Рукопись из тайной комнаты. Книга первая Корджева Елена

4

Утро началось «по плану Мариса».

К завтраку Ева вышла с повязанным большим клетчатым платком горлом. Жестами показала, где на кухне что лежит и, заботливо сопровождённая Марисом, удалилась к себе. После чего заботы по приготовлению завтрака на всю ораву естественным путём легли на плечи Байбы, которой так и не удалось прикрыться малышом, и Инги – художницы. Марис умудрился создать дополнительную хаотичность, утаскивая лучшие куски «больной хозяйке». Он вообще суетился, явно не собираясь длить ни завтрак, ни общение с приезжими.

Наскоро перекусив и выпив свою дежурную чашку кофе, он встал и, обращаясь к мужчинам, спросил:

– Ну, кто тут мужской работы не боится?

И на английском – тоже спросил. В результате ни Оке, ни Дайнис не получили шанса сделать вид, что не поняли. Пришлось, нехотя глядя друг на друга, поинтересоваться, а в чем именно, по мнению Мариса, заключается «мужская» работа.

Выяснилась душещипательная история. Дескать, Дора – коза, запертая в хлеву, будучи на сносях, сильно страдает от холода. Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, необходимо сегодня же как следует утеплить этот самый хлев, дабы улучшить самочувствие беременной козы. К слову, рассказ был вполне правдивым. Ну, кроме того факта, что лично коза никому на холод не жаловалась. Отказаться помочь «беременной» никто из мужчин не рискнул, и оба, надев куртки, потянулись вслед за развившим бурную активность хозяином на улицу, где сегодня и впрямь изрядно подморозило.

Марис, всегда возивший в багажнике целые залежи инструмента – мало ли что может понадобиться уважающему себя мужчине, тут же выдал каждому необходимые принадлежности и, не переводя духа, помчался к сараю, где с незапамятных времён хранились дрова, доски и всяческий садовый инвентарь.

На свет извлекались доски, толь и прочий материал, который предполагалось использовать для улучшения условий жизни беременной Доры.

Пока мужчины копошились у машины и в сарае, Ральф изошёл на лай. Теперь же, когда они вынужденно переместились к его нынешнему «месту жительства», вообще озверел и хрипло и надсадно рычал. Мужчины нервно оборачивались. Их можно было понять. Мало того, что в субботний день в гостях тебя заставляют таскаться с досками по морозу, так ещё, того гляди, злобное зубастое чудовище ухватит зазевавшегося за лучшие – филейные места.

Через некоторое время, когда доски уже были принесены к сараю, рычание сердитого пса стало совершенно невыносимым.

Марис, почесав затылок, постоял, как видно принимая какое-то решение, а потом решительным шагом направился к дому. Чем и как он подействовал на женщин, едва успевших в отсутствие хозяйки вымыть после завтрака посуду, неизвестно. Однако из дома он вышел, вытаскивая заодно коляску малыша. За ним с ребёнком на руках шла Байба. Замыкала шеренгу художница, держа в руках краски и альбом.

Выведя «женщин и детей» в безопасное место, Марис отстегнул от троса немало удивлённого Ральфа и широким шагом сопроводил его в дом, немедленно закрыв дверь. Лай, разумеется, тут же прекратился – чего лаять, если в доме тепло и тебя обнимает родная хозяйка? А что там делают на улице все эти люди – это их дело, в конце концов, он лаял, а стало быть, предупреждал. Так или как-то похоже, очевидно, рассуждал сторожевой пёс, укладываясь у ног хозяйки, устроившейся у кухонного окна со свежезаваренным кофе, налитым в любимую чашку в горошек.

Гости, обрадовавшиеся внезапно наступившей тишине, не сразу поняли, что путь в дом начисто отрезан. Кто же осмелится переступить порог, если сразу за ним тебя встретит злобный оскал сторожевого пса! А на улице летом совсем не пахло. Мороз даже не собирался исчезать, более того, по небу тёмно-серыми пуховыми подушками мчались, подгоняемые изрядным ветром, тяжёлые, полные снега тучи.

А Марис с энтузиазмом работал. Он уже загнал на крышу длинного Оке, командуя ему с какого края начинать её перестилать. Оке хрустел сапогами по крыше, а в такт шагам блеяла беременная коза, как бы напоминая, что бросить работу никак нельзя.

