Механический принц Клэр Кассандра

Во второй половине дня Тесс и Софи предстояла очередная тренировка с Лайтвудами. Переодевшись в форму, Тесс вышла из своей комнаты и обнаружила, что горничная ждет ее в коридоре.

– Что-то случилось? – спросила она, заметив, как хмурится Софи.

– Ну, если хотите знать… Все дело в Бриджет. – Софи угрюмо замолчала.

– Бриджет? – удивленно переспросила Тесс.

Девушка из Ирландии с самого первого дня пропадала на кухне, в отличие от Сирила, который бегал с поручениями по всему Институту, помогая Софи. Новую кухарку Тесс видела в последний раз, когда та сидела верхом на Габриэле Лайтвуде, приставив кинжал к его горлу. Что ни говори, приятное воспоминание.

– А что с ней не так?

– Ну… – тяжело вздохнула Софи. – Она не слишком приветлива. С Агатой мы дружили, а Бриджет… Вы же понимаете, слуги иногда болтают между собой о том, о сем. С Сирилом еще можно поговорить, но Бриджет только гремит кастрюлями и поет жуткие ирландские баллады. Наверняка она и сейчас распевает.

Они как раз проходили мимо комнаты для мытья посуды; Софи махнула Тесс, чтобы та следовала за ней. Девушки подкрались к двери и осторожно заглянули внутрь. Комната оказалась довольно большой; оттуда можно было попасть на кухню и в кладовую. На столе возле стены громоздились продукты к ужину – рыба и овощи, которые еще предстояло почистить и приготовить. Бриджет стояла возле раковины; от горячей воды рыжие волосы закудрявились, лицо раскраснелось. Софи была права – девушка пела. За шумом воды слышался высокий нежный голос:

Перед глазами Тесс тут же возникло лицо Ната; девушка вздрогнула, но Софи ничего не заметила.

– И вот так все время! – прошептала она. – Убийства, предательства, кровь и боль. Сколько можно?!

К счастью, слова Софи заглушили окончание песни. Бриджет начала вытирать посуду и завела новую балладу, еще более печальную:

– Хватит с меня. – Софи развернулась и поспешила дальше по коридору. Тесс едва за ней поспевала. – Теперь вы понимаете, о чем я? У меня мурашки от этой девицы, а приходится жить с ней в одной комнате. Из нее ни слова не вытянешь ни днем, ни ночью, только воет и воет…

– Вы живете в одной комнате? – удивилась Тесс. – Но почему, ведь в Академии столько свободных!

– Они предназначены для Сумеречных охотников, а не для слуг. – Голос Софи звучал так, будто ей приходилось объяснять Тесс прописные истины. Должно быть, у горничной даже мысли не возникало потребовать себе отдельную комнату.

– Давай я поговорю с Шарлоттой, – начала было Тесс, но Софи замахала руками.

– Не надо, пожалуйста! – Они остановились перед дверью тренировочного зала, и Софи повернулась к ней, явно досадуя на себя за длинный язык. – Я не хочу, чтобы она думала, будто я жалуюсь на других слуг.

Тесс собралась заверить ее, что ничего не скажет Шарлотте, когда из тренировочного зала послышались громкие голоса. Тесс поднесла палец к губам и осторожно прижалась ухом к двери. Софи последовала ее примеру. Низкий, грубоватый голос определенно принадлежал Гидеону, другой – его брату.

– Габриэль, рано или поздно придет время платить по счетам. И нужно решить, на чьей мы стороне.

– На стороне отца, разумеется, – напряженно ответил младший Лайтвуд. Последовало непродолжительное молчание. Потом снова заговорил Гидеон:

– Ты знаешь о нем далеко не все и понятия не имеешь, что он натворил.

– Я знаю, что мы – Лайтвуды и он – наш отец, – отчеканил Габриэль. – После смерти Гренвиля Фэйрчайлда он имел все основания претендовать на пост главы Института.

– Ты не допускаешь, что у Консула были причины отказать ему и назначить Шарлотту Бренвилл? Она не так глупа, как ты думаешь.

