В мире событий и страстей Бурлачков Владимир
В киоске у метро Олег обзавелся цветами. Сначала посчитал, что вполне достаточно обойтись одним букетом, но решил не жадничать и купил второй – для Ирининой мамаши Нелли Алексеевны.
– А, это ты уже! – сказала Ирина, открыв дверь, хотя он опоздал минут на двадцать.
В ее квартире, как всегда, можно было ноги переломать о ящики, сломанные стулья и завернутые трубочками половики. Ради брата кое-что убрали, и не так пахло пылью, как обычно.
– Нелли Алексеевна! – позвал Олег. – Вам цветы!
– Ой, какая роскошь и прелесть! – проговорила до сих пор несостоявшаяся теща.
«Все-таки она у Ирины – ничего, – подумал Олег. – Кажется, пока не злится. Во всяком случае собак не спускает. Хотя, еще не вечер».
– Проходите, и в комнате посидите, – велела Нелли Алексеевна. – У нас еще не все готово.
Большая комната была поклеена блеклыми алыми обоями. На стенах висели рисунки, пришпиленные булавками, медный эстамп, из тех, что припаривают юбилярам, и вывеска на гвоздике «Посторонним вход воспрещен». Гостей предполагалось потчевать за журнальным столиком. На нем стояли тарелки, рюмки и ваза с яблоками.
– Ириша, я начинаю оладьи печь, – сообщила из кухни Нелли Алексеевна. – Слышишь меня?
В дверь позвонили.
– Ой, вы, Сергей! – говорила в прихожей Нелли Алексеевна. – Какой вы солидный и серьезный! Рада вас видеть. Все хорошо у вас?
В комнату вошел полный человек лет сорока в больших очках, расстегнул пуговицы на пиджаке, протянул Олегу руку и важно представился:
– Сергей Павлович!
– Как ваша мама? – спросила его Нелли Алексеевна.
– Ничего. Хотя, по всякому бывает.
– Я слышал, вы с Ириной работаете? – Сергей Павлович обращался к Олегу.
– Да-да, поговорите. А то – у нас сегодня оладьи в программе, – сказала Нелли Алексеевна и ушла.
– Вместе работаем, – ответил Олег.
– И как? – важно спросил Сергей Павлович.
Олег не понял, что от него хотят услышать, и промолчал.
Вошла Ирина в цветастом, расклешенном платье с короткими рукавами. Она казалась в нем большой и нескладной. Брат чмокнул ее в щеку:
– Похорошела – невозможно! А мы с твоим товарищем беседуем, как у них там на работе.
– У них там все в порядке. – Ирина поправила брошь на платье и наклонилась над журнальным столиком.
– Тогда больше не спрашиваю. – Сергей Павлович уселся в кресло.
Из кухни несся запах горелого. Ирина выглянула в коридор и крикнула:
– Мам! Чего там у тебя?
Сергей Павлович посмотрел на Олега и спросил:
– Перспективы на работе есть? Кандидатскую готовите?
– Он – год, как защитился, – ответила за него Ирина.
– А я – в этом! – важно говорил Сергей Павлович. – Мне на защите восемнадцать вопросов задали. Столько никому не задавали. Тема очень большой интерес вызвала: «Организация соревнования в аппарате районных Советов». Ведь сколько там всяких проблем! И теоретические основы, и разработка методологии исследования, и практика реализации. А потом еще полтора часа спорили о моей трактовке стимулирования труда.
– И каких наук ты теперь кандидат? – спросила Ирина.
– Исторических.
Нелли Алексеевна принесла большую тарелку с оладьями, – сверху – более-менее белесые, а пониже – подгоревшие. Олег открыл шампанское, а Сергей Павлович сказал, что будет пить водку.
– Ну, кто-нибудь скажет? – спросила Ирина. – Или молча пить будем?
– Знаете, давайте вот за что? Вернее – за кого? За нашу Ирину! – Сергей Павлович поднял наполненную до краев большую стопку. – Чтобы Ирина всегда была внимательной, привлекательной и сногсшибательной!
При чем тут «внимательная», никто не понял.
– Пошла сегодня в магазин, – рассказывала Нелли Алексеевна, раскладывая гостям оладьи. – В «Вологодском масле» только один сорт сыра и любительская колбаса по два двадцать. А на Черемушкинском рынке цены на мясо – жуть. Восемь рублей! Ну, кто такое мясо может покупать!