Дайнис неумело тесал что-то выданным ему слишком тяжёлым для нетренированных рук топором, Оке возился на крыше, Марис, исполняя роль прораба, отдавал распоряжения и показывал, что и как делается. Байба пыталась угомонить вопящего малыша, почему-то не желавшего гулять под стук топоров.

Художницу, стоящую посреди всего этого бедлама с раскрытым ртом, Марис тоже пробудил к действию, сказав, что другой возможности запечатлеть зимнюю жизнь хутора у неё не будет. Оказалось, что, несмотря на намерение изображать, практическое исполнение задуманного крайне затруднительно – вода, так необходимая для акварельных красок, естественно, замерзала на ветру. Но Марис и тут не растерялся. Добыв из недр своего пикапа строительный карандаш – толстый, треугольный, он вручил его художнице, едва не в приказном порядке велев делать наброски.

Этот сюр продолжался несколько часов. Художница, переминаясь в своём не слишком теплом пальто на морозе, вынужденно что-то чиркала в блокноте, Байба наворачивала круги вокруг дома, накатав коляской изрядную колею, а мужчины, у которых, несмотря на холод, на лбу выступал пот, старательно завершали утепление хлева для беременной козы.

По ходу дела заодно сильно утеплили и домик Ральфа, отсиживающегося пока в тепле под защитой Евы.

К обеду гости уже были еле живые.

Марис, забрав из дома тут же принявшегося громко протестовать Ральфа, запустил замерзших до состояния полуледышек женщин, за которыми потянулись мужчины. Если Оке, привыкший к строительному труду, не слишком устал, то Дайнис вымотался вконец. Он буквально еле переставлял ноги, держась за натруженную поясницу.

Ева, своевременно скрывшаяся в комнате Густы, в застолье не участвовала. Всей этой гоп-компании пришлось самостоятельно, еле шевеля замерзшими руками, разогревать то, что осталось от вчерашнего ужина. Марис, как бы «не желая мешать», удалился проведать больную и вышел, только когда по домику уже разносился запах жареного мяса и свежесваренной картошки. Естественно, тарелка с едой была отнесена больной.

Сам же хозяин – а кем его считать-то, как не хозяином, все уже давно это поняли – принялся с прежним энтузиазмом расписывать боевой план на завтра. По его словам выходило, что раз тут подобралась такая дружная строительная команда, будет очень здорово завтра же с утра утеплить сени, ведущие в дом. А для этого хорошо бы сегодня после обеда начать заготавливать какие-то особенные «плашки». Что такое «плашки», Дайнис не знал. Но представив себе, что ему придётся снова махать тяжёлым топором на морозе под аккомпанемент злобного лая, он «сломался». В чем бы ни заключалась для него цель этого визита, очевидно, что она не стоила того, чтобы убиваться на строительстве чужого дома, да ещё и забесплатно. Как присяжный адвокат, Дайнис, разумеется, был записан в так называемый график «pro bono». Это – документ, согласно которому каждый адвокат обязан принять на себя защиту человека, совершившего преступление, но не имеющему средств, чтобы адвоката нанять. Таким образом, за счёт бесплатно работающих адвокатов, государство обеспечивает соблюдение конституционного права каждого гражданина на судебную защиту.

Впрочем, этим его «список добрых дел» и кончался. Будучи коммерсантом, Дайнис прекрасно умел считать деньги и был совершенно не готов работать бесплатно, тем более не по профессии.

Поэтому, переглянувшись с хлопотавшей над хнычущим ребёнком окончательно осатаневшей Байбой, сразу же после обеда он объявил о необходимости как можно скорее покинуть этот гостеприимный дом. Инга, которая так и не смогла согреться и сидела, нахохлившись и обхватив себя за плечи руками, мгновенно распознала возможный путь к спасению. И тут же напросилась в попутчицы. Даже нахмурившаяся поначалу Байба не возражала.

Всеми забытый, ни слова не понимающий по-латышски Оке какое-то время переводил взгляд с одного на другого, пытаясь, как видно, сообразить, что происходит. Но увидев, как бросилась собирать детские шмотки и бутылочки Байба, а вдогонку за ней – и художница свои принадлежности, быстро понял, куда ветер дует.

