Колдун и кристалл Кинг Стивен

4

Примерно через неделю после званого обеда и тех ужасных слов, что бросил ей в лицо Диаборн, у дома, в котором жили Сюзан и тетя Корделия, появился слабоумный служка из «Приюта путников», Шими, как все его называли. Он принес большой букет, в основном из луговых цветов, которые росли на Спуске, с несколькими алыми вкраплениями диких роз. Широко улыбаясь, юноша отворил калитку, не дожидаясь приглашения войти.

Сюзан как раз подметала дорожку, а тетя Корделия возилась в саду: в последние дни они почитали за лучшее держаться друг от друга подальше.

Сюзан смотрела на приближающегося Шими с удивлением и ужасом. А над букетом сияла его улыбка.

— Добрый день, Сюзан Дельгадо, дочь Пата, — радостно поздоровался Шими. — Я пришел к тебе с поручением и извиняюсь, если в чем-то помешал, да, потому что я вечно всем мешаю и знаю это не хуже других. Это тебе. Вот.

— Сюзан? — раздался из-за угла голос тети Корд… приближающийся голос. — Сюзан, вроде бы скрипнула калитка?

— Да, тетя! — ответила Сюзан. Черт бы побрал острый слух тети Корд! Сюзан выхватила конверт, торчащий между флоксов и маргариток. Он тут же исчез в кармане ее платья.

— Они от моего третьего лучшего друга, — пояснил Шими. — Теперь у меня трое разных друзей. Вот сколько. — Он поднял два пальца, нахмурился, добавил еще два и вновь улыбнулся во весь рот. — Артур Хит мой первый лучший друг, Дик Стокуорт — мой второй лучший друг. Мой третий лучший друг…

— Ш-ш-ш! — яростно прошипела Сюзан, отчего улыбка Шими сразу поблекла. — Ни слова о трех твоих друзьях.

Кровь бросилась ей в лицо, раскрасив щеки, а потом ушла вниз, сначала на шею, потом в ноги. В прошедшие дни в Хэмбри много говорили о трех новых друзьях Шими, собственно, не говорили ни о чем другом. Истории она слышала фантастические, но если они не соответствовали действительности, почему варианты, которые излагали многочисленные свидетели, расходились только в мелких деталях?

Сюзан все еще пыталась прийти в себя, когда из-за угла выплыла тетя Корд. Увидев ее, Шими отступил на шаг, недоумение на его лице сменилось растерянностью. Пчелиные укусы вызывали у Корделии аллергию, поэтому от полей соломенного сомбреро до подола старого халата она закуталась в марлю, отчего стала похожа на призрак. Да еще держала в руке запачканный грязью секатор.

Увидев букет, Корделия устремилась к нему с секатором наперевес. Подойдя к племяннице, сунула секатор за пояс (как показалось Сюзан, с большой неохотой), раздвинула марлю у лица.

— Кто тебе их послал?

— Не знаю, тетя. — Голос Сюзан звучал спокойно, а вот сердце билось отчаянно. — Этот молодой человек из гостиницы…

— Гостиницы! — фыркнула тетя Корд.

— Он вроде бы не знает, кто его послал, — продолжила Сюзан. Если бы только она могла избавиться от него! — Он, ну, полагаю, ты скажешь…

— Он — дурак: да, я это знаю, — тетя Корд раздраженно глянула на Сюзан, вновь повернулась к Шими. Глядя ему в лицо, прокричала: — КТО… ПРИСЛАЛ… ЭТИ… ЦВЕТЫ… МОЛОДОЙ… ЧЕЛОВЕК?

Края марли, которые она недавно раздвинула, вновь сошлись перед ее лицом. Шими отступил еще на шаг. В его глазах застыл страх.

— МОЖЕТ… БУКЕТ… ОТ… КОГО-ТО… ИЗ… ДОМА… НА… НАБЕРЕЖНОЙ?.. ОТ… МЭРА… ТОРИНА?.. СКАЖИ… МНЕ… И… Я… ДАМ… ТЕБЕ… ПЕННИ!

