Волчья натура Васильев Владимир
Еще через четверть часа они тряслись в полупустом биобусе «Алзамай-Шумилово». Биобус поскрипывал и натужно гудел. Цицаркин и Рихард устроились особняком, на заднем сидении, в пыли и духоте.
– Ты успел его рассмотреть? – спросил Цицаркин, задумчиво уставившись в окно.
Рихард сначала решил, что напарник спрашивает о мертвом связном, но потом понял, что мысли Цицаркина последние минуты, конечно же, занимал только удравший афган.
– Толком – нет, – покачал головой Рихард. Получилось это у него очень смешно: головой Рихард качал из стороны в сторону, но прыгающий по кочкам биобус подбрасывал его вверх-вниз, и оттого казалось, что голова нескладного долговязого дога болтается, словно пестик в колоколе, без всякой системы, сама по себе.
– Sarvipiru! – выругался Цицаркин по-балтийски. – Зачем ему понадобилось убивать связного? Мог в конце концов просто оглушить, увезти…
– Ты потише, Юра, – предупредительно понизил голос Рихард.
– Да не услышат они ни хрена, – отмахнулся Цицаркин и тяжко вздохнул: – Мы ж на неделю без связи остались, ты соображаешь или нет?
С минуту они молча пялились в окна. Мимо тянулась заметно тронутая цивилизацией пригородная тайга.
– Кто это был, как думаешь? – поинтересовался Рихард.
– Думаю, не сибиряк, – предположил Цицаркин. – Сибиряк убегать не стал бы. Да вообще сибиряк не стал бы связного класть: нас бы всех троих аккуратно упаковали, и все дела. Им сведения нужны, а не трупы.
– Не упаковали бы. Я ж следил.
– Да не в этом дело. Попытались бы упаковать. А афган только вычислил – и сразу же этого, как его… таракана за шиворот.
– Скорпиона, а не таракана, – поправил Рихард. – Значит, он убирал конкурентов, по-твоему?
– Тогда бы он от нас не убегал, – сказал Рихард. – Тогда бы он и нас попытался убрать…
– Нас? – недоверчиво протянул Цицаркин. – Окстись, Рихард, три «фитиля» в день – это верное сумасшествие. Да и, к тому же, разве он не соображает, что мы тоже не ангелочки?
– Соображает, – успокоил его Рихард. – Но нас ему пока убивать незачем. Скорее всего связной что-то знал, что-то важное. И ему очень нужно было, чтобы мы этого не узнали. По сути, мы на неделю выпали из игры, понимаешь? Нас и убивать теперь незачем. Понимаешь?
– Понимаю, – уныло пробурчал Рихард.
Биобус, все так же натужно гудел, и полз по плохой кочковатой дороге к небольшой деревушке, которую уже смело можно было назвать окраиной Алзамая.
А перед глазами Рихарда, то и дело сменяя друг друга, вставали две картины: мертвый связной на лавочке и убегающий во двор гривастый афган.
– Ну, что? – Варга слегка искривил тонкие синеватые губы. – Ошибся ты с прогнозом, дорогуша?
Сулим невозмутимо приподнял уголки рта. Шеф, тем временем, продолжал:
– Никто в тайгу не рванул. Все в городе сидят, – Варга, потерявшийся в ворохе газет, казался не то архивариусом на работе, не то журналистом, раскапывающим старую сенсацию по сообщениям в прессе.
– Пока в городе ничего не прояснилось, шеф. Потому никто в тайгу и не спешит, – Сулим был само спокойствие и воплощенная уравновешенность.
– Ладно, рассказывай, – милостиво позволил Варга.
– Есть первый труп, – сообщил Сулим. – Некто Эдуард Эрлихман житель Алзамая с середины восьмидесятых. Наполовину боксер, наполовину ризеншнауцер, кошмар, а не морфема. Маленький штришок: на пальце у него перстень университета Хельсинки, выпуск восьмидесятого года.
– Балтийцы с махолета? – догадался Варга.
– Я думаю, это их связной, – кивнул Сулим, соглашаясь. – Терся на бульваре напротив вокзалов; имел непродолжительный контакт с каким-то длинноволосым афганом, весьма, кстати, подходящим под описание того хипаря, который вырубил водилу «Енисея» в начале недели. Убили его классически: сунули под одежду какую-то ядовитую букашку, то ли скорпиона, то ли тарантула. За афганом погнался неизвестный нам тип, мраморный дог, а один из Шарадниковых твердит, что видел еще и средней морфемы терьера, не то мелкого эрделя, не то крупного вельша. Дог спустя некоторое время втерся в толпу зевак у трупа, терьер там и близко не показался. После всего дог ушел на вокзал и Шарадниковы его потеряли.
