Убийство на поле для гольфа Кристи Агата
– Гм! Значит, между полуночью и тремя часами ночи.
– Совершенно верно. Судя по словам мадам Рено, это случилось после двух часов ночи, что еще более суживает временной интервал. Смерть, должно быть, была мгновенной. Версия самоубийства, естественно, отпадает.
Пуаро кивнул, и комиссар снова заговорил:
– Насмерть перепуганные служанки развязали мадам Рено. Она была ужасно слаба, почти без сознания от боли, которую причинили ей веревки. Как выяснилось, двое незнакомцев в масках ворвались в спальню, засунули ей в рот кляп и связали, а мосье Рено силой куда-то увели. Все это нам с ее слов передали слуги. Узнав о смерти мужа, мадам Рено испытала сильнейшее нервное потрясение. Доктор Дюран, прибыв на место происшествия, сразу дал ей успокоительное, и мы были лишены возможности допросить ее. Будем надеяться, что сон подкрепит ее, она придет в себя и сможет вынести такое тяжкое испытание, как допрос.
Комиссар помолчал.
– Кто еще живет в доме?
– Старуха Франсуаза, экономка, она служила здесь еще у прежних владельцев виллы «Женевьева». Затем две молодые девушки – сестры Дениз и Леони Улар. Родители их, весьма почтенные люди, живут в Мерлинвиле, у них там дом. Кроме того, есть еще шофер, которого мосье Рено привез из Англии, но он сейчас в отпуске. Ну, и, наконец, сама мадам Рено и ее сын, мосье Жак Рено. Он в отъезде.
Пуаро наклонил голову. Мосье Отэ громко позвал:
– Маршо!
Появился полицейский.
– Позовите сюда Франсуазу.
Полицейский взял под козырек и удалился, но тут же вернулся в сопровождении испуганной Франсуазы.
– Ваше имя Франсуаза Аррише?
– Да, мосье.
– Давно ли вы служите на вилле «Женевьева»?
– Одиннадцать лет, сначала у мадам виконтессы[24], а потом, когда она этой весной продала виллу, я согласилась остаться здесь и служу теперь господину английскому милорду. Кто бы мог подумать…
Следователь перебил ее:
– Конечно, конечно. А теперь, Франсуаза, скажите мне, кто обычно запирает на ночь парадную дверь?
– Я, мосье. Всегда сама проверяю.
– И вчера вечером тоже?
– Да, я заперла ее, как обычно.
– Вы уверены?
– Клянусь всеми святыми, мосье.
– В котором часу это было?
– Как всегда, мосье, в половине одиннадцатого.
– А где были все остальные в это время? Они что, уже легли спать?
– Мадам уже ушла к себе, Дениз и Леони поднялись наверх со мною вместе, а мосье все еще сидел у себя в кабинете.
– Значит, если кто-нибудь и мог отпереть дверь, так только сам мосье Рено?
Франсуаза пожала своими широкими плечами.
– Да разве стал бы он отпирать ее? Ведь, того и гляди, влезут воры или убийцы! Хорошенькое дело! Мосье не сумасшедший, чтобы отпирать дверь. Вот разве что когда он провожал даму…
– Даму? Какую даму? – нетерпеливо перебил ее следователь.
– Ну как какую? Даму, которая к нему приходила.
– Значит, у него вчера была дама?
– Ну да, мосье, и не только вчера, она часто приходила.
– Кто она? Вы ее знаете?
Франсуаза бросила на него хитрый взгляд.
– Откуда мне знать? – буркнула она. – Ведь не я ее вчера впускала.
– Ах так! – рявкнул следователь и стукнул кулаком по столу. – Шутить с полицией вздумали, да? Сию минуту назовите мне имя женщины, которая приходила к мосье Рено по вечерам!
– Полиция… полиция, – проворчала Франсуаза. – Вот уж не думала, что придется иметь дело с полицией. Да ладно, знаю я, кто она. Это мадам Добрэй.
Комиссар ахнул от неожиданности и даже подался вперед, всем своим видом выражая крайнее изумление.
– Мадам Добрэй? Вилла «Маргерит», что тут рядом?
– А я что говорю. Очень даже приятная дамочка.
Старуха презрительно вскинула голову.
– Мадам Добрэй, – бормотал комиссар. – Просто немыслимо!