– С ценами в последнее время – неладно, – объявил Сергей Павлович. – Мы этот вопрос недавно в обкоме обсуждали. Я считаю, надо с этих магазинщиков строго спрашивать.
– Варенье у вас вкусное, – сказал Олег.
– Покупное, – ответила Ирина. – Мама из командировки привезла.
– Нас там угощали, – заметила Нелли Алексеевна.
– Готовим пленум обкома, – продолжал рассказывать Сергей Павлович. – Очень интересно получается. Я свое выступление подрабатываю. Уже договорился, чтобы в повестку включили. От этого сейчас многое зависит. Меня депутатом облсовета будут выдвигать. Придется много выступать, объяснять рабочим. Иногда люди зададут вопрос, даже удивляешься! Как будто телевизор не смотрят и газет не читают.
Сергей Павлович, видимо, был абсолютно уверен в том, что все, о чем он думает, очень интересно окружающим.
Нелли Алексеевна вообще-то всегда была склонна поругать советские порядки. Но в присутствии партработника предпочла проявить лояльность:
– Я на днях из Ленинграда приехала. Такие опрятные поезда сейчас ходят! Такая везде чистота! И на вокзалах все прибрано.
– Последнее время только самолетами летаю. – Сергей Павлович откинулся на спинку кресла и поправил галстук. – Я через депутатский зал хожу.
Ирина тронула Олега под столом ногой, насмешливо посмотрела и отвернулась.
– В июле Ирочка в Болгарию поедет, – сообщила Нелли Алексеевна.
– Собираюсь, – кивнула Ирина. – Может, получится. Вот, платье себе новое купила.
– Хорошее, – соврал Олег.
– В Болгарии мне очень понравилось, – говорила Нелли Алексеевна. – Я там на международной встрече журналистов была. Нам всем вот такие эстампы подарили. – Она показала на стену.
Про Иринину поездку Олег ничего не знал. Но эта новость была очень кстати. Сама собой отпадала необходимость придумывать, как поехать в отпуск вместе.
Нелли Алексеевна повела гостя курить на кухню, и Олег, кивнув в их сторону, тихо спросил:
– А что? Он все это серьезно?
– Откуда я знаю! – Ирина скривила гримасу и пожала плечами. – Я его раз в пять лет вижу. А чего ты так на него? Я к нему обратилась, чтобы с поездкой помог, он мне в две недели через приятелей все устроил… А тебе мое платье, правда, нравится?
– Если честно, не очень.
– Если бы ты был дипломатично настроенным молодым человеком, ты бы так не сказал.
Ирина подошла к шкафу, достала соломенную шляпку с широкими полями и спросила:
– И как?
– К такой шляпке обязательно надо таксу на длинном поводке.
Нелли Алексеевна вошла в комнату, продолжая начатый на кухне разговор:
– Но Сергей! Я там, в ваших краях бывала. И все-таки здесь другая жизнь!
– У нас тоже всего полно! – ответил Сергей Павлович. – Выставок всяких, концертов. Даже клуб изящной словесности недавно открыли. Руководителем отставного военного назначили. Ха-а! Ну так… Чтобы этим любителям словесности жизнь медом не казалась.
Ириша ушла готовить чай. Сергей Павлович налил себе стопку водки, выпил и сказал:
– Время нельзя терять ни в коем случае. Это я ещё в институте понял. До третьего курса кое-как дотянул и думаю: нет, хватит! Взялся лекции по международному положению в обществе «Знание» читать, на собраниях выступал. И дело пошло. А потом вижу: в Москве делать нечего. Уж очень густо тут все замешано. Этот – сын такого-то, тот – племянник. Нет, думаю, надо на широком месте прорываться. Про меня, я знаю, говорят: способный, инициативный. А с каким трудом все это дается? Ого, как все дается. И людей вокруг себя надо собирать отличных, дифференцированных. Но с этой диссертацией очень устал. Надо поехать куда-нибудь и морально отдохнуть. Н-да, время сейчас очень перспективное.
Ирина принесла поднос с чашками, спросила:
– Кто будет мой торт?
– Я насчет сладкого не любитель, – ответил Сергей Павлович. – Но попробую. Мы тут с твоим товарищем – про времена.