– Болваны, – вздохнул Варга. – Впрочем, ладно. Что Лэснер?
– Лэснер жалуется, что Испанец опаздывает с докладами. После того, как он уложил в госпиталь давешнего европейца, Испанца вообще никто не видел.
– Ну, так, врежь ему промеж ушей, – сердито сказал Варга. – Или ты не в состоянии?
– В состоянии, – спокойно парировал Сулим. – И врежу. Дога, думаю, надо брать в работу; терьера, буде таковой обнаружится – тоже. Афган, я полагаю, в ближайшие дни ляжет на дно, так что его возьмем чуть позже.
– Сибиряки шевелятся?
– Слабо. По-моему, они либо в растерянности, либо выжидают. Кстати, я выяснил, что к Алзамаю стягивают резервные части пограничников. Наземные, с японокитайской границы.
– Готовят блокаду?
– Естественно. Как только популяция волков будет локализована, ее наглухо изолируют. Кроме пограничников из Европы в Красноярск направлены четыре роты мобильного спецназа. Думаю, с той же целью, причем в рамках официальной программы.
– М-да, – протянул Варга и пошелестел газетой. – Хотя, ничего, конечно, удивительного. Продолжай.
– Гейдж внимательно понаблюдал за японокитайской группой; во-первых, он ручается, что все они, за исключением троих, островитяне, то есть настоящие этнические японцы. Двое – известные ученые, третий – не пойми кто. Шарпей, китаец. Миленькая морфема, правда?
– Шарпей? – переспросил Варга. – Это такой громила с мордой в складочку?
– Именно. Значится ассистентом другого китайца, одного из профессоров. Профессора, кстати, оба по морфеме лхассо. Малыши-карандаши прямо. А этот – шарпей…
– Ну и как он? – перебил Варга.
– Выжидает. Таскается с делегацией на все заседания и лекции, живет там же где и все – в гостинице. С посторонними лицами контактов практически не имеет. Гейдж подпустил к нему жучков, пока никакого криминала. Обычный ассистент обычного профессора, разве что здоровый не в меру.
– Шарпеи ж, вроде, невысокие? – усомнился Варга.
– Точно, невысокие. Только их можно молотом в лоб лупить, как бультерьеров. Хоть бы хны. Да и разве в росте дело? Испанец тоже не гигант. Да и Гном, собственно.
– И верно, – Варга протяжно вздохнул. – Что еще?
– Шарадниковы отыскали в списке приехавших некоего Арчибальда Рене де Шертарини, который, предположительно, имеет контакты с внешней разведкой России. Последние два года нигде не светился, работал спасателем в Крыму.
– Спасателем? – не понял Варга.
– Он ньюфаундленд. Приглядывал, чтоб олухи-аморфы не потонули.
– А-а-а, в этом смысле. Ну и что? Кого он тут спасать намерен?
– Приехал совершенно законно, со всеми путевыми отметками; причем у него железное прикрытие. Бабка у него тут родная, на днях преставилась. В общем, он на похороны приехал. Я не представляю, что такое прикрытие можно сознательно организовать. Либо это чистейшее совпадение, либо он вне игры…
Сулим вдруг осекся, словно вспомнил нечто очень важное. Очень-очень важное. До сих пор ускользавшее от внимания его самого и его людей.
– Что такое? – насторожился Варга.
– Секундочку, шеф… – пробормотал Сулим и взялся за мобильник.
Варга заинтригованно уставился на него. Если Сулим утратил обычную невозмутимость – жди сюрпризов, не иначе!
– Гейдж? – спросил Сулим в телефон. – Фотки от Шарадниковых у тебя под рукой? Ну-ка взгляни, номера с шестьсот пятого по шестьсот двенадцаты… Да, да, где братцы кого-то от окна в баре отгоняют. Нашел? Кто он?
Повисла напряженная пауза.
– Точно?
Снова пауза.
Сулим отнял мобильник от уха и взглянул в лицо шефу. И словно бы через силу произнес:
– Шарадниковы облюбовали для наблюдения бар в магазине; там одно окно выходит на бульвар перед вокзалами. Когда убирали связного балтийцев, рядом с окном сидел один парень, которого раньше в этом баре никто не видел. Это нюф. Шарадниковы его просто прогнали с удобного места, и он ушел.
Варга уже открыл было рот, чтобы высказаться, но тут зазвонил мобильник в руке Сулима. Сулим ответил.
– Да?