– Voil, – проворчала Франсуаза. – Вот и говори вам после этого правду.
– Да нет, что вы, – поспешил ее успокоить следователь. – Нас просто удивило ваше сообщение, вот и все. Мадам Добрэй и мосье Рено, они что же, э-э?.. – Тут он деликатно замялся. – А? Наверное, так и было?
– Откуда мне знать? Впрочем, что ж тут удивительного? Мосье ведь был milord anglais – trs riche[25], а мадам Добрэй, она еле концы с концами сводила, но trs chie[26], хотя они с дочерью живут очень скромно. Но меня не проведешь, это женщина с прошлым! Теперь она, правда, уже в летах, но, ma foi[27], еще хоть куда! Сама не раз видела, как мужчины на нее заглядываются. А в последнее время она – все в городе это заметили – в расходах не стесняется, видно, денежки-то завелись. А ведь было время, каждую копейку считали.
Франсуаза тряхнула головой с видом совершенной уверенности в своей правоте.
Мосье Отэ в задумчивости поглаживал бородку.
– А мадам Рено, – заговорил он наконец, – как она относилась к этой… дружбе?
Франсуаза пожала плечами.
– Она ведь всегда уж такая вежливая, такая обходительная… Говорят, она ничего и не подозревает. И все-таки сердце-то, оно ведь все чувствует, как вы думаете, мосье? День ото дня мадам все худеет да бледнеет у меня на глазах. Теперь уж она совсем не та, что месяц назад, когда они приехали сюда. Мосье тоже очень изменился. Точно его что-то мучило. И нервный стал – вот-вот сорвется. А чему тут удивляться – такие странные отношения… Ни выдержки, ни благоразумия. Одно слово – style anglais![28]
Я от возмущения аж подпрыгнул на стуле, но следователь как ни в чем не бывало продолжал допрос, не удостоив внимания выпад Франсуазы.
– Так вы говорите, мосье Рено сам проводил мадам Добрэй? Значит, она ушла?
– Да, мосье. Я слышала, как они вышли из кабинета и подошли к парадной двери. Мосье пожелал ей доброй ночи и запер дверь.
– В котором часу это было?
– Минут двадцать пять одиннадцатого, мосье.
– А когда мосье Рено пошел спать, вы не знаете?
– Минут через десять после нас. Эта лестница такая скрипучая, всегда слышно,когда кто-нибудь поднимается или спускается.
– Что же было потом? Ночью вы ничего не слышали?
– Совсем ничего, мосье.
– Кто из прислуги раньше всех спустился вниз утром?
– Я, мосье. И сразу увидела распахнутую дверь.
– А окна, они все были закрыты?
– Да, мосье. Все было в порядке, ничего подозрительного.
– Хорошо, Франсуаза, можете идти.
Старуха зашаркала к дверям. На пороге она обернулась.
– Скажу вам одну вещь, мосье. Эта мадам Добрэй скверная женщина! Да-да, мы, женщины, лучше знаем друг друга. Это недостойная особа, попомните мои слова.
Покачивая головой с важным видом, Франсуаза удалилась.
– Леони Улар, – вызвал следователь.
Леони появилась на пороге, заливаясь слезами, чуть ли не в истерике. Но мосье Отэ оказался на высоте и весьма ловко справился с рыдающей девицей. Она только и твердила о том, как увидела связанную мадам с кляпом во рту, но зато уж живописала эту сцену с истинным драматизмом. Ночью же она, как и Франсуаза, ничего не слышала.
Потом пришла очередь ее сестры Дениз, которая подтвердила, что хозяин, мосье Рено, разительно изменился в последнее время.
– С каждым днем он становился все угрюмее, потерял аппетит. Всегда был в дурном настроении.
У Дениз была своя версия преступления:
– Тут и думать нечего, с ним расправилась мафия! Эти двое в масках, кто они, как вы думаете? Ужас что творится в мире!
– Возможно, вы и правы, – невозмутимо заметил следователь. – А теперь скажите мне, милочка, это вы вчера открывали дверь мадам Добрэй?
– Не вчера, мосье, а позавчера.
– А как же Франсуаза сказала, что мадам Добрэй была здесь вчера?
– Нет, мосье. Действительно, вчера мосье Рено посетила дама, но это была вовсе не мадам Добрэй.
