Подлинная история русского и украинского народа Медведев Андрей

Глава 14

На пути к катастрофе: хроника бездействия

«Украина, добровольно присоединившаяся к России, чтобы найти успокоение под покровительством «Единоверного Государя», не забилась ли через несколько лет судорожно, как пойманная птица, почувствовав на себе руку развращенного и черствого подьячего. Она почувствовала, как щупальца московского бюрократического спрута проникают внутрь, задерживая свободное развитие, парализуя ее самоуправление, внося смуту и разделение. Политическая жизнь Украины пала… «Княжения и народы» влеклись, как закованные невольники, за триумфальной колесницей правящей бюрократии, и толпа их все увеличивается к удовольствию заказчиков, одобренных учебником истории и географии. Тюрьма народов разрасталась и распространяла свои помещения, увеличивала свои штаты и оклады и умножала армию навербованных из отбросов тех же народов опричников, охранявших камеры арестованных и разрабатывавших все новые и новые способы предупреждения и пресечения».

Михаил Грушевский,«Единство или распадение России»,«Украинский вестник» за 1906 год, № 3

Журнал «Украинский вестник» начал выходить в Петербурге в 1906 году, и с первого по седьмой номер передовые статьи туда писал как раз Михаил Грушевский. Выходил журнал, надо сказать, не долго, полиция его закрыла в том же 1906 году. Теперь этот факт довольно часто приводят среди прочих, чтобы продемонстрировать, как реакционное русское правительство унижало украинцев и уничтожало украинскую мысль. Что, конечно, выглядит странно. Как раз тот факт, что журнал издавался почти полгода, это явное свидетельство того, что чиновники империи к своим функциям относились кое-как. Или просто были тайными революционерами. Иначе чем объяснить, что журнал, который сеял семена сепаратизма, ненависти и русофобии — один пассаж про отбросы народов чего стоит — прожил так долго. И вот еще, в Австро-Венгрии, которую украинские историки так любят приводить в качестве примера демократического общества, где украинцев ценили и уважали (не то что в лапотной России), русофилов сажали в тюрьму за книгу на русском языке или за православную икону.

В годы Первой мировой войны украинские движения в России резко активизировались. Сыграли свою роль несколько факторов — и общая слабость империи, и собственно война, способствовавшая ухудшению экономического положения. И конечно, отсутствие жесткой государственной идеологии. Потому что проблема империи была не в том, что либералы и революционеры так уж активничали, а в том, что власти не могли внятно сформулировать национальную, государственную идею. Слабая власть махнула рукой на растущий сепаратизм регионов, примерно как в последние годы СССР Москва безучастно смотрела на происходящее на национальных окраинах. В первой Государственной думе уже заседали украинские партии, в столице, в Киеве и Москве вовсю печаталась украинская пресса, то есть юридически империя продолжала делать вид, что нет ни Украины, ни украинцев, ни вообще такого вопроса. Официальные газеты упорно продолжали именовать Малороссию Малороссией, будто не замечали, что политическое и культурное понятие «украинец» все больше приобретает иной, национальный оттенок, и продолжали печатать неубедительные статьи о том, как все малороссы в едином порыве не хотят знать никаких украинцев.

«Газета «Новое время», январь 1914 года

Вниманию украинофилов

В «Киеве» напечатано любопытное письмо одного учителя малоросса, проливающее свет на отношение малороссов к русскому языку. Автор пишет, что каждый знающий Малороссию честный человек, положа руку на сердце, не может сказать, что малорусский народ (исключая, конечно, политиканствующих украинофилов) считает себя отдельной нацией — не-русским народом. В среде народной нет ни малейшего стремления к обособленности, стремление же к объединению замечается. Учителя-украинофилы на съезде в Петербурге требовали изгнания русского языка и замены его малорусским. Между тем русский язык на месте — в Малороссии — получил все права гражданства, его предпочитают малорусскому, малорусская книга не читается в школьной библиотеке, которой заведует автор письма, крестьяне решительно отказывались брать малорусские книги. Если бы учителя попробовали преподавать в школе на малорусском языке, то крестьяне бы немедленно на них ополчились, как это и было даже в такие, как 1904–1906 года. Спрашивается, зачем же вводить в школу малорусский язык, если сам малоросс предпочитает язык русский».

Фактически власть согласилась с тем, что происходит, дав карт-бланш украинскому сепаратизму. Я не вижу смысла писать в этой книге о деятельности всех украинских партий в предреволюционный период. Их было немало, но все они были малочисленны. Имена их лидеров вряд ли что-то скажут читателю, потому что они и узким специалистам не много говорят. Принципиально все же рассказать о знаковых фигурах украинского движения. В частности, о Михаиле Грушевском, который очень тесно был связан не только с австрийской политической элитой, но и с разведкой.

Иван Сикорский

В январе 1914 года общее собрание членов Клуба русских националистов в Киеве отправило председателю Совета министров империи телеграмму. Тут стоит пояснить — Клуб русских националистов — это не то, что многие подумали. Это была не банда русских скинхедов, которые ходили и били по ночам гуляющих по Киеву в вышиванках украинофилов. Клуб был внепартийной, общественной организацией, умеренно-правого толка. Членами клуба были юристы, журналисты, политики, священники, среди них был и упомянутый мной граф Бобринский (о его «страшном национализме» я писал довольно подробно), и, например, русский психиатр, профессор Киевского университета Иван Сикорский, отец знаменитого авиаконструктора Игоря Сикорского. Иван Алексеевич, кстати, написал в 1913 году доклад «Русские и украинцы?!», и там была глава «Вероятная будущность терминов «украина», «украинцы». Сикорский писал:

«Термины эти являются по своему происхождению плодом административного, а не научного творчества… Этнографический термин «украинцы» за отсутствием самого объекта, то есть этнографически особого народа, не имеет основания существовать, а обозначение территории именем «Украина» потеряло свою первоначальную административную надобность, а потому самый термин представляется бесполезным, подобно наименованию «Священной Римской империи» или «Московского государства»… Население — это не растение и не вновь открытый остров, а сумма живых личностей, которые с X–XI вв. называют себя «Русь», «Русичи», «русскiя жены», «русская земля». Эти названия созданы самим народом».

Члены клуба не скрывали, что видят огромную опасность в деятельности украинских националистов. Они считали, что она непременно приведет к расколу страны, они поддерживали карпато-русское движение, и собственно националистами себя они называли лишь потому, что им казалось (вполне справедливо), что власти стоит более внятно расставить акценты в национальной политике и в отношении непосредственно русского народа, раз уж он условно считается титульной нацией. Их ненавидели и «украинцы», и либералы, и большевики. Патриотизм в России, в определенных кругах, уже тогда считался чем-то неприличным, признаком дремучести, зашоренности. В 1919 году, когда в руки к большевикам попал полный список членов клуба, почти все они были расстреляны без суда и следствия. Так вот в телеграмме в 1914 году русские националисты писали:

«На территории всей Южной России ведется яростная пропаганда идей украинского сепаратизма. Многочисленные агитаторы, как закордонные, так и здешние, всеми способами и с громадной настойчивостью доказывают, что малороссы — это совершенно особый народ, который должен иметь самостоятельное существование, как культурно-национальное, так и политическое. Планы мазепинцев заключаются в том, чтобы оторвать от России всю Малороссию до Волги и Кавказа и включить ее в состав Австро-Венгрии на федеративных началах в качестве автономной единицы. Вся эта деятельность мазепинцев, открыто направленная к разрушению единства и целости Российской Империи и опирающаяся на австро-польский галицийский Пьемонт, не встречает абсолютно никакого противодействия со стороны русского правительства. Многие мазепинцы даже состоят на государственной службе, особенно, к крайнему сожалению, по учебному ведомству. С другой стороны, в то время, как австро-венгерское правительство грозит графу Владимиру Бобринскому арестом в случае прибытия его в пределы Австро-Венгрии, закордонные вожди мазепинства свободно приезжают в Россию для агитационной и организационной работы и пользуются у нас полной неприкосновенностью и гостеприимством. А глава всего мазепинско-украинского движения, направленного к разрушению Российской Империи, пользующийся громадной поддержкой внешних врагов России львовский профессор Грушевский состоит даже в русском подданстве и живет то во Львове, то в Киеве, беспрепятственно руководя опасной и гибельной для России работой мазепинского лагеря».

Стоит пояснить, что за «украинский Пьемонт» имеется в виду в этом тексте. Еще раз напомню — политическая карта Европы в начале 20 века очень сильно отличалась от современной. Объединенная Италия появилась только в 1860 году. И объединение это происходило вокруг региона Пьемонт. И когда Михаил Грушевский сочинял свою историю украинского народа, разделенного границами империй, он ввел определение «Галицийский Пьемонт», имея в виду, что объединение «украинских земель» произойдет вокруг Галиции. Оговорюсь, впрочем, что Пьемонт стал центром не только объединения, но и создания независимой Италии. А вот австрийцы все же думали о создании подконтрольного себе Киевского королевства и Галицию не собирались никому отдавать, она должна была остаться в составе империи.

Ну а теперь о Грушевском. В 1905 году, прямо накануне революции, он решил посетить Россию, побывал в Харькове, Киеве и Одессе. А в 1906-м он приехал в Россию основательно. Он писал в журналах, выступал с лекциями, участвовал в деятельности украинских партий, вошедших в Государственную думу, в конце 1906 года в Киев из Львова переносится издание «Литературно-научного вестника», который издавал Грушевский (вот, кстати, свидетельство — давил ли режим украинскую мысль), и у профессора появляется еще один канал пропаганды. Но он, кроме того, создает и редактирует газету «Рада» и журнал «Украина», создает Украинское Научное Общество в Киеве, такое же действует во Львове, и Грушевский живет между двумя городами — научная работа требует его присутствия и там и там. В сентябре 1907 года с помощью Грушевского создается Общество украинских прогрессистов, вокруг которого объединяются все украинские активисты, и до 1917 года оно играет в движении ведущую роль.

И вот ведь, кажется, простая биография, приехал человек на родину, ведет общественную деятельность, занимается наукой, но все это, по сути, идеальное прикрытие для австрийского агента Михаила Грушевского. Особенно работа в Научном обществе в разных странах, потому что позволяет ответить на вопрос властей — зачем же вам снова ехать в Галицию. И власти понимали, что в деятельности Грушевского меньше всего науки. Из сообщения Департамента полиции:

«Наведенными в делах Департамента полиции справками устанавливаются относительно Грушевского следующие сведения за период времени с 1904 по 1914 год.

В 1904 году австрийское Министерство народного просвещения выдало субсидию в 400 рублей существующему в Кракове Обществу насаждения малороссийской словесности, искусства и культуры в целях украинофильской революционной пропаганды, которая стала делать успехи тогда, когда в качестве лектора явились бывший доцент Киевского университета, профессор Львовского университета Михаил Грушевский и украинский писатель Иван Франко. В 1907 году профессор Грушевский принимал участие в издававшейся в Киеве газете «Рада» и состоял издателем местного журнала «Литературно-науковый вiстник». Газета «Рада» отличалась вредным направлением, вследствие чего Грушевскому было сделано предупреждение, а засим издание этой газеты было приостановлено. В 1908 году из-за границы поступили сведения, что Грушевский нередко приезжал во Львов, откуда при возвращении в Россию привозил с собою значительное количество произведений нелегальной литературы. В 1909 году было получено сообщение, что во Львове состоялось собрание членов Галицийской украинской партии, на коем, согласно предложению профессора Грушевского, было решено организовать повсеместно в Галиции празднества в честь гетмана Мазепы и издать ряд брошюр, разъясняющих значение выступления Мазепы в защиту угнетенных русским правительством казаков. В 1910 году из Киева было донесено подлежащей властью, что Грушевский, приезжая в Киев, постоянно бывает у австрийского консула, с которым по несколько часов остается в его кабинете».