В следующую секунду лицо его вытянулось – Варга уже забыл, когда Сулим демонстрировал столько эмоций за такой короткий промежуток времени. Медленно-медленно Сулим опустил мобильник и загнал тоненькую зеленую, как молодой побег виноградной лозы, антенну в паз-бинарник.
– Ну? – поторопил Варга.
– Испанца убили, – выдавил Сулим.
Варга вздохнул, и проворчал:
– Надеюсь, твой мобильник шифрует передачи…
Откровенно говоря, и Варга, и Сулим предполагали и рассчитывали, что первыми уберут Шарадниковых. Такой скорой гибели Испанца не ожидал никто. Даже проныра Сулим и умник Варга.
– Вот почему он Лэснеру не докладывался… – пробормотал Варга совершенно не к месту. – Что делать будем, а Сулим?
Сулим размышлял недолго.
– Я разберусь, шеф. Вечером снова буду…
– Нюфа этого обязательно прощупайте!
– Конечно, шеф. Конечно, прощупаем.
Чеботарев выглянул из окна служебной «Белки». Михеич с Герасимом маячили напротив входа «Привокзальной», курили, скалились и очень натурально размахивали руками. К ним то и дело подруливали сомнительного вида девицы, но эту публику Михеич царственным жестом заворачивал.
– Я – Чип, начинаем, хлопцы, – сказал Чеботарев в портативную рацию. Рация была из новомодных, недавно выведенных, с пропастью выделенных каналов и бинарной шифровкой сигнала. Без оригинальной генетической вытяжки перехватить разговор еще можно было, но вот расшифровать – никак. А секрет вытяжки сибирские генетики хранили свято, благо безопасники заказ проплатили вовремя и весьма щедро. – Доложитесь все, кроме первой.
Первая пара – как раз Михеич и Герасим – по плану должна была молчать. Может Шарадниковы и не понимают переговоров в эфире, но сам-то эфир наверняка слушают. И передвижения потенциальных источников передач наверняка фиксируют.
– Вторая, на служебном выходе, все схвачено.
– Третья, на этаже, оба пожарных выхода мы заперли. Наготове.
Чеботарев довольно крякнул. Напоить и отправить баиньки дежурного пожарника неожиданно оказалось довольно трудной задачей. А запирать пожарные выходы он отказывался наотрез, и даже удостоверения службы безопасности не поколебали его решимости исполнить профессиональный долг.
Впрочем, выпить пожарник не отказался – видно, во всем мире пожарники питают слабость к огненной воде, субстанции, одновременно олицетворяющей как их главного врага (огонь), так и главного помощника (воду).
Результат прост: пожарник благополучно отгружен в щитовую на правах бесчувственной тушки, способной лишь блаженно похрапывать, а все переходы между этажами и выходы на балконы немедленно заперты.
– Четвертая, в вестибюле. Держим лифты и хозкрыло.
– Отлично, – пробормотал Чеботарев. – Дубль-группа, готовы?
– Всегда готовы, – отозвался Больных.
– Начали! Первая – пошли!
Михеич с Герасимом отклеились от прозрачной перепончатой будочки торговца прессой и направились ко входу в гостиницу. На их место лениво прошествовали двое молодых парней, только-только из спецшколы. Еще один остался в экипаже на противоположной стороне улицы.
Чеботарев тоже покинул «Белку» и поднялся по темным шероховатым ступеням. Швейцар в его сторону даже не глянул. Так и остался торчать в предбанничке перед вертящимися дверьми.
Лифт вознес Чеботарева на четвертый этаж. Рядом с коридорной дамой прилежно сидел Оскар Бардтинов, чемпион отдела по самбо. Увидев шефа, он неторопливо встал.
«Молодец, что неторопливо, – мысленно похвалил Чеботарев. – Обстоятельный парень, далеко пойдет…»
Герасим и Михеич уже вышагивали по устеленному пыльной красной дорожкой полу. С противоположного конца коридора, от лестницы, приближались Нестеренко и Богдан По.
Ключ от соседнего номера лежал в кармане Чеботарева. Прежде чем входить, Чеботарев сделал знак Герасиму и тот приложил ухо к двери номера Шарадниковых.
Жестом Герасим дал знать: там тихо. Но оба должны находиться в номере; первая, вторая и четвертая пары вели их до самой гостиницы и убедились, что оба вошли именно в свой номер.
Чеботарев тихонько отпер дверь смежного и пропустил вперед Оскара Бардтинова. Тот сразу же направился к балкону.
А в следующую секунду Чеботарев понял, что по крайней мере один из Шарадниковых сейчас именно на балконе. Оскар неуклюже поправил галстук (ну, да с такими-то плечами… Любой костюм тесен будет).
