Принцесса в академии Медная Варя

– Не так чтобы слишком, но и немало. Приходится добавлять недостающую сумму из своего жалованья, а, сама понимаешь, я обычная цветочница, и всё это бьёт по карману.

Тут входная дверь распахнулась, и в лавку, пригнувшись, вошёл высокий и болезненно худой господин. Он был похож на клавишу от рояля: белый шелковый цилиндр, белый же костюм, из-под которого выглядывает черная рубашка, а в петлице – черный пион. Прямые седые волосы спускались до плеч, а правым глазом он сжимал оранжевое увеличительное стеклышко, отчего один уголок рта постоянно кривился в ухмылке. Когда мы повернулись, он приподнял второй уголок, сверкнув изумрудной фиксой, – видимо, попытался изобразить улыбку. Более неудачных попыток я ещё не встречала.

Незнакомец небрежным жестом мазнул край цилиндра, что можно было принять как за неучтивое приветствие, так и за попытку отогнать муху.

– Так-так, дело мадам Гортензии, как погляжу, цветёт и пахнет?

– Добрый день, господин Жмутс, – поздоровалась Эмилия без тени обычной для неё сердечности. Да и вся она сразу как-то подобралась и сделалась настороженной.

– А это что за крошка рядом с тобой? – спросил он, даже не взглянув в мою сторону, и притянул пышный желтый бутон из соседней кадки. – Мм, добавлена нотка пачули, не так ли?

Эмилия решительно вышла из-за прилавка, загородила цветы и скрестила руки на груди.

– Моя напарница, Ливи.

– Что, о чём ты? А, всё ещё об этой девчонке. Неважно, все они на одно лицо. – Пальцы смяли и оттолкнули поникший цветок.

Я последовала примеру Эмилии и встала рядом в такой же позе. Посетитель и у меня вызвал неприязнь.

– Хозяйка сейчас занята и не сможет вас принять, – натянуто сообщила девушка.

Господин Жмутс был высок, но уступал ей на целую голову. И ему явно не нравилось, что приходится смотреть снизу вверх.

– А с чего ты взяла, что я пришёл к ней? Неужели я не мог заглянуть просто так, – обронил он, приставляя серебряную линеечку к лепестку примулы, – купить букет… – ноготь сковырнул алмазную блестку, – окунуться в дух гения, так сказать? – Породистый нос брезгливо сморщился. – Впрочем, судя по слухам, «душок» будет уместнее.

– Не знаю, о каких слухах идёт речь, но наша лавка прямо сейчас закрывается на перерыв, правда, Ливи?

– Да, мы как раз приступали к поливке, – подтвердила я, подхватила лейку и наклонила её. Добрая треть выплеснулась посетителю на ботинки. – Ой, простите, ещё не научилась управляться с этой штукой.

Господин Жмутс отпрянул, оставляя мокрые следы:

– Неудивительно, что ваше дело загибается! – зло выпалил он и отёр мысок дорогого ботинка батистовым платком. – С такими-то сотрудницами! Скорее, стоит удивляться тому, что эта лавка так долго продержалась. Отношу это на счёт дурного вкуса здешних жителей. Ничего, чувство прекрасного поддаётся дрессировке.

Эмилия решительно шагнула к двери и распахнула её:

– Всего доброго, господин Жмутс.

Гость сунул платок в горшок с фрезиями и тут же отдернул ужаленную руку.

– Тссс… – лицо исказила гримаса. – Вот как! Я пришёл с самыми благими намерениями, хотел предложить помощь, но теперь вижу, что впустую тратил время. Такие, как мадам Гортензия, заслуживают того, что в итоге получают. Так ей и передайте: даже моему терпению пришёл конец.

Он ударил фрезии тростью и, не прощаясь, вышел. Эмилия раздраженно захлопнула дверь и вернулась к цветам.

– Кто это был?

– Совершенно ужасный человек, Ливи! Если он вдруг придёт, когда ты будешь одна, ни за что не впускай его.

– Он конкурент мадам?

– Хуже. – Девушка принялась рыхлить землю, но на этот раз смятение мешало, и руки сильно дрожали – не от страха, от возмущения. – В основе конкуренции лежат правила и понятия о чести, даже здесь, в Шебутном переулке. Особенно здесь! – Эмилия взволнованно взмахнула рыхлилкой, и я едва успела увернуться. – А господин Жмутс – акула, которая удачно прикидывается другом, разевает пасть пошире и, когда внутрь заплывёт побольше рыбёшек, захлопывает её.

