Загадка лондонского Мясника Парсонс Тони
– И твой муж лишился глаза не во время игры.
– Что?
– Твой муж, старина Хьюго. Ты рассказывала, что он потерял глаз, играя в регби. Ты соврала мне.
– Это правда!
– Ты была там? Видела, как это случилось?
– Конечно, нет.
– Тогда откуда ты знаешь?
– Но все так и случилось.
Может, она в это верит, подумал я. Действительно, верит в ложь о спортивной травме.
– Зачем к тебе приходил Бен Кинг?
Наташа с недоверием рассмеялась:
– Так вот из-за чего все это? Ты видел, как он выходил? По-моему, ревновать еще рановато.
– Ты и с ним трахаешься, да?
Она дала мне оглушительную пощечину. Собака проснулась и наконец поглядела на нас с интересом.
– Я ни с кем не трахаюсь. И уж точно не с тобой. Бен приходил забрать вещи Хьюго.
– Парочку картин?
– Убирайся.
– Что случилось в той школе?
– Пожалуйста, уходи.
– Хочешь узнать, как твой муж потерял глаз? Только подумай хорошенько.
На нее вдруг навалилась усталость:
– Мне все равно. Он мертв, и теперь это неважно.
Наташа сглотнула и обвела взглядом комнату, будто хотела запомнить все: свечи, запах превосходного мяса, песню.
– Ты используешь меня, – сказал я. – Подставляешь. И лжешь.
– Нет, это ты мне лжешь. – Наконец она разозлилась. – У тебя на пальце обручальное кольцо, но ты не женат.
– Что произошло в Поттерс-Филде? Что они натворили? Кто была та девушка?
– Не понимаю, о чем ты. Где твоя жена? Что с ней случилось? Почему ты носишь кольцо? Что все это значит, детектив? Ты притворщик. Чертов притворщик!
Она вытолкала меня из квартиры. Я не сопротивлялся. Мы оба вели себя как дураки.
– Ты ничего не понял! – заявила Наташа, захлопывая перед моим носом дверь.
Утром в своем подъезде я обнаружил сверток, лежавший на коврике у входа и наполовину засыпанный рекламками пиццерии. На конверте было мое имя.
Пока Стэн обнюхивал рекламные листки, я разорвал упаковку и вытащил дешевую видеокассету – пластиковую, хрупкую и невероятно древнюю. На бумажной наклейке кто-то старательно, будто маленький отличник, вывел маркером печатные буквы: «Наши против Хэрроу».
В конверте не было никакой записки. Я посмотрел на кассету, потом на Стэна и вслух спросил:
– И как мне это смотреть?
– Старые видеомагнитофоны есть в Отделе цензуры, – сказала Рен, когда я приехал на работу. – На третьем этаже.
В нашем отделе было пусто. Эди, как всегда, пришла раньше всех.
– Смотрю, кто пропал без вести в восемьдесят четвертом, – сообщила девушка. – Начала с женщин в возрасте от пятнадцати до тридцати, радиус – десять миль от Поттерс-Филда.
– Продолжайте.
– Хорошо. А вы расскажите старшему инспектору о том, что говорил перед смертью Джеймс Сатклиф.
– В затылок Мэллори дышит суперинтендант Свайр, а ей очень нужно защитить Бена Кинга.
– Тем более расскажите.
Я посмотрел на видеокассету.
– Понимаю. Но что говорил Джеймс Сатклиф? Мы даже не знаем, кого он имел в виду. Кто был в той комнате?
– Он сказал достаточно. Их убивают не потому, что они богаты. Не из-за высокого положения или социального неравенства, или о чем там еще пишет Мясник.
– Нет. Их убивают из-за прошлого.
В Отделе цензуры мы нашли тихий уголок с парочкой пыльных видеомагнитофонов.
Вокруг перед компьютерами сидели молодые люди. Они смотрели, как на мониторах извиваются обнаженные тела, и старались отделить обычную непристойность от преступного разврата, угрожающего нравственности.
– Это открытая вульва? – спросил один парень.
– По-моему, она только приоткрыта, – ответила девушка.
– Ни то ни се, – сказал он и сделал пометку в своих записях.
В отделе было человек двадцать. Между собой офицеры общались по-дружески, но мы с Эди не знали тут никого.