По данным русской контрразведки, австрийский консул, конечно, встречался с Грушевским, не чтобы узнать, как там пишется очередной том истории Украины и правда ли, что древние укры существовали. Он помогал Грушевскому поддерживать связь с галицкими партиями. И конечно, с разведкой. Общественная деятельность, просвещение, народное образование, дискуссионные клубы — это идеальное прикрытие для работы разведчика. И кроме того, все эти общественные гражданские структуры тогда еще не имели названия, а сейчас они вполне ясно именуются НКО. Именно через них сегодня ведется идеологическая и пропагандистская борьба с Россией, причем как сейчас сеть прозападных НКО весьма разветвлена, так и в 1914 году ситуация была схожа. Украинские организации действовали от Одессы до Поволжья, от Харькова до Петрограда:

«Центром нелегальной жизни украинцев в столице является их клуб (Николаевская улица, дом № 29), в коем концентрируются различные по убеждениям элементы этой национальности, но связанные между собою общностью интересов ее, — инженеры, адвокаты, студенчество, курсистки и рабочие. Здесь разновременно, с разрешения администрации, устраиваются вечеринки, концерты, читаются рефераты и лекции. Тут же и сорганизовалось общество «украйнознанства», учредив своими силами курсы «украйноведение», дав им в своей среде приличное целям «самоопределения» наименование «Наша школа». Курсы эти имеют отделы, которые и выполняют следующую намеченную программу: 1) история Украины, 2) литература, 3) украинский язык (история и теория), 4) экономия Украины, 5) общественное движение Украины, 6) положение Украины как отдельной провинции»[54].

Вся эта деятельность, конечно, давала свои плоды. Как и суетливые попытки власти что-то исправить, которые делали ситуацию только хуже. Совпадение или нет, но киевский Майдан 2014 года случился почти ровно через сто лет после самого первого в русской истории массового выступления украинских националистов. 26 февраля 1914 года в Киеве собирались праздновать столетие со дня рождения Тараса Шевченко. Власти, которые до этого ничего не делали для того, чтобы пресечь малороссийский сепаратизм, которые годами не обращали внимания на растущего националистического монстра, вдруг мероприятия запретили. И в знак протеста по всему Киеву стали собираться студенты, рабочие, мещане, они требовали разрешить торжества. Газеты писали:

«КИЕВ, 25 февраля (От наш. корресп.)

В ожидании демонстрации по случаю запрещения шевченковских торжеств полиция, казаки и войска разместились вблизи всех высших учебных заведений, а также во многих усадьбах на центральных улицах.

Клуб «Родина» и так наз. украинские «книгарни» закрыты. В Софийском соборе просьбы групп частных лиц, в том числе и родственников Шевченко, служить панихиду отклонены. To же повторяется и во Владимирском соборе. Близь собора небольшая группа запела «вечную память» на улице, пение подхватили. Из обоих храмов толпы направились на Владимирскую улицу, запруженную преимущественно учащимися. Часть спустилась к Крещатику, где при попытках устроить демонстрацию толпы рассеивались. В это время на Владимирский ул., со стороны университета, а также в противоположной стороне, у Софийского собора, казаки, стражники и городовые стали теснить публику. Вблизи Золотовратскаго переулка произошло столкновение, в результате которого некоторые из публики оказались пострадавшими. В течение дня попытки к демонстрации повторялись многократно. Человек семьдесят арестовано на улицах. В виде протеста против репрессий в связи в юбилеем Шевченко забастовали наборщики указанной газеты «Рада». Завтра газета не выходит.

Во всех высших учебных заведениях лекции сегодня были либо совсем отменены, либо немноголюдны. В коммерческом институте собралось более тысячи слушателей. Когда в коридорах раздалось пение «вечной памяти» Тарасу, в институт была введена полиция. При попытке последней задержать контрольные билеты студентов последние разнесли контрольную будку, билеты уничтожили и унесли. Несколько студентов арестовано».

«КИЕВ, 25 февраля (От наш. корресп.) Из целого ряда городов юго-западного края продолжают поступать сведения о последовавших в последние дни запрещениях устройства каких-либо собраний, вечеров и торжеств по «случаю исполняющегося сегодня столетия со дня рождения Т. Г. Шевченко. Отменены предполагавшиеся чествования в Каменец-Подольске, Умани, Виннице и др. городах.

Украинский клуб «Родина» ввиду запрещения устроить чествование памяти Т. Г. Шевченко решил закрыться на два дня в знак печали».

«ПЕТЕРБУРГ, 25 февраля (От наш. корресп.) В связи с юбилеем Шевченко студенты сельскохозяйственных курсов обратились к с-д., кадетам и трудовикам с письмом, в котором выражают протест против репрессий».

«КИЕВ, 26 февраля (От наш. корресп.)

ВТОРОЙ ДЕНЬ ДЕМОНСТРАЦИЙ В КИЕВЕ

Сегодня демонстрации в Киеве продолжались. Многие пункты в центре города заняла с утра полиция. Казаки в одиннадцатом часу приблизились к новому костелу, где собралось около 800 человек, ждавших панихиды по случаю годовщины смерти Шевченко. Совершать панихиду духовенство отказалось. Толпа с пением вечной памяти направилась на Крещатик. Казаки рассеяли толпу. В течение дня многократно возобновлялись попытки демонстрации, но полиция и казаки нагайками разгоняли демонстрантов».

Столкновения на Крещатике продолжались два дня, по свидетельству журналистов консервативных изданий, например «Нового времени», в толпе раздавались крики «Долой Россию, да здравствует самостийна Украина, да здравствует Австрия!», демонстрация пыталась пройти к австрийскому консульству.

И конечно, либеральная публика возмущалась — ну что за глупости, какие националисты на Крещатике. Реакционная газета «Новое время» лжет! Это была прогрессивная молодежь. И вообще. Разве можно верить газете, где работает такой публицист, как Михаил Меньшиков — черносотенец, антисемит, и — о ужас! — русский патриот. А Меньшиков, несмотря на его антисемитизм, на требования снизить число инородцев во власти, на статьи про коварство талмудистов, как показало время, про Украину, украинское движение, про региональный сепаратизм рассуждал очень здраво. Он словно про 2014 год писал тогда, в начале 20 века, в статье «Национальная трещина»:

«Самым страшным предвестием имперского распада следует считать так называемое мазепинство, то есть ревностно подготовляемое восстание в Малороссии. Петербургское правительство пробует не замечать этого движения. Движение это, мол, старое, возникшее полстолетия назад или больше и, стало быть, не опасное. Но государственные болезни едва ли следует сравнивать с насморком, особенно болезни долговременные, вошедшие в привычку. Привычка к затяжной чахотке не спасает от потери обоих легких и довольно скверного конца».

Сто лет спустя либеральные и западные СМИ будут писать про Майдан 2014, не замечая ни националистов, ни вооруженных боевиков, обвиняя российские телеканалы во лжи. А прогрессивная общественность будет задавать вопрос, например, российским журналистам: ну, где эти ваши мифические бандеровцы и украинские нацисты? Их упорно не видели ни на Майдане, ни в Одессе 2 мая 2014 года, ни на Донбассе. Не замечали и символику СС на флагах, и знаки гитлеровской дивизии «Дас Райх». А когда уже американские газеты назвали карателей-нацистов «нацистами», все сделали вид, что не заметили эти публикации. Так что в истории мало что меняется.

Незадолго до тех февральских событий 1914 года Михаил Грушевский уехал во Львов, в конце года он вернулся в Киев и тут же был арестован. Его обвинили в шпионаже и в участии в создании отрядов, или, как говорили сами галичане, легионов, Украинских Сечевых Стрельцов. И тут же вся либеральная общественность Российской империи зашлась в гневном крике о произволе властей. Профессор Шахматов, в частности, писал, что Грушевского следует отпустить немедленно, потому что «…арест Грушевского только усилит пожар в русском доме, а ведь его необходимо прекратить. Это соображение, помимо великих заслуг Грушевского перед исторической наукой (критический аппарат его восьмитомной Истории можно назвать классическим и единственным после Карамзина), заставляет меня с великим волнением желать освобождения Грушевского, его оправдания».

Понимал ли Шахматов, что он писал? Кого защищал? Где он нашел в трудах Грушевского «великие заслуги перед исторической наукой»? Шахматов ведь еще и развил мысль:

«Ученый он выдающийся. Его История Украйны в восьми томах представляется ценнейшим вкладом в русскую историческую науку. Критический аппарат, содержащийся в этом труде, может быть поставлен вровень с одною только Историею Государства Российского Карамзина. Живой темперамент М. С. Грушевского был причиной того, что он горячо откликался на современные вопросы. Он любит свою родину и свой родной язык. Всячески содействуя культурному развитию Малороссии и Галиции, М. С. Грушевский никогда не был сепаратистом и всегда чуждался австрофильства. Значение и внимание его в малороссийских кругах весьма значительно. И те, кто не желал бы развития мазепинства и украинского сепаратизма, могут стремиться к тому, чтобы Россия оказалась для М. С. Грушевского родною матерью, а не мачехой».

Как можно было читать статьи Грушевского и не видеть его сепаратизма и зашкаливающей русофобии, непонятно. Как ученый с фундаментальными знаниями, один из лучших специалистов своего времени по древнерусской литературе, заложивший основы древнерусской текстологии как науки, посвятивший годы изучению «Повести временных лет», мог называть умелого фальсификатора ученым уровня Карамзина — тоже. Если уж кто и был ученым уровня Карамзина, то это сам Алексей Александрович Шахматов, потому что до сих пор на его выводы в области русского языка и истории опираются современные исследователи и его выводы считаются бесспорными.

Но таких писем в поддержку Грушевского были тысячи. От адвокатов, ученых, преподавателей, политиков. Впрочем, сейчас ведь тоже был момент, когда вдруг деятели российского кино выступили в защиту обвиняемого в подготовке теракта украинского режиссера Олега Сенцова. Кстати, кто в курсе, что за великие фильмы снял режиссер Сенцов?

Правда, в судьбе Грушевского эти письма поддержки ничего не изменили. Власти Российской империи отправили его в ссылку в Симбирск. В ссылке в России находился и униатский митрополит Андрей Шептицкий, его выслали из Львова за антироссийские проповеди, за связь с австрийской разведкой и за создание легиона Сечевых Стрельцов. Хотя официально об этом жандармы не говорили. Но разведке Российской империи были хорошо известны меморандумы митрополита Шептицкого. В начале августа 1914 года он написал ряд документов о том, как могла бы быть устроена власть — светская и духовная — на территории Малороссии, когда она станет подконтрольной Австрии Украиной, или Украинским королевством. Он предлагал ввести национальную систему званий в будущей украинской армии — сотник, чотник, хорунжий (так что это не Порошенко придумал), и Украиной, по мнению Шептицкого, должен был управлять гетман, чье назначение согласовывалось бы с Веной. А еще он предлагал создать автономную украинскую православную церковь, со своим митрополитом «Галичским и всея Украины», и за жизнь церкви могло бы отвечать церковное управление под руководством самого Шептицкого.

«Канонические основания для такой тактики приемлемы с католической точки зрения. С точки же зрения православной — восточной, такая политика является законной, логической и, само по себе, понятной. Я успею получить в Риме утверждение, или, правильнее говоря, уже в большей мере все это подготовил. Православие церкви таким образом не будет затронуто — оно должно быть сохранено, следует его только очистить от Московских влияний»[55].

Ровно это, а именно создание автономной от Московского патриархата церкви, и было осуществлено на Украине после распада СССР, как и другие задумки даже не австро-венгерских, а польских политтехнологов, поэтому можно смело утверждать, что «проект Украина» не умирал никогда.

Надо сказать, что поначалу русская военная администрация не собиралась Шептицкого никуда высылать, командование взяло с него слово, что он будет лояльным новым властям, и тем все закончилось. Но потом стало известно о его антироссийских проповедях, о воззваниях униатского митрополита, где прихожан призывали оставаться верными Габсбургской монархии, а с русскими оккупантами не сотрудничать. Министр иностранных дел Российской империи Сергей Сазонов писал Николаю Второму, что с митрополитом надо что-то делать, но при этом желательно обойтись без жестких мер.

«Деятельность униатского митрополита Шептицкого была до сих пор весьма вредной для нас, и удаление его из края является поэтому вполне обоснованным. Но достигнуть этой цели следует не иначе, как вполне законными и открытыми средствами, например, присуждением его к изгнанию; насильственное же устранение названного иерарха, как ввиду его сана, так и общей известности, которой он пользуется, могло бы лишь придать ему ореол мученичества и сильно подорвать уважение к Русской государственной власти».

В итоге Шептицкого отправили в Киев, потом в Новгород, в Курск, а потом до марта 1917 года он находился в Спасо-Евфимиевском монастыре в Суздале, в очень комфортной ссылке. В марте же его освободили по приказу Временного правительства.