– Ну, насчёт «удачно прикидывается» ты преувеличила. По-моему, он похож на типичного опереточного злодея. Надеюсь, он умеет злобно хохотать? Если нет, я буду разочарована.

Эмилия хихикнула, и на щеки вернулся мягкий румянец. Она нежно поправила листик и продолжила своё занятие:

– Я бы предпочла, чтобы он и вовсе не улыбался – ты видела, что из этого выходит. Он тоже владелец цветочного магазина. Приехал из дальних краёв около полугода назад и сразу стал скупать цветочные лавки. В городе их тогда было несколько дюжин – торговали простыми букетами, и конкуренции мадам не составляли. Если же владельцы не желали расставаться со своим бизнесом, их магазины либо разорялись, либо становились жертвами несчастных случаев: пожары, поставки зараженной воды. Лавку господина Орли пришлось закрыть из-за быстро прогрессирующей плесени. Угадай, кто подарил первый росток, выдав его за экзотический плющ?

– Любитель эпатажного стиля в одежде?

– Именно! Ты могла видеть его дом, длинный такой, с колоннами. Он расположен так, что половина, которая отведена под магазин, заходит на территорию Шебутного переулка, а жилая часть находится уже в фешенебельном районе Голдики. Я один раз была в его «Цветолюксе»: всё в мраморе и позолоте, тишина, и продавцы… бррр! Как будто одолжение тебе делают. Наверное, отчасти поэтому надежды господина Жмутса на популярность не оправдались. У мадам пусть и не так шикарно, но лавка приятная и уютная, согласись.

Я от чистого сердца согласилась, правда, не могла сказать, что испытываю к хозяйке такую же теплоту, как Эмилия.

– А о каких благих намерениях он говорил?

– Когда он впервые переступил порог «Эксклюзив-нюха», мадам приняла его очень любезно, даже велела подать в кабинет лучшего чая с лепестками настурции. Это было ещё до случаев с другими лавками. Он тогда хорошо играл роль новичка в городе, нуждающегося в друзьях. Прощались они в самых сердечных выражениях… а через месяц мы узнали, что ассортимент его магазина пополнился цветами-привратниками, здоровающимися с каждым входящим. Правда, частенько, вместо приветствия, они лаяли на гостей. Тогда мы сочли это простым совпадением, но в следующий раз все начали говорить про букеты, распевающие гимны во славу короля, и розы с бутонами в форме сердечка на День всех влюбленных. Тут уж не осталось никаких сомнений, и мадам выставила его вон, когда он имел наглость снова заявиться. С тех пор он делал несколько предложений по покупке «Эксклюзив-нюха», прикрываясь возвышенными речами о желании спасти её «загибающийся бизнес» (это у мадам-то загибающийся?!), но хозяйка, разумеется, ему отказала. После этого было несколько неприятных инцидентов, и теперь приходится быть крайне осторожными. Поэтому и к выбору новой сотрудницы она подошла так серьёзно.

Я невольно потёрла запястья, вспомнив милую беседу с правдоцветом.

– То есть специальность «Цветолюкса» – та же, что и у «Эксклюзив-нюха»?

Эмилия хмыкнула:

– В мечтах господина Жмутса. Все, кто обладает хоть толикой чувствительности, сразу поймут, что его лавка – лишь бледное подобие. Ассортимент у него гораздо меньше, да и сами цветы… в них нет… – тут Эмилия задумалась и уверенно докончила: – души. Да, именно так. – Она обеспокоенно глянула наверх и понизила голос: – Но в одном он прав – за последние недели несколько клиентов из числа постоянных вернули букеты, не оправдавшие заявленных свойств. Всё это не иначе как следствие неудачного романа мадам. Инциденты списали на счёт ошибок, которые могут случиться с каждым, но, если так пойдёт и дальше, мы можем начать терять клиентов. И боюсь, ничто не предвещает улучшения ситуации.

Потом Эмилия показала мне, как оборачивать и украшать букеты. Конечно, так здорово, как у неё, пока не получалось, но я ведь начинающая принцесса-цветочница! Надо сказать, напарница проявляла завидное терпение. Вскоре спустился Магнус.