– Сотрудников меняют каждые полгода, – шепнула Рен. – На всякий случай, чтобы с либидо чего-нибудь не вышло.
Она засунула кассету в магнитофон и нажала на кнопку. Пульт давно потерялся.
– Перемотать?
– Нет, посмотрим полностью.
Я узнал окрестности школы: лесополосу, каменный домик, черные пятна взбитой в кашу земли в центре зеленых полей. Изменились только стрижки мальчишек.
Заметить Хьюго Бака было легко.
Рослый, красивый, уверенный в себе задира просил подачу, говорил товарищам по команде, что делать, спорил с судьей. Через двадцать минут после начала матча он заработал три очка и стал гордо позировать перед камерой, широко улыбаясь нам в лицо. Тот, кто снимал его, рассмеялся.
– Молодец, Бако!
Кажется, голос принадлежал Бену Кингу.
А через пять минут произошло то самое событие.
Мяч улетел далеко на половину Хэрроу. Команда Поттерс-Филда бросилась за ним, и Хьюго Бак бежал первым. Защитник Хэрроу неловко схватил мяч, выронил, снова поднял. Кругом стоял возбужденный гвалт. Защитник изо всех сил ударил по мячу ногой, но тут на него налетел Хьюго, и правая бутса угодила ему прямиком в левый глаз.
Мальчишка вскрикнул. Игру тут же остановили, ученики и преподаватели собрались вокруг раненого парня, сидевшего на земле.
Он молчал. Учителя громко требовали, чтобы кто-нибудь вызвал «Скорую». Оператор продолжал снимать, он вышел на поле и заглянул за плечи мальчиков и мужчин, что стояли рядом с пострадавшим. Глаз Хьюго Бака превратился в кровавое месиво.
На этом кровавом кадре видео вдруг закончилось.
– Итак, – подытожила Рен, – банкир лишился глаза, играя в регби.
– Да.
– А Сатклиф говорил, что Хьюго ранила девушка. Получается, это неправда?
Я помолчал, раздумывая:
– Сатклиф не сказал нам ничего конкретного. Он двадцать лет обкуривался так, что дым шел из ушей. Курил и в школе, и в тот день, когда погиб. Джеймс был несчастным богатым мальчиком, который всю жизнь просидел на лекарствах.
– Бросьте, Вулф. Вы же сами не поверили вдове Хьюго Бака, потому что видели его искусственный глаз. Но она не солгала.
Я смотрел на застывшее на мониторе изображение. Джеймс Сатклиф ошибся насчет того, как Хьюго потерял глаз. А в чем еще он был не прав?
Мы вернулись в отдел. Внезапно в двери ввалилась толпа: Свайр, Мэллори, Колин Чо, доктор Стивен, Гейн, Уайтстоун. Лица у всех раскраснелись от возбуждения – охота подходила к концу.
– Что случилось? – спросил я.
– Мы нашли Боба, – ответил Гейн.
Двадцать четыре
Глаза Мэллори за круглыми очками горели тихой яростью.
– Использовать человека как приманку? – произнес он так, будто каждое слово было высечено из абердинского гранита. – Это не входило в наш план.
Лысина инспектора блестела под лампами Первого отдела.
– План изменился, – сказала Свайр.
– Бронежилет я надевать не буду, – сказала Скарлет Буш. – Мясник поставил четкие условия: приходи одна и никакой записи. Он может решить, что в жилете спрятан передатчик. Я отказываюсь.
– Это не просто бронежилет, – терпеливо сказала Уайтстоун, – а жилет из кевлара. Самый легкий и тонкий на сегодняшний день, под одеждой его не видно. На вашем месте я бы все-таки надела.
На своем ноутбуке Гейн открыл страницу с последними записями Боба. Тот снова изменил фотографию. На месте похожей на череп головы Оппенгеймера, глубокомысленно курившего трубку, теперь появилось облако ядерного взрыва.
«Во сне, в сомнении, в глубинах стыда, добрые деяния, совершенные человеком, служат ему защитой. #убейсвиней»
– Где его ответ? – спросил я.
– Он ответил не в Сети. Он ей позвонил. – Чернокожий детектив рассмеялся. – По обычному проводному телефону.
Гейн улыбался до ушей, а у Колина Чо и его друзей из подразделения цифровых преступлений были кислые лица.