– В самом деле? – Голос Габриэля сочился ехидством. – Она позволила нам прийти сюда и тренировать своих драгоценных девочек. Неужели она не догадывается, что мы будем шпионить для отца?

Софи и Тесс ошарашено переглянулись.

– Она пустила нас в Институт только потому, что Консул ее заставил. Обрати внимание: нас встречают в дверях, отводят сюда, а потом провожают к выходу. У мисс Коллинз и мисс Грей мы вряд ли выведаем что-нибудь интересное. Так чем же, по-твоему, мы можем навредить Шарлотте?

В зале снова воцарилось молчание. Тесс буквально слышала, как Габриэль раздувается от злости. Наконец его прорвало:

– Если ты так презираешь отца, то зачем вернулся?

– Я вернулся ради тебя, – сердито ответил Гидеон, но договорить не успел: Софи и Тесс слишком сильно навалились на дверь, и та распахнулась. Девушки торопливо выпрямились; Тесс искренне надеялась, что их чрезмерное любопытство осталось незамеченным.

Габриэль и Гидеон стояли друг напротив друга в круге света посреди тренировочного зала. Тесс бросилось в глаза, что Габриэль значительно выше старшего брата. Зато Гидеон был крепче и шире в плечах. Он пригладил рукой светлые волосы и вежливо кивнул девушкам:

– Добрый день.

Габриэль направился к ним. Тесс вдруг поняла, что во время разговора с Лайтвудом ей приходится задирать голову. А ведь она была девушкой довольно высокой и редко смотрела на мужчин снизу вверх.

– Мисс Лавлейс снова отсутствует? – спросил Габриэль вместо приветствия. Он выглядел совершенно спокойным, и только биение жилки под вытатуированной на горле руной боевой отваги выдавало его недавнее волнение.

– Джессамина все еще плохо себя чувствует, – сказала Тесс, проходя в зал. – Не знаю, как скоро она поправится.

– Подозреваю, не раньше, чем закончатся тренировки, – сухо отозвался Гидеон, чем внезапно рассмешил Софи. Тесс недоуменно покосилась на горничную; та торопливо приняла свой обычный серьезный вид, но прежде Гидеон успел бросить на нее взгляд, исполненный удивления – и, как ни странно, благодарности. Видимо, над его шутками редко смеялись.

Габриэль вздохнул и вынул из креплений на стене два длинных шеста.

– Сегодня, – сказал он, протягивая один Тесс, – мы будем учиться блокировать и отражать удары.

Тесс уже забыла, каково это – засыпать, едва коснувшись головой подушки. В последнее время ее одолевали кошмары, главным героем которых обычно выступал Мортмейн. По ночам Тесс преследовали его холодные серые глаза и голос, размеренно повторявший: «Нет никакой Терезы Грей».

Она столкнулась с ним лицом к лицу, но так и не поняла, что ему нужно. Зачем он хотел жениться на ней? Чтобы заполучить ее силу? Но для чего? При воспоминании о змеиных глазах Мортмейна Тесс пробирал озноб, а при мысли, что он имеет какое-то отношение к ее рождению, и вовсе становилось дурно. Вряд ли хоть кто-нибудь, даже добрый, чуткий Джем, понимал, почему Тесс так стремится выяснить, что она за существо. И вряд ли кто-то не догадывался, как сильно она боится узнать правду. Не раз и не два Тесс просыпалась посреди ночи, задыхаясь от ужаса и вцепившись ногтями в собственное лицо, словно во сне она тщетно пыталась содрать кожу и добраться до затаившегося под ней демона.

Она лежала в кровати, когда за дверью послышался шорох и легкий стук, как будто что-то оставили у порога. Выждав несколько секунд, Тесс выскользнула из-под одеяла и медленно прошла через комнату.

За дверью никого не было; коридор тоже был пуст, только из комнаты Джема доносились едва слышные звуки скрипки. На полу лежал небольшой зеленый томик. Тесс подняла его и прочитала золотые буквы на корешке: Уильям Бекфорд, «Ватек».

