Волчья стая Бушков Александр

Он встал на страже, старательно сжимая здоровенный сук. Тем временем Эмиль очистил ножом от травы изрядный клочок земли, огляделся, сунул в руку мужичонке толстый сучок:

– Это какой район, Каразинский или Мотылинский?

– И вовсе даже Шкарытовский, – отозвался пленник, то и дело опасливо косясь через плечо на Вадима. – Мотылинский во-он в той стороне, вы его давно прошли и к нам в Шкарытовский вышли…

Эмиль улыбнулся с неподдельной радостью. У Вадима тоже отлегло от сердца – в Шкарытово он не бывал, но примерно представлял, где это, в какой стороне Шантарск. Километров двести до родного города… или двести пятьдесят? В Шкарытово, кажется, есть вокзал, железная дорога тянется до Шантарска…

– Рисуй, – распорядился Эмиль. – Карту рисуй, говорю! Шкарытово, эти ваши улусы…

– Я тебе что, Церетели – карты рисовать?

– А ты у нас в искусстве подкованный… Рисуй, как умеешь. Можно приблизительно. Но чтобы было наглядно, чтоб у тебя Шкарытово не залезло к Полярному кругу…

– Мне бы…

– Вероника! – обернулся Эмиль. – Бутылку принеси!

Как следует отхлебнув из горлышка, пленник стал самую чуточку веселее, принялся корябать сучком по черной, пахнущей сыростью земле, приговаривая:

– Вот тут получается Парнуха, тут Усть-Лихино, тут… тут у нас Чебаки…

– Эй, эй! – прикрикнул Эмиль. – Ты мне тут не вырисовывай каждый пень! Говорю тебе – мы не шпионы, нам такая точность ни к чему. Изобрази подробнее, где Шкарытово, как туда проще добраться.

Откровенно говоря, из корявого рисунка на влажной земле, больше всего напоминавшего первобытные писаницы на скалах близ Шантарска, Вадим ничего толком не разобрал. Да и Эмиль, по лицу видно, должен был всерьез поломать голову над каракулями. И все же после долгого допроса кое-какая картина начала вырисовываться… Даже Вадим кое-что уяснил.

– Ну, вроде бы соображаю… – протянул Эмиль.

Выпрямился, глядя сверху вниз на съежившегося «языка». В глазах у него было нехорошее раздумье. Какой-то миг Вадиму казалось, что широкий, поблескивающий штык-нож сейчас воткнется мужичонке под ребро. Что-то такое почуял и «язык» – таращился снизу вверх испуганно, льстиво, умоляюще, не в силах вымолвить хоть слово.

Махнув рукой, Эмиль отошел, на ходу пряча нож в карман. Судьба пленника, похоже, решилась – другими словами, ему еще предстояло пожить на нашей грешной земле. «Не исключено, – ехидно подумал Вадим, – у нашего супермена рука не поднялась на собрата-пейзанина, вспомнил детство золотое в такой же глуши, расчувствовался… Мою судьбу, скот, решил без всяких там сантиментов».

Эмиль вернулся с двумя откупоренными бутылками сквернейшего портвейна. Весело спросил:

– Тебя как зовут?

– Степаном, – настороженно ответил пленник. – Макарычем.

– Вот и держи сосуд. Как писал который-то там столичный пиит по другому, правда, поводу: «Все печки-лавочки, Макарыч…» Пей, родной. Пей от души. А если не станешь пить или будешь сие амонтильядо назад выбрасывать, я определенно нож выну, верно тебе говорю. Вероника, пошуруй на телеге, там где-то виднелся хлебушек и еще что-то немудреное. Степан Макарыч гулять изволят.

– А она не цапнет? – опасливо поежилась Ника. – Лошадь?

– Не цапнет, – усмехнулся Эмиль. – С чего бы ей человека цапать…

– Да она тихая, дети под брюхо лазят, – вмешался пленник. Судя по всему, включился: могучий рефлекс исконно русского человека, и осознание предстоящей обильной выпивки отсекло все посторонние чувства, включая страх перед загадочными незнакомцами, так неожиданно сграбаставшими в полон. – Ты там в тряпке посмотри, я туда лук клал и сиг вяленый должен валяться, если его Прошка не вытащил… Белая такая тряпка, в задке…

Ника принесла и сверток, и сыскавшийся в телеге грязный граненый стакан. Пленника начали накачивать отравой – в глотку не лили, но и долгих пауз меж стаканами не допускали, Эмиль в случае малейшей заминки поигрывал ножом.

Макарыч и в самом деле не собирался выбрасывать назад жуткое пойло, хмелел быстро, в какой-то момент полностью перестал понимать, где он и с кем, называл Эмиля с Вадимом Михалычем и Серегой, лез целоваться и жаловался на бабу, на детей, на сватью, на сельсовет, на весь окружающий мир. По дороге пару раз проезжали машины, но не останавливались. С дороги сидящих не было видно, а если бы и увидели, наверняка не заподозрили бы ничего плохого и подошли только в том случае, если бы сами рассчитывали на выпивку.