Недолго мешкая, он тоже принял решение – бежать из этого дома, пока его одного не заставили перестилать очередную крышу. Поэтому он тоже обратился к Дайнису, от волнения добавив к своему английскому сильный готландский акцент, и попросил «политического убежища». Каковым должна была служить машина, на которой Оке надеялся добраться до транспортного узла, с которого он мог бы выбраться в свою любимую Швецию. Поскольку местом этим мог стать только Рижский порт с прямым паромом до Стокгольма, и никакого другого транспорта до завтрашнего утра не предвиделось, то Дайнису ничего не оставалось, как согласиться.

Уже через сорок минут забитый под завязку пассажирами белый Х5, выезжал со двора. Со времени вторжения прошли ровно сутки.

Ева, вышедшая из комнаты, чтобы помахать ручкой в окно, наконец-то вздохнула. Столпотворение кончилось. И кажется, она никому из них ничего лишнего не сказала.

Хотя сам факт того, что так много людей воспылали неодолимым интересом побывать на далёком хуторе, наводил на серьёзные размышления.

5

Проводив визитеров и закрыв за ними ворота, Марис некоторое время стоял во дворе в раздумьях. Придя к какому-то решению, он, как и всегда, решительным шагом – Марис всегда был таким решительным и, однажды что-то задумав, тут же принимался за реализацию идеи, как правило, доводя её до конца – направился не в дом, как ожидала с некоторым трепетом ждущая его возвращения Ева, а к домику Ральфа.

Ева, глядя в окно, устыдилась, что сама не подумала о том, что надо бы забрать щенка в дом. Но Марис, как видно, думал иначе. Подойдя к обрадовавшемуся псу – тот не помнил зла и был счастлив получить наконец-то внимание хозяина – он присел перед ним на корточки так, чтобы его глаза оказались на уровне глаз собаки. Удивлённый Ральф тоже присел своей лохматой утеплённой попой на им же утоптанный снег и приготовился слушать. Судя по тому, что видела в окно Ева, во дворе состоялся какой-то сугубо мужской разговор. «Собеседники», несмотря на то, что один из них был взрослым умным человеком, а второй – хоть и большим, но псом, к тому же совсем недавно вышедшим из щенячьего возраста, явно понимали друг друга. Марис что-то говорил, а Ральф время от времени склонял свою большую голову на бок, словно прислушиваясь повнимательней. Пару раз оба как по команде оглядывались на дом, где, выключив на кухне свет, чтобы лучше видеть происходящее, у окна стояла Ева, силуэт которой хорошо выделялся на фоне света в большой комнате.

Очевидно, согласие было достигнуто. Потому что Марис отстегнул от троса пса и, оставив того так и сидеть на снегу, пошёл к дому. Ральф – Ева это видела отчётливо – хоть и понимал, что больше никакой трос его не держит, догонять Мариса не спешил. Посидев немного, он встал, встряхнулся и, ещё раз посмотрев на дом, потрусил к запертым воротам, решив, видно, убедиться, что они надёжно закрыты. Проверив ворота, он не спеша двинулся вдоль забора, обходя двор по периметру.

Когда пёс скрылся за углом, дольше смотреть в окно стало невозможно. Давно уже вошедший и снявший куртку Марис молча стоял в дверях кухни, ожидая, когда же, наконец-то, Ева повернётся к нему. Марис ждал объяснений.

Отступать было некуда и не оставалось ничего другого, как решиться рассказать любимому мужчине то, что он имел право знать.

Повернувшись, Ева сделала пару шагов, чтобы включить на кухне свет.

– Кофе будешь? – спросила она, поднимая руки, чтобы развязать клетчатый платок, по-прежнему обмотанный вокруг горла.

– Буду.

Марис стоял в дверях, ожидая продолжения разговора, который просто обязан был состояться. Молчание продлилось ещё пару минут, пока кофеварка с шипением не начала выливать тонкую струйку тёмного густого напитка в любимые Евой чашки в горошек.

Вместо того чтобы поставить чашки на стол, Ева достала спрятанный за хлебницей поднос и, поставив на него, кроме чашек, вазочку с любимыми ею разноцветными цукатами, направилась в сторону комнаты Густы.

– Открой мне дверь, – попросила она, чуть повернув голову к наблюдавшему за ней Марису.

Поставив поднос на стол, прямо под зелёную лампу, она в очередной раз оглядела комнату, как бы размышляя, с чего начать. Марис ждал, ни слова не говоря.