Аккуратно прикрыв за собой дверь, девушка вернулась в кровать и принялась изучать книгу. Вне всяких сомнений, ее оставил Уилл. Но зачем?

К чему эти дружеские жесты под покровом ночи, эти задушевные разговоры в библиотеке – и подчеркнутая холодность в течение дня?

Открыв книгу на титульной странице, Тесс обнаружила, что Уилл оставил ей послание. И не просто какую-то записку, а целое стихотворение!

Тесс Грей, по случаю вручения ей романа «Батек»

• Халиф Батек с его темною свитой
• Летят в Преисподнюю, скука забыта!
• И веру в меня ты вновь обретешь,
• Коль книгу сию немедля прочтешь,
• А не на полку небрежно вернешь.

Уилл

Тесс расхохоталась и торопливо зажала ладонью рот «Будь ты проклят, Уилл Эрондейл – подумала она. – За то, что заставляешь смеяться, даже если не хочется. За то, что сердце снова и снова тянется к тебе, хотя прекрасно знает, что твой взгляд, твои слова, весь ты – сильнейший наркотик». Тесс бросила на прикроватный столик «Ватека», дополненного ужасным стихотворением мастера Эрондейла, и зарылась лицом в подушку. Из коридора все еще доносилась скрипка Джема, нежная и печальная. Тесс зажмурилась, пытаясь прогнать из головы мысли о Уилле. И неожиданно у нее получилось: она уснула и в кои-то веки спала без сновидений.

На следующий день с самого утра шел дождь; от зонтика толку было немного – Тесс чувствовала, как взятая у Джессамины красивая шляпка тяжелеет с каждой минутой, плотно облепляя голову и сползая на уши. Они вчетвером – Сирил нес багаж – бежали от кареты к вокзалу Кингз-Кросс. За серой пеленой дождя проступало величественное здание с высокой часовой башней. Флюгер на ее макушке смотрел точно на север; холодный ветер бросал капли воды в лицо Тесс, и девушке приходилось щуриться.

В здании вокзала царил первозданный хаос: люди метались туда-сюда, газетчики выкрикивали заголовки, торговцы с рекламными щитами на груди на все лады расхваливали мыла и средства для укрепления волос. Мальчуган в подпоясанной куртке сновал у прохожих под ногами, с хохотом удирая от матери, которая безуспешно пыталась схватить его за шиворот. На ходу перекинувшись с Джемом парой слов, Уилл растворился в толпе.

– Ушел и бросил нас? – спросила Тесс, борясь с зонтиком, который никак не желал складываться.

– Позволь мне. – Джем без труда справился с несговорчивым механизмом: зонтик щелкнул и сложился. Убрав с лица мокрые волосы, Тесс благодарно улыбнулась Джему, и в ту же секунду вернулся Уилл – оказалось, он ходил за носильщиком. Носильщик, скорчив недовольную мину, забрал у Сирила багаж и прикрикнул на остальных, чтобы поторапливались – поезд ждать не будет.

Уилл посмотрел на трость Джема, потом на голову носильщика и сказал, недобро улыбнувшись:

– Нас подождет.

Его слова не пришлись носильщику по нраву, но холодный взгляд синих глаз удержал служителя вокзала от дальнейших замечаний. Он провел их на забитую людьми платформу; чтобы не потеряться в толпе, Тесс одной рукой вцепилась в Джема, другой придерживая многострадальную шляпу Джессамины. Далеко впереди, где заканчивалась крытая платформа, виднелся клочок серо-стального неба, испачканного клубами дыма.

Джем помог Тесс подняться в купе, потом вернулся за багажом; Уилл расплачивался с носильщиком, перекрикивая окружающих и свистки паровоза. Поезд тронулся, едва они закрыли за собой дверь; застучали колеса, и мимо окон поплыли облака белого пара.

– Ты взяла с собой что-нибудь почитать? – поинтересовался Уилл, устраиваясь напротив Тесс. Джем сел рядом с ней, прислонив трость к стене.

Тесс подумала о «Ватеке» со стихотворением на титульном листе. Она оставила его у себя в комнате, чтобы удержаться от искушения, – как запирают в буфете коробку конфет, чтобы не растолстеть.