Потом у Макарыча сработал еще один старинный русский рефлекс – он начал длинно, путано и цветисто врать, что на самом деле никакой он не механизатор, а секретный майор, вышедший в отставку месяц назад и поселившийся в здешнем тихом захолустье исключительно потому, что его преследовали американские шпионы, не дававшие покоя носителю глобальных секретов и на почетной пенсии. Врал, конечно, как сивый мерин – оба некогда служили в армии и быстро сообразили по некоторым деталям, что их пленник в самом лучшем случае отбывал действительную в рядах серой пехтуры, а в худшем – украшал своей персоной какое-нибудь подсобное хозяйство части, если не стройбат. Какие уж там именные пистолеты от Жукова, с которым Макарыч просто физически не мог состыковаться на армейских стежках, – сам проговорился, что от роду ему сорок три годочка. Когда он достиг призывного возраста, Жуков давно уже был выпнут Лысым в позорную отставку…

Пришлось сидеть и терпеливо слушать. Настал, наконец, момент, когда Макарыч оборвал на полуслове уже совершенно невнятное болботанье, рухнул лицом в мать сыру землю и отказался просыпаться, как ни трясли и даже пинали.

– Готов, – сказал Эмиль. – Пошли.

Он снял с телеги ящик с остатками портвейна, отнес к тому месту, где бесчувственным кулем покоился Макарыч. Подумал и отнес второй. Пояснил:

– Будет ему хорошая опохмелочка. К вечеру продерет глаза, хлебнет еще и опять пойдет в аут. Про нас местные узнают только завтра – если вообще вспомнит, куда лошадь подевал и откуда взялась полосатка…

Подстелил Макарычеву фуфайку, кивнул Нике:

– Прошу. Экипаж подан.

– Мы что, на ней поедем?

– Ну, не столько на ней, сколько на телеге… Все быстрее, чем пешком. – Он ловко отвязал вожжи. – И главное, кое-какой информацией разжились, больше не будем тыкаться слепыми котятами. В случае чего – мы друзья Степана свет Макарыча из Чебаков, одолжили у него лошаденку и пустились на ней в Шкарытово по делам. Легенда не самая убогая… А до Шкарытова – километров тридцать, между прочим. Всего-то. Правда, на дороге еще река будет, а где мост и как к нему добраться, я, честно скажу, плохо понял – этот алкаш вспомнил про реку, когда уже начинал отрубаться, сами слышали. Но-о!

Лошаденка вздохнула и затрусила как раз в ту сторону, откуда Макарыч приехал. Вадим устроился в задке телеги согласно все той же нехитрой диспозиции.

Ничего романтичного в езде на настоящей деревенской телеге не оказалось. Трясло немилосердно из-за отсутствия какого бы то ни было аналога амортизаторов, зубы щелкали сплошной пулеметной очередью, как ни укладывайся. Пришлось сесть, свесив ноги – так было чуточку полегче, больше доставалось заднице, однако зубы лязгать перестали. Нике на свернутой фуфайке было не в пример уютнее.

– А потом? – спросила она.

– Потом… – протянул Эмиль. – Потом будет полегче.

– Там вроде железная дорога есть, – вмешался Вадим.

– Нет, это ты перепутал. Железка кончается в Бужуре, а до него от Шкарытово километров сорок. Но все равно, в Шкарытове от многих хлопот избавимся… (Ника непроизвольно взглянула на него, и Вадим этот взгляд великолепно понял, но не показал виду.) Убогий, но городишко. Найдем способ поменять доллары, доберемся до Бужура, возьмем самые дешевые места, сядем на поезд… Да, в общем, куча возможностей. На худой конец машину можно угнать. И добраться до Манска – там-то уже сыщутся знакомые, и влиятельные, взять хотя бы Фирсанова…

– В ванну… – мечтательно протянула Ника. – И шампанского…

«Очень мило, – подумал Вадим. – Дураку ясно, что это за хлопоты такие, от которых вы избавитесь в Шкарытово в первую очередь. Безымянный труп на окраине, а? Нет уж, постараемся побрыкаться, на тот свет как-то неохота, лучше уж отправить вас показывать дорогу».

Глава шестая

Изаура и остальные

Если не считать полного отсутствия комфорта, экзотическое путешествие на телеге протекало около часа безопасно и мирно. К дороге то подступали перелески, то она, расширившись, тянулась в чистом поле, иногда нетронутом цивилизацией, иногда представлявшим собой желтые пространства, сплошь покрытые странной, совсем невысокой травой, подстриженной прямо-таки под гребенку, словно английские газоны. Эмиль кратко объяснил удивившейся Нике, повидавшей английские газоны, что это называется «стерня» и является бывшим пшеничным полем, с которого все сжали-смолотили (Вадим припомнил классическое «только не сжата полоска одна…», приходилось что-то такое заучивать в младших классах).