– Садись сюда, – показала Ева на то место, где она сидела сама, впервые собираясь исследовать эту комнату.

Марис послушно выполнил распоряжение. Он был полон решимости узнать всё, но не торопил события, позволяя Еве собраться с мыслями.

– Через день после твоего отъезда случилась гроза…

Ева рассказывала все, что произошло за эти почти три недели, которые прошли с тех пор, как Марис уехал в свою командировку. Как гремел гром, как испугался Ральф, как погас свет и сгорел компьютер. И как она, просто от скуки, зашла туда, куда не стремилась и не заходила раньше. И как, найдя ключ, долго искала замок, к которому он мог бы подойти. И как, совершенно случайно, нашла скрытую фальшивую стену, за которой оказался шкаф с запертым сундучком.

Кофе, к которому так никто и не прикоснулся, давно остыл.

Ева говорила, а Марис слушал, молча и не перебивая.

В конце концов слова кончились.

Подождав с минуту на всякий случай, Марис решился открыть рот.

– Ты покажешь мне этот шкаф?

То ли от долгого молчания, то ли от волнения, но голос его звучал хрипло.

Ни слова не говоря, только кивнув, Ева подошла сначала к окну, чтобы проверить, хорошо ли задёрнуты шторы. Убедившись, что комнату с улицы не видно, она отодвинула жёлтую занавеску. Там было почти все, как и при жизни Густы. С одной только разницей – все вещи были сдвинуты влево, а правая часть занавешенного пространства была просто пространством между занавеской и стеной, к которой тулились, прижавшись, сложенные бывшие полки.

– Вот, смотри, – и Ева показала на крохотную щёлочку между панелями, из которых состояла стенка. – Я случайно заметила.

И она легко отодвинула крайнюю панель.

За спиной раздался вздох. Ева уже забыла то чувство ужаса и восхищения одновременно, которое возникло у неё, когда она, впервые заглянув в тайник, обнаружила там доверху забитый книгами шкаф. Теперь, видимо, то же чувство испытывал Марис, во все глаза смотревший на открывшееся перед ним чудо.

– Можно, я посмотрю? – Марис смотрел на Еву таким умоляюще-робким взглядом, какого она у него никогда раньше не видела.

Было видно, что он потрясён до глубины души.

– Смотри. – Ева кивнула.

Главное было сказано, и не было смысла теперь запрещать прикасаться к уже разглашённой тайне.

Марис, к её удивлению, направился не к шкафу. Сначала, открыв дверь в комнату, он, как и Ева, наклонился, чтобы увидеть этот столь талантливо замаскированный альков, таинственным образом устроенный и никем не замеченный в самом центре дома. «А он как строитель смотрит, – подумала Ева, усмехнувшись про себя. – Он хочет знать, как это устроено».

И действительно, Марис исследовал стены, что-то простукивая и замеряя широкой ладонью. Ева уже и раньше видела, как он, прикладывая развёрнутую ладонь, безошибочно называл длину или толщину предмета. Вероятно, это был один из таких профессиональных навыков, которые вырабатываются в каждой специальности.

Наконец, намерявшись и настучавшись, он спросил, показывая на часть шкафа, завешенную платьями Густы:

– А там что?

– Не знаю. – Ева не лукавила. – Я пробовала открывать, но не получилось.

Марис задумчиво посмотрел на таинственное пространство.

– Ладно, если позволишь, я разберусь.

Он как-то сразу и безоговорочно признал право Евы в отношении всего, что касалось загадочного шкафа.

Ева вновь посмотрела на занавешенное окно.

– Нет, не сейчас, – тут же уловил ход её мыслей Марис, – завтра, при дневном освещении.

И вновь присев на стул, спросил:

– А ты, наверное, открыла сундучок?

Ева в очередной раз поразилась той деликатности, с которой любимый мужчина вступал в её личное пространство. С одной стороны, он – это было понятно, очень хотел знать, что же именно так тщательно было запрятано. С другой же стороны, Марис хорошо понимал, что только Ева может решить, открывать ли ей какие-то тайны её прабабушки или нет.

– Открыла. – Ева улыбнулась. – Там дневники.

И она рассказала то, что уже успела прочитать.

