Кто в доме хозяйка? Хрусталева Ирина

5

– Вот, глянь-ка сюда, – сказала Екатерина Ильинична, показывая Олесе на фотографию в семейном альбоме. – Это вот моя мать, Софья Герасимовна.

– Герасимовна? Бедную собачку Муму, случайно, не ваш дедуля утопил? – хихикнул Валя, наворачивая колбасу за обе щеки.

– Сейчас ты у меня дождешься, мало не покажется! – предупредила Олеся друга.

– Уж и пошутить нельзя?

– Это моя мать, – терпеливо повторила старуха. – А вот это.... Посмотри, не догадываешься, кто это? – спросила она, пытливо глядя на девушку.

– Господи, такого не может быть! – ахнула та, внимательно разглядывая фотографию, на которой были изображены две молодые девушки. – Если бы этот снимок не был таким старым, и одежда... прическа... Эта девушка очень похожа на меня! Кто она?

– Это и есть Веда, твоя прабабка. И вы не просто похожи, у вас практически одно лицо, – ответила Екатерина Ильинична. – Они были подругами с моей матерью. Веда ни с кем дружбу не водила, никого к себе близко не подпускала, а вот с моей матерью они с детства подружками были, и так до самой смерти не разлей вода. Я имею в виду, до самой смерти моей матери, Веда пережила ее аж на двадцать пять лет. Потом, уж в наше время, был еще один молодой парень, к нему она тоже как-то по-особому относилась, многому учила, а в основном одиночество любила. Вы удивительно с ней похожи, детка, здесь даже никаких бумажек не нужно, чтоб родство доказать.

– А ну-ка, дайте и мне посмотреть, мне тоже интересно, – вклинился в разговор Валентин. – Ну надо же, действительно – одно лицо! – откровенно удивился он, посмотрев на фотографию. – А вот с такой прической, ма шер, ты еще симпатичней будешь, чем есть. Тебе, дорогая моя, срочно нужно менять имидж. Ходишь все время с распущенными волосами, как будто других причесок на свете не существует, – заметил молодой человек. – Вот, посмотри на свою прабабку, как хороша! Какая стать, а? А какой гордый подбородок и не менее гордый взгляд! Да Наташка Ростова ей в подметки не годится!

– А почему вы все время называете мою прабабку Ведой? – спросила девушка у Екатерины Ильиничны, не обращая внимания на треп своего неугомонного и чересчур болтливого друга. – Судя по документам, ее звали Олесей, как и меня.

– По документам, может, она и Олеся, а все называли ее Ведой, – ответила хозяйка. – А почему? Я могу тебе рассказать только то, что слышала от своей матери и видела сама, а вот за остальное не ручаюсь.

– А скажите, этот дом, который под номером двадцать, в нем есть что-то необычное? – снова влез в разговор Валентин. – Там, наверное, приведения живут, да? Мы, когда искали адрес, заметили странную реакцию людей, когда спрашивали их об этом доме.

– Валь, ну что ты такое городишь? – нахмурилась Олеся. – Я лично ничего подобного не заметила.

– А я заметил, и ничего я не горожу.

– А я нет!

– А я да!

– Перестаньте спорить, он прав, – неожиданно согласилась с молодым человеком Екатерина Ильинична. – Люди боятся этого дома и стараются обходить его стороной, особенно в последнее время.

– Слыхала? – радостно подпрыгнул Валентин. – А я что тебе говорил? Что значит – боятся? – сразу же сник он, когда до него дошел смысл последних слов Екатерины Ильиничны.

– То и значит, боятся, и все.

– Но почему? – нахмурилась Олеся. – Я еще не видела, какой он внутри, но снаружи....

– Да не в этом дело, – перебила девушку старуха. – Его внешний вид здесь совсем ни при чем.

– А что тогда при чем?

– Это долгая и давняя история, и я обязательно расскажу ее, но сначала тебе стоит сходить и поклониться ему, – очень серьезно проговорила женщина.

– Кому? – не поняла Олеся.

– Дому своих предков. Там до сих пор живет управляющий, он уже глубокий старик, и он ждет тебя.

– Меня?

– Да, тебя! Веда запретила ему умирать, пока ты не приедешь и не примешь наследство в свои руки.

– Ничего себе! – недоверчиво усмехнулся Валентин. – Как можно запретить кому-то умирать? Бред какой-то.

– Вам, молодым и современным людям, этого не понять, но, надеюсь, что со временем... в общем, сами все увидите и все поймете.

– Нет, что-то мне не очень нравятся все эти тайны мадридского двора, – проворчал Валентин. – И я уверен, что без нечистой силы здесь не обошлось.

– Хватит болтать чепуху! – осадила его Олеся. – А еще образованным человеком себя считаешь, историк, блин!

– А при чем здесь мое образование? Да, я историк, и... А сама-то ты что совсем недавно говорила? Что-то здесь не так! Что-то здесь не то! Что-то у меня все в клубочек свернулось! Чьи это слова, интересно, были, уж не Пушкина ли?