У Сюзан упало сердце, она не сомневалась, что он скажет, у него не хватило бы мозгов, чтобы понять, какую беду он на нее навлечет. И на Уилла.

Но Шими только покачал головой.

— Не помню. У меня вместо мозгов опилки, сэй. Стенли говорит, что я недоумок.

Он вновь заулыбался, демонстрируя великолепные, белоснежные ровные зубы. Тетя Корд скорчила гримаску.

— Болван! Тогда уходи. Возвращайся в город… нечего тут болтаться, ничего тебе не обломится. Если ты ничего не помнишь, пенни ты не заслуживаешь! И больше не появляйся здесь, кто бы ни просил тебя отнести цветы для молодой сэй. Ты меня слышишь?

Шими энергично закивал. А потом внезапно спросил:

— Сэй?

Тетя Корд сурово глянула на него. Вертикальная морщина над переносицей стала глубже.

— Почему вы покрыты паутиной, сэй?

— Убирайся отсюда, наглец! — заорала тетя Корд. Если она хотела, то умела возвысить голос.

Шими аж подпрыгнул и скоренько ретировался. Когда тетя Корд убедилась, что он идет по Главной улице к центру города и не собирается возвращаться к их дому в надежде на чаевые, она повернулась к Сюзан:

— Поставь цветы в воду, пока они не засохли, мисс Юная Красавица. Не стой столбом, гадая, кто этот таинственный воздыхатель.

Потом тетя Корд улыбнулась. Настоящей улыбкой. Более всего Сюзан обижало, сбивало с толку осознание того, что тетя Корд не какая-то старая карга, не ведьма вроде Риа с Кооса. Не чудовище, а всего лишь старая дева, жаждущая признания в обществе, обожающая золото и серебро, опасающаяся остаться наедине с миром без гроша в кармане.

— Для таких, как мы, милая Сюзи, — говорила она искренне, — лучше заниматься домашними делами, а мечты оставить тем, кто может себе это позволить.

5

Сюзан не сомневалась, что цветы от Уилла, и не ошиблась. Записку писала крепкая и уверенная рука.

Дорогая Сюзан Дельгадо!

В тот вечер я наговорил лишнего и прошу извинить меня. Могу я увидеться с тобой и поговорить? Наедине.

Вопрос очень важный. Если ты согласна повидаться со мной, отправь записку с юношей, который принес цветы.

Ему можно доверять.

Уилл Диаборн

Вопрос очень важный. Подчеркнуто. Ей не терпелось узнать, что же для него так важно, но она одернула себя: не делай глупостей. Может, он попытается воспользоваться ее доверчивостью… а если так, на кого возложат вину? Кто говорил с ним, ехал на его лошади, демонстрировал ему свои ножки? Кто клал руки ему на плечи и целовал в губы?

При этой мысли щеки и лоб вспыхнули, а пах обдало жаром. Она не могла сказать, что сожалеет о том поцелуе, но, сожалей не сожалей, это была ошибка. А вновь увидеться с ним — ошибка куда более грубая.

Однако она жаждала новой встречи и в глубине души уже знала, что готова простить его. Но она дала слово.

Согласилась стать наложницей Торина.

Ночью она лежала без сна, ворочаясь с боку на бок, поначалу думая, что избрала верный путь, наиболее достойный, не реагировать на его просьбу… потом появились другие мысли… более фривольные, подталкивающие к авантюре.

Услышав, как колокол отбил полночь, возвещая о завершении одного дня и приходе следующего, Сюзан решила, что с нее довольно. Вскочила с кровати, подкралась к двери, приоткрыла ее, высунулась в коридор. Услышав сладкое посапывание тети Корд, закрыла дверь, подошла к столу у окна, зажгла лампу. Достала из верхнего ящика лист бумаги, разорвала пополам (в Хэмбри бумага ценилась чуть ли не наравне с породистыми лошадьми), затем быстро написала несколько слов, чувствуя, что малейшее колебание выльется в несколько часов нерешительности. Подписываться она не рискнула.

