая подала голос я.

– Озриэль, у него голова чугунная! – завизжала я, тыча пальцем в неподвижное тело. – Нет, ты это видишь? Видишь?!

Я это сейчас в прямом смысле: казалось, к живому телу приставили голову чугунной статуи. Лицо несчастного застыло в беззвучном вопле.

– Кто-нибудь, уймите Дуболома, у него истерика, – бросил профессор и склонился над пострадавшим студентом.

– Да, профессор. – Озриэль шагнул ко мне и крепко стиснул локоть. – Я отведу его в лекарскую башню.

Преподаватель кивнул, и ифрит потянул меня к выходу. Я оборачивалась всю дорогу до двери. Виновник случившегося теперь стоял по одну сторону от тела, а все остальные сбились в кучку по другую. Даже верные вассалы Марсия не спешили занять место подле него, не зная, успел ли он остыть – никто не горел желанием нарваться на следующую оплеуху.

Но тот уже выместил раздражение и снова натягивал перчатку. По лицу разлилось удовлетворение.

– Нет, ты это видишь? Видишь? – повторяла я, дергая Озриэля.

– Вижу, – коротко отозвался он.

Профессор поднял на Марсия раздраженный взгляд:

– И что теперь прикажете с ним делать?

– Можно отлить на сувениры, – предложил тот. – Как вариант, насадить голову на пику и выставить на воротах – для устрашения врагов.

Его приспешники заискивающе захихикали.

– Очень смешно, – сухо резюмировал профессор. – Придётся побеспокоить вашего отца и пригласить придворного мага.

– Валяйте, – зевнул Марсий. – У отца этих челобитных – хоть бумажный дворец строй. Но через годик-другой дойдёт очередь и до вашей записки.

– Я не потерплю, чтобы…

Чего именно не потерпит профессор Гудинаф я так никогда и не узнала, потому что Озриэль вывел меня в коридор.

Глава 6

О том, как нас с Озриэлем почти научили летать

Перерыв ещё не начался, и повсюду стояла торжественная тишина, нарушаемая лишь гулом учебного процесса за закрытыми дверями.

Ифрит остановился и встряхнул меня.

– Тебе как, лучше?

– Да… – выдавила я. – Кто Марсий такой?

– Наследный принц.

– Наследный кто?

– Сын короля.

– Хочешь сказать, будущий правитель Затерянного королевства?

– Именно.

– То есть он принц, который учится на принца?

– Ну, вообще-то никому не положено знать, кто он. Марсий здесь инкогнито.

– Но все об этом знают?

– Ага.

– Он отлично умеет не выделяться.

Мы двинулись дальше по коридору.

– По правде сказать, тут не только его вина: трудно не выделяться, когда к тебе приставлены телохранители, а под апартаменты отвели целый этаж.

– А что с его рукой?

– Руками, – поправил Озриэль. – Он превращает в чугун всё, к чему прикасается. У него даже прозвище есть – Чугунок. Только об этом тсс-с-с-с.

– Но оно всем известно?

– Точно.

– Чугун, значит… полезное свойство! И дворцовые кухарки всегда при кастрюльках. Хотела бы я такие ручки…

– Уверена?

Я взглянула вниз, на наши с Озриэлем переплетенные пальцы, и промолчала, а потом тихонько высвободилась.

Мы ещё немного прошагали в тишине.

– Что-нибудь почувствовала в аудитории? – спросил он, когда мы спустились на несколько этажей ниже.

Я покачала головой:

– Нет.

– Точно? Совсем-совсем ни к кому? – участливо осведомился ифрит.

– Точно.

– Жаль, – сказал Озриэль, и его лицо просветлело.

– Хотя нет, погоди, мой последний напарник…

– Это не то, – отмахнулся ифрит. – Я же предупреждал не приближаться к Сиду Туатскому.

– Да, только не сказал, который из них он!

– Я же показывал! – оправдывался Озриэль.

– Взмахи руками не считаются. Так кто Сид такой? Он обещал покатать меня на хрустальной ладье и искупать в неге.

– Так и сказал? – прыснул Озриэль.

– Смысл был примерно таким. Я, знаешь ли, точно не запоминала. В последнее время слишком много народа перебывало в моей голове. Пора опись проводить.

Я резко остановилась:

– Озриэль! Он знает, кто я.

– Не знает, – успокоил ифрит. – Сид не умеет читать мысли – только забираться в них. Считай его кем-то вроде фея.

– А откуда он?

– Описание страны было довольно точным.

Я сделала вид, что задумалась:

– Пиры, танцы, бессмертие… Может, ещё не поздно вернуться в аудиторию?

– Не вариант, – подхватил Озриэль. – Он только обещания раздаёт, но попасть туда могут лишь подобные ему.

– Я не много потеряла. Зачем мне парень, который пудрится?

* * *

В лекарскую башню мы, разумеется, не пошли. На этот раз я провела беседу с большей пользой, вызнав у Озриэля всё, что могла, про академию. По сути, она была чем-то вроде мужского аналога пансиона для благородных девиц. Тут студентов учили обращаться с оружием, вести себя в обществе, прививали знания в разных областях, с упором на те или иные предметы, в зависимости от выбранного направления. По официальной версии, Марсия сюда поместили именно с этой целью. По слухам же, случилось это после того, как его отец обзавёлся парком чугунных скульптур. Придворный маг потом несколько месяцев расхлебывал кашу, а его величество собственноручно рассылал письма с извинениями семьям аристократов и грозился лишить единственного сына права на престол в пользу дальнего родственника. Король, видимо, надеялся, что здесь отпрыска научат сдержанности. Я вспомнила гордый профиль с портрета на стене в лавке мадам Гортензии. Вроде не похож на наивного…

Как оказалось, помимо Марсия, здесь учились и другие принцы – те, что прибыли из других королевств и земель. Правда, среди них больше не было ни одного наследного, и монаршья кровь подчас исчислялась каплями. Например, Озриэль, в сущности, тоже являлся принцем с туманной перспективой стать когда-нибудь королем, в случае кончины остальных восьмидесяти двух претендентов на престол, включая его шестерых братьев и отца. Таким образом, часть поступающих в академию изначально являлись принцами по происхождению, другие – нет, но все без исключения выпускались отсюда с соответствующим титулом и дипломом. Что касается юношей королевских кровей, они учились в Принсфорде в основном из соображений престижа – чтобы завести полезные знакомства, ну и для отшлифовки светских навыков, но в целом заранее знали, что их будущее обеспечено. Им раскрывали гостеприимные объятия факультеты доблестных защитников и магической дипломатии.

К другой категории учащихся принадлежали юноши из простых семей, попавшие сюда за те или иные заслуги. На учебу их направляли власти родного королевства. Их куда охотнее принимали факультеты ученых мужей и ранимых романтиков. После выпуска их ждали две наиболее вероятные альтернативы: творческая стезя (от таких родители всё равно ничего путного не ждут) или женитьба на деньгах. Новообретенный титул позволял замахиваться даже на принцесс. Конечно, всегда можно было просто вернуться домой, положить диплом в сундук и снова взяться за мотыгу.

Существовал и третий вариант проникновения в эти стены: родиться в очень богатой семье. Но в итоге все вышеперечисленные категории учащихся получали одинаковые по ценности дипломы. То есть принцем можно стать как по факту рождения, так и в результате обучения, и академия очень гордилась тем, что не делала никаких различий между своими студентами. Разумеется, эту оплошность спешили исправить сами учащиеся. Плебеям не было доступа в компанию Марсия Фьерского и ему подобных.

И да, серьезным заклинаниям и чарам здесь не обучали. Так, волшебство по мелочи. За правонарушения нещадно исключали, а быть исключенным из Принсфорда – несмываемый позор. За всю историю едва ли набралось три таких случая. Конечно, никто не мешал брать уроки колдовства у практикующих магов, нанимая их в качестве частных учителей. Некоторые так и поступали. Но для публичного использования магии требовалось соответствующее разрешение. Мелкое колдовство не нарушало магический фон, а что-то посерьезнее оставляло отпечатки, по которым преступника и можно вычислить. Это не касалось природных свойств. К примеру, трюки Сида колдовством не считались, поскольку являлись частью его природы.

Рассказ Озриэля пролил свет на многое. Загадкой осталось лишь, как сюда попал Гарт.

– Он что, из богатой семьи?

– Нет, говорят, он на вступительных вместо ответа на вопрос затянул песню. Члены комиссии так расчувствовались, что сразу определили его в ранимые романтики, не зная, что эта песенка лесорубов – единственное, что он знает. В принципе, с тех пор ничего не изменилось.

Я снова вернулась мыслями к Магнусу: где он сейчас? Вдруг напуган? Или заперт в аудитории? Или кто-то прямо в этот момент заносит над ним башмак? Я высказала свои опасения Озриэлю. Он минутку подумал и сообщил:

– А знаешь, у меня есть идея, идём.

– Куда?

– К голосу нашей академии.

– Ты о привратнике? – догадалась я.

Озриэль кивнул, и мы направились к центральной лестнице.

Страницы: «« « 23456789 » ... »»