– Нет, – она покачала головой. – В последнее время мне ничего интересного не попадалось.

Уилл стиснул зубы, но ничего не сказал.

– Не правда ли, есть нечто удивительное в путешествиях! – Тесс восторженно прижалась носом к стеклу, хотя смотреть было решительно не на что. Поезд окутывали клубы дыма, окна заливал серый дождь, превращавший Лондон в неясную тень.

– Нет, – коротко ответил Уилл, откинулся на спинку сиденья и надвинул шляпу на глаза.

Тесс продолжала смотреть в окно; вскоре ненастный Лондон остался позади, а вместе с ним и дождь. Теперь поезд катился между зеленых полей с крапинками белых овец; время от времени вдалеке мелькали шпили деревенских церквушек.

– Ты что, никогда раньше не выезжала за город? – полюбопытствовал Джем, заметив неподдельное восхищение на лице девушке.

– Нет, – покачала головой Тесс, отвлекаясь от пейзажей. – Только на Кони-Айленд, но это, в сущности, тот же город. Может, мы проезжали мимо деревень по пути из Саутгемптона, но было уже темно, и Темные Сестры закрыли все шторы. – Тесс сняла шляпу, с которой капала вода, и положила ее на сиденье между собой и Джемом. – Но, знаешь, у меня такое чувство, будто я уже видела это раньше. В книгах. Мне все кажется, что вот-вот из-за деревьев выплывет Торнфилд-Холл[16], а на горизонте появятся скалы Грозового перевала…

– Грозовой перевал находится в Йоркшире, – сказал из-под шляпы Уилл, – до которого еще ехать и ехать. Мы пока даже до Грэнтема не добрались. И должен заметить, что ничего интересного в Йоркшире нет Только холмы да долины, не то что в Уэльсе.

– Ты скучаешь по Уэльсу? – спросила Тесс. Она сама не понимала, зачем это делает. Спрашивать Уилла о прошлом было все равно, что тыкать палкой цепного пса.

Сумеречный охотник слегка пожал плечами.

– Было бы по чему скучать. По овцам и песням, что ли? – сказал он. – И по дурацкому языку. Fe hoffwn I fod mor feddw, fyddai ddim yn cofio fy enw.

– Что это значит?

– «Я так надрался, что забыл, как меня зовут». Очень полезная фраза.

– Да, звучит не слишком патриотично, – заметила Тесс.

– Что ты знаешь о патриотизме! – напыщенно воскликнул Уилл. – В память о родине я вытатуировал валлийского дракона у себя на…

– Наш Уильям, как всегда, само очарование, – перебил его Джем. Тесс уже довольно давно наблюдала за этой парочкой и уяснила, что употребление полного имени вместо привычного «Уилл» в устах Джема говорило о многом. – Не забывай, Старквезер не выносит Шарлотту, поэтому если ты собираешься…

– Не волнуйся, старикана я тоже очарую, – ответил Уилл, выпрямляясь и сдвигая шляпу обратно на макушку. – Я его так очарую, что он имени своего вспомнить не сможет!

– Ему восемьдесят девять. Возможно, он его и уже давно забыл, – пробормотал Джем.

– Так что на всякий случай не стоит растрачивать запасы своего очарования на нас, – сказала Тесс.

– Вот именно. – В голосе Уилла послышались нотки самодовольства. – К тому же Старквезер ненавидит не Шарлотту, а ее отца.

– Грехи отцов, – вздохнул Джем. – Он терпеть не может всех Фэйрчайлдов, а заодно и всех, кто с ними связан. Поэтому Шарлотта не позволила Генри поехать…

– Шарлотта не пустила Генри в Йорк, потому что каждый его выход из Института грозит национальной катастрофой. Но, отвечая на незаданный тобою вопрос, скажу, что осознаю, какую ответственность на нас возложили. И обещаю вести себя прилично. Я не больше твоего хочу, чтобы в Институте обосновался косоглазый Бенедикт Лайтвуд с его ужасными отпрысками.

