Бульдожья схватка Бушков Александр

Глава первая

КАК СОЗДАЕТСЯ ИМИДЖ В ШАНТАРСКЕ

Петр трудился, как отбойный молоток. Впервые за все время добровольного самозванства пришлось так вкалывать — правда, исключительно орудием труда негоцианта, роскошной пар-керовской авторучкой. Но все равно работы навалилось столько, что кисть давно уже ныла и он три раза делал передышку.

Он подмахивал бумаги — той самой своей НЫ-НЕШНЕЙ подписью, то бишь изменившимся после аварии автографом г-на Павла Савельева. Первые несколько документов он по врожденной добросовестности пытался прочитать, но очень быстро осознал, что даже просто пробегать их взглядом никак не удастся, иначе просидят до завтрашнего утра.

И трудился с тупой четкостью автомата. Или компостера, пробивающего билетики в автобусе. Косарев клал целую стопу, с ловкостью карточного шулера снимал один за другим, молча — он тоже уже утомился повторять «вот здесь», в глотке пересохло — указывал пальцем. Петр подмахивал. Первый заместитель, Пашкина то ли правая, то ли левая десница, старался, как мог, суетился возле-около, шуршал бумагами — невысоконький, лысый, услужливый.

Картотека — щелк! Косарев Николай Фомич, из бывших советских снабженцев, дока, жох и прохиндей — это и понятно, как нельзя более подходит для ответственной тайной миссии по подстраховке двойника, — в разгар перестройки намекал журналистам о своем отдаленном родстве с репрессированным комсомольским вожаком, а когда перестройка как-то незаметно сдохла, стал осторожненько примазываться к другой известной во времена оны исторической личности, правда, с обратным знаком — шантарскому купчине первой гильдии Косареву, тому самому, что при царе заколотил пьяного пристава в бочку и спустил с обрыва, а за годик до Великого Октября сбежал со всеми капиталами в Китай и стал там министром финансов у какого-то генерала-сепаратиста. В душе холуй и лизоблюд (сказывается биография), однако вполне надежен.

— Позвольте, а это что за чудасия? — спросил Петр, в момент очередной передышки успевший пробежать глазами очередной не подписанный пока документ.

— Договор на вооруженную охрану золотых часов…

— Вот этих самых, что у вас на запястье, — подхихикнув с угодливостью чеховского персонажа. кивнул Николай Фомич. — Видите ли, в законах о частной охране полно глупейших прорех. Не имеют права ваши телохранители применять огне-стрельное оружие, пусть и законнейшее, для защиты вашей личности при злодейском покушении. Зато могут налить в лоб любому, кто покусится на ваше имущество. А поскольку часики у вас на руке постоянно, то на основании сего договора они и будут палить хоть с обеих рук — они часики защищают, на дозволенном основании… Улавливаете полезный нюанс?

— Улавливаю, — покрутил головой Петр и лихо подмахнул договор о вооруженной охране принадлежащих П.И. Савельеву золотых часов марки «Ро-лекс», стоимостью пятнадцать тысяч… ма-ама родная!

Нет, все правильно, пятнадцать тысяч долларов США. Ну, Пашка! Петр сразу почувствовал себя скованно, лишний раз боялся сделать резкое движение — а он-то небрежно бросал эти ходунцы на столик, в «Кедровом бору» даже задел ими чувствительно о притолоку.

Прикинув на глаз толщину оставшейся бумажной груды, он в душе возрадовался. Зря, как тут же выяснилось. Появилась эффектная дама, главный бухгалтер, принесла новую гору бумаг — уже чисто финансовая документация. В отличие от бумаг Фомича, эти приходилось подмахивать как минимум в двух-трех местах каждую. В глазах уже рябило — платежные поручения, подтверждения, авизо, ведомости, договоры с «Шантарским кредитом», еще какими-то банками — иные названия знакомы из газет, иные видел впервые, — в основном столичными, но попадались и иностранные…

Украдкой он бросал на бухгалтершу заинтересованные взгляды. Было на что засмотреться. Красивая молодая женщина лет тридцати, невыразимо продуманная во всем — строгой одежде, прическе, драгоценностях. Этакая Снежная Королева

— море красоты и бездна холодной деловой чопорности. Невозможно было представить, что ближе к ночи она все это снимает, распускает по плечам эти великолепные волосы, ложится в постель с самым обыкновенным существом мужского пола и позволяет…

Рука трудилась, а мозги оставались свободными, и он не без интереса стал гадать — как у Пашки с этой? Никак не мог беспутный братец пропустить ТАКУЮ. Касаемо главной бухгалтерши Пашка говорил лишь, что кадр это особо ценный и обращаться следует исключительно на уровне «имя-отчество», боже упаси вульгарно назвать по имени. Интересно, о чем это говорит? Говоря проще, спит с ней Пашка или нет? Вообще-то, не Жанна, не Анжела и не Марианна — всего-то навсего Ирина Сергеевна. Что ни о чем еще не говорит…

Перехватив его неосторожный взгляд, Снежная Королева не повела и бровью. Соболиной. Продолжала подкладывать ему бумаги, всякий раз мелодичным голосом сообщая:

— Здесь, пожалуйста. Здесь, прошу вас. Когда со всем принесенным ею было покончено, Ирина свет Сергеевна снизошла до улыбки, на миг сделавшей ее живой:

— Благодарю вас, Павел Иванович. И вышла, унося свою цифирь. Петр так и смот-рел ей вслед. Спохватившись, откашлялся:

— М-да…

— Очень тонко подмечено, — сладеньким голосом встрял Косарев. — Именно — м-да…

— Скажите, Николай Фомич, а у… у меня с ней ничего такого…

— Да что вы, Павел Иванович! — казалось, даже испугался слегка лысый прохвост. — Неприступная женщина, блюдет супружескую верность с упорством каменной статуи… Вы в первое время делали подходцы, если не помните, но потом даже вам стало ясно, что номер, простите, дохлый и надлежит пользоваться лишь ее деловыми качествами. Кои опять-таки на высочайшем уровне…

Он улыбнулся так льстиво, с таким проворством поднес сунувшему в рот сигарету Петру щелкнувшую зажигалку, что тому стало неловко:

— Николай Фомич, я ведь, собственно, не он, а я…

— Сходство, простите, поразительное, — пожал плечами Николай Фомич. — Так что я уж не буду привыкать к некоей выходящей из рамок фамильярности, чтобы потом не было сложностей… Нет. но сходство, конечно… Я вам еще нужен?

— Нет пока. Можете идти.

Раскланявшись. Фомич вывалился из кабинета. Петр задумчиво пускал дым. В душе сидела небольшая, поганенькая заноза — из-за вчерашних открытий, сделанных в сейфе. Многое можно понять, оправдать и простить, но ЭТО — пардон, за гранью. Надюшка — почти ребенок. Стоп, стоп. Не будем забывать об акселерации, пресса преподносит массу примеров… вполне может оказаться, что у этого дитяти уже перебывало полдюжины любовничков из ее же элитной школы. Или такими умозаключениями ты просто пытаешься перед самим собой выгородить Пашку? С-ситуация… Нервничает девка, сама не своя. И как прикажете поступить при такой вот коллизии? Отдать ей снимки? А Пашка?

Потолковать, как мужик с мужиком, объяснить все? Что, собственно, объяснить? Что так нормальные, настоящие мужики не поступают? Что это не есть высокоморально? А по какому праву? Дело деликатнейшее… И Марианна на половине снимков, мать ее, куклу-соучастницу… Есть ли у него право в это лезть? Но девчонка-то сама не своя, напилась, дуреха… Любе было бы столько же…

Он сидел, погрузившись в тягостные раздумья, и не мог прийти ни к чему определенному. И потому даже обрадовался, когда на селекторе запульсировала зеленая лампочка.

— Да?

— Павел Иванович, только что звонили с телевидения, — доложила Жанна. — Говорят, была договоренность… Им выезжать?

«Ах да, — спохватился Петр. — Конечно же, телевидение. Передача, в очередной раз повествующая городу и миру, насколько честен негоциант Савельев и как он оборотисто привлекает в область немеренную импортную денежку».

— Конечно, — сказал он. — Пусть выезжают, я буду ждать.

Нажал клавишу. Достал из стола две коробочки с Пашкиными орденами, поставил перед собой, стал не торопясь надевать. Все-таки чужие, а таскать чужие ордена — не в традициях русского офицерства. Свои, к сожалению, пришлось отдать Пашке на временное хранение вместе со всеми документами, формой, чемоданом. Если подумать, сейчас при нем не было ни единой мелочи, способной засвидетельствовать, что он — Петр, а не Павел. Разве что физиономия — но и она, собственно говоря, принадлежала в данный момент Павлу… Интересное положеньице. А если Пашке — тьфу, тьфу! — упадет на голову кирпич? Начнешь доказывать, что ты — Петр Иванович, могут сгоряча и в психушку запереть…

Он торопливо прошел к тайнику за картиной и, пользуясь кратким мигом передышки перед визитом телевизионщиков, оросил мятущуюся душу глотком хорошего коньяка. Так и не решив, как быть с Надей.

…Жанна, придерживая рукой распахнутую дверь, бесстрастно доложила:

— Павел Иванович, группа с телевидения.

И, пропустив в кабинет всех троих, прежде чем прикрыть дверь, с неприкрытой обидой повела на Петра умело подведенным черным глазом. Он ухмыльнулся про себя — девочка, конечно же, тихо ревновала, но он-то не был ни в чем виноват, это все Пашка, его подробные инструкции…

Группа состояла из двух молодых людей, нагруженных треногами и объемистыми ящиками в металлических футлярах, а возглавляла ее смазливая девица в черной юбке и строгой белой блузке, в модных очках, с аккуратной челочкой и «конским хвостиком». На первый взгляд она казалась невероятно добродетельной и напрочь лишенной игривости, но Пашка, разумеется, ошибиться не мог — о ней и шла речь, а не о ком-то другом…

Впрочем, Петр, когда она оказалась совсем близко, сразу подметил, что очки — откровенная бутафория. Стекла простые, без следа диоптрий. А наряд, надо полагать, символизирует строгий деловой стиль будущей передачи. Пока молодые люди, тихонько перебрасываясь профессиональной словесной абракадаброй, «ставили свет» и что-то там еще, Петр старательно прихорашивался перед зеркалом. На его взгляд, лента шейного креста «За заслуги перед Отечеством» была длинновата, но Пашка, надо полагать, знает лучше. Интересно, что же он себе вторую степень не выбил, со звездой? «Трешкой» ограничился?

