Бульдожья схватка Бушков Александр
— Я не вполне понимаю…
— Сейчас поймешь, — пообещал Петр, подошел к нему, небрежно притянул за лацкан пиджака и зашептал в ухо: — Хорошую вы со мной сыграли шуточку, деловые… Поманили пальчиком, пообещали пятьдесят штук…
— Почему — пообещали? Ровно столько и получите…
— Ах ты, жук лысый! — ласково сказал Петр, дыша спиртным и смачно пошлепывая Фомича по лысине. — Видишь ли, золотко, когда мы договаривались, суммочка эта казалась прямо-таки ослепительной. Но вот потершись среди вас, я, уж извини, кое-чего нахватался. Разъяснили насчет процента со сделок. Вы, голуби, получите сто пятьдесят миллионов баксов, плюс то, что лежит в «уазике», а от бедного подполковничка в отставке отделаетесь полсотней кусков?! Неаккуратно…
— Так сколько же вы хотите?
— Вот это уже похоже на деловые торги, — сказал Петр, ухмыляясь. — Пятьдесят тысяч — совершенно некруглая сумма… Миллион.
— Чего?! — по-бабьи взвизгнул Фомич.
— Долларов, — безмятежно сказал Петр. — Это выходит даже меньше одного-разъединственного процента. Если разделить… сто пятьдесят на сто, плюс…
— Простите, но ведь это — инвестиции. А не куча наличных, которые вульгарно распихают по карманам!
«Да-а?» — мысленно ухмыльнулся Петр и сказал вслух:
— А мне, пардон, по барабану. Не смотрите на меня зверем. Раз в жизни подвернулся шанс заработать как следует на всю оставшуюся жизнь… Это бизнес, нет?
— Это нахальство! — взвился Фомич.
— Да-а? — осклабился Петр. — Ну, как хотите, я не настаиваю, в принципе. Вот только может случиться так, что я в следующий раз, когда придет время подписывать очередные эпохальные соглашения, окажусь вдрызг пьяным, так что выйдет полная конфузия… Могу подписать, а могу, простите великодушно, и не подмахивать. У вас что, дублер для меня имеется?
Какое-то время Косарев привыкал к неожиданно полученному удару. Потом чуть ли не взвыл:
— Вам-то за что?
— А куда вы без меня? — цинично спросил Петр. — Чегой-то вы так побледнемши? Чегой-то вы на пол упамши? Думали, я совсем дурак? Нет уж, нахватался и просветился, вашими, между прочим, трудами. Чегой-то на пол упамши?
— На какой пол?
— Это я фигурально, — сказал Петр. — В общем, вот вам мое твердое и единственное решение. Миллион баксов. Вы давеча совершенно справедливо подметили, что с двадцатью лимонами краденой зелени я ни за что не справлюсь. Не спорю. Вам виднее. Но с одним-то лимоном, честно заработанным, управиться, сдается мне, смогу… Я вас не тороплю, голуба, ножик к горлу не приставляю, не вы ж решаете, а? Посоветуйтесь, а главное, сумейте втолковать ему, что я от этой идеи ни за что не отступлюсь. Усекли?
Когда за ошарашенным Фомичом закрылась дверь, Петр ухмыльнулся вслед — крохотный микрофончик надежно прилип к лацкану лысого, с изнанки, в таком месте, где случайно его не обнаружишь. Не теряя времени, включил транзистор, настроенный на определенную частоту. И всего тридцатью секундами позже уже слушал, оскалясь, как Фомич орет в мобильник, сообщая о непредвиденных осложнениях и требуя незамедлительной личной встречи.
Едва сообразив по репликам Фомича, что Пашка на немедленную встречу согласился, выскочил из кабинета и в темпе добрался до «спецотдела». Влетел в подземный ход, припустил по нему. Вовремя — когда он закрывал за собой дверь в квартиру, сзади послышались торопливые шаги.
Выскочив из подъезда, огляделся в поисках машины с тем номером, о котором предупредил Земцов. Ага, вот она, белая «девяточка». И «Запорожец» Фомича неподалеку…
Прыгнул на сиденье, сполз так, что голова была на уровне верхней кромки дверцы. Фомич, правда, не озаботился глазеньем по сторонам — как бомба, влетел в свой ублюдочный автомобиль…
Правда, хотя и находился в растрепанных чувствах, не забывал проверяться, в точности как в прошлый раз. Однако Петр принял свои меры, избегая обнаружения.
