Хроника смертельного лета Терехова Юлия

– И как его зовут – это ее нервное расстройство? – спросил майор, в раздражении ожидая очередного уклончивого ответа.

Сергей не торопился, тщательно взвешивая слова. Потом, видимо, приняв решение, опустился на стул и скрестил руки на груди:

– Я хотел бы знать, официально ли вы меня допрашиваете? И должен предупредить, что я не обязан обсуждать с вами здоровье моей пациентки без постановления суда.

– Это не допрос, а беседа. Правда, под протокол. Это во-первых. А во-вторых, с каких пор Астахова является вашей пациенткой?

– С того момента, как она обратилась ко мне за медицинской помощью, – сухо ответил Булгаков.

– Прекрасно. И все же вам не следует скрывать факты, – устало сказал Зубов.

– Скрывать? Упаси Бог. Мне нечего скрывать. Пожалуйста. Утром Катрин пошла в душ. У нее закружилась голова, она упала, ушиблась. Я подозреваю легкое сотрясение мозга.

– Не следует ли ей обратиться к специалисту? – вкрадчиво спросил Глинский.

– Я специалист, – коротко ответил Булгаков. – Я старший ординатор в отделении неотложной нейрохирургии Склифа. С кандидатской степенью, между прочим. И что такое сотрясение мозга, я себе представляю.

– Что вы заканчивали? – спросил Зубов.

– Первый мед. Работал в Бурденко. Ординатура и аспирантура. Потом меня пригласили в Германию, на работу в военный госпиталь…

– И каким же образом вы оказались в Склифе? – поинтересовался Глинский.

– Я не хочу говорить на эту тему, – лицо Сергея потемнело.

– А придется… – пробормотал Зубов.

– Моя работа не относится к делу! – отрубил Сергей.

– Поверьте мне, – проникновенно начал майор, но в его голосе слышалась несомненная угроза. – Поверьте мне, что у меня есть веские причины интересоваться вашей, Сергей… как вас по отчеству?..

– Ростиславович, – буркнул Булгаков.

– Сергей Ростиславович, веские и неприятные причины интересоваться вашей работой!

– Может, объясните, какие?

– Мы запросили, не было ли в Институте скорой помощи имени Склифосовского, где вы работаете, хищений наркотических средств. И что же нам ответили?

Булгаков и бровью не повел.

– Вам говорит что-нибудь фамилия Смолин? – спросил Глинский настолько внезапно, что даже Зубов дернулся и сердито скосил глаза в сторону напарника.

– Смолин? – пробормотал Булгаков. – Еще бы. Скандал на весь институт…

– А лично вы его знали?

– Близко не знал. Мы даже в смену никогда вместе не попадали.

– А о том, что он наркоман – вы знали?

– Да вы с ума сошли, откуда?! – возмутился Булгаков.

– Я понял, понял, – успокаивающе поднял руку майор. – Вы в курсе, что с ним сталось впоследствии?

– Не представляю себе… – пожал Булгаков плечами. – Сидит, наверно…

– Нет, – вздохнул майор. – Не сидит… Ну ладно, с этим пока все. Теперь расскажите нам о вашей подружке.

– О Катрин? Мне больше нечего вам сказать. Ну разве только, что ее мать, Галина Васильевна Астахова – мой непосредственный шеф.

– Любопытно. Но знаете, что самое забавное? – ехидно спросил Зубов.

– Интересно, что можно найти забавного в данной ситуации?

– Самое забавное, – пояснил Зубов не без удовольствия. – Что, спрашивая о вашей подружке, я имел в виду вовсе не Екатерину Астахову, а другую молодую леди… – он заглянул в записи. – Елену Кутепову. Разве не она ваша подружка?

– Алена? Что я могу о ней рассказать? Она медсестра в моем отделении. Вернее, в отделении, где я работаю.

– Эту ночь вы провели вместе, – нахмурился Глинский. – У нас верные сведения?

Он как бы мельком сверился с планом квартиры – в какой комнате и с кем каждый из присутствовавших на вечеринке провел прошлую ночь.

– Итак? Вы вместе провели эту ночь?

– Предположим, вместе, – неохотно ответил Булгаков. – Что дальше?

– И вы ничего не можете рассказать о девушке, с которой спали?

– А какое она-то отношение имеет ко всей этой истории? – раздраженно поинтересовался Сергей. – Она видела всех остальных впервые в жизни.

Булгакову чертовски не хотелось впутывать Алену во все это. Он испытывал к ней какое-то особенное чувство, сродни жалости. Не то чтобы она взволновала его сильнее других – нет, слишком молода и неопытна была на его изощренный вкус – но в нем просыпалось незнакомое до сегодняшнего дня ощущение: к своему недоумению и досаде, он обнаружил, что Алена – девственница. И именно ему – цинику и бабнику – решила свою девственность отдать. Этот факт, сам по себе малозначительный, тем не менее, беспокоил Булгакова, раздражал, как ноющий зуб, но что-то не давало ему просто отмахнуться от него. Как бы Сергею ни хотелось.

– Так что, – не без ехидства настаивал майор. – Расскажете нам что-нибудь о своей девушке?

– Да не моя она девушка! – воскликнул Булгаков и осекся.

– Как не ваша? – поднял брови майор. – Если я не ошибаюсь, вы спали вместе этой ночью? Или это, как в том анекдоте, не повод для знакомства? Кстати, она совершеннолетняя? Вы не забыли поинтересоваться перед тем, как тащить ее в постель?

– Да кто ее тащил, – растерялся Сергей. – А про возраст мне даже в голову не пришло.

– Напрасно, напрасно… – Зубов сам не понимал, отчего он прицепился к свидетелю с, мягко говоря, вздорными придирками. Но тут Булгаков опомнился:

– Слушайте, уважаемый, – обозлился он. – Что вы мне голову морочите! Она на втором курсе института! Я не интересовался ее возрастом, но, черт побери, ей не может быть меньше девятнадцати!

– Ну и славно, – сухо сказал майор. – Легкомыслие в таких вопросах, господин Булгаков, до добра не доведет.

– Я думаю, – произнес Сергей, чувствуя, что еще немного, и он сорвется. – Я думаю, что будет больше толка, если вы перестанете изгаляться и будете задавать вопросы по существу!

– Вы даже не представляете, насколько мои вопросы по существу, – ответил Зубов серьезно. – Меня интересует все, что вы знаете о хищении фентанила в вашем отделении три года назад, когда вы пришли туда работать.

– Нас интересует все, что касается ваших отношений с Екатериной Астаховой, – добавил Глинский. – И не надо мне говорить, что между вами никогда ничего не было!

– Никогда и ничего! – зарычал Булгаков. – И я протестую против ваших гнусных инсинуаций!

– Значит, хищение фентанила у вас возражений не вызывает?!

– Я не понимаю, – покачал головой Булгаков. – Я ничего не понимаю. При чем тут фентанил?

– А как вы думаете?

– Черт, – спустя короткую паузу произнес Булгаков. – Ее. эту девушку. накачали наркотой?

– Да, – помедлив, кивнул Зубов. – И от души. В самый раз, чтобы превратить ее в безвольную куклу.

Он запнулся. Ему не следовало распространяться на этот счет ни перед кем из свидетелей, проходящих по данному делу. Тем более, этот врач сейчас наверняка будет задавать вопросы. Так и случилось.

– А почему вы решили, что это наш фентанил? – спросил Булгаков. – У вас есть ампула? Вы ее нашли?

Зубов сделал вид, что не услышал вопроса Сергея. Тот, однако, выжидающе смотрел на майора, но, поняв, что никто ему отвечать не собирается, оскорбленно нахмурился.

Глинский ухмыльнулся про себя. „Давай, давай, пообижайся еще на нас!“ – подумал он. Булгаков, правда, обижался не более чем полминуты.

– Внутривенно? – спросил он.

– Да, – кивнул Зубов, но добавил немного туману: – Скорее всего…

– Но это значит, что убийца умеет делать внутривенные инъекции? – вздрогнул Булгаков. – Это непростая манипуляция… И поэтому вы решили, что у него медицинское образование?

– Или сам колется, – предположил Глинский. – Дозу он ей вколол грамотно, в вену попал с первого раза.

– Среди нас нет наркоманов, – возмутился Булгаков. – Вы можете осмотреть у всех руки. И потом, я бы давно обратил внимание. У меня глаз наметанный – уж я наркозависимых повидал, можете мне поверить…

– Не факт, что сам убийца наркоман.

Майор раздраженно покосился на Виктора – тот разошелся не на шутку.

– Так она умерла от передозировки? – смешался Сергей. – Странно. Судя по тому, сколько там натекло, она потеряла не менее трех литров. Это смертельно…

– Ваше первоначальное заключение, доктор, абсолютно правильно, – угрюмо объявил Зубов. – Она истекла кровью.

– Скажите, – медленно начал Сергей. – Скажите… Ее изнасиловали?

Зубов кивнул – не сразу.

– Так, – Булгаков глубоко вздохнул. – Это не может быть никто из нас.

– Что так? – поднял брови майор.

– Ну, – помялся Булгаков. – Чтобы пойти на это, надо быть не просто мерзавцем, а подонком. А мы.

– Вы плохо знаете вашу компанию, – прервал его Зубов и резко встал, с грохотом отодвинув стул. – Мне осточертело это слышать! Мои друзья!!! Никто не мог!!! Мы знаем друг друга сто лет!!! Ни хрена вы друг друга не знаете! Вам интересно, была ли Стрельникова изнасилована?! Да, была! Кто из вас искромсал ее в клочья? Отвечайте! Кто из ваших друзей, в которых вы так уверены?! Или, может, вы сами, господин доктор?

Вы видели, во что превратили молодую, здоровую девчонку? И после этого будете здесь распинаться насчет безусловной порядочности ваших приятелей? А что вы скажете об Орлове? Не он ли тот самый подонок? Все всё знают о нем и Астаховой! И все молчат! Вам что – вообще плевать? Или вы его специально покрываете?

Булгаков выслушал тираду майора, не прерывая, а потом кивнул.

– Да, наверно так все и выглядит. Все молчат. Вы правы. Поверьте, не просто так молчат.

– Не просто так? – поинтересовался Зубов, – А как?

– Она не хочет, – произнес Булгаков, – Это не мы его покрываем, а она. Он закрыл глаза. „Умоляю, – услышал он ее тихий голос, она уже почти спала, – умоляю, не говори, не говорите им. Я этого не выдержу“. И он пообещал. Хмуро передал просьбу Катрин остальным.

– Я могу идти? Надо посмотреть, как там Катрин.

– Никуда ваша драгоценная Катрин не денется, – сухо уронил майор. – А у меня есть еще вопрос. Вам знаком этот предмет? – он выложил на стол скальпель в пакете. Булгаков мельком глянул на вещдок.

– Это хирургический скальпель, – спокойно, словно салаге с первого курса мединститута, объяснил Сергей.

– Я и сам вижу, – хмыкнул Зубов. – Признавайтесь, ваш скальпель?

– Бред, – голос Булгакова стал хриплым. – Я не ношу с собой хирургические инструменты.

– Ну как же? – насмешливо поинтересовался Глинский. – Вы же хирург. Всякое может случиться.

– Прошу заметить, – резко ответил Сергей, – времена, когда доктора повсюду ходили с саквояжами, где полагалось быть и скальпелям, давно прошли. Вне работы мы теперь налегке.

– А дома вы держите подобное?

– Пара, – кивнул Сергей. – Но этот навряд ли один из них.

– Почему вы так уверены?

– Видно невооруженным глазом, что этот инструмент новый и чрезвычайно острый. А дома я использую свои скальпели для хозяйственных целей – они все с зазубринами. Понятно?

– Понятно, – кивнул Зубов. – А разве скальпель нельзя наточить?

– Почему же, теоретически можно. Существуют специальные станки для заточки скальпелей. Но у меня такого станка дома нет. Зачем он мне? Понадобится новый скальпель – сопру на работе.

– Идите, – ответил Зубов, подавая ему протокол на подпись. – Нам еще придется встретиться.

– Не сомневаюсь, – буркнул Сергей.

– С чего ты взял, что у него шашни с Астаховой? – спросил майор Глинского, когда за Булгаковым захлопнулась дверь.

– Ни с чего не взял, – широко улыбнулся тот. – Попытался сделать ход конем.

Майор обдумывал то, что сейчас узнал от Булгакова. А что он, собственно, узнал? Да ничего ровным счетом. Глинский же продолжал развивать интересующую его тему.

– Зуб даю, – проронил он, – все на ней завязано.

– На ком именно?

– Как на ком? На Астаховой, конечно.

– Откуда такие выводы? – нахмурился Зубов.

– Да ты посмотри на них! Пожалуй, лишь Ланской и Рыков относятся к ней подружески. А остальные… Взять эту историю с испанцем…

– Да, его поведение можно истолковать двояко, – согласился майор. – А что? Мотивы у него могли быть самые разные. Не всякий ввяжется по собственной инициативе в подобную авантюру – заставить ревновать своего друга, да еще так, что у того крышу снесло.

– А тебе не показалось, что Кортес без особой симпатии относится к Астаховой? Вроде как подруга, вроде как красавица, а в глазах холод арктический. Не любит он ее. Да и Орлова тоже.

– Да. чудно как-то. – пробормотал Зубов, почесав в затылке. – Хлебнем, я чую, проблем с этой теплой компанией. А доктор как тебе?..

– У него даже выражение лица меняется, когда он об Астаховой говорит, – Глинский ухмыльнулся. – Смешно получилось с подружкой.

– Да, забавно. Но что это доказывает? Астахова – женщина, бесспорно, красивая, такие вызывают сильные чувства и не всегда позитивные… Не каждая выдержит подобное напряжение в отношениях, а общаются все в этой компании близко. Или она кайф от этого ловит, а? Все пятнадцать лет?

– Может, и ловит. Надпись на стене – отдельная песня. Ну все, смотри, все замыкается на ней.

– Ты, по-моему, тоже на ней замкнулся, – добродушно пошутил Зубов.

– Да нет… – отмахнулся Глинский и мечтательно посмотрел в потолок. „Да… – подумал он, – какая грудь… какие ноги… какие глаза… Идиот!“ – выругал он сам себя, а вслух подвел итог:

– И все-таки – все замыкается на Астаховой. Интересно, что же с ней на сей раз случилось?

Майор решительно поднялся:

– Мы имеем полное право взглянуть. Подумаешь, спящая принцесса!

Опера вышли из кабинета. Заглянув в гостиную, где эксперты завершили долгую нудную работу, они остановились перед спальней.

Осторожно приоткрыв дверь, Глинский заглянул внутрь.

– И правда, спит, – прошептал он, обернувшись к Зубову. – Зайти?

– Разумеется, – ответил майор и втолкнул напарника в комнату.

Заботливая рука укрыла женщину голубым покрывалом, прежде заменявшим ей юбку. Зубов бесцеремонно сдернул его, и они увидели, в каком ужасном состоянии находятся ее ноги. Катрин продолжала вздрагивать даже во сне.

– Как вам не стыдно? – услышали они возмущенный голос и, как по команде, повернули головы. Булгаков выходил из ванной, вытирая мокрые руки полотенцем.

– Я же сказал – ее нельзя беспокоить, – зло бросил он.

– Кто? – каменным голосом спросил майор, кивая на спящую Катрин.

– Что – „кто“? – отозвался Булгаков, отшвыривая полотенце в сторону.

– Я спрашиваю, – тем же тоном продолжал Зубов, – кто довел эту женщину, что ее пришлось накачивать успокоительным? Следы чьих побоев у нее на лице? А происхождение весьма характерных гематом на ее ногах вы, господин доктор, наверняка затруднитесь объяснить.

Что Булгаков он мог сказать? Что его приятель Орлов и есть насильник? И не потенциальный, а самый что ни есть настоящий? Это произнести было невозможно.

– Будите ее, – потребовал Зубов. – Я заставлю ее написать заявление.

– Не сейчас, – Булгаков встал на его пути.

– Товарищ майор, у нас еще два свидетеля не опрошены, – вмешался в разговор Глинский и поймал на себе благодарный взгляд Сергея. Виктор добавил:

– Пусть Астахова спит. Она же никуда не денется, правда, доктор?

Булгаков мрачно кивнул.

– Ладно, – согласился майор. – Сколько она еще будет спать?

– Часа два, – ответил Сергей.

– Успеем, – коротко сказал Зубов. – Сейчас поговорим с ее дружком – как бишь его?

– Орлов… – буркнул Булгаков. – Андрей Орлов.

Виктор Глинский с любопытством рассматривал развалившегося перед ним на стуле Андрея Орлова. „Не красавец, – недоумевал он, – и что она в нем нашла? Обаяние? Интеллект? Ну, наверно, что-то нашла, а иначе – что ее держит подле этого жестокого человека столько лет?“ Но будь на месте капитана милиции Виктора Глинского женщина, она, несомненно, отметила бы пронзительные серые глаза под густыми бровями вразлет, резкие черты лица, дерзкий рот, скалящий в усмешке белые зубы, темно-пепельные, коротко остриженные волосы, худощавую фигуру. И ни одна черта не выдавала в нем животное, способное ударить того, кто слабее.

– Полное имя?

– Орлов Андрей Юрьевич.

– Род занятий, место работы.

– Заместитель директора по науке в московском филиале E-world security.

Еще один айтишник! Зубов хмыкнул. И фирма-то тоже нехилая. Не конкурент, конечно, рыковской транснациональной корпорации, но занимается информационной безопасностью. Или делает вид, что ею занимается?

– Расскажите, что вам известно о происшедшем вчера.

– Вы об убийстве? Ничего не известно, – Орлов нахально смотрел в глаза майору.

Зубов усмехнулся:

– А Полину Стрельникову сюда, к месту ее гибели, привел Вася Пупкин.

– Не вижу причин для иронии, – скривился Орлов. – Если вас интересует что-то конкретно, то задавайте конкретные вопросы.

– Ах, извините, – с ядовитой ухмылкой поклонился майор. – Тогда извольте ответить, где и при каких обстоятельствах вы познакомились с убитой, а также не забудьте припомнить причину, по которой вы притащили ее сюда, после чего Полину Стрельникову изнасиловали и зарезали. Что ж, я задал вам вполне конкретные вопросы. Постарайтесь ответить на них так, чтобы у меня не осталось ни малейших сомнений в вашей правдивости. А то у меня руки чешутся задержать вас по подозрению в убийстве.

– По какому праву вы со мной так разговариваете? – высокомерно вздернул брови Орлов.

– Да неужто мы вас прогневали, – ахнул дурашливо Глинский. – Ну, простите нас, коли обидели… Что-то на нас сегодня свидетели обижаются. Нежные все стали, трепетные.

– Вы будете отвечать? – Зубов старался сохранять максимальное спокойствие.

– Хорошо, – ответил Орлов, закуривая. – Пишите. Я познакомился с Полиной около „Арбатской“, у кинотеатра, где покупал сигареты. Я спросил у нее „Девушка, вы не меня ждете?“ Такая вот избитая фраза.

– Зачем? – недоуменно спросил Виктор. – Вы же знали, что Екатерина Астахова…

– А кто такая Екатерина Астахова? – медленно, с издевкой произнес Орлов, разделяя слова. – Она что – моя жена? Я имею право знакомиться с кем угодно и когда угодно, и Астахова не будет иметь к этому никакого отношения. Я ясно излагаю?

– Яснее некуда. И, возможно, вы действительно были в своем праве, если б не маленькая деталь, которую вы почему-то постоянно упускаете – девушка убита и именно вы являетесь косвенной причиной ее смерти. Если не убили ее сами.

– Что такое вы говорите? – возмутился Орлов. – Вы же знаете, у меня есть алиби. Я всю ночь провел с Катрин. И она это подтверждает.

– Она так говорит, – кивнул Зубов. – Но у меня есть веские основания не верить ей.

– Какие еще основания?

– Об этом мы еще поговорим, – Зубов решил подержать наглеца в напряжении. – Пока продолжим о Полине Стрельниковой. Итак, вы увидели красивую девушку у метро, задали ей этот дурацкий вопрос – а дальше?

– Дальше она игриво ответила „Может, и вас“.

– И что?

– Я сказал, что еду к другу и пригласил ее поехать со мной.

– Она согласилась сразу?

– Без колебаний, – усмехнулся Орлов, – как будто мы знакомы сто лет. Я взял такси, и через десять минут мы были у Антона. Так что нам и поговорить – то не удалось.

– За те десять минут она успела вам хоть что-нибудь рассказать о себе?

– Ерунду какую-то. Говорила, что она студентка, изучает языки… Врушка. Никакая она, на фиг, не студентка. Английский на уровне детского сада.

– А вы говорите по-английски? – спросил Зубов.

– Свободно, – коротко ответил Орлов.

– И где, позвольте полюбопытствовать, вы учили язык? – продолжал въедливо майор.

– Я его не учил, – отрубил Орлов.

– Как это? – удивился Зубов.

– А вот так. Это, можно сказать, мой второй родной язык. Детство я провел в Штатах с родителями, ходил там в школу.

– Понятно. А позже девушка не проговорилась о роде ее занятий?

– Да я что, слепой, чтобы не догадаться сам! – раздраженно воскликнул Орлов. – На ней же словно клеймо стояло! Я же не просто так к Полине подкатил, поймите!

– Не просто так? – поинтересовался Глинский. – А, собственно, как? Вы ей деньги предложили?

– Какие деньги? Нет, про деньги и речи не заходило… – растерялся Орлов.

– Почему? – удивился Зубов.

– Ну как вы себе это представляете?.. Лично я не привык покупать женщин за деньги, – несмотря на то, что Орлов чуть замялся, отвечая на этот вопрос, в голосе его звучало превосходство Дон Жуана над ничтожным Лепореллой[24]. Глинскому стало противно, словно он дотронулся до чего-то осклизлого.

– Я хотел показать одной самовлюбленной стерве, что она не пуп земли, и всегда найдется женщина, готовая разделить со мной постель, – продолжал Орлов сквозь зубы.

– Самовлюбленная стерва… – протянул Глинский. – А Стрельникова оказалась разменной пешкой.

Орлов отрешенно молчал, но взгляд его наливался кровью.

– В вашем гамбите перехватили инициативу, – констатировал Глинский насмешливо. – Самовлюбленная стерва сумела показать вам, что вы тоже не один такой неповторимый. Партию вы, господин Орлов, просрали.

– Я смотрю, она и вам уже въелась в печенку, – сощурился на него Орлов. – Вы бы уж точно не отказались? Так в чем дело? Вперед – я не возражаю. А этой сучке уж точно плевать – с кем и где.

Глинский на мгновение потерял дар речи от такой наглости.

– Что вы себе позволяете? – загремел Зубов. – Следите за тем, что говорите!

– А, – отмахнулся Орлов, – как мне все надоело!

– Повторяю, следите за речью, – грозно нахмурился Зубов.

– Плевать, – Орлов сжал руки так, что суставы его пальцев побелели. – Мне приходится постоянно видеть, как на нее пялятся мужики. А чаще всего – мои собственные друзья.

– Кто конкретно? – спросил майор.

– Я не хочу об этом говорить. И какое это имеет значение? Убили-то не Катрин… – тихо произнес он и добавил уже чуть слышно. – К сожалению…

– Вы хорошо подумали, прежде чем говорить такое? – ледяным тоном спросил Глинский.

– Подумал ли я? – простонал Орлов. – Поверьте, у меня было время подумать. И иногда мне кажется. Да нет, – покачал Орлов головой. – Бред.

– Что, так достала? – ехидно спросил Глинский.

– Полюбивший Катрин сойдет с ума от ненависти к ней, – с вялым презрением ответил Орлов.

Глинский брезгливо смерил его взглядом:

– А избили вы ее от любви или от ненависти?

Орлов сглотнул и пробормотал, устремив на капитана неподвижные, полные злобы глаза:

– Булгаков донес?

– Никакие доносы не нужны. Мы ее видели. Она избита.

Орлов насупился как сыч.