– Вовсе они не ужасные, – не удержалась от возражения Тесс.

– Что? – моргнул Уилл.

– Я хочу сказать, что Габриэль и Гидеон довольно привлекательны.

– Я говорил о кромешной тьме, царящей в их проклятых душах! – замогильным голосом произнес Уилл.

Тесс фыркнула и не без ехидства поинтересовалась:

– А какого же цвета твоя душа, Уилл Эрондейл?

– Лилового, – не задумываясь, ответил Уилл.

Тесс повернулась к Джему за помощью, но тот лишь улыбнулся.

– Думаю, нам стоит обсудить наши действия, – сказал он. – Старквезер ненавидит Шарлотту, но знает, что мы едем по ее поручению. Так как же нам расположить его к себе?

– Тесс может использовать свои женские уловки, – ухмыльнулся Уилл. – Шарлотта ведь сказала, что старик падок на красивые личики.

– А как она объяснила мое присутствие? – спохватилась Тесс, запоздало сообразив, что спрашивать надо было раньше.

– Никак. Она просто сообщила в письме наши имена. Шарлотта была предельно краткой, – сказал Уилл. – Нам самим придется состряпать что-то правдоподобное.

– За Сумеречного охотника меня выдать не получится – нет татуировок, – начала размышлять Тесс.

– Чародейской метки тоже нет. Он решит, что Тесс из простецов. Конечно, она может превратиться в кого-нибудь…

Уилл смерил девушку пристальным взглядом. Хотя Тесс понимала, что ничего для него не значит, в такие мгновения она не могла избавиться от мыслей о пальцах, поглаживающих ее шею. И все же она заставила себя спокойно посмотреть ему в глаза.

– Давай скажем, что она – сумасшедшая тетушка, которая не разрешает нам путешествовать в одиночку! – внезапно выдал Уилл.

– Чья тетушка, моя или твоя? – поинтересовался Джем.

– Боюсь, ни на тебя, ни на меня она не похожа. Тогда пусть притворится, что она в меня до смерти влюблена и всюду за мной таскается.

– Я могу изменять внешность, но лицедейство в число моих талантов не входит, – напомнила Тесс, надеясь, что таким образом заткнет фонтанирующего идеями Уилла. Джем расхохотался, за что был награжден сердитым взглядом друга.

– Тут она тебя уела, – сказал Джем, отсмеявшись. – Подумать только, и такое иногда случается! Предлагаю представить Тесс как мою невесту. Старику Алоизию скажем, что ее Восхождение сейчас обсуждается.

– Восхождение? – нахмурилась Тесс. В Кодексе об этом ничего не говорилось.

– Если Сумеречный охотник хочет вступить в брак с кем-то из простецов…

– Но я думала, что это запрещено, – выпалила Тесс. Поезд нырнул в туннель, и купе погрузилось во тьму. Тесс ничего не видела, но чувствовала, что Уилл не сводит с нее глаз.

– Так и есть, – продолжал Джем. – Если только простец не превратится в Сумеречного охотника, испив из Смертной чаши. Такое случается, хотя и нечасто. Когда Сумеречный охотник просит Конклав о Восхождении для кого-то из простецов, Конклав берет три месяца на размышления. А простецы тем временем стараются как можно больше узнать о мире Сумеречных охотников.

Голос Джема потонул в свистке локомотива, вынырнувшего из туннеля. Тесс украдкой бросила взгляд на Уилла: тот смотрел в окно. Должно быть, в туннеле ей все померещилось.

– Мне нравится твоя идея, – сказала она Джему. – К тому же я действительно знаю немало. Я почти дочитала Кодекс.

– И никто не удивится, что я взял тебя в Йорк, – заметил Джем. – Как кандидатке на Восхождение тебе будет полезно узнать о других Институтах. А ты как считаешь? – Он повернулся к Уиллу.

– Отлично придумано, – ответил тот, не отрываясь от окна. Зеленые луга сменились пустошами; лишь кое-где попадались валки свежескошенной травы и нагромождения черных камней.

– А сколько еще есть Институтов, кроме того, что в Лондоне? – спросила Тесс.