Некоторое время оба молчали. Марис переваривал полученную информацию, а Ева не мешала ему.

Наконец Марис заговорил:

– Знаешь, это похоже на сказку. Помнишь, где там была спрятана жизнь Кощея? Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, а сундук на каком-то дубе. Так вот, мне кажется, что это пока – только дуб, на котором и стоит твой сундучок. А вот пока мы докопаемся до «иглы», многое может произойти.

Еве до сих пор такое сравнение в голову не приходило, но, подумав, она согласилась. Вероятно, дневники, которые она читает, приведут её куда-нибудь ещё.

Куда – пока не знал никто.

6

– Давай-ка, подумаем о безопасности. – Марис по-прежнему говорил хрипло.

– В каком смысле?

– Смотри. – Рациональный ум Мариса быстро выстраивал события в стройные логические цепочки. – За последние годы несколько раз кто-то залезал на хутор. В конце концов, кто-то же напал на Густу и убил Блэку. Да и Густа после этого долго не прожила.

Ева только вздохнула, вспоминая это недавнее, такое тяжёлое время.

– Ну, видишь? – Марис продолжал. – Потом никто больше сюда не лазил. А как только ты открыла тайник и начала читать эти дневники, так сразу же к тебе и к хутору проснулся небывалый интерес.

То, что излагал Марис, имело смысл. Однако было непонятно, какая связь между никому не известным тайником и этим нашествием любопытных «марсиан».

Марис ответа тоже не знал. Но, подумав, спросил:

– А ты дневники где читала? В какой комнате?

– Здесь… – Ева недоуменно мотнула головой в сторону стола с зелёной лампой, – вот за этим столом и читала, не выносила никуда.

Марис немножко поразмыслил.

– А шторы? Шторы отодвигала?

– Нет. Даже не трогала ни разу. Сначала как-то неудобно было, вроде как я в гостях, в чужой комнате, а потом…

Теперь задумалась Ева, что же это было за «потом».

– А потом почему-то не стала отодвигать. Точнее не почему-то, а так… Я подумала, раз тётя Густа не хотела, чтобы тайник кто-нибудь видел, то и мне не нужно его показывать. По крайней мере, до тех пор, пока я не разберусь, что же я там нашла.

– Понятно, – Марис кивнул, – А свет ты зажигала?

– Ну дао! Сам же видишь, из окна света даже днём мало.

– Ну вот. Может быть, в этом и есть отгадка.

Марис встал и подошёл к окну. Но шторы трогать не стал, только прикоснулся слегка к плотной тёмно-красной с жёлтым узором материи.

– Вот, смотри, ткань довольно плотная, из-за неё ничего не видно. Кроме света, конечно. Если включить в комнате свет, то с улицы окно будет видно не хуже рождественской ёлочки с фонариками.

– Ты хочешь сказать, что кто-то наблюдает за домом? Или за этим окном?

– Я хочу сказать, что выглядит это вполне вероятным. Пока ты не заходила сюда, никто не стремился зайти вместе с тобой.

– Но подожди, я же заходила сюда, уборку делала. – Ева по-прежнему недоумевала.

– Сколько времени занимает уборка? А читала-то ты, небось, днями-ночами напролёт. Изменился образ жизни, и кто-то это заметил.

Никаких более разумных объяснений, сколько вопрос ни обсуждали, не появилось. Из всех версий, от случайного совпадения и телепатии, до вмонтированного в стул или в стол жучка, ни одна не выдерживала конкуренции с тем, что предположил Марис.

Ева испугалась.

Вот только теперь, когда интерес то ли к её скромной персоне, то ли к этому затерянному в лесах хутору стал очевиден, она испугалась по-настоящему. Одно дело просто жить на отдалённом хуторе и совсем другое – знать, что на километры вокруг нет ни души, по крайней мере – дружеской души, но в то же время кто-то незримый за тобой наблюдает.

– Так что теперь? Как же жить? – Голос Евы, обычно ясный и звонкий, внезапно задрожал. – Я же здесь одна совсем.

Спорить с этим было сложно. Ева действительно была здесь одна. Даже если бы Марис отважился ежедневно наматывать по сто с лишним километров туда и обратно, добираясь до работы, дела это не меняло – днём Ева всё равно была бы одна. Бросать работу – тоже не выход. Можно, конечно, уехать с хутора, послав к черту все его тайны, но это предложение Марис даже не озвучивал, понимая, что Ева откажется. Страшно там или нет, но обещание, данное умирающей Густе, по-любому было важнее.