Но в целом, даже несмотря на мировую войну, несмотря на сложную обстановку в тылу, российские власти на украинское движение не слишком обращали внимание. В крупных городах действовали украинские общественные центры, и даже откровенно антироссийская пропаганда в этих центрах не приводила к их закрытию. Империя словно впала в спячку, в политическую апатию. Перед войной это было особенно заметно, например, выходил в Российской империи журнал «Украинская хата». Вот отрывок статьи из редакторской колонки за 1912 год:

«Любишь свой язык — ненавидь язык врага. Умей ненавидеть. Если разговор у нас идет про Украину, можно пользоваться одним словом — ненависть к врагам. Возрождение Украины синоним ненависти к своей жене-москальке, к своим детям-кацапам, к своим братьям и сестрам — кацапам, к своим отцу и матери — кацапам. Любить Украину означает пожертвовать своей кацапской родней. Любовь — ненависть, и любовь — подвижничество».

И ничего, выходил себе журнал до сентября 1914 года, пока власти наконец не опомнились и не прикрыли «Хату» с ее человеконенавистническими идеями. Сейчас, кстати, принято считать, что это был журнал молодой интеллигенции, прогрессивный и умеренный. Но вообще украинскую прессу читали не без удовольствия и члены русских революционных и либеральных партий. Например, русскоязычный журнал «Украинская жизнь», который издавал Симон Петлюра, ставший впоследствии на короткое время во главе украинского квазигосударства, читали как раз русские интеллигенты и революционеры. Как писал историк Николай Ульянов:

«Украинофильство», под которым разумелась любовь не к народу малороссийскому, а к казацкой фронде, сделалось обязательным признаком русского освободительного движения. В развитии украинского сепаратизма оно было заинтересовано больше самих сепаратистов. Шевченко у великорусских революционеров почитался больше, чем на Украине. Его озлобленная казакомания приходилась русскому «подполью» больше по сердцу, чем европейский социализм Драгоманова».

Стоит обратить внимание и еще на такой очень важный момент: всю Первую мировую войну русская разведка сообщала, что в немецких и австрийских лагерях для русских военнопленных идет активная вербовка малороссов, с ними работают пропагандисты, с ними проводятся лекции. В этой работе, как я уже упоминал, принимали участие лидеры украинских партий Галиции. Но помимо них это были и просто идейные украинские активисты. Из записки Департамента полиции Российской империи:

«В июне 1916 года поступила в Департамент полиции изданная к 1-му того же июня сводка сведений об организации шпионажа в Австро-Венгрии против России по данным контрразведывательного отделения Штаба Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта.

В этой сводке имеются нижеприводимые сведения, касающиеся «политической пропаганды» идей украинства среди русских военнопленных.

Германцы выписали из Буковины около восьмидесяти школьных учителей «украинцев» с целью вести пропаганду среди русских пленных, уроженцев Малороссии. Среди этих учителей особенно надо отметить бывшего вождя Украинской социал-демократической партии в Буковине Беспалко, знакомящего пленных с учением социализма и пользующегося среди них большою популярностью. Для удобства ведения пропаганды все пленные-малороссы размещены в отдельных бараках, в которых им и читаются лекции на малороссийском наречии. Пленным постоянно внушается, что они не русские подданные, а государства «украинского», которое благодаря немцам должно теперь быть выделено из состава России.

Стремление распропагандировать наших нижних чинов вызвано исключительно желанием внедрить в них революционный дух, дабы вызвать беспорядки в России, если не теперь, то хотя бы после войны. По мнению немцев, результатом революции в России будет выполнение мечты австрийских украинцев о создании самостоятельной Украины.

Для распространения главным образом среди наших нижних чинов, находящихся в плену, комитетом издан отдельной брошюрой под заглавием «Що теперь дiется в России» перевод статьи Краснова, якобы петроградского корреспондента мюнхенского социал-демократического журнала «Die Clocke». Основная мысль этой брошюры та, что войны желает только русская буржуазия в своих интересах, между тем как демократические классы — с одной стороны, правые круги — с другой, жаждут мира. В брошюре, в явно преувеличенной форме, говорится о царящей в России дороговизне, неурядицах на железных дорогах, недостатках в снабжении войск, беспорядках в войсках и т. д.

Австрийцы не ограничиваются украинской пропагандой только среди пленных, но ведут таковую и среди населения занятых ими местностей Волынской губернии. С этой целью ими, между прочим, открыты школы с преподаванием на «украинском» языке во Владимире-Волынском, Луцке и некоторых селениях Владимиро-Волынского уезда.

Как дополнение к пропаганде украинских идей среди пленных, можно отметить прием главнокомандующим эрцгерцогом Фридрихом депутации «украинцев» в составе председателя Национального совета украинцев депутата Левицкого и вице-председателя депутата Васильке. Депутаты выразили главнокомандующему свою благодарность за режим, установленный в русской «Украине», занятой австро-венгерскими войсками, и заявили, что «русские украинцы ищут свое спасение только в Австрии и видят свое будущее тесно связанным с двуединой монархией и ее династией». Эрцгерцог благодарил депутатов и выразил свое восхищение мужеством и преданностью «украинцев», создавших для защиты своих интересов и интересов Австро-Венгрии громадные легионы.

В связи с этим надлежит еще отметить, что, как видно из поступившего в Департамент полиции протокола опроса младшего унтер-офицера 277-го пехотного Переяславского полка Бориса Торговца, находившегося некоторое время в Австрии в лагерях русских военнопленных, члены Союза освобождения Украины Жук (казначей союза), Дорошенко, Гавриленко и Лев Ганкевич посещали эти лагеря и вели пропаганду. Гавриленко в 1915 году производил перепись всех украинцев южных губерний России в лагере Шамория и Фрайштадта. Гавриленко и Дорошенко говорили пленным, что Украина должна отделиться от России при содействии Германии и Австрии и образовать отдельное государство под названием «Украина» во главе с каким-либо германским принцем. Торговец слышал, как приезжавшие в названные лагеря лица говорили, что в Петрограде и Киеве есть люди, сообщающие в Австрию украинцам военные сведения».

Лектора-энтузиаста Беспалко упоминает Павел Милюков, министр иностранных дел Временного правительства в 1917 году в своей книге «История русской революции». Тут, правда, стоит напомнить, что до революции и развала страны Милюков невероятно симпатизировал украинскому движению. Это потом в эмиграции, оставшись без родины, увидев Украину под контролем немецкой армии, он будет писать о пропаганде:

«Что касается пропаганды среди военнопленных украинцев, она началась еще весной 1915 г., когда все пленные «малороссы», соглашавшиеся признать себя «украинцами», были сосредоточены в лагере Раштадт. В этом лагере велись систематические лекции; одним из лекторов являлся австрийский профессор Беспалко, рисовавший перед слушателями картину вольного казачества и призывавший к свержению ненавистного ига Московии»[56].

Но несмотря на колоссальные усилия, на огромные средства, которые вкладывали в пропаганду среди пленных малороссов, они даже в лагерях не спешили признавать себя каким-то новым особым народом.

Лидер большевиков Владимир Ленин в письме своей партийной подруге Инессе Арманд от 30 января 1917 года как раз рассказывал историю одного солдата, которого в плену пытались убедить, что он не малоросс, а украинец.

«Пробыл год в немецком плену… в лагере из 27 000 человек украинцев. Немцы составляют лагеря по нациям и всеми силами откалывают их от России. Украинцам подослали ловких лекторов из Галиции. Результаты? Только 2 000 были за «самостийность»… Остальные впадали в ярость при мысли об отделении от России и переходе к немцам или австрийцам. Факт знаменательный! Не верить нельзя. 27 000 — число большое. Год — срок большой. Условия для галицийской пропаганды архиблагоприятные. И все ж близость к великорусам брала верх!»

Пауль Рорбах

Стоит объяснить, для чего Австрии и Германии была в принципе нужна Украина. Точнее Малороссия, оторванная от России и превращенная в подконтрольную территорию. Примерно для того же, для чего сегодня Европе и США нужна русофобская, бедная и агрессивная Украина. Идея буферного государства между Россией и Европой не умирала со времен, когда ее сформулировали польские политики и публицисты. Когда в конце 19 века сформировалась такая наука, как геополитика, идеи стали трансформироваться в технологии. И еще в ноябре 1914 года австрийский министр иностранных дел Леопольд фон Берхтольд говорил, что если целью войны является долгосрочное ослабление России, то в случае победы необходимо создавать независимую Украинскую державу.

Как таковую геополитическую доктрину, теорию, почему от Российской империи необходимо будет оторвать западные территории, сформулировал балтийский немец Пауль Рорбах. Он родился в Российской империи, в Курляндии, это нынешняя Латвия. И даже хотел учиться в Московском университете, но не успел с поступлением и образование получал в Европе. Рорбах был прекрасно образован — экономист, философ, юрист, теолог. Он дружил с заместителем начальника немецкого генерального штаба, генералом Людендорфом, он считался лучшим экспертом по России и русскому вопросу. В 1917 году написал работу под названием «Наша военная цель на Востоке и русская революция» («Unser Kriegsziel im Osten und die russische Revolution»). И там он изложил задачи Германии и ее союзников в этой войне, одна из них «раздробление русского колосса на его естественные, исторические и этнографические составные части. Этими частями являются Финляндия, прибалтийские провинции, Литва, Польша, Бессарабия, Украина, Кавказ и Туркестан». Это полностью раз и навсегда устранит русскую угрозу для Германии, но даже отторжение только Украины уже будет столь значимым ударом, что Россия от него не оправится. При этом Рорбах допускал, что Россия может остаться цельным государством, но федерацией, точнее, скорее уж конфедерацией. Например, балтийские провинции могли бы, с его точки зрения, получить автономию и право выстраивать самостоятельную внешнюю политику с Германией. То же самое касалось и Украины, которая могла бы быть отдельным субъектом, а могла бы создать некое общее образование с Польшей. И оказавшись отрезанной от прямых выходов к Балтике и от Черного моря и получив буфер в виде независимой Украины, Россия будет вынуждена повернуть свои интересы на Восток. Обладая Малороссией, или, по терминологии Рорбаха, Украиной, Россия как раз и стала играть ту важную геополитическую роль в Европе, потому что выход к Черному морю и контроль над Крымом позволили России претендовать на контроль и над черноморскими проливами. И потому Рорбах делал вывод — если Украину от России не отторгнуть, то ее не победить.

«Устранение русской опасности, если время будет этому способствовать, последует путем отделения Украинской от Московской России — или эта опасность вообще не сможет быть устранена».

Рорбах призывал перестать воспринимать Россию как единое государство, а с теми, кто ведет борьбу за разделение России, устанавливать максимально тесные отношения и поддерживать эти движения. И возникает вопрос — что из высказанного Рорбахом перестало быть актуальным сегодня? Что из придуманного тогда хитрым и глубоко образованным балтийским немцем перестало применяться против России?

Глава 15

1917–1919: Украина, немцы и хаос

Революция неуклонно надвигалась на Российскую империю. Затянувшейся и совсем не победоносной войной были недовольны все — от солдат до членов императорского дома. Вся страна видела бессилие власти и бездарность генералов — на фоне невероятного героизма рядового состава и офицеров действующей армии. Февральская буржуазная революция 1917 года дала новый толчок к развитию украинского проекта. Пришедшее к власти Временное правительство симпатизировало украинскому движению, и почти сразу после переворота и отречения от престола Николая Второго из ссылки были возвращены Андрей Шептицкий и Михаил Грушевский. Правда, ссылка последнего была очень условной. Сначала он жил в Симбирске, потом в Казани, а с 1916 года в Москве. Он писал работы, встречался со знакомыми и друзьями, в их числе были и украинские политики, и московские, например, конституционные демократы, он даже сочинил две исторические драмы. Впрочем, находился он под надзором полиции. Преступления режима налицо. И кстати, разрешение на проживание в Москве ему выхлопотали его друзья и покровители из Академии наук «для возможности пользоваться библиотеками при научных занятиях».

Когда сразу после Февральской революции страна затрещала по швам, оказалось, что украинский сепаратизм, который всем казался чем-то незначимым, в действительности превращается в грозную силу. 4 марта 1917 года в Киеве собрались представители политических, общественных и культурных организаций, и они объявили о создании Центральной Рады.

От имени собравшихся была направлена телеграмма на имя председателя Временного правительства князя Львова и министра юстиции Керенского, где выражалась благодарность за заботу о национальных интересах украинцев и где были такие слова: «недалеко уже время полного осуществления наших давнишних стремлений к свободной федерации свободных народов». 7 марта руководителем Рады был выбран Грушевский, который тут же приехал из тяжелой невыносимой московской ссылки. Что неудивительно, ведь Раду собирали члены Общества украинских прогрессистов, которое являлось детищем Грушевского. Именно тогда и была сформулирована первая задача — начать создавать украинскую государственность, пока что в виде национальной автономии в составе России. 7 апреля состоялся Всеукраинский съезд, который определил, что Рада станет временным украинским парламентом, туда выбрали депутатов и начали вести себя как настоящее правительство.