Я не могу встречаться с тобой.

Это неприлично.

Она несколько раз сложила листок, задула лампу, вернулась в постель, сунула записку под подушку. И через две минуты уже спала. Наутро, отправившись в город за покупками, она завернула в «Приют путников», который в одиннадцать часов напоминал путника, умершего на дороге не своей смертью.

Шими она нашла во дворе салуна, квадратном участке утоптанной земли. Он катил тачку вдоль коновязи и собирал оставшийся с вечером конский навоз. На голову он надел смешное розовое сомбреро и пел «Золотые шлепанцы». Сюзан сомневалась, что хоть кто-то из завсегдатаев «Приюта» поднимался по утрам в столь хорошем настроении… но, с другой стороны, с головой у него было не очень.

Сюзан огляделась, дабы убедиться, что на нее никто не смотрит, подошла к Шими, похлопала по плечу. На его лице отразился испуг, и Сюзан это не удивило… если верить тому, что она слышала, Дипейп, приятель Джонаса, едва не убил беднягу за то, что тот обрызгал его сапоги.

И тут же Шими узнал ее.

— Привет, Сюзан Дельгадо с окраины города, — поздоровался он. — Доброго тебе дня, сэй.

Он поклонился, на удивление точно сымитировав поклон Внутренних феодов, которому научился от своих новых друзей. Улыбнувшись в ответ, Сюзан сделала реверанс (в город она пошла в джинсах, поэтому вместо юбки ухватилась за воздух, но женщины Меджиса привыкли к тому, что юбки на них воображаемые).

— Видишь мои цветы, сэй? — Он указал на некрашеную стену «Приюта». То, что она там увидела, глубоко тронуло Сюзан: полоска земли, засаженная незабудками. Они смело покачивались под легким ветерком, единственное светлое пятно в этом грязном загаженном дворе, примыкающем к обшарпанному борделю.

— Ты их вырастил, Шими?

— Да, я. А мистер Артур Хит из Гилеада обещал прислать мне желтые.

— Никогда не видела желтых незабудок.

— Да, я тоже не видел, но мистер Артур Хит говорит, что в Гилеаде они есть. — Лицо его стало серьезным, лопату он держал наперевес, как солдат держит винтовку или пику. — Мистер Артур Хит спас мне жизнь. Для него я готов на все.

— Правда, Шими?

— Кроме того, у него есть дозорный! Это птичий череп! И знаешь, как я смеюсь, когда он притворяется, будто разговаривает с ним? До колик в животе, просто сгибаюсь пополам.

Сюзан вновь огляделась, чтобы убедиться, что никто за ними не наблюдает (за исключением тотемов по другую сторону улицы, достала из кармана джинсов сложенную в несколько раз записку.

— Ты сможешь передать вот это мистеру Диаборну? От меня. Он тоже твой друг, не так ли?

— Уилл? Да! — Шими взял записку и аккуратно засунул ее в карман.

— И никому не говори.

— Ш-ш-ш-ш! — согласился он и прижал палец к губам. Его глаза округлились под смешной розовой женской шляпкой. — Как в тот раз, когда я принес тебе цветы. Никому!

— Правильно, никому. Доброго тебе дня, Шими.

— И тебе, Сюзан Дельгадо.

Он вновь принялся собирать конский навоз. Сюзан все смотрела на него, внезапно ей стало не по себе. Теперь, когда записка перекочевала в карман Шими, ее так и подмывало забрать ее, зачеркнуть написанное и пообещать встретиться с Уиллом. Как же ей захотелось вновь увидеть его синие глаза, не отрывающиеся от ее лица.