– В Британии? – Джем принялся загибать пальцы. – В Лондоне, в Йорке, еще один в Корнуолле, рядом с замком Тинтагель, в Кардиффе и в Эдинбурге. Но все они подчиняются Лондонскому, а тот, в свою очередь, Идрису.

– Гидеон Лайтвуд сказал, что он был в Мадридском Институте. Что он там делал?

– Штаны просиживал, – буркнул Уилл.

– Когда нам исполняется восемнадцать, мы заканчиваем обучение и отправляемся путешествовать, – принялся объяснять Джем, пропустив его слова мимо ушей. – Сумеречные охотники в разных Институтах пользуются разными приемами, и узнать о них будет совсем нелишним. Гидеон уехал всего пару месяцев назад. Если Бенедикт так скоро отозвал сына в Лондон, значит, его назначение – всего лишь вопрос времени, – невесело закончил Джем.

– Но ведь это не так, – твердо сказала Тесс и, заметив, что тревога не ушла из его серых глаз, решила сменить тему. – А где находится Нью-Йоркский Институт?

– Ты думаешь, мы все адреса наизусть помним? – поинтересовался Уилл, и что-то в его голосе заставило Джема внимательно посмотреть на друга.

– Что-то не так?

Уилл стащил с головы шляпу и положил ее на сиденье, потом поднял глаза на спутников. Тесс заметила, что при всей своей привлекательности Уилл в последнее время как-то потускнел. Его внутренний огонь, прежде ярко пылавший, начал затухать, словно Эрондейл, подобно Сизифу, катил в гору камень и уже порядком выбился из сил.

– Слишком много выпил вчера, – сказал он наконец, опуская глаза.

«Уилл, ну зачем? Мы же видим, что ты врешь». – Тесс была готова произнести это вслух, но остановилась, взглянув на Джема. Тот смотрел на Уилла, и вид у него был донельзя встревоженный. Он тоже не поверил ни единому его слову, но сказал лишь:

– Жаль, что никто не придумал руну трезвости.

– Да уж, – вздохнул Уилл и слегка расслабился. – Но если говорить о твоем плане, то ты забыл об одной маленькой детали. – Он наклонился вперед. – Если Тесс – твоя невеста, ей нужно кольцо.

– Я уже думал об этом, – ответил Джем к великому удивлению Тесс, которая полагала, что идея с невестой пришла ему в голову только в поезде. Джем тем временем достал из нагрудного кармана серебряное кольцо и протянул его девушке. Оно напоминало кольцо Уилла, только вместо птицы в полете было украшено зубцами замковой башни. – Это фамильная драгоценность Карстерсов. Если позволишь…

Тесс осторожно взяла кольцо и надела на безымянный палец левой руки; оно село идеально. Девушка почувствовала, что должна сказать что-то вроде «Оно чудесное» или «Спасибо», хотя понимала, что это не предложение руки и сердца и даже не подарок. Украшение было лишь необходимым подкреплением легенды.

– Шарлотта не носит кольца, – вдруг вспомнила она. – А другие Сумеречные охотники?

– Нет, – сказал Уилл. – Существует обычай преподносить девушке фамильное кольцо при помолвке. Но во время свадебной церемонии новобрачные обмениваются рунами – на руке и на сердце.

– «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность»[17], – произнес Джем. – Песнь песней Соломона.

– «Люта, как преисподняя, ревность»? – подняла брови Тесс. – Не слишком романтично.

– «Ибо стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный», – продолжил Уилл. – Я всегда полагал, что женщины считают ревность романтичной. Мужчины сражаются друг с другом за руку прекрасной дамы!

– Простецы на свадьбах не говорят о преисподней, – сказала Тесс. – Хотя Библию вы знаете на «отлично». Даже лучше, чем тетушка Гарриет.

– Джеймс, ты слышал? Нас только что сравнили с тетушкой Гарриет!

– Мы хорошо разбираемся во всех религиозных текстах, – невозмутимо ответил Джем. – Они для нас – просто кладезь полезной информации.