Удивленный следователь выспрашивал и так и этак, но Дениз твердо стояла на своем. Она прекрасно знает мадам Добрэй. Та дама, что приходила вчера, правда, тоже брюнетка, но ниже ростом и гораздо моложе. Переубедить девушку было невозможно.
– Вам раньше приходилось видеть эту даму?
– Нет, мосье, – сказала она и добавила неуверенно: – И еще, мне кажется, она англичанка.
– Англичанка?
– Да, мосье. Она спросила мосье Рено на очень хорошем французском, но акцент… пусть самый легкий, всегда выдает иностранцев. К тому же, когда они выходили из кабинета, они говорили по-английски.
– И вы слышали, о чем они говорили? Я хочу сказать, вы поняли что-нибудь?
– О, я хорошо говорю по-английски, – с гордостью ответила Дениз. – Правда, эта дама говорила слишком быстро, и я не ухватила смысла, но последние слова мосье Рено, которые он сказал, открывая дверь, я поняла.
Девушка помолчала, потом старательно, с трудом выговаривая слова, произнесла по-английски:
– Да-а… да-а… но, рати боога, идите сечас!
– Да, да, но, ради бога, сейчас уходите! – повторил следователь.
Он отпустил Дениз и, поразмыслив немного, снова вызвал Франсуазу. Он спросил ее, не могла ли она ошибиться, точно ли мадам Добрэй приходила вчера. И тут Франсуаза выказала удивительное упрямство. Вот именно что мадам Добрэй была здесь вчера. И сомневаться тут нечего, конечно, это была она. А Дениз просто-напросто выставляется тут перед вами, voil tout![29] И про иностранную даму она все сама сочинила. Хочет показать, что тоже не лыком шита – английский знает! Наверное, мосье и вообще ничего не говорил по-английски, а если и говорил, это ничего не доказывает, ведь мадам Добрэй отлично болтает по-английски, а с мосье и мадам Рено она только по-английски и разговаривает.
– А мосье Жак, сын мосье Рено, – он здесь часто бывает – так он вообще еле-еле говорит по-французски.
Следователь не стал спорить с Франсуазой, он только поинтересовался шофером и узнал, что как раз вчера мосье Рено отпустил Мастерса. Вероятно, ему не понадобится автомобиль, сказал мосье, и шофер может взять отпуск.
Тут я заметил, что Пуаро недоуменно нахмурился – лоб его над переносицей прорезала глубокая морщина.
– В чем дело? – прошептал я.
Он нетерпеливо тряхнул головой.
– Прошу прощения, мосье Бекс, надо полагать, мосье Рено и сам умел водить автомобиль?
Комиссар вопросительно посмотрел на Франсуазу, и она тотчас без колебаний ответила:
– Нет, сам мосье не водил автомобиль.
Пуаро еще больше нахмурился.
– Объясните же мне, что вас так тревожит, – нетерпеливо попросил я.
– Как вы не понимаете? Ведь в письме мосье Рено предлагал выслать автомобиль за мной в Кале.
– Может быть, он хотел нанять автомобиль, – предположил я.
– Возможно. Однако зачем нанимать, если у него есть собственный? И почему именно вчера он отправил шофера в отпуск, так неожиданно и поспешно? Может быть, он по какой-то причине нарочно хотел услать его отсюда до нашего приезда?
Глава 4
Письмо, подписанное «Белла»
Франсуаза вышла из комнаты. Следователь задумчиво барабанил пальцами по столу.
– Итак, мосье Бекс, – заговорил он наконец, – у нас имеются два взаимоисключающих показания. Кому мы должны больше верить – Франсуазе или Дениз?
– Дениз, – решительно заявил комиссар. – Ведь именно она впустила незнакомку. Франсуаза стара и упряма, к тому же явно питает неприязнь к мадам Добрэй. И кроме того, ведь мы с вами знаем, что у Рено была связь с другой женщиной.
– Tiens![30] – спохватился мосье Отэ. – Ведь мы совсем забыли сообщить мосье Пуаро вот об этом.
Он принялся рыться в бумагах на столе, нашел среди них письмо и протянул моему другу.
– Это письмо, мосье Пуаро, мы обнаружили в кармане плаща убитого.
Пуаро развернул письмо. Оно было написано по-английски, странным, неустоявшимся почерком, бумага местами затерлась и смялась.