– Погодите, ребята! – сказал Гейн. – Мы еще покажем вам пару-тройку хитростей!
– Дайте нам свой телефон, Скарлет, и детектив Гейн установит на него устройство слежения, – сказала Уайтстоун.
– Я хочу пойти налегке, – ответила журналистка.
– Это специальная программа, – успокоил ее Гейн. – Кроме нас, о ней не будет знать никто. Она даст нам возможность отследить ваше местоположение с точностью до десяти метров, а если вы окажетесь вне зоны видимости, подаст сигнал.
Буш отдала ему телефон.
– Кевларовый жилет и устройство слежения. Больше ничего?
Уайтстоун кивнула:
– Это все. Чтобы уж наверняка.
– Что сказал вам Боб? – спросил я.
Скарлет посмотрела на меня. Она явно собой гордилась.
– Ему понравилась моя статья, он обещал со мной связаться.
– Откуда вы знаете, что это был он?
– Он сказал, что опубликует у себя на странице слова Оппенгеймера – цитату из Бхагавад-гиты. И сдержал обещание.
На столах лежал десяток газет с ее статьей. В итоге журналистка не стала провоцировать Мясника. В тексте не было намеков на сексуальные предпочтения, детскую травму или недержание мочи. Следуя рекомендациям доктора Стивена, Буш описала Мясника Боба как противоречивую фигуру, маньяка, что живет по собственным правилам и выбирает жертвами не совсем невинных людей. «Честь, сила и власть – вот каковы мотивы этого человека, самого сложного из всех серийных убийц, – писала она. – Едва ли можно счесть совпадением, что мишенями Боба стали состоятельный инвестиционный банкир, торговец наркотиками и закоренелый хам». Кроме того, она придала Бобу черты слегка непредсказуемого защитника бедных: «Его преступления, несомненно, ужасны, однако они – крик протеста в обществе, где существует бесстыдное разделение на богатых и бедных, своего рода новый режим апартеида».
Все это больше напоминало пресс-релиз, чем журналистику. Бобу наверняка захотелось вырезать статейку и вклеить ее себе в блокнот, ведь он предстал в ней безумным Робин Гудом.
– Он позвонит в редакцию в течение суток, – сказала девушка.
– Наши специалисты следят за линией, – ответил Гейн. – Чем дольше вы с ним проговорите, тем лучше. Мы сразу определим номер, с которого он звонит. Скорее всего это будет таксофон. На стационарный телефон или его сотовый надеяться нечего. Однако мы все равно получим больше сведений, чем есть сейчас. А когда он назначит встречу, вы приведете нас к нему.
Мэллори затея не нравилась.
– С этой минуты вы под охраной полиции, – сказал он Скарлет. – Два офицера проводят вас до редакции, а потом отправятся с вами на место встречи.
– Исключено, – ответила она. – Это самая важная статья в моей карьере. Я не позволю вам все испортить.
Старший инспектор беспомощно взглянул на Свайр, та пожала плечами.
– На месте встречи будет ждать отряд специального назначения. У нас хватит бойцов, чтобы ее уберечь. Я полностью согласна: мы должны приложить все усилия, чтобы не спугнуть Боба.
– Тогда пусть офицеры проникнут в помещение за час до вашего приезда, – сказал Мэллори журналистке. – И обязательно наденьте жилет.
– Боб режет глотки, – усмехнулась Буш, и я понял, какая это отважная девушка. – Что толку от бронежилета?
Свайр одобрительно хмыкнула.
– А теперь я скажу, чего бы хотелось мне, – продолжала Скарлет. – Я должна побеседовать с Бобом, прежде чем вы его арестуете.
– У вас будет пять минут, – ответил Мэллори.
– Черта с два!
Старший инспектор поморщился.
– Мне нужен по меньшей мере час, – заявила журналистка.
– Даем вам пять минут, – сказала Свайр. – Но стоит ему только дернуться, и мы его схватим.
Гейн отдал Скарлет мобильник с устройством слежения.
Мэллори по-прежнему сомневался:
– Дайте нам знать, как только он выйдет на связь. Не ждите, пока мы отследим звонок в редакцию.
– Конечно. – Скарлет бросила телефон в сумку. – Я сообщу вам, где он назначит встречу. Там и увидимся.