Зато «дружбу народов» Петр, имевший некоторый опыт обращения с орденами на обычной колодке, прикрепил идеально. Интересно, за что это Пашка сподобился? Какую такую дружбу народов налаживал? Совершенно забыл спросить…

Он споткнулся о толстый кабель, торопливо попросил:

— Давайте не будем меня снимать за столом, придумаем что-то другое…

Чертовски не хотелось, чтобы в камеру попал Катин портрет.

— Ну конечно, Павел Иванович, — откликнулась белобрысая телезвездочка. — Совки могут неправильно понять, далек наш народ от западной раскованности…

«Интересно, ты-то из каких таких Кембриджей вылупилась?» — так и подмывало его спросить. Промолчал, конечно. Не стоило вылезать со своими плебейскими репликами.

Наконец два вьюноши отладили все потребное. Критически обозрев Петра, усадили его в кресло в уголке, прицепили на лацкан крохотный микрофон на длинном тонком проводе. Один вьюнош встал у камеры, второму дела не нашлось.

— Раскованнее, Павел Иванович, — потребовала девица. — Что-то вы сегодня зажаты…

Он добросовестно попытался придать себе раскованность. Проклятый крест то и дело съезжал набок, и Петр в конце концов спросил напрямую:

— Может, мне эту регалию как-нибудь булавкой зафиксировать?

— Ну зачем же? — пожала девица полными плечиками. — Будет выглядеть вполне естественно — вы к заслуженной награде давно привыкли, вполне допустима легонькая небрежность, не стоит выглядеть свежеиспеченным кавалером… Начали?

Он выпрямился в кресле, насколько мог, сделав небрежно-вальяжную физиономию. Всякое бывало, а вот сниматься для ТВ приходилось впервые в жизни.

Девица закинула ногу на ногу, превратив черную юбчонку в нечто чисто символическое, положила на колено большой блокнот, нацелилась на страницу авторучкой. Все это, Петр определил, — для чистого понта. Страницы были чистые. Юная деловая дамочка, потребно для имиджа…"

Она обворожительно улыбнулась в камеру:

— Добрый день, дамы и господа. В эфире — «Деловой Шантарск» с Викой Викентьевой. Сегодня нас любезно пригласил в гости один из капитанов местной промышленности, шантарский Эндрю Карнеги, если можно так выразиться, — Павел Иванович Савельев. Павел Иванович, первый и самый волнующий вопрос, конечно же, — судьба Тарба-чанского проекта, имеющего огромное значение для области. Вы можете поделиться секретами?

— Собственно, никаких секретов на сегодняшний день и не существует уже, — степенно сказал Петр, неотрывно глядя в камеру, словно птичка на удава. — Уже через три дня в Шантарск прилетают представитель премьер-министра и иностранные инвесторы. Они проведут у нас несколько дней, будут проведены переговоры по окончательному согласованию документов, проведем, — он поймал себя на том, что употребляет «проведем» чуть ли не через слово и задумался, какой бы другой термин подыскать, — одним словом… проведем (тьфу ты!), если можно так выразиться, окончательную притирку… поскольку речь идет об огромном пакете документов, охватывающем интересы доброй полусотни шантарских предприятий и организаций…

Вряд ли Пашка будет в претензии. Все, что он написал, Петр проштудировал четыре раза и сейчас чесал без малейшей заминки, разве что речь вдруг обрела противный канцелярский привкус, в голову, как ни бился, лезли одни бюрократические перлы.

— И после этого начнется финансирование?

— Да, в самые сжатые сроки после подписания, — кивнул Петр, уже немного освоившись с мутно-темной стеклянной линзой камеры и позволяя себе временами отводить от нее взгляд. Правда, при этом следовало зорко следить, чтобы взгляд не упирался слишком часто в обнаженные ножки Вики Викен-тьевой — вдруг на голубом экране это будет смотреться как-то неподобающе?

Зато сама Вика подобными страхами не страдала ничуть — то и дело подбирала такие позы, чтобы будущие телезрители могли в полной мере оценить длину и стройность ножек. При этом она непринужденно и весьма убедительно черкала что-то в своем блокноте, но Петр-то видел со своего места, что это самые обычные каракули, имеющие отдаленное сходство с буквами. Правда, телезри-тельно этого просечь ну никак не мог.

— Другими словами, наш, фигурально выражаясь, космический корабль стоит на старте и ожидает лишь команду на взлет?

— Вы подобрали очень удачное сравнение, Вика, — сказал Петр, позволив себе немного не предусмотренной сценарием отсебятины. — Именно космический корабль, который выведет нашу область на непроторенные доселе орбиты…

Это тоже была отсебятина. Он испугался, не перехватил ли с пафосом, но Вика благосклонно, с умненьким видом кивала, то и дело выводя в блокноте новую порцию кривулек, и Петр приободрился, окончательно расставшись со страхом перед камерой. «В сущности, не столь уж мудреное занятие. Насчет непроторенных орбит получилось неплохо, если Пашке не понравится, не знаю уж, чем ему и угодить».

— По-моему, сумма инвестиций превышает триста миллионов долларов?

— Пока я предпочел бы говорить о первом транше. сто пятьдесят миллионов,

— солидно поправил Петр, в который раз попытавшись понять умом эту сумму, но вновь отчаявшийся осознать ее реальность.