– Ф-фу! – сказал он басом. – Ну и жарища!
Герасим уже стучал в дверь к Шарадниковым.
Если Бардтинов изображал из себя нового постояльца, то сейчас ему самое время было бы стянуть пиджак. Но тогда он выставил бы на всеобщее обозрение кобуру с иглометом…
Но ничего такого сделать Бардтинов просто не успел. Послышался могучий удар, наверняка по двери, потом шум борьбы в коридоре и звон разбитого стекла, совсем рядом. Чеботарев сдавленно чертыхнулся, и, забыв обо всем – о том, что ему до самого завершения операции строго-настрого запрещено соваться в дело; о том, что Шарадниковы наверняка вооружены; о том, что Золотых взгреет его по первое число уже через четверть часа – обо всем этом позабыв, Степан Чеботарев ринулся на балкон. С заряженным иглометом в руке. Двигался он для своей морфемы и своей комплекции весьма проворно.
В балконном проеме окровавленный Оскар сосредоточенно прижимал к полу одного из Шарадниковых. Под ногами хрустело органическое стекло. В коридоре кто-то сдавленно хрипел, потом хлопнула дверь.
– Держу! – прорычал Оскар и, опережая Чеботарева, к нему на помощь из номера кинулся Михеич с парализатором в руке. Шарадников неистово брыкался, и в результате досталось обоим: и Шарадников, и Бардтинов враз обмякли и затихли. Михеич обернулся и крикнул кому-то в коридоре:
– Наручники давай!
Чеботарев на миг оцепенел, потом очнулся, переступил через парализованных и огляделся. Чьи-то ноги в тяжелых горных ботинках на рифленой подошве выглядывали из коридора. На диване, тяжело отдуваясь, сидел взъерошенный Герасим и хлебал воду прямо из графина. Бледный, как вата, Нестеренко хлопал по щекам растянувшегося перед диваном Богдана По. Глаза у того были совершенно остекленевшие. Над вторым Шарадниковым склонился подоспевший Шелухин.
– Два-два, – объявил Герасим, ненадолго отрываясь от графина. – Ловкие, черти, чуть один не проскочил…
– Герасим, – выдохнул Чеботарев и спрятал игломет в кобуру. – Положи Оскара на кроватку, а то у меня ноги что-то подгибаются…
Золотых как-то говорил Чеботареву, что командовать операцией куда труднее, чем просто быть одним из тех, кто вяжет намеченного объекта. Даже сознавая, что в следующую секунду тебя могут вырубить вместе с этим самым объектом, как только что Богдана По или здоровяка Бардтинова.
С некоторых пор Чеботарев ощутил истинность этих слов на собственной шкуре.
Ответственность. Одна из немногих вещей на свете, которую невозможно взвесить, но о которой все знают, что она очень тяжела.
Чеботарев поднял рацию и переключился на командный канал.
– Семеныч? Это Чеботарев. Взяли обоих. Без «фитилей», но По и Бардтинова выключили, причем Бардтинова свои же… Но в общем, на четыре с плюсом… Есть не тянуть. Выезжаем.
– Грузи их, ребята! – скомандовал он своим оперативникам. – Наших потом подберем.
В который раз Макс поглядел на чуть смазанный снимок: на бегу не очень удобно фотографировать. Узкий, словно каньон, двор, светлое пятно арки, и на его фоне – два силуэта. Снимал Макс с пояса, поэтому силуэты видны с непривычно низкой точки и кажутся очень высокими. Один – так вообще оглоблей кажется. Действительно высокий! Судя по очертаниям – дог. Второй похож на терьера или ризена, но на терьера больше. М-да, надо же, единственный снимок, и тот на фоне света, ни хрена не разглядишь.
Макс с сожалением вздохнул. Плотно его эти ребята в оборот взяли. И, главное, совершенно не пытались действовать скрытно, втихую. Прямо по центральной улице за ним бегали. Черт, может они все же сибиряки? У себя дома никто не прячется, зачем, скажите на милость, прятаться у себя дома?
Неужели он ошибся? По его расчетам, эти двое были агентами Балтии, и именно их поджидал на лавочке ныне покойный Карл Логан.
Конечно, никто не смог бы предвидеть события за двадцать лет. Как говорил пойнтер-связной, никто не сможет поручиться даже за нынешнее мгновение. И в том, что Логан окопался в Алзамае именно из-за маяка, тоже нельзя быть абсолютно уверенным. Не боялся же он, в конце концов, носить на пальце именной перстень Университета Хельсинки, хотя имя на Эдуарда Эрлихмана все же сменил. Интересно, как далеко он зашел в своих изысканиях? Если, конечно, разрабатывал именно эту тему. И вообще, видел ли он маяк? Координаты он, похоже, знал.