Но тут другой приятель Джонаса, тот, что всегда носил плащ, вышел из продовольственного магазина. Ее он не видел, смотрел под ноги и сворачивал сигарету, но Сюзан решила не испытывать судьбу. Рейнолдс скажет Джонасу, Джонас (только этого и не хватало) — тете Корд. А если тетя Корд услышит, что она общается с парнем, который приносил ей цветы, вопросов не избежать. Тех самых, отвечать на которые ей ой как не хотелось.

6

Все это уже в прошлом, Сюзан… вода, которая утекла под мостом. Лучше не думать о том, чего не вернуть.

Она остановила Пилона, окинула взглядом пасущихся на Спуске лошадей. Что-то их очень уж много.

Но о лошадях подумать не удалось. Мысли ее вновь возвратились к Уиллу Диаборну.

Ну до чего же ей не повезло! Если бы не эта случайная встреча по пути с Кооса, она примирилась бы с неизбежным… девушка она практичная, в конце концов, а обещание есть обещание. Уж конечно, она не стала бы рвать на себе волосы из-за потери девственности, а перспектива выносить и родить ребеночка вдохновляла.

Но Уилл Диаборн все переменил: он проник в ее голову и поселился там, жилец, не прислушивающийся к просьбам хозяйки освободить помещение. Слова, которые он бросил ей в лицо во время танца, по-прежнему звучали в ушах, хотя она их и ненавидела. Такие жестокие, высокомерные… но разве не правдивые? И Риа видела Харта Торина насквозь, теперь Сюзан в этом нисколько не сомневалась. Насчет сладострастности мэра ведьма нисколько не ошибалась. Неприятная мысль, но никуда от нее не уйти.

Именно Уилл Черт-Бы-Тебя-Побрал Диаборн стал причиной того, что она уже не могла со смирением принять уготованное ей судьбой, он завлек ее в спор, в котором едва слышался ее слабенький голос, он являлся к ней в снах… в снах, где обнимал ее и целовал, целовал, целовал…

Сюзан спешилась и пошла вниз по пологому склону, зажав поводья в руке. Пилон с готовностью последовал за ней, а когда она остановилась, чтобы посмотреть на синее марево на юго-западе, наклонил голову и вновь начал щипать травку.

Она решила, что ей все-таки необходимо еще раз встретиться с Уиллом Диаборном, хотя бы для того, чтобы дать шанс врожденной практичности восстановить свой контроль над разумом и сердцем. Увидеть его наяву, таким, каков он есть на самом деле. Не того Диаборна, которого рисовало ее воображение, который являлся к ней в горячечных снах. Как только она это сделает, все встанет на свои места и жизнь вернется в привычное русло. Может, именно поэтому она выбрала для прогулки этот участок Спуска… как вчера, и позавчера, и днем раньше. Его здесь видели. Об этом она услышала на нижнем рынке.

Она отвернулась от Спуска, внезапно почувствовав, что сейчас он появится, словно ее мысли позвали его… или ее ка.

Но увидела Сюзан лишь синее небо да низкие холмы, силуэт которых напоминал линию ноги, бедра, талии женщины, лежащей на боку в кровати. Горькое разочарование охватило ее. Горечь эту она почувствовала даже во рту, словно его набили мокрыми чайными листочками.

Сюзан шагнула к Пилону, решив вернуться домой и извиниться перед теткой. И чем быстрее, тем лучше. Уже вставила ногу в стремя, и тут из-за горизонта вынырнул всадник, на том самом месте, где изгиб холмов казался ей женским бедром. Она видела лишь силуэт, но все равно сразу узнала его.

Беги! — приказала она себе: ее охватила паника. На коня и в галоп! Быстро! Прежде чем случится что-то ужасное… прежде чем ка, если это действительно ка, налетит словно ураган и унесет тебя далеко-далеко!

Она не убежала. Стояла рядом с Пилоном и что-то зашептала ему, когда жеребец поднял голову и заржал, приветствуя спускающегося с холма гнедого мерина.