Брат собрался уходить. Кивнул Олегу на прощание, но руку не протянул. Прежде чем выйти за ним в прихожую, Ирина шепнула:
– Обожди. Вроде бы за матерью знакомые заедут и к себе на дачу повезут.
Дверь в лабораторию приоткрылась. Показалась лохматая голова Борьки Мешкова.
– А! Сидите тут! Прохиндеи! – заорал Борька.
– О тебе только что вспоминали. – Олег отложил в сторону папку с бумагами. – Я сразу сказал: «Гений и злодейство несовместимы».
– Хи-и! А я такой разгон в первом отделе устроил. Как стукну им по столу, как закричу, что за границей сроду не был. Тоже мне, нашли горгипийца! Они перепугались, обещали про эту Горгиппию у начальства узнать. Говорят, может там прогрессивный какой режим, может новое общество строят. В лагерях после четвертого курса, нам лейтенант говорил: «Там, где есть общество, там не должно быть продуктов!» Да-а, когда и пошутить с народом, как не при жизни.
– Это к чему, про продукты? – не понял Олег.
– Чтобы печенье в тумбочках не оставляли. Хи-и! Я в первом отделе заявление оставил, что ни в какой Горгиппии не был. И переданная первому отделу товарищем Залесовым информация не соответствует действительности. Хи-и.
– Ага, нашел дураков! – ответил Олег. – Как будто мы не знаем, куда ты сразу побежал. Но историю, братец, надо знать.
– Как-то я этим не очень увлекался, – признался Борька. – А это что у вас такое? – Он показал на плакат, пришпиленный кнопками к дверце шкафа – речные берега и большой белый пароход.
Галина Васильевна оглянулась и объяснила:
– Я на этом пароходе по Волге плавала. Красота – необыкновенная. А вы, Борис, по каким-то заграницам…
– Да-а, что делать! Приходится. – Борька рассматривал плакат. – Я бы тоже на таком поплыл. Но мне кажется, что он утонет… И всех прошу в двенадцать ноль-ноль в конференц-зал прослушать мое научное сообщение и поддержать в моем лице всю прогрессивную науку.
Олег посмотрел на Борьку и покачал головой:
– А я-то думаю, по какому поводу ты в новый костюмчик вырядился?
– В этом костюме я и диссертацию защищал, и женился. Первое прошло удачно, второе – не очень. И пуговицы на брюхе застегиваться перестали. Жена говорила, что костюмчик пора выбрасывать. А я сказал: пусть остается на крайний случай. А она: в нем и в крайнем случае никуда не пойдешь. Не, говорю, в крайнем случае донесут!
Борька ушел. Галина Васильевна доставала что-то из стола и говорила:
– Несмотря на все, Борис – интеллигентный человек. Вдумчивый и с фантазиями.
– Как своих хвалить, так вас нет, – отозвался Веселов.
– Почему же! Я и вас ценю.
– У него, видите ли, фантазии, а у нас их нет.
– Придумайте и вы что-нибудь такое, чтобы все ахнули, – посоветовала Галина Васильевна.
– Прихожу я как-то в общежитие, – рассказывал Веселов, – смотрю, стоит в коридоре женщина и плачет. Мне говорят: мать Борьки Мешкова со второго курса. Спрашиваю: что с ним стряслось? Говорят: жив-здоров, вот-вот должен с лекций прибежать. Отказывается этот олух написал письмо какому-то приятелю про свои донжуанские похождения, а отправил на адрес родной мамаши. Она плакала и говорила, что ее сын такого написать не мог.
Дождь пошел на убыль, и его барабанная дробь сменилась скулением. Но еще грохотало, и выходить из метро никто не торопился.
После ливня горьковато пахло молодой тополиной листвой. Было тепло, и вдали, над крышами висела дымка. С деревьев капало. Под этим капельным обстрелом, прижимая к шее воротник рубашки, Олег пошел вверх по улице Заморенова к Трехгорному валу.
На сучке над тротуаром сидела здоровенная серая ворона и явно высматривала подходящего прохожего, желательно в широкополой шляпе. Кроме Олега, никого не был. А он не стал торопиться. Замедлил шаг, огляделся и полез в обход по мокрой траве нестриженого газона. Вернулся на тротуар уже за деревом и посмотрел на ворону:
– Нашла дурака!