Центральная Рада по сути своей была организацией, конечно, совершенно нелегитимной, потому что на Всеукраинский съезд приехали не представители населения, не делегаты, избранные на местах. Туда приехали просто активисты социалистических, социал-демократических партий и украинские активисты из девяти губерний, которые Грушевский считал территорией будущей Украины, то есть Харьковской, Полтавской, Черниговской, Киевской, Волынской, Подольской, Херсонской, Екатеринославской и Таврической. То есть, по сути, на Всеукраинском съезде была представлена небольшая группа партийных деятелей, которые сочли для себя возможным говорить от лица всех малороссов. Причем именно социалисты играли тогда важную роль. Один из основателей Украинской социал-демократической рабочей партии Владимир Винниченко заявлял с трибуны, что он прежде всего социалист, а потом уже украинец. Ну и потом из самозваного съезда была сформирована Центральная Рада. Что за люди туда вошли, что за люди собрались в Киеве на съезде, можно судить по воспоминаниям участников:

«За исключением двух-трех лиц, которых уважал и от которых я мог бы ожидать чего-нибудь разумного, остальные были безграмотные во всех отношениях, а не только в политике. Еще хорошо, если студенты первого курса, как В. К. Винниченко и Н. Ковалевский, а то бухгалтеры, кооператоры, «известные общественные деятели» и просто люди неопределенных занятий — больше всего ура-социалисты по убеждению и демагоги по призванию. Нравственный и умственный уровень простых рядовых членов Центральной Рады я знал хотя бы по образцам полтавских депутатов: солдата Матяша и того солдата, который «в окопах кровь проливал». Огромное большинство было в том же роде. Поэтому и неудивительно, что люди, которым случалось заночевать в общежитии для депутатов (Институтская, 17), зачастую на другой день не отыскивали своих часов или кошелька»[57].

А дальше Центральная Рада стала выяснять с Временным правительством Керенского, сколько независимости им можно взять. То есть два нелегитимных правительства принялись с азартом пилить великую страну. Либеральное правительство соглашалось признать автономию Украины в границах пяти губерний: Черниговской, Полтавской, Киевской, Волынской и Подольской, соглашалось, чтобы на Украине появились шесть министерств (внутренних дел, промышленности и торговли, земледелия, продовольствия, труда и, наконец, местных финансов), соглашалось ввести должность украинского комиссара в кабинете министров России.

Центральная Рада хотела всего и сразу и желательно побольше: Украину в составе девяти губерний, а также прав для Центральной Рады на управление железными дорогами, почтой, телеграфом, своей украинской армией, которая уже начала создаваться. За этот процесс отвечал Симон Петлюра, бывший журналист, он стал генеральным секретарем по военным вопросам. Еще Рада затребовала контроль над финансами, а также переговорщики от Грушевского требовали для Украины права вести внешнеполитическую деятельность. То есть все по плану Рорбаха. Совпадение ли? Теперь уже не узнать. К середине лета 1917 года Центральная Рада поняла, что в Петрограде (напомню, что в начале мировой войны Петербург переименовали в Петроград, чтобы отойти от немецкой топонимики) сидит кучка бессмысленных болтунов, которые не могут управлять даже самим Петроградом, не то что подавить революционное движение или киевских сепаратистов. Еще в июне было сформировано первое украинское правительство — Генеральный секретариат. Затем уже сам Генеральный секретариат принял декларацию, признав Центральную Раду высшим исполнительным и законодательным органом «всего организованного украинского народа». Газета «Киевская мысль» писала:

«…это совершенно новая, современная, опирающаяся на совершенно новые основания, нежели старая европейская и особенно российская дореволюционная власть… Особенность ее заключается в доверии — чистом, не подмешанным никаким принуждением — законным или незаконным… У нас нет враждебности к Петрограду, но есть полное безразличие к нему».

Потом Петроград поставили перед фактом, когда 18 июля Рада издала свои «Основы временного управления на Украине». Генеральный секретариат признавался высшим органом власти, в него входили 14 генеральных секретарей (министров), все законы Временного правительства были лишены силы прямого действия, они вступали в силу только после перевода на украинский и опубликования их в украинском правительственном вестнике. И Рада посчитала, что в состав Украины должны войти все же 9 российских губерний. Но тут стоит пояснить, что вся эта политическая возня была заметна только в самом Киеве, и украинское государство существовало только на бумагах и в мечтах его строителей.

23 июля 1917 года в девяти губерниях «Украины» прошли выборы в органы городского самоуправления. Общероссийские партии получили 870 мест, сторонник федерального устройства и частичной независимости — 128, те, кто выступал за полное отделение от России, ни одного. А тем временем вся Россия и Малороссия скатывались в хаос. Всюду, даже в крупных городах, открыто бродили дезертиры, бежавшие с фронта, начинались грабежи, мародерство, Центральная Рада с этим справиться могла так же, как Временное правительство могло справиться с сепаратистами. То есть никак. При этом в Россию возвращались сотни освобожденных немцами и австрийцами из плена солдат, с которыми была проведена идеологическая работа. Да, она действовала не на всех, но при этом были и те, кто на фронт уходил малороссом или русским, а приходил домой украинцем. Из лагерей для военнопленных в самой России стали бежать галицкие украинцы, например из Сечевых Стрельцов. Они, кстати сказать, воевали не очень активно, почти сразу сдавались в плен. И вот так в Киеве 1917 года оказались, например, Евгений Коновалец и Андрей Мельник — будущие отцы украинского национал-фашизма, создатели Организации Украинских Националистов. В Киеве они поначалу занимались агитацией, а потом стали создавать боевые отряды, будущую армию. В октябре 1917 года Коновалец, например, собрал из бывших пленных галичан Галицко-Буковинский курень «сечевых стрельцов», который вошел в состав полка имени гетмана Петра Дорошенко.

Выходили на свободу и возвращались из ссылок и высланные из Галиции в начале мировой войны украинские активисты, многие из которых были запятнаны участием в карательных акциях против русских галичан. В итоге русский город Киев оказался переполнен не просто сторонниками украинской идеи, а лютыми, основательными русофобами. При этом галичане считали, что они стоят на ступень выше всяких местных малороссов, потому что они-то из «сознательных украинцев», потому что Галиция — это Пьемонт украинства, потому что они говорят на настоящем украинском языке, не то что тут на малороссийском, почти что русском. И эти люди становились во главе украинского движения осенью 1917 года. О том, каким был Киев в годы революции и Гражданской войны, любой желающий может прочитать у Михаила Булгакова в «Белой гвардии». Бывший очевидцем этих событий, писатель очень точно передал ужас и недоумение русских людей, населявших один из главных городов империи, которые они испытывали, видя становление «украинского государства». Интересно, что в эти дни думал так много раз упомянутый мной академик Шахматов, который когда-то, в декабре 1912 года, написал своему товарищу, юристу Анатолию Кони:

«Я тоже боюсь украинского вопроса и порожденного им «мазепинства». Мне очень дорого единство России и процветание всего русского племени в его совокупности. Но думаю, что те из нас, которые стараются об удовлетворении тех или иных элементарных требований малоруссов, менее грешат против родины, ее целостности и величия, чем те, которые разжигают племенную вражду и возбуждают между братьями ненависть».

Интересно, что «органы госбезопасности» Российской империи работали в эти дни, и даже несмотря на то, что у власти находились люди слабые и невнятные, офицеры, давшие присягу государству, как часто бывало в истории России, оставались ей верными до конца. В частности, незадолго до октябрьской революции российская контрразведка зафиксировала контакты Грушевского и его соратников с сотрудниками австрийских и немецких спецслужб. Готовился даже арест главы Центральной Рады, и вполне вероятно, что он мог бы изменить ситуацию. Но после прихода к власти большевиков сделать это стало невозможно. В 1920 году, в эмиграции, бывший генерал русской армии Юрий Романовский написал в книге «Украинский сепаратизм и Германия» такие слова:

«…несмотря на то, что Грушевский и его единомышленники обставили свою деятельность большой конспиративностью, русскому генеральному штабу удалось в течение лета 1917 г. собрать исчерпывающия доказательства их сношений с Германией. Первоначально было обращено внимание, что, при обмене военнопленными инвалидами, немцы стали препровождать в Россию совершенно здоровых людей, преимущественно — уроженцев Малороссии. Наблюдением и опросом их удалось установить, что они посланы немцами для пропаганды украинского сепаратизма и по прибытии в Киев должны были получать инструкции от специальных агентов, группировавшихся около газеты «Новая Рада», руководимой ближайшим сотрудником Грушевского, неким — Чикаленко. Вслед за этим в Ставку явился офицер Ермоленко, передавший крупную сумму денег, полученную им от германскаго разведочнаго бюро для пропаганды. Ермоленко дал существенныя показания о сношениях немцев с большевиками и украинскими сепаратистами. Обнаружено было также получение Грушевским солидных денежных сумм из-за границы <…> во второй половине августа 1917 года, при содействии нашей агентуры, за границей был перехвачен целый ряд телеграмм, устанавливающих сношения главарей Рады с Веной и Берлином, а также двумя главнейшими германскими шпиками Гуммерусом и доктором Бордах. Тогда же в Петрограде был задержан пробиравшийся из Швейцарии в Киев секретарь гр. Тышкевича, Степанковский, давший ценныя показания по этому делу. Характерно то обстоятельство, что Степанковский состоял агентом Шептицкаго, в то же время был осведомителем нашей контрразведки в Швейцарии. В итоге, к концу августа 1917 г. в руках нашего генерального штаба было собрано достаточно данных для предъявления Грушевскому и ближайшим его сотрудникам совершенно обоснованнаго обвинения в сношениях с Германией, т. е. — в государственной измене. Трагические корниловские дни и наступившее вслед за ними полное банкротство власти Керенскаго не дали возможности их использовать».

И стоит сказать, что даже в уже начинавшемся хаосе русская контрразведка представляла вполне реальную силу. Потому что канцлер Германии Георг Михаэлис был вынужден предостерегать своих коллег по кабинету:

«Мы должны быть очень осторожны, чтобы литература, с помощью которой мы хотим усилить процесс распада России, не достигла прямо противоположного результата… украинцы все еще отвергают идею полного отделения от России. Открытое вмешательство с нашей стороны в пользу независимости украинского государства, несомненно, может использоваться противником с целью разоблачения существующих националистических течений как созданных Германией».

Ленинское правительство Советской России в декабре 1917 года выдвинуло Украине ультиматум и потребовало «оказывать содействие революционным войскам в деле их борьбы с контрреволюционным кадетско-калединским восстанием», который Украинская Рада отвергла. Тогда в Раде случился раскол: депутаты-большевики перебрались в Харьков, где в конце декабря 1917 года создали свое правительство, Народный секретариат Украинской народной республики.

К началу 1918-го власть Центральной Рады стала еще более виртуальной. Она заседала в Киеве, издавала какие-то указы, но на местах их никто не выполнял. В январе 1918 года УНР была провозглашена независимой страной, Генеральный секретариат стал Советом министров. А в ночь с 15 на 16 января в Киеве произошло восстание большевиков, не согласных с политикой Центральной Рады и с объявленной независимостью Украины. Это событие стоит того, чтобы рассказать о нем подробнее.

События развивались так. На киевском заводе «Арсенал» рабочие с помощью военных заняли склад конфискованного оружия. Военные, кстати, были из сформированного Радой Шевченковского полка. Восстанием руководили большевики и активисты городского совета рабочих и солдатских депутатов. В ночь на 16 января начались бои восставших рабочих и солдат с украинскими частями. При этом часть солдат из украинских подразделений поддержали восстание, это были Богдановский, Шевченковский полки и полк имени Сагайдачного. То есть не все малороссы, попавшие в армию УНР, стали сразу считать себя украинцами и были готовы воевать за украинскую идею. 16 января восставшие потребовали у Центральной Рады передать власть советам депутатов, Рада, понятное дело, отказалась, и в городе снова начались бои. Эпицентром восстания был завод «Арсенал», также повстанцы смогли захватить станцию Киев-Товарный, мосты через Днепр, Киевскую крепость и несколько складов оружия. Затем они, по сути, блокировали центр Киева, в городе началась забастовка, не ходил транспорт, не работал водопровод, не было электричества.