«Мой бесценный!
Отчего ты так долго не пишешь мне? Ведь ты все еще любишь меня, как прежде, да? Твои письма в последнее время стали совсем другие – холодные и чужие, а потом это долгое молчание. Ты меня пугаешь. Вдруг ты разлюбил меня! Нет, это невозможно, я просто глупая девчонка, вечно придумываю бог весть что! Но если ты и правда разлюбил меня, я не знаю, что сделаю – убью себя, наверное! Не могу жить без тебя! Порой мне кажется, что у тебя другая женщина. Если так, пусть она не попадается мне на глаза… и ты тоже! Я скорее убью тебя, но не дам ей завладеть тобой! Я так решила!
Но что это, какой романтический бред я несу! Ты любишь меня, и я люблю тебя – да, люблю, люблю, люблю!
Обожающая тебя Белла».
Ни адреса, ни даты в письме не было. Пуаро с мрачным видом вернул его комиссару.
– И вы полагаете, что?..
Следователь только пожал плечами.
– Вероятно, мосье Рено попал в сети к этой англичанке, Белле. Потом он приезжает сюда, встречает мадам Добрэй и затевает с ней интрижку. Он остывает к прежней возлюбленной, и она начинает что-то подозревать. В ее письме содержатся недвусмысленные угрозы. На первый взгляд дело кажется даже слишком простым. Ревность! Ведь мосье Рено убит ударом в спину, а это явно свидетельствует о том, что преступление совершила женщина, так ведь, мосье Пуаро?
Пуаро кивнул.
– Удар в спину – да… но вот могила! Это же такая тяжелая работа. Женщине просто не под силу, мосье. Тут поработал мужчина.
– Да, да, вы совершенно правы. Как мы не подумали об этом! – пылко согласился комиссар.
– Вот я и говорю, – продолжал мосье Отэ, – на первый взгляд дело совсем простое, но… эти двое в масках, письмо, которое вы получили от мосье Рено, – все это никак не укладывается в единую схему. Тут мы имеем дело с рядом обстоятельств, не имеющих никакой связи с известными нам фактами. Ну а письмо, посланное вам, мосье Пуаро… Допускаете вы, что оно как-то соотносится с этой самой Беллой и ее угрозами?
Пуаро покачал головой.
– Едва ли. Такой человек, как мосье Рено, который вел жизнь, полную приключений и опасностей, да не где-нибудь, а в Южной Америке, неужели он стал бы проситьзащитить его от женщины?
Следователь с готовностью закивал головой.
– Совершенно с вами согласен. Стало быть, объяснение этому письму нам следует искать…
– В Сантьяго, – закончил фразу комиссар. – Я немедленно телеграфирую в полицию Сантьяго и запрошу все данные, так или иначе касающиеся мосье Рено: его любовные связи, деловые операции, друзья, враги, словом, все до мелочей. Думаю, это даст нам ключ к загадочному убийству.
И комиссар оглядел нас, ища одобрения и поддержки.
– Великолепно! – с чувством воскликнул Пуаро. – Скажите, а нет ли других писем от этой самой Беллы среди вещей мосье Рено?
– Нет. Разумеется, первое, что мы сделали, – просмотрели документы в его кабинете, но ничего интересного не нашли. Видимо, он самым тщательным образом привел все в порядок. Единственное, что наводит на размышление, так это его странное завещание. Вот оно.
Пуаро пробежал документ глазами.
– Так. Тысячу фунтов наследует некий мистер Стонор. Кто он, кстати?
– Это секретарь мосье Рено. Он живет в Англии, но раза два приезжал сюда.
– Все остальное без всяких оговорок наследует его любимая жена Элоиза. Составлено довольно небрежно, но оформлено по всем правилам. Засвидетельствовано двумя служанками – Дениз и Франсуазой. Так всегда делают.
Пуаро отдал завещание мосье Отэ.
– Может быть, – начал Бекс, – вы не обратили внимания…
– На дату? – спросил Пуаро, и глаза его озорно сверкнули. – Ну конечно же, обратил. Две недели назад. Возможно, именно тогда он впервые почувствовал, какая опасность ему грозит. Довольно часто состоятельные люди умирают, не оставив завещания, ибо не думают о том, что смерть может подстерегать их на каждом шагу. Однако делать преждевременные выводы – весьма опасно. Во всяком случае, из завещания мосье Рено следует, что он питал искреннюю любовь и расположение к своей жене. Несмотря на любовные интрижки.