Неужели прибалты еще тогда, двадцать лет назад, что-то заподозрили и попытались раскопать? Ну, ладно, не двадцать, а восемнадцать, это не слишком меняет дело. А если так, почему все эти годы только Логан сиднем сидел в Алзамае и притворялся Эдуардом Эрлихманом? Впрочем, может он здесь и не один. Но пойнтер сказал, что больше никто не интересовался маяком. И даже не пытался приблизиться. Да и Эрлихман-Логан к нему не приближался, видимо, изучал издалека, с помощью селектоидов-эмпатов и дистанционной аппаратуры.
Макс взял со стола другую фотографию, и с минуту пристально вглядывался в удивленное лицо Логана. Снимок был сделан, наверное, в ту самую секунду, когда скорпион вонзал жало; яд еще не начал действовать и жертва почувствовала только болезненный укол. Миг перед смертью.
Так и не сумев ничего прочесть в этом взгляде, Макс разорвал обе фотографии на клочки и устроил в пепельнице миниатюрный крематорий. Пока обрывки фоток горели, с ножницами в руках подошел к щербатому зеркалу. С тяжким вздохом отхватил себе первый локон роскошной ухоженной шевелюры. Первый, второй, третий… А когда на голове остались только безобразные клочки, намылил все это безобразие, и принялся тщательно выбривать. Под ноль. Даже уши.
Еще час он провел под кварцевой лампой, придавая лысине естественно-загорелый оттенок.
Когда он снова подошел к зеркалу на него глядел худой и скуластый парень, которого Макс уже успел забыть. М-да. Наметанный глаз, конечно, в конце-концов распознает того самого вчерашнего волосатика. Обыватель же непременно решит, что перед ним другой человек. Ну и ладно.
Одежду Макс запихал в непрозрачный пакет и бросил в угол; придет час и пакет этот успокоится на какой-нибудь далекой свалке.
В крошечное оконце под самым потолком с любопытством заглядывал вечер.
«Подремлю», – решил Макс.
Ему предстояло насыщенное утро. А еще нужно унять панику в разбитом подсознании от сегодняшнего убийства. Макс не впервые убивал себе подобных. Но психика – слишком тонкая штука, чтобы не обращать внимания на ее фокусы. Нервный срыв может погубить в итоге все задание.
Макс лег на расстеленный спальник и сконцентрировался. И стал крупица за крупицей вытравливать из собственной души страх, растерянность и боль – все, что скопилось там за прошедшие после убийства Карла Логана часы.
Глубокой ночью Макса что-то разбудило: не то посторонний звук, не то верное чувство близкой опасности. Он открыл глаза и вслушался. Облюбованный подвальчик полнился ночью; где-то далеко с размеренностью метронома булькали водяные капли.
И все-таки, что-то было не так.
Чужаков он почувствовал через минуту. Почувствовал носом – но не запах тела, прически или оружия, как обычно, а непривычно стерильную безликую волну, которая текла от бесшумно передвигающихся людей. Они явно пользовались какой-то новомодной химией для уничтожения естественных запахов. Если бы Макс спал, он точно не обратил бы внимания на подобный запах.
Их было трое, это Макс понял мгновением позже. И они пока крались по соседнему подвальчику. Он так же бесшумно вскочил, подобрал свой бесценный шмотник, сунул туда ком спальника и шастьнул к лестнице. Конечно же, он спал одетым и обутым. Сколько раз эта привычка спасала? И не счесть, наверное.
На нижней ступеньке он ненадолго замер и прислушался-принюхался. Чужаки позади и не думали спешить: все так же размеренно скользили по подвалу, приближаясь к комнатенке, где прятался Макс. Как всегда в минуты опасности все чувства обострились: Макс неплохо видел в практически кромешней летней тьме, выбритые уши ловили каждый еле слышный шорох, а влажный, как у диких собак, нос читал запахи, словно книгу.
У выхода его ждали. Конечно, ждали, об этом можно было просто догадаться. Какой смысл ползти к его тупичку через весь подвал? Темный и заваленный всякой дрянью? Эти ребята явно знали, что Макс отследит гостей в подвале и бросится наутек. Прямо к ним в лапы. И гнали его, как волки зверя.
«Надо бы их сильно разочаровать, – подумал Макс. – Только как именно?»
Рука уже сама нашаривала в кармане шарик наступательного хемолюминофора. В запасе оставалось секунд десять, пока троица из подвала пересечет его клетушку и выйдет к лестнице.