У Центральной Рады не было практически никаких возможностей что-либо сделать с восставшими. Против них воевали в основном оголтелые украинцы, в частности Галицко-Буковинский курень Сечевых Стрельцов и Вольное казачество. Большая часть военных вообще предпочла ни во что не вмешиваться. И вот интересно — в Киеве тогда находились около 20 тысяч солдат и офицеров русской императорской армии. Они не приняли ничью сторону, апатично наблюдая за тем, что происходит на улицах.

Центральная Рада, понимая всю отчаянность своего положения, издавала документы, где информировала киевлян, что все под контролем, что переживать повода нет. Это все, на что она была способна. Но 19 января в Киев добрались идейные украинские части, отступавшие под ударами большевиков — Гайдамацкий кош Слободской Украины под командованием Симона Петлюры и 1-я сотня куреня Сечевых Стрельцов под командованием Романа Сушко. За двое суток они подавили почти все очаги восстания, кроме завода «Арсенал». Утром 22 января украинские части завод взяли, в этом штурме и последующих расстрелах — а расстреливали и подростков, и детей, которые были среди восставших, — особо отличились «стрельцы» Евгения Коновальца.

Но было ясно — украинская квазигосударственность доживает последние дни. На Киев шли отряды большевиков, причем большую часть армии составляли не засланные москали, а свои местные украинские социалисты и большевики. По оценкам украинских историков, численность армии большевиков тогда составляла около 30 или даже 40 тысяч штыков. Украинский историк и политик, очевидец и участник этих событий, член Центральной Рады Дмитрий Дорошенко в одной из своих работ довольно точно определил численность отрядов большевиков, он даже перечисляет эти отряды, и по его подсчетам больше 10 тысяч собрать они никак не могли. Но возникает вопрос: а как, пусть даже 40 тысяч военных (поверим не очевидцам, а современным украинским историкам), смогли захватить 30-миллионную Украину, которая, как утверждают современные киевские историки, жаждала независимости от москалей? Отчего идейные бойцы оказались способны только расстреливать восставших в Киеве? А все очень просто — на самом деле революция в Российской империи была социальной, а не национальной. И потому вне зависимости от национальной принадлежности большинство людей шли за лозунгами большевиков о социальной справедливости, а не за лозунгами украинских самостийников о свободной Украине. Люди просто не понимали, что это такое.

Есть очень интересная деталь: в марте 1917 года Грушевский написал брошюру «Кто такие украинцы и чего они хотят». Название просто говорит само за себя. Нужно ли было в 1917 году объяснять, кто такие немцы и чего они хотят? Или кто такие русские и чего они хотят? Кто такие татары? Киргизы? Грузины? Поляки? Англичане? А вот про украинцев надо было объяснять. Дмитрий Дорошенко в своих воспоминаниях о событиях 1917 года тоже вспоминал:

«Нас, «свідомих українців», було так мало, ми всі так добре знали один одного, були так тісно звязані між собою різними зв`язками по громадській роботі, що в нас виховалася ота «кружковщина», сектярська вузькість і замкненість… Тепер поняття нації безмірно поширилося, і властиво сама нація українська тільки тепер почала формуватись і викристалізовуватись.»

(Нас, «свидомых украинцев», было так мало, мы все так хорошо знали друг друга, были так тесно связаны между собой разными связями по общественной работе, что у нас выработалась та «кружковщина» сектантская узость и замкнутость… Теперь понятие нации безмерно расширилось, и собственно сама нация украинская только теперь начала формироваться и выкристаллизовываться.)

В воспоминаниях еще одного деятеля Центральной Рады есть такие слова: «Українські соціялісти поставили собі за першу і з початку за одиноку ціль: поділити після Марксового катехизму українську націю на кляси. Одно тілько вони забували, що на Великій Україні тоді ще не було Української Нації!»[58].

(Украинские социалисты поставили себе как первую и вначале единственную цель: поделить согласно Марксовому катехизису украинскую нацию на классы. Одно только они забывали, что на Великой Украине тогда еще не было Украинской Нации!)

В конце января 1918 года Киев был осажден большевиками, причем один из очевидцев, переживший осаду Порт-Артура в 1904 году, генерал Костенко писал, что артиллерийский обстрел Киева был ничуть не слабее боев Русско-японской войны.

8 городе началась паника, но не меньшая паника охватила правительство, на своих постах оставалось только четыре министра, прочие «исчезли неизвестно куда, не подавая о себе никакой вести».

«…тогда было решено оставить город и отступать к Житомиру. Эвакуация была проведена в ночь с 8 на 9 февраля. Число украинских войск, которые отступали, было около 3000 человек. С ними оставили Киев часть министров и членов Малой Рады. Об отступлении вообще мало кого успели оповестить; большинство членов Центральной Рады и лиц близких к Правительству не знали, что украинское войско покидает Киев, и, проснувшись утром, с ужасом узнали, что город уже в руках большевиков»[59].

Правительство и Рада бежали куда глаза глядят, точнее в сторону западной границы, никаких конкретных планов, а что же делать теперь, у них не было. Большевики в захваченном Киеве устроили охоту на офицеров царской армии, по некоторым подсчетам, их было расстреляно более 5 тысяч. Расстреливали без суда и следствия и украинцев, особенно тех, кто успел послужить в украинских военных частях. Как вспоминают очевидцы, многие молодые люди стали жертвами своих романтических украинских настроений. Они брили голову, оставляя чубы и оселедцы, «как у настоящих украинских казаков», когда пришли большевики, украинцы, конечно, чубы сбрили, но на коже оставались светлые пятна. По ним большевики легко узнавали «гайдамаков», так они называли бойцов украинских подразделений, и тут же их расстреливали. Интересно, что когда правительство большевиков переехало из Харькова в Киев и начало работать, то все служащие учреждений, утвержденных Центральной Радой, согласились работать и с большевиками. Войсками в городе командовал украинец (или если привычнее, малоросс) Юрий Коцюбинский, сын известного украинского писателя.

Все эти события в Киеве происходили на фоне переговоров о мире в Бресте, которые с декабря 1917 года вели между собой делегация Советской России, с одной стороны, а с другой — делегации Германии и ее союзников: Австро-Венгрии, Османской империи и Болгарского царства. Содержание и все перипетии этих переговоров, как они проходили и какие интриги развивались за кулисами, пересказывать в этой книге бессмысленно. О Брестском мире написано немало научных работ и книг с подробным разбором и анализом событий.

Здесь важно лишь пояснить — договаривались о мире страны, у которых, в общем, уже не было ресурса воевать. Но у России были самые слабые позиции. Большевики не контролировали всю территорию страны, что, конечно, понимали немцы. Но они были той единственной властью, с кем можно было подписывать документы. Впрочем, украинскую делегацию на переговоры немцы тоже позвали. И пока в Киеве шли бои, делегация УНР пыталась решить судьбу Украины как отдельного субъекта. Тут, правда, надежды не совпали с реальностью. Немцы позвали украинскую делегацию, не чтобы слушать их пожелания, а чтобы иметь рычаг давления на большевиков. И еще до подписания мирного договора с Советской Россией Германия и союзники 9 февраля 1918 года подписали мирный договор с Украиной, признав, по сути, ее статус как независимого государства. Все по плану Рорбаха. И большевикам осталось только смириться с этим.

Воевать с Германией не было ни сил, ни средств. Но Германия и Австро-Венгрия, конечно, пообещали помощь Центральной Раде против войск большевиков. В обмен на это УНР обязалась поставить союзникам в течение полугода миллион тонн зерна, 400 миллионов яиц, до 50 тысяч тонн мяса рогатого скота, сало, сахар, пеньку, марганцевую руду. Австро-Венгрия обязалась создать автономную Украинскую область в Восточной Галиции. Но к Галиции мы вернемся чуть позже. То есть, по сути, украинцам пообещали ввести на их территорию оккупационные войска, а за это им еще предстояло заплатить. Ничего не напоминает? Евроинтеграция всегда выглядит привлекательно, но оказывается выгодной только одной стороне.

А тем временем бегство Центральной Рады продолжалось. Она хотела было задержаться в Житомире, но их попросили оставить город «во избежание неприятностей для города». Во многих городах Украины уже захватили власть большевики. Впрочем, и убегая, Рада продолжала работать, издавала указы о введении новой денежной единицы — гривны, о государственном гербе с трезубом. И вот где-то в пути к ним пришло известие о заключении украино-германского мира, на очень «выгодных» условиях. Русский историк Андрей Дикий описывает эти события так:

«Центральная Рада и Правительство, как передает и своих воспоминаниях министр Порш, узнали одновременно о заключении мира и о движении немцев на Украину, находясь в вагонах около станции Сарны. При этом известии, сообщает А. Севрюк в своей книге «Брестский мир», Грушевский расплакался. Расплакался и Петлюра, по свидетельству его ближайшего сотрудника — Исаака Мазепы.

А. Севрюк объясняет эти слезы так: «Приход немцев на Украину был драмой его (Грушевского) жизни. Те, кто обвиняли его в том, что он является орудием австрийской или немецкой интриги, теперь получили в свои руки против него оружие». С этим объяснением трудно не согласиться. Действительно, оправдать правительство, называющее себя демократическим, в призыве иностранной вооруженной силы после того, как оно лишилось территории и не нашло поддержки населения, очень трудно. Слезы же дела не меняют, а только вызывают недоумение и ставят вопрос, были ли они искренни и не были ли они просто дешевой демагогией (в том, что они были, после свидетельства трех министров, сомнений нет). Если они были искренними, то это свидетельствует о безграничной наивности руководителей политики Украинской Народной Республики, которые не в состоянии были предвидеть последствия заключения мира, на что они сами дали делегатам согласие. Непонятно также, зачем было плакать при известии, что немцы двинулись на Украину. Ведь если бы они не двинулись — никаких надежд на удержание в своих руках власти ни у Грушевского, ни у Петлюры не было. Зачем же было плакать, если шли спасители? И не им ли навстречу бежала Рада? Многочисленные украинские сепаратистические историки и мемуаристы никаких вразумительных объяснений этих слез не дают, давая этим основание для нелестных умозаключений об их вождях».

Немного поплакав, Грушевский, Петлюра и прочие вожди украинства решили возвращаться в Киев. Какая в конце концов разница, добиваться власти самим или забрать ее с помощью немецких штыков? 1 марта 1918 года первый батальон немецкой пехоты высадился на вокзале Киева. Реализация проекта «Украина» началась по-настоящему. В современной украинской исторической литературе принято рассказывать, что весной 1918 года украинская армия освобождала города, двигаясь на Восток, и почти нигде не встречала сопротивления. И это действительно правда. Отчасти. Просто историки забывают упомянуть, что украинские подразделения шли вместе с немецкой армией, и 3000 бойцов Петлюры, конечно, ни для кого не представляли угрозы. В отличие от немецких дивизий. Правда, немцы действительно позволяли в города первыми войти украинским стрелкам, из вежливости.

После взятия Киева немцы двинулись в левобережные губернии Украины, и к концу апреля почти вся ее территория была оккупирована. И пока немцы и австрийцы занимались серьезными делами, правительство и Центральная Рада вернулись в столицу и продолжили свою работу. Как будто не было ни позорного бегства, ни слез и печали. Рада издавала новые указы и законы, раздавала землю сельской бедноте, что вызвало огромные проблемы. Потому что не только крупные помещики, но и зажиточные крестьяне не горели желанием отдать свою землю каким-то «земельным комитетам». Упомянутый мной Дмитрий Дорошенко писал о тех днях:

«Вообще — некуда правду деть — украинский хаос должен был поразить каждого свежего человека. Чем меньше встречали немцы на своем пути порядка, тем больше росла у них мысль о необходимости, по возможности, самим брать все в свои руки, чтобы обеспечить себе транспорт, снабжение и собственную безопасность»[60].

И правда, немецкие оккупационные власти и дипломаты постоянно сталкивались с тем, что власть Центральной Рады люди не воспринимают всерьез, что правительство непопулярно, что большевики пользуются огромной поддержкой населения. По данным австрийских архивов, донесения военных и дипломатов содержали сведения, «что никакой Украинской Республики в действительности нет, что это один фантом, что существует кучка молодых политиков весьма радикального направления, которой удалось каким-то образом очутиться в роли правительства».