Однажды навстречу попались голубые «жигули» с резиновой лодкой на крыше. Однажды обогнал мотоцикл, а потом – грузовик, нагруженный какими-то бочками. Никто не обращал на них внимания, словно телега оказалась под шапкой-невидимкой.

А потом шапка, должно быть, куда-то пропала…

Обогнавшая было «газель» с серым металлическим коробом вместо кузова вдруг притормозила метрах в тридцати впереди, и из кабины полезли люди.

Перегородили дорогу. Что самое скверное, один из троих был вооружен помповушкой, держал ее на манер киношных шерифов – дуло на сгибе локтя. Он и стоял посередине, а у его спутников оружия вроде бы не было. Однако троица недвусмысленно загораживала проезжую часть…

– Спокойней… – тихо распорядился Эмиль. – Авось выпутаемся согласно легенде. Тпр-ру!

Лошаденку не пришлось долго упрашивать – охотно остановилась после первого же окрика, понурив голову. Трое молча, с непонятным выражением лиц разглядывали телегу и пассажиров (или как там именуются те, кто на телеге ездит – седоки, что ли?). С первого взгляда было видно, что на пропойцу Макарыча эти трое похожи мало: физиономии не особенно обременены интеллектом, но чисто выбритые, сытые, не носившие ни малейших следов пристрастия к зеленому змию. Да и одеты чуть иначе – в хороших, пусть и выцветших джинсах, аккуратных хромовых сапогах, недешевых куртках. В Шантарске они все равно смотрелись бы заезжей деревней, но для здешних мест, надо полагать, прикинуты были более чем богато.

Один вдруг с тем же безразличным выражением лица отошел к кабине, вытянул за приклад двустволку-вертикалку и вернулся к спутникам. Ружье, правда, держал не столь картинно – попросту опустил стволом вниз.

Немая сцена зловеще затягивалась.

– Куда едем? – спросил, наконец, человек с помповушкой. Лет на пять постарше Вадима с Эмилем, густые вислые усы, во всей позе, в голосе – спокойное превосходство.

Вадим понял, что наган ни за что не успеет выхватить – вмиг изрешетят. Нехорошее что-то в воздухе витает…

– В Шкарытово, – сказал Эмиль почти безмятежно. – По делам.

– У тебя еще и дела есть?

– Как не быть.

– Лошадь чья?

– Степан Макарыча, – сказал Эмиль. – Из Чебаков. Одолжил вот… А мы ему водочки привезем. Знаете такого – Макарыча?

– Встречались… – он сделал пару шагов влево, оглядел Вадима. – Интересно, когда ж это ты успел у него лошадь одолжить, если я часа два назад его обгонял, когда он ехал в совершенно противоположную сторону – как раз к Чебакам? – усмехнулся почти весело. – Никак не успел бы до Чебаков обернуться и отдать вам телегу… А одежонку, что на нем была, тоже одолжил? И часики? – он мотнул головой, указывая на запястье Эмиля, где красовались снятые с Макарыча часы, поцарапанные, чуть ли не первого послевоенного выпуска.

«Влипли», – пронеслось у Вадима в голове.

Тут же с неуловимой быстротой мелькнул ружейный приклад – это второй, незаметно подкравшийся слева, двинул им Эмилю под ребра, заставив вмиг согнуться пополам. Схватил за волосы и сдернул наземь.

– Смирно сидеть, твари… – прошипел он, взяв Нику с Вадимом на прицел.

Усатый – чрезвычайно походило на то, что он у них главарь – вразвалочку подошел к Эмилю и ткнул его в щеку дулом:

– Лежи, сука… Что с Макарычем сделали? Я тебя, рвань бичевская, живым в землю закопаю, если будешь вилять…

– Убери пушку! – прямо-таки завизжал Эмиль, защищая ладонями лицо. – Ничего мы ему не делали! Ружье убери, говорю…

Вряд ли он мог быть напуган и растерян до такой степени, бесстрастно оценил Вадим. Просто разыгрывает трусливого и забитого бича, которого с первого взгляда можно считать совершенно неопасным…

– А телега? Одежда?

– Ты что, мент? – с истерическим блатным надрывом вскрикнул Эмиль.

Усатый пнул его носком начищенного сапога:

– Я для тебя похуже мента. Мент посадит в кэпэзуху и будет гуманно кормить баландой, а я тебе прикладом яйца в лепешку разуделаю, если будешь врать… – Пнул еще раз, с расстановкой, тщательно прицелившись. – Где Макарыч? Замочили?

– Да кому он нужен, мочить его? – завопил Эмиль с теми же панически-блатными интонациями. – Вышку на себя вешать из-за этого жука навозного?! Мы его на дороге встретили, попросили пузырь, как у человека, у него ж там два ящика… А он с нами сам квасить сел! И вырубился…

– Ага… – протянул усатый. – И вы бедолагу, стало быть, обшмонали по самое дальше некуда? Лирическое у вас отношение к частной собственности, я смотрю… Не звездишь?