– Так-то оно так, – произнес мосье Отэ с сомнением в голосе, – но с сыном мосье Рено, похоже, обошелся несправедливо, ведь он поставил его в полную зависимость от матери. Если она снова выйдет замуж и ее муж будет иметь власть над нею, парень может не получить ни гроша из отцовских денег.
– Людям вообще свойствен эгоцентризм. Мосье Рено, вероятно, вообразил, что его вдова уже никогда больше не выйдет замуж. Ну а что касается сына, возможно, это весьма разумная предосторожность – оставить деньги в руках матери. Сынки богачей – известные повесы.
– Может быть, вы и правы. А теперь, мосье Пуаро, вы, конечно, хотели бы осмотреть место преступления. К сожалению, тело убрали, но, разумеется, были сделаны фотографии в разных ракурсах. Вам их принесут, как только они будут готовы.
– Благодарю, мосье, вы очень любезны.
Комиссар поднялся из-за стола:
– Прошу вас следовать за мной, господа. – Он отворил дверь и отвесил церемонный поклон Пуаро, пропуская его вперед.
Пуаро со свойственной ему галантностью отступил назад и поклонился комиссару.
– Прошу вас, мосье.
– Только после вас, мосье.
Наконец им обоим все-таки удалось протолкнуться в холл.
– А там, очевидно, его кабинет, hein?[31] – спросил вдруг Пуаро, кивнув на одну из дверей.
– Да. Хотите осмотреть?
Комиссар отворил дверь. Мы вошли.
Комната, которую мосье Рено выбрал для себя, хоть и небольшая, была меблирована с большим вкусом и очень уютна. У окна письменный стол с многочисленными ящичками и отделениями для бумаг, камин, перед ним глубокие кожаные кресла и круглый стол с книгами и свежими журналами.
Пуаро помедлил минуту, рассматривая комнату, потом подошел к креслам, провел рукой по спинкам, взял журнал со стола, осторожно провел пальцем по полке дубового буфета. Лицо его выразило совершенное удовлетворение.
– Что, пыли нет? – спросил я лукаво.
Он улыбнулся мне в ответ, оценив мое знание его маленьких слабостей.
– Ни пылинки, mon ami! А жаль, на этот раз – жаль!
Его острый ястребиный взгляд мигом облетел комнату.
– А! – произнес он вдруг со вздохом облегчения. – Коврик перед камином завернулся! – С этими словами Пуаро нагнулся, чтобы расправить его.
Внезапно у него вырвалось удивленное восклицание, и он быстро выпрямился. В руке у него был маленький обрывок розовой бумаги.
– Что во Франции, что в Англии, – сказал он, – везде одно и то же – прислуга ленится выметать из-под ковров.
Бекс взял у него из рук бумажку, а я подошел поближе, чтобы рассмотреть ее.
– Догадываетесь, Гастингс, что это, а?
Я озадаченно помотал головой, но характерный розовый цвет бумаги что-то мне напоминал.
Оказалось, комиссар соображает быстрее меня.
– Обрывок чека! – вскричал он.
На клочке размером около двух квадратных дюймов чернилами было написано «Дьювин».
– Bien![32] – сказал Бекс. – Этот чек был выписан на имя некоего Дьювина или же подписан им.
– Скорее первое, мне кажется, – сказал Пуаро. – Ибо, если я не ошибаюсь, это почерк мосье Рено.
Догадка Пуаро подтвердилась, когда мы сравнили его с завещанием, лежащим на столе.
– Боже мой, – удрученно пробормотал комиссар, – не могу понять, как я проглядел этот чек!
Пуаро засмеялся.
– Отсюда мораль – всегда заглядывай под коврики! Мой друг Гастингс может подтвердить: малейший непорядок в чем бы то ни было – для меня сущая пытка. Когда я увидел загнувшийся край коврика, я сказал себе: «Tiens![33] Сбился, когда отодвинули кресло». А что, если наша добрая Франсуаза недоглядела, подумал я, и там что-нибудь да найдется.
– Франсуаза?