Оказавшись во дворе — совсем не там, куда в прошлый раз привозил его Косарев, у Пашки, надо полагать, не одна хаза, — выбрал удобное местечко. откинулся на сиденье и с удовольствием слушал, как расстроенный Фомич живописует их разговор. Лысый так и кипел от возмущения, словно Петр залез в его собственный карман и потребовал денежек, отложенных на спокойную старость.
— Все? — послышался спокойный Пашкин голос.
— А что, мало? — огрызнулся Фомич. — Это ж ни в какие ворота…
— Почему? — раздался голос Елагина (о, и Митенька там!). — Вполне естественные, я бы сказал, желания. Наш манекенчик малость пообтерся и смекнул, что продешевил. Знаете, господа, я ему даже аплодирую. Я-то думал, он полный сапог, а у него вполне умные мысли рождаются…
— Ну, позволь!
— Нет, ну не глупая же мысль?! Вот откажись он от миллиона баксов — это как раз было бы глупо, — Хохотнул Елагин. — А когда миллион требуют — это вполне умно.
— Пожалуй что, — поддакнул Пашка.
— Так вы что?! — негодующе взвыл Косарев. — Платить намерены?
— Фомич, — мягко сказал Пашка. — Уж извини, но ты в последнее время что-то поглупел… Опять с Милкой нелады?
— Да причем тут Милка!
— Не в ней дело… Фомич, я тебя не узнаю. Истерику поднял, сорвался с фирмы… Какого хрена?
— Но он же сказал, что может не подписать… Послышался деланный, демонстративный вздох Пашки:
— Фомич… Честно, глупеешь. Он, изволите ли видеть, потребовал миллион… Кто тебе мешал пообещать? Тихо и спокойно? От моего имени? А ты…
— Как он сказал, говоришь? — вклинился Елагин. — «На всю оставшуюся жизнь»? Фомич, ты что, запамятовал, сколько у него осталось этой самой жизни? С гулькин хрен… Или ты собрался его после завершения операции на белом свете оставить? Денежки отслюнить, водкой напоить, с Милкой в постель положить?
«Ну, спасибо, Митенька, — подумал Петр, зло кривя рот. — Объяснил все без недомолвок, чтобы никаких иллюзий не оставалось. Спасибо, золотой мой, бриллиантовый…»
— Извините, — послышался смущенный, вялый голос Косарева. — И в самом деле недодумал. Нервы… не железные ведь. Что будем делать?
— Жопу заголять и бегать, — хохотнул Пашка. — Возвращайся в темпе, пообещай миллион, пообещай луну с неба… Хоть собственную задницу. Лишь бы он больше ни разу не взбрыкнул. Пусть питает любые иллюзии. Твоя задача — сделать так, чтобы он до самого конца оставался спокоен, весел и доволен жизнью. И боже тебя упаси на доверенном тебе фронте работ хоть в малости напортачить… Ну давай, финансовый мой, в темпе поспешай!
Вскоре Фомич вышел из подъезда, утирая платком лысину, сел за руль и выехал со двора, от расстройства чувств едва не столкнувшись со въезжавшим «Москвичом». Водитель «Москвича» высунулся в окно и высказал все, что думает о «Запорожцах» вообще и этом, конкретном, в частности. Страдальчески улыбнувшись, Фомич развел руками, свернул на магистраль и скрылся из виду.
Петр по-прежнему держал возле уха приемничек — Фомич выскочил без пиджака. Видимо, снял его там, повесил куда-нибудь на стул, а потом в крайней растрепанности чувств и не вспомнил. Тем лучше, послушаем еще, что они там интересного скажут, оставшись наедине…
— Интересные дела, — задумчиво сказал Пашка.
— Меня это почему-то ничуть не волнует, шеф…
— Да меня тоже. Просто не думал я, что этот пентюх настолько быстро проникнется сутью рыночных отношений…
— А чего вы хотите? Ваша копия, как-никак.