Интересно, сколько из этой умопомрачительной суммочки достанется непосредственно «Дюранда-лю»? Надо полагать, нехилая доля, иначе Пашка не старался бы так, не выдумывал фокус с двойником…

— И все эти деньги достанутся области?

— Ну разумеется, — усмехнулся Петр. — Это масса новых рабочих мест, множество проектов, обеспечивающих занятость на несколько лет вперед для тысяч наших земляков. Не сочтите за саморекламу, но мы, все, кто участвует в этом проекте, не намерены уподобляться иным шустрым господам, ухитрившимся подевать западные кредиты неведомо куда…

— Видимо, то, что Москва выбрала именно вас и ваших партнеров, как раз и объясняется вашей безукоризненной репутацией за все эти десять лет вашего пребывания в частном бизнесе?

— Я очень надеюсь, что именно эти соображения оказались в свое время решающими, — скромно сказал Петр.

В общем, все ее вопросы он знал наперед — опять-таки Пашка снабдил. Вполне возможно, сам и составлял-редактировал. Вот, значит, как создаются безукоризненные репутации — в том числе и с помощью таких вот голоногих девочек…

— Павел Иванович, я понимаю, что в нескольких фразах ни за что не удастся пересказать секрет и суть вашего успеха, — молвила Вика с явственно просматривавшимся пиететом. — Но все же, если в двух словах? Как вам все это удалось?

Петр старательно наморщил лоб, подпер кулаком подбородок, опустил взор — опять-таки поневоле оказавшись вынужденным обозреть ее ножки, — подумал и заключил:

— Дело в направленности бизнеса, Вика. Меня никогда не привлекали финансовые спекуляции, столь популярное в нашем многострадальном отечестве деланье денег из воздуха. Так уж сложилось, что я десять лет производил. Шел по пути, указанному Эндрю Карнеги, Генри Фордом, плеядой выдающихся предпринимателей старой России — Рябушинским, Путиловым, Гужоном, Третьяковым…

Почему-то именно сейчас ему на ум пришли кипы фотографий — тех, из сейфа. Так и плясали перед глазами. Однако следовало отдать Пашке должное: все, о чем Петр только что тарахтел, и в самом деле имело место. Все было чистой правдой — ухитрился ведь беспутный братец, пусть он трижды сексуальный маньяк, все эти десять годочков заниматься производством, нарабатывать надежную репутацию. В столице сидят не дураки, примитивному финансовому выжиге вряд ли позволили бы и на километр приблизиться к нынешнему премьер-министру… Судя по кипе документов, которые он проштудировал, Тарбачанский проект — вещь серьезная. И, в конце концов, неизвестно еще в точности, как развлекались в свободное время господа с мистерами — все эти Форды, Путиловы и Гужоны…

— По городу ходят слухи о какой-то странной аварии… — с улыбкой сказала Вика. — Некоторые, с позволения сказать, средства массовой информации, — она сделала презрительную гримаску, — пишут всякие глупости…

— Вот пусть эти глупости и остаются на их совести, — отрепетировано продекламировал Петр. — Комментировать что-либо, полемизировать с этими субъектами в приличном обществе попросту не принято. Глупая была авария, согласен. Плохо наши дороги приспособлены к западным машинам… Но вы, надеюсь, видите, да и телезрители тоже, — он глянул в камеру, — что я нахожусь в самой прекрасной форме. Есть на свете ангелы-хранители, что ни говорите…

— Это понятно, — подхватила Вика. — Такие люди, как вы, необходимы России…

Петр смущенно потупился. Сказал, не поднимая взгляд:

— Мы просто стараемся по мере сил быть полезными стране, уж простите за высокие слова…

Еще с дюжину вопросов — о семейной жизни, конечно же, характеризовавшейся исключительной стабильностью и теплом родного очага, о партнерах — как на подбор, людях компетентнейших и честнейших, так что просто удивительно, что им еще не воздвигли монументы при жизни; о московских и иностранных участниках проекта, светочах государственного мышления и светилах бизнеса. Поименное перечисление десятка людей, всемерно заслуживших такую честь, — от московской и областной администраций до верных кадров «Дюранда-ля», скромных тружеников, на чьи плечи ляжет немалая ответственность перед державой. Несколько Викиных цветистых комплиментов — и представление кончилось.

Облегченно вздохнув, Петр порывисто встал было. но чертов микрофон, пришпиленный к лацкану, потянул назад, как рыбку на крючке. Он смущенно плюхнулся в кресло, а один из телеюношей торопливо кинулся избавить его от реквизита. Потом оба шустро принялись паковать свои причиндалы.

Воровато покосившись на них, Петр налил себе коньячку — заслужил. Расслышал, как Вика негромко сказала тому, что был не в пример патлатее напарника:

— Коль, вы поезжайте на студию, а я на часок задержусь. Есть еще детали, о которых лучше побеседовать без камеры…

Петр подметил, что юнец понятливо покосился на него и состроил такую физиономию, будто собирался подмигнуть напарнику, — но в последний момент разумно передумал, стервец. Взвалив на плечи ящики, подхватив треноги, оба направились к выходу. Жанна с деланным почтением придержала для них дверь, покосилась на Петра, сделала каменное лицо и медленно притворила створку.