– Ну или Дениз, Леони, все равно, тот, кто убирал комнату. Судя по тому, что пыли нет, убирали явно сегодня. Эти наблюдения позволяют представить себе, что здесь произошло. Вчера – вероятно, вечером – мосье Рено выписывает чек на имя некоего Дьювина. Потом чек рвут и клочки бросают на пол, а сегодня утром…
Не успел Пуаро договорить, а мосье Бекс уже нетерпеливо дергал шнур звонка.
Тут же явилась Франсуаза: да, на полу валялись бумаги. Куда она их дела? Конечно же, бросила в печь на кухне. Куда ж еще?
Выразив жестом крайнюю степень отчаяния, Бекс отпустил ее. Внезапно лицо его просветлело, он бросился к столу. И вот он уже листает чековую книжку покойного. И снова жест отчаяния – корешок последнего чека не заполнен.
– Мужайтесь! – воскликнул Пуаро, похлопывая его по спине. – Мадам Рено наверняка сможет пролить свет на этого таинственного Дьювина.
Комиссар немного приободрился.
– Да, правда. Ну что ж, продолжим.
Когда мы выходили из кабинета, Пуаро спросил как бы между прочим:
– А что, мосье Рено вчера вечером принимал свою гостью здесь, а?
– Да, именно здесь, а как вы узнали?
– А вот как – с помощью этого пустяка. Я нашел его на спинке кресла. – Двумя пальцами Пуаро держал длинный черный волос – женский волос!
Мосье Бекс вывел нас через заднюю дверь к небольшому сараю, примыкающему к дому, достал из кармана ключ и отпер его.
– Тело здесь. Как раз перед вашим приездом мы перенесли его сюда; фотограф ведь уже все отснял.
Он распахнул дверь, и мы вошли. Убитый лежал на полу. Мосье Бекс проворно сдернул с трупа простыню. Мосье Рено был среднего роста, худощавый и стройный. Выглядел он лет на пятьдесят, волосы черные, с сильной проседью, лицо тщательно выбрито, нос длинный, тонкий, довольно близко посаженные глаза; кожа сильно загорелая, как у человека, который большую часть жизни провел под тропическим солнцем, зубы оскалены, и на мертвом лице застыло выражение крайнего изумления и ужаса.
– По его лицу сразу видно, что удар был нанесен неожиданно, – заметил Пуаро.
Он с величайшей осторожностью перевернул тело. На светлом песочного цвета плаще как раз между лопатками расплылось круглое темное пятно с продолговатым разрезом посередине. Пуаро принялся внимательно разглядывать тело.
– Что вы думаете по поводу орудия убийства?
– А что тут думать, нож просто-напросто торчал в ране.
Комиссар снял с полки стеклянную банку. Внутри я увидел небольшой нож с черной ручкой и узким блестящим лезвием вроде тех, которыми разрезают бумагу. В длину нож был не более десяти дюймов. Пуаро осторожно потрогал испачканное кровью острие.
– Ого! Да он преострый! Подумать только, такой маленький, хорошенький ножичек – и орудие убийства!
– К сожалению, мы не нашли на нем отпечатков пальцев, – сокрушенно сообщил мосье Бекс. – Очевидно, убийца был в перчатках.
– Ну разумеется, – небрежно заметил Пуаро. – Теперь даже в Сантьяго преступники осведомлены о таких мерах предосторожности. Что уж говорить о европейцах – тут любой непрофессионал знает не меньше нас с вами. А все эти газетчики раззвонили по всему свету о Бертильоновой системе[34]. Однако все равно я удивлен, что на ноже нет отпечатков. Ведь так заманчиво оставить чьи-то чужие отпечатки! А уж как полиция обрадуется. – Он покачал головой. – Боюсь, убийство совершил человек, для которого порядок и система – пустые слова, а быть может, он просто очень спешил. Впрочем, поглядим.
Пуаро снова повернул покойника на спину.
– Вижу, под плащом нет ничего, кроме нижнего белья, – заметил он.
– Да, следователь тоже отметил эту странность.
В этот момент кто-то постучал в дверь, которую мы заперли за собой, когда вошли в сарай. Бекс пошел отпирать. Это оказалась Франсуаза. С жадным любопытством она пыталась заглянуть внутрь.
– Ну, что там еще? – нетерпеливо буркнул Бекс.
Читать бесплатно другие книги:
![Иное небо [Чужое небо]](/book/mini/4972.jpg)