— Вообще да… Меня другое волнует. «Уазик». Прекрасно знаю, что к нам следок ни за что не поведет, что никому чужому ромалы его не отдадут, и все равно… Триста кило денег, Митяй, — это тебе не макулатура. Представляю, как эта развалина там стоит — душа не на месте… Знаешь что? Нажраться охота. До соплей, до паданья мордой в гравий, до поросячьего визга. У Фомича, изволите ли видеть, нервы… А у меня? Ох, я потом и надерусь… Не буду терпеть до Кипра.
— Понимаю, шеф. Побуждения аналогичные… У меня тут мысля родилась. Помните, я предлагал назвать нашу негоцию «операция „Зеркало“»? В том смысле, что этот мешок — ваша точная копия. Так вот, правильнее, по-моему, будет — «Скелет в зеркале». Он, дурень, в зеркало таращится, себя там видит и не знает, что на деле-то в зеркале — скелет…
— Ох, Митя, не занимайся ты херней, — усталым, севшим голосом сказал Пашка. — Это у тебя, сдается мне, армейская отрыжка. Ну почему непременно нужно давать операциям названия? На кой хер?
— Красиво просто. А? «Скелет в зеркале».
— Красиво, красиво…
— Шеф, можно незрелую мысль?
— Ну?
Елагин вкрадчиво сказал:
— У меня тут замаячила идейка… А почему бы нам герра Фомича не проводить чуточку раньше? Не дожидаясь финала? В конце концов, Фея за двоих прекрасно поработает…
— Ох…
— А что вы вздыхаете? Я бы это оформил совершенно бесплатно, без всяких дополнительных процентов. Из любви к искусству. Фомич старенький, из него песок сыплется. Если вдруг откинет копыта на Милке, никто особенно и не удивится. Или в столб въедет с переломом основания черепа. Как мысля, босс? Зачищать так зачищать… Все равно его следом за манекеном отправлять.
— Не гони лошадей.
— Нет, я серьезно. Никто ничего не заподозрит…
— Не любишь ты старичка, а? — засмеялся Пашка.
— Не люблю, Павел Иванович. Гнида наш старичок, если откровенно. Вы ручаетесь, что он так-таки ничего и не заподозрил? Не просек, что его тоже в отходы спишут? Советская школа — вещь серьезная. Ручаетесь?
После продолжительного молчания Пашка признался:
— Не ручаюсь…
— Вот видите. Давайте я… Изящно и легонечко? А?
— Рано, рано, — судя по тону, прямо-таки сквозь зубы заключил Пашка. — Не то чтобы без него совершенно не обойтись, но лучше будет, если триста кило денежек не мы, а он Никифору передавать будет. Так оно проще и легче.
— Ну, смотрите. Я сомнениями честно поделился. Что на душе было, то и высказал.
— Тут не душой нужно, а логикой.
— Я и логикой тоже шевелю, — сказал Елагин. — Только вот с точки зрения логики мне совершенно непонятно, зачем он нам преподнес историйку про то, как манекен от него, изволите ли видеть, оторвался на Кутеванова.
— Думаешь, врал Фомич?
— Не знаю, босс. Просто эта история абсолютно не укладывается в события. Ни с того, ни с сего вдруг оторвался… Причем исходят эти совпадения от Фомича… Которому я совершенно верить перестал… Нутром чую некую несообразность, а точнее сказать не могу по недостатку данных. Поскольку…
Как ни интересно было слушать, Петр выключил транзистор и включил мотор — следовало поспешать в контору, чтобы Фомич не заподозрил неладное. Стоп! Ага, вот он, «Запор», вползает на дорожку. Спохватился, вспомнил про пиджачок…
Тем более пора ехать. Заберет пиджак, и ничего больше не услышишь… …Он ухитрился опередить лысого, вернуться по знакомой уже потайной
дорожке. Засел в кабинете. Через двадцать минут пред его ясны очи, словно лист перед травой, предстал Фомич. С таким пришибленным и запыхавшимся видом, словно бежал пешком от хазы.
Петр, по-прежнему старательно изображая опьянение, бодро рявкнул:
— Ну, посоветовался?
