Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник) Дивов Олег

Елена Первушина

Петербургская киберреальность

«Петербургское небо мутилось дождем», – почему-то вспомнилось ему.

По старой, странной, еще со школы оставшейся привычке он подумал о себе в третьем лице и тотчас смутился, словно его мысли зависали облачком над головой и каждый прохожий мог прочитать их. На самом деле об этой причуде не знал никто, даже Бронтозавровна. Особенно Бронтозавровна. Если одноклассники просто начали бы гоготать, то Бронтозавровна, наверное, улыбнулась бы по-доброму и предложила бы прочесть «Поединок» Куприна. И Игорь бы сгорел от стыда. Но Бронтозавровна, разумеется, ни о чем не ведала, и Игорь прочел Куприна уже взрослым, узнал, что разделяет свою причуду с безвременно погибшим поручиком Ромашовым, и покраснел так, что сидевшая за соседним столиком в читальном зале библиотеки девушка приняла это на свой счет и еще долго с интересом поглядывала на Игоря.

Хотя нет, услышь каким-то образом Бронтозавровна эту фразу, она, недовольно поморщившись, повторила бы слово «вспомнилось» таким тоном, будто обнаружила гусеницу в своей тарелке с салатом, и спросила бы: «То есть сам герой был думать не в состоянии? За него думает некая сила? Возможно, это такой специальный кибер для думанья?» И вот тогда Игорь сгорел бы от стыда окончательно.

Он перешагнул через зеленую полосу, отделяющую обычную ленинградскую улицу от Музейного квартала – одного из двенадцати островков, где был воссоздан Старый Петербург, и в который раз удивился тому, как меняется походка, когда идешь по брусчатке. Становится неловкой, раскачивающейся, словно неровности покрытия постоянно сбивают с ритма. Наверное, люди, жившие здесь в XIX веке, этого не замечали. А может быть, вымощенная мостовая казалась им удивительно гладкой по сравнению с обыкновенными российскими дорогами, где «вязнут спицы расписные в расхлябанные колеи».

И тут же он снова одернул себя. Что еще за «вымощенная мостовая»? Тавтология-с, сударь! Даже тавтология-съ. Кстати, «тавтология-съ, сударь» – это еще один пример тавтологии, ведь почтительный словоерс именно обращение «сударь» и обозначает. Но, положим, какой-то оробевший чиновник из какой-нибудь Калужской губернии вполне мог сыпать словоерсами и тавтологиями, в первый раз попав в «блистательный Санкт-Петербург». Ну да, печально известный «штабс-капитан Словоерсов» из «Братьев Карамазовых». И довольно об этом.

Но почему он вообще вспомнил эту строчку Блока? Небо над Музейным кварталом, как и над всем Ленинградом, было ясное, весеннее. Правда, из небольшой тучки сыпался мелкий дождик, – вероятно, синоптики решили полить клумбы, – но Игорю даже в голову не пришло накинуть капюшон: редкие капли ласково касались мостовой и цветов на клумбах, но чтобы промокнуть под ними, нужно было очень постараться.

Ожил браслет на руке, подав знак, что соединился с местными транспондерами и готов указать путь к здешним достопримечательностям, если это понадобится.

Игорь вышел к Неве, по которой еще плыли белые и прозрачно-хрустальные дворцы – последний ладожский лед уходил в море. В подъездах домов, выходящих на набережную, застыли дворники, газетчики и лоточники, пережидавшие дождь. Точнее, киберы, изображавшие дворников, газетчиков и лоточников. Людей сейчас здесь не было: будний день да еще и межсезонье.

Едва лоточники заметили приближающегося к ним Игоря, как закричали наперебой:

Игорь обошел их, поморщившись, но поманил рукой газетчика – кибера с маской веснушчатого мальчишки, обряженного в гимназическую форму, – и взял у него газету, в которой был список открытых музеев. Зажмурившись, ткнул наугад, обнаружил, что выбрал «Дом купца Кельха», поморщился и свернул с набережной в глубь квартала.

