Зло не дремлет Вильгоцкий Антон
Немало, впрочем, нашлось в Арлании и личностей, что, узнав, о случившемся в Зейноне, тихо возликовали. То были члены разбросанных по крупным городам страны черных колдовских ячеек. Они не сомневались в том, что час их победы, о котором колдуны грезили так давно, пробьет уже очень скоро…
И даже среди тех, кто не имел никакого отношения к черной магии, нашлись люди, готовые, в случае чего, присоединиться к прогремевшей в Зейноне армии Мрака. «Если сам ты – жалок и слаб, в любых конфликтах нужно держаться того, кто сильнее», – рассуждали они, внимательно выслушивая рассказы о бесчинствах чернокнижников, но ничего не говоря в ответ.
В число этих беспринципных типов входил и недавно перебравшийся в столицу биланец по имени Велон Сарадип. Он вовсе не был намерен рисковать жизнью и положением, особенно сейчас, когда, как считал Велон, ему столь обольстительно улыбнулась удача. Совсем недавно Сарадип получил место помощника Эльнадорского палача. Это случилось только потому, что он оказался единственным, кто пожелал заняться такой работой. Но сам Велон считал, разумеется, что он отмечен особой печатью судьбы, и счастливая звезда, несомненно, когда-нибудь приведет его на самую вершину славы, богатства и власти…
Но судьба судьбой, а и свою голову на плечах иметь надо. Иначе ведь она может в один прекрасный день слететь оттуда в самом буквальном смысле. А чтобы этого не случилось – нужно внимательно смотреть по сторонам и своевременно выбирать наиболее удобные дороги. Плевать, что кому-то твой выбор может не понравиться: главное – сохранить собственную шкуру!
Помощник заплечных дел мастера твердо решил для себя: если однажды чаши весов мироздания начнут смещаться в сторону, подернутую завесой Мрака… Что ж, Велон Сарадип будет там, где больше силы и власти. Не для того он так долго терпел невзгоды, пробиваясь к теплому местечку, чтобы в одночасье снова всего лишиться.
– И вот она перед тобой, – с гордостью сопричастности промолвил Заффа, обводя рукой окружающее пространство: – Лучшая в мире Академия магии.
Несколько минут назад он провел Весельчака в Королевский квартал, воспользовавшись их «фирменной» легендой о маге Кедрике.
С превеликим удовольствием полюбовался бы Борланд красотами Академии – ее разноцветными фонтанами, живыми статуями и слепленными из застывшего пламени портиками. Не отказался бы побродить по тенистым аллеям, где, листая учебники, сидят на изящных скамейках студенты, и побеседовать с живущим на чердаке самой высокой из здешних башен говорящим орлом-прорицателем. Но – в другое время, а не сейчас, когда мысли его занимали, во-первых, уже предсказанное века назад собственное будущее, а во-вторых – опасность, что, весьма вероятно, угрожала родной деревне. Поэтому на фразы и указующие жесты Заффы, который по пути к главному корпусу решил устроить для него что-то вроде небольшой экскурсии, Весельчак отреагировал довольно вяло:
– А что, в мире много таких Академий? – спросил он, просто чтобы отвлечься от невеселых мыслей.
– Насчет мира наверняка не скажу, – улыбнулся бородач, – но их немало даже на нашем континенте. Почти в каждом большом городе функционирует что-то подобное – школы, институты… Но Академии есть только в столицах. Так что на Хайласте их шесть. Но, разумеется, ни одна не сравнится с нашей. Помнится, когда я впервые попал сюда…
– Господин Заффа!
Чей-то громкий возглас помешал биланцу начать рассказ о былых денечках. Заффа и Борланд одновременно повернули головы в сторону, откуда раздался голос, и увидели, как к ним приближается забавный субъект со всклокоченной шевелюрой и невероятно длинным носом. Волшебник сразу узнал Намора, Борланд же, поскольку не был знаком с бардом, остался на этот счет в неведении.
– Господин Заффа, – повторил, подойдя, длинноносый. – Здравствуйте. Как обстоят дела в Дзергвольде? Я слышал, что маги, отправившиеся туда, сработали вхолостую. Это так?
– Да, к сожалению, – кивнул биланец. – Борланд, позволь представить тебе гостя Академии – Намора Долгоноса. Он бард, и это ему мы обязаны тем, что своевременно узнали о появлении нового дзерга.
– Нет-нет, не мне, а Каздану, волшебнику Каздану, – запротестовал Долгонос, продолжая смотреть на Заффу.
В следующий миг он перевел взгляд на Весельчака. Лицо музыканта преобразилось. Борланду почудилось даже, что Долгонос готов упасть перед ним на колени.
– Богиня! – воскликнул бард. – Передо мной стоит Освободитель Схарны!
– Как я погляжу, ты уже весь город успел оповестить о моем прибытии, – с неудовольствием произнес Борланд, повернувшись к Заффе.
– Нет, что ты! – Биланец сам был удивлен не меньше. – В Эльнадоре о тебе знаем только мы трое. Я никому больше…
– Да-да, только мы трое, – перебил мага Намор, не подозревая, впрочем, что под третьим посвященным тот имел в виду вовсе не его, а Ревенкрофта. – Я знаю это потому, что здесь – бард постучал себя указательным пальцем по лбу – некоторое время хранились воспоминания погибшего мага Каздана. Они были почти что моими собственными. В общем, я как-то понял, что сразу узнаю Освободителя, когда встречусь с ним. Ума не приложу, как это можно объяснить… – замялся Долгонос. – Не знаю, – развел он руками, будто был в чем-то виноват перед Борландом или Заффой.
– Да и не нужно, в общем, – успокоил его Весельчак. – Главное, что ты это понимаешь, приятель. Хорошо бы, мессир Дорнблатт оказался настолько же восприимчив.
– Возможно, все дело в том, что в памяти Каздана содержалась стопроцентно верная информация о пророчестве Ингардуса, – задумчиво произнес Заффа. – Пускай и не вся она попала в разум Намора – этого все же хватило, чтобы он мог отличить истину от домыслов ректора. Ведь в присутствии Дорнблатта ты не ощущал ничего подобного, верно, Намор?
– Верно, – кивнул бард и неожиданно заявил: – Я хочу отправиться с вами!
– К Дорнблатту? – удивился Борланд. – Но зачем?