— Посоветовался, — вздохнул Фомич. — Он гарантирует, что миллион вам — будет. Конечно, сначала в ваш адрес, надо признаться, было сказано немало теплых слов…
— Но ведь понял в конце концов, что рынок есть рынок? Молодец, Фомич, на вот, выпей, — Петр вновь приобнял лысого, доверительно зашептал на ухо: — Фомич, а давай вместе «уазик» прикарманим? А? Ты прав, один я не смогу, а вот с тобой на пару… Ну что ты смотришь синими брызгами, аль в морду хошь? Поедем прямо сейчас, заберем тачку — и растворимся на просторах нашей великой и необъятной? Она хоть и съежилась, ан все равно в каком-то плане — необъятная… С твоей башкой и с моими ловкими руками затеряемся, как конокрад в ночи. У меня есть знакомые в Сухуми, границу перейдем, паспортишки выправим… А, Фомич?
У него сложилось твердое убеждение, что какое-то время Фомич раздумывал над его предложением всерьез. Взвешивал. Думал и прикидывал. Но в конце концов годы взяли свое, старый хрен старательно изобразил возмущение:
— Да что вы такое говорите?
— Была бы честь предложена, а от убытка бог избавил, — захохотал Петр. — Да ты не дергайся, финансист, я шутейно… Мне лично и миллиона достаточно. Ты ему не говори, понял, нет? Я ж совсем шутейно.
— Шуточки у вас…
— А ведь забрало, нет? Ладно, замяли. Сейчас ты у меня как миленький хватанешь стопарь — хорошее известие принес…
Глава третья
ОБОКРАДЕННЫЙ БЕДОЛАГА
— Повторяю еще раз, — сказал он медленно, с расстановкой, негромко. — Не криви губки, слушай внимательно. Серьезным делом занимаемся… Когда я скажу «давай!», пшикаешь мне данным дезодорантом в физиономию, уделяя внимание главным образом не самой физиономии, а участку примерно отсюда и досюда, — и показал на себе, черкнув ребром ладони по горлу над ключицами, по животу. — Считаешь до пяти, при этом Задерживаешь дыхание и закрываешь глаза. После процедуры уходишь спокойно — повторяю, спокойно! Обращать на себя внимание нельзя… Повтори.
Надя дернула плечиком:
— Я итак…
— Повтори, — сказал он тихо, убедительно. — Мы не забавы шутим…
Она добросовестно повторила, не разу не запнувшись и ничего не перепутав.
— Мысленно себе представила последовательность действий, как я учил?
— Ага, — сказала Надя. — Ты не волнуйся… Они стояли в узеньком проходике — с одной стороны задние стены кирпичных гаражей, с другой тянулся грязный бетонный забор, за которым прилагало отчаянные усилия к выживанию то, что сейчас осталось от радиозавода. Место было безлюдное, мало посещаемое обычными прохожими. По сей причине всякий свободный кусочек земли оказался усеян пустыми бутылками, одноразовыми шприцами, кучками фекалий, судя по габаритам, отнюдь не собачьих, а также известными латексными изделиями.
Петр собрался с духом, добросовестно зажмурился, приказал:
— Давай!
И тут же, зажав нос двумя пальцами левой руки, что есть сил сжал губы.
В грудь, в лицо ударила невесомая, морозно-омерзительная струя газа. Всей кожей он ощутил отраву. Старательно сжимая веки, губы, сдерживая дыхание, услышал, как удаляются легкие шаги — ну, слава богу, как он учил, сообщница не бежала, ушла с нормальной, не привлекавшей внимания скоростью…
Как ни предохранялся, а в глотке запершило и под веками словно бы обнаружились крохотные песчинки. Пора, пожалуй… Петр привалился боком к кирпичной стенке, шаркнул по ней всем телом, основательно и вмиг перепачкавшись, открыл на миг глаза, чтобы сориентироваться, кинулся к выходу из кривого проходика, к людям. На глаза свидетелям.
Во двор он вывалился, шатаясь, спотыкаясь, главное было — не растирать руками глаза, а их уже пекло по-взаправдашнему и в горле словно застряла пара проволочных ежиков для чистки посуды. Чей-то удивленный возглас… Ага! Есть свидетели!
Он, почти не играя, запнулся — нога и вправду наткнулась на какой-то обломок ржавого железа. Рухнул на одно колено, кашляя без малейшего притворства, отплевываясь, содрогаясь в приступах рвоты.