Ворона не смогла сдержать огорчения, и белесо-синяя, размазистая клякса шлепнулась на асфальт.
У «Башмачка» Олег остановился и посмотрел на дом напротив. И где она тут живет? – рассуждал он. Не по подъездам же ходить ее искать. Было бы лет восемнадцать, может быть, просто взял бы да крикнул. А сейчас что? Проторчать здесь пару вечеров? Но если она наврала, что живет в этом доме?
Дверь в купе была открыта. Борька стоял у окна в коридоре и говорил проводнице:
– Все будут чай пить. Я может и два стакана. Но на всякий случай начну с одного. Вы туалет на ночь запираете?
– Пейте три. Тогда не запру. – Проводница заглянула в купе, посмотрела на Олега и спросила:
– А вы?
– И он будет, – ответил за него Борька.
Грузный мужчина напротив Олега приоткрыл глаза, помотал головой и проговорил будто самому себе:
– Без чая обойдусь.
Проводница ушла, а Борька кивнул в ее сторону и сказал парню из соседнего купе:
– Видал! Ух, глазищи какие! Туманные – жуть!
– Как тюремное стекло! – блеснул эрудицией его собеседник.
В вагоне включили радио. Громко заиграла музыка.
– Во, теперь «Последние известия» послушаем, – говорил Борька. – Нет ли где какого переполоха вроде революции или еще чего.
– Это где? – удивился парень из соседнего купе.
– Может и не революция, – успокоил его Борька, – а так – новое трудовое достижение.
В коридоре кто-то спросил:
– А где у них вагон-ресторан?
– Вроде бы вон оттуда, с той стороны жуют, – ответил парень.
Борька вернулся в купе, сел рядом с Олегом, помолчал и громко произнес:
– Став коллективным делом, концепция становится мощным оружием.
Грузный мужчина открыл глаза и прокашлялся, а с верхней полки выглянула полнолицая, светловолосая девушка – его дочка. Борька посмотрел на нее и кивнул:
– Гениальных идей на порядок меньше, чем гениев. А вы как думаете?
Девушка посмотрела вниз на отца и ничего не ответила.
– Я тебе, по-моему, уже говорил, – Борька обращался к Олегу. – Наши тезисы им понравились. Должны напечатать в сборнике. Если будет большой ажиотаж насчет публикации, мы к ним в Академгородок подскочим. Но боюсь, на этот раз ажиотажа не получится. А ты мою статейку прочитал?
– Это про что? – спросил Олег. – Про реформы?
– Там и про власть, и про общество.
– Прочитал, расстроился даже, – ответил Олег.
– Почему? – серьезно спросил Борька.
– Подумал: эх, Макиавелли не дожил! Вот бы старик порадовался. Умри – лучше не напишешь!
– А статью взяли в журнал, – злорадно заметил Борька. – Вот, тем не менее. Но я там кое-что подработал. Вернемся, покажу новый вариант. Я написал, что мы, нынешние, то есть уже бывшие, комсомольцы – не следствие революции, а результат преодоления ее пороков.
– Это к чему? – удивился Олег.
– Как к чему? К общему содержанию. Ты не читал, что ли?
Из коридора донеслось треньканье стаканов на подносе. Проводница заглянула в купе, спросила:
– Что? Заждались?
Борька переставил стаканы на столик:
– Ух, крепкий какой! Я думал, у вас – морковный.
– Мне тоже оставьте, – попросила девушка с верхней полки.
Грузный мужчина проснулся, потянул к себе один из стаканов и произнес:
– Угу!
– О! Я же тебя угостить обещал, – вспомнил Борька. – Благороднейший напиток! Тончайший букет яблок и смородины. Собственный старинный рецепт! Вот только чай надо куда-нибудь вылить.
– А тебе не хватит? – тихо спросил Олег.
– Ну, не надо так говорить. Я из своего чай вылью, а тебе дам стаканчик. Какого хрена мы столько чаю заказали!
Борька вернулся с пустым стаканом. Повозился в сумке и вытащил завернутую в газету бутыль. Налил в стаканы темную жидкость и спросил грузного мужчину:
– Попробуешь? Собственного изготовления!
Мужчина посмотрел сначала себе под ноги, потом на Борьку, покумекал и ответил:
– Не-а.
