Убийство на поле для гольфа Кристи Агата

Глава 9

Мосье Жиро находит улики

В гостиной я застал следователя, деловито допрашивающего старика садовника. Здесь же были Пуаро и комиссар, которые приветствовали меня вежливым поклоном и улыбками. Я тихонько сел в кресло. Мосье Отэ проявлял чудеса усердия, он был немыслимо кропотлив и дотошен, однако старания его оказались напрасны, ему не удалось извлечь из свидетеля ничего мало-мальски существенного.

Огюст признал, правда, что перчатки, найденные на месте преступления, принадлежат ему. Он надевал их, когда приходилось ухаживать за примулой, которая, как известно, иногда бывает ядовитой. Он не помнит, когда в последний раз надевал их. Нет, конечно, он их не хватился. Где они обычно лежат? Да то здесь, то там. Лопата всегда стоит в сарайчике с инструментами. Запирается ли он? Конечно, запирается. Где хранится ключ от него? Parbleu[48], торчит в двери, само собой. Что там красть-то. Кто ж знал, что объявятся какие-то бандиты или убийцы. Когда вилла принадлежала мадам виконтессе, ничего подобного не случалось.

Мосье Отэ отпустил наконец старика, и тот заковылял к двери, ворча что-то себе под нос. Вспомнив, с каким необъяснимым упорством Пуаро проявлял интерес к следам на клумбе, я так и сверлил взглядом старика Огюста, когда он давал свои показания. То ли он и впрямь никак не замешан в преступлении, подумал я, то ли это непревзойденный актер. Когда он уже ступил за порог, внезапная догадка поразила меня.

– Извините, мосье Отэ, – воскликнул я, – вы позволите задать ему один вопрос?

– Ну, разумеется, мосье.

Заручившись поддержкой следователя, я обратился к Огюсту:

– Где вы держите свои сапоги?

– На ногах, – проворчал старик. – Где ж еще?

– Куда вы их ставите на ночь?

– Под кровать.

– А кто их чистит?

– Никто. Зачем их чистить? Что мне, щеголять в них, что ли? По воскресеньям я надеваю другие, а так… – Он пожал плечами.

Обескураженный, я только развел руками.

– Ну что ж, – сказал следователь, – не слишком-то мы продвинулись. Разумеется, трудно что-либо предпринять, пока не придет ответ из Сантьяго. Не знает ли кто-нибудь, где Жиро? Право, он не слишком-то учтив! У меня большое желание послать за ним и…

– Нет нужды посылать за мной.

Мы все вздрогнули, услышав этот спокойный голос. Жиро стоял под открытым окном и смотрел на нас.

Он легко вскочил на подоконник, спрыгнул на пол и подошел к столу.

– Вот и я, к вашим услугам. Прошу прощения, что немного опоздал.

– Ну что вы, ничуть! – смущенно заверил его следователь.

– Разумеется, я всего-навсего сыщик, – продолжал Жиро. – В допросах ничего не смыслю. Однако позволю себе заметить, на вашем месте я бы вел допрос при закрытых окнах. А так можно запросто подслушать, что здесь происходит. Но это так, между прочим.

Мосье Отэ покраснел от гнева. Не требовалось особой проницательности, чтобы заметить, что следователь мосье Отэ и сыщик мосье Жиро не испытывают друг к другу особой симпатии. С самого начала между ними то и дело случались мелкие стычки. Вероятно, иначе и быть не могло. Жиро считал, что все следователи – болваны, и мосье Отэ, относившегося к своей особе и к своим служебным обязанностям с большим почтением, естественно, оскорбляла бесцеремонность столичного детектива.

– Eh bien, мосье Жиро, – начал следователь довольно раздраженно. – Уж вы-то наверняка зря времени не теряли! Может быть, вы сразу и имена убийц назовете, а? Неплохо бы узнать и место, где они скрываются!

Пропустив его выпад мимо ушей, мосье Жиро сказал:

– Во всяком случае, мне известно, откуда они прибыли.

Он достал что-то из кармана и выложил на стол. Мы столпились вокруг. Перед нами лежал самый обычный окурок и незажженная спичка. Сыщик резко обернулся к Пуаро.

– Что вы тут видите? – спросил он довольно грубо.

Краска бросилась мне в лицо, но Пуаро был невозмутим. Он пожал плечами.