– Вы заучиваете их на занятиях? – Тесс вдруг поняла, что ни разу со дня своего появления в Институте не видела Уилла и Джема за уроками.

– Да, хотя Шарлотта в последнее время пренебрегает нашим образованием. По известным тебе причинам. Сумеречные охотники либо занимаются с преподавателями, либо проходят обучение в Идрисе – до наступления восемнадцатилетия. Которое, слава богу, для нас обоих уже не за горами.

– А кто из вас старше?

– Джем.

– Я.

Они ответили одновременно и рассмеялись, а потом Уилл добавил:

– Но всего на три месяца!

– Я знал, что ты не преминешь об этом упомянуть, – ухмыльнулся Джем.

Тесс переводила взгляд с одного Сумеречного охотника на другого. Сложно было представить двух более непохожих – внешне и внутренне – юношей. И все же…

– Это и значит быть парабатаями? Заканчивать друг за другом предложения и тому подобное? Просто в Кодексе об этом почти ничего не говорится.

Уилл и Джем переглянулись. Уилл пожал плечами и заговорил первым.

– Это сложно объяснить, – с долей высокомерия заявил он. – Пока не испытаешь сам…

– Но вы ведь не умеет читать мысли друг друга? – уточнила Тесс.

Джем прыснул от смеха, а Уилл от удивления широко распахнул глаза:

– Что? Господи, нет, конечно!

– Тогда в чем смысл? Как я понимаю, вы обещаете защищать друг друга – но ведь так поступают все Сумеречные охотники.

– Не только. – Джем наконец успокоился и посерьезнел. – Первыми парабатаями были Давид и Ионафан. «Душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу». Они были воинами, чьи души связали сами небеса. Вдохновленный их историей Джонатан Сумеречный охотник прописал в Законе ритуал, скрепляющий союз парабатаев.

– Но ведь парабатаями могут быть не только мужчины? Женщина с мужчиной или женщина с женщиной?..

– Конечно, – кивнул Джем. – Но выбрать парабатая можно лишь до восемнадцати лет. После ты уже не сможешь пройти ритуал. И суть не только в том, чтобы защищать друг друга. Ты перед Советом клянешься отдать жизнь за своего парабатая. Идти туда, куда пойдет он – и быть похороненным рядом с ним. Если я увижу, что в Уилла летит стрела, то встану у нее на пути.

– Что, согласись, очень даже неплохо, – заметил Уилл.

– И он сделает то же самое ради меня, – невозмутимо продолжил Джем. – Уилл может говорить что угодно, но клятвы он не нарушает. Как и Закон.

Он наградил друга тяжелым взглядом, но тот лишь слабо улыбнулся и повернулся к окну.

– Да… – вздохнула Тесс. – Это, конечно, все очень трогательно, но какая-то существенная польза от вашей связи есть?

– Далеко не каждый успевает найти своего парабатая за отведенное время. На самом деле нас не так много. Но в битве парабатаи могут поделиться силой друг с другом. И руна, нанесенная парабатаем, куда могущественней, чем та, что ты рисуешь самостоятельно. Есть также руны, доступные исключительно парабатаям, поскольку они питаются силой двух нефилимов.

– Но что, если ты не захочешь больше быть парабатаем? Можно ли отменить ритуал?

– Господи, женщина, есть ли вопросы, на которые ты не хочешь знать ответ? – вспылил Уилл.

– Не вижу ничего страшного в том, чтобы все ей рассказать. – Джем сложил руки на набалдашнике трости. – Чем больше Тесс узнает, тем проще ей будет притворяться претенденткой на Восхождение. Связь между парабатаями разрушается только в исключительных случаях. Например, если один из нас уходит к простецам или к жителям Нижнего мира. И, конечно, когда один из нас умирает, второй обретает свободу, но больше не может взять себе парабатая. Пройти через ритуал можно только один раз.

– Это похоже на католический брак, – задумчиво произнесла Тесс. – Генриху VIII пришлось создать новую религию, чтобы избавиться от своих клятв.