Иными словами, немцы стали понимать, что если они и правда хотят заполучить все ресурсы Украины/Малороссии, то им придется или все делать самим, или искать среди местной элиты каких-то вменяемых людей. Потому что после первых недель общения фельдмаршал Айхгорн, командующий немецкими войсками на Украине, просто перестал пускать к себе большую часть украинских министров и политиков. Австро-венгерский дипломат, посол в Киеве Иоганн Форгач фон Гимеш писал в Вену по поводу украинского руководства:

«Все они находятся в опьянении своими социалистическими фантазиями, а потому считать их людьми трезвого ума и здравой памяти, с которыми бы было можно говорить о серьезных делах, не приходится. Население относится к ним даже не враждебно, а иронически-презрительно».

Павел Скоропадский

Но немцам и австрийцам нужен был малороссийский хлеб, уголь и прочие ресурсы. И они решили Центральную Раду ликвидировать. Сначала они разоружили часть вооруженных подразделений украинского правительства. Через два дня, 28 апреля 1918 года, когда лидеры Центральной Рады обсуждали действия немецких союзников, в зал заседания зашел немецкий лейтенант и несколько солдат. Офицер скомандовал, как говорили очевидцы, по-русски: «Именем немецкого правительства приказываю вам всем поднять руки вверх». Все молча, без споров и пререканий встали с поднятыми руками. Лейтенант арестовал и увел с собой двух министров. Список у него был больше, но остальные в зале отсутствовали. Всех участников заседания Рады обыскали, потом немцы ушли, ушли и все украинские политики. Заседать им больше не хотелось. Потом один из свидетелей этого позора писал в воспоминаниях:

«…стыдно было за свой народ при виде того, как его «вожди», все эти самоуверенные юноши и полуграмотные «диячи», с поднятыми руками стояли перед немецким лейтенантом, со страхом ожидая, что будет дальше… Как провинившиеся дети перед строгим учителем. Еще стыднее было на следующий день, когда они единогласно принимали земельный закон с отказом от социализации земли, в спасительности которой они уверяли весь народ. Когда же они лгали? Раньше или сегодня? Где их идейность, их принципиальность? Все улетучилось от окрика лейтенанта… 28 апреля я убедился в их трусости, 29 апреля — в их беспринципности»[61].

Действительно, на следующий день Рада собралась вновь и стала как ни в чем не бывало принимать законы. Но одновременно в Киеве собрался «Хлеборобский Конгресс», который организовали две структуры — «Украинская Народная Громада» и «Союз Земельных Собственников». Туда съехались в большинстве своем землевладельцы и богатые крестьяне. Раду с ее социалистическими воззрениями они сильно не любили, особенно после того, как она легко поделила землю. Землевладельцы заседали и решали, как положить конец происходящим безобразиям и анархии, и решили выбрать гетмана. Им провозгласили Павла Скоропадского. Выходец из семьи крупных землевладельцев, профессиональный военный, герой Русско-японской и Первой мировой войны, он был умеренным украинским федералистом. То есть Украину он видел в некоем союзе или федерации с Россией. Гетман Скоропадский обратился к конгрессу, кстати сказать, на русском языке:

«Господа! Я благодарю вас за то, что вы мне доверили власть. Не для собственной корысти я беру на себя бремя временной власти. Вы сами знаете, что везде ширится анархия и что только твердая власть может завести порядок. На вас, хлеборобы, и на зажиточные круги населения я буду опираться и молю Бога, чтобы Он дал нам силы и твердости спасти Украину».

Отряды, верные Скоропадскому, быстро заняли все правительственные здания, части, верные Центральной Раде, перешли на сторону Скоропадского, кроме стрельцов Коновальца, но и он через день предложил гетману свои услуги. А сама Центральная Рада была распущена без каких-либо церемоний, пришел отряд вооруженных сторонников гетмана и разогнал болтунов по домам. Немцы в перевороте напрямую не участвовали, но, конечно, Скоропадский действовал с их ведома. И важно, что никто во всем Киеве, да что там, во всей Украине не встал на защиту Рады.

И в жизни новообразованного квазигосударства начался относительно новый этап. Относительно новый потому, что новым стал только руководитель: Грушевского, который уехал вскоре в Вену, поменяли на Скоропадского, а в целом мало что изменилось, вся реальная власть принадлежала немцам и австрийцам. В 1919 году в интервью газете «Daily Mail» начальник немецкого штаба Восточного фронта генерал Гофман заявил:

«Украина и другие государственные образования не более как эфемерное создание… В действительности Украина — это дело моих рук, а вовсе не творение сознательной воли русского народа. Никто другой, как я, создал Украину, чтобы иметь возможность заключить мир, хотя бы с одной частью России…»

Но мира не получилось. Взявший власть Скоропадский оказался ненамного популярнее Центральной Рады. Скоропадского невзлюбили все. Украинцы за разгон Рады и за нежелание окончательно рвать с Россией. Русские, особенно бывшие офицеры, считали гетмана как раз сепаратистом и предателем. Ведь раньше был своим, русским офицером, а теперь? Большевики его не любили, потому что он был противником большевистских социальных реформ, в частности раздачи земли бедноте. То есть во многом он напоминал Петра Порошенко, которого не любят ни националисты, ни жители Донбасса. И который сохраняет власть, пока этого хочет американское посольство. При этом Скоропадскому нельзя отказать в последовательности и уравновешенности, наверное, в этом была его проблема. Например, в Киеве оказалось множество людей, бежавших от Гражданской войны в России. Многие из них идеи украинства и независимой Украины не разделяли, что понятно. И вели они себя так, как будто все происходящее вокруг — это лишь временное недоразумение. Вот Украина — эти люди в шароварах. И это тоже понятно, потому что ничего подобного империя еще три года назад не знала. Но империи-то уже не было. И вот гетманское МВД выпустило в какой-то момент интересный указ, написанный не без злой иронии:

«По заказу посетителей находящиеся в ресторанах оркестры играют монархические русские песни… при этом присутствующие выслушивают и стоя отдают честь… Приказываю: 1. Участников подобных демонстраций задерживать и отправлять в Россию, чтобы они там с честью могли на деле, а не в ресторанах, гульбищах проявлять свою преданность дорогим для них политическим идеям».

Часть официальных документов продолжали писать на русском. Потому что вокруг Скоропадского были сплошь царские чиновники, которые украинского не знали. И были готовы работать, и даже строить Украину, но как часть будущей единой страны. К этому же склонялся и сам гетман. Однако во времена правления Рады все делопроизводство перевели на украинский язык. Точнее даже, на его галицкий вариант, который малороссы не понимали. Немцы и австрийцы объяснили Скоропадскому, что ему не стоит языковую политику менять, иначе чем еще подчеркнуть, что Украина не Россия. И Скоропадский продолжил языковую и культурную украинизацию. И украинцы, особенно галичане, считали, что он делает все слишком уж мягко, а русские полагали, что, напротив, идет уничтожение русского языка. Но самое главное, что большинство даже украинских политиков говорили и писали как раз на русском. Дмитрий Дорошенко писал по этому поводу:

«Почти все образованные люди, за незначительным исключением, употребляли русский язык, и это вовсе не означало недостаток украинской национальной сознательности или патриотизма, а было последствием воспитания, привычки и всего комплекса обстановки жизни. Да и в народе уже исчез тот чистый украинский язык, какой мы видим в произведениях Мирного, Левицкого, Гринченка. Его приходится возрождать главным образом с помощью школы»[62].

Современный историк, одессит Виктор Савченко, считает, что, по сути, с мая 1918 года на Украине началась крестьянская война и против немецких и австрийских оккупантов. И против Скоропадского.

«В ходе локальных восстаний украинских крестьян только за шесть первых месяцев пребывания иноземных армий на Украине было убито около 22 тысяч австро-немецких солдат и офицеров (по данным немецкого Генерального штаба) и более 30 тысяч гетманских вартовых. Фельдмаршал фон Эйхгорн указывал, что более 2 миллионов крестьян на Украине выступило против австро-немецкого террора. Можно сказать, что только в повстанческих вооруженных отрядах в мае — сентябре 1918 года успело побывать до 100 тысяч человек. <…> Восстания крестьян практически сорвали сбор и вывоз из Украины продовольствия. <…> Интервенты, рассчитывающие на большее, так и не смогли преодолеть продовольственный кризис в Германии и Австрии за счет Украины»[63].

Причины для этого были, потому что Скоропадский за преобразования взялся жестко: отменил все, что ввела Рада с ее социалистическими ориентирами. Рабочий день вместо 8 часов стал 12, бастовать Скоропадский запретил, большую часть урожая крестьяне обязаны были сдать, заодно ввели прод налог и вернули землю помещикам. При этом по всем девяти украинским губерниям бродили банды и шайки, официальные и неофициальные. И не стоит забывать, что в России шла Гражданская война. Белые против красных. И как бы украинские политики ни пытались делать вид, что теперь-то это не их проблемы, теперь-то они независимые, в действительности ситуация влияла и на Украину.

Гетман пытался создать более-менее боеспособную украинскую армию. Из военнопленных, побывавших в немецком плену и прошедших идеологическую обработку, сформировали две дивизии. Правда, немецкое оккупационное командование отнеслось к этому без восторга, во-первых, потому что не доверяло украинским воякам, во-вторых, потому что не считало их боеспособными. В ноябре 1918 года закончилась Первая мировая война. Германия и ее союзники признали свое поражение, и по условиям перемирия со странами Антанты немецкие войска стали выходить с территории Украины. А в это время там зрел новый заговор, уже против Скоропадского. Потому что он издал и подписал «Грамоту о федерации Украины с Россией». Этот шаг по-разному оценивали современники. Вот, например, руководитель гетманского украинского Телеграфного агентства Дмитрий Донцов (тот самый, отец национализма, он приехал в Киев еще до прихода немцев) считал ее предательством: «Что Грамота провозглашала федерацию с несуществующей Россией, ее не оправдывает. Вопрос государственной независимости — не вопрос тактики, а принципа».

Другие, наоборот, видели в этом тонкий расчет, потому что Скоропадский, по сути, сделал Украину центром возрождения страны, «собирания земель» и, возможно, центром будущего государства, как писал один из его сторонников, «Скоропадский приобщил Москву к Украине, а не Украину в Москве». И так могло показаться: Украина была не столь разорена, как Россия, которая уже стала полем жестоких боев между белыми и красными. Но по большому счету одной, единой России, с которой можно было бы объединяться, на тот момент не существовало. 13 ноября 1918 года была сформирована Директория УНР (новое правительство), во главе которой встали Симон Петлюра и украинский политик-социалист Владимир Винниченко. Петлюру еще в июле арестовывали по подозрению в подготовке заговора, потом отпустили под честное слово. И он тут же уехал в Белую Церковь, город недалеко от Киева, продолжать готовить восстание. В Белой Церкви находились галичане, «сечевые стрельцы». Их разоружили и распустили в первые же дни правления Скоропадского, они поболтались без дела и попросили разрешить им снова собрать свое подразделение. Им позволили, и они стали ударной силой восстания. Но вообще его поддержали во многих крупных городах. Симон Петлюра обратился к населению:

Симон Петлюра

«По приказу Директории Украинской Республики, я, как Верховный Главнокомандующий, призываю всех украинских солдат и казаков бороться за государственную самостийность Украины против изменника, бывшего царского наймита, генерала Скоропадского, самочинно присвоившего себе права Гетмана Украины. По постановлению Директории, Скоропадский объявлен вне закона за преступления против самостийности Украинской Республики, за уничтожение ее вольностей, за переполнение тюрем лучшими сынами украинского народа, за расстрел крестьян, за разрушение сел и за насилия над рабочими и крестьянами. Всем гражданам, живущим на Украине, запрещается, под угрозой военного суда, помогать кровопийце — генералу Скоропадскому в бегстве, давать ему продукты и защиту. Обязанность каждого гражданина, живущего на Украине, арестовать генерала Скоропадского и передать его в руки республиканских властей.

Гетманские распоряжения и приказы по войскам отменяются; войсковые части гетмана Скоропадского, дабы устранить ненужное кровопролитие и разруху, должны перейти в ряды войск Республики вслед за теми, которые уже перешли.

Войска Республики имеют целью вдребезги разбить строй, установленный гетманским правительством, уничтожить нагайку, на которую он опирался до последнего момента. В этот великий час, когда на всем свете падают царские троны, освобождаются народы, когда на всем свете крестьяне и рабочие стали господами, — в эту минуту мы, братья казаки, разве позволим себе пойти за помещиками, за гетманским правительством против своих отцов? В этот великий час вы, братья казаки, разве осмелитесь служить продажным людям, которые сами продавались и хотят Украину продавать бывшим царским министрам России и господствующему классу — безработному русскому офицерству и мародерам, которые собрались в контрреволюционное логово на Дону».