Оставшись с ним наедине, Вика моментально преобразилась — беспечно запустила блокнотом, ловко зашвырнув его в свою расстегнутую сумку, обеими руками сняла заколку, встряхнула головой, распустив волосы, сняла очки, столь же небрежно швырнув в сумку. Перекинула великолепные ноги через мягкий подлокотник кресла, уютно в нем раскинувшись, похлопала ладонью по темно-коричневой коже:

— Идите сюда, мистер Карнеги, продолжим интервью. Многих наших телезрителей интересует, как вы относитесь к сексу на рабочем месте…

Петр осторожно присел рядом. Телезвездочка непринужденно потянулась к нему, сняла с шеи алый крест с золотым орлом, повертела:

— Дашь пока поносить?

— Валяй, — кивнул он.

Вика проворно накинула ленту себе на шею, высвободив из-под нее спутавшиеся волосы, преспокойно расстегнула блузку сверху донизу, примостила посверкивающую эмалью и позолотой регалию на груди, меж узенькими тесемочками черного бюстгальтера. Полюбовалась, склонив голову к плечу:

— А что, красиво… Слушай, а почему ты не мог выбить со звездой, как у Пугачихи?

— Потому что Пугачиха — звезда, а я, ежели прикинуть, не более чем звездюк, — не раздумывая, поведал Петр.

Девчонка фыркнула и непринужденнейшим образом принялась разоблачаться. Когда из одежды на ней остался только орден, подошла к его столу, уселась на его место и старательно скопировала Катину позу:

— Похожа?

— Не очень, — сказал он сдержанно.

— Все, умолкаю… Жена — это святое… — Она выбралась из-за стола, танцующей походкой приблизилась к Петру и без всякого смущения поинтересовалась: — Какие будут указания? Или проявить инициативу?

«Хорошенькие же картинки повидали эти стены». — машинально отметил он, снимая пиджак. Замешкался, прикидывая, как же выти из положения ввиду отсутствия какой бы то ни было мебели, пригодной для занятия горизонтальной позиции, но тут же столкнулся с проявленной инициативой и поплыл по течению. Примостил ее в обширном кожаном кресле и добросовестно принялся копировать Пашку — судя но ее реакции, небесталанно.

Очень может быть, она притворялась и подыгрывала, но охала, стонала и закатывала глаза столь естественно, что Петр вскорости отбросил притворство, увлекшись. Пошел процесс, и шел, и шел, только позы менялись. В финале он вынужден был признать, что хваленая заокеанская Моника определенно кое в чем проигрывает Вике, поскольку настоящий артистизм и виртуозность ни с чем не спутаешь, даже если и не имел чести общаться с Моникой.

Пока она плескалась в душевой, сидел в том же кресле, похлопывая себя по колену заблаговременно приготовленным Пашкой конвертиком с пятью сотенными — разумеется, не «деревянными». Было чуточку неловко — как-никак звезда экрана, к тому же не бульварщиной какой занимается, а серьезные передачи о бизнесе ведет…

Юная звезда экрана выпорхнула из его персональной душевой свеженькая, причесанная и элегантная. Надела ему на шею орден, без малейшей неловкости, глазом не моргнув, вынула у него из пальцев конверт, кинула в сумку, наклонилась, чмокнула в щеку:

— Премного благодарны, ваше степенство…

— Ты уж постарайся, — сказал он, ухитрившись не отвести взгляда.

— Не сомневайся, — заверила Вика. — Разобью беседу на несколько кусочков, разбавлю повествованием о твоих свершениях должным видеорядом — классная передачка получится… К следующему понедельнику сможешь лицезреть. Уговор в силе, мне непременно эксклюзив на все, что связано с подписанием?

— Само собой, — кивнул он. — Куда я без тебя денусь?

— И правильно, — серьезно сказала она. — Я девочка талантливая…

— Я заметил…

— Ага, во всем, — сказала Вика, без тени смущения. — Ты когда меня возьмешь на «заимку», чтобы оттянуться по полной программе? Второй месяц обещаешь… У меня, кстати, появились свежие идеи по поводу артистической фотографии, не пожалеешь.

«Пожалуй что, — согласился он мысленно. — Из всей, с позволения сказать, коллекции, обнаруженной в сейфе, как раз Викины снимки ближе всего к искусству. Наверняка она и руководила Пашкой, в отличие от прочих сюжетов, где сразу чувствуется не особо-то и затейливый вкус братана. Станешь тут эротоманом, ежели вот такие сами лезут».

— Так когда?

— Скоро, — сказал он. — Разделаюсь только с договорами…

— Ну, я побежала? Звони, если что… Она мимолетно чмокнула его в щеку и направилась к двери, помахивая сумочкой, — уже в очках, при «конском хвостике», с прежним видом «синего чулка». Торопливо разблокировав дверь, Петр вышел в приемную. Жанна, проводив Вику взглядом, капризно надула губки.

— Жанетта, не выпендривайся, — сказал он примирительно. — Пресса, знаешь ли, четвертая власть, и нужно с ней поддерживать добрые отношения…

«Ничего, перетопчется девка, — легкомысленно подумал он. — Вернется Пашка, будет ее опять драть, как Сидорову козу, и все придет в норму».