Гуляя по улицам Старого Петербурга, он не мог не вспоминать Бронтозавровну. Так и видел ее презрительно наморщенный нос, так и слышал любимую фразу из любимого Булгакова: «Поздравляю вас, гражданин, соврамши!»

На самом деле его учителя звали Бронислава Захаровна, это имя ребята из четвертой комнаты Ленинградской средней школы номер 117 мгновенно превратили в Бронзахаровну, и, поколебавшись немного в неустойчивом положении, оно соскользнуло к Бронтозавровне, да там и осталось.

Бронислава Захаровна была очень полная да еще и двигалась неловко, как-то дергано, словно заводная игрушка. Зато могла с ходу перечислить всех выдающихся летчиков Первой и Второй мировых войн, их наиболее значимые воздушные бои, назвать крупнейшие танковые сражения и технические характеристики танков, принимавших в них участие, рассказать о самых результативных шпионских операциях времен холодной войны. «Только болваны не учат историю и вынуждены повторять ошибки своих предшественников», – такова была ее коронная фраза.

Группа Бронтозавровны одно время была неустойчивой, постоянно меняла состав, из нее уходили одни ученики, приходили другие, соблазненные запасниками исторических музеев, где Бронтозавровну знали, встречали уважительно, почитали за честь предложить ей руку, когда она с трудом поднималась по лестнице, и были готовы по первой просьбе показать ее ученикам, что и как было устроено в прошлые эпохи, дать посидеть в кабине танка ИС-2 или американской «летающей крепости» Б-17, провести мастер-класс по фехтованию на шпагах или стрельбе из мушкетов. Потом, удовлетворив любопытство, они уходили, на смену им приходили новые, интересовавшиеся уже подробностями Карибского кризиса и тем, кому было выгодно убийство Кеннеди, а Бронтозавровна относилась к этой смене лиц с поистине бронтозавровским спокойствием. Она никогда не пыталась пустить пыль в глаза, понахватавшись общих сведений из БВИ, никогда не обманывала своих учеников, даже в самых что ни на есть педагогических целях. Она словно говорила им: «Я – та, кто я есть. Эксперт в совершенно определенной и довольно узкой области. И об этой области я могу рассказать вам всё, что вы захотите. А вдобавок я могу научить вас быть теми, кто вы есть». Во всяком случае, Игорь понимал ее позицию именно так.

В конце концов вокруг Бронтозавровны сформировалась своя группа – пять человек, которые твердо решили стать историками. «Только лучше не идите в историю Второй мировой, ребята, – по-дружески советовала им она. – Когда я была профессором, то подготовила довольно много аспирантов в этой области, у них сейчас свои ученики. Боюсь, народу там теперь столько, что не протолкнуться. Нет, я верю в ваш энтузиазм и остроту ваших локтей, но разве не интереснее будет найти свою тему?»

Порывшись в БВИ, Игорь узнал, что Бронтозавровна была не просто профессором истории Ленинградского университета, но и экспертом по оружию массового поражения; ее периодически вызывали для консультаций, если где-нибудь находили какой-то грозный «подарок из прошлого» вроде тайного хранилища химических или биологических боезарядов.