Раздавив шарик ногтями, Макс швырнул его наружу и зажмурился. Мертвенная синяя вспышка забралась даже под зажмуренные веки. Он знал, что сейчас творится перед входом в подвальчик: шарик распух до размеров теннисного мяча и превратился в крошечное солнце. Народ из засады, скорее всего, трет руками невидящие глаза.
Пауза в три секунды; Макс напряг мышцы лица и заблокировал носовые пазухи. Волшебный шарик перестал сиять, он выжег люминофор дотла; теперь он с легким хлопком распался на множество комочков и выпустил наружу волну боевого, чрезвычайно активного феромона.
В тот же миг Макс рванулся вперед. Неясную фигуру, возникшую на пути, он сшиб коротким ударом локтя и скользнул влево от лестницы, к пролому в лысом заборе. Все колючки у пролома он заранее пообломал, чтоб можно было проскочить в эту дыру не оставляя клочков одежды.
Кто-то стоял на коленях рядом с дырой и действительно тер глаза. Макс мог ему только слегка посочувствовать. Это на час, не меньше.
Он, не глядя, нырнул в дыру. И сразу угодил в чьи-то цепкие объятия.
От человека, который его схватил, пахло еле-еле, той самой непонятной стерильной химией. Не будь у Макса искусственно восстановлено обоняние – он бы вообще не ощутил никакого запаха.
В следующую секунду кто-то вырвал из рук Макса шмотник; Макс наугад отмахнулся локтем и снова попал. Рядом сдавленно ухнули, но в тот же миг на голову обрушился сильнейший удар. Макс покачнулся, и тут же прилетело кулаком в лицо. Безжалостно, коротко и мощно. В голове мгновенно разорвалась бомба, и мир слегка поплыл.
«Еще один такой удар, – успел подумать Макс, – и все, пока…»
Додумать ему не позволили. Именно повторным ударом.
Он уже ничего не видел и не слышал, когда над ним склонились сразу пятеро.
– Готов, – вполголоса констатировал один.
Говорили по-русски, но выговор показался бы странным и сибиряку, и россиянину.
– Эй, Архипа! Хорош слепого изображать, иди сюда!
Тот, что тер глаза у забора, послушно встал с колен и приблизился. С глазами у него, судя по всему, было все в порядке.
– Шустренький отрок, – проворчал тот, что бил. На руках у него были кожаные перчатки с обрезанными пальцами. – И экипирован будь-будь.
Он подобрал валяющийся рядом с Максом рюкзачок-шмотник.
– Спеленайте его… И чтоб без фокусов, пехтура тут уже достаточно дров наломала. Архипа, Дрон, проверьте подвальчик. Фонарями пользоваться разрешаю. Дудник – на шухер. И тихо мне!
Две тени склонились над Максом, две вкрадчиво переместились к лестнице и неслышно ссыпались по ней, еще одна растворилась в темноте ночного двора.
Вряд ли спящие обитатели окрестных домов что-нибудь слышали. Бродячие харзы, шарящие в отбросах, и то обычно производят больше шума, чем сегодняшние гости. Возможно, кто-нибудь заметил неясную вспышку, но она была такой слепящей, что минут десять обитатели домов все равно ничегошеньки не сумели бы рассмотреть из своих окон.
А спустя несколько минут Макса взвалил на плечи все тот же Архипа; шмотник и кое-какое барахло из подвала подобрали остальные, и вскоре все шестеро бесследно растворились в мутных летних потемках.
Светать начало спустя полчаса. Когда в темноте исчезла та невыразимая кромешность, что присуща настоящей ночи, и прорезался намек на сумерки, по соседней улице пронесся одинокий экипаж. «Белка». Еще два таких же подъехали спустя несколько минут с разных сторон.
Степан Чеботарев, Михеич и Герасим первыми свернули во дворик. Шелухин вскоре материализовался у дыры в заборе; из глубины двора вынырнули Нестеренко и Богдан По.
Оскар Бардтинов остался на улице, Больных со своей двойкой – у экипажей.
Сибирские безопасники действовали слаженно и четко, без ненужных слов. Сразу было видно, что операция хорошо отработана и прорепетирована.
Нестеренко и Богдан открыли дверь крайнего подъезда универсальной отмычкой; той же отмычкой открыли и дверь в подвал. Михеич и Герасим спустились по старенькой лесенке; с этой стороны дверь в подвал оказалась незапертая.
Чеботарев ожидал шума борьбы. Ну, или хотя бы каких-нибудь звуков, но в подвале продолжала царить мертвая предутренняя тишина. Он забеспокоился – конечно, четверо его ребят мастера вязать всяких ловкачей, но этот мохнатый афган мог оказаться слишком крепким орешком даже для них. Шелухин, затаив дыхание и приоткрыв рот, вслушивался.