— Семен!
— Да вижу… Нажрался, что ли?
— Одет-то прилично…
— А воняет чем?
— Семен, Семен! — визгливый женский голос. — Ну ты куда лезешь? Без тебя не разберутся?
Слезогонка, впитавшаяся в дорогущий пиджак, окутывавшая облаком, начала действовать по-настоящему, без дураков. Конечно, главный вред прошел стороной, но и того, что осталось, хватило, чтобы теперь, согнувшись в три погибели, перхать, кашлять, отплевываться без тени актерской игры…
К нему осторожненько подступали оказавшиеся во дворике — из-за рези в глазах Петр не мог ни рассмотреть их толком, ни сосчитать.
— Одет-то хорошо…
— И водярой не пахнёт… Точно тебе говорю, чето нечисто…
— Семен, ну куда ты лезешь? Мало ли что..
— Тихо, Аня, не возбухай, — решительно прервал женщину самую чуточку хмельной, решительный бас. — Не тигра, не укусит… Эй, мужик, чего с тобой? Й-е-мое, чем воняет? «Черемуха», что ли? Ну, точно!
Стоя на коленях на земле, плюясь, Петр выговорил:
— Щенки, твари… В лицо брызнули из баллончика, в карманы полезли… Там, за гаражами…
— Ага. Ага, — заключил поддавший Семен, судя по всему, из категории зевак-активистов, жаждущих из простых зрителей стать непременно участниками.
— Точно, «черемуха», ты глаза-то не три, зема, не три, говорю! Эй, пацан, на вон платок, к колонке сгоняй да намочи! Витек, участкового высвисти, я его только что на балконе видел… Бабы, чего толпимся? Нормальный мужик, приличный, вон галстук какой… Шпана газом прыснула, на гоп-стоп взяли… Это у тебя че, телефон? Ох ты, новый русский, как из анекдота… Садись, вон туда садись… Бабка, скамейку не засти, человека ноги не держат!
Горластый Семен и еще кто-то из отважных доброхотов, бережно поддерживая под микитки, кое-как препроводили Петра к скамейке. Кто-то сунул в руку мокрый комок материи и он с грехом пополам протер глаза. Теперь почти не жгло, но в горле саднило.
— Ну че, полегчало? — допытывался Семен.
— Да вроде… — ответил Петр, с превеликим облегчением убедившийся, что все прошло согласно разработанному плану. — Щенки, суки…
— Отвык, поди, от твердой земли? Все на «мерсе» да на «мерсе»? — с явственной толикой легкой классовой неприязни констатировал Семен. — Ладно, могли и на перо посадить… Обошлось. Много взяли? Ага, вон и власть поспешает, легка на помине…
— Разойдемся, граждане, разойдемся, — послышался совсем близко уверенный голос. — Что у нас происходит?
К ним подошел милицейский старлей, примерно ровесник Петра, заранее приготовивший значительно-подозрительную физиономию старого служаки, еще ничего толком не знавшего, но готового пресекать и не допускать впредь.
— Опять Чикаго, Михалыч, — сообщил первым, конечно же, Семен. — Вон, пана нового русского шпанята из баллончика окатили и по лопатнику вдарили…
— Семен, ты бы не толпился, а разошелся… Так. Участковый инспектор, старший лейтенант Зотов. Что случилось, гражданин?
— Двое сопляков, — сказал Петр, проморгавшись. — Брызнули какой-то гадостью в лицо, полезли в карманы, только, по-моему, ничего не успели забрать, сами под свои газ и попали… Убежали, щенки.
— Документики позвольте? Посмотрите заодно, что пропало, что не пропало. Гра-аждане, ну не будем скопляться! Ничего тут нет интересного по нонешним-то временам… Так… Савельев Павел Иванович… знакомая фамилия, что-то про вас давеча по телевизору говорили, в положительном плане… Пропало что?
— Да нет, ничего, — сказал Петр. — Не успели…
— Соплячье неопытное. Ваше счастье… «Скорую» будем вызывать?
— Не стоит, пожалуй. В глотке только пакостно, а так…
— Опознать сумеете?