– Я совсем другое имела в виду, когда так говорила, а не чертовщину всякую, как ты сейчас, – не сдалась Олеся. – Надо же такую чушь придумать – нечистая сила!

– Не будем откладывать дела в долгий ящик, пойдем, я провожу тебя в твой дом, – обратилась старуха к девушке, резко перебив спор молодых людей.

– А как же я? Я тоже хочу пойти, – воскликнул Валентин.

– Ты ему доверяешь? – спросила Екатерина Ильинична у девушки.

– Что значит – доверяешь? – возмущенно подпрыгнул Валя. – Да мы с ней с детства, на одном горшке....

– Валь, успокойся, ради бога, – шикнула на друга Олеся. – Да, Екатерина Ильинична, я ему абсолютно доверяю, – улыбнулась она.

– Тогда пусть с нами идет, – милостиво разрешила та, вставая из-за стола и направляясь к двери.

Валентин с Олесей поторопились за хозяйкой, и, как только вышли на крыльцо, молодой человек остановился и с опаской оглядел двор.

– Мадам, а где ваш волкодав? – спросил он у старухи.

– Цезарь-то? В саду небось спит, где ж ему еще быть?! А ты, смотрю, соскучился по нему? Хочешь, позову? – усмехнулась Екатерина Ильинична.

– Нет-нет, пусть спит, не надо его беспокоить, – замахал руками Валя, пулей пролетая через двор к калитке. – Послеобеденный крепкий сон очень полезен для здоровья породистой собаки, – выдохнул он, в три секунды оказавшись по ту сторону забора.

– Сейчас пройдем к задней калитке, чтобы на территорию войти, – сказала Екатерина Ильинична. – Ворота сейчас всегда на замке, Тимофей его ни разу не открывал после смерти хозяйки.

– Тимофей – это тот самый управляющий, о котором вы говорили? – спросила Олеся.

– Да, он самый.

– И он совсем один в доме живет?

– Один как перст, – вздохнула женщина. – Никогда своей семьи не имел, хотя в дни его молодости много девок по нем сохло. Мать говорила, что красавцем он был знатным. Я-то его молодым совсем не помню, давно это было, да и маленькой я тогда была. Потом война началась, меня к тетке в далекую Сибирь отправили. Потом в городе учиться осталась, там же замуж вышла. Сюда-то я не очень часто приезжала, все некогда было, семья, дети. А совсем в отчий дом я вернулась шестнадцать лет назад, когда овдовела. Тимофей уж к тому времени пожилым человеком был.

– А почему же он остался один? Почему не женился?

– Всю жизнь твою прабабку любил, поэтому и не женился.

– А она?

– А что она? У нее муж был, потом сын родился, твой дед.

– Нет, я не то хотела спросить. Веда разве не знала, что Тимофей ее любит?

– Как не знать? Конечно знала! Такую любовь скрыть невозможно, про это весь поселок судачил. Все, как один, были уверены, что Веда Тимофея к себе присушила.

– Присушила? Как это?

– Ну, приворожила, значит, околдовала его.

– Что за предрассудки? Как можно кого-то околдовать, если никакого колдовства не существует в природе?

– Как знать? Как знать? – пожала старуха плечами. – Я за что купила, за то и продаю.

– А муж Веды тоже про эту любовь знал?

– Николай-то? Да, знал!

– И что?

– Он также очень хорошо знал свою жену, потому спокойно относился к этой любви. Веда никогда не давала повода для ревности и была верна своему мужу даже после его смерти.

– А он давно умер?

– Да, очень давно, почти сразу после войны, в конце сорок пятого года. Он же коммунистом был, и его послали куда-то под Мурманск, на восстановление их железной дороги. Климат там суровый, поэтому семью свою с собой он брать не стал, а оставил здесь. Да и куда было брать, когда они там сами, как каторжане, в бараках жили? Время было очень сложное, кругом разруха, голод да холод, чего уж там говорить. Обещал через полгода вернуться, а вместо него приехал человек и вручил его жене казенную бумагу. Мол, ваш муж умер, как настоящий коммунист, при исполнении гражданского долга.

– А от чего он умер?