А потом Уилл оказался рядом. Сначала смотрел на нее сверху вниз, потом в одно мгновение спешился. На этот раз он не выставлял вперед ногу, упираясь каблуком в землю, не кланялся. Просто пристально смотрел на нее, без тени улыбки на лице.

Их взгляды встретились, Роланда из Гилеада и Сюзан из Меджиса. Они стояли посреди раздолья Спуска, и она почувствовала, как в сердце у нее поднимается ураган. В равной мере желанный и пугающий.

7

— Доброе утро, Сюзан. Я так рад, что снова увидел тебя.

Она молчала, ждала и смотрела на него. Слышал ли он, как бьется ее сердце? Разумеется, нет. Это все романтические выдумки. Однако ее не оставляла мысль о том, что удары эти слышны в радиусе пятидесяти ярдов.

Уилл шагнул к ней. Она отступила на шаг, недоверчиво глядя на него. На мгновение он опустил голову, вновь посмотрел на нее, с решимостью в глазах.

— Я извиняюсь.

— Правда? — Голос ее звучал холодно.

— В тот вечер я обвинил тебя необоснованно.

Тут она разозлилась.

— Обоснованно или нет — мне без разницы. Меня задела несправедливость твоих слов. Очень обидела.

Слеза выкатилась из ее левого глаза и поползла по щеке. Значит, она еще не выплакала все слезы.

Она думала, что от ее слов его охватит стыд, но хотя на щеках и появился легкий румянец, глаза Уилла не отрывались от ее лица.

— Я влюбился в тебя. Вот почему сказал такое. Думаю, случилось это даже до того, как ты меня поцеловала.

Она засмеялась… но искренность его признания… смех звучал фальшиво даже для ее ушей.

— Мистер Диаборн…

— Уилл. Пожалуйста.

— Мистер Диаборн, — настойчиво повторила Сюзан, как учительница, что-то втолковывающая туповатому ученику, — это нелепо. После одной-единственной встречи? После одного поцелуя? Сестринского поцелуя? — Тут зарделась она, но быстро продолжила: — Такое случается в книгах, но в реальной жизни? Думаю, что нет.

Но глаза его по-прежнему вглядывались в ее, и в них она видела веские аргументы: романтичность натуры, накрепко впечатанная в гранит его практичности. Он принял любовь как жизненный факт, а не дуновение ветерка или цветок, и полагал, что теперь им обоим никуда от нее не деться.

— Я извиняюсь, — повторил он. Упрямство, звучащее в его голосе, раздражало, забавляло и пугало одновременно. — Я не прошу тебя ответить мне любовью, не поэтому я так говорил. Ты сказала, что положение у тебя деликатное… — Теперь он отвел глаза, оглядел Спуск, даже хохотнул. — Я назвал его дураком, не так ли? При тебе. Так кто в конце концов дурак?

Она улыбнулась. Не могла сдержаться.

— Ты также сказал, что, по слухам, он любит выпить и охоч до молоденьких девушек.

Роланд ударил себя по лбу ребром ладони. Если б нечто подобное проделал Артур Хит, его приятель, она бы подумала, что этот жест — насмешка. С Уиллом таких мыслей не возникло. Она видела, что ему сейчас не до шуток.

Они замолчали, но на этот раз молчание их не тяготило. Лошади, Быстрый и Пилон, бок о бок пощипывали травку. Будь мы лошадьми, все получилось бы куда проще, подумала Сюзан и едва не захихикала.

— Мистер Диаборн, вы понимаете, что мне пришлось согласиться на поставленные условия?

— Да. — Слово это он произнес с хэмбрийским выговором, отчего у Сюзан удивленно взлетели брови. — Это не насмешка. Просто… вошло в привычку.

— Кто рассказал тебе о моих делах?

— Сестра мэра.