– Окурок сигареты и спичку.

– Это вам говорит о чем-нибудь?

Пуаро развел руками.

– Ровным счетом ни о чем.

– А! – воскликнул довольный Жиро. – Вы даже не рассмотрели эти предметы. А ведь это не обыкновенная спичка – по крайней мере, у нас в стране таких нет. А вот в Южной Америке такие спички – дело обычное. Мне повезло – она незажженная, в противном случае ее происхождение нельзя было бы определить. Очевидно, один из преступников выбросил окурок и зажег другую сигарету, выронив при этом спичку из коробка.

– Где же другая спичка? – спросил Пуаро.

– Какая спичка?

– Та, с помощью которой он зажег сигарету. Ее вы тоже нашли?

– Нет.

– Может быть, вы не слишком усердно искали?

– Не слишком усердно?! – Казалось, сыщик вот-вот взорвется, но усилием воли он сдержался. – Понимаю, вы любите пошутить, мосье Пуаро. Но как бы то ни было – есть ли спичка, нет ли, достаточно и окурка. Эта сигарета из Южной Америки, видите, здесь особая лекарственная лакричная бумага.

Пуаро кивнул, а комиссар сказал:

– Окурок и спичка могли принадлежать мосье Рено. Не забывайте, всего два года как он вернулся из Южной Америки.

– Нет, – уверенно сказал детектив. – Я уже осмотрел вещи мосье Рено. И сигареты и спички у него совсем другие.

– Удивительно, – заговорил Пуаро, – убийцы не запаслись ни орудием убийства, ни перчатками, ни лопатой – все будто специально было приготовлено для них здесь. Вам это не кажется странным?

Жиро снисходительно улыбнулся.

– Разумеется, это странно, однако все легко объяснить, если принять мою версию.

– Ага! – сказал мосье Отэ. – Сообщник в доме!

– Или вне его, – заметил Жиро с загадочной улыбкой.

– Но ведь кто-то впустил преступников в дом. Не можем же мы предположить, что дверь случайно оказалась незапертой? Не слишком ли большое везение?

– Нет, дверь открыли, но ведь ее могли открыть и снаружи, если у кого-то был ключ.

– И у кого же он мог быть?

Жиро пожал плечами.

– Тот, у кого есть ключ, никогда добровольно не признается в этом. Впрочем, его мог иметь и не один человек. Мосье Жак Рено, например. Он сейчас, правда, на пути в Южную Америку, но вполне вероятно, что он мог потерять свой ключ или у него этот ключ выкрали. Потом – садовник, он же служит здесь много лет. У какой-нибудь из молоденьких служанок наверняка есть возлюбленный. Снять слепок с ключа и выточить по нему новый – плевое дело. Словом, возможностей не счесть. Есть и еще одна особа, которая, по-моему, наверняка должна иметь ключ.

– Кто же это?

– Мадам Добрэй, – сказал сыщик.

– О! – воскликнул следователь. – Стало быть, вы и о ней знаете?

– Я знаю все, – невозмутимо изрек Жиро.

– Готов поклясться, что есть один факт, о котором вы не слышали, – сказал мосье Отэ, радуясь, что и он может щегольнуть осведомленностью. Он единым духом выложил все, что знал о таинственной ночной гостье и о чеке, выписанном на имя Дьювин, а напоследок протянул мосье Жиро письмо с подписью «Белла».

– Все это крайне интересно, но моя версия остается в силе.

– И какова же ваша версия?

– Пока не время ее оглашать. Ведь я еще только начинаю расследование.

– У меня имеется к вам один вопрос, мосье Жиро, – сказал вдруг Пуаро. – Ваша версия объясняет, как дверь была открыта. Но вот почему ее оставили незапертой – об этом ваша версия умалчивает. Уходя, преступники, естественно, должны были запереть дверь, разве не так? Если бы, например, как это порою случается, к дому подошел полицейский, чтобы убедиться, что все спокойно, преступников могли тотчас обнаружить и схватить.

– Черт возьми, да они забыли. Простая оплошность, ручаюсь.

И тут Пуаро, к моему удивлению, почти слово в слово произнес то, что мы с мосье Бексом уже слышали от него накануне:

– Я не согласен с вами. Дверь оставили открытой то ли умышленно, то ли по необходимости, и любая версия, в которую этот факт не укладывается, обязательно окажется ошибочной.