Чтобы успокоить Еву, Марис, приобняв её за плечи, вывел из комнаты, прихватив другой рукой нетронутый поднос с чашками.

– Пойдём-ка, ты кофе сваришь, а то этот остыл совсем.

Ярко освещённая кухня, привычный стол с клетчатой клеёнкой, шум кофемашины – эти привычные вещи несколько сняли напряжение.

А когда, сев с любимой чашкой за стол, Ева услышала, как возится у входной двери, устраиваясь поудобнее, верный друг Ральф, она даже улыбнулась. Защита у неё, какая-никакая, но была.

7

Утром Марис почти не мог говорить. Видимо, вчера, «выгуливая» незваных гостей по морозу, он всё-таки простудился. Горло болело, а голос звучал хрипло и надсадно.

Но это Мариса не беспокоило. Правда, повинуясь настойчивым уговорам Евы, теперь уже он повязал горло тем же клетчатым платком, но на этом лечение и закончилось. Ни платок, ни сиплый какой-то басо-хрип не мешали ему придумывать, как обезопасить Еву.

После завтрака он долго ходил по комнате, то присаживаясь, то останавливаясь у окна. По следам на снегу было видно, что Ральф всю ночь караулил дом, лежа на крыльце. Очевидно, вечерний «мужской разговор» прошёл не зря. Сейчас верный пёс отсыпался в своей будке. Но понятно же, что щенок, а хоть бы и взрослый пёс – недостаточная защита в сложившихся обстоятельствах.

Ева сидела тихо, листала какой-то журнал, чтобы не мешать и не отвлекать озабоченного мужчину.

То ли устав ходить, то ли наткнувшись на какую-то мысль, Марис в итоге принялся что-то писать на своём смартфоне, который в ответ отзывался нежным пиликаньем. Переписка тянулась с полчаса, если не больше. Ева, делая вид, что читает журнал, с интересом наблюдала за Марисом. Его крупное подвижное лицо попеременно отражало то озабоченность, то досаду, то снова хмурилось, пока пальцы набирали сообщение. В конце концов, судя по выражению лица, переписка завершилась успешно. Марис удовлетворённо вздохнул и распрямился. Оказывается, он всё это время сидел с согнутой напряжённой спиной, как будто всеми мышцами тела участвовал в этой переписке.

И действительно, вскоре раздался звонок. Хриплый Марис говорить почти не мог. Поэтому Ева была тут же привлечена к процессу:

– Скажи ему, как сюда проехать. Дорогу расскажи.

Ева даже не спросила, с кем ей нужно говорить. Понимая, что речь идёт о безопасности, она послушно поднесла к уху смартфон. Объяснение было недолгим. Собеседник, как видно, ситуацию понимал и готов был действовать.

И точно, не успела Ева помыть после обеда посуду, как к воротам кто-то подъехал. Ральф тут же вскочил и лаял совершенно зверским голосом, едва не бросаясь на ворота.

Марис кинулся открывать, но Ева успела раньше – она не хотела, чтобы больной выходил на улицу. Первым делом нужно было пристегнуть к тросу Ральфа. Понятно, что силы Евы и близко не хватило бы тащить за шиворот такого бугая. Однако хрипло лающий пёс был готов слушать команды, и раз хозяйка говорит «на место», значит, нужно идти на место. А если это самое «место» – матрас – перенесли в отдельный домик, то именно туда и нужно идти. Гавкнув для порядку пару раз, Ральф послушно отправился за хозяйкой и позволил себя пристегнуть.

После этого можно было и открыть ворота. Во двор въехал старенький «опель-пикап», задние колеса которого проседали от груза в багажнике. Из него вышел коренастый молодой, немногим за тридцать, мужчина, из-под куртки которого виден был ярко-оранжевый с отражателями рабочий комбинезон.

– Здравствуйте, хозяйка. Куда идти?

– Здравствуйте. Наверное, в дом, к мужу. У него горло болит, но думаю, он вам сам лучше расскажет.

Дверь распахнулась, и высунувшийся Марис жестом пригласил в дом.

После приветствий и представлений мужчины устроились за столом в большой комнате. Ева, сварив кофе, тоже присоединилась к компании.