— Какое там — опознать… — вздохнул Петр. — Я их и не рассмотрел вовсе. Шли навстречу двое, пацаны как пацаны, один повыше, другой пониже, вот и все воспоминания…
— Бывает, — протянул участковый, возвращая Петру черную кожаную книжечку, где в прозрачных кармашках лежали документы, от прав до паспорта. — Ситуация… Петр прекрасно понимал, что таилось за ускользающим взглядом опытного служаки. Дело дохлое, это старлей просек моментально. Как выражается очаровательная Дарья Шевчук, глухарь, он же висяк Старлею и долг выполнить следовало бы, и не хотелось паскудить свободное время мартышкиным трудом…
— Ну, что… — проговорил участковый, подтверждая его догадки. — Надо бы заявление по всей форме, протокол составить…
— Да где вы их искать будете? — досадливо пожал плечами Петр. — При том, что я и лиц не помню?
— Оно, конечно…
— Ладно, обошлось, — сказал Петр. — Не стоит время терять на бесполезные протоколы, тем более что и не пропало ничего. Я, пожалуй, пойду…
— Оно как-то… — осторожно заметил старлей, в глубине души явно обрадованный. — Полагается все же…
— Вы — человек, конечно, опытный, — негромко сказал Петр. — Как думаете, есть шанс отловить?
Участковый красноречиво вздохнул, приподняв плечи.
— Вот видите, — сказал Петр. — Будем считать, что и не было ничего. У меня скоро совещание, нужно себя в порядок привести… Пойду я.
— Вы все же в райотдел зайдите, оставьте заявление, — для очистки совести предложил старлей. — В дежурной части зарегистрируют…
— Непременно, — кивнул Петр. — Спасибо.
— Да не за что…
Петр еще раз кивнул ему и направился прочь, обогнув табунок зевак, в некотором отдалении живо комментировавший происшедшее. Насколько ему удалось расслышать, среди них, оказывается, нашлась парочка индивидуумов, своими глазами зривших, как двое верзил с чулками на головах напали на «во-он того бизнесмена» и отобрали у него доллары и золотишко. Вот и прекрасно. Так даже лучше. Чем больше будет слухов-пересудов, тем глаже пройдет…
Оглядев себя, он снял пиджак, свернул его подкладкой наружу, повесил на сгиб руки. Брюки почти не запачканы, так что вид, в общем, добропорядочный…
Высмотрев свободную скамеечку, направился к ней, превозмогая остаточное жжение в глотке и резь в глазах, посидел пару минут. Достал мобильник, набрал Пашкин номер.
— Да.
— Это я, — сказал Петр. — Савельев Павел Иваныч…
— Узнал, конечно… Что стряслось?
— Вот именно, что стряслось, — сказал Петр. — Ты мне нужен сию минуту. Немедленно. Ну, не совсем сию минуту…
— Что случилось? — выпалил Пашка.
— Жив-здоров и организм цел, — сказал Петр. — Прямой опасности нет ни для жизни, ни для здоровья. Но пять минут назад со мной произошло нечто интересное… Не по телефону. Я к тебе немедленно должен приехать. Адрес назови, я ж не помню, меня к тебе Фомич привозил, а я города не знаю совершенно…
— Так, так… — судя по тону, Пашка пытался лихорадочно продумать план действий. — Ты где сейчас?
— Минутку… Улица называется «Кутеванова». Тут поблизости — дом сорок семь.
— Как тебя туда занесло?
— Потом объясню. Говори, как до тебя доехать.
— Так… Деньги при тебе? Отлично. Лови тачку, езжай на Апрельских Тезисов. Это от тебя минутах в десяти езды. Дом семь, квартира семнадцать. Запомнил? Валяй!
…На улицу Апрельских Тезисов разбитной дедок в потрепанной «четверке» доставил его даже быстрее расчетного времени — минут за пять. Улица, полное впечатление, была одним махом, на всю немаленькую длину возведена в те времена, когда кибернетика уже перестала числиться буржуазной лженаукой, но кукуруза оставалась царицей полей, в том числе и за Полярным кругом. Двойная шеренга однотипных серопанельных пятиэтажек, кое-где для аскетической красоты разбавленных пятиэтажками из бурого кирпича.