Тогда Игорь, которому случалось видеть протезы, высовывавшиеся из рукавов и из-под брючин Бронтозавровны при резких движениях, вообразил себе, что она пострадала при вскрытии одного из таких хранилищ. Он даже провел собственное расследование, встретившись с друзьями, коллегами и бывшими аспирантами Бронтозавровны. Он говорил, что пишет сочинение на тему «Человек, который на меня повлиял». Игорь узнал очень много о подвигах Бронтозавровны на научной ниве, о том, как она искала танки КВ-1 в болотах под Ленинградом, как работала в международной группе, наконец-то обнаружившей подлинную легендарную Янтарную комнату, как разоблачила не менее легендарного афериста Арнаутова, который много лет «заимствовал» свои статьи из работ малоизвестных немецких историков XX века. Наконец, где-то через два месяца хождений и расспросов, бывший соученик Бронтозавровны по Ленинградскому университету проболтался, что она пострадала в юности из-за «осложнений после фукамизации». И оставил Игорю еще одну загадку, ответа на которую он не нашел до сих пор: не сама ли Бронтозавровна, узнав об изысканиях своего ученика, дала разрешение рассказать эту историю. В принципе версия легко могла оказаться правдой, так как Бронтозавровна поддерживала контакт с университетскими приятелями, и они скорее всего сообщили ей о визите Игоря и его изысканиях. Но спросить об этом у самой Бронтозавровны он не решился бы даже сейчас, спустя столько лет.

Следуя указаниям браслета, Игорь свернул на Литейный, пересек Шпалерную и Захарьевскую, повернул на Сергиевскую. Когда он достиг дома, облицованного розовым и светло-желтым песчаником и чем-то неуловимо напоминавшего ракушку, браслет на запястье радостно запищал, подсказывая, что его хозяин у цели. Повинуясь дальнейшим указаниям браслета, Игорь прошел под аркой.

Здесь обстановка разительно изменилась. Игорь словно попал во двор старого замка. За его спиной возвышались стройные готические башни. Перед ним было строение с высоким заостренным сводом, напоминавшее средневековый баптистерий, и лишь голова лошади на фронтоне подсказывала, что это конюшенный корпус. Туда и вел Игоря браслет.

Открыв дверь, он попал в современное помещение, в одной части которого за темной стойкой сиротливо жались друг к другу пустые вешалки для одежды, а в другой, сидя за столом, читала какую-то толстую книгу девушка. Услышав скрип открывшейся двери, она подняла голову и улыбнулась:

– Добро пожаловать в наш музей! Вы в первый раз у нас?

– Да, никогда не был.

– Не удивительно, мы только что открылись. А живете в Ленинграде или приезжий?

– Жил когда-то в детстве, теперь в Москве, получился маленький отпуск, и вот решил съездить на родину. Гулял сегодня по вашему кварталу, и браслет привел меня сюда.

– Отлично! Надеюсь, у вас будет повод приятно удивиться…

Она была очень молода – наверное, студентка первых курсов, – и даже дежурные фразы получались у нее как-то мило и неофициально. Девушка отбросила за спину темные волосы, собранные резинкой в «конский хвост», и вышла из-за стойки.

– Пойдемте, я вам всё покажу.

Они прошли в соседний полутемный зал. Девушка нажала кнопку, и на стену начали проецироваться кадры из старой экранизации «Войны и мира». Та самая сцена, которую бабушка Игоря когда-то называла «Наташа Ростова танцует вальс со Штирлицем». На другой стене появился фасад дома, который Игорь уже видел с улицы.

– Вы в музее «Дом купца конца XIX – начала XX века», – заговорила девушка профессиональным «лекторским» или в данном случае скорее экскурсоводческим тоном. – Сейчас мы предлагаем вам две программы. «Бал в купеческом доме» и «Обед в купеческом доме». С помощью киберанимации вы сможете словно бы перенестись в прошлое и увидеть залы этого особняка такими, какими они были в начале двадцатого века.

– То есть… у вас в музее киберы?

– Да, и выглядят они вот так.

Девушка снова щелкнула кнопкой, и Штирлица, танцующего с Наташей Ростовой, сменило изображение стоявших неподвижно мужчин и женщин, одетых по моде начала XX века. Фигуры медленно вращались, давая возможность рассмотреть себя со всех сторон. Дамы с перетянутыми талиями и чуть отставленными назад ягодицами, в длинных до полу платьях переливчатых зеленовато-голубоватых тонов. Мужчины в строгих черных фрачных парах со смешными галстуками-бабочками, в цилиндрах и с тростями в руках.