— Вызови машину, — подумав, распорядился он. — Я, пожалуй что, домой, с делами на сегодня покончено…

Глава вторая

ТИР ПО-ШАНТАРСКИ

Боссу необходима вальяжность — по крайней мере, пока он находится на глазах у подчиненных, обязанных испытывать робость или хотя бы пиетет, — и потому Петр, вопреки своему обыкновению, не сбежал по широким ступенькам, а принялся по ним неспешно спускаться, держа кожаный плоский портфель так, чтобы не колыхался по-мальчишески. Охранники двигались один на шаг впереди и правее, другой, соответственно, на шаг позади и левее, погода стояла прекрасная, дверца черного «мерседеса» на особой стоянке для хозяина и его ближайших сподвижников уже была предупредительно приоткрыта шофером изнутри. Пашка, правда, не любил, чтобы шофер торчал у задней дверцы, распахивая ее перед боссом, — по его мнению, кое-какие западные или политбюров-ские ухватки в наших условиях выглядели все же смешновато. Петр был с ним совершенно согласен, а потому не менял заведенных обычаев. Он зачем-то прикинул расстояние между собой и машиной…

Справа от крыльца вдруг взревел на невыносимых оборотах мотор неброского белого «Жигуля», мимо уха Петра что-то упруго, знакомо зыкнуло, рассекло теплый воздух, и тут же с отчаянным звоном разлетелось высокое стекло за спиной.

Он ничего еще не успел сообразить, тело сработало само: выпустив портфель, отметив обострившимся сознанием еще пару хлестких толчков воздуха над самым ухом, кинулся плашмя на мраморные ступеньки, распластался, рука выполнила полукруг, срывая с плеча несуществующий автомат, вторая сама потянулась под цевье, чтобы полоснуть очередью из лежачего положения…

Рев мотора удалялся, над головой хлопнули два выстрела, рядом, по ступенькам, звонко зацокали гильзы. Кто-то кричал неподалеку, осколки еще осыпались с противным звоном…

Подняв голову, неуклюже выпрямляясь, он увидел, как охранник, держа «Макаров» обеими руками, поводит дулом вправо-влево, направив пистолет на поток машин. Второй, заслонив собой и пытаясь поднять, орал в самое ухо:

— Паливаныч, что?!

— Нормально, — сообщил он, окончательно опомнившись. — Да не щупай ты меня, я не девка…

Справа и слева от крыльца уже с поразительной скоростью росла толпа любопытствующих. За спиной, в здании, не утихали истерические женские визги. Только теперь Петр сумел понять, что произошло. Допереть. наконец, что это стреляли, и стреляли прямехонько в него… но охранник уже волок его вверх по ступенькам, перехватив грубо и цепко, словно манекен, второй прикрывал отход, пятясь с пистолетом наизготовку удивительно проворно, из дверей, распахнув на всю ширь обе створки, выскочили еще трое, следом, как мимо пустого места, промчался Земцов со сведенным гримасой злого напряжения лицом…

К течение следующего получаса происходящее напоминало фильм, то стопорившийся, то запущенный рывками…

Петр оторопел настолько, что не сопротивлялся — и охранник в хорошем темпе дотащил босса до его собственного кабинета с выходящими на пустырь окнами, но тут же спохватился, заставил пригнуться, протащил наискосок в комнату отдыха, втолкнул туда, усадил в кресло и на несколько секунд стал похож на заводную куклу с раскрутившейся пружиной. Соображал, что делать дальше. Петр, к тому времени уже окончательно оклемавшийся от пакостной неожиданности, решил не мешать профессионалу и добросовестно сидел, где усадили.

В кабинет заглянула Жанна, испуганная и любопытная. Охранник цыкнул на нее, и она проворно исчезла. Зато появился Косарев, отчего-то выглядевший запыхавшимся, за ним сунулись еще трое, вообще Петру незнакомые, но, судя по опознавательным карточкам на лацканах, его сотруднички.

Ощутив себя обезьяной в цирке, он уже почти спокойным тоном распорядился:

— Гони всех в шею. Что вам здесь, цирк? Охранник, обретя ясную и конкретную цель, моментально оживился, в два счета выпер из кабинета любопытствующих, без приказа наглухо задернул высокие шторы на всех окнах. Петр, наконец-то, вспомнил о сигаретах, задымил, ожидая дальнейшего развития событий. Он прекрасно понимал, что лучшее сейчас в его положении — сидеть и ждать, пока внесут какую-то определенность те, кому это полагается по службе.

Минут через десять вошел встрепанный Земцов, плюхнулся в соседнее кресло, зло передернул плечами:

— Поздно было гнаться. Весь поток встал на красный, загородил нашим выезд, а он тем временем юркнул в переулок, навстречу одностороннему, сука… Ребята туда поехали, но машину наверняка бросят…

— Пострадавшие есть? — спросил Петр.

— Исключительно морально. Дамы в плановом отделе, до сих пор визжат, бедолажки. Три пули в стене, окно — вдребезги, но никого, слава богу, осколками не поцарапало. Бдит над вами ангел-хранитель, Павел Иванович…

— Да вот мне тоже так кажется, — сказал Петр, только теперь ощутив некую слабость в нижней половине тела. — Над самым ухом свистало… Пистолет, конечно?