Указанный Пашкой дом поражал вовсе уж пошлой для хрущевских времен роскошью — во дворе имелся фонтан, разумеется, давненько бездействовавший. Облупивщаяся серая чаша, окруженная полудюжиной неких фигур, уже совершенно неопознаваемых, непонятно было даже, кого они согласно первоначальному замыслу изображали — пионеров-героев, сказочное зверье или строителей коммунизма. Сразу становилось ясно, что на них не один десяток лет пробовали силушку сменяющие друг друга поколения юной шпаны.
Взбежав на второй этаж, он нажал кнопку древнего звонка. В квартире тягуче задребезжало.
— Кто?
— Пал Иваныч, — сказал Петр.
Пашка приоткрыл дверь и тут же отступил:
— Заходи быстрее, а то узрит еще кто-нибудь меня в таком виде, разговоры пойдут…
В комнатке были плотно задернуты занавески. Как и в прошлый раз, брательничек Пашка, козел дешевый, был замотан чистыми бинтами так, что человек-невидимка и в подметки ему не годился. Однако день за шторами стоял жаркий, невыносимо солнечный, и света в комнату пробивалось достаточно, чтобы Петр вскоре же рассмотрел главное: бинты определенно намотаны наспех, в жуткой прямо-таки спешке, никого не оказалось рядом, чтобы помочь. В одном месте, под левым ухом, виднелся достаточно обширный участок кожи — гладкой, здоровой, ничуточки не поврежденной. «За идиота меня держит братишечка, — подумал Петр с неприязнью. — Ободранная об асфальт физиономия за это время давно зарубцевалась бы, покрылась корочкой, не было бы нужды в такой повязке. Значит, очередная догадка чертовски похожа на правду».
Он рухнул в кресло, шумно выдохнул, помотал головой:
— Выпить найдется? Нервы…
— Чем это от тебя несет? — Пашка приблизил лицо, отпрянул — видимо, въевшийся в пиджак газ еще не выветрился полностью, ударил по носоглотке. — Химия какая-то…
— Вот то-то и оно, — сказал Петр с горькой иронией, одним глотком осушив протянутый бокал с коньяком. — По-ученому это называется — газовая атака. Я и не знаю, как сказать… Виноват, конечно, но ты и сам чего-то недоучел… Нужно было мне дать кого-то в сопровождающие… — Он сделал вид, что собрался, наконец, с духом. — Короче, Паша, провалил я твое задание. Вытряхнули меня из «уазика» и, самое паршивое, непонятно кто…
— Что-о?! — прямо-таки взвыл Пашка.
— Все твои инструкции я выполнил в точности, как и просил Фомич. Поехал на стоянку, забрал «уазик», приехал в условленное место, угол Кутеванова и Западной. Заглушил мотор, вылез, встал возле машины…
— Инструкции? Фомич? — лепетнул Пашка в полной растерянности.
— Все выполнил в точности, Паша! — ударил себя в грудь Петр. — Все сделал, как он просил…
— Погоди-погоди! Дай я соображу… Все-таки голова у Пашки работала не хуже ЭВМ. Он, конечно, не хотел признаваться, что о «своих» инструкциях, якобы переданных через Фомича, слышит впервые в жизни. Что впервые слышит о каких бы то ни было перемещениях «уазика». И, конечно же, сейчас подыскивал подходящую формулировку…
Дабы облегчить ему задачу, Петр встал и налил себе еще, потом долго закуривал.
— Погоди, — сказал Пашка жестко, зло. — Значит, вытряхнули из машины? Расскажи с самого начала, как можно подробнее, чтобы я на ходу попробовал просчитать…
— Изволь, — вздохнул Петр. — Фомич пришел сразу, едва я приехал на фирму. Передал от твоего имени, чтобы я отправлялся на стоянку, забрал «уазик», приехал на угол Кутеванова и Западной, свернул во дворик в том месте, где Кутеванова — нечетная. Потом следовало заглушить мотор, вылезти из машины и ждать, когда подойдет человек и скажет: «Меня прислал мирный грек». Тогда я должен отдать ему ключи и отправляться ко всем чертям, забыв и о машине, и о нем…
— Как ты вышел из здания незамеченным?