– Говорю тебе, на кой нам черт вышку зарабатывать?! В лесу твой Макарыч спит, в жопу пьяный! Могу место показать, поехали проверим!

– Ну, смотри… – сказал усатый. – Проверить, сам понимаешь, можно быстренько. Недалеко вы отъехали…

– Вот и проверь! – огрызнулся Эмиль. – Вези нас в милицию. Есть тут у вас где-нибудь милиция? В Шкарытово хотя бы? Пусть проверяют на сто кругов, мы его не мочили, бояться нечего…

– Вова, а ведь не врет, похоже? – спросил тот, что с вертикалкой.

– Да, похоже, – задумчиво ответил усатый. – Нет в нем никакого покаянного страха перед возмездием, что-то не просматривается. Нас он ссыт малость, а вот милицейской проверочки не особенно и опасается, не та у него рожа… Кто такие? Бичева?

– Мы из Шантарска, – быстро ответил Эмиль. – Ездили тут к кенту в Мотылино, назад добираться не на что, двинулись на перекладных до Шкарытово. Там решили подкалымить, на дорогу…

– Документы есть?

– Нету, – упавшим голосом признался Эмиль. – Да вы везите нас в шкарытовскую милицию, они разберутся…

– Нет, не боится он милиции, Вова, – сказал мужик с вертикалкой. – Бля буду, не боится. Да и не слышно было, чтобы этакая вот троица безобразила в округе. Про дезертира предупреждали, того, что положил караул на точке. А о таких речи не было…

– Нет за нами никаких хвостов! – заявил Эмиль.

– То есть как это – нету? – картинно удивился усатый Вова. – А грабеж лошади с телегой, одежды и часов у честного крестьянина? Хоть тот крестьянин, откровенно говоря, создание жалкое и ничтожное, пьянь подзаборная, а факт остается фактом… Прикинь-ка, сколько за этакие художества полагается. Многовато. Бушлаты, кстати, где сперли? Новехонькие, хоть вы и успели их засрать да пошоркать…

– В Мотылино променяли, – сообщил Эмиль. – У меня часы были хорошие, настоящие японские, а у жены – колечко…

– Ты смотри, – резюмировал третий. – Приличный человек, жену с собой возит, у нее даже колечко водилось… Культурный бич пошел…

– Как ни крути, а за грабеж и культурному много чего полагается, – сказал мужик с вертикалкой.

– Вот и везите в милицию, – сказал Эмиль.

– Уговорил, – ухмыльнулся усатый. – Придется. Лезьте в кузов, вшивая команда… – Повернулся к тому, что был без ружья. – Васек, бери телегу и возвращайся той дорогой. Погляди, где там Макарыч. Что-то я им до конца не верю… Прошу, гости дорогие! До самоходу!

Вадим быстро и где-то даже весело первым направился к дверце, предупредительно распахнутой для него усатым. Как раз его такой расклад устраивал вполне, в его положении лучше КПЗ в шкарытовской милиции ничего и представить невозможно. Это Эмиль насупился, вряд ли только из-за пары пинков и неожиданного пленения – трещит по швам кровожадный планчик, случая убить не представится, похоже, а в Шантарске Вадим сможет что-нибудь придумать…

Дверь захлопнулась за ними, стукнул засов. В железном ящике стояла полутьма, но немного света все же проникало сквозь подобия окон в боковых стенках. Конечно, это были не настоящие окошечки: с полдюжины горизонтальных прорезей на каждой стороне, для вентиляции, видимо…

В углу сидел еще один пленник – и он-то как две капли воды походил на опустившегося бродягу, какими, увы, полон и стольный град Шантарск: одежонка имеет такой вид, словно ее носили, не снимая, со времен крепостного права, соответствующее густое амбре.

Эмиль сразу прилип к прорезям – смотрел на дорогу.

– О! – без особого интереса констатировал незнакомый оборванец. – А вы на чем погорели?

– А ты? – спросил Вадим.

– Да ни на чем таком особенном. Занесло в Парнуху, пока картошку копали, было где подкалымить, а потом лафа отошла. Приехал участковый сегодня утром, сцапал и отдал этим…

– То есть как это отдал? – удивился Вадим. – Мы что, не в милицию едем?

– Непохоже что-то, – сказал оборванец. – Никакого разговора про милицию не было. Участковому они литру поставили…

Вадим понял, что радоваться рано: похоже, начинались какие-то непонятные неприятности…

…Ехали не так уж и долго (Эмиль на всем протяжении пути торчал у прорезей). Двигатель замолк, послышались шаги, звонко откинули засов:

– Выходи, бичевня!

Они спрыгнули на землю, оглядываясь не без любопытства. Машина стояла на просторном дворе, недалеко от большого дома, сложенного из толстых бревен. Вокруг – разнообразные хозяйственные постройки, названия и предназначения которых Вадим попросту не знал. Телеантенна на высоченном, метров десять, столбе, удерживаемом стальными тросами-распорками. В дальнем углу – снятая с бензовоза и установленная на огромные деревянные козлы цистерна с надписью «Огнеопасно». Сразу три собачьих будки – отверстия закрыты толстыми досками-заслонками, слышно, как внутри возятся и зло ворчат псы, судя по размерам будок, здоровенные. Во дворе – прямо-таки идеальная чистота и порядок, напомнившие Вадиму немецкие деревеньки: никакого хлама, ни клочка бумаги или мятой сигаретной пачки, ни кусочка ржавой проволоки. Чистая, ухоженная усадьба, прямо-таки перенесенная в сибирскую глубинку из какой-нибудь Баварии – конечно, с учетом местных реалий…

Послышался громкий многоголосый выкрик:

– С приездом, господин хозяин!

Вадим обернулся в ту сторону – и вот тут-то по-настоящему стало жутко…

Там, у аккуратного забора, стояли человек шесть – судя по облику, такие же несчастные маргиналы, как их вонючий попутчик. Держа обеими руками жестяные миски, они отвешивали усатому самые натуральные поясные поклоны.

И у каждого на ногах были натуральнейшие кандалы – похоже, смастерённые здешними умельцами из толстых собачьих цепей, но надежные даже на вид. В таких широко не шагнешь, будешь семенить, как китаянки в те времена, когда им бинтовали ноги…

В сторонке с ружьем на плече сидел отрок лет восемнадцати, тоже сытенький и крепкий, с пушком на верхней губе и наглой уверенностью в себе во взоре.

– Как оно? – мимоходом спросил усатый.

– Нормалек, батя. Жрут за обе щеки.

– Жрать-то они умеют, быдло… Ворота закрой, – и усатый повернулся к пленной четверке. – Ну-с, господа нищеброды, в темпе пройдем политграмоту… Если что будет непонятно, переспрашивайте сразу, повторять потом не буду. Вот… Существа вы все, по большому счету, пакостные и никчемные, – говорил он без всякой злобы, скорее равнодушно, – а поскольку, во-первых, труд сделал из обезьяны человека, а во-вторых, в такую пору каждая пара рук на счету, придется вам потрудиться на совесть, от рассвета и до заката, от забора и до позднего ужина… Пока не зарядили дожди, будем копать картошку. Да и помимо картошки будет еще масса дел по ударной подготовке к зиме. У меня не заскучаете.

– А картошки-то сколько? – поинтересовался вонючий сосед Вадима.

– Мало, – обнадежил усатый Вова. – Всего-то гектара полтора. За недельку управитесь, если будете трудиться по-стахановски. Ее еще сушить-перебирать придется, потом – или параллельно – нужно будет управиться с дровишками, заготовить леса на сарай, провернуть еще кучу всяких крестьянских дел… В общем, за месяц, я так думаю, осилите. Кормить буду без дураков, вон, посмотрите, в мисках мясцо, ложка торчком стоит. Спиртного, не взыщите, не держим – несовместимо с крестьянским трудом… Заодно и от алкоголизма вылечитесь. А через месячишко или там через два пойдете себе восвояси и даже по бутылке получите. Другого вознаграждения, честно скажу, не обещаю – я вам, если подумать, устраиваю самый настоящий санаторий на вольном воздухе со здоровым крестьянским трудом и нормальным питанием. Только душевно вас прошу: не дурите. Убежать в таких браслетиках все равно далеко не убежите, а если начнете отлынивать от работы – нагаечки попробуете. Эй, организм, продемонстрируй!

Тот, к кому он обращался, торопливо поставил миску на землю и, суетясь, повернулся спиной, задрал рубаху. Вадим охнул про себя – спина была разрисована уже начавшими подживать широкими вздувшимися полосами…

– Хватило одного урока, – небрежно ткнул пальцем Вова. – Сначала ерепенился, а после вразумления стал полезным членом общества. Другие на него равняются… Все уяснили, отбросы?

– Да это же рабство какое-то! – вырвалось у Ники.

– Во-первых, не какое-то, а доподлинное, правда, временное, – спокойно сказал усатый. – А во-вторых, некого винить, кроме самих себя. Вы на себя только посмотрите… Кто вы есть? Совершенно бесполезное быдло, порхаете перелетными птичками, чтобы только набить брюхо да нажраться одеколона… Читал я одну полезную книжку – в Англии, лет четыреста назад, таким, как вы, уши рубили, железом клеймили… И правильно. Человек должен быть приспособлен к делу, а если он бездельничает, то крепкий хозяин его имеет полное право запрячь в соху и пахать на нем поле. Потому что на поле-то хлебушек растет, который вы, небось, в три глотки жрете… Я из вас людей сделаю, рвань поганая…

Отрок, давно слышавший папаню с заметным уважением, во все глаза пялился на Нику. Не выдержал, протянул:

– Бать…

– Не мешай воспитывать, – сказал усатый. – Короче говоря, быдло вы этакое, трудиться будете, как следует. Иначе могу нагайкой не ограничиться, вздерну любого из вас на суку – еще сто лет никто не обеспокоится и претензий не предъявит, кому вы нужны, вшивые?

Он цедил слова лениво, со спокойным сознанием превосходства, как человек, считающий себя стопроцентно правым. Ни капельки злобы – холодное, властное превосходство…

Вадиму вдруг показалось, что он глядится в некое волшебное зеркало, где видит самого себя. Разница только в лексиконе и окружающих декорациях – усатый Вова, благополучный куркуль, всего лишь излагал чуть коряво и примитивно то, что считали своей жизненной философией сам Вадим и его братья по классу. Правда, выражалось это в более цивилизованных формулировках, но суть от этого ничуть не менялась. Были справные хозяева, благодаря уму и энергии имевшие полное право управлять, и были зачуханные совки, навечно обреченные на подчиненную роль.

Дикая несправедливость заключалась в одном-единственном: как смела эта кулацкая морда применять те же самые правила к хозяину жизни, ворочавшему делами, по сравнению с которыми этот хутор был кучей дерьма?!

Но ведь не поверит, ничему не поверит!

– Бать… – протянул отрок.

– Не гони лошадей, – проворчал усатый Вова. – Всему свое время, я же тоже не педераст какой, природа требует… – Он расплылся в хозяйской улыбке, широкой мозолистой ладонью приподнял подбородок Ники, повернул ее голову вправо-влево. – Не переживай, подруга, я тебя, может, и не стану на сельхозработы посылать. Я, понимаешь, вдовствую, а Мишук, соответственно, сиротствует, – кивнул он на мордастенького отрока. – Чует мое сердце – если тебя малость подмазать и приодеть, смотреться будешь неплохо. И будешь ты у нас форменная рабыня Изаура, которую на жатву вовсе и не гоняли, другие у нее функции… Мишук, ты не топчись. Все равно завтра приедет доктор, будет смотреть новеньких на предмет какой-нибудь инфекции, заодно и эту белоручку, – он мимоходом оглядел холеные ладони Ники, – проверит, нет ли у нее какой-нибудь спирохеты. Если все чисто, найдем применение. Не спеши, Мишук, она у нас долго гостить будет… Неси-ка лучше кандальчики, нужно сразу гостей принарядить.

– Три штуки, бать?

Вадим присмотрелся – «браслеты» кандалов представляли собой снятые с цепочек наручники, добротно приваренные к цепям. То-то у отрока висит на поясе два маленьких ключа…

– Четыре, Мишук, четыре, – с ласковой отеческой укоризной поправил усатый. – Вдруг эта бичевка очень быстро бегает… Во всем нужен порядок. Куда б мы ее потом ни приспособили, без цепочки пускать не стоит…

– Ясно, бать!

«Это конец, – панически подумал Вадим. – В таких кандалах не побегаешь, придется горбатиться неизвестно сколько, если…»

Х-хэп!

Вадим попросту не успел заметить броска – не смотрел по сторонам. Усатый вдруг оказался стоящим на коленях – ружье валялось рядом, а выкрутивший ему руку Эмиль прижимал к горлу широкое лезвие штык-ножа. Потом негромко крикнул:

– Ружье брось, щенок!

Отрок обернулся, челюсть отвисла до пупа, лицо приняло совсем детское, страдальческое выражение, тут же сменившееся растерянностью и страхом. Он машинально перехватил ружье, но Эмиль прикрикнул злее:

– Положи ружье, сучонок! А то сделаю из твоего папаши голову профессора Доуэля…

– Ложи, Мишук… – прохрипел усатый.

Парнишка, не отрывая взгляда от плененного батьки, положил ружье дулом вперед.

– Кто еще в доме? – резко бросил Эмиль, прикрываясь усатым. – Кроме этого гандона, что с батей приехал?

– Ник-кого… – пролепетал отрок Мишук.

– Зови его, быстро!

– Дядя Сема! – отчаянно заорал отрок.

Дядя Сема показался на крыльце, что-то преспокойно и смачно дожевывая, мгновенно изменился в лице, дернулся было назад, но Эмиль прикрикнул:

– Двигай сюда, козел! А то он у меня без головы останется! Ключи от «газели» где? Ага, брось их на сиденье, а сам подними ручки и встань на коленочки, живенько… Так, теперь ложись мордой вниз и руки на голову… Ты, кулачонок, тебя тоже это касается! В машину! Эй, а ты куда? – заорал он на их четвертого нежданного собрата по несчастью. – Пошел вон!

После удара ребром ладони усатый закатил глаза и медленно завалился лицом вперед. Подхватив с земли его помповушку, Эмиль подошел к лежащим, сорвал у отрока с пояса ключи и кинул скованным, сбившимся в тесную испуганную кучку:

– Я вам не Стенька Разин, орлы, так что на подвиги не поведу. Сами разбирайтесь…

Держа ружье одной рукой наизготовку, приблизился к кабине, заглянул внутрь:

– Вадик, включи зажигание… Ага, вот тут-то горючки прилично.

Вадим с Никой уже сидели в кабине. По спине ползали нетерпеливые мурашки, побуждавшие бежать сломя голову…

В конурах заливались собаки, почуявшие что-то неладное. Попутчик растерянно топтался поодаль, а скованные, сталкиваясь головами, рвали друг у друга ключи.

– Эмиль!!! – истерически вскрикнула Ника.

Эмиль резко развернулся, приседая. Оглушительно грохнули выстрелы, ружье у него в руках плюнуло дымком. Дядя Сема, не вскрикнув, медленно заваливался навзничь, рубашка у него на груди была изодрана картечью, сплошь покрыта липким, красным. Из ладони вывернулся, упал рядом черный «ТТ» – ага, достал украдкой из широких штанин, когда на него перестали смотреть, решил разыграть из себя Рэмбо, идиот…

Эмиль с дико исказившимся лицом выстрелил еще два раза – скованный ужасом Вадим видел, как одежда рухнувшего Семы словно бы взметывалась крохотными взрывами, как летело вокруг красное, кружили лоскуты…

– Дяденька, не убивай!!! – дико завопил Мишук, пытаясь отползти на коленях, отталкиваясь от земли ладонями.

Какой-то миг Вадиму казалось, что и парнишку сейчас сметет сноп картечи. Нет, Эмиль опустил ружье – хотя и видно, что отогнал ярость и жажду убийства сильнейшим усилием воли, – в два прыжка оказался рядом, подхватил «ТТ», ружье Мишука, сбросил в широкий колодец. Мимоходом пнул со всего размаху по голове усатого, как по мячу – тот даже не шелохнулся, – обернулся к машине:

– Ворота! Ворота, мать вашу!

Вадим выпрыгнул, помчался к воротам, распахнул их в три секунды – и, лишь вернувшись бегом в кабину, сообразил, что поневоле подставился вопреки продуманной диспозиции, что Эмиль мог его срезать десять раз.

Видимо, Эмиль и сам в горячке запамятовал, как решил поступить с мешавшим ему боссом, потому и обошлось…

Машина вылетела в ворота, свернула направо, ее занесло, но Эмиль выровнял грузовичок быстрым движением руля. И притоптал газ так, словно за ними гнались черти всего света.

Ветер свистел и выл, тугой струей врываясь в полуоткрытое окно. Вадим пребывал в каком-то отрешенном оцепенении и даже не сообразил, что можно повернуть ручку. Только немного придя в себя, опамятовавшись и принявшись лечить недавний стресс испытанным мужским способом, то есть хорошей затяжкой, поднял стекло почти доверху. Правда, Ника тут же выхватила у него зажженную сигарету – толком и не соображая, что делает, взгляд у нее был совершенно сумасшедший, сигарета прыгала в пальцах, послышался ее истерический смех.

– Быстренько, оплеуху! – распорядился Эмиль.

Вадим это выполнил с превеликой охотой – подействовало. Ника моментально пришла в себя не столько от пары легких пощечин, сколько, такое впечатление, оттого, что по личику ей легонько съездил именно он…

– И мне зажги!

Вадим передал Эмилю новую сигарету, закурил сам, повертел головой. Погони вроде бы не наблюдалось, как и попутных, а также встречных средств передвижения, каких бы то ни было.

– Вот это вляпались… – протянула Ника, в глазах у нее все еще стоял страх.

– Неужели почище лагеря? – мимолетно ухмыльнулся Эмиль.

– Ты знаешь, почище. Лагерь – это одно, а тут – совсем даже другое. Бог ты мой, они же с нами обращались как со скотиной, в прямом смысле слова…

– Рабочих рук не хватает…

– Иди ты! Тебя-то в Изауры не собирались зачислять…

– Вообще-то, такое и при советской власти водилось, – бросил Эмиль. – В ее последние годочки, по крайней мере, точно бывало. Наловит милиция бичей в том же Мотылино – и отправляет на лето какому-нибудь председателю колхоза. Честно говоря, я их вполне понимаю – и милицию, и председателя. У него вся деревня – пять домишек да три старика…

– Может, ты и этих понимаешь? – хмыкнул Вадим. Увидев, как Эмиль растерянно поджал губы, замолчал, не удержался и громко съехидничал:

– Между прочим, мон шер, ты сам из такой вот деревушки в Шантарск подался в свое время. Может, сейчас как раз о себе и заявила ненароком пресловутая вселенская справедливость?

И тут же пожалел о сказанном – глаза Эмиля сверкнули вовсе уж по-волчьи. Пытаясь сгладить ситуацию, пробормотал:

– Вообще-то, конечно, твари еще те…

Мысленно выругал себя: необходима была максимальная осторожность. На Эмиле уже два трупа – незадачливый старшина и этот куркуль, дядя Сема. Достаточно, чтобы переступить через что-то в себе, надо полагать… Так что не стоит его злить.

– Что теперь будет? – громко спросила Ника, растерянно глядя перед собой.