Текст удивительный, потому что мог бы быть написан, например, Лениным или Троцким, потому что он скорее не национальный, а социалистический, коммунистический по сути и по духу, и по риторике тоже. Кстати, поэтому восстание Директории было поддержано украинскими большевиками. Немцев, которые могли бы в два счета подавить это выступление, в одних местах уже не было, в других они не вмешивались, части, верные гетману, или разбегались, или сдавались и целиком переходили на сторону Петлюры. За две недели восстание охватило всю Украину, за исключением Киева. 14 декабря 1918 года Скоропадский написал отречение:

«Я, Гетман всей Украины, на протяжении семи с половиной месяцев прилагал все усилия, чтобы вывести край из того тяжелого положения, в котором он находится. Бог не дал мне сил справиться с этим заданием, и нынче я, принимая во внимание условия, которые сложились, и руководясь исключительно добром Украины, отказываюсь от власти. — Павло Скоропадский».

В два часа дня Гетман оставил дворец, его спрятали немцы, потом помогли ему выехать в Германию, где он погиб в конце Второй мировой войны под бомбежками американских союзников.

Константин Паустовский

Украиной начала править Директория. Про нее в народе тогда ходила поговорка «В вагоне Директория — под вагоном территория». То есть власть нового правительства была еще более ограниченной, чем у предыдущих, а само оно в глазах населения выглядело еще более опереточно, чем предшественники. Замечательный русский писатель Константин Паустовский был свидетелем того, как Директория занимала Киев, как она пыталась управлять Украиной и что из себя представляла. Стоит привести обширную цитату. Хотя бы еще и потому, что по ее прочтении возникает полное ощущение, что за последние сто лет мало что изменилось, во всяком случае, аллюзии возникают самые прямые.

«Накануне по городу были расклеены объявления от коменданта. В них с эпическим спокойствием и полным отсутствием юмора сообщалось, что Петлюра въедет в Киев во главе правительства — Директории — на белом коне, подаренном ему жмеринскими железнодорожниками. Почему жмеринские железнодорожники подарили Петлюре именно коня, а не дрезину или хотя бы маневровый паровоз, было непонятно. Петлюра не обманул ожиданий киевских горничных, торговок, гувернанток и лавочников. Он действительно въехал в завоеванный город на довольно смирном белом коне.

Коня покрывала голубая попона, обшитая желтой каймой. На Петлюре же был защитный жупан на вате. Единственное украшение — кривая запорожская сабля, взятая, очевидно, из музея, — била его по ляжкам. Щирые украинцы с благоговением взирали на эту казацкую «шаблюку», на бледного припухлого Петлюру и на гайдамаков, что гарцевали позади Петлюры на косматых конях.

Гайдамаки с длинными синевато-черными чубами — оселедцами — на бритых головах (чубы эти свешивались из-под папах) напоминали мне детство и украинский театр. Там такие же гайдамаки с подведенными синькой глазами залихватски откалывали гопак. «Гоп, куме, не журысь, туды-сюды повернысь!»

У каждого народа есть свои особенности, свои достойные черты. Но люди, захлебывающиеся слюной от умиления перед своим народом и лишенные чувства меры, всегда доводят эти национальные черты до смехотворных размеров, до патоки, до отвращения. Поэтому нет злейших врагов у своего народа, чем квасные патриоты.

Петлюра пытался возродить слащавую Украину. Но ничего из этого, конечно, не вышло. Вслед за Петлюрой ехала Директория — неврастеник писатель Винниченко, а за ним — какие-то замшелые и никому неведомые министры. Так началась в Киеве короткая легкомысленная власть Директории.

Киевляне, склонные, как все южные люди, к иронии, сделали из нового «самостийного» правительства мишень для неслыханного количества анекдотов. Особенно веселило киевлян то обстоятельство, что в первые дни петлюровской власти опереточные гайдамаки ходили по Крещатику со стремянками, влезали на них, снимали все русские вывески и вешали вместо них украинские.

Петлюра привез с собой так называемый галицийский язык — довольно тяжеловесный и полный заимствований из соседних языков. И блестящий, действительно жемчужный, как зубы задорных молодиц, острый, поющий, народный язык Украины отступил перед новым пришельцем в далекие шевченковские хаты и в тихие деревенские левады. Там он и прожил «тишком» все тяжелые годы, но сохранил свою поэтичность и не позволил сломать себе хребет.

При Петлюре все казалось нарочитым — и гайдамаки, и язык, и вся его политика, и сивоусые громадяне-шовинисты, что выползли в огромном количестве из пыльных нор, и деньги, — все, вплоть до анекдотических отчетов Директории перед народом. Но об этом речь будет впереди.

При встрече с гайдамаками все ошалело оглядывались и спрашивали себя, гайдамаки это или нарочно. При вымученных звуках нового языка тот же вопрос невольно приходил в голову — украинский это язык или нарочно. А когда давали сдачу в магазине, вы с недоверием рассматривали серые бумажки, где едва-едва проступали тусклые пятна желтой и голубой краски, и соображали, деньги это или нарочно. В такие замусоленные бумажки, воображая их деньгами, любят играть дети…

…Некогда блестящий Киев превратился в увеличенную Шполу или Миргород с их казенными присутствиями и заседавшими в них Довгочхунами.

Все в городе было устроено под старосветскую Украину, вплоть до ларька с пряниками под вывеской «О це Тарас с Полтавщины». Длинноусый Тарас был так важен и на нем топорщилась и пылала яркой вышивкой такая белоснежная рубаха, что не каждый отваживался покупать у этого оперного персонажа жамки и мед. Было непонятно, происходит ли нечто серьезное или разыгрывается пьеса с действующими лицами из «Гайдамаков».

Сообразить, что происходит, не было возможности. Время было судорожное, порывистое, перевороты шли наплывами. В первые же дни появления каждой новой власти возникали ясные и грозные признаки ее скорого и жалкого падения.

Каждая власть спешила объявить побольше деклараций и декретов, надеясь, что хоть что-нибудь из этих декларации просочится в жизнь и в ней застрянет.

От правления Петлюры, равно как и от правления гетмана, осталось ощущение полной неуверенности в завтрашнем дне и неясности мысли»[64].

Никакой внятной программы действий у Директории не было. Креативные молодые политики, случайно захватившие власть, не знали, что с ней делать и куда вести страну. Оказалось, что госуправление — это сложная штука, что там нужно думать, что-то уметь, кроме написания прокламаций, и брать на себя ответственность. Директория копировала то большевистскую систему, то царскую, потом занималась переименованием министерств и органов власти, началась чистка кадров — всех служащих, назначенных при гетмане, уволили. Объявили охоту на царских офицеров, за ношение погон и знаков различий царской армии сажали. Одним словом, реформы пошли. Как выглядел отчет Директории перед населением, описал тот же Паустовский. Простите за длинные цитаты, но оно того стоит.

«Однажды по Киеву были расклеены огромные афиши. Они извещали население, что в зале кинематографа «Арс» Директория будет отчитываться перед народом. Весь город пытался прорваться на этот отчет, предчувствуя неожиданный аттракцион. Так оно и случилось.

Узкий и длинный зал кинематографа был погружен в таинственный мрак. Огней не зажигали. В темноте весело шумела толпа. Потом за сценой ударили в гулкий гонг, вспыхнули разноцветные огни рампы, и перед зрителями, на фоне театрального задника, в довольно крикливых красках изображавшего, как «чуден Днепр при тихой погоде», предстал пожилой, но стройный человек в черном костюме, с изящной бородкой — премьер Винниченко.

Недовольно и явно стесняясь, все время поправляя глазастый галстук, он проговорил сухую и короткую речь о международном положении Украины. Ему похлопали. После этого на сцену вышла невиданно худая и совершенно запудренная девица в черном платье и, сцепив перед собой в явном отчаянии руки, начала под задумчивые аккорды рояля испуганно декламировать стихи поэтессы Галиной:

Рубають лiс зелений, молодий…

Ей тоже похлопали. Речи министров перемежались интермедиями. После министра путей сообщения девчата и парубки сплясали гопака.

Зрители искренне веселились, но настороженно затихли, когда на сцену тяжело вышел пожилой «министр державных балянсов», иначе говоря министр финансов. У этого министра был взъерошенный и бранчливый вид. Он явно сердился и громко сопел. Его стриженная ежиком круглая голова блестела от пота. Сивые запорожские усы свисали до подбородка. Министр был одет в широченные серые брюки в полоску, такой же широченный чесучовый пиджак с оттянутыми карманами и в шитую рубаху, завязанную у горла тесемкой с красными помпончиками. Никакого доклада он делать не собирался. Он подошел к рампе и начал прислушиваться к гулу в зрительном зале. Для этого министр даже поднес ладонь, сложенную чашечкой, к своему мохнатому уху. Послышался смех. Министр удовлетворенно усмехнулся, кивнул каким-то своим мыслям и спросил:

— Москали?

Действительно, в зале сидели почти одни русские. Ничего не подозревавшие зрители простодушно ответили, что да, в зале сидят преимущественно москали.

— Т-а-ак! — зловеще сказал министр и высморкался в широченный клетчатый платок. — Очень даже понятно. Хотя и не дуже приятно.

Зал затих, предчувствуя недоброе.

— Якого ж биса, — вдруг закричал министр по-украински и покраснел, как бурак, — вы приперлись сюда из вашей поганой Москвы? Як мухи на мед. Чего вы тут не бачили? Бодай бы вас громом разбило! У вас там, в Москве, доперло до того, что не то что покушать немае чего, а и немае чем.

Зал возмущенно загудел. Послышался свист. Какой-то человечек выскочил на сцену и осторожно взял «министра балянсов» за локоть, пытаясь его увести. Но старик распалился и так оттолкнул человечка, что тот едва не упал. Старика уже несло по течению. Он не мог остановиться.

— Що ж вы мовчите? — спросил он вкрадчиво. — Га? Придуриваетесь? Так я за вас отвечу. На Украине вам и хлиб, и сахар, и сало, и гречка, и квитки. А в Москве дулю сосали с лампадным маслом. Ось як!

Уже два человека осторожно тащили министра за полы чесучового пиджака, но он яростно отбивался и кричал:

— Голопупы! Паразиты! Геть до вашей Москвы! Там маете свое жидивске правительство! Геть!

За кулисами появился Винниченко. Он гневно махнул рукой, и красного от негодования старика наконец уволокли за кулисы. И тотчас, чтобы смягчить неприятное впечатление, на сцену выскочил хор парубков в лихо заломленных смушковых шапках, ударили бандуристы, и парубки, кинувшись вприсядку, запели:

• Ой, що там лежит за покойник,
• То не князь, то не пан, не полковник,
• То старой бабы-мухи полюбовник!

На этом отчет Директории перед народом закончился. С насмешливыми криками: «Геть до Москвы! Там маете свое жидивске правительство!» — публика из кино «Арс» повалила на улицу»[65].

А ситуация между тем для Украины и для украинского движения развивалась совсем не веселая. На Украину в полной мере, по-настоящему пришла Гражданская война.

8 ноября в Курске большевики создали Временное рабоче-крестьянское правительство Украины, 30 ноября вышел Декрет о создании Украинской Советской армии. А через две недели ее подразделения начали наступление и взяли Новгород-Северский, Глухов, Шостку, Волчанск и Купянск. Другие части после отхода немецких войск, которые выводились с Украины, начали наступление на Харьков.

А в ночь с 1 на 2 января 1919 года в Харькове началось большевистское восстание. 3 января в Харьков вошли советские войска, на следующий день был создан Украинский фронт, и началось новое наступление на Полтаву и Киев. Директория объявила войну Советской России, но воевать за креативных политиков и их комичное правительство никто не хотел. Еще и потому, что украинские подразделения, подчиненные Директории, прославились мародерством и жесточайшими еврейскими погромами. В феврале 1919 года Красная Армия вошла в Киев. Огромную поддержку ей оказали отряды Нестора Махно.

Многие боевые части Директории состояли из крестьян, которые когда-то участвовали в восстании против Скоропадского. И вот как раз крестьяне массово переходили на сторону Красной Армии, потому что большевики не просто декларировали лозунг «Земля крестьянам», они его реализовывали, и об этом все знали. Крестьянские части армии Директории были по сути своей, говоря современными терминами, незаконными вооруженными формированиями, с полевым командиром во главе. И так они на сторону Советов и переходили — банда и ее батька атаман. Уже потом эти отряды приводили к штатам Красной Армии, давали должности, назначали комиссаров.