Оказалось, Марис, задействовав свои дружеские и профессиональные связи, умудрился в воскресенье мало того, что связаться с директором охранной компании, но и добиться, чтобы тот не только согласился сотрудничать, но и немедленно прислал своего специалиста. Ева только удивлялась про себя, как, ни слова не говоря, одними сообщениями её Марис добился такого результата. Становилось понятно, почему его, в сущности, молодого по возрасту специалиста, ценит и продвигает руководство. Немногие люди имеют такой талант организовывать, договариваться и получать результаты.

Судя по всему, Марис решил поставить домик на охрану. И сейчас они с мастером обсуждали детали и тонкости этого дела. Марис, почти не говорящий, рисовал. Как строитель, он прекрасно представлял себе процесс подключения, и схемы получались ясными. Даже Ева могла понять, о чем идёт речь. Мастер согласно кивал, время от времени задавая вопросы, так что дело двигалось.

Вдруг в какой-то момент Ева прямо увидела, как лицо мастера вытянулось, и брови полезли наверх. Он был очень удивлён. Впрочем, быстро разобравшись, сначала усмехнулся, а потом, не в силах скрыть эмоцию, даже весело рассмеялся:

– Ну, это вы здорово придумали! Никогда такого не делал, интересно будет попробовать.

В итоге, как Ева ни отговаривала, на крышу полезли двое – мастер в оранжевом комбинезоне и – не говорящий, но вполне ходящий Марис.

Правда, сначала они зачем-то пошли в сарай со всякой всячиной и что-то мастерили прямо на кухонном столе.

Через несколько часов сигнализация была подведена, и сигнал подключён к пульту. Оказалось, что расстояние в неполные пять километров для электроники – не помеха, и охранная фирма в случае чего будет здесь в считаные минуты. Мужчины были довольны. Ева тоже вздохнула с облегчением: как ни крути, речь-то шла в первую очередь о её безопасности.

Мастер начал было объяснять ей, как пользоваться новоявленной техникой, но Марис, остановив его жестом, позвал Еву на улицу. Ухмыльнувшись, мастер вышел вместе с хозяевами. Как видно, ему тоже хотелось посмотреть, как отреагирует Ева на их работу.

Посмотрев на крышу, Ева в первый момент даже растерялась. На крыше стояло «нечто». Этот непонятный предмет, некий гибрид детской вертушки, велосипедного отражателя и черт знает чего, мало того, что был укреплён прямо на коньке крыши, так он ещё и крутился, насаженный на какой-то железный штырь. Ева смотрела на непонятную штуковину, мужчины смотрели на Еву, а Ральф, за два дня привыкший к тому, что во дворе ведутся какие-то строительные работы и потому больше не лаявший, смотрел на хозяев, смотрящих на штуку на крыше. Наверное, ему было странно, что хозяйку так интересует эта крутящаяся вещь, но, будучи культурным псом, он из солидарности тоже на всякий случай на неё посмотрел.

Мастер уезжать не спешил. Он подробно рассказал Еве про сигнализацию, про «тревожную кнопку» и про то, как и что можно ставить на охрану. Он же, пользуясь тем, что Марис временно безголос, радостно объяснил назначение непонятной хреновины. Оказалось, что у неё сразу две функции. Задумана она была как «страшилка и пугалка» для неизвестных наблюдателей, которые, по всей видимости, откуда-то следят за тем, что происходит в доме. Если наблюдателей нет, то и не имеет значения, что там вертится на крыше. А если есть, то они заметят странный, непонятный, вертящийся и блестящий предмет. И поскольку он – непонятный, то он их озадачит. Мало ли что эта штука, похожая на радар, делает. Может, она их отслеживает. То есть, скорее всего, приближаться к хутору они поостерегутся. Ну и заодно мужчины приделали к железному штырю заземление, снабдив домик громоотводом.

На всякий случай.

Ева высоко оценила «изобретение». Как и сигнализацию. Во всяком случае, она успокоилась: на какое-то время проблема вторжений будет решена.

И уже укладываясь спать, она поделилась с Марисом планом: полдня делать свою работу, а полдня – читать дневник Густы в поисках разгадки тайны.

Марис согласно кивнул, и загрёб её своей большой и надёжной рукой. Жизнь налаживалась.