— А, Корал. — Она скорчила гримаску и решила, что удивляться тут нечему. И потом, другие могли охарактеризовать положение, в котором она оказалась, куда более грубыми словами. К примеру, Джонас. Или Риа с Кооса. Лучше об этом не думать. — Тогда, если ты все понимаешь, если не собираешься просить меня ответить тебе… теми же чувствами, которые вроде бы испытываешь ты… почему мы сейчас разговариваем? Почему ты ищешь встречи со мной? Думаю, это может доставить тебе некоторые неудобства…

— Да, — кивнул он, — доставляет, и еще какие. Глядя на тебя, я боюсь потерять голову.

— Так, может, лучше не смотреть, не говорить, не думать! — Голос звучал резко, но при этом чуть дрожал. Как он посмел говорить ей такое, резать правду-матку прямо в глаза. — Почему ты послал мне букет и записку? Разве ты не понимал, какими мне это грозило неприятностями? Если б ты знал мою тетку! Она уже заводила разговор о тебе, а если бы нашла записку… или увидела нас вместе…

Она огляделась, чтобы удостовериться, что за ними не подсматривают. Нет, судя по всему, они одни. Он протянул руку, коснулся ее плеча. Она посмотрела на него, и он отдернул пальцы, словно положил их на что-то горячее.

— Я сказал все это, чтобы ты меня поняла. И точка. Причина моих чувств только во мне, ты не несешь за них никакой ответственности.

Но я несу, подумала Сюзан. Я его поцеловала. Думаю, на мне лежит немалая ответственность за все то, что мы оба чувствуем, Уилл.

— Я всем сердцем сожалею о том, что сказал тебе, когда мы танцевали. Ты меня прощаешь?

— Да, — ответила Сюзан, и если бы в этот момент он заключил ее в объятия, она бы не возражала, наплевав на последствия. Но он только сдернул с головы шляпу и церемонно поклонился. Ветерок в сердце стих.

— Спасибо-сэй.

— Не зови меня так. Ненавижу такое обращение. Мое имя — Сюзан.

— А ты будешь называть меня Уиллом?

Она кивнула.

— Хорошо. Сюзан, я хочу тебя кое о чем спросить… не как человек, который оскорбил тебя и обидел, потому что приревновал. Вопрос совсем из другой области. Можно?

— Да, конечно, — осторожно ответила она.

— Ты стоишь за Альянс?

Она вытаращилась на него, словно громом пораженная. Такого вопроса она никак не ожидала… но он пристально смотрел на нее, всем своим видом показывая: это не шутка.

— Я знаю, что ты и твои друзья должны пересчитать коров, ружья, копья, рыбацкие лодки и еще Бог знает что, но не думала, что вы будете пересчитывать и сторонников Альянса.

Она увидела мелькнувшее в его глазах удивление, в уголках рта появилась улыбка. С такой улыбкой он выглядел старше своих лет. Сюзан поначалу не поняла, что она такого сказала, потом догадалась, что поразило его: слово «вы» она произнесла даже не на хэмбрийском диалекте, а на архаичном, давно вышедшем из обихода языке. Она рассмеялась.

— Моя тетя обожает такие словечки[28]. Пользовался ими и мой отец. Все это идет от общества стариков, которые называют себя «Друзья».

— Я знаю. Это общество есть и в наших краях.

— Правда?

— Да. Если уж ты этого коснулась, мне тоже нравится, как они говорят. Слова звучат красиво.

— Только не в устах моей тетушки. — Сюзан вспомнила последнюю ссору из-за рубашки. — Отвечаю на твой вопрос, да… я за Альянс. Потому что за него стоял мой отец. Если же ты спросишь, очень ли мне дорог Альянс… Наверное, нет. В последнее время мы практически ничего не знаем о тамошних делах. До нас доходят только слухи и истории, которые приносят бродяги и торговцы. Теперь, когда нет железной дороги… — Она пожала плечами.

— Большинство простых людей, с кем я говорил, высказывают те же мысли. Однако твой мэр Торин…

— Он не мой мэр Торин, — пожалуй, слишком резко возразила Сюзан.