– В той бумаге, естественно, ничего об этом написано не было. Только через год Веда нашла одного человека, который вместе с Николаем на той стройке работал, он ей все и рассказал. На самом деле твой прадед сильно простыл и заболел воспалением легких, а там ни врачей, ни лекарств, в общем, сгорел он как свечка за две недели. Это сейчас медицина уже научилась и более серьезные болезни лечить, а тогда простой пенициллин на вес золота был. Жене Николай ничего не стал о своей болезни писать, не хотел ее беспокоить, да и не собирался он умирать, думал, что выкарабкается, а вон как оно все вышло. Случись с ним эта болезнь здесь, Веда бы его в два счета на ноги поставила, а он был далеко. Моя мать рассказывала, что Веда вроде заранее знала, что больше не увидит своего мужа, когда он только собирался в дорогу. Даже просила его никуда не ездить, но, к сожалению, не мог он отказаться. Время тогда такое было, что, заикнись он только, что не хочет ехать, сразу бы врагом народа объявили да в тюрьму посадили. Вот так твоя прабабка и стала вдовой в сорок лет и замуж больше выходить не захотела. Хотя желающих взять ее в жены было больше, чем нужно, даже несмотря на то, что мужиков после войны очень мало осталось. Деду твоему тогда только-только десять лет исполнилось, и отца ему заменил Тимофей, он как раз с фронта вернулся. Учил мальчика на лошади ездить, из ружья стрелять, на лыжах ходить, на коньках стоять. Когда Сергей подрос, Тимофей стал брать его с собой на охоту да на рыбалку.

– Постойте, постойте, что-то я ничего не понимаю! – воскликнула Олеся. – Вы же сказали, что Веда больше замуж так и не вышла, и в то же время говорите, что Тимофей заменил моему деду отца.

– Да, заменил! Но почему ты решила, что ему для этого обязательно нужно было быть мужем Веды? Да, я не буду спорить, он бы этого очень хотел, и даже не раз пытался сделать твоей прабабке предложение, только напрасно все. Она лишь согласилась взять Тимофея в свой дом управляющим, – как ни крути, а без мужчины было трудно содержать хозяйство в должном порядке. Так он и этому был безмерно рад и счастлив, что может быть поближе к своей любимой и хоть чем-то быть для нее полезным. А к мальчишке он привязался, как к своему родному сыну, да это и неудивительно, ведь своей семьи у него не было, значит, и детей тоже.

– Ах, ма шер, какая драматическая и сентиментальная история, – воскликнул Валентин. – Я уже еле-еле сдерживаю слезы. Послушайте, любезная Екатерина Ильинична, а сколько же тогда сейчас этому Тимофею лет? – спохватился он. – Двести, что ли?

– Почему двести? – удивилась та.

– Ну, не двести, конечно, а... Вы сами посчитайте, если Веда умерла всего полгода назад, и было ей уже почти сто четыре года, а он до сих пор жив, и в молодости хотел на ней жениться, это значит, что ему сейчас... кошмар сколько натикало. Это же нереально!

– Тимофею девяносто лет недавно исполнилось, он на четырнадцать лет моложе Веды, так что арифметика не слишком сложная, и, как видишь, все реально, – пояснила женщина.

– Надо же, на целых четырнадцать лет моложе и так любил? – удивился Валя. – Молодых, что ли, было мало?

– Веда была удивительно хороша и всегда выглядела моложе своих лет, – ответила Екатерина Ильинична. – Даже уже перед самой смертью тот, кто видел ее впервые, и подумать не мог, что она переступила вековой рубеж, а уж про молодые годы и говорить нечего, необыкновенно была хороша, – повторила она.

– Да, здесь вы правы, она действительно была необыкновенно хороша, это видно даже на той старой фотографии, – согласился Валентин. – Леся, ты теперь понимаешь, почему все мужики вокруг стремятся затащить тебя в постель? – засмеялся он. – Порода, она ведь издали видна. Кстати, фамилия Лурье от кого тебе досталась? Не от прабабки, случайно?

– Нет, не от нее, фамилия к нам по мужской линии перешла. Дед мне рассказывал, что и отец его был Лурье, и дед Лурье, и прадед, и так далее, – ответила девушка. – По-моему, в четвертом или даже пятом колене у нас в роду был француз, Жан Жак Лурье, вот от него наш род и пошел.

– Все верно, Веда в девичестве была княжной Тишинской, а фамилию Лурье получила от супруга при замужестве, – подтвердила Екатерина Ильинична.

– Княжной? – удивился Валентин. – Ма шер, ты слышала? Твои предки были князьями.

– Да, я уже что-то слышала об этом от деда, – ответила Олеся. – Только так, как бы между прочим, он не любил об этом говорить. Больший акцент он делал на наши французские корни.

– Да, моя мать мне рассказывала, что у мужа Веды предок был французом, тот самый Жан Жак Лурье, – подтвердила Екатерина Ильинична. – Так вот, он был французским революционером, участвовал во взятии Бастилии и еще в чем-то там, не могу точно сказать. Давно об этом слышала, когда еще ребенком была, поэтому мало что помню. По рассказам матери знаю только, что Николай очень гордился своими революционными корнями и также с огромной гордостью носил фамилию Лурье.

– Да, дедушка тоже гордился нашей фамилией и очень часто мне говорил: «Олеся, старайся жить честно, чтобы никогда не запятнать фамилию Лурье, ее носили великие люди», – тихо проговорила девушка. – А сам обманывал меня всю мою сознательную жизнь. Вот и верь после этого людям! – тяжело вздохнула она. – А как же я могу верить, если даже родной дед... ай, да что там говорить?