– Пока смерть не разлучит нас, – пробормотал Уилл, все еще неотрывно глядя на проносящийся за окнами пейзаж.

– Ну, Уиллу на такие крайности идти не придется. Он и так скоро освободится, – усмехнулся Джем.

Эрондейл сердито посмотрел на Джема, но Тесс его опередила:

– Не говори так. Мы обязательно найдем лекарство. Не нужно отказываться от надежды.

Яростный взгляд, которым наградил девушку Уилл, буквально вдавил ее в сиденье. Джем же ответил совершенно спокойно:

– Я не оставил надежду. Просто у нас с тобой разные надежды, Тесс Грей.

Следующие несколько часов Тесс дремала, уронив голову на руку, под монотонный стук колес, который незаметно вплетался в ее сны. Проснулась она оттого, что Джем мягко тряс ее за плечо; локомотив натужно свистел, а дежурный громко кричал о прибытии в Йорк. Вихрь сумок, шляп и носильщиков буквально вынес их на платформу. Здешний вокзал по сравнению с Кингз-Кроссом казался почти безлюдным. Первым делом Тесс обратила внимание на сделанную из стекла и стали крышу здания, сквозь которую можно было увидеть черно-серое небо.

Платформы тянулись, насколько хватало глаз; Тесс, Джем и Уилл стояли на ближайшей к главному зданию вокзала. Золотые часы на башне недавно пробили шесть. Поскольку они уехали на север от Лондона, уже начинало смеркаться.

Едва они успели дойти до часов, как из темноты вышел старик, до того примечательный, что Тесс уставилась на него с искренним изумлением. Он был одет в тяжелый плащ, черную шляпу из непромокаемой ткани и сапоги вроде тех, что носят моряки. Довершали образ длинная седая борода и кустистые белые брови. Старик положил руку на плечо Уиллу и спросил сиплым голосом:

– Нефилим?

– Господь всемогущий! – Уилл в притворном ужасе прижал руку к сердцу. – Неужто перед нами Старый Мореход[18], что останавливает одного юношу из трех?

– Я здесь по поручению Алоизия Старквезера. Вы – охотники из Лондона? Я не собираюсь тут всю ночь торчать.

Из-за акцента Тесс казалось, что половина звуков, произнесенных стариком, запутывается у него в бороде. Она с трудом разбирала, что он говорит.

– Торопишься на свидание с альбатросом? – не унимался Уилл. – Тогда не смеем тебя задерживать…

– Мой друг хочет сказать, что мы и в самом деле Сумеречные охотники из Лондона. Нас послала Шарлотта Бранвелл. А вы?..

– Готшел, – прохрипел старик. – Моя семья, почитай, уже триста лет служит при Йоркском Институте. Ваши знаки, парни, я вижу. А где метки этой юной мисс? – спросил он, поворачиваясь к Тесс.

– Она из простецов, претендентка на Восхождение, – быстро объяснил Джем. – И моя будущая жена. – Он взял Тесс за руку, постаравшись сделать это так, чтобы старик заметил кольцо. – Совет решил, что ей будет полезно посетить другие Институты.

– Мистера Старквезера об этом предупредили? – спросил Готшел, сверля Джема глазами из-под шляпы.

– Я не знаю, что именно миссис Бранвелл рассказала ему в письме, – ответил Джем.

– Ради вашего же блага надеюсь, что она потрудилась все ему объяснить, – пробурчал старый слуга, хмуря брови. – Алоизий Старквезер терпеть не может сюрпризы. Но погодите, сами увидите, что он за старый х… Простите, мисс, – спохватился Готшел.

Девушка улыбнулась и склонила голову, хотя желудок у нее неприятно сжался. Джем с Уиллом чувствовали себя как рыбы в воде: им явно не впервой было притворяться. Тесс же никогда прежде не выдавала себя за другого человека, будучи в своем истинном обличии. Мысль о том, что ей придется лгать, не скрываясь за спасительной личиной, приводила девушку в ужас. Оставалось лишь надеяться, что Готшел преувеличивает суровость своего господина. Но блеск в глазах старика подсказывал Тесс, что это не так.