К весне 1919 года армия Директории потеряла какую-либо боеспособность. Под контролем Петлюры находились только Житомир и Винница. Летом обстановка немного изменилась. На территорию Украины перешли войска Западно-Украинской народной республики, которую украинцы пытались создать в Галиции. Об этом, о судьбе Галиции я напишу чуть позднее.

И тогда остатки войск Директории и ЗУНР решили наступать на Киев, потому что одновременно наступление на Советскую Украину вели Вооруженные силы Юга России под командованием генерала Деникина. Петлюра взял Киев, на один день, 30 августа, но на следующий его оттуда выгнали белогвардейцы, переговоры с ним никто вести не пожелал, и к октябрю 1919 года петлюровская армия окончательно прекратила существование, а вместе с ней, по сути, и Украинская Народная Республика. А Галицкая армия подписала соглашение с белогвардейцами и перешла в распоряжение генерала Деникина.

Петлюра же бежал в Варшаву. После развала Российской империи Польша наконец-то обрела желанную независимость, и в головах польских политиков бродила доминирующая идея — воссоздать Польшу в границах до раздела 1794 года. То есть вернуть Галицию, тем более что Австро-Венгерская империя тоже перестала существовать, и вернуть всю Южную Русь, тем более что ее уже так удачно переименовали в Украину. То есть мечты Духинского и Потоцкого сами же русские воплощали в жизнь. И конечно, в Варшаве понимали, кто такой Симон Петлюра, и понимали, что власть его не более легитимна, чем власть какого-либо полевого командира, батьки-атамана. Но нужен был повод для того, чтобы ввести войска на Украину. И в апреле 1920 года от имени Директории Петлюра заключил договор с польским правительством о совместной войне против Советской России. Началась советско-польская война. По сути, очередная русско-польская война за контроль над Южной Русью. Стратегически и геополитически она мало чем отличалась от войн между Москвой и Варшавой в 16–17 веках.

7 мая поляки заняли Киев, затем смогли закрепиться на левом берегу Днепра. В эти дни находившийся в эмиграции в Париже великий князь Александр Михайлович говорил, что он жаждет победы Красной Армии над поляками, потому что недопустимо, чтобы русский город Киев оказался в руках у поляков. И как раз в эти дни из представителей высшего генералитета бывшей Императорской Армии Совнарком создает специальный орган — Особое совещание при главнокомандующем всеми Вооруженными силами Республики. Цель этого органа — разработка рекомендаций для командования Красной Армии и Советского правительства по отражению польской агрессии. Но кроме того, Особое совещание обратилось с призывом к бывшим офицерам Русской Императорской Армии выступить на защиту Родины. Пойти в Красную Армию.

«В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старшие боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к Родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, <…> добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской Рабоче-Крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть, дабы своею честною службою, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения».

Документ, в частности, подписали генерал от кавалерии (главнокомандующий Русской Армий в мае — июле 1917 года) Алексей Алексеевич Брусилов, генерал от инфантерии (военный министр Российской империи в 1915–1916 годах) Алексей Андреевич Поливанов, генерал от инфантерии Андрей Меандрович Зайончковский и десятки других офицеров императорской армии. На обращение откликнулись тысячи офицеров. Среди них был, например, подпоручик разбитой большевиками колчаковской армии и будущий советский маршал Леонид Говоров. Через месяц напряженных боев поляки были обращены вспять. 11 июля Красная Армия взяла Минск, 12 июля Киев. 1 августа польские войска почти без сопротивления оставили город Брест, вышли на подступы к Люблину и Львову, но Львов взять не смогли. В октябре 1920 года было заключено перемирие между Польшей, РСФСР и Украинской Советской Социалистической Республикой, а 18 марта 1921 года был подписан Рижский мирный договор. Была завершена советско-польская война и установлена граница между УССР и Польшей по реке Збруч. И началась новая эпоха в истории Украины и украинской идеологии — которая оказалась важнее всех прочих. Потому что именно советская власть создала Украину и — главное — украинский народ.

Глава 16

Как большевики создавали Украину и при чем тут Лазарь Каганович

«Еще до октябрьского переворота революционные партии сбросили Россию со счетов, уже тогда ей противопоставлено было новое божество — революция. После же захвата власти большевиками Россия и русское имя попали в число запретных слов. Запрет продолжался, как известно, до середины 30-х годов. Первые семнадцать-восемнадцать лет были годами беспощадного истребления русской культурной элиты, уничтожения исторических памятников и памятников искусства, искоренения научных дисциплин, вроде философии, психологии, византиноведения, изъятия из университетского и школьного преподавания русской истории, замененной историей революционного движения. Не было в нашей стране дотоле таких издевательств надо всем носившим русское имя. Если потом, перед Второй мировой войной, его реабилитировали, то с нескрываемой целью советизации. «Национальное по форме, социалистическое по содержанию» — таков был лозунг, обнажавший хитроумный замысел. Приспособляя к России всеми силами австро-марксистскую схему, большевики «постигли» все национальные вопросы за исключением русского…

Руководствуясь этнографическим принципом формирования СССР и сочинив украинскую и белорусскую нации, им ничего не оставалось, как сочинить и великорусскую. Они игнорировали тот факт, что великорусы, белорусы, украинцы — это еще не нации и, во всяком случае, не культуры, они лишь обещают стать культурами в неопределенном будущем. Тем не менее с легким сердцем приносится им в жертву развитая, исторически сложившаяся русская культура. Картина ее гибели одна из самых драматических страниц нашей истории. Это победа полян, древлян, вятичей и радимичей над Русью».

Николай Ульянов, русский историк

«Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем просто причудой, кривляньем нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких-либо корней в экономике, политике или духовной сфере страны, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических произведений Шевченко… И такую смехотворную шутку нескольких университетских профессоров и студентов Ленин и его товарищи раздули искусственно в политический фактор».

Роза Люксембург,теоретик марксизма, философ,экономист и революционер

Вообще, надо сказать, что российские революционеры и социалисты, большевики особенно, каких-либо иллюзий по поводу украинского движения не испытывали. Им было полностью понятно, что это движение малочисленное, что идеи об особом украинском пути не находят большой поддержки у народа, да и на малороссийском языке в самой Украине мало кто говорит. И кроме того, говоря прямо, украинское движение и в России, и в Галиции в дореволюционный период имело настолько дурную и маргинальную репутацию, что налаживать с ним какие-либо связи никто не хотел.

Так, например, в 1914 году Союз Освобождения Украины, который действовал под крылом австрийского и немецкого МИДов и военной разведки, предложил сотрудничество Владимиру Ленину. 28 декабря 1914 года один из вождей СОУ Маркиян Меленевский прислал Ленину письмо:

«Дорогой Владимир Ильич! Очень рад, что могу передать Вам свой лучший привет. В эти времена, когда подул такой всеобщий истинно русский ветер по московским губерниям — Ваше и Вашей группы выступления со старыми революционными лозунгами и Ваше верное понимание совершающихся событий заставило и меня, и моих товарищей поверить, что не все оподлено в России и что есть элементы и группы, с которыми и нам, украинским с.-д. и революционным укр. демократам, можно и следует связаться и при взаимной поддержке продолжать старое наше великое революционное дело. Союз Освобождения Украины, куда вошли как автономная и полноправная группа и мы, спілчане и другие украинские с.-д. элементы, является в настоящий момент истинно демократической организацией, преследующей своей целью захват власти на Украине и проведение тех реформ, за которые массы народные боролись все время у нас (конфискации в пользу народа помещичьих и других земель, полная демократизация политических и других учреждений, Учредительное Собрание для Украины). Союз наш действует и сейчас как ядро будущего украинского правительства, оттягивая к себе все живые силы и борясь с собственной украинской реакцией. Мы уверены, что наши стремления встретят с Вашей стороны полное сочувствие. И если так, то мы были бы очень рады вступить с большевиками в более тесные сношения. Мы были бы тоже чрезвычайно рады, если б и русские революционные силы, во главе с Вашей группой поставили перед собой аналогичные задачи вплоть до стремления и подготовки захвата власти в русской части России. Среди украинского населения чрезвычайный национально-революционный подъем, в особенности среди галицких украинцев и украинцев Америки. Это способствовало поступлению в наш Союз крупных пожертвований, это же помогло нам организовать прекрасно всякую технику и т. д. Если бы мы с Вами столковались для совместных действий, то мы охотно оказали б Вам всякую материальную и другую помощь. Если Вы захотите вступить немедленно в официальные переговоры, то телеграфируйте мне кратко… а я сообщу нашему комитету, чтобы он немедленно делегировал к Вам специальное лицо для этих переговоров… Как поживаете, как себя чувствуете? Буду очень благодарен, если будете высылать на мой Софийский адрес все Ваши издания. Лучший привет Надежде Константиновне. Жму крепко руку. Ваш Басок».

Реакция Ленина весьма интересна. По рассказам, он тут же написал ответ, точнее отповедь, что не собирается никогда и ни при каких обстоятельствах иметь дело с теми, кто стал наймитом империализма. То есть, конечно, немецкая разведка работала со всеми русскими революционными движениями. И с большевиками тоже. И все в большей или меньшей степени получали финансирование от немцев. И все так или иначе об этом знали. Как сегодня, скажем, всем понятно, из каких источников финансируется оппозиция и НКО в России и в какое посольство они ходят за консультациями. Но никто не делал этого так открыто, как украинские националисты. Кстати сказать, грузинские социал-демократы тоже отказали галичанам в дружбе и сотрудничестве, пояснив, что не могут принять «предложение такой организации, которая действует при материальной поддержке и покровительстве Гогенцоллернов и Габсбургов и их братьев». Так что иллюзий по поводу того, что такое украинская идея, кто ее спонсор, кто автор, кто ее носители и каков их уровень, у Ленина и Троцкого, у Сталина и Кагановича не было.

Однако большевики после установления Советской власти на Украине были вынуждены действовать в уже сложившихся обстоятельствах. Доигрывать, так сказать, шахматную партию, которую начали не они. Еще раз кратко повторю хронологию событий. Либерально-буржуазное Временное правительство Керенского оказалось настолько нелепым и невнятным, что сумело только развалить остатки государственности. И вот как раз Временное правительство довело ситуацию в Малороссии до того, что там возникла Украина. В октябре 1917 года власть в России большевики получили без труда, практически подняли с пола. Но им нужна была Россия вся, полноценная, если без Польши и Финляндии, то как минимум с исконно русскими землями. И отдавать «Украину» — то есть девять губерний Южной Руси — каким-то политическим проходимцам большевики не собирались. Лидеры Белого движения или украинского для сохранения власти готовы были или сделать часть России чьим-то вассалом, или отдать половину страны в качестве оплаты за военную помощь. В том-то и отличие большевиков и от Ленина, и от белых, и от украинцев. Ленин не собирался строить Россию, подконтрольную кому-либо. Немцам, Антанте, американцам. Он создавал новую, независимую Россию. Советскую. В границах прежней империи.

И когда возникла «Украина», тем более когда ее поддержали немцы и австрийцы, когда они признали ее отдельным субъектом, поле для маневра у большевиков сузилось невероятно. Признать Украину — отдать ее немцам. Не признать — противоречить самому себе, это ведь Ленин выдвинул тезис о праве народов на самоопределение вплоть до полного отделения. Да и кроме того, не признать Украину — значит вести себя как царское правительство, которое сами же социалисты клеймили за то, что оно превратило Россию в «тюрьму народов».

И Ленин поступил очень хитро. То есть было решено, что самоопределение может быть, но пусть оно будет социалистическим. Так и появилось правительство Советской Украины в дополнение к правительству Грушевского. Тем более что социалистические идеи местное население разделяло куда больше, нежели идеи о национальном государстве. Но конечно, большевики не могли не видеть, что проблема малороссийского, а потом и украинского сепаратизма есть, что идеи, культивировавшиеся в Галиции, проникают в Россию. Это все происходило на их глазах.

То, что мы можем себе только представлять, то, что для нас далекая история, не всегда понятная, для них было текущей политической реальностью на протяжении примерно 20 предреволюционных лет. Они понимали, что украинская идеология уже родилась, что ее разделяют многие социалисты, их товарищи по партии, что люди шли воевать не только за Советскую власть и против Польши, но и за «Украину», которой фактически еще не было. И в том политическом контексте им показалось логичным после окончательного установления Советской власти на Украине австро-немецко-польский проект просто приспособить под свои нужды. При этом я совершенно не оправдываю большевиков, я просто пытаюсь объяснить политтехнологию, объяснить, зачем большевикам понадобилась Украина. Этим решалось сразу несколько задач.