Мы все в изумлении воззрились на Пуаро. Ведь представив такие неопровержимые улики, как окурок и спичка, Жиро посрамил его, думал я, да и сам Пуаро как будто не отрицал этого. И вот, пожалуйста, ничуть не бывало: как всегда, очень довольный собой, мой друг поучает самого Жиро, не испытывая при этом ни малейшей робости.

Сыщик подкрутил усы, насмешливо поглядывая на Пуаро.

– Стало быть, вы не согласны со мной? Хорошо, тогда прошу – ваши соображения. Итак, мы вас слушаем.

– Видите ли, тут есть одно обстоятельство, которое представляется мне весьма значительным. Скажите, мосье Жиро, вы не усматриваете в этом деле чего-то очень знакомого? Оно вам ни о чем не напоминает?

– Знакомого? Не напоминает ли чего? Погодите, погодите… Впрочем, нет, не думаю.

– Значит, не помните, – спокойно сказал Пуаро. – А ведь некое преступление, удивительно похожее на это, уже было однажды совершено.

– Когда? Где?

– Вот этого, к сожалению, не могу сейчас сказать, но вспомню непременно. Я-то надеялся, что вы мне подскажете.

Жиро недоверчиво хмыкнул.

– Таких дел, где фигурируют преступники в масках, полно. Разве все их упомнишь? Все преступления более или менее схожи между собой.

– Но ведь существует же такое понятие, как индивидуальный почерк. – Пуаро, неожиданно взяв менторский тон, обратился к нам ко всем: – Я говорю о психологии преступления. Мосье Жиро, конечно же, известно, что каждый преступник имеет свой особый метод. Расследуется, скажем, случай ограбления, и нередко можно довольно точно представить себе портрет преступника на основании тех приемов, которыми он пользуется. (Джепп наверняка подтвердил бы вам мои слова, Гастингс.) Человек мыслит стереотипами, и неважно, живет ли он в рамках закона или преступает его, он действует соответственно своему характеру. Сколько бы он ни совершил преступлений, все они будут как две капли походить друг на друга. Классический случай – некий англичанин избавляется от своих жен, топя их в ванне[49]. Придумай он что-то другое, ему, вероятно, и по сей день удавалось бы избежать наказания. Но над ним тяготеет один из всеобщих законов человеческой психологии: преступник уверен – то, что сошло ему с рук однажды, удастся и второй раз, и третий. В результате он расплачивается за тривиальность своего мышления.

– Что же из всего этого следует? – усмехнулся Жиро.

– А то, что если перед вами два преступления, весьма схожие по замыслу и исполнению, то за ними обоими обычно стоит один и тот же автор. Я ищу этого автора, мосье Жиро, и я найду его. Ключ к разгадке – в психологии преступника. Вы много чего знаете об окурках и спичках, мосье Жиро, а я, Эркюль Пуаро, знаю человеческую психологию.

На Жиро эти доводы, похоже, не произвели ни малейшего впечатления.

– Вот еще один факт, – продолжал Пуаро, – над которым стоит призадуматься. Часики мадам Рено на следующий день после убийства ушли вперед на два часа.

Мосье Жиро воззрился на него.

– Возможно, они всегда спешат?

– Говорят, действительно спешат.

– Ну, тогда все в порядке.

– И все равно, два часа – это уж слишком, – негромко заметил Пуаро. – А еще ведь эти следы на клумбе.

Он кивнул на открытое окно. Жиро устремился к окну.

– Но здесь нет никаких следов!

– Да, – невозмутимо отвечал Пуаро, поправляя стопку книг на столе. – Там их действительно нет.

Ярость исказила черты мосье Жиро. Пуаро, конечно, издевается над ним. Он двинулся было к ненавистному бельгийцу, но тут дверь отворилась, и Маршо доложил:

– Мосье Стонор, секретарь, только что прибыл из Англии. Он может войти?

Глава 10

Габриель Стонор

Человек, который вошел в гостиную, мог поразить любое воображение. Необыкновенно высокий, атлетического сложения, с бронзовым от загара лицом и шеей, он разительно выделялся среди всех собравшихся. По сравнению с ним даже Жиро выглядел слабым и анемичным. Познакомившись с ним ближе, я понял, что Габриель Стонор – совершенно необыкновенная личность. Англичанин по рождению, он исколесил весь земной шар. Он охотился в Африке, путешествовал по Корее, владел ранчо в Калифорнии, занимался коммерцией в Полинезии.