– Это ты о чем? – спросила Екатерина Ильинична, внимательно посмотрев на Олесю. – Что тебе сделал твой родной дед, что ты так вот о нем говоришь?

– А то и сделал! Не поверите, но я узнала о существовании своей прабабушки всего три дня назад, когда случайно нашла документы у него в кабинете, – с возмущением ответила Олеся. – Я уже всю голову себе сломала, почему он так поступил. Почему никогда не говорил мне о ней? Она ведь была жива, здорова, и умерла всего полгода назад. А если бы я не нашла эти документы? Выходит, что я бы так никогда ничего и не узнала? Я, конечно, понимаю, что о покойных плохо не говорят, но ведь дед обманывал меня, и я, конечно, на него сердита. Что за странные тайны? Ничего не понимаю!

– Не сердись на своего деда, он наверняка не хотел тебя обманывать, – сказала Екатерина Ильинична.

– Как это не хотел? Что вы такое говорите?! Если бы он не хотел, то не обманывал бы, – возмущенно воскликнула Олеся. – А что же он тогда делал, по-вашему?

– Мне кажется, что он оберегал тебя. Наверное, хотел защитить таким образом.

– От чего меня нужно было защищать? Или от кого? – удивилась девушка.

– Трудно сказать от чего. Может быть, от твоей судьбы, от которой не убежишь и не скроешься? – загадочно улыбнулась Екатерина Ильинична.

– Что значат ваши слова? – насторожилась Олеся. – Я человек современный и во всякие там сказки о предначертанной заранее судьбе не верю. Человек сам делает свою судьбу, и какой она будет, плохой или хорошей, зависит только от него самого.

– Я не буду с тобой спорить, что-то доказывать и переубеждать, – снова улыбнулась старуха. – Жизнь сама все расставит по своим местам.

– И все же мне интересно, что означают ваши слова про судьбу? – настойчиво повторила Олеся свой вопрос. – Почему вы так сказали?

– Ты обязательно все узнаешь, девочка, только всему свое время. Не нужно торопиться, ты ведь не собираешься уезжать отсюда прямо сегодня?

– Не знаю, пока не думала об этом, – пожала плечами Олеся. – Мое решение будет зависеть от многих обстоятельств. Вдруг мне не понравится то, что я здесь увижу?

– Не волнуйся, обязательно понравится, ведь этот дом заговоренный, – загадочно улыбнулась Екатерина Ильинична. – В нем много таких тайн, которые тебе обязательно захочется разгадать.

– Ну вот, я так и знал – без чертовщины здесь точно не обошлось! – недовольно проворчал Валентин, сдвинув свои тщательно выщипанные брови к переносице. – Я тебя предупреждал, между прочим, а ты все про какой-то криминал толковала. Наверняка этот дом с привидениями, поэтому твой дед и не хотел для тебя такого наследства. А не отправиться ли нам обратно восвояси, ма шер? Не нравятся мне все эти загадки и тайны, хоть тресни. Не хватало еще в какую-нибудь секту попасть, это тебе почище любого криминала будет.

– Никакой секты здесь нет, успокойся, и привидений тоже, – засмеялась Екатерина Ильинична. – Просто я не могу всего объяснить и рассказать вот так с ходу и сразу. Сейчас придем в дом, встретитесь с Тимофеем, там все и узнаете.

– Ага, так я вам и поверил, сейчас войдем в дом, а вот выйти оттуда уже не сможем, – снова проворчал Валентин. – Всех впускать, никого не выпускать? Леся, мне кажется, что твое наследство никуда не убежит, и ты должна сюда приехать с представителями власти, а еще лучше с попом. Заодно и специалистов можно позвать, которые всякую нечисть отлавливают. Не просто же так люди этот дом стороной обходят? Значит, что-то здесь нечисто.

– Господи, Валя, прекрати, ради всего святого, нести всякую чушь! – одернула друга Олеся. – Только твоих дурацких выводов мне сейчас и не хватает. Я ничего и никого не боюсь, и тебе советую поступать так же. Топай давай и поменьше разглагольствуй.

– Ладно, будь по-твоему, только потом пеняй на себя и не говори, что я тебя не предупреждал, – огрызнулся тот, демонстративно отвернувшись от девушки. – И почему я такой честный и верный? Другой бы на моем месте давно уже пятками сверкал, улепетывая отсюда, а я, как дурак, тащусь за тобой.

– Перестань, все будет нормально, – засмеялась Олеся, хватая друга под руку. – Ты только посмотри, какая здесь красотища, какая природа, сколько зелени, сколько цветов!

– Что я, цветов, что ли, не видел? В Москве на каждом перекрестке палатки стоят, где ими торгуют, – проворчал он. – В крайнем случае, можно до кладбища прогуляться, чтобы вдоволь налюбоваться.