– Просто разминаюсь, – пояснил он, перехватив мой взгляд. – К тому же наверху страшно душно.

Но я-то видела, что он просто изнывает от скуки. Эмилия тоже обернулась и лукаво мне подмигнула:

– Магнус, ты не мог бы помочь? Никак не разберусь с этой ленточкой.

Её руки, такие ловкие секунду назад, вдруг сделались страшно неуклюжими.

– С какой? – мгновенно оживился паук. – Ты про эту? Да это же раз плюнуть: просто продень вот здесь, понизу.

– Куда, сюда? – пальцы с поразительной неловкостью промахивались мимо цели.

– Да нет же, дай покажу.

Вскоре Магнус уже полностью взял на себя перевязывание букетов. Похоже, у пауков к этому природный дар. Правда, порой он перебарщивал, и приходилось подолгу выпутывать цветы из лент.

Эмилия понаблюдала какое-то время за нашей работой, а потом сказала:

– Ну вот, Ливи, кажется, ты уже вполне разобралась. А сейчас, извини, мне пора.

– Это то самое дело, из-за которого ты теперь не можешь работать в лавке по вечерам?

Мне показалось, что напарница смутилась, но, наверное, только показалось.

– Да, я хожу на… курсы.

– И их название – большой секрет?

– Нет, что ты! Это, – небольшая заминка, – курсы личностного роста. Или, если хочешь, курсы по саморазвитию.

– Звучит интригующе.

– На самом деле ничего особенного, – поспешно ответила она и добавила: – Прости, мне действительно пора, но я ещё попозже загляну. Постараюсь успеть до закрытия. И вот, – она порылась под прилавком и протянула мне толстенную книгу, – это справочник цветов. С основными я тебя ознакомила, но всё же лучше полистай на досуге.

Я, кряхтя, водрузила том на прилавок. Такими фолиантами обычно прижимают что-то, что хотят склеить. Намертво.

– Ах да, последнее, когда будешь отдавать покупателю цветы…

Тут я вспомнила урок профессора Гудинафа.

– Я сделаю это вот так!

Рука, будто бы отдельно от меня, с неимоверным изяществом протянула ей букет. Теперь, когда Гарт не мешал, получилось почти идеально. Эмилия оторопела:

– Ну, надо же! Это просто потрясающе! Только книксен делать необязательно.

В тот день заглянули несколько клиентов. Конечно, на практике всё оказалось несколько сложнее, чем во время тренировки. Обслуживая первого покупателя, Магнус так разволновался, что вконец запутал ленточки. К счастью, мужчина оказался из терпеливых и дожидался с любезной улыбкой, памятуя о том, что я новенькая. А после моего фирменного движения запястьем и вовсе ушёл в приподнятом настроении. Я тщательно записывала все покупки в толстую амбарную тетрадь. Немного пролистав назад, обнаружила, что имя Индрика там встречается на каждой странице, а иногда и по нескольку раз. Похоже, лавку он посещал чаще, чем академию.

Вскоре появился и он сам и очень удивился, увидев меня.

– Ливи? А где… – Оглядевшись по сторонам и убедившись, что продавщица тут только одна, он шагнул к прилавку. – Не знал, что ты здесь работаешь. Ах да, лютики, совсем забыл!

– Первый рабочий день, – бодро кивнула я. – Тебе какой букет?

– Пришёл забрать готовые. Погляди, там должно быть записано.

Я сверилась с журналом, и действительно на его имя значились пятнадцать букетов цветобабочек. С виду они и впрямь похожи на рой пестрых бабочек, случайно опустившихся на длинные хрупкие стебли. Сходства добавляло трепетание лепестков. Увы, живут они тоже всего один день.

Передавая ему всю охапку, я не удержалась:

– Целых пятнадцать штук, да она просто счастливица!

Индрик и не подумал смутиться:

– Нет-нет, это всё разным. Ну, ещё увидимся. Ах да, это тебе. – И он протянул мне один букет, преподнеся его не менее элегантным жестом, чем профессор Гудинаф.

После его ухода, я полистала справочник цветов. Никогда бы не подумала, что разновидностей может быть столько! К концу первого раздела (из пятисот пяти) все свойства и характеристики перемешались в голове, и я отложила изучение до следующего досуга.

И всё это время, занимаясь делами лавки, я непрерывно обдумывала дальнейшую стратегию по поиску суженого, отметая один вариант за другим.