– Тогда даме и не предлагаем! – Борька поднял свой стакан, отхлебнул и причмокнул.
Олег сделал большой глоток, скривил лицо от жуткой кислятины, зажмурился и спросил:
– Из чего ты это сделал?
– Целая технология. Важно ягоды хорошо просушить.
– А сахар?
– Вот еще… Только вредители в настоящее вино сахар кладут.
– Тоже буду, – сказал грузный мужчина и подставил свой стакан.
– Везу друзей угощать, – говорил Борька. – В прошлом году угощал. Еще просили. Два раза звонили, напоминали.
Мужчина выпил и к большому удивлению Олега даже не поморщился, только крякнул:
– Эх, хорошо! Жаль не больно забористая.
– А вы куда едете? – Борька спросил девушку.
– На дачу! В деревню. До Знаменска поедем.
– Ух, ты! У меня в Знаменске знакомая жила. Красивая, помню была.
– А сейчас? – спросила девушка.
– Не знаю даже. Давно было. И ничего особенно. Так, почтовая связь.
– В гости, может, зайти успеете. – Девушка весело взглянула на Борьку.
– Уж какие нынче гости. Не те проблемы стали. А в деревне, небось, хорошо!
– Ничего, – согласилась девушка.
– Я тоже хочу в деревню, – заявил Борька. – Только в настоящую. Чтобы на улице трава росла, куры бегали, а жители окали. И чтобы все было, как у Ивана Петровича.
– У какого? – не поняла девушка.
– У Белкина.
– А чего у него?
– Здорово все было организовано. Передовое хозяйство!
Ночью Олег проснулся от тишины. Поезд стоял. За окном были слышны голоса и шорох шагов по придорожной щебенке. Вагон заскрипел и осторожно тронулся. И тут сверху со свирепым грохотом что-то обрушилось. В мелькании отсвета станционных фонарей с пола поднялся Борька. Постоял, глядя в окошко и почесывая спину, поднял матрац и полез на полку.
– Ты что? Как ты? – зашептал Олег.
– Нормально все, – буркнул Борька.
– Ты, правда, ничего?
– Слушай, дай поспать спокойно, – раздраженно зашептал Борька.
– Хочешь, внизу ложись, – предложил Олег.
– Да отстань ты!
Утром Олег открыл глаза и увидел, что Борька сидит на нижней полке. Соседей не было.
– А где народ? – спросил Олег. – Сошли?
– Давно. Еще ночью.
– А ты как?
– Никак. Чего мне?
– А летел почему?
– Ну, будешь теперь. Летел и летел.
Заглянула проводница:
– Сейчас ваша… Билетики получите.
Борька взял билеты и сунул в нагрудный карман.
– Мой не потеряйте, пожалуйста, – сказал Олег.
– Не потеряем.
– Постарайтесь, товарищ космонавт.
Из вагона они спрыгнули на низкую платформу. Олег остановился и оглядел небольшую площадь с торговыми палатками и рыночными рядами.
– Вот, увидишь сейчас, что такое настоящая секретность, – пообещал Борька. – Пошли.
– Слушай, я так и не понял, как это тебя угораздило сегодня?
– Как, как… – передразнил Борька. – Ну, перемаргивались мы с этой девахой, перемаргивались… А когда на станции поезд остановился, она видит, что я не сплю, и руку протянула.
– И чего?
– Как чего? Матрац-то поехал, когда я к ней потянулся. Склизко там оказалось. Хи-и! – Они шли вдоль платформы, и Борька сказал: – О! Чем-то у них тут вкусным кормят.
Олег почувствовал, что хочет есть. Шагнул и глубоко вздохнул. В нос ударил нестерпимый запах канализации.
На площади Борька остановился у одного из «газиков» с брезентовым верхом и обратился к шоферу:
– Мы к Макарову. Вот командировочное удостоверение.
– А вроде никто не должен был приехать, – удивился шофер.
– Это как? Я с вашими по телефону разговаривал.
– Не передавали мне.
– А чего ты тут стоишь? – спросил Борька.
– Ладно, садитесь, – согласился шофер.
«Газик» со всего ходу врезался в большую лужу в начале улицы, пронесся мимо одноэтажных домишек и церкви и выскочил к пристани. Остановился он чуть подальше от нее, возле отдельного причала.