Его зоркий взгляд безошибочно выделил из собравшихся мосье Отэ.

– Полагаю, вы ведете следствие по этому делу? Рад познакомиться, сэр. Какое чудовищное преступление! Как мадам Рено? Как она перенесла этот удар? Для нее это ужасное потрясение.

– Ужасно, ужасно, – сказал мосье Отэ. – Позвольте представить – мосье Бекс, комиссар полиции, мосье Жиро из Сюртэ. Этот джентльмен – мосье Эркюль Пуаро. Мосье Рено вызвал его, но мосье Пуаро прибыл слишком поздно, непоправимое уже свершилось. Друг мосье Пуаро – капитан Гастингс.

Стонор с интересом посмотрел на Пуаро.

– Он что, правда вызвал вас?

– Стало быть, вы не знали, что мосье Рено намеревался вызвать детектива? – удивился мосье Бекс.

– Нет, не знал. Однако эта новость нисколько меня не удивляет.

– Почему?

– Старик был здорово напуган. Причина, правда, мне неизвестна. Он не посвящал меня в эти дела, мы с ним никогда о них не говорили. Но напуган он был насмерть.

– Гм! И у вас нет никаких соображений на этот счет? – спросил мосье Отэ.

– Именно так, сэр.

– Извините, мосье Стонор, но мы должны соблюсти некоторые формальности. Ваше имя?

– Габриель Стонор.

– Давно ли вы служите секретарем у мосье Рено?

– Около двух лет, с тех пор, как он приехал из Южной Америки. Я познакомился с ним через нашего общего приятеля, и мосье Рено предложил мне эту должность. Между прочим, как босс он был превосходен.

– Рассказывал ли он вам о своей жизни в Южной Америке?

– Да, и немало.

– Не знаете ли вы, мосье Рено приходилось бывать в Сантьяго?

– Думаю, не однажды.

– Не упоминал ли он о каком-нибудь случае, который произошел там и в результате которого кто-то пожелал бы отомстить мосье Рено?

– Никогда.

– Не говорил ли он о какой-либо тайне, связанной с пребыванием в Сантьяго?

– Нет. Насколько я помню, нет. Но тем не менее у него, видимо, было что скрывать. Я никогда не слышал, чтобы он говорил о своем детстве, например, или о каких-либо событиях своей жизни до приезда в Южную Америку. По происхождению он, кажется, канадский француз, но я никогда не слышал, чтобы он говорил о своей жизни в Канаде. Бывало, слова лишнего из него не вытянешь.

– Итак, насколько вам известно, врагов у него не было и вы не можете нам дать ключ к разгадке тайны его смерти?

– Да, именно так.

– Мосье Стонор, не приходилось ли вам слышать имя Дьювин в связи с мосье Рено?

– Дьювин… Дьювин… – задумчиво повторил он. – Нет, по-моему, не приходилось. Однако это имя почему-то мне знакомо.

– Знакома ли вам дама, которую зовут Белла? Она приятельница мосье Рено?

Мосье Стонор снова покачал головой.

– Белла Дьювин? Это полное ее имя? Интересно. Уверен, что слышал его. Но не могу припомнить, в какой связи.

Следователь кашлянул.

– Понимаете, мосье Стонор… тут такое дело… Какое-либо умолчание здесь недопустимо. Возможно, вы из деликатности щадите чувства мадам Рено, к которой, я знаю, вы питаете глубокое уважение и сострадание, но, возможно… в сущности… – промямлил мосье Отэ, окончательно запутавшись, – словом, тут не должно быть никаких умолчаний.

Стонор уставился на него, силясь уяснить, что он хотел сказать.

– Я не совсем понимаю, – медленно начал он. – При чем здесь мадам Рено? Я глубоко ее уважаю, сочувствую ей. Она удивительная, необыкновенная женщина. Но о каком умолчании вы говорите и какое это имеет к ней отношение?

– Что, если эта Белла Дьювин больше чем просто приятельница ее мужа, например?

– Ах, вот оно что! – воскликнул Стонор. – Понял. Но вы ошибаетесь, готов прозакладывать последний доллар. Уж что-что, а за юбками старик никогда не бегал. И жену свою он просто обожал. Более любящей пары в жизни не видел.