– Прекрати ворчать, как старик, лучше понюхай, какой здесь необыкновенный воздух, Валюша.

– Воздух действительно хорош, спорить не стану. Вот только ради этого сногсшибательного озона я все и терплю, – буркнул тот. – Если и придется здесь безвременно погибнуть, то хоть на чистом воздухе, среди полевых цветов, коров и бабочек. Милейшая Екатерина Ильинична, вы уж не поленитесь, черкните тогда моей маман записочку, я вам адресок оставлю, – обратился он к старухе.

– Непременно черкну, не переживай, – дала обещание та, трясясь от беззвучного смеха.

6

– Да-да, это она! Конечно она! – шептал Тимофей, разглядывая девушку старческими, подслеповатыми глазами. – Это дорогое мне лицо я никогда бы не перепутал ни с каким другим и узнал бы его из тысячи.

В комнате старика, в которой сидели гости, имелось лишь одно окно, да и то зашторенное, поэтому было здесь достаточно мрачно. В углу стояла кровать с резной спинкой, застеленная клетчатым пледом, а рядом с окном притулилась тумбочка. В другом углу возвышался старинный дубовый шкаф, а посередине стоял стол, за которым они все и разместились.

Тимофей протянул руку к волосам Олеси, спадающим темной волной на ее плечи, и медленно погладил их.

– Я знал, что Веда не может умереть, и ты тому подтверждение, – грустно улыбнулся он. – Добро пожаловать домой, девочка.

– Он что, сумасшедший? – шепотом спросил Валентин, наклонившись к уху Екатерины Ильиничны. – Вы слышите, что он говорит? Я так понимаю, он думает, что Леся – это сама Веда?

– А ну цыц! Я прекрасно знаю, что это не Веда, и ты ошибаешься, я не сумасшедший, – прикрикнул старик, бросив строгий взгляд на Валентина.

– Надо же, вы только посмотрите, у него не уши, а локаторы, – восхищенно воскликнул тот. – Как это у вас выходит, мон ами? Может, поделитесь рецептом прочистки ушных раковин? У меня в них постоянно собирается сера, это так раздражает, просто кошмар! – томно вздохнул он, поиграв сережкой в мочке своего уха.

– Валя, прекрати немедленно хамить! – прикрикнула на друга Олеся. – Как ты смеешь разговаривать в подобном тоне с пожилым человеком?

– А что я такого грубого сказал-то? – откровенно растерялся тот. – Я и не думал хамить, наоборот, хотел....

– Пойдем, доченька, со мной, – велел Тимофей девушке, не обращая внимания на Валентина.

– Куда? – испуганно спросила та.

– В комнату твоей прабабки.

– Зачем?

– Мне нужно тебе кое-что передать от нее.

– А для этого обязательно куда-то идти? – спросила Олеся, не решаясь последовать за этим странным стариком.

– Не бойся меня, я тебя никогда не обижу, – ласково и немного загадочно улыбнулся тот. – Это очень важно, поверь.

– А можно со мной пойдут мой друг и Екатерина Ильинична?

– Значит, я не ошибся? Ты боишься меня?

– Есть немного, – откровенно призналась Олеся и смущенно улыбнулась. – Простите меня, пожалуйста, но я ничего не могу с собой поделать. Для меня все произошло как-то слишком странно и неожиданно. Я ничего не знала о своей прабабушке, а три дня назад вдруг увидела документ, из которого поняла, что она решила подарить мне этот дом. Решив поехать сюда, я не знала, что найду здесь и как все обернется. Мне просто было интересно посмотреть, где жили мои предки, хотела побольше узнать о своей прабабке, и вдруг этот красивый дом и вы... Мне нужно хоть немного времени, чтобы привыкнуть и осмотреться. Не обижайтесь на меня, очень прошу. Я знаю, что вы не причините мне зла, просто....

– Хорошо, хорошо, не нужно ничего больше говорить, я все понял. Жди меня здесь, я сейчас вернусь, – сказал Тимофей и торопливой, шаркающей походкой вышел из комнаты.

– Теперь я точно знаю, почему этот поселок называется Леший Брод, – проворчал Валентин, провожая старика настороженным взглядом. – Здесь же лешие запросто при всем честном народе бродят, и один только что выбродил за дверь прямо на моих изумленных глазах.

– Прекрати уже трещать, балабол несчастный! – строго посмотрела на него Олеся. – Что ты к нему привязался? Никакой он не леший, просто очень старый человек.

– Я и смотрю, ты позеленела вся, как поганка, когда увидела этого не лешего, а просто очень старого человека, – с сарказмом усмехнулся Валентин. – Скажи еще, что тебе совсем не страшно, и я завтра же пойду в военкомат и попрошу, чтобы меня обрили наголо и отправили в стройбат.