Буш и Свайр вышли. Мне показалось, что сейчас я впервые услышу, как ругается Мэллори, но вместо этого он провел пятерней по своей блестящей лысине и сердито приказал:
– Всем надеть кевларовые жилеты!
В единственном тихом уголке Первого отдела перед ноутбуком сидел доктор Стивен. Я подошел и увидел, что он глубокомысленно изучает страницу Боба с фотографией атомного гриба.
– Жители Хиросимы, – сказал доктор, – много месяцев ждали бомбардировок, однако случилось нечто более страшное: это был конец всего. Мир стал другим.
– Почему Боб поставил фотографию облака? – спросил я. – Что он хочет сказать?
Стивен покачал головой:
– У меня есть предположение.
– Какое?
– Мясник выбрал цель.
Интернет-кафе находилось на Холлоуэй-роуд. Мы с Эди сидели по разные стороны комнаты. Вокруг полдюжины усталых иностранных студентов проверяли почту и звонили по «Скайпу» домой. Странное место для встречи Скарлет Буш и Мясника Боба. И когда в наушнике выругался Гейн, я понял, что они здесь и не встретятся.
Рен тоже все слышала. Она взглянула на меня, я покачал головой.
В соседней комнате ждали офицеры в защитных масках, кевларовых шлемах и блестящих ботинках. Они напоминали солдат из будущего, вооруженных винтовками Хеклера – Коха, электрошоковыми пистолетами и гранатами со слезоточивым газом. В их крови играл, не находя выхода, адреналин, и они зло сжимали губы.
Мэллори и Уайтстоун склонились над ноутбуком Гейна.
– Что происходит? – спросил я.
– Мы потеряли Скарлет, – ответил старший инспектор. – Сигнал с телефона есть, но она сбежала.
– Улизнула из редакции тайком от наших офицеров. – Гейн не сводил с монитора глаз. – Наверное, через пожарный выход. Вот так просто.
– Захотела подольше поговорить с Бобом, – сказала Уайтстоун.
– Раньше устройство слежения показывало, что Скарлет направляется к нему, – продолжил Гейн. – А теперь вроде бы нет. Сигнал уже десять минут не двигается. Взгляните.
На карте, в паутине улиц, равномерно пульсировала красная точка.
– Что за место? – спросил Мэллори. – Кажется, неподалеку от собора Святого Павла.
– Ист-Поултри-авеню, – ответил Гейн. – Это район Барбикан.
– Нет, – сказал я. – Это мясной рынок.
Мэллори покачал головой:
– Глупая. Вот глупая девчонка.
Повсюду, точно гирлянды из нержавеющей стали, посверкивали крюки. В морозном воздухе хранилища наше дыхание превращалось в белый пар. Кругом висели огромные окровавленные куски мяса. Я слышал, как Рен и Уайтстоун зовут журналистку:
– Скарлет! Скарлет! Скарлет!
Мэллори сдвинул в сторону обезглавленную коровью тушу.
– Девушки здесь нет.
Гейн протер пальцами запотевший экран ноутбука.
– Тогда ее телефон здесь.
И вдруг на мраморном столе я увидел голову – свиную голову с огромными ушами. Она выглядела смешно и в то же время трагично. Кожа – скорее белая, чем розовая – почти чистая, если не считать пары-тройки неприметных кровяных разводов. Прикрытые, словно в изнеможении, глаза. Чудовищный окровавленный пятак.
В тумане холодной комнаты бродили люди. Они чертыхались, налетая друг на друга, и тщетно звали пропавшую девушку.
Я наклонился, превозмогая боль в пояснице, и вытащил из пасти свиньи мобильник, испачканный помутневшей кровью.
– Вот он, сэр. – Я протянул Мэллори телефон.
Инспектор взял его, посмотрел на Гейна. Тот кивнул и закрыл ноутбук.
– Боб ее схватил, – сказал старший инспектор.
В кармане завибрировал телефон. Звонили из «Второго фронта». И тут я заметил, что весь перемазался свиной кровью. В ней были руки, мобильник, одежда – все, к чему я прикасался.
– Это Кейдж из антикварного, – сказал далекий голос в трубке.
– Что случилось?
– Я продал нож.
Двадцать пять
– Крупный парень, – сказал Ник Кейдж. – Вернее, накачанный. Штанги тягает или сидит на стероидах. Роста небольшого, но мускулов – гора. Понимаете?