— Через «подземку», — сказал Петр. — Как он и велел. Он мне назвал код замка: девять-семь-девять-семь-шесть-один-ноль-один. Показал, где нужно было нажимать, и со стороны подземного хода, и со стороны квартиры. Со стороны хода нужно…
— Ладно, такие подробности опускаем… Дальше.
— Ну вот… Я без проблем выбрался из квартиры, поймал тачку и поехал на стоянку. Чавэлы машину отдали без вопросов, как и было оговорено с Бацой. Ну, сначала я немного поплутал — ведь не знаю города совершенно, карту купил, да и Фомич рисовал планы, но это на бумаге все красиво, а на натуре не сразу и поймешь… Поплутал, короче. Один раз чуть гаишники не тормознули. Потом пошло полегче, нашел дворик, заехал туда и встал. Стою, курю… Мотор заглушен, как и наказывали. И тут, без всяких преамбул, сзади ка-ак звезданут по башке… Над ухом…
— Над которым?
— Справа.
— Покажи-ка…
— Эй! — Петр непритворно взвыл. — Что ж ты руками лезешь? И так больно…
— Ладно, ладно, я осторожненько…
— Руками, говорю, не трогай, м-мать!
— Ладно… — пробормотал Пашка, осматривая его голову.
В этом плане все было в порядке. Петр сам себя шарахнул как следует куском резины перед тем, как получить легонький душ из газового баллона — вскользь, но сильно, чтобы и желвак вспух моментально, и кожу малость содрало…
— Точно… подсохло уже, не бойся. — Пашка выскочил в соседнюю комнату и вернулся с автомобильной аптечкой. — Не дергай башкой, я сейчас йодом помажу…
Почему-то именно эта родственная забота — надо же, рвется йодом смазать будущего покойника, самим же и записанного в трупы! — взъярила Петра больше всего, но он сдержался, конечно. Его легонькое шипенье сквозь зубы легко мотивировалось жжением от йода.
— Порядок, — сказал Пашка. — Пустяки, только кожа содрана…
— Ну вот… А потом меня обдали какой-то гадостью типа «черемухи». Сам представляешь состояньице. Даже не знаю, сколько я там валялся, думал, наизнанку вывернет. Пиджак я кое-как отчистил, да все равно, сам видишь — полдвора им вытер, пока корячился…
— И тот уехал в «уазике»?
— Пашенька, ты удивительно догадлив, — сказал Петр с горькой иронией. — Ключи он у меня, я теперь анализирую, выхватил первым делом. Прыгнул в машину и дал по газам. Главное, я рожи не видел, не знаю даже, один был или несколько. Что ж ты так лопухнулся… Я виноват, конечно, но и ты хорош… Хоть бы Фомича со мной отправил или кого-то из охраны…
— Та-ак… — тихо произнес Пашка. — Сюрпризы…
Из-за бинтов Петр, разумеется, не мог видеть его лица — но глаза источали холодную, лютую ненависть, не сулившую ничего хорошего бедолаге Фомичу, ни сном, ни духом ни о чем не подозревавшему, ни в чем таком не замешанному…
Пашка глянул на часы. Казалось, заторопился:
— Да, огорчил ты меня…
— Да виноват я, конечно, — сказал Петр с видом искреннего раскаяния. — Но и ты, братан, хорош. Как вообще такое могло вдруг случиться?
— Цепочка, — сказал Пашка. — Точнее, слабое звено в таковой. Кто-то из участников оказался сукою, и очень скоро мы его вычислим… Да ладно, — великодушно похлопал он Петра по плечу. — Вовсе ты не виноват. Никто и предвидеть не мог. Среди тех, кого считаешь самыми надежными, всегда паршивая овца отыщется…
И снова покосился на часы, стараясь проделать это понезаметнее. Петр, чьи чувства были обострены, как у шажками плетущегося по минному полю сапера, подумал, что, похоже, понимает причины этой суетливости, вдруг обуявшей братца. Уж не Елагин ли должен вскорости подойти? Трудновато было бы объяснить, почему Митя, на коего Пашка вроде бы обязан рассердиться и какое-то время подержать вдали отдел, преспокойно шляется по явочным квартирам «мирного грека» с видом посвященного во многие секреты…
— Я у тебя посижу немного? — простецким тоном заявил Петр. — От всех переживаний ноги не ходят…
Читать бесплатно другие книги:
