Колдун и кристалл Кинг Стивен

5

Роланда так энергично усаживали на лошадь, что он едва не свалился на землю с другой стороны… свалился бы, если б Дейв Холлис не поддержал его и не вставил сапог Роланда в стремя. При этом Дейв нервно улыбнулся стрелку.

— Мне очень жаль видеть тебя здесь, — сказал ему Роланд.

— И я сожалею о том, что я здесь, — ответил помощник шерифа. — Раз уж вы приехали убивать, лучше бы сделали это раньше. И твоему приятелю не следовало вести себя так нагло. Зря он оставил на месте преступления свою визитную карточку. — И Дейв мотнул головой в сторону Катберта.

Роланд и представить себе не мог, о чем толкует помощник шерифа Дейв, но особого значения это и не имело. В то, что они убийцы, не верил ни один из этих мужчин, включая Дейва. Хотя, полагал Роланд, по прошествии лет поверят и будут рассказывать об этом детям и внукам. О великом дне, когда они схватили предателей.

Стрелок коленями развернул Быстрого и оказался лицом к лицу с Джонасом. В зеленой шляпе скотовода, старом сером плаще, на широкогрудом жеребце, который стоял рядом с проселком, ведущим к Великому Тракту. У правого колена, в кожаном чехле, висела винтовка. Левую полу плаща Джонас отбросил, обнажив рукоятку револьвера. Его седые волосы, не расчесанные с утра, падали на плечи.

Он приподнял шляпу, приветствуя Роланда:

— Хвалю. Для тех, у кого только-только обсохло на губах молоко, вы отлично провели свою партию.

— Старик, — ответил ему Роланд, — ты зажился на этом свете.

Джонас улыбнулся:

— Ты бы это поправил, если бы мог, не так ли? Да, полагаю, поправил бы. — Он стрельнул взглядом на Ленджилла. — Забери их игрушки, Френ. Обрати внимание на ножи. Револьверы у них есть, хотя они их никому не показывали. Однако я знаю чуть больше, чем им хотелось бы. И не забудь про рогатку этого весельчака. Не так давно он чуть было не снес голову Рою.

— Это вы о рыжем? — спросил Катберт. Конь так и плясал под ним, поэтому юношу мотало из стороны в сторону, словно циркового наездника. — Он бы этого и не заметил. Яйца ему еще нужны, но отнюдь не голова.

— Возможно, ты прав. — Джонас наблюдал, как помощники шерифа собирают дротики и лук Роланда. Рогатку сняли с пояса Катберта вместе с кожаным футляром, который тот для нее сделал. Помощник шерифа Бриджер взял и мешочек с металлическими шариками, который также висел на поясе под левой рукой Катберта.

Когда с разоружением покончили, Джонас одарил Роланда радостной улыбкой:

— Как тебя зовут на самом деле, щенок? Говори, не стесняйся. На лошади ты сидишь последний раз, и мы оба это знаем.

Роланд молчал. Ленджилл взглянул на Джонаса, изогнул бровь. Джонас пожал плечами, посмотрел в сторону города. Ленджилл кивнул и пальцем ткнул Роланда в бок.

— Поехали, парень.

Роланд сжал бока Быстрого. Мерин двинулся в сторону Джонаса. И внезапно Роланда осенило. Знание, как случалось потом не раз, пришло ниоткуда: секунду назад он пребывал в полном неведении, и тут же ему открывалась истина.

— Кто послал тебя на запад, червяк? — спросил он, проезжая мимо Джонаса. — Корт не мог, ты слишком стар. Его отец?

Скуку, что поселилась на лице Джонаса, как ветром сдуло. На мгновение мужчина с седыми волосами превратился в ребенка: потрясенного, пристыженного, мучающегося от боли.

— Да, отец Корта, я вижу это по твоим глазам. И теперь ты здесь, у Чистого моря… да только в действительности ты на западе. Душа такого человека, как ты, не может покинуть запад.

Револьвер Джонаса с такой скоростью перекочевал из кобуры в руку, что только сверхзоркие глаза Роланда могли уловить это движение. Среди мужчин пробежал шумок, то ли изумления, то ли восторга.

— Джонас, брось дурить! — рявкнул Ленджилл. — Ты не можешь их убить после того, как мы положили столько сил, чтобы взять их живыми.

Джонас не слышал. Его глаза широко раскрылись, уголки рта дрожали.

— Думай, что говоришь, Уилл Диаборн, — прохрипел он. — Выбирай слова. А не то я с тобой быстро разберусь.

— Прекрасно, застрели меня. — Роланд вскинул голову, в упор посмотрел на Джонаса. — Стреляй, изгнанник. Стреляй, червяк. Стреляй, неудачник. Ты будешь жить в изгнании и умрешь как жил.

На мгновение он подумал, что Джонас сейчас выстрелит, почувствовал, что смерть совсем рядом, и приготовился принять ее: достойный конец для того, кто с такой легкостью позволил себя поймать. О Сюзан он и думать забыл. И вообще все застыло: ветер, трава, мужчины, пешие и конные, лошади.

А потом Джонас вернул курок в исходное положение и сунул револьвер в кобуру.

— Везите их в город и судите, — бросил он Ленджиллу. И чтобы ни одного волоска не упало с их головы до моего приезда. Если уж я сейчас не убил одного из них, удержитесь и вы. А теперь в путь.

— Трогайтесь. — Голос Ленджилла разительно переменился. Нарочитая властность напрочь исчезла. Похоже, он осознал (слишком поздно), что принял участие в игре, ставки в которой оказались чересчур высоки для него.

Они тронулись. И тут Роланд обернулся в последний раз. Презрение, которое увидел Джонас в этих холодных юных глазах, отстегало его сильнее, чем те кнуты, что многие годы назад, в Гарлане, превратили его спину в лохмотья.

6

Когда они скрылись из виду, Джонас вошел в бункер, поднял половицу, под которой хранился арсенал молокососов, но обнаружил там только два револьвера. Пара шестизарядных, с темными рукоятками, несомненно, револьверы Диаборна, исчезли.

Ты на западе. Душа такого человека, как ты, не может покинуть запад. Ты будешь жить в изгнании и умрешь, как жил.

Руки Джонаса принялись за дело, разбирая револьверы, которые Катберт и Ален привезли с запада. Из револьвера Алена даже не стреляли, не считая пристрелочных выстрелов. Выйдя из бункера, Джонас разбросал отдельные части револьверов во все стороны, вкладывая в каждый бросок всю силу, пытаясь избавиться от ледяного синего взгляда и потрясения, испытанного от слов Диаборна. Он-то пребывал в полной уверенности, что его тайна погребена навечно. Рой и Клей могли о чем-то догадываться, но наверняка они ничего не знали.

А теперь, еще до заката солнца, всему Меджису станет известно, что Элдред Джонас, седоволосый регулятор с вытатуированным на руке гробом, всего лишь неудавшийся стрелок, не выдержавший экзамена на мастерство.

Ты будешь жить в изгнании и умрешь как жил.

— Возможно, — Джонас смотрел на сгоревший дом, но не видел его. — Но я проживу дольше, чем ты, юный Диаборн, и умру, когда твои кости уже сгниют в земле.

Он вскочил на коня, развернул его, резко дернув поводья, и поскакал к СИТГО, где его ждали Рой и Клей. Поскакал быстро, но глаза Роланда не отставали от него.

7

— Просыпайся! Просыпайся, сэй! Просыпайся! Просыпайся!

Слова приходили из далекого далека. Даже когда ее начала трясти чья-то рука и Сюзан поняла, что проснуться придется, ей потребовалось немало усилий, чтобы разлепить веки.

Уже какую неделю она не могла выспаться, а тут крепко заснула, хотя на это не рассчитывала… особенно в эту ночь. Она лежала без сна в роскошной спальне в Доме-на-Набережной, ворочаясь с боку на бок. Ночная рубашка задралась вверх и сбилась комом под поясницей. Встав по малой нужде, Сюзан скинула эту мерзкую хламиду, швырнула в угол и забралась в постель голой.

Как выяснилось, именно шелковая ночная рубашка и мешала ей спать. Как только голова Сюзан коснулась подушки, она вырубилась. Именно вырубилась, а не заснула, провалилась в черную пустоту, где не было места даже снам.

И вот этот назойливый голос. Эта рука, трясущая ее с такой силой, что голова моталась из стороны в сторону по подушке. Сюзан попыталась отползти в сторону, свернуться калачиком, прижав колени к груди, протестовать, но рука продолжала ее трясти. Не утихал и голос.

— Просыпайся, сэй! Просыпайся! Во имя Медведя и Черепахи, просыпайся!

Голос Марии. Сюзан поначалу не узнала его, потому что Марию что-то очень расстроило. Такого с ней раньше не случалось, но теперь Сюзан почувствовала, что девушка на грани истерики.

Сюзан села, вырвавшись-таки из объятий сна, но соображала еще плохо. Одеяло свалилось ей на колени, обнажив грудь, но она даже не попыталась прикрыться.

Прежде всего ее удивил свет, вливающийся в окна, яркий. Не сразу, но она поняла, в чем дело: никогда она так не залеживалась в кровати. Боги, сейчас уже часов десять, а то и позже.

А еще крики, доносящиеся снизу. Во дворце мэра обычно царили тишина и покой. До двенадцати часов слышалось лишь цоканье копыт лошадей, которых конюхи выводили на утреннюю прогулку, шик-шик-шик метлы Мигуэля, подметающего двор, да постоянный гул прибоя. В это утро тишина сменилась криками, проклятиями, топотом копыт уносящихся лошадей, взрывами злобного смеха. Что-то происходило за стенами ее комнаты, может, не в этом крыле дворца, но неподалеку: Сюзан слышала, как по коридору бегали люди в сапогах.

И кто поразил ее, так это Мария. Ее смуглое лицо посерело, а обычно аккуратно причесанные волосы висели патлами. Только землетрясение, подумала Сюзан, могло помешать ей привести себя в порядок.

— Мария, что случилось?

— Тебе надо уходить, сэй. В Доме-на-Набережной тебе оставаться опасно. Может, лучше вернуться домой. Не увидев тебя раньше, я решила, что ты уже ушла. Ты выбрала неудачный день для спанья.

— Уходить? — переспросила Сюзан. Медленно натянула одеяло чуть ли не до самого носа, уставилась на Марию широко раскрытыми глазами, с опухшими от сна веками. — Что значит уходить?

— Через хозяйственный ход. — Мария вырвала одеяло из рук Сюзан, оголив ее до лодыжек. — Как ты делала раньше. Скорее, мисси, скорее! Одевайся и уходи! Эти парни уже не страшны, но вдруг у них есть друзья? Что, если они вернутся и убьют и тебя?

Сюзан уже вставала, но тут ноги стали ватными, и она плюхнулась на кровать.

— Парни? — прошептала она. — Какие убили парни? Какие убили парни?

Вопрос явно был не в ладах с грамматикой, но смысл Мария поняла.

— Диаборн и его дружки.

— И кого они вроде бы убили?

— Мэра и канцлера. — Она сочувственно посмотрела на Сюзан. — А теперь вставай, говорю тебе. И уходи. Здесь теперь дурдом.

— Они не могли этого сделать, — воскликнула Сюзан и едва сдержалась, чтобы не добавить: В наши планы это не входило.

— Как бы то ни было, сэй Торин и сэй Раймер мертвы. — Крики внизу усилились, что-то громыхнуло, вроде бы выстрел. Мария коротко глянула в окно, бросила Сюзан одежду. — Мэру вырезали глаза.

— Они не могли! Мария, я их знаю…

— А я вот ничего о них не знаю и знать не хочу… но ты мне небезразлична. Одевайся и уходи, говорю тебе. Как можно быстрее.

— Что случилось с ними? — Ужасная мысль пронзила Сюзан, и она вскочила с кровати, одежда свалилась на пол. Сюзан схватила служанку за плечи. — Их не убили? — Она тряхнула Марию. — Скажи, их не убили?

— Думаю, что нет. Слухи ходят разные, но я думаю, их просто посадили в тюрьму. Только…

Продолжать не было нужды. Мария отвела глаза, и этим (подтверждением служили и крики внизу) сказала все. Их еще не убили, но Харта Торина очень любили, происходил он из знатного рода, а Роланд, Катберт и Ален приехали издалека.

Их еще не убили… но завтра — праздник Жатвы, и вечером — костер Жатвы.

Сюзан начала лихорадочно одеваться.

8

Рейнолдс пробыл с Джонасом дольше Дипейпа, поэтому ему хватило одного взгляда на скачущего к ним всадника, чтобы повернуться к партнеру.

— Не задавай ему глупых вопросов… в это утро он не расположен на них отвечать.

— Откуда ты знаешь?

— Не важно. Главное — не разевай по пустякам свою гребаную пасть.

Джонас остановил лошадь перед ними, но остался в седле, ссутулившийся, бледный, задумчивый. И, несмотря на предупреждение Рейнолдса, Дипейп не удержался от естественного вопроса.

— Элдред, с тобой все в порядке?

— А может ли кто этим похвалиться? — ответил Джонас и вновь замолчал. За его спиной скрипели работающие качалки ситго.

Наконец Джонас выпрямился, расправил плечи.

— Щенки в клетке. Я просил Ленджилла и Эвери дать двойной залп из пистолей, если что-то пойдет не так, но до сих пор выстрелов не было.

— И мы ничего не слышали, Элдред, — покивал Дипейп. — Ни единого выстрела.

Джонас поморщился.

— И не могли слышать, не так ли? За всем этим скрежетом. Болван!

Дипейп прикусил губу, обнаружил какие-то неполадки в левом стремени, склонился над ним.

— Вас видели? — спросил Джонас. — Этим утром, когда вы отправляли Раймера и Торина в пустошь? Мог вас кто-то увидеть?

Рейнолдс покачал головой за них обоих:

— Все прошло чисто.

Джонас кивнул, как бы закрывая эту малозначимую для него тему, повернулся к нефтяному полю со ржавыми вышками.

— Может, народная молва права, — говорил он тихо, словно сам с собой. — Может, Древние были дьяволами. — Он вновь посмотрел на Охотников за гробами. — Что ж, теперь дьяволы — мы. Не так ли, Клей?

— Как скажешь, Элдред.

— Вот я и говорю. Мы теперь дьяволы, и клянусь богами, мы еще себя покажем. Что насчет Куинта и остальных? — Он мотнул головой в сторону заросшего лесом склона.

— Все еще там, в полном соответствии с твоими указаниями, — ответил Рейнолдс.

— Они тут больше не нужны. — Он мрачно глянул на Рейнолдса. — Этот Диаборн отъявленный негодяй. Хотелось бы мне быть завтра в Хэмбри и прилюдно сунуть ему факел между ног. Я чуть не убил его на «Полосе К». Убил бы, если б не Ленджилл. Отъявленный негодяй, вот он кто.

При каждом слове лицо Джонаса становилось все темнее, тучи на его челе сгущались. Дипейп, разобравшись со стременем, нервно глянул на Рейнолдса. Тот не отреагировал. Какой смысл? Если Элдред потеряет контроль над собой (а такое на памяти Рейнолдса уже случалось), им все равно не жить.

— Элдред, у нас еще много дел.

Говорил Рейнолдс тихо, но его слова дошли до адресата. Джонас выпрямился. Снял шляпу, повесил ее на переднюю луку, как на крюк, пробежался рукой по волосам.

— Да… дел действительно много. Пусть Куинт пошлет за волами и перевезет к Скале Висельников две оставшиеся полные цистерны. Сопровождать их будет он сам и еще четверо. Остальные могут возвращаться в Хэмбри.

Рейнолдс решил, что уже можно задавать вопросы:

— Когда подойдут остальные солдаты Латиго?

— Солдаты? — фыркнул Джонас. — Мальчишки Латиго подъедут к Скале Висельников в полночь, несомненно, развернув знамена, к радости койотов и диких собак. Выступление назначено на десять утра, но думаю, они проваландаются весь день. Главное в том, что они нам не понадобятся. Все под контролем. А теперь отправляйтесь к Скале Висельников, введите Латиго в курс дела и как можно быстрее возвращайтесь ко мне.

Джонас повернулся и посмотрел на возвышающиеся на северо-западе холмы.

— У нас есть еще одно дело. Чем быстрее мы его начнем, тем быстрее закончим. Я хочу стряхнуть пыль этого гребаного Меджиса с моей шляпы и сапог. Не нравится мне здешний климат. Совсем не нравится.

9

Сорокалетняя Тереза Мария Долорес О'Шивен, пухленькая, симпатичная, мать четверых детей, жена Питера, весельчака скотовода, торговала на верхнем рынке коврами и гобеленами. Она выполнила не один и не два серьезных заказа Дома-на-Набережной, так что ее семья ни в чем не нуждалась и ни в чем себе не отказывала. Хотя ее муж и работал на ранчо, семью О'Шивен в любые времена и в любой стране отнесли бы к среднему классу. Двое ее старших детей выросли и уехали из дома, один даже покинул феод. Третий сын на Новый год намеревался жениться на своей любимой. И только младшая дочь подозревала, что с матерью не все в порядке. Но даже она представить себе не могла, сколь близка Тереза к той черте, за которой начинается безумие.

Накануне праздника Жатвы занятий в школе не было, игровые павильоны работали только несколько часов в день, поэтому Тереза послала свою младшую к соседке отнести ей пирог, как предположила Риа, поскольку слов она слышать не могла. Зато видела, как Тереза надевала на дочь вязаную шапку и что-то долго ей объясняла. Риа решила, что соседка эта живет достаточно далеко: Терезе Марии Долорес О'Шивен требовалось время. Дом был большой, углов в нем хватало.

Риа хохотнула, но хохот быстро перешел в надсадный кашель. В углу Масти вскинул голову, уставился на хозяйку. В отличие от нее он не превратился в иссохший скелет, но выглядел неважно.

Девочку с пирогом под мышкой выставили за порог. Она успела бросить на мать один полный тревоги взгляд, прежде чем дверь захлопнулась перед ее носом.

— Давай! — прокрякала Риа. — Углы ждут! На колени, женщина, и за дело!

Сначала Тереза подошла к окну. А убедившись, что дочь вышла за калитку и зашагала по Главной улице, вернулась на кухню. Подошла к столу, постояла, уставившись в никуда.

— Не тяни же, приступай! — воскликнула Риа. Она более не видела своей грязной хижины, не ощущала вони, которую источало ее тело. Она растворилась в Колдовской радуге. Находилась рядом с Терезой О'Шивен, дом которой чистотой углов не знал равных во всем Меджисе. А может, и во всем Срединном мире.

— Поторопись, женщина! — Риа уже кричала. — Принимайся за работу!

Словно услышав ее, Тереза расстегнула пуговицы домашнего халата, сняла его, аккуратно положила на стул. Задрала подол чистой рубашки, прошла в угол, опустилась на четвереньки.

— Давай же, хорошая моя! — кричала Риа, захлебываясь смехом и кашлем. — Покажи, на что ты способна!

Тереза О'Шивен вытянула шею, насколько возможно, раскрыла рот, высунула язык и начала вылизывать угол. Она вылизывала его точно так же, как Масти лакал молоко. Риа наблюдала за этим, хлопая себя по колену, то и дело радостно вскрикивая, она раскачивалась из стороны в сторону, и ее лицо все багровело и багровело. Да, Тереза ходила у нее в фаворитках! Безусловно! Теперь не один час она будет ползать на руках и коленях, задом кверху, вылизывая угол за углом, молясь неведомому богу, даже не Человеку Иисусу, о прощении, богу, который наложил на нее такую епитимью за известное только ей и ему прегрешение. Иногда в язык Терезе впивалась заноза, и тогда она поднималась, чтобы сплюнуть кровь в раковину. Пока какое-то шестое чувство не предупреждало ее, и она успевала подняться и одеться до того, как в дом заходил кто-то из членов семьи, но Риа знала, что рано или поздно чувство это не сработает и Терезу застанут врасплох. Может, даже сегодня. Девочка могла вернуться раньше, чтобы попросить монетку на развлечения, и увидеть, как мать, стоя на коленях, вылизывает углы. Да, это будет зрелище! Как Риа хотелось его увидеть! Как она…

Внезапно Тереза пропала. Вместе с комнатой, в которой вылизывала очередной угол. Пропало все, скрылось за розовой пеленой. Впервые за несколько недель магический кристалл огорчил ее.

Риа подняла его, тряхнула.

— Что с тобой случилось, дорогой? Что тебе не понравилось?

Вес у хрустального шара был немалый, а Риа заметно ослабла. Пальцы ее разжались, шар выскользнул, и Риа едва успела прижать его к тощей груди. По ее телу пробежала дрожь.

— Нет, нет, красавчик, — заворковала она, положив магический кристалл на стол. — Как сможешь, так и покажешь все то, что мне хочется увидеть. Да, Риа немного рассердилась, но теперь все нормально, она не собирается ни трясти тебя, ни тем более разбить. У нее и в мыслях…

Она замолчала, прислушалась, склонив голову. Топот копыт. Три лошади приближались к ее хижине. Не лошади, конечно же, всадники. Подкрались, пока она смотрела на Терезу.

Мальчишки? Это треклятые мальчишки?

Риа вновь прижала хрустальный шар к груди, глаза ее широко раскрылись, губы затряслись. Риа так исхудала, что розовое сияние просвечивало сквозь ее руки.

— Риа! Риа с Кооса!

Нет, не мальчишки.

— Выйди сюда и принеси то, что тебе дадено!

Хуже.

— Фарсон требует вернуть его собственность! Мы пришли за ней!

Нет, не мальчишки, а Большие охотники за гробами.

— Никогда, старый, грязный, седоволосый козел, — прошептала Риа. — Никогда ты его не возьмешь. — Ее взгляд заметался по сторонам. Она напоминала койота, загнанного в угол.

Потом Риа посмотрела на шар, и протяжный вопль исторгся из ее груди. Пропало даже розовое сияние. Шар стал черным, как глазница черепа.

10

Из хижины вырвался вопль.

Дипейп повернулся к Джонасу. Глаза его округлились, по коже побежали мурашки. В вопле не было ничего человеческого.

— Риа! — вновь позвал Джонас. — Принеси хрустальный шар, женщина, и передай его нам! У меня нет времени на игры!

Дверь распахнулась. Дипейп и Рейнолдс выхватили револьверы, как только старая карга вышла на крыльцо, щурясь от солнечного света, словно некое существо, всю жизнь проведшее в пещере.

Любимую игрушку Джона Фарсона она держала над головой, на вытянутых руках. На дворе хватало камней, на которые она могла бы бросить магический кристалл. Даже если бы ведьма промахнулась, он мог разбиться и от удара об землю.

Ситуация сложилась скверная, и Джонас это уже понял: некоторые люди просто не реагировали на угрозы. Он-то полностью сосредоточил внимание на мальчишках (которых по иронии судьбы взяли с невероятной легкостью) и даже представить себе не мог, что здесь у него могут возникнуть какие-то сложности. И Кимба Раймер, предложивший Риа в хранители Радуги Мейрлина, уже умер. Поэтому он не мог переложить вину на канцлера, не так ли?

Может, им действительно уехать подальше на запад, оставив Латиго разбираться и с нефтью, и с магическим кристаллом… От этих мыслей его оторвал щелчок взводимого курка револьвера Дипейпа.

— Убери револьвер, идиот! — рыкнул Джонас.

— Но ты посмотри на нее! — Дипейп чуть ли не стонал. — Посмотри на нее, Элдред!

Он посмотрел. Человекоподобное существо в черном платье, с разлагающейся змеей на шее. Худобой сравнимая с ходячим скелетом. Островки волос, торчащие на черепе: остальные повылезали. Язвы на щеках и на лбу. Отметина, похожая на паучий укус, у левого уголка рта. Джонас подумал, что это лихорадка, но его это особо не волновало. А вот хрустальный шар в длинных дрожащих клешнях женщины-полутрупа еще как волновал.

11

Солнечный свет, ударивший Риа в глаза, помешал увидеть револьвер в руке Дипейпа. Когда же к ней вернулось зрение, Дипейп уже успел убрать оружие. Она обвела взглядом выстроившихся перед ней мужчин: рыжеволосого в очках, еще одного в плаще и седого Джонаса, хриплый смешок сорвался с ее губ. Разве она их боялась, этих могучих Охотников за гробами? С чего, собственно, ей бояться? Они же мужчины, обычные мужчины, которых она побивала всю свою жизнь. Да, они думали, что власть и сила на их стороне, в Срединном мире никого не обвиняли в том, что он забыл лицо своей матери, но на самом деле они слабаки: грустная песня вышибала у них слезу, обнаженная грудь превращала в кисель, их уверенность в том, что они сильны, круты и мудры, только помогала манипулировать ими.

Магический кристалл по-прежнему оставался темным, и эта темнота, пусть Риа и ненавидела ее, прочистила ей мозги.

— Джонас! — выкрикнула она. — Элдред Джонас!

— Я здесь, старая матерь, — ответил он. — Долгих тебе дней и приятных ночей.

— Обойдемся без комплиментов, времени для них нет.

Четыре шага вперед, и, с шаром над головой, она остановилась над серым куском гранита, торчащим из сорняков. Посмотрела на него, вновь на Джонаса. Намек не остался незамеченным.

— Что ты хочешь? — спросил Джонас.

— Шар потемнел. Все время, пока он находился у меня, он светился… да, даже если и не показывал ничего такого, что я могла бы понять, он оставался ярким и розовым… но потемнел при звуках твоего голоса. Он не хочет возвращаться к тебе.

— Тем не менее у меня приказ взять его. — Джонас говорил мягко, успокаивающе. Почти таким же тоном, что в кровати с Корал. — Задумайся на минуту, и ты поймешь, в каком я положении. Магический кристалл нужен Фарсону, и кто я такой, чтобы идти против желаний человека, который через год станет самым могущественным во всем Срединном мире? Если я вернусь без него и скажу, что Риа с Кооса отказалась отдать мне хрустальный шар, меня убьют.

— Если ты вернешься и скажешь Фарсону, что я разбила его у тебя на глазах, тебя тоже убьют. — Она стояла так близко от Джонаса, что тот видел, как далеко зашла болезнь. А магический кристалл над остатками волос ходил взад-вперед. Джонас понимал, что долго Риа его не продержит. Еще минуту, не больше. Джонас почувствовал выступивший на лбу пот.

— Да, мать. Но, учитывая, что мне все равно умирать, я бы предпочел взять с собой причину моей смерти. То есть тебя, дорогуша.

Риа то ли захрюкала, то ли засмеялась:

— В любом случае без меня пользы от него Фарсону не будет. Он нашел свою хозяйку, говорю я тебе… вот почему он потемнел, услышав твой голос.

Джонасу оставалось только догадываться, сколько других людей верили, что магический кристалл реагирует исключительно на них. Ему хотелось стереть пот, прежде чем он зальет глаза, но держал руки перед собой, на луке седла. Не решался он и посмотреть на Рейнолдса или Дипейпа, но надеялся, что они не будут проявлять инициативы. Она балансировала на грани, как физической, так и душевной. Малейший толчок мог послать ее за эту грань.

— Нашел, говоришь, свою хозяйку? — Он подумал, что выход все-таки есть. Если ему повезет. И выход не такой уж плохой и для Риа. — Так что же нам теперь делать?

— Возьми меня с собой. — Гримаса жадности перекосила ее лицо: теперь она походила на труп, собравшийся чихнуть. Она не понимает, что умирает, подумал Джонас. Возблагодарим за это богов. — Возьми шар, но вместе с ним возьми и меня. Я поеду с тобой к Фарсону, и никто не устоит перед нами, потому что я смогу передать ему то, что откроет мне магический кристалл. Возьми меня с собой!

— Хорошо. — На это Джонас и надеялся. — Хотя не мне знать, какое решение примет Фарсон. Ты это понимаешь?

— Ага.

— Хорошо. А теперь дай мне шар. Я верну его тебе на хранение, если хочешь, но я должен убедиться, что за это время с ним ничего не произошло.

Он наклонился, протянул руки к магическому кристаллу. Она пристально смотрела на него снизу верх. И неожиданно подмигнула ему.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Джонас. Ты думаешь: «Сейчас я возьму хрустальный шар, потом достану револьвер и убью ее, вреда от этого не будет». Об этом ты думаешь, так? Да только вред будет, и не одному тебе. Убей меня, и шар больше не засветится для Фарсона. Для кого-то, может, и засветится, да, но только не для него… и оставит ли он тебя в живых, если увидит, что игрушка, которую ты вернул ему, сломана?

Джонас уже успел все это обдумать.

— Мы заключили сделку, старая матерь. Ты поедешь на запад вместе с кристаллом… если только не умрешь где-нибудь по дороге. Извини, что так говорю, но выглядишь ты неважно.

Риа хохотнула:

— Выгляжу я не хуже твоего. И мои часы будут тикать еще долгие годы.

А я думаю, ты сильно в этом ошибаешься, так и подмывало ответить Джонаса, но он оставил свои мысли при себе, по-прежнему протягивая руки к хрустальному шару.

Еще мгновение Риа держала его. Они обо всем договорились, но очень уж ей не хотелось расставаться с ним. Глаза сверкнули жадностью.

Он протягивал к ней руки, не говоря ни слова, дожидаясь, когда ее разум смирится с неизбежным… Если она отдаст магический кристалл, у них оставался хоть какой-то шанс. Если нет, всем, кто находился сейчас в этом усеянном камнями дворе, жить оставалось недолго… и ей в том числе.

Со вздохом сожаления Риа опустила шар в его руки. В тот самый момент, когда шар переходил от нее к Джонасу, в его глубинах сверкнула розовая искра. Укол боли пронзил голову Джонаса… а его член напрягся в желании.

Словно издалека он услышал, как Дипейп и Рейнолдс взвели курки.

— Уберите револьверы, — приказал Джонас.

— Но… — Рейнолдс ничего не понимал.

— Они думали, что ты собрался обмануть Риа, — заквохтала старуха. — Хорошо, что начальник ты, а не они, Джонас… может, ты знаешь поболе их.

Что-то он действительно знал, к примеру, какая опасность исходила от этого гладкого хрустального шара, который он сейчас держал в руках. Шар, не шар вовсе, а магический кристалл, мог взять его в оборот. И за месяц он стал бы таким же, как ведьма: худым, словно скелет, в язвах, с одной мечтой — не выпускать шар из рук.

— Уберите оружие! — прокричал Джонас.

Рейнолдс и Дипейп переглянулись, сунули револьверы в кобуру.

— У тебя есть мешок для этой штуки. С веревкой-затяжкой. Принеси его.

— Есть, — ухмыльнулась Риа. — Но он тебе не поможет, если шар решит добраться до тебя. Не волнуйся, не решит. — Она перевела взгляд на двух других Охотников за гробами, остановила его на Рейнолдсе. — В сарае есть возок и пара крепких козлов, чтобы тащить его. — Обращалась она к Рейнолдсу, но Джонас заметил, что взгляд ее то и дело падал на хрустальный шар… теперь и его чертовы глаза хотели смотреть туда же.

— Ты не вправе приказывать мне.

— Зато я вправе, — поддержал старуху Джонас. Его взгляд уперся в шар, он и боялся, и хотел увидеть розовую искру. Но нет. Магический кристалл оставался холодным и темным. Джонас заставил себя посмотреть на Рейнолдса. — Иди за возком.

12

Рейнолдс услышал жужжание мух еще до того, как открыл ворота сарая, и тут же понял, что козлы Рии окончили свои дни. Они лежали в своем загоне, раздувшиеся, с торчащими вверх ногами, в глазах копошились червяки. Рейнолдс решил, что прошло никак не меньше недели с того дня, как Риа в последний раз кормила и поила их.

Не могла оторваться от того, что показывал ей шар, подумал Рейнолдс. А зачем ей на шее мертвая змея?

— Не хочу я этого знать, — пробормотал он, натягивая на рот и нос шейный платок. Действительно, если он чего и хотел, так это побыстрее покинуть Коос.

Он нашел возок, выкрашенный в черный цвет, расписанный золотыми каббалистическими знаками. Напоминающий то ли лазаретный фургон, то ли катафалк. Взявшись за дышла, выкатил возок из сарая. А остальное пусть делает Дипейп, решил он. Запрягает в возок свою лошадь и везет эту вонючую старуху… куда? Кто знает? Может, Элдред.

Риа вернулась из хижины с мешком, в котором Большие охотники за гробами привезли ящик с магическим кристаллом, но остановилась на крыльце, дожидаясь ответа на вопрос Рейнолдса.

И Джонас ответил после короткого раздумья:

— Полагаю, сначала в Дом-на-Набережной. Да, лучшего места для нее и этого стеклянного пузыря не найти. Побудут там до завтрашнего дня, пока мы не выступим на запад.

— Да, Дом-на-Набережной, — кивнула Риа, спускаясь с крыльца. — Никогда там не была. — Она приблизилась к лошади Джонаса, которая тут же попыталась отпрыгнуть от нее, раскрыла мешок. Поколебавшись с мгновение, Джонас опустил в него магический кристалл. Он улегся на дно, придав мешку форму пули.

Морщинистые губы Риа изогнулись в улыбке:

— Может, мы встретим Торина. Если так, игрушка Благодетеля с моей помощью покажет ему кое-что интересное.

— Если ты и встретишь его, — ответил Джонас, спрыгивая на землю, чтобы помочь запрячь лошадь Дипейпа в повозку, — то в том месте, где можно заглянуть как в прошлое, так и в будущее без всякой магии.

Она нахмурилась, уставившись на него, затем вновь заулыбалась:

— Как я понимаю, с нашим мэром приключилось несчастье?

— Возможно, — согласился Джонас.