— Ага. ТТ, там и валяется, три гильзы тут же, ребята их пустой коробкой накрыли, ждут официалов. Боюсь, сейчас тут будет столпотворение… И это вот рядом валялось, кто-то из зевак уже нацеливался подхватить в виде сувенира, но наши попроворнее оказались…

Он протянул Петру лист плотной белой бумаги, с одного края украшенный рифленым отпечатком пыльной полошвы. В центре, почти посередине, красовалась мишень, где вместо «яблочка» чернело контурное изображение какого-то рогатого животного. Пониже в одну строчку тянулась надпись: «ЖИЛ КОЗЛОМ — КОЗЛОМ И ПОМЕР». Это явно была то ли ксерокопия, то ли отпечатанный на принтере дубль исполненного шариковой ручкой оригинала. Мишень, впрочем, была, несомненно, вычерчена с помощью каких-то идеально круглых подручных средств — может быть, стаканов, вазочек. Очень уж ровные круги, да и проведенные крест-накрест линии идеальны, без линейки не обошлось.

— Ну, поторопился, гад, — хмыкнул Петр, бросив послание неведомого стрелка на столик. — Желаемое за действительное выдал. Что думаешь?

— Ничего, — признался Земцов. — Рано думать. Ясно только, что этот тип наглый, как черт: средь бела дня, с пятнадцати метров… Или наглый до беспредела, или шизанутый. Вы-то что думаете?

Положительно, он смотрел так, словно Петра давным-давно должна была осенить стопроцентно правильная версия. Откуда?!

— Понятия не имею, — пожал он плечами, ничуть не лукавя.

Земцов смотрел хмуро и недоверчиво. Покривил губы, услышав захлебывающийся вой милицейской сирены:

— Ну, сейчас начнется…

И началось. Петр не выходил в коридор, но слышал, как по лестницам затопали деловитые шаги, судя по шуму, казалось, стражей закона нагрянуло не меньше роты.

В кабинет ввалился коренастый милицейский полковник, совершенно Петру незнакомый, но державшийся, как со знакомым. За ним нагрянули двое в штатском, судя по лицам — не из мелких чинов. Так и вышло, один оказался фээсбэшником, второй — то ли из РУОПа, то ли из ОБЭПа, Петр толком не запомнил, пытаясь удержать в памяти хотя бы звания и фамилии.

Пришлось подробно рассказать о происшедшем. Чины вертели головами, сочувственно и вроде бы уныло, рассматривали листок с мишенью, не дотрагиваясь до него руками. Появились еще несколько в форме и в штатском, расселись по углам и стали вежливо домогаться подробностей, которые не успели услышать. Пришлось повторять по второму разу. Земцов дополнял собственными небогатыми изысканиями. Табачный дым в кабинете стоял коромыслом — хоть алебарду вешай. Пересказывая все заново и отвечая на уточняющие вопросы, Петр отчего-то чувствовал себя ужасно глупо и даже виновато — как будто это он совершил нечто противозаконное, оторвав от дел такую уйму занятых людей.

Чины наперебой обещали немедленно разобраться, отыскать и покарать, не допускать впредь.

Видно было, что все они не на шутку озабочены. В кабинет то и дело заглядывали сыскари помоложе, в форме и в цивильном, выразительной мимикой вызывали своих боссов в приемную, шепотом докладывали. У Петра понемногу сложилось твердое убеждение, что эти проворные ребятки попросту демонстрируют рвение. Ну что, в самом деле, можно было в этих условиях обнаружить такого уж сногсшибательного? Кошке ясно, что стрелявший благополучно скрылся, — будь он отловлен, чины давно кинулись бы всем скопом на него полюбоваться…

Минут через сорок накал деловой суеты как-то поувял. Один за другим силовики улетучивались, напоследок почти в одних и тех же выражениях обещая приложить все силы и обеспечить полную безопасность законопослушного гражданина П.И. Савельева. Первым появившийся полковник удалился последним, с матерными вкраплениями заверив Петра, что раздобудет эту суку из-под земли и намотает кишки на плетень. Петр только кивал — понимающе, благодарно, механически…

Земцов исчез с одним из штатских, Петр чуточку растерянно постоял в дверях кабинета, обескураженный столь резким переходом от гама и суеты к покойной тишине. Охранник, расставив ноги, перекрыл вход в приемную из коридора с таким видом, словно собирался стоять здесь монументом до скончания веков. Жанна показала глазами Петру в угол приемной, где с невероятно терпеливым видом сидела рыжеволосая милицейская красотка Даша Шевчук, в простецких летних брючках и футболке с логотипом «Кока-колы». Встретишь на улице — ни за что не угадаешь, кто такая и чем занимается…

Перехватив его взгляд, Даша неторопливо встала:

— Павел Иванович, чувствую, мы можем, наконец, спокойно поговорить…

И, словно бы невзначай, передвинулась так, что просто нельзя было не пропустить ее в кабинет — разве что захлопнуть дверь под самым носом, но к чему? Петр после короткого колебания указал ей на кресло в углу, сел сам, ощущая некую опустошенность и равнодушие ко всему на свете.

— Вы себя нормально чувствуете, мы можем поговорить?