— Тем не менее мэр феода Торин предоставил в наше распоряжение все, что мы просили… и даже то, о чем не просили. Мне достаточно щелкнуть пальцами, и Кимба Раймер подбегает ко мне.

— Тогда не щелкай ими. — Сюзан инстинктивно огляделась. Попыталась улыбнуться, показать, что это шутка, но у нее не получилось.

— Горожане, рыбаки, фермеры, пастухи… все отзываются об Альянсе хорошо, но сдержанно. А вот мэр, канцлер, члены Ассоциации конезаводчиков, Ленджилл, Гарбер, Рен…

— Я их знаю, — оборвала его Сюзан.

— Тут энтузиазм просто не знает границ. Упомяни об Альянсе шерифу Эвери, и он разве что не пускается в пляс. На каждом ранчо нам предлагают выпить за Альянс из кружки с гербом Эльда.

— Выпить что? — подозрительно спросила она. — Пива? Эля? Грэфа?

— А также вина, виски и самогона. — На улыбку он не отреагировал. — Они словно хотят, чтобы мы забыли о данном нами обещании. Тебе это не кажется странным?

— Да, немного… а может, это всего лишь хэмбрийское гостеприимство. В здешних краях, если молодой человек заявляет, что он не пьет, люди постарше расценивают это как шутку.

— А их безудержное восхваление Альянса? Что ты можешь сказать по этому поводу?

— Странно все это.

И она говорила искренне. По своей работе Пат Дельгадо чуть ли не ежедневно виделся со многими землевладельцами и конезаводчиками. Он часто брал ее с собой, так что она их навидалась. И считала их более чем хладнокровными, сдержанными, себе на уме. Не могла она представить себе Джона Кройдона или Джейка Уайта, поднимающего кружку с гербом Артура из Эльда, чтобы произнести сентиментальный тост… особенно в разгар дня, когда работы непочатый край.

Уилл пожирал ее глазами, словно читал эти мысли.

— Но ты, наверное, не встречаешься с этими здоровяками так часто, как раньше, — вставил он. — Я хочу сказать, до того, как умер твой отец.

— Возможно… но разве ушастика-путаника можно научить говорить слова наоборот?

Теперь он улыбнулся во весь рот. И улыбка осветила его лицо. Боги, какой же он красивый!

— Думаю, что нет. Как кошку не научить менять свои любимые места. А Торин не говорит о нас… обо мне и моих друзьях… когда вы вдвоем? Или я не имею права задавать этот вопрос? Пожалуй, не имею.

— О чем речь. — Она вскинула голову, отчего коса закачалась из стороны в сторону. — Я же мало что понимаю в приличиях, о чем мне не так давно и напомнили. — Но она не испытала радости, увидев, как он опустил глаза и покраснел, хотя и ожидала именно такой реакции. Она знала девушек, которые обожали не только флиртовать, но и доводить своих кавалеров, однако себя к таковым не относила. И уж конечно, не хотела добивать его. Потому и продолжила тихим голосом: — В любом случае, наедине с ним я не бываю.

Ну и лгунья же ты, тут же подумала Сюзан, вспомнив, как Торин прихватил ее в коридоре после званого обеда, как впился в грудь, словно ребенок, дорвавшийся до шоколадного батончика, как сказал, что сгорает от нетерпения. Ох и лгунья.

— В любом случае, Уилл, мнение Харта о тебе и твоих друзьях вас не касается, не так ли? У вас есть работа, и это главное. Если он помогает вам, почему с благодарностью не принять его помощь?

— Потому что здесь что-то не так, — ответил он с такой серьезностью, что ей даже стало страшно.

— Не так? С мэром? С Ассоциацией конезаводчиков? О ком ты говоришь?

Он долго смотрел на нее, словно принимая важное решение.

— Я хочу довериться тебе, Сюзан.

— Не уверена, что твое доверие нужно мне больше, чем твоя любовь.

Он кивнул.

— Пока не уверена, но, чтобы выполнить порученное мне дело, я должен кому-то довериться. Можешь ты это понять?