В кабинете Центрального управления нас было четверо: он, Мэллори, Гейн и я. Старшему инспектору Кейдж не понравился.
– Я пытаюсь помочь. – Ник взглянул на меня.
– Знаю.
– Вы продаете ножи, – сказал Мэллори. – Сабли, кинжалы.
– Да.
– Видели когда-нибудь, что можно сделать ножом?
– Мои клиенты – коллекционеры.
– Вы слышали про Закон об оружии?
Ник сжал губы:
– Наизусть его знаю. С ножами в нашей стране все строго, как нигде в мире. Правда, об этом и не догадаешься, если посмотреть на ребят, которых привозят в «Скорой» с колотыми ранами и выпущенными кишками. Послушайте, я не торгую автоматическими ножами или бабочками или тростями, в которых спрятано лезвие. Метательных звезд и гравитационных ножей у меня тоже нет. Ко мне ходят коллекционеры. Я получил лицензию и хочу ее сохранить. Вот почему я сделал ксерокопию его водительских прав. Понятно? Кого будем обсуждать: меня или его?
Данные, которые раздобыл Кейдж, мы пропустили через полицейскую базу данных. Права оказались британские, с кодом IC1. Это значило, что они принадлежат белому европейцу.
Мы получили фотографию, имя и дату рождения. На снимке был лысеющий мужчина лет тридцати, который явно силился улыбнуться, но выдавил из себя лишь намек на усмешку. Адрес мы узнали тоже – человек жил на самой окраине города.
– Считаете, документ настоящий? – спросил Гейн старшего инспектора. – Боб сумел построить сложнейшую архитектуру безопасности. Неужели не найдет себе фальшивые права? Знаете, сколько сайтов в Интернете ими торгует?
– Плохими – много, – сказал Кейдж. – Это не подделка. А если подделка, то первоклассная.
– Он разбирается в предмете? – спросил я.
– То есть?
– Он знал, что покупает?
– Прекрасно. Ко мне ходят только те, кто в теме. Он хотел купить кинжал Ферберна – Сайкса и готов был достойно заплатить. Я нашел для него нож, вторую модель производства Уилкинсона.
– И где вы его достали? – спросил Мэллори.
– Не скажу. – Кейдж скрестил на груди руки.
Гейн подался к нему, и тут в дверях появилась Уайтстоун.
– Боба засекли, – сообщила она.
В кабинет вошла Свайр. Ее лицо под шлемом высветленных волос окаменело от напряжения. Сейчас она была похожа на миссис Тэтчер, готовую послать экспедиционный корпус в Атлантику и знающую, что предприятие может выйти боком.
Все расступились, пропуская суперинтенданта, но она даже не взглянула на нас, пока не подошла к Эди Рен. Девушка сидела на краю стола, рядом со своим компьютером. На мониторе, словно только что пойманная добыча, застыло лицо мужчины.
– Что тут у нас? – спросила Свайр.
Компьютер показывал то же самое лицо, только в натуральную величину. Можно было разглядеть и настороженную злобу в глазах, и старые шрамы от прыщей, и то, что мужчина зачесывал волосы, стараясь прикрыть растущую плешь.
– Ян Пек, – доложила Эди. – Несколько судимостей. Первая – десять лет назад за хранение наркотиков. Покупал в Амстердаме и отсылал себе домой по почте, на имя предыдущего жильца.
– Старая уловка, – заметил кто-то.
Эди пересела на стул.
– Год условно, – продолжила она, прокручивая страницу, и покачала головой. – Четыре… нет, пять судимостей за домашнее насилие над подружкой. Суд запретил ему приближаться к ней. Пек работает на фрилансе, консультантом по программному обеспечению. Расставшись с девушкой, переехал к родителям. Это и есть Мясник Боб.
Губы Свайр торжествующе дрогнули:
– Поздравляю всех, отличная работа. А теперь готовьтесь, утром мы его возьмем.
– Человек, способный ударить девушку? – спросил я. – Вы и правда считаете, что это наш преступник?
Я взглянул на доктора Стивена, который стоял, сунув руки в карманы. Мне казалось, он заметил то же, что и я.
– Тот, кого мы ищем, совсем не таков, – продолжил я.
Стивен так и не посмотрел на меня.
– Что вы говорили, доктор? Честь, сила и власть.