И когда Чеботарев уже готов был вытащить из кобуры игломет и самолично лезть в это мрачноватое подземелье, на лесенке показался озадаченный Герасим.
– Пусто, шеф! – прошептал он. – Ушел, гад! Ничего не оставил, ни крупинки!
Чеботарев досадливо скрипнул зубами. Потом принюхался – пахло какой-то активной дрянью.
– Ну-ка, осмотрите тут все! – велел он Герасиму. Шелухин, Бардтинов, сделайте пару кругов тут, невдалеке…
Герасим тоже принюхался. Видимо, он разделил подозрения шефа. Михеич присоединился к нему; Нестеренко и Богдан По продолжали шариться в подвале.
Чеботарев тем временем докладывался оперативному дежурному.
Уже через пару минут к нему с мрачной миной подошел Герасим.
– Надо вызывать экспертов, шеф. Там следы какого-то новомодного фокуса. Я лично ни во что не врубаюсь.
Эксперты прибыли спустя полчаса.
Фотография из «Вечернего Алзамая» вполне могла оказаться фальшивкой. Коллажем. Но Генрих отнесся к ней вполне серьезно.
Изображал этот плохонький черно-белый любительский снимок обычный средний грузовик-селектоид; правда Генрих не знал такой породы. Странность же заключалась в том, что грузовик был заснят в момент, когда он парил на высоте добрых пяти метров над можжевеловыми кустами. Из короткого комментария явствовало, что заснял этот свихнувшийся грузовик один фотограф-пенсионер, имеющий склонность к ранним прогулкам и постоянно таскающий с собой архаичный фотоселектоид пятидесятых годов выроста. Пенсионер обитал на самой окраине и часто уходил в тайгу ловить удачные кадры и ракурсы. По его словам, сначала грузовик вел себя вполне мирно: как и положено экипажам стоял на обочине окраинной улицы. Потом он некоторое время ехал по трассе Алзамай-Шантарск. Недолго, минут пять, и отъехал всего на пару километров. Вскоре грузовик свернул с дороги прямо в тайгу, а потом неожиданно воспарил над деревьями и невероятно быстро улетел прочь от города. Ошарашенный пенсионер все же успел клацнуть затвором своего селектоида и немедленно помчался домой проявлять снимок. Когда проявил – без промедлений помчался в редакцию журнала «Природа», где часто печатали его работы. Из журнала фотка немедленно попала в «Вечерний Алзамай».
«Бойкий, видать, пенсионер, – подумал Генрих, всматриваясь в снимок. – По редакциям бегает…»
Он отложил общественную газету, и взял спецвыпуск «Криминальной хроники». Здесь тоже было на что посмотреть.
Фотография найденного на одной из свалок трупа. Мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Стаффордширский терьер.
Испанец. С перерезанным горлом. Тот, кто сломал ногу напарнику, Франсуа д'Арсонвалю, и вывел того из игры. А вот с самим Испанцем обошлись суровее. Убили.
Генрих задумался. Кто? Понятно, кто-то из агентов, причастных к поискам волчьих следов. Только не сибиряки – эти бы не стали убивать, закрыли бы в накопителе службы безопасности и тянули бы помалу из него информацию.
И, конечно, это не европейцы – Генрих остался единственным действующим европейцем-разведчиком в Алзамае.
Сомневался Генрих и насчет того, что Испанца убрали русские. Хотя, минимальные шансы все же сохранялись. Допустим, прижал Испанец их негласного агента в темном углу. Да только агент оказался расторопнее и насадил Испанца на железный нож… костью так горло не располосуешь, кость скорее для колотых ран. А вот мертвое железо…
Алзамайские газетчики правильно сделали, что не поместили этот снимок в общественной прессе. Обыватель плохо переносит кровь. Человеческую кровь.
Вторая фотография: застывший на лавочке мужчина со стеклянным взглядом. Тоже мертвый. Генрих его прежде никогда не видел. Отчего помер-то? Ага, укус ядовитого насекомого. Ля-ля, три рубля… Ага, калифорнийский скорпион. Калифорнийский. Америка?
Генрих оторвал взгляд от газеты и крепко задумался.
Америка. Вот кому выгодно выводить евразиатских разведчиков из игры. Причем выводить надежно, наверняка, насмерть. Насовсем.
Значит, Испанец работал на одну из евразиатских держав?