– Это же андроиды! – сердито возразил Игорь.

– Ну что вы, – поспешила успокоить его девушка. – Откуда андроидам взяться на Земле? Это просто киберы, оформленные в виде людей.

– То есть стоит андроиду оказаться на Земле, как он тут же превращается в кибера? – съехидничал Игорь.

– Нет-нет, – поспешно возразила девушка. – У киберов очень простая программа. Они будут выполнять предписанный им сценарий, будут отвечать на поставленные вами вопросы, но выйти за рамки сценария они не смогут.

– А если я спрошу их мнение, например, о последних открытиях на Леониде?

– Они скажут вам, что ничего об этом не знают. В их базах данных нет Леониды. Ну что, рискнете отправиться на бал? я покажу вам несколько простейших танцев, а киберы будут вам помогать. Будет весело!

– Не стоит, давайте лучше обед.

– Это тоже хороший выбор. Все блюда специально приготовлены по рецептам девятнадцатого века шеф-поваром гостиницы «Октябрьская». Берите с каждой переменой блюд столовый прибор, лежащий с внешнего края.

– С внешнего края чего?

– Других приборов. Ну, вы увидите. Впрочем, киберы запрограммированы так, чтобы не замечать нарушений этикета. В конце концов, это – развлечение, а не урок истории. Вся программа построена так, чтобы вы насладились вкусными блюдами в веселой компании.

– Звучит неплохо.

– Если вас что-то не устроит, вам достаточно будет сказать только: «Окончен бал, погасли свечи!» – и киберанимация сразу остановится. Но, надеюсь, что вам понравится. Вот за этой дверью вы можете переодеться. Там на стене вы найдете схемы, на которых указано, как нужно одеваться. Если что-то будет непонятно, спрашивайте, не стесняйтесь.

Минут через пятнадцать Игорь, облаченный во фрачную пару, вновь вышел в вестибюль, держа в руках шелковый галстук, почему-то черного цвета.

– Вы не поможете?

– Конечно.

Девушка ловко завязала ему бабочку и немного отошла назад, любуясь своей работой.

– Выглядите просто отлично! Желаю хорошо повеселиться. Открывайте дверь, ступайте по коридору, и вы окажетесь в вестибюле дома. И помните: киберы запрограммированы делать всё, чтобы ваше пребывание в этом доме было приятным. Не стесняйтесь обращаться к ним с вопросами, если они у вас возникнут. И приятного аппетита!

– Спасибо.

Игорь открыл дверь, на которую показывала девушка, и увидел неосвещенный коридор. Когда дверь захлопнулась за спиной, стало совсем темно, и только тонкая цепочка из горящих на стене лампочек указывала путь. Очевидно, это путешествие по темному проходу должно было настроить гостей на «перемещение во времени». Коридор вскоре кончился. Игорь толкнул следующую дверь и оказался в просторном помещении, залитом светом. Вверх уходила беломраморная лестница, по стенам висели пейзажи с зелеными пиниями и эмалево-синим, купающимся в солнечных лучах морем. На ступенях замерло несколько дам и кавалеров. Едва Игорь сделал первый шаг, как фигуры тут же пришли в движение, начали подниматься по лестнице, где-то зазвучал веселый венский вальс, а стоящий в вестибюле лакей поклонился Игорю и сказал:

– Поднимайтесь, сударь. Хозяева ждут вас.

Игорь прошел вслед за гостями через несколько нарядных залов и увидел столовую, отделанную, как и внутренний дворик, в средневековом стиле. Стены были затянуты дубовыми панелями, сплошь покрытыми резьбой, которую хотелось рассматривать, словно картинки в старой книге. Там ярились драконы, на оконных витражах дамы и кавалеры раскланивались друг с другом. Мелодия вальса сменилась торжественной органной прелюдией.