– Представляю тебя бритым и в стройбате, это было бы что-то нереально сногсшибательное, – засмеялась Олеся. – Да, Валь, в первые минуты, когда я увидела этого старика, я немного испугалась, а сейчас я уже ничего и никого не боюсь... почти, – откровенно призналась она. – Ты, случайно, не забыл, сколько Тимофею лет? Уже девяносто исполнилось, и я бы с удовольствием посмотрела, каким ты будешь в его годы.

– Я до его лет никогда не доживу, особенно при таких-то стрессах, как сегодня утром, – вздохнул Валентин. – Ах, какая несправедливая штука жизнь! Кто-то в море плещется сейчас, а я в этом Лешем Броду... Бреду... тьфу, блин, Броде заблудился!

– Не хотел – не ездил бы, я и без тебя прекрасно могла сюда добраться, – обиделась на друга Олеся.

– Представляю, что бы мне пришлось выслушать, если бы я вздумал отказаться, – ехидно прищурился тот. – С лингвистикой у тебя всегда были проблемы, а я человек культурный и впечатлительный, мои уши не выдержали бы такое напряжение.

– Я тебе это припомню, Кадушкин, – погрозила ему кулаком Олеся. – И не смей больше хамить Тимофею, иначе я не знаю, что с тобой сделаю. Он старый человек, и будь любезен проявлять уважение, хотя бы к его возрасту.

– Я ему не хамил, – не сдался Валя. – Ты прекрасно знаешь, что я не способен на это, у меня не то воспитание.

– А твои эти «уши-локаторы»? А твое «мон ами»?

– Но, ма шер, разве ты не знаешь....

– Я прекрасно знаю, что «мон ами» – это в переводе с французского – «мой друг», – перебила Валентина Олеся. – Но какой Тимофей тебе друг? Он почтенный старец, а ты с ним, как со своими... дружками в вашем клубе. И вообще, не смей его называть лешим!

– Но он...

– Не нужно ссориться, – остановила спорщиков Екатерина Ильинична. – Олеся права, Тимофей просто очень старый человек, который устал от жизни и с нетерпением ждал приезда наследницы, чтобы наконец уйти к своей любимой Веде.

– Как это? Он что, действительно по ее приказу так долго живет? – с недоверием спросил Валентин, моментально забыв о споре.

– Да, выходит, что так! Она обещала ему, что, как только приедет Олеся и он передаст ей все, что для нее оставлено, на следующий день он спокойно отойдет в мир иной.

– Да ладно? – недоверчиво усмехнулся Валентин. – Откуда она могла знать, что это произойдет именно на следующий день?

– Веда знала все, даже день и час своей собственной смерти.

– И что?

– Она умерла именно в то время, которое и предсказывала.

– Ну вот, что я говорил? Я так и знал, я чувствовал... А ты говоришь, не леший... Какой кошмар, я в конкретном шоке! – шептал молодой человек, затравленно оглядываясь по сторонам. – И мне до ужаса захотелось домой. Леся, дорогая моя, а тебе не кажется, что нам пора отсюда делать ножки?

– Не говори глупости, – отмахнулась та, с напряжением глядя на дверь, за которой скрылся Тимофей.

– Мне почему-то не кажется, что это глупости, – не сдался Валентин. – И если сейчас вон из того угла выплывет привидение с тыквой вместо головы, я совсем не удивлюсь... но тут же схвачу сердечную недостаточность, – держась за сердце, простонал он.

– Валя, хватит болтать чепуху! Не язык, а помело с моторчиком! – сморщилась девушка. – Ведешь себя, как маленький ребенок.

– Ах, ма шер, ты же знаешь, что я ничего не могу с собой поделать и всегда много болтаю, когда очень боюсь, – ответил тот, не переставая разглядывать темные углы комнаты. – Ааа... ик... оу... вон... ой, мама дорогая, я же говорил... я предупреждал, я так и знал, – начал нечленораздельно завывать он, таращась на два светящихся зеленых огонька почти под самым потолком. – Там барабашка, домовой, призрак, привидение, я умираю! – еле слышно прохрипел Валя, показывал в ту сторону дрожащей рукой и вращая выкатившимися из орбит глазами.

– Кадкин, может, хватит уже ерничать? От твоих дешевых шуточек у меня уши вянут. Постыдился бы Екатерины Ильиничны, клоун недоделанный! – прикрикнула на друга Олеся. – Что с тобой? Ты чего блеешь, как овца? – И она проследила за его рукой и взглядом. – Ой, мамочки! – тут же взвизгнула девушка и подскочила на стуле, словно подстреленная.

– Да успокойтесь вы оба, – усмехнулась Екатерина Ильинична. – Чего так всполошились-то? Это же Василий на шкафу сидит.

– В этом доме разве стульев для гостей не хватает, что шкафы в ход идут? – дрожащим голосом спросил Валя. – Здесь все такие ненормальные, или это у меня крыша едет? Леся, дорогая, мне кажется, чтобы домчаться до канадской границы минут за пятнадцать, бензина нам вполне хватит.