Озриэль заглянул, когда стемнело. Он уже почти не чихал, но нос оставался красным и распухшим. Через полчаса я подсчитала выручку, закрыла лавку и приняла приглашение прогуляться.

На улице уже зажгли фонари, и дневная суета уступила место вечерней степенности. В свете газовых рожков витрины отсвечивали бледно-зеленым, выкрашивая в этот оттенок прогуливающиеся парочки.

– Больше не сталкивался с Марсием?

– Неа, думаю, ему было не до меня – надышался сильнее.

– Прости, ты, наверное, пропустил все занятия… – Я хлопнула себя по лбу: – И поэтику тоже!

– Поэтики сегодня не было, – вздохнул Озриэль. – В кои-то веки нашлась уважительная причина, чтобы пропустить, а её отменили!

– Почему?

– Ливи, когда отменяют занятие, тем более впервые за шестьдесят лет, никто не спрашивает «почему». Все просто ловят момент.

– А что насчёт истории волшебного народа, удалось уладить недоразумение?

Озриэль кинул на меня быстрый взгляд:

– Не совсем, но от наказания меня освободили. Благодаря тебе, кстати.

– Мне?

– Ага, профессор посчитала «вспышку безостановочного чиха» достаточной карой свыше. Произошедшее списали на чью-то неудачную шутку с заклятием, обещали разобраться. Но, уверен, Марсий сделает всё, чтобы история не выплыла на свет. Он в ней явно не сверкает доспехами.

– Это уж точно! А по поводу дебоша ты…

– Давай заглянем в «Наглую куропатку», не возражаешь? Кто-то обещал мне чашку шоколада.

– Давай, но сперва заскочим в ломбард.

Какая удача, что в лавке мадам Гортензии поденная оплата за цветочасы! Я выкупила гребешок, и мы двинулись к центральной площади.

По пути вернулись к обсуждению моей проблемы и вскоре увлеклись: строили планы, выдвигали версии, обдумывали самые разные ходы. Предложения становились одно другого невообразимей. Через некоторое время я поймала себя на том, что намеренно предлагаю несуразные варианты, потому что мне нравится смешить Озриэля. Да и от его задумок уже кололо в боку. Чего стоила только идея наложить на одежду принцев щекочущее заклинание и подождать, пока те начнут от неё избавляться прямо на лекции – и все темные метки сразу как на ладони. Сообразив, что наше поведение нелепо и мы никак не приближаемся к решению задачи, я одернула себя. Однако последнее соображение ифрита натолкнуло меня на мысль:

– Озриэль, а где-нибудь в академии хранятся данные о принцах? Я имею в виду описание особых примет. Вы при поступлении заполняли какие-нибудь анкеты?

– Мы много опросников заполняли, но где они сейчас – понятия не имею. Наверняка нужны были администрации просто для отчетности. Только ни в одном из них нам не предлагалось описывать пятна на теле.

– Да уж, вряд ли ректора и профессоров интересуют такие подробности, – задумчиво протянула я и тут же загорелась: – Зато знаю тех, кого они обычно интересуют!

– И кого же? – удивился ифрит.

– Лекарш, знахарок, целителей!

У нашего королевского лейб-медика на каждого пациента имеется досье с самым скрупулезным описанием.

Озриэль резко остановился:

– Шикарная мысль! – восхитился он. – Если в Принсфорде и есть медицинский архив, то он находится в лекарской башне. Мы могли бы попробовать пробраться туда завтра утром и поискать документы. До десяти там никого не бывает.

– А ключи?

– У дежурного студента. Беру его на себя.

– И я буду в плаще, поэтому, если нас кто-то застанет, всегда можно сказать, что у Гарта, – я представила полуогра, – разболелась голова.

– Лучше кулаки, – усмехнулся Озриэль. – Так выйдет правдоподобнее.

Мы подошли к центральной площади. Лунный свет ещё больше подчеркивал величие принцев-основателей. Я удивленно указала на фонтан:

– Гляди, что это там с глазом Глюттона Медоречивого, почему он горит красным?

– А, ну в темноте он всегда такой. По легенде, вместо глаза у него волшебный камень, древний, как сам мир. Если положить его под язык, можно увидеть будущее.

– Это правда?

– Ливи! – изумился Озриэль. – Это невозможно проверить!

– Почему?

– Ээ, потому, что никто не решится сосать глаз основателя факультета, даже ради того, чтобы узнать своё будущее.

– Да? Ясно.

Около минуты прошло в молчании.

– Я пытался, – сознался Озриэль, – ещё в самом начале. Но не смог его выковырнуть.

Мы переглянулись и одновременно расхохотались.

– А давай попробуем как-нибудь вместе? – предложила я. – Может, он чего толкового по моему делу скажет?

– Возможно. Но предлагаю поместить этот вариант в список «самый крайний случай, перед концом света».

В «Наглой куропатке» было довольно шумно, и мы выбрали самый тихий уголок рядом с перегородкой, чтобы спокойно завершить обсуждение плана. Вместо Уинни заказ приняла другая раздатчица. Не скажу, что я огорчилась.

Шоколад подали в половинках кокосовых орехов и отдельно перед каждым поставили графинчик с водой. Очень правильная мера: напиток больше напоминал соус – восхитительно густой, аж ложка стоит, с легкой горчинкой и пряно-обжигающий.

– Ммм, я такой даже во дво… во дворе не пробовала!

Озриэль вскинул брови:

– Во дворе?

Он улыбнулся, не зная, что над верхней губой у него шоколадные усы, и собирался добавить что-то ещё. А я хихикнула и хотела протянуть ему салфетку, но тут за тонкой перегородкой, отделявшей нас от коридора, ведущего на кухню, послышались голоса. Один принадлежал Уинни, второй, мужской, тоже угадывался без труда, несмотря на не прошедшую гнусавость. По глазам я поняла, что и Озриэль его узнал.

– И от кого же он? – резко спросил мужской голос.

– Не твоё дело! – огрызнулась Уинни.

– С каких это пор?

– С давних. Дай пройти.

Послышалась короткая возня, просьбу явно отклонили.

– Зачем тебе этот веник? Если нравится такое убожество, велю целое поле ими засеять.

– Не нужно мне твоё поле, и вообще ничего от тебя не нужно!

– Раньше ты так не говорила, раньше было нужно. – Голос дрогнул: – Что с тех пор изменилось?

– Раньше ты был другой.

– Какой другой? Да что тебя не устраивает, что не так?! – в голосе снова прорезалась злость.

– Всё так. А теперь пропусти и больше сюда не приходи.

– Лучше скажи, кто он такой. Всё равно ведь узнаю, хуже будет.

– Хватит настаивать! Я тебе не рябиновая наливка.

– Да что ты вцепилась в этот веник!

– Не трогай, слышишь, убери руки, а не то…

Тут возня резко прекратилась, и в наступившей тишине что-то тяжелое гулко ударилось о пол.

Пару секунд слышалось лишь хриплое дыхание спорщиков. А потом Уинни прошипела:

– Вот поэтому не нужно: ты портишь всё, к чему прикасаешься!

Занавеска резко отдернулась, и в зал выскочила растрепанная гоблинша. На ходу вытащила блокнот, подошла к паре через два стола от нас и шмякнула перед ними меню:

– Чего нада?

Эльф, до того мирно беседовавший со спутницей, подпрыгнул и ударился о стенной канделябр.

В перегородку рядом с нами раздраженно стукнули кулаком, следом раздались быстрые шаги, и дверь черного хода с треском захлопнулась.

Мы с Озриэлем, не сговариваясь, встали и заглянули в служебный коридор. Внимание обоих приковал лежащий на полу предмет. Это был букет цветобабочек – из чугуна.

– Его Индрик подарил. Хорошо, что Марсий об этом не знает.

– Пока не знает, – помрачнел Озриэль.

Мы вернулись за свой столик и одновременно потянулись к салфетке:

– У тебя шоколадные усы…

– Ты вся измазалась…

Покончив с напитками, мы расплатились и покинули таверну.

– Надо предупредить Индрика, – заметила я, как только мы спустились с крыльца.

– Он не станет слушать, положится на волю случая.

– Это глупо, он может пострадать из-за своего легкомыслия.

– Знаешь, если бы речь шла о ком-то другом, я бы с тобой согласился, но, когда дело касается Индрика, нет ничего надёжнее случая. Фортуна любит его.

– Она любит всех, пока не отвернётся.

– Ого! Что это?

– Ты о чём?

Озриэль приставил ладонь к глазам и указал наверх.