Хозяин и хозяйка, сидевшие во главе стола, ласково кивнули гостю. Лакей указал Игорю на его место. Игорь сел и осмотрелся. Его соседкой оказалась очаровательная девушка в розовом платье. Она радостно улыбнулась Игорю. Кроме них, здесь собралась еще полудюжина гостей. Внимание Игоря привлекла пара, сидевшая напротив – военный в мундире с орденами и дама в белом платье, шитом золотом, поверх которого было надето черное бархатное распашное платье с разрезанными рукавами. На голове у дамы красовался тюрбан из черного бархата, сколотый брошью, с заткнутым в нее длинным голубым пером.

Хозяин, важный, усатый, встал из-за стола, высоко поднял бокал с шампанским и провозгласил:

– За здоровье его величества и высочайшего семейства! Ура!

Все чокнулись и выпили. Слуги принялись разносить блюда.

– Могу я предложить вам, сударь, холодное говяжье филе, нашпигованное каштанами, или вы предпочтете сига, фаршированного шампиньонами?

– Пожалуй, попробую сига, – сказал Игорь.

– И я тоже, – подала голос его соседка; на ее шее сверкало ожерелье из бриллиантов и темных рубинов.

Лакей с поклоном положил им на тарелки по куску рыбы и по паре ложек гарнира, после чего отошел к стене.

Игорь попробовал рыбу и улыбнулся даме:

– Кажется, мы сделали правильный выбор. Не знаю, каковы каштаны в это время года, но сиг превосходен.

– Да, наши хозяева могут позволить себе хорошую кухню, – отозвалась она. – Вы знаете историю этой семьи?

– К сожалению, нет, – ответил он. – я недавно приехал.

– О, это действительно целая история. Дом построен на деньги хозяйки. Она из богатой купеческой семьи. Ленские прииски, волжские пароходы, заводы. У семьи хозяина денег почти не было, зато у них было дворянство. Сначала она вышла замуж за старшего брата нынешнего хозяина, но он вскоре умер, а ее родители мечтали о том, чтобы внуки были дворянами. Да и семье мужа не хотелось упускать деньги. И она вышла за младшего брата. Только подумайте, что за жизнь! Быть разменной монетой для своих родителей.

– Действительно, это ужасно, – охотно поддакнул Игорь.

Лакеи убрали тарелки с холодными закусками, подали суп – ботвинью с огурцами и пирожки к ней.

– Да и вся наша жизнь ужасна, – продолжала девица с жаром. – Мы только зарабатываем деньги и тратим их! У нас нет цели, нет возможности приносить пользу обществу! Мы не стремимся к самореализации, не стремимся понять, в чем наше призвание! Мои родители, – она указала на мужчину в мундире и даму в тюрбане, – даже не пытались понять, к чему у меня есть склонности, а мои учителя учили меня только танцам, французскому языку и хорошим манерам.

– Да, это действительно ужасно, – повторил Игорь. – Практически невыносимо. Всё, хватит. Окончен бал, погасли свечи.

Развязывая на ходу галстук, Игорь снова прошел по коридору, на этот раз хорошо освещенному. Девушка вскинула голову, посмотрев на него с испугом и удивлением.

– Почему вы так быстро? Вам не понравилось?

– Да. Не понравилось.

– Еда?

– Да нет, еда как раз вполне адекватная. В отличие от… Короче, вашей вины здесь, вероятно, нет, но соедините меня с вашим директором. И поскорее.

Девушка кивнула:

– Сейчас вызову. Пройдите в ту кабинку в конце зала. И… мне очень жаль.

– Мне тоже, – коротко бросил Игорь. – Да, и включите запись разговора. Это будет официальный документ.

– Ой… – выдохнула девушка.

Игорь вошел в кабинку. Экран видеофона уже светился. Игорь увидел стандартно обставленный кабинет и светлую макушку с коротко остриженными и от этого торчащими в разные стороны волосами, склонившуюся над кипой бумаг.

– Катенька? – спросил обладатель макушки, не отрываясь от чтения. – Соскучилась? Можно партийку в шахматы чуть погодя. Ты пока расставляй фигуры, а я тут закончу…

Он наконец поднял голову и, совсем как Катенька, ойкнул и покраснел. На вид ему было не больше тридцати. Игорь вспомнил, что в характеристике, которую он читал в Управлении, директор музейной зоны «Литейная часть» Виктор Константинович Семечник был назван «молодым, талантливым и амбициозным». Игорь тогда еще подумал, что из этих трех слов получится хорошая аббревиатура «МТА» и можно выпускать такие значки и награждать ими подобные дарования.

Молодой, талантливый и амбициозный директор меж тем справился со смущением и спросил куда более сухо:

– Простите, чем могу помочь?

Игорь улыбнулся и поднес к считывающему сенсору свое удостоверение Управления исторических музеев и выставок.

– Вынужден сообщить вам пренеприятнейшее известие, Виктор Константинович. К вам приехал ревизор. Инкогнито из Петербурга.

– То-то мне всю ночь сегодня снились крысы! – директор пытался поддержать шутливый тон, но было видно, как он растерян. – Мы ведь только что открылись. Еще и месяца не отработали!

– Тем не менее наворотить уже успели, – сурово отрезал Игорь. – Давайте разбираться. Начнем с самого начала. Почему у вас киберы-разносчики читают стихи Маяковского?

– Я подумал, что это хорошие звучные стихи, они дают представление об эпохе…

– Совершенно верно. Дают. Только эпоха не та. Маяковский писал их в двадцатые годы двадцатого века, а у вас заявлен дореволюционный период. Это анахронизм, милостивый государь. Да к тому же «вкусней апельсинов, душистее роз» – это про папиросы «Шутка», а вовсе не про конфеты.

– Но я подумал: папиросы сейчас всё равно не продают, а хорошие стихи пропадают. Да и в принципе какая разница – десятые или двадцатые годы, когда речь идет о рекламе конфет и печенья? Это же не политические лозунги!

– В самом деле? До революции кому-то могло прийти в голову выпускать «Фабричную карамель»? Поздравляю вас, гражданин, соврамши!

На экране было видно, как Виктор сглотнул, пытаясь сдержаться и не ответить напрашивающейся ехидной репликой. Игорь оценил его такт и сбавил обороты:

– Понимаю, вы руководите, по сути, развлекательным учреждением, и вам кажется, что главное – это произвести впечатление на зрителя. Но к сожалению, эффект получается противоположным. Вот смотрите. Вы называете этот музей «Домом купца». А ваш персонаж – дворянин и его жена-купчиха. Она, конечно, получает дворянство, но он-то не принадлежит к купеческому сословию.

– Он управлял ее заводами, – вставил Виктор.

– Всё равно это не делает его купцом. Теперь что касается вашего званого ужина. К фраку надевали белую бабочку и белую жилетку, а черную бабочку носили со смокингом. Но это детали, это легко исправить. Хозяева садятся раздельно, с обоих торцов стола, это тоже легко исправимо. Существовали очень строгие и сложные правила того, как следует рассаживать гостей, согласно их возрасту и социальному положению, но этим даже можно пренебречь, так как это довольно трудно воспроизвести в наших условиях. Но вот что действительно важно – хозяева должны встретить гостей, поприветствовать их, представить друг другу и подобрать каждому кавалеру даму, которую он поведет к столу. Только затем они входят в столовую, опять же по чинам, то есть более почетные гости идут впереди. Первым идет хозяин дома и ведет под руку самую почетную гостью, следом – хозяйка под руку с самым почетным гостем. Кстати, если обед проходил в кругу друзей, хозяйка могла вести того из гостей, кто первый раз пришел в дом и не знаком с большинством присутствующих… Да, вот еще что: обед начинался с супа. Его могли разлить до того, как гости сядут за стол. Следом шли холодные мясные закуски, за ними горячие и так далее. А у вас получился какой-то комплексный обед в пансионате «Осинушка»: закуски, первое, второе и компот. И вряд ли в реальном петербургском доме подали бы каштаны ранней весной. Не сезон.

– Еще скажите, что сейчас Великий пост и мяса на столе вообще не должно быть, – уныло произнес молодой директор.

– А вот это как раз спорно. В начале двадцатого века к соблюдению религиозных установлений относились уже как к делу личного выбора, и хозяева вполне могли предложить гостям мясные блюда. Но к сожалению, всё это – отнюдь не главная моя претензия.

– Понятно.

Молодого, талантливого и амбициозного было уже жалко. Он так весело игрался с киберами, а потом пришел гадкий дядька и разрушил его «песчаные замки». Но что поделать? Это история, детка, а она – дама жестокая.

– Хочу сказать о вашей недоэмансипированной дамочке. Жил в конце восемнадцатого века во Франции такой юрист Жан Антельм Брилья-Саварен, был большим гурманом и написал книгу «Физиология вкуса». Так вот, он писал, что приглашать друзей на обед – значит принимать на себя ответственность за их удовольствия, пока они будут у тебя в гостях. А у вас гостя посадили к истеричной девице с совершенно неприличным для ее возраста ожерельем. Которая тут же начала злословить о хозяевах! И ее матушку, кстати, представили почему-то в костюме фрейлины и с тюрбаном.

– Тюрбаны вошли в моду после «Русских сезонов» Дягилева в Париже, – быстро возразил Виктор. – Сам Поль Пуаре…

– Да, но не с придворным же костюмом! И зачем даме надевать его, когда она идет на ужин в частный дом? И почему она так дурно воспитала свою дочь?

– А что, скажете, в Петербурге не было таких девиц? История о хозяевах правдива! – Молодой директор приободрился. – Вы рано ушли. У меня дальше по сценарию хозяева отправляются пороть на конюшню лакея, который случайно разбил чашку.

– Очень хорошо, что я этого не видел, – вздохнул Игорь. – Может, они еще и Му-Му утопили? Какая порка, помилуйте? Крепостное право еще полвека назад отменили. Вычли бы из жалованья, максимум – уволили без рекомендаций. Но не при гостях.

– Вас послушать, так они были ангелами! – Молодой человек проявлял всё большую напористость. – Конечно, обмануться легко: серебряный век, томные дамы в жемчужно-серых платьях. Элэгантная коляска, в эротичэском биэньи эластично шэлэстэла по осэннэму песку! Опомнитесь! Сотни тысяч умирают от голода, столько же – от холеры и тифа. На заводах дети работают по двенадцать часов и получают копейки! На пороге Первая мировая война! А вы умиляетесь: «Ах, какие они были деликатные, какая у них была культура!»

– Вы правы, Виктор Константинович, совершенно правы, – ответил Игорь. – Но именно потому, что вы правы, вам и нет нужды кричать об этом. Ведь люди, по сути дела, приходят в гости к вам. Именно к вам, а не к киберам. А любезные хозяева стараются развлекать гостя, а не поучать его. Да, гости могли бы обсуждать за столом и голод в Поволжье, и подготовку к грядущей войне, но они же этого не сделали! Вместо этого у вас девица стонет, что ей не дают учиться.

– А вы считаете это неважной проблемой? я думаю, наоборот, нашим современникам ее переживания будут понятны.

– Конечно. Но это будет ложное сочувствие. На самом деле ваша героиня просто пустая фанфаронка. Да, женщина пока не может учиться в университете. Но уже почти тридцать лет работают Бестужевские курсы – почему она хотя бы не попыталась поступить на них? Были и врачебные курсы для женщин, и педагогические, и инженерные.

– Но ведь обычный человек с улицы ничего об этом не знает, а если ему прочесть лекцию о женском образовании в дореволюционной России, он заскучает, – возразил Виктор.

– И вы решили обмануть его для его же блага? – быстро спросил Игорь. – Очень опасная стратегия. Вы понимаете, кому вы уподобились? Наша идеология опирается на естественные потребности человека, освобожденного от необходимости бороться за выживание. Она не нуждается в пропаганде, и особенно в пропаганде, основанной на лжи. Современный человек в состоянии сам разобраться, что для него хорошо, а что плохо, иначе мы не были бы там, где сейчас с вами находимся. Моя позиция ясна? Именно ее я изложу в своем отчете.

– Конечно. – Как ни старался Виктор сохранить лицо, всё равно он выглядел как побитый мальчишка.

Игорь хотел сказать ему что-то утешительное вроде: «Продолжайте работу, у вас большой потенциал, а не ошибается тот, кто ничего не делает», – но решил сохранить молодому человеку остатки самоуважения. Поэтому бросил только:

– До свидания, еще увидимся.

И вышел из музея.

С Невы налетел ветер. Игорь закутался поплотнее в плащ, поднял повыше шарф и зашагал к Литейному, составляя в уме текст отчета. Нужно успеть написать его сегодня. На завтра он взял отгул. Завтра его ждут бывшие одноклассники, они вместе поедут на Комаровское кладбище. Старый обычай отмечать сороковой день совершенно иррационален, но, похоже, не собирается отмирать. За сорок дней как раз успевают пройти шок и первая боль, и можно вспомнить, кем был для тебя ушедший человек и почему он тебе дорог.

Бронислава Захаровна прожила до обидного мало: всего семьдесят с небольшим лет. Впрочем, она как-то вечером, когда они с Игорем праздновали его назначение в Управление исторических музеев и выставок – так себе праздник, но зато повод повидаться, – изрядно захмелела и обмолвилась: «Знаешь, я ужасно устала таскать свое тело». Больше она никогда к этой теме не возвращалась, но Игорь знал, что за ее словами стоит нечто, чего он трусливо надеялся никогда не понять.

Но всё же, несмотря на то, чего она лишилась, ее короткая жизнь была наполнена смыслом. Она сберегала, возвращала по кусочкам память об умерших людях, о давно утраченных жизнях. И подготовила себе смену, чтобы ее работа не прервалась. Сумеем ли мы сделать столько же за наш, надеюсь, еще долгий век, нам только предстоит узнать. Вот что скажет Игорь завтра на Комаровском кладбище, у могилы Бронтозавровны.

О'Рэйн

Дно совести

Был первый день лета – когда Солнце начали включать на час раньше, а выключать – на полчаса позже, чтобы дать больше света начинавшему вызревать где-то далеко на юге урожаю.

Анита стояла над обрывом, чувствуя кожей голых ног щекотку густой, необыкновенно мягкой травы. Воздух ощутимо пах кварцем, как солярий или кабинет физиотерапии в поликлинике.

На Аните была короткая майка, джинсовые шорты и дешевые резиновые шлепанцы. В нормальном мире на всех таких уже много лет стояло клеймо «мэйд ин чайна», но в Городе не было Китая. Хотя китайцев наблюдалось порядочно, но Анита не различала, часть из них вполне могла быть корейцами или киргизами. Вместо китайского признания в середине подошвы красовалась стилизованная буква «Г», а может, и не «г», а просто прямой угол с завитушками.

Анитина соседка Эма, румынская стриптизёрша из девяностых годов, считала, что «Г» означает «Город». У Аниты же было своё, исконно русское мнение по поводу этой буквы. Качество товаров из магазинов Города это мнение обычно подтверждало.

– Ты подумала? – спросил Наставник из-за ее плеча. – Так одна была рюмка или все-таки две? И смотрела ли ты на дорогу?

– Вам-то что? – сказала Анита.