– Что за Василий? – судорожно выдохнула девушка, повернувшись к старухе и не обращая внимания на слова друга. – Кто он такой?

– Обыкновенный кот.

– Кот? Кот? – хором удивились Олеся с Валей.

– Ну да, кот Василий, – повторила Екатерина Ильинична. – Сидит себе спокойно на шкафу, а вы здесь такой крик подняли. Право слово – какие вы еще дети, – затряслась она от беззвучного смеха.

– А почему его не видно? Вон, только два огонька светятся, – спросил Валя, все еще с недоверием бросая взгляды под потолок.

– Потому что он черный, – ответила старуха, продолжая смеяться.

– Тьфу, тьфу, тьфу, изыди, нечисть, – брезгливо сморщился молодой человек и начал плеваться во все стороны. – Терпеть не могу черных котов, от них одни неприятности.

– Нельзя быть таким суеверным, это все предрассудки, и если в них верить, то и белый кот будет источником неприятностей, – нравоучительно произнесла Екатерина Ильинична, вытирая с глаз выступившие от смеха слезы. – А Василий – очень спокойное и дружелюбное животное, если его не обижать, конечно.

Василий, как будто поняв, что говорят о нем, спрыгнул со шкафа прямо на стол и подошел к Валентину на мягких, бесшумных лапах. Он выгнул спину и потерся о его плечо.

– Фу, какой ужас! – брезгливо сморщился тот. – А ну брысь от меня немедленно, – прикрикнул он на кота. – Сначала напугал до приступа эпилепсии, а теперь подлизывается! Ишь, еще и мурлыкать мне здесь вздумал! Меня этим не возьмешь, я все равно черный цвет терпеть не могу.

– Какой красивый, – улыбнулась Олеся и погладила Василия по спинке. – Вы только послушайте, он и правда мурлычет, да как громко!

– Вася сам к порогу дома пришел, он тогда еще совсем маленьким котенком был, – с улыбкой глядя на кота, сказала Екатерина Ильинична. – Весь облезлый, шелудивый, мокрый и ужасно голодный. Весна тогда была, еще холодно вечерами было, да еще и дождик тогда шел. Веда в окно увидела это жалкое, продрогшее существо, пожалела и взяла в дом. Искупала, отогрела, откормила. Вон какой котище вырос, в этом году ему уже шесть лет будет. Он за Ведой по пятам везде ходил, а когда она умерла, тоже из дома ушел. Месяца два, наверное, где-то скитался, а потом вернулся и остался с Тимофеем.

– Рыбак рыбака, – снова проворчал Валя, отмахиваясь от назойливого хвоста Василия, который так и норовил задеть его щеку. – Леший и черный кот – команда что надо. Нет, вот что он ко мне привязался, а? Я кому сказал, брысь от меня! – снова прикрикнул он на кота.

– Мне кажется, что Василий к тебе неровно дышит, поэтому и трется возле тебя. Ты только посмотри, какими влюбленными глазами он на тебя смотрит, – засмеялась Олеся. – Ты ему явно очень понравился.

– Зато он мне – категорически нет, – огрызнулся Валентин. – А ну, отвали от меня немедленно, нечистая сила! – снова прикрикнул он на кота, но тот настойчиво делал вид, что не слышит. Василий упрямо подставлял молодому человеку свою спинку, чтобы тот ее погладил.

В это самое время вернулся Тимофей, и Валентин не посмел при нем схватить кота за шкирку и сбросить со стола, что уже намеривался сделать.

– Хороший котик, какой ласковый, черненький, красивый, – просюсюкал он, изображая подобие улыбки.

– Вот возьми, это теперь твое, – проговорил тем временем Тимофей, протягивая Олесе деревянную шкатулку, похожую на небольшой сундучок.

– Ого, Леся, дорогая моя, там наверняка фамильные драгоценности вашей семейки, – возбужденно воскликнул Валентин, проворно подбегая к девушке. – Ой, как интересно, мне здесь уже начинает нравиться. Ну, чего ты замерла-то, как сфинкс? От радости в зобу дыханье сперло? – засмеялся он. – Давай, давай, открывай быстрее, не томи душу.

– А ну цыц! – прикрикнул на него старик. – Не тебе это оставлено, не тебе и смотреть.

– Почему это? – откровенно обиделся Валя, и его губы предательски задрожали. – Мне тоже хочется все увидеть собственными глазами.

– Как хочется, так и перехочется! – сурово нахмурился старик. – Ишь, какой любопытный выискался тут! Не для всяких глаз это предназначено, так что охолони, любезный. А ты, девонька, иди вот за эту дверь, пройдешь по коридору до самого конца, там справа увидишь еще одну дверь, за ней находится спальня Веды, – снова обратился он к Олесе. – Сядь там в тишине, открой шкатулку и спокойно все посмотри. Если вдруг тебе что-то непонятно будет, я постараюсь разъяснить, что в моих силах, конечно. Веда была загадочной женщиной, поэтому даже мне говорила далеко не все.