– Мне кажется, или там…

Я подняла голову и обмерла.

– …дракон.

Он летел на приличной высоте, и всё же силуэт с длинной гибкой шеей и похожими на кленовые листья крыльями безошибочно угадывался на фоне звездного неба. Сомнений быть не могло.

Тут он сделал вираж и начал резко снижаться.

Я схватила Озриэля за руку.

– Скорее, сюда! – Мы прыгнули в ближайший проулок и затаились.

Правда, ифрит то и дело норовил высунуть голову.

– Вот это да, Ливи! Дракон, настоящий дракон!

– Да спрячься же, он может нас заметить! Кто знает, какое у них зрение?

– Впервые вижу живого дракона. Да мне никто не поверит!

– Что ты сейчас сказал?! Ты что, собираешься кому-то об этом разболтать?

– Конечно! Всем подряд! Ещё никто из моих знакомых не видел дракона, я первый. Как думаешь, что он здесь делает? – Ифрит хлопнул себя по лбу: – Ну, конечно! Наверняка ищет ту самую принцессу.

– Тише! – Я беспокойно заозиралась. – А ты подумал о последствиях? Представь, что начнётся после твоих откровений: тут же налетят активисты из Лиги солидарности драконам, а ещё газетчики, чтобы взять у тебя интервью. Любопытные будут день и ночь дежурить у ворот академии в надежде услышать всё из первых уст. Как думаешь, руководству Принсфорда это понравится?

– Я… как-то не подумал об этом, – растерялся Озриэль.

– Так подумай сейчас. А главное, подумай о той бедной, запуганной, беспомощной принцессе, которая наверняка сейчас сидит в какой-нибудь подворотне, как мы с тобой, и её сердечко трепещет от ужаса при мысли о том, что этот крылатый монстр её заметит.

– Ну, может, он всё-таки возьмёт её в жены. Про драконов ведь практически ничего не известно.

– А может, засунет в рот яблоко и зажарит целиком, – отрезала я.

– Ладно-ладно, не сердись. Не стану я никому об этом рассказывать. – Он украдкой вздохнул и снова вытянул шею, вглядываясь в небо.

Дракон сделал большой круг над городом и начал набирать высоту. Вскоре он уже превратился в маленькую точку, а потом и вовсе растворился в ночи, словно его и не было.

И лишь минут через пять я нашла в себе силы выбраться из проулка на дрожащих ногах и продолжить путь.

Озриэль проводил меня до самой лавки. По дороге я более-менее пришла в себя и даже пошутила на тему недавнего приключения. Мы договорились встретиться завтра у ворот академии ровно в восемь.

– Да, Ливи, насчёт Гарта, – спохватился Озриэль. – У меня осталось совсем мало морока, а нового в магазин пока не завезли, так что на обыск лекарской башни у нас от силы час-два.

Я пожала плечами:

– Значит, будем действовать очень быстро. Башня, в любом случае, свободна только утром. А что насчёт первого занятия? Не хочу, чтобы ты получил ещё одно взыскание.

– По поводу этого не волнуйся. Первое – музицирование. Профессор Амфисбена более… понимающая, чем профессор Черата.

Лицо ифрита осталось при этом совершенно спокойным. Никакого румянца.

Мы остановились возле крыльца.

– Только не забудь плащ, – напомнил он.

– Уже сложила. – Я вставила ключ и обернулась к Озриэлю. – Значит, завтра в восемь? Почему ты так улыбаешься?

– У тебя ещё немного шоколада осталось, вот здесь. – Он потянулся к моему лицу.

– Ой, простите, я, наверное, не вовремя.

Мы одновременно обернулись. Ифрит поспешно отдернул руку.

– Вовсе нет! Озриэль, познакомься, это моя напарница, Эмилия. Эмилия, это Озриэль.

Оба пробормотали смущенные приветствия, после чего ифрит торопливо отбыл.

– Кажется, я всё-таки помешала, чувствую себя неловко. Я просто хотела узнать, всё ли у тебя в порядке.

– Не говори глупостей. – Я распахнула дверь и шагнула внутрь. – Ты ничуточки не помешала. И спасибо, у меня всё хорошо.

– А он… и есть твой жених?

– Нет, что ты! Озриэль просто друг. Ты не зайдёшь?

– Пожалуй нет, уже поздно. Увидимся завтра.