– Нет, – затряс лохматой головой Долгонос. – Не к Дорнблатту. После, когда вы начнете поход против великого зла. Я хочу стать членом вашей команды.
– Ну, об этом рано, наверное, пока говорить, – промолвил Весельчак. – Неизвестно еще, как все обернется. Быть может, ректор сейчас прогонит меня взашей.
– Почему же рано? – возразил Заффа. – Даже если нам не удастся переубедить Дорнблатта, Освободителем Схарны все равно останешься ты. Придется, конечно, подыскать тебе другого учителя, но… сильных магов в Эльнадоре много, а спасения мира пока еще никто не отменял. – Маг повернулся к барду: – Ты знаком с музыкальной магией, Намор?
Искусство, о котором упомянул сейчас Заффа, было особой разновидностью магии, доступной только профессиональным музыкантам, да и то далеко не всем из них. Существовали особые мелодии, исполнение которых давало тот же эффект, что и произнесение заклинаний. Только игрались они на лютнях, а не на гитарах. С помощью музыкальной магии владеющие ею барды могли исцелять себя и окружающих, наносить повреждения своим врагам, поднимать боевой дух товарищей и даже вызывать сверхъестественных помощников. Если бы Намор Долгонос оказался одним из таких виртуозов, он был бы весьма и весьма полезным компаньоном.
Намор вновь преобразился – расправил плечи и высоко поднял голову, сообразив, что у него появился шанс занять место рядом с будущим великим героем и… прославиться, наконец, самому:
– Да, – с достоинством произнес бард. – Сочинять песни у меня получается не слишком-то хорошо. Да что там – прескверные вещицы выходят из-под моего пера. Поэтому я потратил несколько лет на изучение волшебной музыки. Правда, такие навыки в наше время почти никому не нужны, – грустно вздохнул Намор.
– Нам они пригодятся, – сказал Заффа, уже, похоже, взявший на себя обязанности распорядителя по кадрам. – Когда мы будем собираться в путь, я тебя позову, Намор.
– О, спасибо! – склонил голову музыкант. – Немедленно я сбегаю за своей лютней и покажу, на что способен.
– Не сейчас, – остановил его Борланд. – У тебя еще будет случай продемонстрировать свои таланты. Можешь считать, что ты уже в команде.
– Здорово! – воскликнул Намор. – Огромное спасибо вам, сударь! – Бард развернулся и вприпрыжку побежал прочь. Вскоре он скрылся за углом одной из построек.
Борланд и Заффа продолжили свой путь к главному корпусу Академии. Вскоре они уже приближались к украшенной узорчатой резьбой двери кабинета архимага Дорнблатта…
Глава 5
– Итак, судьбе, оказывается, было угодно, чтобы героем Схарны стал не волшебник, не рыцарь, не рейнджер и даже не бард, а простой крестьянин, который еще месяц назад отбирал у путников кошельки в лесу!
Произнося эту фразу, архимаг не смог удержаться от улыбки, и у Борланда, а заодно и у Заффы, что называется, отлегло от сердца. Не ожидали они, что Дорнблатт сдаст свои позиции так легко.
Правда, чтобы между ними не осталось никаких неясностей, Борланду пришлось рассказать ректору Академии всю историю своей жизни, начиная с восемнадцати лет. Вот тут он поначалу немножко сдрейфил: не слишком хотелось продолжать распространяться о своем разбойничьем прошлом. Однако иначе было никак нельзя. Борланд умолчал лишь о том, что он не является настоящим победителем Архун-Коллака.
Дорнблатт же, как оказалось, уже успел наверняка узнать, что речь в предсказании Ингардуса шла далеко не о нем, и даже смириться с этим. Стечение обстоятельств было крайне удачным. Единственное, в чем теперь сомневался архимаг, – это в том, что избранником высших сил является именно тот, кого привел к нему Заффа.
– Определенно, если это так, то с чувством юмора у богини полный порядок, – закончил Дорнблатт свою мысль, встал с кресла и подошел к окну. – Однако мы не можем позволить себе рисковать. То, что ты сейчас рассказал, звучит впечатляюще, убедительно… Но, несмотря на это, может все-таки оказаться не более чем цепочкой совпадений. Где же гарантии? – Хитро прищурившись, Дорнблатт посмотрел на Борланда.
Архимаг, хоть и признал свою ошибку, в глубине души не желал, чтобы выполнением великой миссии занимался провинциальный детина, владеющий менее чем десятком заклинаний, да и то – благодаря висевшему у него на шее волшебному медальону.
По интонации, с которой был задан вопрос, Борланд сумел угадать настроение ректора и, отвечая, постарался держаться в стороне от каких бы то ни было личных мотивов:
– Я, в общем-то, не особо стремлюсь к широкой известности, – спокойно проговорил он, и то была правда. – Очень долго я и сам не обращал никакого внимания на все эти знамения, мистические совпадения и прочие знаки судьбы. Нынешняя ситуация стала для меня таким же сюрпризом, как и для вас, мессир. И единственное, чего я хочу – это выполнить то, что мне предначертано, раз уж заняться этим не может никто, кроме меня. По-моему, весьма естественное желание: ведь умирать или возвращаться в рабство не хочется никому.
Сидевший рядом с Борландом Заффа был готов начать аплодировать. Он знал, что его друг – далеко не глупец, но все равно не ожидал от Весельчака столь взвешенной и продуманной речи.
– Что ж, мне нравится твоя позиция, – сказал, кивнув, Дорнблатт. – Но все равно не помешает удостовериться. Мы ведь не имеем права на ошибку – разве не так?
Ехидная улыбка на лице архимага красноречиво указывала на то, что он продолжает вести этот спор, руководствуясь одним лишь честолюбием волшебника. Когда Дорнблатт повернулся к ним спиной, чтобы открыть окно, Борланд с Заффой переглянулись и понимающе кивнули друг другу.
Широко раскрыв оконные створки, ректор высунулся наружу и громко прокричал:
– Кармелон! – после чего вернулся на свое место за круглым столом.
Откуда-то сверху раздался пронзительный птичий клекот. Вскоре послышалось хлопанье могучих крыльев, и оконный проем заслонила гигантская тень. Борланд непроизвольно поежился: ведь всякий раз, когда он сталкивался с созданиями намного крупнее себя, тем не терпелось поскорее отправить его к праотцам.
Сейчас ему, конечно, ничто не угрожало. Кармелоном звали того самого орла-прорицателя, о котором Заффа упомянул в таверне «Торба старого дурня». Сверкая серебристым оперением, огромная птица влетела в комнату и уселась прямо посреди стола.