– А разве это нельзя сделать здесь? Ну, я имею в виду открыть ее и посмотреть, – спросила девушка, растерянно переводя взгляд со старика на шкатулку, не смея взять ее в руки.

– Можно, конечно, но будет лучше, если тебе никто не будет мешать. Ты должна посмотреть все как следует, не спеша. Ступай, ступай, девочка, не бойся, здесь ты у себя дома.

– А вы?

– А мы сейчас с Ильиничной самоварчик организуем, посидим, почаевничаем да поговорим. Твоего друга тоже чаем напоим, не переживай, – добавил Тимофей, когда увидел нерешительность девушки.

– Вот спасибо, осчастливил до невозможности! – фыркнул Валя и демонстративно отвернулся, показывая этим, как его сильно обидели. Увидев кота Василия на полу, он злорадно прищурился и уже нацелился на его хвост, чтобы прищемить своим ботинком, но промахнулся. Кот бесшумно и очень быстро юркнул в щель приоткрытой двери. – Ничего, я до тебя все равно доберусь, – пообещал ему вслед Валентин.

– Вы меня простите и не обижайтесь, но мне бы хотелось, чтобы Валя пошел вместе со мной, мне так будет спокойнее, – виновато улыбнулась Олеся старику. – Он мой верный друг, с самого детства, и у меня нет от него секретов.

– Вот именно, – моментально взбодрился молодой человек и, выпятив грудь колесом, принял позу петуха, вошедшего в курятник. – У Леси нет от меня секретов, и никогда не было... с детства.

– Ну ладно, поступай, как знаешь, тебе, наверное, видней, – кивнул головой Тимофей. – Раз ты так решила, значит, так тому и быть. Идите вдвоем, а мы с Ильиничной не будем вам мешать, здесь посидим, подождем. Ну, что же ты стоишь? На, бери, теперь это принадлежит тебе по праву, – добавил он и осторожно положил на колени девушки заветную шкатулку. – Ключ, который ее открывает, ты найдешь в верхнем ящике бюро, что стоит в комнате Веды. Ступайте с Богом!

7

– Валя, может быть, ты прекратишь прыгать вокруг меня, как горный козел? – со смехом спросила Олеся. – Наберись терпения, сейчас придем на место, и тогда все увидишь.

– Давай лучше я понесу шкатулку, – предложил Валентин, не переставая нарезать круги вокруг девушки.

Он подбегал к ней то с одного боку, то с другого, то забегал вперед и, заглядывая ей в глаза, пятился задом. – Ну, давай лучше я ее понесу, ну пожалуйста!

– Отстань, я и сама справлюсь, – в очередной раз отмахнулась девушка.

– А вот и не справишься, ты же ужасно неаккуратная, у тебя все из рук валится. Можешь запросто уронить шкатулку и все драгоценности попортить. Разобьешь какой-нибудь бриллиант в сто двадцать карат или изумруды поцарапаешь.

– Бриллиант невозможно просто так разбить, на то он и бриллиант, – усмехнулась Олеся. – Насколько мне известно, их распиливают. И вообще, Валя, с чего ты вдруг взял, что в этой шкатулке лежат драгоценности?

– А что же там еще может быть, дорогая моя? – округлил Валя свои и без того круглые глаза. – Конечно драгоценности, изумруды, бриллианты, сапфиры, алмазы... и все это великолепие обрамлено червонным золотом самой высшей пробы, – мечтательно вздохнул он. – У меня прямо слюнки текут от предвкушения. Надеюсь, ты мне дашь их на себя примерить?

– Я тебе не только примерить, я тебе даже поносить дала бы, будь твои фантазии реальностью, – засмеялась Олеся.

– Никакие не фантазии, вот увидишь. Ай да прабабуля, ай да молодец, как о своей правнучке позаботилась! Слушай, Леська, тебе ведь теперь и на работу устраиваться совсем не обязательно, – оживился Валентин. – Будешь, как барыня старорежимная, жить, и не тужить. На мягких перинах валяться и шелухой от семечек в потолок плевать. Будешь пряники печатные заглатывать да заморским вином их захлебывать, вот кайф! Надеюсь, ты меня к себе хоть сторожем пристроишь, а? Мне много не надо, пяти штук евро в месяц вполне достаточно, и тогда я буду сторожить твой дом похлеще того Цезаря. Ты не смотри, что я такой худой и нежный, когда надо, я о-го-го какой решительный.

– Валь, если ты сию минуту не заткнешься, я за себя не ручаюсь, – трясясь от смеха, предупредила Олеся друга. – У меня уже челюсть болит, так устала смеяться. У тебя, случайно, на языке типун еще не вскочил? Кажется, мы пришли, – резко остановилась она у двери.