Поразмыслив, Генрих пришел к выводу – что нет, не обязательно. Строго говоря, Испанец вообще мог работать не на правительство какой-нибудь страны, а на абстрактного хозяина. Заполучи какой-нибудь маньяк с деньгами возможность активировать ген волка – и пожалуйста, почва для нового передела мира готова. И это будет не игрушечная склока тридцать седьмого года, не кабинетная схватка изощренных дипломатов. Это будет бойня, как до биокоррекции, и крови прольется море. А каковы будут последствия бесчисленных психических травм – вообще невозможно представить. Собственно, у человечества появился вполне реальный, но очень невеселый шанс вновь скатиться в средневековье.
И еще одно. Безопасники Сибири арестовали накануне вечером двух братьев в «Привокзальной». Эта парочка мозолила глаза Генриху с первого дня, но он так и не понял – что они за публика. Действовали они в интересующем направлении, но невероятно грубо, примитивно и очень по-дилетантски. Сначала Генрих подумывал – а не взять ли их в оборот? Потом решил – нельзя. Скорее всего, они просто приманка. Два дурика мутят воду, а в стороне прячется крупная рыба и внимательнейшим образом фиксирует всех, кто на дуриков клюет. Того же Испанца, к примеру. Очень накрепко зафиксировали, ничего не скажешь…
Генрих подошел к окну, не переставая размышлять. Ситуация складывалась слишком уж неопределенная.
Волки, это почти наверняка, располагают селектурой (или механической техникой), которая превосходит по возможностям земные образцы. Чего один только летающий грузовик стоит… Изначальные посылки оказались неверными – вместо изолированной и отсталой группы волков-дикарей дело предстоит иметь с организованной и серьезно экипированной группой… непонятно кого. Невольно задумаешься о летающих тарелках.
«Кстати, – вдруг пришло в голову Генриху. – А ведь убийство Испанца вполне может оказаться и волчьей работой. Тот мужик на лавочке – вряд ли, уж слишком по земному он убит. Скорпион за шиворот. А вот Испанец – совсем другое дело. Ножом по горлу.»
Надо на всякий случай быть готовым к тому, что волки – сугубые механисты. Пользующиеся мертвыми вещами. Изготовленными, а не выведенными и выращенными.
Что же получается? Что волки перешли в наступление? Что они вовсе не намерены сидеть и ждать, пока целая туча агентов выйдет на их след. Сие, кстати, вполне объясняется волчьей натурой – лучшая защита, это нападение.
Наверное, для оставшегося без напарника Генриха самым разумным выходом будет затаиться. Ничего не предпринимать, только наблюдать, только смотреть и слушать. И выжидать удобный момент, буде таковой представится. Чтоб все-таки выполнить миссию, возложенную внешней разведкой Европейского Союза.
По лицу Сулима, как обычно, трудно было что-нибудь понять. Но Варга слишком хорошо знал своего шефа службы безопасности, и умел читать его общее настроение по разнообразным мелочам – от незастегнутого нагрудного кармана до нервно шевелящегося большого пальца левой руки.
Сию секунду Сулим весьма озабочен – понял Варга. А это предвещает нехорошие новости…
Новости вообще бывают либо плохими, либо попросту отсутствуют. Поэтому Варга, хоть и говорил подчиненным, что новости – это хорошо, больше всего на свете любил, когда новостей не находилось. К сожалению, так получалось очень нечасто, и чем дальше – тем реже и реже.
– Ну, – заранее печально сказал Варга. – Что еще стряслось, мон женераль?
Сулим с грохотом пододвинул кресло и без сил повалился в него, словно только что пробежал марафонскую дистанцию.
– Искомый нюф оказался именно Арчибальдом Рене де Шертарини? – предположил Варга. – И твои братья-варвары его прохлопали? Я угадал?
– Не знаю, – неожиданно спокойно ответил Сулим. – У братьев теперь много не спросишь.
– Что, – поразился Варга. – И их убрали?
– Пока нет, – Сулим слегка помрачнел. – Их взяли сибирские безопасники. Прямо в гостинице.
Варга озабоченно нахмурился. События пошли совсем не так, как они планировали. Во-первых, призванного обрабатывать всех потенциальных конкурентов Испанца убили гораздо раньше, чем было рассчитано. Во-вторых, не ожидалось, что безопасники Сибири решатся так быстро арестовать Шарадниковых… а те решились, значит известно им куда больше, чем можно предположить. И теперь неизвестно, что сибиряки сумеют вытянуть из Шарадниковых. Даже при условии, что братья не особо много знают.
– Значит, о нюфе ты их не успел спросить… – вздохнул Варга, внимательно глядя на Сулима.
– Не успел, – подтвердил Сулим. – И, скорее всего, уже не успею.