— Нормально, — сказал он без особой приязни. Он не лгал — в него стреляли столько раз, что сегодняшнее происшествие, скорее, удивило. Вот уж никак не предполагал. что подобное может случиться средь бела дня. в центре города, с ним персонально. Одно дело — читать в газетах и романах, смотреть по телевизору, но совсем другое — самому оказаться в шкуре несостоявшейся жертвы пресловутого киллера, а по-русски убивца…

— Вы уж извините за назойливость, но такова жизнь, — сказала Даша. — Полковники и генералы будут давать ценные указания и осуществлять общее руководство, а вот заниматься конкретным сыском — удел бедной, замотанной женщины…

Петр присмотрелся не без любопытства. На замотанную она никак не походила

— красивая, спортивного склада, надо полагать, неглупая молодая женщина.

— Интересно, где вы пистолет носите? — спросил он неожиданно для себя.

— Позвольте, это останется моей маленькой женской тайной… — ответила Даша с намеком на улыбку, не более. — Павел Иванович, вы не против, если я начну заполнять стандартные бумажки? По такому факту просто необходимо будет возбудить уголовное дело, нужен будет протокол допроса потерпевшего…

— Валяйте, — кивнул он. — Где у вас пистолет, я, кажется, понял — кобурка слева, меж воображаемым лампасом и… — он замялся, не придумав, как окрестить воображаемую вертикаль, проведенную от подбородка через пупок.

— Верно подмечено, — Даша на миг вскинула глаза. — Вот только лампасов мне в жизни не заслужить… Савельев Павел Иванович, под судом и след-ствием не состоял, проживающий… вы мне потом для порядка предъявите документ, удостоверяющий личность? Нужно будет внести серию, номер… Итак, неустановленная личность…

— Субъект. — сердито поправил Петр.

— Давайте оставим неустановленную личность. — поправила, в свою очередь, Даша. — «Субъект» автоматически подразумевает мужской пол, а «личность» — более обтекаемый термин, в конце концов, это могла быть и женщина… Или вы твердо видели, что — мужчина?

— Ничего я не видел, — сказал Петр чистую правду. — Машина реванула мотором, как сумасшедшая, и тут же началась пальба. Я плюхнулся на ступеньки, он умчался… Интересно, номер кто-нибудь успел заметить?

— Нет, я успела уточнить, — мотнула головой Даша. — Тачку, можно спорить, найдут где-нибудь поблизости, тут есть парочка хитрых проходных дворов… Так, неустановленная личность произвела три выстрела из пистолета ТТ, брошенного потом на месте преступления… Ладно, не в том суть.

Павел Иванович, у вас есть подозрения в отношении каких-то конкретных лиц?

— Ни малейших, — сказал Петр.

— А хоть какие-то предварительные соображения у вас есть? Ну, например, не связано ли это с вашей профессиональной деятельностью?

Он помедлил. Скажешь «нет», а потом окажется, что Пашка перебежал дорогу какому-то Васе Пупкину из концерна «Вдоль-поперек-и-всяко» и Вася при большом стечении публики обещал поквитаться, о чем П.И. Савельев не мог не знать… Но ведь Пашка обязательно рассказал бы? Или не счел нужным?

— Итак? — мягко поторопила Даша.

— Нет, — сказал Петр. — Не нахожу я среди тех, кто причастен к моей профессиональной деятельности, кто пересекался со мной по деловым интересам, субъекта… личность, способную… Решительно не усматриваю.

— Никто не имеет к вам претензий? Долги, неисполненные обязательства?

— Ничего подобного.

— Знаете, в наши безумные времена быть кредитором не менее опасно, нежели неисправным должником, — сказала Даша. — Одалживают-то чужие, на время, возвращать приходится свои и насовсем, и это некоторых удручает…

— Да нет, — сказал Петр. — Не припомню я что-то должников… Правда, имеет смысл посмотреть бухгалтерские документы… Мы уже обсуждали этот вопрос, провалы в памяти остались…

— Документы я обязательно посмотрю… с вашего разрешения, — сказала Даша. — Ну, а личных денег в крупных размерах вы, часом, никому не ссужали? А вам никто не ссужал личных немалых денежек?

— Что вы имеете в виду? — сердито спросил Петр,

— Только то, что говорила, — улыбнулась она с наигранной невинностью. — Не одалживали ли вы кому, не одалживал ли кто вам…

— А мне показалось…

— Что?! — мгновенно уцепилась она за его слова. — Если не секрет, что вам показалось?

— Послушайте… — сказал он сварливо.

— Умолкаю. — сговорчиво подняла ладонь Даша. — Павел Иванович, я имела в виду исключительно то, что произнесла, что вы, право, сердитесь? Вы — известнейший бизнесмен с безукоризненной репутацией, сие мне известно, никаких подвохов или каверз я и не собираюсь пускать в ход… Ваша репутация вне всяких подозрений, как у жены цезаря… Наконец, — она посмотрела ему прямо в глаза, — наконец, все обстоятельства указывают на то, что это отнюдь не мероприятие, известное под названием «серьезный заказ». Попахивает самодеятельностью непрофессионала, возможно, психически не вполне нормального…

— Почему вы так решили? — спросил он с искренним интересом.

— А вы думаете иначе?

— Я просто спросил.

— Ну, все просто, — сказала Даша. — Серьезный человек раздобыл бы винтовку с оптикой, устроился бы на чердаке пятиэтажки на другой стороне улицы, сделал бы один-два выстрела и ушел совершенно незамеченным. На моей памяти в Шантарске продавали пушку с истребителя при полном боекомплекте, ну. а достать снайперку с глушителем для некоторых отнюдь не проблема…