– Здравствуйте! – каркнул орел, обращаясь сразу ко всем.
– Привет, Кармелон, – улыбаясь, сказал Дорнблатт.
– День добрый, – поприветствовал птицу Заффа.
Борланд, которому в присутствии этого существа было все же несколько не по себе, ограничился вежливым кивком.
– Что вам угодно, хозяин? – Голова с длинным изогнутым клювом повернулась к Дорнблатту.
Архимаг указал на Борланда:
– Меня интересует будущее этого молодого человека, – сказал он. – Видишь ли ты что-либо необычное в его судьбе?
Кармелон, сделав несколько шагов по темному дереву стола, приблизился к Борланду. В обычной птичьей манере покрутил головой, рассматривая воина то одним, то другим глазом. Волшебной птице хватило нескольких секунд, чтобы определиться с ответом:
– Да, – произнес орел, продолжая смотреть на Борланда. – У него великое будущее, мессир.
– А подробнее можно? – усмехнулся ректор Академии. – Он станет великим фермером? Или, может быть, знаменитым на всю Арланию виноделом?
«Насмехается надо мной, старый пень, – подумал Борланд. – Ну ничего, такие существа, как мне кажется, ошибаться не могут».
– Нет, – отрезал Кармелон. – Дальние странствия и жаркие схватки, громкие победы и всемирная слава – вот какова будет жизнь этого человека.
«Ну надо же! – У Борланда чуть голова не закружилась. – Кажется, последний шанс тихо смыться через заднюю дверь только что был потерян безвозвратно».
– Является ли он избранником высших сил? – нетерпеливо вопросил архимаг. – Ему ли предначертано вступить в борьбу с мировым злом и одержать в этой борьбе победу?
– Этого я сказать не могу, – ответил Кармелон. – Вы же знаете: мой дар предвидения не простирается шире общих категорий.
– Жаль, жаль, – барабаня пальцами по столу, произнес Дорнблатт. – Что ж, спасибо, Кармелон. Ты свободен.
Весельчак понял, что на этом препирательство с архимагом вряд ли закончится.
– Похоже, друзья мои, мы продолжаем топтаться на месте, – развел руками Дорнблатт, когда волшебный орел покинул кабинет. – Кармелон предсказал твое будущее, Борланд, но мы по-прежнему не знаем, имеет ли сказанное им какое-то отношение к пророчеству…
– Какого тролля тебе еще нужно, Дорнблатт?! – прогремел внезапно над столом чей-то сердитый голос. Он доносился со стороны, где сидел Весельчак…
Дорнблатт на мгновение застыл с открытым ртом, а после, нахмурив густые брови, раздраженно произнес:
– Я понимаю твои чувства, но иногда все-таки следует помнить, с кем ты разговариваешь! Мне что, превратить тебя в крысу деньков этак на пять?
– Мессир, но это сказал не я! – воскликнул Борланд, который был удивлен не меньше. – Вы же сами видели – я и рта раскрыть не успел!
– Да? Кто же в таком случае это сказал? – растерянно пробормотал архимаг.
– Это был я!
Куртка на Борланде вдруг сама собой распахнулась, а Пентакль Света начал медленно подниматься. Цепочка, на которой он висел, натянулась, словно бы кто-то, вцепившись в медальон, тянул его на себя. Борланд смотрел на происходящее расширившимися от изумления глазами. Впрочем, не он один…
– Пентакль? – потрясенно прошептал седой волшебник. – Со мной говорит Пентакль Света?
– Нет, – произнес таинственный голос, хотя раздавался он, казалось, прямо из центра Пентакля, откуда уже потянулись к столу струйки белесого тумана, пронизанного тысячами серебристых искр. – Артефакты, сколь бы могущественными они ни были, пока еще не научились говорить.
– Кто ты? – не пытаясь скрыть охватившего его смятения, спросил Дорнблатт.
Он даже на всякий случай выставил перед собой волшебную палочку, готовясь либо защищаться, либо атаковать. Борланд понял, что стал свидетелем поистине уникального зрелища. Да, не каждый день видишь таким растерянным самого знаменитого из живущих волшебников Схарны, возраст которого уже значительно превышает три века!
Туман, струившийся из Пентакля, сгущался в центре стола, постепенно обретая очертания человеческой фигуры. Сначала сформировались ноги, затем – торс со скрещенными на груди руками и, наконец, голова. Стоявший на столе призрачный человек здорово смахивал на самого ректора. Но Борланд уже понял, что неожиданный визитер не является волшебной копией Дорнблатта. Это строгое, но доброе лицо было ему знакомо. Да и голос, что так испугал хозяина кабинета, Весельчак уже слышал раньше – не так давно. Просто сразу не разобрался, что к чему…
– Это говорю я – Эрлангус, – произнес призрак, глядя на архимага. – Твой ученик, отдавший свою жизнь за дело Света, павший от руки собственного воспитанника, направляемой волей мерзостного предателя Лангмара. Мне-то ты можешь поверить?
– Рад видеть тебя вновь, Эрлангус. – Дорнблатт спрятал волшебную палочку в висевший на поясе чехол. – Охотно поверю, если ты предоставишь сколько-нибудь убедительные доказательства.
– Доказательства?! – Эрлангус в ярости топнул бесплотной ногой – будь она живой, дерево столешницы непременно треснуло бы. – Какие еще тебе нужны доказательства? Разве недостаточно того, что сказала твоя птица и того, что поведали сами мальчики? – Эрлангус кивнул на Заффу с Борландом. – Как бы тебе ни хотелось видеть на месте Освободителя одного из нас, волшебников, эта миссия возложена небесами вот на него! – Собранный из серебристых искр палец проткнул воздух, указывая на Весельчака. – Это говорю я – мертвый маг, пребывающий ныне за пределами реальности и каждый день ведущий беседы с такими силами, о самом существовании которых не догадываешься даже ты, Дорнблатт! Разве моих слов мало, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом бессмысленном споре?
– Все, все, ты меня убедил, – замахал руками Дорнблатт.
Ему вовсе не улыбалось в присутствии Заффы и Весельчака продолжать разговор о вещах, что были ему неведомы. Ректор Академии вовсе не был сейчас похож на прославленного волшебника, чье имя вошло в учебники и энциклопедии. Он куда больше смахивал на обычного старого деда, какие есть почти в каждой семье: ворчливого, кажущегося глупым и зловредным, но на деле – очень добродушного и рассудительного.
– Думаю, больше нет необходимости столь тщательно проверять твою кандидатуру, – сказал Дорнблатт, повернувшись к Борланду. – Учитывая нынешнее состояние моего друга Эрлангуса, я не могу не верить его словам. Извини, Эрлангус, что я не сразу с тобой согласился.
«Ну, наконец-то», – подумал Борланд. Правда, он сам не смог бы дать определения чувствам, что охватили его в этот миг. То ли облегчение – то ли, напротив, невероятное напряжение…
– Мастер Эрлангус, – сказал он севшим от волнения голосом, – можно спросить вас кое о чем?
– Конечно, дитя мое, – кивнул призрачный маг.
– Вы все это время… сидели в Пентакле Света? – Борланд просто не знал, как еще можно сформулировать такой вопрос. – Все время наблюдали за мной?
– Ну разумеется, нет, – улыбнулся Эрлангус. – Я, хоть и вполне способен сейчас на такое, не могу позволить себе вмешиваться в чью-либо частную жизнь. Просто я определенным образом связан с этим предметом, – указал покойный маг на Пентакль, – и в наиболее ответственные моменты могу являться в мир через него. Но не только через него, конечно.
– Да, в прошлый раз Эрлангус пришел ко мне через волшебное зеркало… – Дорнблатту не нравилось, что он перестал играть в разговоре главенствующую роль. – Что ж, Борланд, позволь мне тебя поздравить. Сомнения разрешились в твою пользу.
– Могу я быть уверенным в этом? – уточнил Эрлангус.
– Конечно, друг мой, – кивнул Дорнблатт. – Я больше не имею никаких возражений.
– Ну что ж, тогда я пойду, – сказал бывший глава Дома хранителей. – Прощайте.
Образ Эрлангуса начал расползаться в стороны рваными клочьями тумана. Они, впрочем, не стали втягиваться обратно в Пентакль, а просто вылетели в остававшееся открытым окно.
– Итак, мы достигли полного понимания, – произнес Дорнблатт. – Хотя, сказать по правде, я все еще слегка сомневаюсь…
Борланду захотелось встать и уйти.
– Может быть, это вас убедит, мессир? – послышалось от двери.
Дорнблатт, Заффа и Борланд повернули головы туда. На пороге кабинета стоял Альтамир. Он, должно быть, вошел чуть раньше и был свидетелем явления сущности Эрлангуса. Судя по тому, что полуэльф позволил себе войти, не постучавшись, его привело сюда что-то очень важное.
Альтамир подошел к столу и протянул Дорнблатту небольшой пергаментный свиток. Архимаг взял документ, развернул и начал читать. При этом он то и дело переводил взгляд на Борланда. Весельчак догадался, что содержащаяся в свитке информация имеет непосредственное отношение к делу, которое они здесь обсуждали.
– Скажи мне, Борланд, – заговорил Дорнблатт, отложив документ, – где и когда ты появился на свет?
– Шестого мая тысяча сто тридцать седьмого года, – ответил Весельчак. – В деревне под названием Альфенрок. Это на юге.
– Тогда действительно больше нет никаких сомнений. Это, – указал Дорнблатт на свиток, – оригинал пророчества Ингардуса. Спорить дальше просто нет смысла.
– Оригинал пророчества? – потрясенно произнес Заффа, вскочив со своего места. – Альтамир, откуда он у тебя?
– Я обнаружил его в Дзергвольде, в той самой комнате, где погиб Зингор, – проговорил секретарь ректора. – Она, видимо, служила жилищем этому мерзавцу Лангмару. Колдуны удирали из Черных руин так спешно, что почти ничего не успели забрать.
– Кстати, а что случилось с Зингором? – спросил Заффа. Он действительно не знал, как погиб столичный волшебник: просто не успел в суматохе выяснить подробности.
– Он пытался снять магическую защиту со шкатулки, в которой и лежал этот свиток, – сказал полуэльф. – Две ловушки Зингору удалось нейтрализовать, а третья… С третьей он не справился. В комнате открылся портал, через который Зингора затянуло в тонкий слой реальности. Возможно, прямо в лапы к демонам…
Последовавшая за этим пауза стала своеобразной минутой молчания в память о покинувшем мир волшебнике.
– Что мы должны делать теперь? – нарушил тишину первым Борланд.
– Волшебных навыков, которыми ты владеешь сейчас, недостаточно, чтобы бороться со столь могущественным врагом, каким является Тергон-Газид, – произнес Дорнблатт. – В отличие от Архун-Коллака, которого ты прикончил сразу после воскрешения, жрец Омдала уже набрался сил и окреп. Да и чернокнижников не стоит сбрасывать со счетов. Так что тебе предстоит многому научиться, Борланд. И обучением твоим займусь я.
– А можно как-нибудь ускорить этот процесс? – спросил Весельчак. – Мне просто не терпится поскорее покончить с этой заразой и вернуться к обычной жизни.
– Можно, – лукаво прищурившись, сказал архимаг. – Учитывая тот факт, что у тебя есть Пентакль Света, курс обучения займет всего неделю-полторы. Но я бы не советовал тебе думать, что это будут лучшие дни в твоей жизни… Приступаем завтра с утра!
– Нам ведь нужно еще разыскать наших врагов, – заметил Заффа. – Они теперь могут скрываться где угодно…
– Их вотчина – грязные подвалы и чердаки, а также мусорные кучи, – рассмеялся архимаг. – Я позабочусь и об этом тоже. Разошлю разведчиков по всей Арлании. Логово гадов будет обнаружено в самое ближайшее время.
Волшебное зеркало Дорнблатта оповестило о чьем-то желании немедленно поговорить с архимагом. На лицах ректора, Заффы и Альтамира появилось тревожное выражение. Еще бы: после того, какие вести пришли с той стороны зеркала в прошлый раз, они не знали, чего теперь и ждать.
Но опасения оказались напрасными, ибо сегодня Дорнблатт получил вполне приятные новости. О чем он не замедлил сообщить своим собеседникам, когда закончил диалог с вызывавшим.
– Это был вождь темных эльфов Эльганора Танарис, – сказал архимаг. – Недавно ему удалось пленить повелителя схарнийских троллей Пахрака – тот подвизался воеводой при Лангмаре. Так вот, позавчера Пахрак выдал Танарису расположение нынешней ставки черных.
– Представляю, что Танарис с ним сотворил перед этим, – пробормотал Альтамир, хорошо знавший повадки своих темных сородичей.
– Что ж, стало быть, до окончательного решения имеющейся проблемы осталось совсем немного времени, – потирая руки, сказал Дорнблатт. – Искать больше никого не надо, а значит, нужно лишь натаскать Борланда, чтобы он смог покончить с нечистью одним щелчком.
– А также, – добавил Заффа, подняв указательный палец, – собрать команду единомышленников, которые ему в этом помогут.
– Да-да, – согласился Дорнблатт. – У меня как раз есть на примете один подходящий специалист…
Глава 6
Больше никаких деревянных чучел. Самые настоящие чудовища, злобные и смертельно опасные. Все как в реальной жизни, все – очень и очень серьезно…
Шел четвертый день пребывания Борланда в столице Арлании. И третий – его обучения волшебству под началом Дорнблатта, что и впрямь оказалось не слишком-то легким делом. Нет, вовсе не потому, что архимаг из ревности намеренно усложнял задания: этого не было и в помине. Уровень заклятий, которые изучал сейчас Весельчак, действительно был неизмеримо выше всего, что он успел освоить раньше. Даже несмотря на то что Пентакль Света позволял ему не отвлекаться на восполнение энергетических резервов, к финалу каждого урока Борланд чувствовал себя даже более измотанным, чем это бывало в прошлые времена – во время воинских тренировок в Хаддаре.
Чем-то, кстати, происходящее сейчас было похоже на атмосферу тех далеких, безвозвратно ушедших дней. Хастарцы, помимо прочих своих достоинств, славятся тем, что могут за очень короткий промежуток времени научить сносно фехтовать взрослого человека, который никогда прежде не держал в руках меча. Более того – обучить его фехтованию парным оружием.
Делается это следующим образом: рядом с каким-нибудь деревом бросают на землю кусок воловьей шкуры, на который, спиной к стволу, становится ученик. В руках он держит по черенку от лопаты, а трое хастарцев, обступив дерево, начинают изо всех сил колотить ученика такими же черенками. Уже через несколько занятий покрытое синяками тело начинает опережать в движениях разум. И попасть по стоящему на куске шкуры человеку становится совсем непростым делом – его берегут от бед выросшие на месте покрытых вмятинами от деревяшек призрачные клинки, что видны лишь ему…
«Научись – или пострадай». Либо же: «Научись – или умри». Такие методы тренировки не зря считались самыми действенными. Кое-где даже детей учат плавать таким же образом – выбрасывая из лодки посреди бурлящего потока. Похожий подход применял, обучая Борланда, и ректор Академии магии. После некоторых занятий Весельчак готов был проклясть Дорнблатта, но понимал: происходящее есть жизненная необходимость, и как бы ему ни хотелось выкроить хотя бы минутку-другую для отдыха, дело не терпит ни малейшего намека на халатность…
Дорнблатт не соврал, сказав, что существует возможность провести курс обучения в кратчайшие сроки. В некоторых помещениях Академии время текло иначе, нежели снаружи. В них можно было провести три дня, а в мире, что остался за дверью, проходило всего пятнадцать минут. Неудивительно, что Борланд покидал учебные залы обессиленным и зверски голодным.
Результат занятий, впрочем, стоил любых затраченных усилий. За эти несколько дней Борланд понял, что он, по сути, не знал о магии ровным счетом ничего, хоть Заффа и пытался недавно втолковать ему ее азы. А того, что Весельчак умел до встречи с Дорнблаттом, недостаточно было, даже чтобы именовать себя «недомагом».
«Летающее лезвие», «огненный шар», «кислотная стрела», «заморозка»… Все это были детские игрушки в сравнении с теми приемами, выполнение которых постигал сейчас Борланд.
Он и не представлял даже, что заклинания Школы воды – к ним, в частности, принадлежала «заморозка» – могут быть столь эффективны и разнообразны. Впрочем, не только они, конечно, были такими, а абсолютно все заклятия всех существующих школ и направлений. Но Борланду почему-то больше всего пришлись по душе именно водные, базировавшиеся на атаках с помощью льда, холода или водяных потоков.
Уже знакомая ему «заморозка» была, как выяснилось, довольно безобидным приемом по сравнению с водными заклятиями более высоких уровней. Таких, например, как «ледяной таран» – здоровенная коническая глыба, с огромной скоростью устремляющаяся к цели своим острым концом. Или же «ледяное ядро» – огромный шарообразный кусок замерзшей воды, обрушивающийся на врага с высоты нескольких десятков метров.
Не все заклинания Школы воды были связаны со льдом. Иногда орудием магической атаки был снег. Или же вода, как таковая. Заклятие под названием «снежный буран» насылало на противника плотный вихрь, мешавший двигаться и напрочь перекрывавший обзор. А «водяной хлыст»… О, то было поистине страшное оружие: покорная воле мага тугая струя воды с легкостью перерубала и камень, и сталь, не говоря уже о чьей-то плоти.
Одних только этих заклятий – а ведь Школа воды насчитывала в десятки раз больше – с лихвой хватило бы, чтобы разделаться с целым отрядом вооруженных людей. Но Борланду предстояло сражаться не с простыми солдатами, и Дорнблатт намеревался обучить его куда большему количеству магических действий. В программу входили основные заклинания всех четырех стихийных школ и множества других ответвлений волшебной науки, включая Магию смерти и даже Магию хаоса, которая, как оказалось и к немалому удивлению Весельчака, была доступна не только чернокнижникам.
Удивлялся бывший разбойник теперь едва ли не ежеминутно. То, с чем он сталкивался во время уроков магии, потрясало Борланда до глубины души. Он ведь и помыслить не мог, что такое вообще возможно в жизни – до тех пор, пока не увидел все своими глазами и не повторил собственноручно большую часть увиденного.
«А ведь десятки, нет, даже сотни людей, способных творить все это, ежедневно проходят мимо меня по улице, – думал Борланд по пути в Академию и обратно. – Наш мир пропитан магией, как праздничный пирог – пчелиным медом. Но истинная суть волшебного искусства для подавляющей массы людей остается тайной. Она замаскирована, спрятана за отводящей глаза мишурой волшебных фонтанов и фонарей, а также подвергшихся магическому воздействию уток и кур, что откладывают по тридцать яиц за день. Люди привыкли думать, что это и есть предел возможностей волшебников – и даже не подозревают, какая грозная сила может таиться в их руках. Или, все же… в наших руках?»
Несмотря на то что Весельчак теперь мог теперь сделать многое, что было недоступно, к примеру, студентам первого курса Академии, и был одним из магов уже не только по легенде, но и формально, сам он все же не спешил причислять себя к этой касте. Стеснялся…
После занятий Борланд заглядывал в академическое общежитие, чтобы перекинуться парой слов с Заффой, после чего возвращался в гостиницу «Лунный лик», ужинал, падал на кровать и спал мертвым сном до самого утра. Свободного времени у него не оставалось – ни чтобы побродить по улочкам Эльнадора, ни даже чтобы лишний раз побеседовать с друзьями. Весельчак очень жалел, что возможность сжимать и растягивать время существует только в волшебных чертогах Академии. Она могла здорово пригодиться ему в эти дни.
Тем не менее, на сегодняшний вечер была все же запланирована небольшая попойка в «Торбе старого дурня»: «Не для того ты прибыл в столицу, чтобы Дорнблатт круглосуточно вил из тебя веревки», – увещевал Борланда Заффа. «Да-да, приятель, о душе тоже следовало бы подумать», – потягивая вино, вторил ему Ревенкрофт, в чьих устах эта фраза звучала чистой воды каламбуром, ибо сам вампир душой не располагал. Уговорили, тролли болотные! Весельчак уже знал, как он избавится от чудовищной усталости, что наваливалась на него после каждого занятия…
Идя по коридорам Академии туда, где ждал его Дорнблатт, Борланд вдруг заметил в толпе сновавших туда-сюда студентов и преподавателей знакомое лицо. «Странно, – подумал Весельчак. – Я ведь не знаю здесь никого, кроме Дорнблатта, Заффы и Альтамира». Некоторые особо колоритные физиономии, конечно, успели примелькаться за минувшие несколько дней, но Борланд был твердо уверен, что этого человека он где-то встречал намного раньше – еще до того даже, как прилетел «на вампире» в Эльнадор.
Молодой маг со стопкой книг под мышкой двигался прямо навстречу Борланду. Встретившись взглядом с Весельчаком, он вдруг остановился, стал белым, как мел, и едва не выронил свои книги. Потом резко развернулся и зашагал в обратном направлении.
Мгновением позже Борланд вспомнил, кто это был. Я’Ли Адавил – тот самый маг, что облажался на Кладбище криков еще до появления в Билане самого Весельчака. Впрочем, «облажался» – было бы чересчур мягким определением, если помнить, чем закончилось для Я’Ли то путешествие.
Борланд помнил. Колдуны из бригады Хагнира не только надругались над Адавилом, но и наложили на него страшное – и очень, надо сказать, редкое – проклятие. Я’Ли Адавил превращался в грязного вонючего козла всякий раз, когда кто-нибудь поблизости достаточно громко произносил название этого животного. Но мог делать это и по собственному желанию. Борланд сам был тому свидетелем… Вспомнив тот случай, Весельчак не смог удержаться от усмешки. Понятно, почему Я’Ли поспешил ретироваться, едва увидев его в академическом коридоре. Не хочет встречаться с живыми свидетелями своего позора.
«Интересно, как этот бедолага живет теперь? – подумал Борланд. – Ведь словечко “козел” частенько проскальзывает в ежедневных диалогах жителей большого города. Особенно – в разговорах студентов, у которых далеко не всегда гладко складываются отношения с преподавателями. Надо будет спросить у Дорнблатта насчет него».
– Я’Ли Адавил? – Скрестив руки на груди, ректор стоял напротив Борланда посреди погруженного в мистическую полутьму просторной тренировочной залы. – Хм, он не говорил мне, что вы пересекались в Билане. Нет ничего удивительного в том, что он здесь: я ведь сделал его одним из преподавателей. Да, такой участи, какая выпала этому парню, я не пожелал бы и Лангмару. Козел-оборотень – такого ведь и ярмарочный дурак не выдумает! – Губы старого волшебника тронула легкая улыбка.
Весельчак понял, что архимаг знает только о проклятии, а о не менее печальной судьбе своей задницы Адавил тактично умолчал.
– Смейся, не смейся – а это было очень мощное проклятие, – продолжал архимаг. – Даже мне не удалось полностью его нейтрализовать. Я лишь сделал так, что Я’Ли теперь превращается в козла, только когда сам того захочет – не думаю, впрочем, что такое с ним вообще бывает. Или если кто-нибудь обзовет козлом его самого, глядя прямо в глаза. Обычные разговоры теперь для него безопасны. Ну что, может быть, начнем?
Познакомившись с Дорнблаттом, Весельчак убедился: не так страшен демон, как его тиснят на гравюрах. До встречи с ректором Академии Борланд представлял его тираном и самодуром, осмелиться возразить которому – значит гарантированно обеспечить себе жесткие усики, торчащие из-под верхней губы резцы и голый противный хвост. Это впечатление растаяло, как дым, стоило Весельчаку поближе узнать архимага. Он понял, что этот человек всего лишь чрезвычайно дорожит своей репутацией – именно это порой и подталкивало Дорнблатта к нелепым ошибкам, заметить которые смог бы и малолетний ребенок. Но ошибки эти ректор, хоть и не сразу, неохотно, с чудовищным скрипом, все же признавал. Дорнблатт вовсе не был безупречен, но способность переоценивать собственные поступки и менять принятые ранее решения позволяла забыть о проблемах, которые порой доставлял окружающим сложный характер старого мага.
– Конечно, мастер, – кивнул Весельчак. – Что будем проходить сегодня?
– На повестке дня – заклинания Школы вызова, – прокашлявшись, ответствовал Дорнблатт. – Магов, что полагаются в бою исключительно на ее приемы, традиционно считают лодырями, алчущими легких побед. Я лично так не считаю. Помощь призванных существ может в какой-то момент оказаться неоценимой.
– А что это за существа? – полюбопытствовал Борланд.
– Они могут быть самыми разными, – улыбнувшись и погладив бороду, сказал архимаг. – Начиная с обычных животных, которых маг переносит на поле битвы из близлежащего леса, и заканчивая кошмарными порождениями Бездны и Хаоса.
– Звучит не очень-то привлекательно, – настороженно произнес Борланд. – Это ведь, наверное, очень опасно?
– Без надлежащей подготовки – да, – кивнул седой волшебник. – Именно тому, как подчинить себе тех, кого ты будешь вызывать, я и собираюсь тебя сегодня научить. В самом-то вызове ничего сложного нет…
– Я готов, мастер, – решительно сказал Борланд. – Начинайте.
Дорнблатт подошел к возвышавшейся чуть поодаль каменной подставке для книг. Там лежало несколько свитков. Взяв один из них, архимаг протянул его Борланду:
– Для начала запомни это заклинание, – сказал Дорнблатт. – Будем действовать по восходящей, начиная с самых простых вещей. Ты держишь сейчас в руках формулу вызова обыкновенного дикого кабана.
«Не так уж они и просты, кабаны-то», – подумал Борланд. Он, проживший несколько лет в диких арканских лесах, хорошо знал, насколько опасны могут быть эти мрачные любители желудей.
– Я готов, мастер, – промолвил Борланд через несколько минут. – Вызвать хряка прямо сейчас?
– Если зверю будет нечем заняться, он попросту убежит, – лукаво улыбнувшись, сказал Дорнблатт, и эта его улыбка не предвещала ничего хорошего. – Мне вовсе не нужен здесь гадящий на пол и опрокидывающий мебель кабан. Подожди немного, я подберу для вас достойную компанию. Сейчас…
Направив волшебную палочку в дальний конец залы, архимаг выкрикнул несколько слов – разумеется, одно из заклятий вызова. Там, куда он указывал, вспучились над полом два черных облака – то ли дыма, то ли густой пыли, а может, привычной для таких мест осязаемой темноты…
Когда облака рассеялись, Борланд увидел тех, кого Дорнблатт подразумевал под «достойной компанией»: двух здоровенных лесных троллей. Даже более крупных, чем тот, которого Весельчак не так давно прикончил в Артолийском лесу. Каждый монстр был вооружен громадной обоюдоострой секирой.
– Ну что ж, – сказал Дорнблатт, медленно поднимаясь в воздух, – теперь можешь вызывать свой боевой окорок.
Борланду сейчас было не до шуток. Он уже успел убедиться, что его тренировки проходят в условиях, максимально приближенных к реальности. Во время одного из прошлых занятий Весельчак сражался с призванной Дорнблаттом гигантской рогатой гадюкой. Змея тогда сумела оцарапать зубами его предплечье – как раз перед тем как Борланд, опутав гадину волшебными цепями, пронзил мечом ее мерзкую голову. Дорнблатт вполне мог предотвратить тот укус, но не сделал этого. Он лишь исцелил Борланда, с пеной у рта агонизировавшего на каменном полу. Память о сумасшедшей боли, пускай и длившейся всего несколько секунд, осталась с Весельчаком навсегда. Борланд знал: малейшая оплошность – и тролли оттяпают окорок ему самому. Дорнблатт, конечно, все поправит после – изгнав чудовищ, прирастив отрубленную конечность. Но разве же это повод подставляться под тролльи топоры?
Заметив в царившем вокруг полумраке движение – левитирующего Дорнблатта, – тролли в две глотки радостно рыкнули, перехватили поудобнее свое оружие и не спеша, вразвалку двинулись вперед. Заприметив же стоявшего внизу Борланда, лесные великаны сфокусировали внимание на нем…
Он тоже был сейчас – само внимание, сама готовность. Весельчак даже не заметил, как меч, выскользнув из ножен, оказался у него в руке. Словно клинок жил собственной жизнью и знал, в какую минуту помочь хозяину. Но одного меча было недостаточно, чтобы расправиться с двумя бредущими к Борланду горами мышц и ненависти. Тут и двух бывалых мечников не хватило бы. Впрочем, Борланд явился сюда не для того, чтобы похвастать перед Дорнблаттом своим мастерством фехтовальщика.
Левой рукой он указал на место, где должен был появиться вепрь, и произнес заклятие вызова. На полу комнаты возник светящийся круг, внутренняя поверхность которого была испещрена множеством мелких рун. В центре круга стоял, поводя из стороны в сторону низко опущенной головой, обросший жесткой щетиной клыкастый зверь. Дорнблатт, зависший на высоте пяти с половиной метров, одобрительно кивнул.
Последнее слово в заклятии являлось печатью контроля, которая делала призванное существо покорным воле зовущего, не позволяя ему вдруг развернуться и атаковать своего временного хозяина. Кроме того, Борланд в любой момент мог отправить дикую свинью обратно в лес – просто произнеся заклинание наоборот.
Наложенные на зверя чары помогли тому моментально разобраться, кто именно является врагом. С яростным хрюканьем вепрь понесся навстречу ближайшему из троллей.
Будь лесные гиганты чуточку поэмоциональнее, они, наверное, сейчас расхохотались бы. Борланд и сам сомневался в том, что клыки кабана смогут доставить серьезные неприятности троллю, чью шкуру не всяким мечом-то проткнешь. В сравнении с зеленокожим монстром вепрь казался глупой дворовой шавкой, рискнувшей накинуться на дюжего мужика. Казалось, тролль сейчас отбросит зверя в сторону простым пинком.
Атакованный вепрем великан, впрочем, решил поступить иначе. Не устранить кабана со своего пути, а сразу его уничтожить. Что ж, все вполне в манере этого дикого племени…
Кабан еще не добежал до тролля, а тот уже заносил для сокрушительного удара свое грозное оружие. Второй гигант на мгновение замер, прикидывая, должно быть, стоит ли ему вмешиваться. Решил не делать этого и продолжил движение вперед, устремив полный ненависти взгляд на Борланда.
Секира его напарника начала опускаться вниз. Попади тролль по вепрю – тот разделился бы на две продольные половинки: хоть сейчас тащи сдавать в коптильню. Борланд думал, что так и будет, и что Дорнблатт просто подшутил над ним, предложив столь несоразмерного с врагами помощника. Весельчак не подозревал, что вызванный кабан усилен чарами и ему вполне по силам тягаться с любым из этой парочки.
Вепрь ловко увернулся от удара: звон, раздавшийся при столкновении лезвия секиры с каменным полом, был просто оглушительным, а несколько плит мгновенно покрылись трещинами. Кабан же, продемонстрировав необыкновенную для своего веса прыть, стремительно развернулся на месте и сзади воткнул клыки в толстую голень тролля! И замотал головой, пытаясь повалить громадного лесовика.
Тролль заорал – больше, скорее, от злости, нежели от боли. Он крутился на месте и наугад тыкал своим топором назад и вниз, пытаясь поразить назойливую свинью. Кабан не отставал.
Собрат пострадавшего тролля не спешил выручать товарища. Он даже не обернулся, когда позади раздался исполненный ярости вопль. Поигрывая секирой, оставшийся в игре боец приближался к Борланду.
С этим врагом Весельчаку предстояло разбираться в одиночку. И он, конечно, не собирался ввязываться с исполином в драку: чересчур уж разнились их весовые категории и длина оружия. Перебросив меч в левую руку, ученик архимага запустил в тролля «тараном». В доли секунды сформировавшееся в воздухе рядом с его ладонью ледяное копье пролетело зеленокожему прямо в грудь. Тролль попытался защититься, прикрывшись боевой плоскостью топора. Но куда там – «ледяной таран», скользнув по кромке одного из лезвий – от звука, что раздался при этом, у Борланда заныли зубы, – и пробив обычный для лесных троллей кожаный доспех, погрузился в плоть чудовища. Тролль, застонав, выронил оружие и, схватившись за торчавшую из груди гигантскую сосульку, переломил ее пополам. Очутившимся в лапе обломком он тут же запустил в Борланда. Тот успел поставить защиту, и ледяной снаряд разлетелся на множество осколков. Некоторые из них чуть не попали в летавшего над схваткой Дорнблатта.
А вепрю тем временем удалось наконец повалить на пол второго зеленокожего. Он порядком излохматил ему клыками правую ногу, добравшись едва ли не до кости. Боль стала слишком сильной, чтобы чудовище могло продолжать ее игнорировать. Нелепо взмахнув руками – секира отлетела в сторону – и досадливо вскрикнув, тролль начал тяжело заваливаться назад. С удовольствием наблюдая за этим, Борланд подумал, что монстр придавит своей тушей кабана, но этого не случилось. Вепрь успел вытащить клыки из развороченной голени тролля и отскочил в сторону.
Оба противника были теперь обезоружены и довольно серьезно ранены. Это произошло гораздо быстрее, чем рассчитывал Борланд. «Понятно теперь, почему магов, что слишком часто прибегают к вызову, называют лентяями», – подумал он, пряча так и не пригодившийся меч.
Тот из троллей, что еще держался на ногах, пытался выковырнуть из своей груди осколок льда – словно бы и не знал, что такое боль.
– Эй ты, придурок! – окликнул его Весельчак.
Тролль поднял голову. От ярости, боевого задора, даже от ненависти – в его взгляде не осталось ничего. Ужас застыл в глазах того, кто сам был вполне способен одним своим видом распугать огромную толпу.
На мгновение Борланду стало жаль монстра. Но жалость, идя на войну, принято вешать на гвоздь в самом дальнем углу своего дома. Единственный способ, которым Весельчак мог выразить охватившее его чувство, заключался в том, чтобы подарить лесовику легкую смерть.
Выпустив из предплечья смертоносный «водяной хлыст», Борланд размахнулся и точным ударом отделил от тела троллью голову. Та отлетела далеко в сторону, с глухим стуком упала на пол и откатилась к стене. Фонтан крови ударил из перерубленного горла. Ноги тролльей туши подломились, и через миг тренировочную залу сотряс гулкий удар еще одного падения.
Борланд обратил свой взор на оставшегося тролля. Увиденное ему не понравилось. Покуда Весельчак совершал свой «акт милосердия», кабан пытался зарезать клыками лежавшего на полу зеленокожего, метя ему то в живот, то в шею. Но тролль сумел-таки приподняться и отбил его атаки, более того – он изловил секача и сейчас, испуская яростные вопли, душил его обеими руками. Кабан хрипел и вырывался, но тролль, как и следовало ожидать, был гораздо сильнее. Ему понадобилось не так много времени, чтобы покончить с «боевым окороком» Борланда.
Правда, сделать что-либо сверх того великан был уже не в состоянии. Нанесенная вепрем рана не позволила бы ему не то что быстро передвигаться, а даже просто подняться на ноги. Тролль отшвырнул в сторону кабанью тушу и, тяжело дыша, исподлобья уставился на Борланда.
– Что же мне с тобой делать? – поглаживая подбородок, задумчиво произнес тот.
Разумеется, тролля нужно было убить. И Борланд думал сейчас лишь о том, каким способом это лучше осуществить.
Тут он вспомнил о заклинании, которое совершенно случайно узнал в Артолийском лесу. И решил блеснуть перед учителем познаниями, которых тот ему не давал.
– Арген-Гном! – выкрикнул Борланд, простирая руки в сторону массивной фигуры тролля.
На этот раз серебряных гномов было в два раза больше – видимо, потому, что сейчас Борланд провел атаку с обеих рук. Увидев, с кем им предстоит бороться, карлики выхватили крошечные мечи и, вереща, побежали к троллю. Тот даже не успел понять, что происходит: гномы в мгновение ока вскарабкались по его плечам на голову и принялись с огромной скоростью вонзать в нее свои казавшиеся игрушечными клинки. Меньше чем за минуту троллю нанесли больше тысячи ударов. Ни один из них по отдельности не причинил бы ему ни малейшего вреда, но в совокупности полученных ранений хватило, чтоб навсегда погасить пламя жизни зеленокожего лесного великана. Испустив предсмертный стон, тролль рухнул замертво. То было жуткое зрелище, но Борланд уже уяснил для себя: магия – это не только морозостойкие цветы, волшебные фонари и невероятно плодовитые куры.
Гномы, соскочив с тролльего трупа, вернулись к Борланду и сгрудились у его ног.
– Свободны, – сказал Весельчак.
Толпа карликов растворилась в воздухе.
– Браво! – провозгласил, спускаясь вниз, Дорнблатт. – Ты даже превзошел мои ожидания. Только… все ведь могло закончиться еще быстрее: маг способен вызывать больше, чем одного помощника.
– Я не знал этого, мастер.
– Но никто ведь не мешал тебе попробовать, верно? – рассмеялся Дорнблатт. – Вижу, ты пока еще продолжаешь мыслить, как воин. Впрочем, ты все же призвал кое-кого, кроме вепря. Что это были за существа?
– Серебряные гномы, – ответил Борланд и только потом уловил суть вопроса. – Как… вы разве не знали?