– Не знаю, – честно признался Эмиль. На миг сняв правую руку с баранки, ободряюще похлопал Нику по коленке. – Ты только не паникуй. У них там сейчас начнется жуткая неразбериха – если у «скованных одной цепью» найдется злой и решительный вожачок. Видел я мельком парочку физиономий – скорее смахивают на битых зэков, чем пуганых бичей. А хозяин все еще в отключке, щенок – в полной прострации… нет, там будут дела! Как по учебнику, бунт крепостных против тирана-помещика… – Он снова немного нервничал, по многословию чуялось. – С большой долей вероятности можно предположить, что освобожденные рабы на себя максимум внимания оттянут. Им-то придется разбегаться на своих двоих – если только нет еще какой-то машины – в окрестностях легкая паника подымется…

– Смотри!

Эмиль резко затормозил. Справа, на обочине, красовалась на двух железных штырях полуоблупившаяся синяя табличка с белыми буквами, перечеркнутыми красной полосой: «Юксаево». Вадим воззрился на нее, как на невиданную диковину, не сразу и сообразив, что видит обыкновеннейший дорожный знак под казенным названием «Конец населенного пункта». Успел отвыкнуть даже от столь мизерных примет п р е ж н е й жизни.

– Юксаево… – пробормотал Эмиль, выжимая сцепление. – Прикинем хрен к носу… Если Макарыч ничего не напутал, а я все понял правильно, нам вроде бы туда… Там и будет мост… А на другом берегу и Шкарытово близехонько…

Глава седьмая

Абордаж по-шантарски

Получилось, как в одесском присловье. «Или одно из двух…» То ли алкаш Макарыч напутал, то ли Эмиль чего-то недопонял – правда, Вадим из осторожности воздержался от каких бы то ни было комментариев вслух…

Все и без комментариев стало ясно, когда за очередным поворотом лесной дороги вдруг открылась река – конечно, до Шантары ей было далеко, но и не ручеек, который можно перейти вброд. Настоящая река, метров двести шириной.

Разбитая колея кончалась на песчаном берегу – там виднелись многочисленные следы шин, повсюду валялись бревна, одни лежали на суше, другие наполовину в воде, и справа, и слева на серой глади красовались огромные плоты, перевязанные стальными тросами, и ими же прикрепленные к кольям на берегу.

Заглушив мотор, Эмиль вылез. Встал, широко расставив ноги, глядя на реку. «Наполеон на Воробьевых горах, – мысленно фыркнул Вадим. – Ключей от города не дождаться».

– Ну, и куда мы забрели? – без всякой подначки, скорее уныло, поинтересовалась Ника.

– Ботал Макарыч про леспромхоз… – скорее самому себе, чем ей, сообщил Эмиль. – Понятия не имею, выше он по реке или ниже, но с одним разобрались: Шкарытово на том берегу, за лесом, километрах в пяти-шести или чуть подале, но это уже неважно…

– Так мы что, дошли? – вырвалось у Ники.

– Почти, малыш, почти… – усмехнулся Эмиль. – Переправиться на тот берег, пройти лесом… Уж Шкарытово-то не иголка в стоге сена, отыщем…

– Есть идеи? – машинально спросил Вадим.

– А вот они, идеи, у берега, на приколе… – рассеянно отозвался Эмиль. – Были мы сухопутными, теперь станем водоплавающими. Ника, ты ведь у нас по Мане сплавлялась? Ну вот, пищать не будешь… Дело знакомое.

– Тут поглубже, чем на Мане, будет, – сказала она со знанием дела. – Шестами до дна не достанешь…

– А что делать? – Эмиль достал топор из-под сиденья. – В конце-то концов, не Шантара, да и порогов нет, как-нибудь переплывем…

Оглядевшись, он подошел к тонкой высокой сосенке и взялся за работу. Ника отправилась осматривать плоты. Одному Вадиму не нашлось полезного занятия – бесполезного, впрочем, тоже. А потому хватило времени прокачать ситуацию.

Не будут они тянуть до бесконечности. Либо прямо здесь, либо в Шкарытово э т о и произойдет. У них потом будет время, чтобы продумать убедительные показания. Так что – ушки на макушке…

Закончив работу, Эмиль подошел к самой воде, размахнулся как следует и швырнул помповушку подальше. Ружье плюхнулось в воду, подняв сноп брызг. Эмиль еще долго ходил потом у берега, забредая в воду по колени, тыкая в нее шестом. Обернулся:

– Заводи машину и подъезжай во-он туда…

Вадим на первой передаче подвел «газель» к воде, побыстрее выскочил, держась так, чтобы Эмиль не смог ненароком зайти за спину – и к тому же не заметил умышленности этого маневра.

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

Если ваша империя из центра мира превратилась в камешек на краю необъятной Галактики; если ваши чино...
Одна из лучших саг последних десятилетий XX века....
Одна из лучших саг последних десятилетий XX века....
«Трое уже полегли, остальные четверо образовали полукруг около безобразного верзилы в медвежьем полу...
Перу английского мастера фэнтези Дэвида Геммела принадлежат тридцать книг. Его таланту были подвласт...