Она заглянула ему в глаза, кивнула.

Он шагнул к ней, встал так близко, что она, казалось, ощущала тепло его кожи.

— Посмотри. — Он указал на склон, уходящий к морю. — Скажи, что ты видишь.

Она посмотрела. Пожала плечами.

— Спуск. Такой же, как всегда. — Она чуть улыбнулась. — И очень красивый. Он навсегда останется для меня самым лучшим местом в мире.

— Да, красиво, все так. А что еще ты видишь?

— Лебедей-лошадей. — Она вновь улыбнулась, показывая, что это шутка (так шутил еще ее отец), но ответной улыбки не дождалась. Он, конечно, красивый, очень смелый, если верить историям, гуляющим по городу, умный, но вот с чувством юмора у него не очень. Впрочем, это не самый плохой недостаток. Некоторые вот хватают девушек за грудь.

— Лошадей. Да. Но что мы можешь сказать насчет их числа? Ты всю жизнь видела лошадей на Спуске, и такой же эксперт в этом вопросе, как и любой конезаводчик.

— А ты им не доверяешь?

— Они дают нам все, что мы просим, и они дружелюбны, как собаки под обеденным столом, но… нет у меня к ним доверия.

— Однако ты доверяешь мне.

Он посмотрел в ее прекрасные и испуганные глаза, серые, еще не обесцвеченные бесконечной чередой дней.

— Я должен кому-то довериться, — повторил он.

Она опустила взор, словно он отверг ее. Он протянул руку, мягко подсунул пальцы под подбородок, поднял ей голову.

— Их всегда столько же? Хорошенько подумай!

Но теперь, когда он точно сформулировал вопрос, ответить на него она могла без запинки. Какое-то время она уже замечала перемены, но, растянутые во времени, они не привлекали особого внимания.

— Нет. Столько их быть не должно.

— А сколько должно? Больше или меньше?

Она помолчала. Глубоко вдохнула, шумно выдохнула.

— Их много. Слишком много.

Уилл Диаборн, сжав кулаки, вскинул руки, потряс ими. Его синие глаза сияли, как электрические лампочки, о которых рассказывал ей дед.

— Я это знал. Знал!

8

— Сколько здесь обычно бывает лошадей? — спросил он.

— Под нами? Или на всем Спуске?

— Под нами.

Она огляделась, не пытаясь пересчитать их по головам: все равно не получилось бы, только сбило со счета. Увидела Сюзан четыре табуна примерно по двадцать голов, медленно плывущих по зеленому лугу, точно так же как в небе парят птицы. И девять табунов поменьше, от восьми до четырех голов… несколько пар (они напомнили Сюзан влюбленных, но сегодня ей напоминало об этом все вокруг)… скачущих одиночек… несомненно, молодых жеребцов…

— Сто шестьдесят? — осторожно спросил он.

Она в изумлении воззрилась на него.

— Да. Сто шестьдесят. Именно это число я и хотела тебе назвать.

— А какую часть Спуска мы видим? Четверть? Треть?

— Гораздо меньше. — Она улыбнулась. — О чем ты и сам знаешь. Не больше одной шестой.

— Если на каждой шестой части пасется сто шестьдесят лошадей, всего выходит…

Она подождала, пока он скажет «девятьсот шестьдесят», а потом кивнула. Он опустил голову, а потом вскрикнул от неожиданности, когда Быстрый ткнулся мордой ему в поясницу. Сюзан поднесла руку ко рту, чтобы подавить смешок. По нетерпеливому взмаху руки, которым он оттолкнул лошадиную морду, она поняла, что ему сейчас не до веселья.

— А сколько лошадей в конюшнях, тренировочных лагерях, на различных работах?

— Одна на каждые три пасущиеся здесь. Приблизительно.

— То есть мы говорим о тысяче двухстах головах. Все лошади породистые, никаких мутантов.

Тут она бросила на него удивленный взгляд: