Волки Кальи Кинг Стивен

— Но ты ее излечил, — сказал Каллагэн. — Столкнул обе личности лицом к лицу в одной из этих дверей, не так ли? Столкнул?

Роланд пожал плечами.

— Бородавки можно выжечь раскаленным металлом, отец, но это не означает, что они не появятся вновь у человека, предрасположенного к бородавкам.

Каллагэн удивил его громким смехом. Смеялся долго, наконец, достал из заднего кармана носовой платок, вытер глаза.

— Роланд, тебе, конечно, нет равных в быстроте стрельбы и ты храбр, как Сатана в субботнюю ночь, но ты не психиатр. Сравнить шизофрению с бородавками… ну и ну!

 — И тем не менее, Миа — реальна, отец. Я видел ее сам. Не во сне, как Джейк, а собственными глазами.

— Именно об этом я и говорю, — кивнул Каллагэн. — Она — не часть женщины, которая родилась Одеттой Сюзанной Холмс. Она — это она.

— В этом есть разница?

— Думаю, да. Но вот что я могу сказать тебе прямо сейчас: независимо от того, как пойдут дела у тебя и твоих друзей, у вашего ка-тета, беременность Сюзанны должна храниться в строжайшем секрете от жителей Кальи Брин Стерджис. Сегодня общий настрой в вашу пользу. Но, если станет известно, что женщина-стрелок с коричневой кожей вынашивает дитя демона, люди от вас отвернутся, и очень быстро. А возглавит их Эбен Тук. Я знаю, что в конце концов вы сами будете решать, что нужно сделать на благо Кальи, но вчетвером, без помощи местных жителей, Волков вам не побить, как бы хорошо вы ни владели оружием. Их слишком много.

Ответ не требовался. Правда была на стороне Каллагэна.

— Чего ты боишься больше всего? — спросил Каллагэн.

— Развала ка-тета, — без промедления ответил Роланд.

— Ты говоришь о том, что Миа может захватить контроль над телом, которое они делят, и уйти одна, чтобы родить ребенка?

— Если это произойдет, все еще может утрястись. При условии, что Сюзанна вернется. Но вынашивает она не человека — демона, — Роланд, не мигая, смотрел на священника в черной одежде. — И у меня есть все основания верить, что жизнь свою он начнет с убийства своей матери.

— Развала ка-тета, — повторил Каллагэн. — Не смерти твоей подруги, а развала ка-тета. Интересно, знают ли твои друзья, что ты за человек, Роланд.

— Знают, — коротко ответил Роланд, одним словом закрыв тему.

— И что ты хочешь от меня?

— Прежде всего, ответа на вопрос. Мне ясно, что у Розалиты есть определенные врачебные навыки. Их хватит для того, чтобы до срока вытащить ребенка из утробы матери? Но хватит ли силы духа, чтобы не сойти с ума от того, что она может увидеть?

Они, конечно, тоже там будут, он и Эдди, и Джейк тоже, пусть Роланду это и не нравилось. Потому что тварь, которая сидела в Сюзанне, даже рожденная до срока, несла в себе немалую опасность. «А ведь срок близко, — думал он. — Наверняка я этого не знаю, но чувствую. Я…»

Он не закончил мысль, увидев, как изменилось лицо Каллагэна: на нем ясно читались ужас, отвращение, нарастающая злость.

— Розалита никогда такого не сделает. Хорошо запомни мои слова. Она скорее умрет.

— Почему? — в недоумении спросил Роланд.

— Потому что она католичка!

— Я не понимаю.

Каллагэн увидел, что Роланд говорит правду, и злость его поугасла. Однако, Роланд чувствовал, что многое осталось недоговоренным.

— Ты же говоришь об аборте! — воскликнул Каллагэн.

— И что?

— Роланд… Роланд, — Каллагэн склонил голову, а когда поднял, злость исчезла. Ее место заняло ослиное упрямство, с которым стрелку уже приходилось сталкиваться. Он знал, что бороться с ним бесполезно. С тем же успехом он мог пытаться голыми руками сдвинуть гору. — Моя церковь делит грехи на две категории: мелкие, которые Господь может простить, и смертные, которые не прощаются. Аборт — это смертный грех. Это убийство.

— Отец, мы говорим о демоне, а не о человеческом существе.

— Так говоришь ты. Это дело Господа, не мое.

— А если он ее убьет? Ты скажешь то же самое и, таким образом, умоешь руки?

Роланд никогда не слышал истории о Понтии Пилате, и Каллагэн это знал. Его передернуло, все так, но позицию он не изменил.

— Тебя прежде всего заботит целостность ка-тета, а уж потом ее жизнь! Стыдись. Стыдись!

— Моя цель… цель ка-тета — Темная Башня, отец. Она спасет не только мир, в котором мы находимся, не только эту вселенную, но все вселенные. Все существующее.

— Мне без разницы. Я не могу на такое пойти. А теперь слушай меня, Роланд, сын Стивена, потому что я выслушал тебя и выслушал внимательно. Ты слушаешь?

Роланд вздохнул.

— Я говорю, спасибо тебе.

— Роза не сделает этой женщине аборт. В городе есть другие, кто может, я этом не сомневаюсь. Даже в этом месте, где каждые двадцать с чем-то лет детей забирают монстры из темной страны, есть такие, кто практикует это черное дело. Но, если вы пойдете к одной из них, о Волках ты можешь не волноваться. Задолго до их прихода я подниму против вас всю Калью Брин Стерджис.

Роланд вытаращился на него.

— Даже зная, что мы сможем спасти сотню других детей? Человеческих детей, которые появляется на земле не для того, чтобы первым делом пожрать своих матерей?

Каллагэн словно и не слышал стрелка. Его лицо побледнело, как мел.

— Я попрошу у тебя большего, понравится тебе это или нет. Я хочу, чтобы ты дал мне слово, поклялся перед лицом своего отца, что никогда не предложишь этой женщине сделать аборт.

В голове Роланда мелькнула мысль: как только он затронул эту тему, затронул сам, для этого человека Сюзанна перестала быть Сюзанной. Она стала женщиной. Ей на смену пришла другая: а скольких монстров убил отец Каллагэн, собственной рукой?

И, как часто случалось в моменты крайнего напряжения, с Роландом заговорил отец: «Ситуацию еще можно выправить, но, если ты будешь продолжать в том же духе, даже если будешь думать об этом, шанс можно упустить».

— Я жду твоего обещания, Роланд.

— Или ты поднимешь город?

— Ага.

— А если Сюзанна сама решит сделать аборт? Женщины идут на такое, а она далеко не глупа. Она знает, чем могут закончиться роды.

— Миа… истинная мать ребенка, ей не позволит.

— Если ты в этом уверен, то напрасно. У Сюзанны Дин очень развит инстинкт самосохранения. Не говоря уже о преданности нашей цели.

Каллагэн задумался, отвернулся, губы его превратились в тонкую белую полоску. Вновь посмотрел на Роланда.

— Ты это предотвратишь. Как ее старший.

Роланд подумал: «Пожалуй, меня загнали в угол».

— Хорошо, — ответил он. — Я передам ей наш разговор и позабочусь о том, чтобы она поняла, в какое положение ты нас ставишь. А также скажу ей, чтобы она ничего не говорила Эдди.

— Почему?

— Потому что он убьет тебя, отец. Убьет за твое вмешательство в наши дела.

Роланд с удовлетворением отметил, что глаза Каллагэна широко раскрылись. Вновь напомнил себе, что не должен настраивать себя против этого человека, который просто не мог быть другим. Разве он не рассказал им о клетке, которую всюду таскал за собой?

— А теперь послушай меня, как я слушал тебя, потому что теперь ты несешь ответственность за нас всех. Особенно за «женщину».

Каллагэн вновь дернулся, как от удара. Но кивнул.

— Говори, что должен сказать.

— Во-первых, ты должен наблюдать за ней, когда сможешь. Как коршун! Особенно пристально наблюдай, когда ее пальцы здесь, — Роланд потер лоб над левой бровью, — и здесь, — теперь потер левый висок. — Прислушивайся к тому, как она говорит. Будь настороже, когда речь ее убыстряется. Следи, когда движения становятся резкими, — Роланд рывком поднял руку, почесал голову, рывком опустил. Наклонил голову вправо, вновь посмотрел на Каллагэна. — Ты понял?

— Да. Это признаки появления Миа?

Роланд кивнул.

— Я не хочу, чтобы она оставалась одна, когда ее тело будет переходить под контроль Миа. Если, конечно, есть такая возможность.

— Я понимаю, — кивнул Каллагэн. — Но, Роланд, мне трудно поверить, что новорожденный, кем бы ни был его отец…

— Замолчи, — обрезал его Роланд. — Замолчи, прошу тебя, — а когда Каллагэн замолчал, продолжил: — Что ты думаешь и во что веришь, для меня — ноль. Это твои дела, и я желаю тебе в них удачи. Но, если Миа или ребенок Миа причинят вред Розалите, отец, я спрошу с тебя за ее раны. И воздам тебе должное вот этой рукой. Ты это понимаешь?

— Да, Роланд, — на лице Каллагэна читались одновременно замешательство и спокойствие.

— Хорошо. А теперь вот о чем я тебе попрошу. Близится день прихода Волков, и мне нужно шесть человек, которым я могу абсолютно доверять. Хотелось бы, чтобы ты назвал мне троих мужчин и трех женщин.

— Ты не будешь возражать, если некоторые из них будут родителями детей, которым грозит опасность?

— Нет. Даже наоборот. Но исключи женщин, которые умеют бросать тарелку: Сари, Залию, Маргарет Эйзенхарт, Розалиту. Они понадобятся в другом месте.

— Для чего тебе нужны эти шестеро?

Роланд молчал.

Каллагэн еще несколько секунд смотрел на него, потом вздохнул.

— Рубен Каверра. Рубен не забыл свою сестру, не забыл, как любил ее. Диана Каверра, его жена… против семейных пар ты не возражаешь?

— Нет. Сойдут и пары. — Роланд крутанул пальцами, предлагая ему продолжать.

— Кантаб из Мэнни. Дети пойдут за ним, как за дудочником в пестром костюме.[58]

— Не понял.

— Неважно. Они пойдут за ним, а это главное. Баки Хавьер и его жена… а что ты скажешь о своем мальчике, Джейке? Городские дети уже не сводят с него глаз, а многие девочки, подозреваю, влюбились.

— Нет, он мне нужен.

«Или ты хочешь, чтобы он всегда был рядом с тобой?» — подумал Каллагэн… но не сказал. Чувствовал, что и так наговорил Роланду слишком много… во всяком случае, для одного дня.

— А как насчет Энди? Дети его тоже любят. А он будет всеми силами защищать их.

— Да? От Волков?

На лице Каллагэна отразилась тревога. Вообще-то он имел в виду горных кошек. И волков, тех, что бегали на четырех лапах. Что же касалось других, приходящих из Тандерклепа…

— Нет, — покачал головой Роланд. — Не Энди.

— Почему нет? Разве эти шестеро нужны тебе не для борьбы с Волками?

— Не Энди, — повторил Роланд. Он ориентировался на свою интуицию, а интуиция, как известно, сродни прикосновениям. — Еще есть время подумать об этом, отец… и мы тоже подумаем.

— Вы собираетесь в город?

— Ага. Сегодня и в несколько последующих дней.

Каллагэн улыбнулся.

— То, что вы собираетесь делать, твои друзья и я назвали бы «schmoozing».[59] Это еврейское слово.

— Да? И что это за племя?

— Несчастное, с какой стороны ни посмотри. Здесь шмузинг называется каммалой. На их языке каммалой называется, что угодно, — Каллагэна удивило собственное неуемное желание как можно быстрее вернуть себе благорасположение стрелка. Он даже устыдился этого. — В любом случае, желаю вам удачи.

Роланд кивнул. Каллагэн направился к дому, где Розалита уже запрягла лошадей в двуколку и с нетерпением ждала возвращения Каллагэна. Богоугодные дела не терпели отлагательства. Чуть поднявшись по склону, Каллагэн остановился.

— Я не извиняюсь за свою веру, но, если осложнил работу, которую тебе предстоит сделать здесь, в Калье, сожалею об этом.

— Человек-Иисус представляется мне отменным сукиным сыном, когда дело касается женщин, — ответил Роланд. — У него была жена?

Уголки рта Каллагэна задрожали.

— Нет, но Его подруга была шлюхой.

— Лучше что-то, чем ничего, — пожал плечами Роланд.

Роланд вновь облокотился на забор. Следовало начинать день, но он хотел, чтобы Каллагэн успел уехать подальше. И у него не находилось других причин, по которым бы Энди не войти в число доверенных лиц, за исключением первой и пока единственной: интуиции.

Он все еще стоял у забора, уже со второй самокруткой, когда Эдди спустился по склону, в рубашке поверх штанов и сапогами в руке.

— Хайл, Эдди, — приветствовал его Роланд.

— Хайл, босс. Видел, как ты беседовал с Каллагэном. Они оставили нас одних, наши Вильма и Фред.[60]

Роланд поднял брови.

— Неважно, — махнул рукой Эдди. — Роланд, за всей этой суетой, я так и не смог рассказать тебе историю деда Тиана. А я узнал от него очень важное.

— Сюзанна встала?

— Да. Умывается. Джейк уминает, как мне показалось, омлет из двенадцати яиц.

Роланд кивнул.

— Лошадей я покормил. Мы сможем заседлать их, пока ты будешь рассказывать мне историю старика.

— Не думаю, что это займет так много времени, — ответил Эдди, и не ошибся. Он добрался до главного, тем словам, что старик прошептал ему на ухо, когда они подошли к конюшне. Роланд повернулся к нему, его глаза сверкнули. О лошадях он напрочь забыл. В руках, которые легли на плечи Эдди, даже в покалеченной правой, чувствовалась огромная сила.

— Повтори!

Эдди нисколько не обиделся.

— Он велел мне наклониться поближе. Я наклонился. Сказал, что никому этого не говорил, кроме своего сына, и я ему верю. Тиан и Залия знают, что он там был, или говорит, что был, но они понятия не имеют о том, что он увидел, сняв маску с убитого Волка. Думаю, им не известно, что именно Красная Молли сшибла его с лошади. А потом он прошептал… — вновь Эдди повторил Роланду признание деда Тиана.

Торжествующий блеск в глазах Роланда просто пугал.

— Серые лошади! — воскликнул он. — Все лошади одного цвета! Теперь, Эдди, ты понимаешь, почему? Понимаешь?

— Да, — ответил Эдди. Губы разошлись в усмешке, обнажив зубы. Усмешка эта кому-то сулила серьезные неприятности. — Как сказала хористка бизнесмену, мы там уже бывали.

В стандартном американском английском слово с наибольшим количеством значений, должно быть, run. Полный словарь английского языка издательства «Рандом хауз» предлагает сто семьдесят восемь значений этого слова, начиная с «двигаться стремительно, переставляя ноги более быстро, чем при ходьбе» и заканчивая «таять или переходить в жидкое состояние». На Дуге, в Пограничье между Срединным миром и Тандерклепом, синяя лента слова-рекордсмена по значениям перешла к каммале. Если бы каммала попала в вышеуказанный словарь издательства «Рэндом хауз», первым значением (при условии, что значения ранжировали, как принято, по частоте использования) стало бы «сорт риса, растущий на восточной оконечности Срединного мира». Вторым — «половой акт». Третьим, скорее всего, «сексуальный оргазм», в контексте: «Ты получила каммалу?» — с тем, чтобы услышать в ответ: «Да, да, я говорю, спасибо тебе, большую каммалу». Мочить каммалу — это и полив рис в сухое время года, и мастурбация. Каммала — это начало большого и веселого семейного пира (не сам пир, а именно его начало). Быстро лысеющий мужчина (в этом году такое случилось с Гарреттом Стронгом) — спешащий каммала. Спаривание животных — влажная каммала. Кастрированное животное — сухая каммала, хотя никто не сможет сказать, почему. Девственница — зеленая каммала, женщина в период месячных — красная каммала, старик, который больше не может ковать железо, когда ему подставляют наковальню, мы говорим, увы, мягкая каммала. Держать каммалу — сленговое выражение, означающее делиться секретами. Сексуальные значения этого слова понятны, но почему гористая территория с сухими руслами рек к северу от города известна, как лощины каммалы? Или почему вилку иногда называют каммалой, а ложку или нож — никогда? Возможно, ста семидесяти восьми значений слова каммала не наберется, но семьдесят — точно будет. В два раза больше, если брать в расчет вариации. Одно из значений, наверняка занимающее место в первой десятке, то самое, которое отец Каллагэн определил как шмузинг. Практически фраза звучит так: «Пойти Стерджис каммала» или «Пойти Брин-а каммала». То есть, пойти поболтаем с городскими жителями, не с кем-то конкретным, а со всеми, кто встретится на пути.

В последующие пять дней Роланд и его ка-тет пытались продолжить процесс, инициированный на крыльце магазина Тука. Поначалу получалось не очень («Все равно, что разжигать костер влажными щепками», — как сказала Сюзанна в первый вечер), но мало помалу местные жители все с большей охотой подходили к ним. Во всяком случае привыкали к пришельцам из другого мира. Каждый вечер Роланд и чета Динов возвращались в дом отца Каллагэна. Каждый вечер, а чаще, во второй половине дня, Джейк возвращался на ранчо «Рокинг Би». Энди встречал его там, где дорога на ранчо отходила от Восточной дороги и сопровождал остаток пути. Всякий раз кланялся и говорил: «Добрый вечер, са! Хочешь услышать свой гороскоп? Ты встретишь давнего друга. Молодая леди питает к тебе теплые чувства!» И так далее.

Джейк вновь спросил Роланда, почему он так много времени проводит с Бенни Слайтманом.

— Ты жалуешься? — задал встречный вопрос Роланд. — Тебе он больше не нравится?

— Мне он нравится, Роланд, но, думаю, я должен делать что-то, не только прыгать в стог сена, учить Ыша всяким фокусам и купаться в реке. Вот и объясни мне, что именно.

— Больше ничего, — ответил Роланд. Потом добавил. — Еще ты должен отсыпаться. Растущему организму нужно много спать.

— Почему я езжу туда?

— Потому что мне представляется, что именно там ты должен ночевать. Я хочу, чтобы ты держал глаза и уши открытыми и ставил меня в известность, увидев что-то непонятное или не нравящееся тебе.

Они провели вместе эти пять дней, и дни выдались долгими. Новизна поездок верхом быстро улетучилась. Как и жалобы на боль в мышцах и натертую кожу. В одной из таких поездок, когда они приближались к месту, где их ждал Энди, Роланд прямо спросил Сюзанну, не думала ли она, что аборт — одно из решений возникшей проблемы.

— Не могу сказать, что эта мысль не приходила мне в голову, — ответила она, с любопытством посмотрев на него.

— Отбрось ее. Никаких абортов.

— На то есть особая причина?

— Ка, — коротко ответил Роланд.

— Кака, — поддакнул Эдди. Шутка была старая, но трое нью-йоркцев рассмеялись. Присоединился к ним и Роланд. На том тему закрыли. И Роланда это радовало. Его вполне устраивало нежелание Сюзанны обсуждать Миа и грядущие роды. Он полагал, что некоторых сторон проблемы знать ей не следовало.

Однако, она никогда не испытывала недостатка храбрости. Роланд не сомневался, что рано или поздно вопросы с ее стороны последуют. После того, как квартет (квинтет, считая Ыша) пять дней колесил по городу, Роланд в середине дня начал отсылать ее к Джеффордсам, чтобы она попрактиковалась в бросании тарелки.

Через восемь дней после их долгого ночного разговора на веранде-крыльце дома Каллагэна, того, что закончился только в четыре утра, Сюзанна пригласила их на ферму Джеффордсов, чтобы продемонстрировать свои успехи. «Это идея Залии, — сказала она. — Думаю, она хочет знать, удастся ли мне сдать экзамен».

Роланд понимал, что ему достаточно спросить Сюзанну, если он хотел получить ответ на этот вопрос, но при этом хотелось и посмотреть, чему научилась Сюзанна. Когда они прибыли на ферму, на заднем крыльце собралась вся семья и несколько соседей Тиана: Хорхе Эстрада с женой, Диего Адамс. Хавьеры. Они напоминали зрителей на тренировке игроков в «Очки». Залман и Тиа, рунты, стояли с краю, таращась на толпу широко раскрытыми глазами. Был и Энди, который держал на руках спящего Аарона.

— Роланд, вроде бы ты хотел сохранить все в секрете, и что из этого вышло?

Роланд уже понял, что его угрозы ковбоям, которые видели, как бросала тарелку Маргарет Эйзенхарт, результата не дали. Потому что в деревне обожали посплетничать. Независимо от того, находилась она во Внутренних феодах или в Пограничье. Селяне жить без этого не могли. «В лучшем случае, — думал он, — эти болтуны не забывали сказать и о том, что Роланд — крутой парень, сильный каммала, который шутить не любит».

— Может, ничего страшного не случилось, — ответил он. — Жителям Кальи испокон веков известно, что Сестры Орисы бросают тарелку. Если они узнают, что этому научилась Сюзанна, может, еще сильнее нас зауважают.

— При условии, что она не провалится, — вставил Джейк.

Роланда, Эдди и Джейка почтительно поприветствовали, когда они поднялись на крыльцо. Энди сказал Джейку, что по нему сохнет молодая леди. Джейк покраснел и ответил, что больше не хочет слышать своих гороскопов, если Энди не возражает.

— Как скажешь, са, — Джейк в это время всматривался в слова и цифры на груди Энди и думал, действительно ли он попал в этот мир роботов и ковбоев или ему все снится. — Я надеюсь, что ребенок скоро проснется, очень надеюсь. И заплачет! Потому что я знаю несколько колыбельных…

— Замолчи, скрипучий стальной бандит! — сердито бросил ему дед Тиана, и робот, после того, как извинился перед стариком (как всегда, самодовольным, без единой извиняющейся нотки голосом), замолчал. «Посыльный, со многими другими функциями, — думал Джейк. — Может, одна из твоих функций — издеваться над местными жителями, Энди, или это плод моего воображения?»

Сюзанна находилась в доме с Залией. А когда они вышли, Сюзанна была не с одной сумкой из плетеной соломы, а двумя. Они висели на бедрах, держась на переброшенных через плечи лямках. Лямки эти перекрещивались на груди, как ленты с патронами. Эдди обратил внимание и на пояс, к который удерживал сумки на месте, не давая смещаться к животу или спине.

— Амуниция, однако, мы говорим спасибо, тебе, — ответил Диего Адамс.

— Это придумала Сюзанна, — ответила Залия, когда Сюзанна садилась в свое кресло на колесах. — Чтобы зафиксировать сумки с тарелками на одном месте.

«Здорово она это придумала», — подумал Эдди и улыбнулся, восхищаясь Сюзанной. Увидел такую же улыбку на лице Роланда. Джейка. И мог поклясться, что даже Ыш улыбался.

— Принесет ли это пользу, вот что хочется знать, — выдохнул Баки Хавьер. Такой вопрос, подумал Эдди, только подчеркивал разницу между стрелками и жителями Кальи. Эдди и его друзья сразу поняли, для чего это делается и как сработает. Хавьер, однако, был фермером, а потому, смотрел на все совсем другими глазами.

«Мы вам нужны, — подумал Эдди, Оглядев мужчин и женщин, собравшихся на крыльце, фермеров в грязных белых штанах, Адамса — в кожаных и коротких сапогах, заляпанных навозом. — Ой, как нужны».

Сюзанна подъехала к крыльцу, культи подсунула под себя, приподнялась на них. Эдди знал, что такая поза причиняет ей немалую боль, но по лицу Сюзанны не чувствовалось, что она испытывает какой-то дискомфорт. Роланд тем временем смотрел на сумки. В каждой лежали четыре тарелки. Простые, без рисунка по ободу. Тренировочные тарелки.

Залия прошла к амбару. Роланд и Эдди сразу, как только приехали, увидели закрепленное на стене одеяло. Остальные же заметили его, лишь когда Залия стала снимать одеяло со стены. Под ним оказался нарисованный мелом человек, с застывшей улыбкой на лице и развевающимся позади плащом. По уровню мастерства рисунок не шел ни в какое сравнение с творением близнецов Тавери, однако, стоявшие на крыльце сразу поняли, что перед ними Волк. Старшие дети ахнули. Эстрады и Хавьеры зааплодировали, но на их лицах отразилась тревога. Энди похвалил художника (добавив: «…кем бы он ни был»), и дед Тиана вновь велел ему заткнуться. А потом заявил, что Волки, которых он видел, были куда крупнее. Голос его дрожал от волнения.

— Ну, я нарисовала его в размер человека, — сказала Залия (в действительности она отталкивалась от размера мужа). — Если настоящие Волки больше, попасть в них будет легче, и это хорошо. Слушайте меня, прошу вас, — последняя фраза прозвучала неуверенно, почти как вопрос.

Роланд кивнул.

— Мы говорим, спасибо тебе.

Залия бросила на него благодарный взгляд, отошла в сторону, повернулась к Сюзанне.

— Можешь начинать.

От стены амбара Сюзанну отделяли примерно шестьдесят ярдов. На мгновение она застыла, положив руки на грудь, правую поверх левой, склонив голову. Члены ка-тета знали, что сейчас происходит у нее в голове: «Я целюсь глазом, стреляю рукой, убиваю сердцем». Их сердца устремились к ней, на крыльях телепатических способностей Джейка и любви Эдди, поддерживая ее, подбадривая, желая удачи. Роланд не отрывал от Сюзанны взгляда. Может, еще одна рука, умеющая бросать тарелки, решит исход сражения в их пользу. Может, и нет. Но он от всей души желал ей не промахнуться.

Сюзанна подняла голову. Посмотрела на нарисованного мелом человека на амбарной стене. Руки все лежали на груди. Потом она пронзительно вскрикнула, совсем, как Маргарет Эйзенхарт во дворе ранчо «Рокинг Би», и Роланд почувствовал, как у него учащенно забилось сердце. В этот момент перед его мысленным взором возник Давид, его сокол, складывающий крылья в синем небе, чтобы упасть на добычу, как камень с глазами.

— Риса!

Ее руки упали и исчезли. Только Роланд, Эдди и Джейк могли уследить за их движениями. Правая выхватила тарелку из левой сумки, левая — из правой. Сэй Эйзенхарт бросала тарелку, занося руку за плечо, жертвуя временем ради силы броска и точности. Руки Сюзанны вновь скрестились, на уровне грудной клетки, тарелки поднялись чуть выше подлокотников кресла, а потом полетели, чтобы через несколько мгновений вонзиться в стену амбара.

При броске Сюзанна вытянула руки перед собой, но, как только тарелки вылетели из пальцев, опустила руки, перекрестив, выхватила из сумок новые тарелки. Бросила их, потом третью пару, четвертую. Последние две тарелки вонзились в стену, одна выше всех остальных, вторая — ниже, еще до того, как первые перестали вибрировать.

На мгновение во дворе Джеффордсов воцарилась полнейшая тишина. Замолчали даже птицы. Восемь тарелок торчали в человеческом силуэте одна над другой, верхняя — в горле, остальные ниже, на расстоянии от двух с половиной до трех дюймов. И чтобы бросить все восемь тарелок, ей потребовалось не больше трех секунд.

— Ты собираешься использовать тарелку против Волков? — с благоговейным трепетом в голосе спросил Баки Хавьер. — Да?

— Ничего еще не решено, — холодно ответил Роланд.

И тут подала голос Дили Эстрада: «Но, если бы это был человек, слушайте меня, его бы разрубило на куски».

А последнее слово осталось за дедом Тиана, который, пожалуй, имел на этот право, как самый старый житель Кальи: «Именно так!»

Когда они возвращались к главной дороге (Энди шел впереди, нес сложенное кресло и играл победный марш), Сюзанна сказала: «Я могу отдать пистолет, Роланд, и сосредоточиться на тарелках. Очень приятно, знаешь ли, издать такой крик, а потом бросить ее».

— Ты напомнила мне моего сокола, — признался Роланд.

Сюзанна сверкнула белозубой улыбкой.

— Я и ощущала себя соколом. Риса! О-Риса! Одно это слово побуждало меня вложить всю силу в бросок.

Джейку вдруг вспомнился Гашер («Твой старый приятель, Гашер», — как нравилось называть себя этому джентльмену), и по его телу пробежала дрожь.

— Ты действительно готова променять пистолет на тарелку? — спросил Роланд, не зная, смеяться ему или ужаснуться.

— Ты бы стал сворачивать самокрутки, если бы имел доступ к фабричным сигаретам? — спросила она и продолжила, не дожидаясь его ответа. — Нет, конечно. Однако, тарелка — отличное оружие. Когда они придут, я намерена бросить две дюжины. Так что свою долю Волков я выберу.

— А тарелок хватит? — спросил Эдди.

— Будь уверен. Красивых, вроде той, что бросала для тебя, Роланд, сэй Эйзенхарт, конечно, мало, но тренировочных — сотни. Розалита и Сари Адамс сортируют их, отбраковывая те, которые неотбалансированы, а потому могут отклониться от цели. — Она замялась, понизила голос. — Они все приходили, Роланд, и, хотя Сари храбра, как лев, и не согнется перед торнадо…

— Мастерства ей недостает, так? — сочувственно спросил Эдди.

— Скорее да, чем нет, — ответила Сюзанна. — Она кое-что умеет, но не чета остальным. И жесткости ей не хватает. Мягковатая она.

— Я могу найти ей другое занятие, — заметил Роланд.

— Какое, сладенький?

— Отряжу в группу сопровождения. Мы посмотрим, как они бросают тарелки, послезавтра. В пять часов, Сюзанна. Они знают?

— Да. Чуть ли не вся Калья заявится посмотреть, если ты разрешишь.

Роланду это определенно не понравилось… но следовало ожидать, что все так и будет. «Я слишком давно не жил среди людей, — подумал он. — В этом все дело».

— Кроме женщин и нас никого быть не должно, — отчеканил он.

— Если жители Кальи увидят, как хорошо женщины бросают тарелки, многие колеблющиеся перейдут на нашу сторону.

Роланд покачал головой. Он не хотел, чтобы жители знали, насколько хорошо женщины бросают тарелки, этот момент играл немаловажную роль для его планов. Пусть город знает, что они умеют бросать тарелки… в этом он как раз не видел ничего плохого.

— Как они, Сюзанна? Скажи мне.

Она подумала и улыбнулась.

— Настоящие охотницы. Бьют наповал. Каждая из них.

— Ты можешь научить их бросать с двух рук?

Сюзанна обдумала вопрос. Любого можно научить чему угодно, имея в своем распоряжении достаточно времени, но как раз времени у них и не было. До прихода Волков оставалось тринадцать дней, во дворе отца Каллагэна Сестры Орисы (включая нового члена общества, Сюзанну из Нью-Йорка) встречались через два дня, то есть на обучение ей отводилось чуть больше полутора недель. Самой Сюзанне не пришлось ничему учиться. Все получилось само собой, как и во всем, что касалось стрельбы. В отношении же других…

— Розалита научится, — наконец, ответила она. — Маргарет Эйзенхарт можно научить, но она иной раз начинает суетиться в самый неподходящий момент. Залия? Нет. Пусть бросает по одной тарелке, только правой рукой. Она чуть медлительнее остальных, но я гарантирую, что каждая брошенная ею тарелка наполнится чьей-то кровью.

— Да, — кивнул Эдди, — пока снитч на найдет ее и не вытряхнет из корсета, ага.

Сюзанна его реплику проигнорировала.

— Мы сможем убить многих из них. Ты знаешь, что сможем.

Роланд кивнул. Увиденное заметно приободрило его, особенно с учетом рассказа Эдди. Сюзанна и Джейк уже знали секрет деда Тиана. И, раз уж Джейк пришел на ум…

— Что-то ты сегодня очень уж тихий, — Роланд повернулся к мальчику. — С тобой все в порядке?

— Да, спасибо тебе, — он наблюдал за Энди. Вспоминал, как Энди качал малыша. Думал о том, что Аарон не протянул бы и шести месяцев, если б Тиан, Залия и старшие дети умерли, а малыш остался на попечении Энди. Умер бы или потерял разум. Энди менял бы ему подгузники. Энди кормил бы его, чем положено. Энди пел бы колыбельные. Пел бы очень хорошо, но в песнях этих напрочь отсутствовала бы материнская любовь. Или отцовская. Энди был всего лишь Энди, роботом-посыльным, со многими другими функциями. Лучше бы крошку Аарона воспитывали… ну, волки.

Мысль эта вернула его в ночь, которую он и Бенни провели в палатке на речном обрыве (больше они в палатке не ночевали, потому что ночи стали уж очень холодными). В ночь, когда он увидел, как Энди и отец Бенни о чем-то говорили на берегу, после чего отец Бенни перешел реку вброд. Направился на восток.

Направился в сторону Тандерклепа.

— Джейк, ты уверен, что у тебя все в порядке? — спросила Сюзанна.

— Да, мэм, — ответил Джейк, зная, что от такого ответа она, возможно, засмеется. Так и произошло, он засмеялся вместе с ней, продолжая думать об отце Бенни. Очках отца Бенни. Джейк не сомневался, что во всем городе очки носил только Слайтман-старший. Как-то раз, когда они втроем объезжали северные пастбища Рокинг Би в поисках отбившихся от табуна лошадей, он спросил отца Бенни об очках. Тот рассказал ему о том, выменял очки на чистокровного жеребца у одного из торговцев, плывших по реке. Случилось это давно, при жизни сестры Бенни, да благословит ее Ориса. Он пошел на этот обмен, хотя все ковбои, и даже сам Воун Эйзенхарт, говорили ему, что проку от очков не будет. Пользы, мол, от них не больше, чем от предсказаний Энди. Но Бен Слайтман их надел, и они все изменили. Впервые с семилетнего возраста он увидел окружающий его мир, а не размытую копию.

Он протер стекла подолом рубашки, посмотрел на просвет, надел очки.

— Просто не знаю, что буду делать, если разобью их или потеряю. Я обходился без них больше двадцати лет, но к хорошему человек привыкает быстро.

Джейк думал, что это неплохая история. Полагал, что Сюзанна в нее бы поверила (если б обратила внимание на то, что очки эти в Калье единственные). Он склонялся к мысли, что в нее поверил бы даже Роланд. Слайтман рассказывал ее правильно: как человек, понимающий, как ему повезло, и не имеющий ничего против того, чтобы рассказать другим, что последовал собственному суждению, которое оказалось более правильным, чем мнение многих, в том числе и его босса. Даже Эдди, и тот не нашел бы в истории Слайтмана-старшего никакой зацепки. А зацепка состояла в том, что история отца Бенни не была правдивой. Джейк не знал, на что тот выменял очки, его телепатической силы не хватало, чтобы докопаться до истины, но в том, что Слайтман-старший солгал, сомнений у него не было. Потому-то он и волновался.