Подлинная история русского и украинского народа Медведев Андрей
Во-первых, устранялась проблема украинского сепаратизма, во всяком случае так казалось в те годы. Зачем отделяться, если Советская власть и дала вам родной язык, и признала вашу идентичность. Так ведь на месте всех губерний империи в итоге появились национальные республики. И тут еще стоит понять исторический контекст. Начиналась новая эпоха, страны и народы пытались освободиться от колониального владычества европейских государств. Рушились империи, и люди переставали ощущать себя просто подданными короны, а начинали понимать свою национальную идентичность. И вот на секунду представьте, на месте Российской империи возникает Советская Россия, где заявляется, что теперь все будет по справедливости. Земля нищим и голодным крестьянам, фабрики бесправным рабочим, всем возможность учиться и лечиться, а народам — возможность создать свое, полноценное национальное пространство в рамках общего государства. И не так, что кто-то колония, а кто-то метрополия. Нет. По справедливости. Все равны. Отдельный вопрос, как это все осуществлялось в итоге. Но это была декларация прежде невиданных политических воззрений.
Во-вторых, легитимизация Советской Украины позволяла решить проблему русского народа, который в империи играл роль стержневой нации. Опоры режима и государства. Официально это нигде не признавалось, не было прописано, но это было так. Прекрасно демонстрирует, чего же хотел Ленин, создавая Украину, его статья 1914 года «О национальной гордости великороссов»:
«Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы». Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не было. Теперь ее мало, но она уже есть. Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм, а не только великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками и капиталистами.
…для революции пролетариата необходимо длительное воспитание рабочих в духе полнейшего национального равенства и братства. Следовательно, с точки зрения интересов именно великорусского пролетариата, необходимо длительное воспитание масс в смысле самого решительного, последовательного, смелого, революционного отстаивания полного равноправия и права самоопределения всех угнетенных великороссами наций. Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев. Нашим образцом останется Маркс, который, прожив десятилетия в Англии, стал наполовину англичанином и требовал свободы и национальной независимости Ирландии в интересах социалистического движения английских рабочих».
Владимир Ленин
То есть к русскому народу Владимир Ленин относился, скажем так, весьма своеобразно. Трудно определить все же, насколько глубоко и искренне он разделял мнение либералов о «свободном украинском» и «рабском русском» народах, но очевидно, что в едином русском народе он видел серьезную опасность для дела мировой революции. В украинском национализме тоже. Но все же принцип «разделяй и властвуй» никто не отменял, и, конечно, куда удобнее управлять отдельно русским и украинским народами, чем людьми с одной идентичностью. 2 декабря 1919 года свет увидела «Резолюция ЦК РКП (б) о Советской власти на Украине»:
«Поскольку на почве многовекового угнетения в среде отсталой части украинских масс наблюдаются националистические тенденции, члены РКП обязаны относиться к ним с величайшей терпимостью и осторожностью, противопоставляя им слово товарищеского разъяснения тождественности интересов трудящихся масс Украины и России».
В феврале 1920 года большевистский Всеукраинский Центральный исполнительный комитет постановил: «На всей территории Украинской ССР, во всех гражданских и военных учреждениях должен применяться украинский язык наравне с великорусским. Никакое преимущество великорусскому языку недопустимо. Все учреждения, как гражданские, так и военные, обязаны принимать заявления и другие дела как на великорусском, так и на украинском языках, и за отказ или уклонение в приеме виновные будут привлекаться по всей строгости военно-революционных законов».
А осенью 1920 года Совет народных комиссаров УССР обязал ввести украинский язык в школах и учреждениях. Причем было предусмотрено и обязательное изучение языка. Районные исполкомы в губернских городах были обязаны печатать не менее «одной украинской газеты». В губернских и уездных городах начали открывать вечерние школы для обучения советских служащих украинскому языку. При этом никакого национального сознания у большей части населения Украины еще не было. Меньшевик Александр Мартынов, примкнувший к большевикам, в своих воспоминаниях писал, что ему жаловался один украинский деятель:
«Наша беда в том, что у украинского селянства еще совершенно нет национального самосознания. Наши дядьки говорят: мы на фронте из одного котла ели кашу с москалями и нам незачем с ними ссориться. Чтобы создать свою Украину, нам необходимо призвать на помощь чужеземные войска. Когда иностранные штыки выроют глубокий ров между нами и Московией, тогда наше селянство постепенно привыкнет к мысли, что мы составляем особый народ».
Дмитрий Мануильский
Деятель как в воду глядел, прошло почти сто лет, и ров на границе России и Украины и правда стали рыть. Интересно и воспоминание петлюровского министра Никиты Шаповала о том, какие настроения были у людей.
«Разве все украинцы за Украину стояли? Нет, еще были миллионы несознательного народа по городам и селам, который ратовал за Россию, выдавал себя за русских, а украинство, вслед за московской пропагандой — за «немецкий вымысел».
При этом единого мнения, насколько же реально независимыми должны быть новые республики, у большевиков не было. В 1922 году на партийном съезде одни делегаты призывали создать единую и неделимую советскую республику, другие — предлагали республики в состав РСФСР на правах автономий. Но в целом было понимание, что переигрывать с национализмом нельзя.
В сентябре 1922 года член политбюро компартии Украины Дмитрий Мануильский написал, что советской власти стоит начать предпринимать шаги «в направлении ликвидации самостоятельных республик и замены их широкой реальной автономией, национальный этап революции прошел». Иосиф Сталин, который был секретарем ЦК РКП (б), тоже соглашался, что с «национальной стихией» надо заканчивать, и вроде бы независимые республики должны понять, что их независимость это определенная политическая игра. Не более. По мнению Сталина, в годы Гражданской войны, пока большевикам нужны были национальные движения, выросли настоящие, как их назвал Сталин, «социалнезависимцы», которые теперь готовы всерьез бороться с Москвой. Он писал Ленину:
«Мы переживаем такую полосу развития, когда форма, закон, конституция не могут быть игнорированы, когда молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказывается понимать как игру, упорно принимая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы конституции независимых республик… Если мы теперь же не постараемся приспособить форму взаимоотношений между центром и окраинами к фактическим взаимоотношениям, в силу которых окраины во всем основном безусловно должны подчиняться центру, т. е. если мы теперь же не заменим формальную (фиктивную) независимость формальной же (и вместе с тем реальной) автономией, то через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик…
Либо действительная независимость и тогда — невмешательство центра… либо действительное объединение в одно хозяйственное целое с формальным распространением власти СНК, ЦИК и экономсоветы независимых республик, т. е. замена фиктивной независимости действительной внутренней автономией республик, в смысле языка, культуры, юстиции, внудел и прочее».
Иосиф Сталин
Сталин был как раз сторонником автономизации, то есть национальные республики становятся частью РСФСР на правах автономий. Ленин этот план не поддержал, и игра в независимую Украину и прочие независимые республики продолжилась. По сути, это был тот же польско-австрийский проект. С теми же мифологемами про два разных народа, про то, что диалект — это на самом деле язык, что у двух народов нет общей истории и что теперь им вместе предстоит служить одной великой идее. То есть подходы у большевиков были разные лишь в степени возможной автономии украинской или белорусской республики, но относительно того, что надо создавать нацию, что неизбежно русские или станут украинцами, или будут названы врагами, споров внутри партии не было.
В 1921 году, выступая на X съезде РКП (б), Иосиф Сталин заявил, отвечая на вопрос про искусственность белорусской идентичности:
«Здесь я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской национальности. А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская национальность — выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская национальность существует, и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига — чисто латышский город. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелорусы».
Заявления у большевиков с делом расходились редко, и в апреле 1923-го было принято решение о «коренизации» — то есть, по сути, о насильственном переформатировании русской или малорусской идентичности в украинскую с помощью партаппарата и административных мер. И тогда же, в апреле, был объявлен курс на украинизацию.
Процесс этот был массовым, жестким и всеобъемлющим. Помимо школ украинизировались театры, газеты, вузы, госслужащие, не овладевшие украинским языком, увольнялись без права восстановления, те, кто выражал сомнения по поводу целесообразности таких действий, могли попасть под подозрение, как враги Советской власти. Большая часть населения была неграмотной, и это, конечно, облегчало задачу украинизаторам. Обучали чтению и письму сразу на украинском языке, а это уже половина идентичности. В тридцатые возникла целая историческая школа, ученые, изучавшие «историю Украины», где признавалось, что украинский народ существует сотни лет, а в 1654 году произошло «воссоединение России и Украины». То есть действовали большевики по уже отработанным схемам. Михаил Грушевский, узнав о том, что происходит на Советской Украине, вернулся туда из эмиграции и в письме одному знакомому писал: «Я тут, несмотря на все недостатки, чувствую себя в Украинской Республике, которую мы начали строить в 1917 году».
Владимир Затонский
В официальной украинской исторической науке принято считать, что малороссийский народ веками мечтал освободиться от великорусского гнета, только и ожидая, что в светлый день он заговорит наконец на украинском и заиграет на бандуре, воспевая песни про казачьи подвиги. В действительности все было не так. В открытых источниках по истории ВКП (б), в письмах партийных лидеров есть масса свидетельств о том, что малороссы не желали становиться украинцами. Они не понимали, зачем им учить странный, чужой язык, что за Украина возникла на месте их губернии. Нарком просвещения УССР Владимир Затонский вспоминал:
«Широкие украинские массы относились с… презрением к Украине. Почему это так было? Потому что тогда украинцы были с немцами, потому что тянулась Украина от Киева аж до империалистического Берлина. Не только рабочие, но и крестьяне, украинские крестьяне не терпели тогда «украинцев» (мы через делегацию Раковского в Киеве получали протоколы крестьянских собраний, протоколы в большинстве были с печатью сельского старосты, и все на них расписывались — вот видите, какая чудесная конспирация была). В этих протоколах крестьяне писали нам: мы все чувствуем себя русскими и ненавидим немцев и украинцев и просим РСФСР, чтобы она присоединила нас к себе»[66].
Ситуация с насильственной украинизацией в какой-то момент стала настолько опасной для властей, что Сталин был вынужден писать членам ЦК КП (б) У письмо с разъяснениями, что и как нужно делать и каких перегибов избежать. А из текста письма видно, что перегибы были очень серьезные, то есть на Украине рождался социалистический украинский национализм:
«Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп, наши партийный, государственный и иные аппараты, обслуживающие население. Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития национальностей. Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма национального гнета. Несомненно, что состав украинского пролетариата будет меняться по мере промышленного развития Украины, по мере притока в промышленность из окрестных деревень украинских рабочих.
Тов. Шуйский не видит, что при слабости коренных коммунистических кадров на Украине это движение, возглавляемое сплошь и рядом некоммунистической интеллигенцией, может принять местами характер борьбы за отчужденность украинской культуры и украинской общественности от культуры и общественности общесоветской, характер борьбы против «Москвы» вообще, против русских вообще, против русской культуры и ее высшего достижения — против ленинизма. Я не буду доказывать, что такая опасность становится все более и более реальной на Украине. Я хотел бы только сказать, что от таких дефектов не свободны даже некоторые украинские коммунисты. Я имею в виду такой всем известный факт, как статью известного коммуниста Хвылевого в украинской печати. Требования Хвылевого о «немедленной дерусификации пролетариата» на Украине, его мнение о том, что «от русской литературы, от ее стиля украинская поэзия должна убегать как можно скорее», его заявление о том, что «идеи пролетариата нам известны и без московского искусства», его увлечение какой-то мессианской ролью украинской «молодой» интеллигенции, его сметная и немарксистская попытка оторвать культуру от политики, — все это и многое подобное в устах украинского коммуниста звучит теперь (не может не звучать) более чем странно. В то время, как западноевропейские пролетарии и их коммунистические партии полны симпатий к «Москве», к этой цитадели международного революционного движения и ленинизма, в то время, как западноевропейские пролетарии с восхищением смотрят на знамя, развевающееся в Москве, украинский коммунист Хвылевой не имеет сказать в пользу «Москвы» ничего другого, кроме как призвать украинских деятелей бежать от «Москвы» «как можно скорее». И это называется интернационализмом! Что сказать о других украинских интеллигентах некоммунистического лагеря, если коммунисты начинают говорить, и не только говорить, но и писать в нашей советской печати языком тов. Хвылевого?»
Впрочем, подобная идеология среди большевиков Украины возникла не случайно, а была результатом того, что Москва к проведению украинизации решила привлекать опытных украинофилов. В органы власти приглашены были на работу украинские социалисты, работавшие на Центральную Раду и на Директорию, да и другие деятели, всплывшие на поверхность политической жизни в 1917–1919 годах, уже не социалисты, а просто откровенные украинские сепаратисты, тоже были прощены большевиками и тоже нашли себе применение в новой реальности. А еще важнейшую роль в украинизации играли галичане, точнее галицкие украинцы, которые тысячами начали переезжать в УССР, потому что там создавалось ровно то национальное украинское государство, о котором они давно мечтали. Среди них были и офицеры галицкой армии, были и деятели культуры, были учителя и работники «Просвиты». Михаил Грушевский оценивал количество галицких украинских эмигрантов в 50 тысяч человек.
Стоит добавить, что главная заслуга в создании Украины, в украинизации принадлежит вовсе не украинцу. Более того, он вообще принадлежал к тому народу, который все сознательные украинские националисты считали худшим врагом, чем москали. Он был евреем. И звали его Лазарь Моисеевич Каганович. Он родился в крестьянской семье в Киевской губернии, рано начал работать на заводе, в 1911 году в восемнадцатилетнем возрасте вступил в РСДРП. Он был одним из самых близких соратников Сталина, именно ему было доверено руководить компартией Украины в сложный период украинизации. И он взялся за дело тщательно, как хороший еврейский портной стежка за стежкой шьет костюм на заказ, так и большевик Лазарь Моисеевич шаг за шагом создавал украинскую идентичность. Так что это не Бандеру должны сегодня восхвалять украинские националисты, а Кагановича. На тот момент итоги полуторалетней кампании по переделке русских в украинцев были малоутешительны. Для примера результаты по госслужащим Киева: 25 % проверенных «абсолютно не знают» украинского языка, 30 % «почти не знают», 30,5 % «слабо знают», и лишь 14,5 % более-менее знают украинский язык.
Лазарь Каганович
«Они оправдываются тем, что говорят: это язык галицкий, кем-то принесенный и его хотят кому-то навязать; шевченковский язык народ давным-давно уже позабыл. И если б учили нас шевченковскому языку, то, может быть, еще чего-то достигли, а галицкий язык никакого значения не имеет».
На специальных курсах изучения украинского языка ученикам рассказывали об украинской литературе. И оказалось, что «классиков» почти никто не знает. Кроме Шевченко слушатели затруднялись назвать кого-либо, хотя книги Нечуй-Левицкого или Гулака продавались в Киеве и до революции. А с новым языком произошло то же самое, что в 1906 году, во время «языкового крестового похода». Даже малороссы, хорошо знавшие народную речь, или малороссийский язык, не понимали или с трудом понимали украинский. Точнее, тот язык, который называли украинским в Галиции и который стал языком украинизации. Рабочие и крестьяне, сознательные сторонники советской власти, искренне не понимали, что происходит, и писали в ЦК письма примерно такого содержания:
«Убежден, что 50 % крестьянства Украины не понимают этого украинского языка, другая половина если и понимает, то все же хуже, чем русский язык… Тогда зачем такое угощение для крестьян?.. Я не говорю уже о «Коммунисте» на украинском языке. Одна часть, более сознательная, подписку не прекращает и самым добросовестным образом складывает газеты для хозяйственных надобностей. Это ли не трагедия… Другая часть совсем не берет и не выписывает газет на украинском языке и, только озираясь по сторонам (на предмет партлица), запустит словцо по адресу украинизации».
Между советскими украинскими учеными и их коллегами из Галиции установились тесные отношения. Галицкие украинцы приезжали в Киев, участвовали в составлении словарей, и происходило ровно то, чего когда-то опасались сами большевики. Языковая экспансия меняла менталитет, создавала не только идентичность, но особое отношение к миру, деление на своих и чужих. Известный украинский большевик, литературовед, публицист Андрей Хвыля в журнале «Коммунист» в апреле 1933 года писал:
«Процесс создания украинской научной терминологии, направление развития украинского научного языка — пошло по линии искусственного отрыва от братского украинского языка — языка русского народа. На языковедческом фронте националистические элементы делают все, чтобы между украинской советской культурой и русской советской культурой поставить барьер и направить развитие украинского языка на пути буржуазно-националистические. Это делалось для того, чтобы, пользуясь украинским языком, воспитывать массы в кулацко-петлюровском духе, воспитать их в духе ненависти к социалистическому отечеству и любви к казацкой романтике, гетманщине и т. п.»
Итоги работы Лазаря Кагановича по украинизации бывших малороссийских губерний были весьма впечатляющие. Итак, в 1922 году на Украине было 6105 украинских школ, в 1925 году их стало 10774, а еще через пять лет, в 1930 году, 14 430. Правда, большой вопрос, какого уровня образование получали ученики. Потому что на украинском преподавалось все: и математика, и география, и геометрия. Но учителей с украинским языком преподавания было немного. Они сами учились языку, а потом излагали, например, законы термодинамики на украинском. Причем многих научных терминов в нем еще не было, их просто не придумали. Итог был, скажем так, странный. Свидетельство очевидца:
«Имел возможность наблюдать речь подростков, мальчиков и девочек, учеников полтавских трудовых и профессиональных школ, где язык преподавания — украинский. Речь этих детей представляет собой какой-то уродливый конгломерат, какую-то невыговариваемую мешанину слов украинских и московских»[67].
Согласно отчетам ЦК, украинизация прессы в 1930 году достигла 68,8 %, а в 1932 году — 87,5 %. В переводе на нормальный язык это означало фактически, что 87,5 процента газет и журналов печаталось на украинском языке. На русском выпускались только три газеты, причем в Одессе, Донецке и Мариуполе, то есть русских губерниях, которые сначала Грушевский причислил к Украине, а потом это подтвердили большевики. Журналы на украинском языке тоже преобладали — 84 %.
Что касается книг, то украинизация дала примерно соотносимые цифры и в этой сфере. В 1925 году (то есть в год назначения Кагановича) на украинском печатали 45 % литературы, в 1928-м показатель вырос до почти 54 %, а в 1931-м книг на украинском было уже 76,9 %.
Хуже всего шла украинизация театра, особенно трудно было что-то сделать с оперой. Да, классические арии Верди или Чайковского тоже переводили на украинский. К 1927 году театры украинизировались на 26 %. К началу 30-х годов ситуацию смогли переломить. Выросло-таки поколение украинских театралов, и в 1931 году в Украинской ССР было 66 украинских, 12 еврейских и 9 русских театров. Каково было качество украинских театров, их культурная ценность, статистика ЦК умалчивает.
Украинские деятели культуры и искусства, точнее большевики, отвечавшие за эту сферу, были людьми упрямыми, упорными и уверенно доводили дело украинизации до полного абсурда. Так, один из сотрудников отдела агитации и пропаганды украинского ЦК опубликовал 9 февраля 1929 года в газете «Правда» статью «К приезду украинских писателей», где клеймил московский МХАТ за то, что тот поставил булгаковскую пьесу «Дни Турбиных»: «Наш крупнейший театр (МХАТ) продолжает ставить пьесу, извращающую украинское революционное движение и оскорбляющую украинцев. И руководство театра, и Наркомпрос РСФСР не чувствуют, какой вред наносится этим взаимоотношениям с Украиной». То есть автор клонил к тому, что «вредную» пьесу стоило бы в Москве запретить. На самой Украине ведь так и поступали. Например, были специальные комиссии, которые ходили и проверяли, на каком языке между собой говорят преподаватели, госслужащие, сотрудники кооперативов. В ходе таких проверок как-то выяснилась ужасная проблема — оказалось, что весь технический персонал Комиссариата просвещения говорит на русском. И тогда издали отдельное распоряжение, что уборщицы, дворники, курьеры тоже обязаны говорить на украинском. В какой-то момент дело зашло так далеко, что родился план пригласить из Галиции восемь тысяч преподавателей украинского и распространить украинизацию на все территории в СССР, где жили украинцы, например на Киргизию, Поволжье или Сибирь.
Как-либо открыто сопротивляться украинизации население не очень могло. Это влекло обвинения в великодержавном русском шовинизме (мы же помним ленинские тезисы про рабский имперский народ), а это могло привести к реальному сроку. Но тихое неприятие украинизации, конечно, было. По возможности детей отдавали в школы с русским языком преподавания. Украинские газеты никто не читал.
«Обывательская публика желает читать неместную газету, лишь бы не украинскую, это отчасти и естественно: газету штудировать нельзя, ее читают или, точнее, пробегают глазами наспех, а даже украиноязычный обыватель украинский текст читать быстро еще не привык, а тратить на газету много времени не хочет»[68].
В украиноязычные театры публика тоже не очень шла. То есть театров-то было много, их создали, раз так было положено, но люди не хотели смотреть пьесы на украинском языке. Тогда работников учреждений, рабочих, студентов стали отправлять в театр принудительно, это называлось «культпоход». Вся официальная статистика, все сообщения коммунистических активистов с мест свидетельствуют о том, что малороссийское население (вроде бы страшно угнетенное в области языка и украинской культуры проклятым царизмом) принимать украинизацию не спешило. Украинский язык вводили насильно. И с этим фактом ничего сделать нельзя. Бывший президент Украины Леонид Кучма писал:
«При любом отношении к происходившему в 20-х годах надо признать, что, если бы не проведенная в то время украинизация школы, нашей сегодняшней независимости, возможно, не было бы. Массовая украинская школа, пропустившая через себя десятки миллионов человек, оказалась, как выявило время, самым важным и самым неразрушимым элементом украинского начала в Украине».
То же самое отмечал и в 30-е годы петлюровский министр Владимир Винниченко, который видел, что даже с учетом большевистской идеологии на Украине все равно рождается новая государственность. «Она живет, накапливает силы, которые скрыто содержат в себе идею самостоятельности и в благоприятное время взорвутся, чтобы осуществить ее».
Украинизация привела к оттоку населения из Украины. Уезжали, например, преподаватели вузов, не желавшие преподавать и тем более вести научную работу на украинском языке. Как итог, оставались не лучшие преподаватели, а «свидомые», то есть сознательные украинцы. И как я уже упоминал, для вузов и школ пришлось срочно сочинять украинскую научную терминологию, часто ее брали из Галиции, или, точнее сказать, из польского языка, чтобы она была не похожа на русскую. И вообще в новосоздаваемый советско-украинский язык старались ввести максимальное количество польских или чешских слов. Чтобы язык стал более отдаленным от русского. В докладе, который в январе 1929 года оглашали в Киеве в Коммунистической академии члены Комиссии по изучению национального вопроса, было написано следующее:
«Возьмем дореволюционный украинский язык на Украине, скажем, язык Шевченко, и теперешний украинский язык, с одной стороны, и русский язык — с другой: Шевченко почти каждый из вас поймет. А если возьмете какого-либо современного украинского писателя — Тычину, Досвитского или другого из новых, — я не знаю, кто из вас, не знающих украинского или хотя бы польского языка, поймет этот язык на основе русского. По отношению к русскому языку мы видим здесь значительное увеличение расхождения».
Получалось, что за государственные деньги в вузах готовили плохих специалистов, которые, кроме того, еще и не могли поехать, например, строить завод на Урал или на Кавказ, потому что плохо знали русский язык. Советской стране такие специалисты были не нужны. Председатель Всеукраинского ЦИК Григорий Петровский пытался объяснить, что ничего страшного не происходит: «Всегда вновь рождающееся связано с болезнями, и это дело не составляет исключения. Пока дождешься своих ученых или приспособишь тех специалистов, которые должны будут преподавать у нас на украинском языке, несомненно, мы будем иметь, может быть, некоторое понижение культуры. Но этого пугаться нельзя».
Но власти СССР украинизацию стали потихоньку притормаживать. Не отменять совсем, но снижать обороты. Это происходило еще и потому, что властям стало очевидно, что украинизация вот-вот закончится рождением националистического монстра. После февральского пленума ЦК 1933 года политика украинизации была свернута, а на XVII съезде ВКП (б) Иосиф Сталин по поводу ее итогов высказался вполне недвусмысленно:
«Спорят о том, какой уклон представляет главную опасность, уклон к великорусскому национализму или уклон к местному национализму? При современных условиях это — формальный и поэтому пустой спор. Глупо было бы давать пригодный для всех времен и условий готовый рецепт о главной и неглавной опасности. Таких рецептов нет вообще в природе. Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали таким образом разрастись до государственной опасности. На Украине еще совсем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью. Вопрос о главной опасности в области национального вопроса решается не пустопорожними формальными спорами, а марксистским анализом положения дел в данный момент и изучением тех ошибок, которые допущены в этой области».
Русский язык получил равные права с украинским на Украине только в 1938 году, тогда было принято официальное постановление об обязательном изучении русского языка в школах, в украинских в том числе. Но главное было сделано. Большевики смогли за рекордно короткие сроки создать новую идентичность, написать историю Украины. В первой главе я как раз начинал с этого: откуда появился термин Киевская Русь и за что академик Борис Греков получил Сталинскую премию. Именно в 20-е и 30-е годы 20 века в СССР была заложена основа будущего независимого украинского государства и, самое главное, основа его идеологии. Никто до большевиков не реализовывал украинский проект в таком масштабе. А украинский национализм в его самых жутких и жестоких проявлениях действительно сформировался. Только много западнее, в Галиции и на Волыни.
Глава 17
Галиция между двумя войнами
Первая мировая война стала приговором не только для Российской империи. Ее не пережили ни Османская, ни Германская империя, ни Австро-Венгрия. Но в начале 1918 года еще никто не знал, чем закончится война, и украинским политикам казалось, что если в России получилось создать «самостийную Украину», то, возможно, недалек и тот день, когда Галиция сможет присоединиться к Украинской народной республике. Точнее, наконец объединить все «украинские земли» вокруг Галицийского Пьемонта, под крылом Вены. Украинским деятелям казалось, что теперь-то вполне может реализоваться проект уже, конечно, не Украинского королевства, но общеукраинской республики, которая могла бы стать частью Австро-Венгрии, получив при этом значительные полномочия. И ведь уже мало что могло этому помешать. В Киеве уже сидели свои, проверенные люди, тот же Грушевский, который и историю Украины сочинил, и для создания языка столько сделал. И более того, Украина ведь оказалась к весне 1918-го оккупирована немцами и австрийцами. То есть сама логика событий указывала на то, что вот-вот будет рождено новое государство на карте Европы. Правда, в Вене и Берлине никто даже не собирался прислушиваться к мнению каких-то там болтунов из Львова, окопавшихся в Вене, и никакого «воссоединения» Украинского государства с Галицией в планах немецких министров и военных не было. Ну не собиралась Вена сама разрушать свою империю и отпускать Галицию в свободное плавание, когда того же хотели чехи, словаки, хорваты, румыны и венгры. Но тем не менее до осени 1918 года Головная Украинская Рада надежды не теряла.
Все изменилось в первой половине октября, когда положение Германии и Австро-Венгрии на фронтах стало катастрофическим. И все посыпалось, причем ровно по той же схеме, по которой разваливалась Российская империя. Венгры рискнули вести свою, независимую от Вены, политику и отозвали с фронта венгерские подразделения. То же самое сделала и Прага, чехи также покинули окопы. Поскольку армия империи формировалась не по национальному, а по территориальному принципу, из представителей разных национальностей, то после демарша Будапешта и Праги армия империи уполовинилась и по сути существовать перестала.
16 октября император Карл издал манифест «к моим верным австрийским народам». Это была отчаянная попытка хоть как-то сохранить единство страны. Монарх признал право народов на самоопределение, обещал сделать из страны федерацию, а для этого он призвал все народы империи создать свои «Национальные Советы» из депутатов Парламента и депутатов местных сеймов. Комитеты и правда сформировали, только спасением империи они не стали заниматься, а напротив, 28 октября чехословацкий национальный комитет провозгласил независимость Чехословакии, 29 октября на Балканах объявили о создании Государства словенцев, хорватов и сербов, 31 октября в Будапеште случился переворот, 6 ноября независимость провозгласила Польша, Карл Первый отрекся от престола. Австро-Венгрия перестала существовать.
Украинцы не стали отставать, и 17 октября во Львове собрались депутаты, которые объявили себя «Украинским Национальным Советом» и заявили, что теперь из «всех украинских земель Галиции, Буковины и Закарпатья создается Украинская Держава». Председателем Совета считался депутат австрийского парламента Евгений Петрушевич, но фактически его работой руководил Кость Левицкий, тот самый, что так верноподданнически еще шесть лет назад «сдавал» властям русских активистов. Теперь о лояльности короне не шло и речи. Совет полагал, что сможет отстоять независимость Галиции и новой Украины с помощь отрядов Сечевых Стрельцов. Было только одно но. Украинцы обратились к Вене за распоряжением передать им всю власть от наместника Галиции, а вот Вена уже ничего не решала. Галицию же зоной своих интересов считала, небезосновательно, возрожденная Польша. И никаким украинцам поляки не собирались отдавать не то что территорию, а даже власть на ней.
Кость Левицкий
В Кракове была создана польская ликвидационная комиссия, которая занималась возвращением польских областей империи под контроль Варшавы. И поляки планировали приехать во Львов и там провозгласить присоединение Галиции к Польше. Украинцы же намеревались объявить о создании своего государства 3 ноября 1918 года. Но когда они узнали о польских намерениях, то не стали ждать, и в ночь с 31 октября на 1 ноября отряды Сечевых Стрельцов захватили власть в нескольких городах Галиции, среди них были Львов, Станислав, Тернополь, Рава-Русская, Коломый. Австро-Венгерский губернатор во Львове был вынужден передать власть представителю Украинского народного совета. Был принят манифест о независимости Галиции и о создании Западно-Украинской Народной Республики, высшим органом в которой стала Украинская Национальная Рада во главе с Евгением Петрушевичем. Еще был создан кабинет министров — Рада Державных Секретарей, главой стал Кость Левицкий. Правда, в тот же день началась война с поляками, которая продолжалась до лета 1919 года.
Вооруженные выступления польских военных и ополченцев начались уже 1 ноября, во второй половине дня. К ночи половина Львова оказалась под контролем поляков, то есть Западно-Украинская Народная Республика меньше суток поруководила своей столицей. 21 ноября 1918-го Львов был взят польской армией, руководство ЗУНР бежало в Тернополь. Но еще до этого Буковину захватили румынские войска, а в январе 1919 года Закарпатье заняла чехословацкая армия.
Начавшаяся война на какое-то время объединила старых противников, украинцев и москвофилов, в создававшуюся Галицкую армию шли и русские, и украинцы, потому что все отлично представляли, что им даст польская власть. В армию шли и возвращавшиеся из плена офицеры, и рядовые, вступали крестьяне. Первое время вооруженные столкновения шли по всей Галиции, никакого фронта не было, только к началу зимы начались позиционные бои. В Галицкой армии было около 40 тысяч человек, многими подразделениями командовали австрийские кадровые офицеры, были среди командиров и офицеры русской императорской армии. Например, командовал Галицкой армией русский генерал Александр Петрович Греков, его помощником был генерал Николай Юнаков, сын генерала Леонтия Юнакова, героя балканских войн, в армии Галиции служил гвардейский полковник Михаил Омельянович-Павленко, участник Русско-японской и Первой мировой войн. Украинские историки обычно этот момент упоминают вскользь, ведь иначе придется объяснять, на каком языке русские офицеры общались со своими галицкими подчиненными, которые якобы были сплошь идейными украинцами. Очень важную роль в Галицкой армии играли Украинские Сечевые Стрельцы, имевшие некоторый опыт боев Первой мировой.
Поляки к формированию армии тоже подошли серьезно, возвращение Галиции под свой контроль стало для них делом принципа. Из Франции срочно прибыли польские добровольцы, которые воевали в Первой мировой на стороне Антанты, и довольно быстро польская армия начала выдавливать галичан к бывшей русско-австрийской границе. Последнюю серьезную операцию Галицкая армия смогла провести в июне 1919 года, когда во время внезапного двухнедельного наступления она едва снова не овладела Львовом. Но тут же была отброшена, и в июле того же года вся Галицкая армия перешла на территорию Украинской Народной Республики, и польско-украинская война завершилась вместе с короткой историей Западно-Украинской Народной Республики.
Все то время, пока шла война, власти ЗУНР пытались вести какую-то деятельность. Принимали декларации и указы, раздавали землю крестьянам, пытались создавать органы власти. А 22 января 1919 года в Киеве состоялось вроде бы долгожданное событие, там торжественно объявили об объединении Западно-Украинской Народной Республики с Украинской Народной Республикой, в истории это получило название Акт Злуки. Западная Украина должна была в составе УНР получить широкую автономию, и даже называть теперь ее должны были Западная область Украинской Народной Республики. Но по сути Акт Злуки так и не вступил в законное действие.
Дело в том, что галичане за время жизни в Австро-Венгрии привыкли оформлять все законы и акты с полным соблюдением всех формальностей. А в соглашении был пункт, что оно вступит в силу только после ратификации Учредительными собраниями обеих украинских республик. А как известно, никаких Учредительных собраний нигде никто созвать не успел. И объединение осталось только на бумаге. Оно было окончательно разорвано осенью 1919 года, когда представители Галицкой армии, сами, даже не поинтересовавшись мнением правительства УНР, подписали соглашение с Белой, точнее, с Добровольческой армией, о прекращении боевых действий. Галицкая армия прекращала воевать против Белого движения и переходила в подчинение генерала Деникина. Тоже важный эпизод — если все галичане, как утверждает украинская историография, были идейными украинцами, то зачем они пошли воевать на стороне москалей? Ответы на этот вопрос обычно расплывчатые и малоосмысленные. Самый популярный, что их заставили.
Евгений Коновалец
Официально правительство ЗУНР в изгнании перестало существовать только в 1923 году, когда его распустил Евгений Петрушевич. Незадолго до этого Лига Наций официально признала Галицию частью Польши.
Но для самой Польши все еще только начиналось. Поляки, так много сделавшие для создания украинской идентичности, для формирования украинского языка, в полной мере ощутили на себе, что же они создали, когда столкнулись с ОУН — Организацией украинских националистов.
Летом 1920 года в Праге группа украинских офицеров основала Украинскую войсковую организацию. Во главе встал полковник Сечевых Стрельцов Евгений Коновалец, воевавший за Австро-Венгрию, УНР, потом обещавший поддержку Директории, потом Петлюре. Как мы понимаем, человек глубоко принципиальный. Считается, что организация возникла сама собой. Просто собрались офицеры и решили не снижать накала борьбы. В своем первом заявлении они написали: «Мы не побеждены! Война не окончена! Мы, Украинская войсковая организация, продолжаем ее. Поражение в Киеве и во Львове — это еще не конец, это только эпизод, только одна из неудач на пути Украинской Национальной Революции. Победа впереди».
Канадский историк украинского происхождения Орест Субтельный про первые годы УВО писал:
«Первоначально УВО была чисто военной организацией с соответствующей структурой командования. Она тайно готовила демобилизованных ветеранов в Галичине и интернированных солдат в Чехословакии к возможному антипольскому восстанию, а также проводила операции, направленные на дестабилизацию положения поляков на оккупированных землях».
Наверное, где-то в идеальном мире бывает и так, что подобные организации собираются сами, без какой-либо поддержки извне, потом сами решают, что и как им делать, как поступать, вести легальную политику или уходить в подполье. Бывает. Но в случае с УВО в это трудно поверить. Дело в том, что с 1923 года УВО начала тесно сотрудничать с немецкой разведкой — Абвером. А сам Евгений Коновалец уже в 1921 году встретился с руководителем Абвера полковником Фридрихом Гемпом и пообещал ему передать свою организацию в полное распоряжение немцев. Учитывая, сколько денег вложили в украинские партии и украинское движение немцы еще до войны, учитывая, как тесно работала немецкая и австрийская разведка с украинскими политиками, трудно поверить, что УВО была создана случайно, а еще труднее поверить, что бывший австрийский офицер Коновалец начал сотрудничать с немцами только в 1921 году. Спецслужбы так не работают. Скорее всего, он вступил в контакт с кураторами из разведки еще до войны, а после нее ему напомнили о себе и поставили новые задачи. В 1923 году в Мюнхене открыли курсы для украинских националистов, лекторы которых и стали готовить разведчиков Абвера. Еще один такой же центр появился год спустя. В 1928 году организовали третий центр подготовки боевиков. И никогда разведка не выдает огромные суммы непонятно кому. А между тем для советской разведки объемы финансирования секретом не были. Из доклада 1933 года:
«Около 10 лет тому назад было заключено соглашение между прежним начальником контрразведки Германии и нынешним руководителем УВО полковником Коновальцем. Согласно этому договору украинская организация получила материальную поддержку, за что она поставила контрразведке данные о польской армии. Позднее организация взяла на себя также подготовку боевых и диверсионных заданий. Ежемесячные выплаты достигли 9000 рейхсмарок».
И боевики УВО действовали. В 1921 году они попытались убить главу Польши Юзефа Пилсудского, но неудачно. Боевики УВО орудовали в основном в Галиции. Нападали на военные склады, на полицейские участки, повреждали линии связи. За 1922 год ими было убито 17 польских полицейских и военных и еще более 20 человек, которых они посчитали пособниками польских властей. Так, например, 15 октября 1922-го был застрелен Сидор Твердохлиб — журналист и политик, лидер «Украинской хлеборобской партии». Он выступал за политическое решение украинского вопроса и мирные отношения с поляками. Боевики УВО часто совершали налеты на банки и почты — акты экспроприации помогали им пополнять казну организации.
1 ноября 1928 года во Львове широко отмечались местными украинцами торжества, посвященные десятилетию ЗУНР. Боевики УВО шли в толпе демонстрантов, а потом открыли огонь по полиции, та начала стрелять в ответ. В ночь с 1 на 2 ноября 1928 года возле польского памятника защитникам Львова боевики взорвали бомбу, весной 1929-го они атаковали торговую выставку.
УВО не была единственной украинской националистической организацией. Во Львове действовал Союз украинской националистической молодежи, в Чехословакии «Группа украинской национальной молодежи», «Союз освобождения Украины», «Союз украинских фашистов», они потом объединились в «Лигу украинских националистов». Были и другие организации, не только в Чехии, но и в Германии. Обобщало их то, что в них входила, как правило, молодежь крайне радикальных взглядов. В основном они успели получить правильное «свидомое» образование в Галиции, где им привили жесткие национальные ориентиры.
В 1929 году все украинские партии и движения решили объединиться и создать ОУН — Организацию украинских националистов. В нее вошла и УВО Коновальца. Не стоит, впрочем, думать, что это был прямо огромный съезд, куда примчались сотни делегатов. Украинское движение по-прежнему оставалось довольно малочисленным. В работе первого съезда приняли участие чуть больше 30 делегатов. Но порой 30 человек могут повернуть ход истории. Было решено, что Украинская войсковая организация останется формально независимой, станет вести всю «боевую работу», но по сути будет частью ОУН, которую планировалось использовать как организацию легальную, действующую в легальном политическом поле. На этом съезде был принят Декалог — десять заповедей украинского националиста. Текст стоит того, чтобы привести его полностью. Считается, что его сочинил деятель ОУН Степан Ленкавский, но скорее всего, судя по стилю, по лексике, по зашкаливающему пафосу, автором был все тот же Дмитрий Донцов, тем более что он писал и воззвание к Декалогу.
«Я — дух извечной стихии, уберегший Тебя от татарского потоптания и поставивший на грани двух миров созидать новую жизнь:
Обретешь Украинскую Державу или погибнешь в борьбе за Нее.
Не позволишь никому пятнать славу и честь Твоей Нации.
Помни про великие дни наших Освободительных борений.
Гордись тем, что Ты — наследник борьбы за славу Владимирского Трезуба.
Отомсти за смерть Великих Рыцарей.
О деле не говори с тем, с кем можно, а с кем нужно.
Без колебаний совершишь самое опасное деяние, если того потребует добро дела.
Ненавистью и безоглядной борьбой будешь принимать врагов Твоей Нации.
Ни просьбы, ни угрозы, ни пытки, ни смерть не принудят тебя выдать тайну.
Будешь бороться ради возрастания силы, славы, богатства и пространства Украинской Державы».
Стоит, правда, пояснить, что политика Польши в Галиции была крайне жесткой, один из польских министров в первые годы после присоединения Галиции и Волыни сказал: «Дайте мне несколько десятков лет — и все это будет польским». Польша вела политику жесткой ассимиляции. Во-первых, власти поначалу вообще не могли определиться, считать ли украинцев отдельным народом. И мне лично приходилось общаться с поляками, жившими в 30-е годы на Волыни и в Галиции. Так вот многие из них рассказывали, что вплоть до Второй мировой войны там украинцев часто называли русинами, или русами. При том, что, например, в Новограде Волынском была и украинская школа. Во-вторых, несмотря на провозглашенное в конституции равноправие всех граждан, в действительности ни русским (а они оставались в Галиции), ни украинцам не позволяли занимать административные посты, любую национальную культурную деятельность польские власти запрещали, этнические учебные заведения по возможности запрещали или ограничивали. Украинцы попросили открыть для них университет во Львове, власти отказали. Вот как раз поэтому так много студенческой молодежи уехало в Прагу. Там, конечно, украинский язык тоже не признавали, но давали стипендии студентам. В польских вузах стипендий не было. Там были в лекториях отдельные скамейки для не польских студентов — украинцев, евреев, русских. Большинство населения Галиции вообще оставалось неграмотным. И в целом для крестьян жизнь в Польше мало отличалась от жизни в Австрии. Бедные крестьяне — батраки украинцы и русские, помещики — исключительно поляки, католики, все чиновники поляки, банки и торговля были в руках евреев. Поляки еще в 1920 году позакрывали украинские читальни, общественные организации, клубы. В 1914 году при австрийских властях работало 2879 украинских библиотечных читален, в 1923 году их осталось 832.
Но как я уже упомянул, русские в Галиции и Закарпатье, которое досталось Чехословакии, еще оставались. Даже после террора 1914–1916 годов, даже после Талергофа. И считали себя русскими. Так, например, в Ужгороде и Мукачеве органы местного самоуправления использовали в работе русский язык. На русском писали вывески на улицах. Но вот преподавание в школах русского языка, и тем более обучение на русском, чешские чиновники запрещали. Преподавать на украинском было можно, чиновники полагали, что так они постепенно смогут провести дерусификацию Закарпатья. В итоге в тех заведениях, где было больше украинских учителей, на нем и преподавали, например, в Ужгородской гимназии, в Мукачевской гимназии учили на русском. В педагогическом институте Мукачева преподавали на русском, в училище торговли на украинском. Русские газеты писали:
«Нам нужна русская, исключительно русская школа. Мы требуем на нашей Руси русскую школу, всякая украинизация и чехизация должна быть немедленно приостановлена. Украина и все украинское — одни только фикции, — притом фикции, созданные с предвзятыми целями и стремлениями. Среди народов вообще, а в частности, среди славян никогда не было украинского, а значит, не было и украинского языка»[69].
Но в Чехословакии ситуация еще была вполне терпимая. В Галиции русские школы поляки запретили сразу же. В Галицию с начала 20-х годов стали переселять польских крестьян, отставных военных, отставных полицейских. Им давали землю, подъемные средства, освобождали на время от налогов, назывались такие переселенцы осадниками. С 1920 по 1939 год в Галицию и на Волынь переехало около 200 тысяч поляков, им было выделено 60 тысяч гектаров земли. В 1926 году власти Польши приняли решение немного ослабить политику полонизации и вернулись к старой проверенной политической технологии — стали говорить о братских народах Польши и Украины, которые вместе противостоят и всегда противостояли москалям, и украинский язык даже разрешили изучать в польских школах Галиции. И в этих условиях вдруг, вопреки всему начало возрождаться русское движение. Галицкая газета «Русский голос» писала, что украинизация фактически ведет к полонизации, а грамотному галичанину читать украинскую литературу или прессу трудно:
«Так как украинский язык ему малопонятен ввиду его искусственности и так как этот язык не выдерживает культурной конкуренции с природными литературными языками других народов, то наш простолюдин, изучив чужой язык в школе и армии, становится объектом чужого культурного завоевания».
Уже в 1921 году в Галицию стали возвращаться русские беженцы. Ехали из России, из Чехословакии, и в том же году появилась первая после войны политическая организация русских галичан — Русская народная организация. Ее первым председателем стал Владимир Яковлевич Труш, русский активист, прошедший через ад Талергофа. В 1928 году РНО переименовали в Русскую селянскую организацию. На одном из первых съездов РНО во Львове подняли вопрос о восстановлении обучения на русском. Русским, разумеется, отказали. Однако приходится признать удивительный, просто восхищающий факт: даже после десятилетий насильственной украинизации, после страшных этнических чисток, после долгих столетий под властью Австрии и Польши русские галичане продолжали ощущать себя русскими. И не собирались отрекаться от своей идентичности, веры, убеждений, от своих связей с Россией. Например, к 1930 году в Русской селянской организации (РСО) состояло более 90 тысяч человек. Это в Галиции между двумя войнами.
Деятельность русских организаций вызывала серьезное беспокойство не только у польских властей и не только у украинских националистов, но и украинские коммунисты выражали свое неудовольствие. «Галицкое москвофильство… представляет теперь серьезную опасность для западно-украинского революционного движения… Часть украинских крестьян еще и до сих пор попадает под влияние реакционной москвофильской агитации, главным образом на Полесье и в округах Золочев, Львов, Перемышль», — так писалось в документах ЦК Коммунистической партии Западной Украины (КПЗУ). Заметьте, какая лексика: москвофилы, реакционная агитация. Все по Ленину и Грушевскому. Деятельность русских движений вызывала возмущение и советских украинизаторов, которые под мудрым руководством Кагановича ковали новую идентичность.
Упомянутый мной ранее большевик Андрей Хвыля (на самом деле опасавшийся роста украинского национализма в СССР) вполне искренне видел в русском движении Галиции страшную опасность: «Галицкое москвофильство — корень графов Бобринских, епископов Евлогиев, русской черной сотни — необходимо уничтожить. И сделать это нужно как можно быстрее». Русские же в Галиции и правда не собирались ни украинизироваться, ни превращаться в поляков, они хотели только одного — остаться собой.
«Мы отрицаем самостоятельную Украину в национальном и государственном значении, ибо знаем, что таковая Украина — не Украина, а притон своих проходимцев и чужих искателей легкой наживы. <…> Мы верим в Русь, но не верим в Украину».
В 1935 году в СССР вышел справочник «Политические партии в Польше, Западной Белоруссии и Западной Украине». Там про Русское народное объединение — Русскую крестьянскую организацию писали дословно следующее, представляя их агрессивными и злобными экстремистами:
«Сторонников этой партии называют москвофилами, так как у них ясно выраженная ориентация на белую Россию… В 1928 г. галицкие москвофилы объединились с «Русским национальным объединением», которое распространяет свою деятельность на территорию всей Польши под названием РНО. РНО объединяет горсточку русской буржуазии, белоэмигрантскую, и часть украинской буржуазии, которая называет себя русской, и некоторые более зажиточные прослойки мелкой буржуазии и интеллигенции. При помощи РСО, являющейся «крестьянским» отделом партии, РНО объединяет часть украинских кулаков. Москвофилы отрицают само существование украинской нации. Украинский язык считают русским диалектом… В руках москвофилов находятся культурно-просветительные организации им. Качковского и около 300 кооперативов, которые не принадлежат к РСУК (Рев. Союз Укр. Кооп.)… Во время последних выборов в сейм два москвофила, Бачинский и Яворский, избраны депутатами».
Как я упоминал, русские активисты провели во Львове съезд русских, переживших ужасы Талергофа. Во Львове (да-да, именно во Львове, я не путаю) издавались русские книги, действовали кружки и организации. Русский деятель Галиции Григорий Семенович Малец в своей книге «Потуги разъединения и ослабления русского народа», увидевшей свет во Львове, писал:
«В образовании русского литературного (книжного) языка, в создании всей русской культуры принимали участие все русские племена: малоруссы, великоруссы и белоруссы. Что до книжного языка, то можно сказать, что малоруссы положили для него основу, а великоруссы дали ему свой выговор. И потому неверно и смешно, если нам кто-то говорит, что тот язык не есть наш (малоруссов), что это московский, или российский язык. Нет, это не верно! Он есть общерусский литературный язык, так же московский, как киевский и львовский… теперешняя Польша не допускает русских школ и не признает у себя прав гражданства для общерусского литературного языка и проводит дальше политику старой Австрии.
А почему же мы, русины, должны отрекаться от своей старины, своей истории, своего названия, своего национального единства, своего уже столетиями выработанного книжного языка и всей нашей культуры?! Почему одно русское племя должно отрекаться от другого, заводить взаимные споры и ненавидеть себя взаимно?! Только одно ослепление, только неразумие могут вести нас к тому, на несчастие и погибель себе, а на радость нашим врагам!»
Я позволю себе привести еще одну объемную цитату из книги Григория Малеца, чтобы еще раз продемонстрировать, насколько же традиционный галицко-русский язык отличался от того искусственного языка, который создавали галичане при помощи поляков. И насколько он отличается от современного украинского языка. Приведу цитату без перевода, в оригинальном виде, потому что уверен, прочесть ее может без труда любой:
«Германия и Австрия понимали, що для того прийдеся им вести тяжкую борьбу — войну з русским народом и только победивши его, змогут добитесь своей цели. Но они тоже добре розумели, що як довго межи всеми русскими племенами буде едность и згода, як довго они чувствовати и признавати себе одним народом, так довго они, немцы, не змогут ничого добитись, бо не устояти им против всеи великой русской силы. И для того хитро и скрыто взялись немци на способы, щобы вызвати роздоры, и борьбу межи русскими племенами и ослабити их власными своими руками. А тогды легче буде немцам справитись с русским народом, где бы он не жил, и добились своей цели.
Вся хитрость полягала в том, щобы указуючи на где яки рожнице (различия. — Прим. авт.) межи малорусским и великорусским племенем, внушити (вмовити) малоруссам, що они суть отдельным народом от великоруссов, що им выгоднейше буде отделитися от них и утвердити особну, самостийну державу. В той цели потреба було зменити и назву того нового народа и его будущой самостийной державы: выкинути и затерти его природну историчну назву русский, русин, Русь. На месце того начала вводитись для всего малорусского племени назва украинский, Украина.
Украиной начала называтись еще за часов (еще во времена. — Прим. авт) Польши только часть русской земли, т. е. часть малоруссами занимаемой земли, которая лежит на краю (у края, на границе) Польши и така назва може подходити, и теперь подходит только для земель Киевской, Полтавской, Харьковской, та части Черниговской и Екатериновской губерний. Но словом Украина никогда не назывались ни Подолье, ни Волынь, ни Холмщина, а тим меньше Галицка, Буковинска и Угорска Русь.
Но и теперьшна правдива (настоящая. — Прим. авт.) Украина, т. е. Киевщина, Полтавщина и др., в старину и всегда, назывались только русскою землею, Русью. Таже в Киеве пошла русска государственность и русска вера по всей Руси, из Киева игло русске письменство, русске просвещение по всех русских землях, а также и повночных (северных. — Прим. авт.)! Киев назывався — материю русских городов».
Вообще русское движение просуществовало в Галиции до Второй мировой войны, и многие активисты даже пережили ее, но судьба Галицкой Руси была предрешена. Ей было суждено окончательно стать Западной Украиной. И вот что интересно, русские партии и политики в Галиции своих взглядов не скрывали. Они открыто заявляли о том, что не видят себя вне Русского мира, что хотят читать и учиться на родном языке, что никакой Украины для них не существует и что Галиция — это русская земля, что бы ни думали об этом поляки. Но никогда, ни разу за всю междувоенную историю, русские галичане не опустились до террора или убийства оппонентов. Чего не скажешь об украинцах.
Еще на первом конгрессе ОУН в феврале 1929 года националистами был разработан план действий против польских властей. Весной он начал действовать. Участились налеты и грабежи польских банков и частных контор, а потом был развернут террор на бытовом уровне. Боевики стали нападать на места проживания поляков-осадников, на польские деревни, поместья и хутора. Летом одного только 1930 года в Галиции было сожжено 2200 домов, которые принадлежали полякам, затем по селам Галиции прошла волна нападений на польские госучреждения. К этим акциям активно привлекались украинские подростки и студенты, которые часто состояли членами молодежных патриотических организаций «Пласт», «Сокол», «Луг». В большинстве районов Галиции эти организации к 1930 году попали под полный контроль ОУН, а участие подростков в поджогах и погромах помогало лидерам националистов готовить из них будущих идеологически мотивированных боевиков. Так что # онижедети — это не придумка Майдана 2014.
В ответ польские власти провели жесткие карательные акции, названные «Пацификацией» — в переводе с польского умиротворение, установление мира. В середине сентября 1930 года сводные подразделения кавалерии и особых отрядов полиции (сейчас бы сказали «отряды спецназначения») начали зачищать украинские села, проводя аресты всех, кого подозревали или в принадлежности к ОУН-УВО, или хотя бы в поддержке этих движений. Причем часто хватали людей по принципу коллективной ответственности — родственник состоит в «Пласте»? Значит, может быть и в ОУН, а ты можешь быть его пособником. Зачисткам подверглись 450 сел, некоторые были проверены дважды или трижды. Военные громили украинские клубы и читальни, жестоко избивали всех, кто пытался протестовать. Арестовали в ходе карательных рейдов почти 2 тысячи украинцев. Украинских кандидатов в депутаты сейма — а Польша готовилась к выборам — посадили под домашний арест. Международная общественность выразила обеспокоенность событиями в Галиции, слегка осудила, тем дело и завершилось. Польша рассматривалась Западом как элемент влияния на Советскую Россию, и поэтому на карательную акцию, как на притеснения национальных меньшинств, все закрыли глаза.
Степан Бандера
ОУН ответила властям Польши еще более жестоким террором. Украинский историк Орест Субтельный пишет об этом периоде так:
«Участники организации верили, что они ведут национально-освободительную борьбу революционными методами, подобно ирландцам из антианглийской организации «Шинн фейн» или подобно Пилсудскому и его товарищам, боровшимся в подполье против русских еще до войны. Непосредственной целью такой тактики было убедить украинцев в возможности сопротивления и поддерживать украинское общество в состоянии «постоянного революционного брожения». Вот как развивалась в одном из националистических изданий 1930 г. эта концепция «перманентной революции»: «Средствами индивидуального террора и периодических массовых выступлений мы увлечем широкие слои населения идеей освобождения и привлечем их в ряды революционеров… Только постоянным повторением акций мы сможем поддерживать и воспитывать постоянный дух протеста против оккупационной власти, укреплять ненависть к врагу и стремление к окончательному возмездию. Нельзя позволить людям привыкнуть к оковам, почувствовать себя удобно во враждебном государстве». В начале 1930-х годов члены ОУН осуществили сотни актов саботажа и десятки «экспроприаций» государственного имущества, но и организовали свыше 60 террористических актов, многие из которых удались. Среди наиболее важных их жертв были Тадеуш Голувко (1931 г.) — известный польский сторонник польско-украинского компромисса, Эмилиан Чеховский (1932 г.) — комиссар польской полиции во Львове, Алексей Майлов (1933 г.) — сотрудник советского консульства во Львове, убитый в ответ на голодомор 1932–1933 гг., Бронислав Перацкий (1934 г.) — министр внутренних дел Польши, приговоренный ОУН к смерти за пацификацию 1930 г. Многие покушения направлялись против украинцев, которые были противниками ОУН. Здесь наиболее нашумевшим стало убийство в 1934 г. известного украинского педагога Ивана Бабия».
Роман Шухевич
Все эти годы ОУН не разрывала связи с немецкой разведкой. Скорее, напротив, углубляла сотрудничество. В Берлине открыли курсы для радиотелеграфистов ОУН, в Данциге работали военные курсы для подготовки инструкторов по боевой подготовке украинских националистов. Проект «Украина» продолжал жить. Разработанный в недрах немецкого и австрийского генштабов, он просто немного трансформировался, но сама концепция Рорбаха по отрыву от России западных районов и созданию там независимого государства никуда не делась. Просто в новой реальности украинский фактор позволял заодно влиять и на вновь образованные Польшу и Чехословакию. В 1932 году в Данциг на разведкурсы приехал учиться молодой перспективный активист ОУН Степан Бандера. В 1931 году он вошел в руководство организации в Галиции, откуда его и направили в разведшколу.
После нее он стал заместителем краевого проводника (то есть руководителя), а уже в 1933 году его назначили главой ОУН в Западной Украине, то есть в Галиции. Как сегодня на Украине оценивают личность Бандеры, объяснять не надо. Он почти отец нации. Но самое интересное в том, что Степан Бандера не был самым значимым в истории теоретиком украинского национализма. Донцов сделал для этого куда больше. А творческое наследие Бандеры, честно сказать, просто скучно читать. Это рассуждения не зрелого политика, а словно какого-то студента, впрочем, традиционно кровожадные, с типичным набором нацистских штампов про москалей, поляков и жидов. Он не был самой яркой фигурой в боевой организации, вот Роман Шухевич на самом деле воевал, убивал, взрывал, причем вся его боевая биография — это как раз война с «клятыми москалями», причем еще и в подполье. Он не был умелым командиром и конспиратором, как, например, Василий Кук. Но он был отличным, воспользуюсь современной терминологией, политтехнологом, он сумел превратить теоретический национализм Донцова в систему реальных действий, он выстроил идеологическую работу так, что арестованные боевики в глазах молодежи и правда представали «рыцарями нации», он не считался с количеством жертв, среди своих и чужих, и обладал идеальными качествами для лидера нацистской организации — был жестоким, циничным, не знающим рефлексии, и, главное, искренне верил в превосходство украинской нации над прочими.
Например, это Бандера придумал такую акцию: 22 декабря 1932 года во Львове казнили боевиков ОУН Василя Биласа и Дмитра Данилишина, и вот в шесть часов вечера, ровно в момент повешения, во всех украинских церквях Львова зазвонили колокола. Вся нынешняя украинская пропаганда, все символы Майдана — Небесная сотня, «не покупай москальское», школьные линейки с криками «москалей на ножи» — это лишь жалкая калька с акций Бандеры. Именно он придумал акцию, когда украинцы отказывались покупать польскую водку и табачные изделия. В сентябре 1933 года по инициативе Бандеры в Галиции устроили «школьную забастовку» — школьники-украинцы отказались отвечать на уроках на польском языке, требовали, чтобы с ними говорили на украинском, кричали учителям-полякам, чтобы те ехали домой, из окон школ выкидывали все символы польской государственности — флаги, гербы. В этом националистическом дне непослушания приняли участие более 10 тысяч школьников. Ну и, собственно, все теракты в Галиции, которые были перечислены выше, — это работа Степана Бандеры. Он стоял за их организацией.
Трудно сказать, насколько эти акции были инициативой самого Бандеры, а насколько, учитывая его связи с Абвером, ему подсказывали, что делать, кураторы из Берлина. Достоверных сведений об этом нет. Но правда, когда Бандера оказался в немецком лагере, уже после нападения Германии на СССР, содержался он там в уникальных условиях. В частности, мог посылать родным сливочное масло, невероятный дефицит в годы войны. А в 1934 году Бандера был арестован польскими властями, его могли приговорить к смертной казни, но ограничились 15-летним сроком. На свободе он, правда, оказался в 1939-м, после того, как в Польшу вошли немецкие и советские войска, реализуя Пакт Молотова — Риббентропа.
Стоит отметить, что действия ОУН в Галиции большой поддержки украинского населения не получали. Об этом ясно пишет Орест Субтельный, которого нельзя заподозрить в какой-либо антипатии к националистам:
«Еще более обескураживающим обстоятельством стала растущая критика ОУН со стороны самих же украинцев. Родители негодовали по поводу того, что организация вовлекает их детей, неопытных подростков, в опасную деятельность, нередко заканчивающуюся трагически. Общественные, культурные, молодежные организации были выведены из терпения постоянными попытками ОУН оседлать их. Легальные политические партии обвиняли интегральных националистов в том, что своей деятельностью они дают повод правительству ограничивать легальную активность украинцев. Наконец, митрополит Шептицкий резко осудил «аморальность» ОУН. Эти обвинения и ответные упреки были отражением растущей напряженности в отношениях поколений — отцов, легально развивающих «органический сектор», и детей, борющихся в революционном подполье».
Униатский митрополит Андрей Шептицкий писал, что «нет ни одного отца или матери, которые не проклинали бы руководителей, которые ведут молодежь на бездорожье преступлений… украинские террористы, которые безопасно сидят за границами края, используют наших детей для убийства родителей, а сами в ореоле героев радуются такому выгодному житью». А когда в 1941 году частью идеологии ОУН стал лозунг «Слава Украине — Героям Слава!», когда трезубец стал этаким священным символом организации, Шептицкий заявил, что это очевидный поворот к язычеству и безбожию, и обратился к пастве с посланием:
«Аналогичным проявлением безбожия является замена словом «Слава Украине» адвечной похвалы Исусу Христу, которую превозносят Христу: «Слава И (сусу) Христу!» Очевидно, что никто из украинцев не может ничего иметь против возгласа «Слава Украине!», но замена этим словом религиозного прославления Христа является выразительной тенденцией устранить Христа и поставить родину на его место, следовательно, является признаком выразительной безбожной тенденции, которая обманывает наивных украинских патриотов. Украина вообще не может существовать как самостоятельное государство, а тем более, быть славной державой без воли Царя царствующих и Господа господствующих Предвечного Бога И. Христа, нашего Спасителя, Отца и Господина. Взываю ко всем христианам епархии бороться с этими двумя проявлениями безбожия в практиках украинского национализма».
Действия ОУН в Галиции раскололи и саму организацию, представители старшего поколения полагали, что только террор не решает проблему, что нужно искать пути легального политического действия.
«В противоположность им краевое руководство ОУН в Галичине, которое, по идее, должно было подчиняться Коновальцу и его людям, отдавало все преимущества революционным действиям. В краевую референтуру (штаб) ОУН в Галичине входили Степан Бандера, Микола Лебидь, Ярослав Стецько, Иван Клымив, Микола Климишин и Роман Шухевич. Всем им едва переваливало за 20, они не участвовали в войне за независимость и выросли в гнетущей атмосфере польского господства. Их молодость и постоянное противостояние иностранному владычеству предрасполагали к насильственному, героическому типу сопротивления, а относительная умеренность взглядов (и более комфортабельный образ жизни) старших, живущих за границей, вызывали у них презрение»[70].
Евгений Коновалец был ликвидирован в 1938 году легендарным советским разведчиком и диверсантом Павлом Судоплатовым. ОУН осталась без лидера, часть активистов, в основном старшее поколение, хотела, чтобы лидером ОУН стал сослуживец Коновальца Андрей Мельник. Молодежь не хотела видеть никого, кроме Степана Бандеры. У них были очень разные оценки того, как следует строить будущую независимую Украину. Бандера был уверен, что полагаться надо только на собственные силы, союз с немцами он считал временным и настаивал на вооруженной подпольной борьбе. А Мельник считал по старинке, что только в союзе с Германией у украинцев может что-то получиться. В итоге организация раскололась на ОУН (м) и ОУН (б). И они пошли к общей цели параллельными путями.
Правда, в их расчетах была одна общая ошибка, точнее заблуждение. Они полагали, что немцы — Абвер, генштаб, политическое руководство Третьего рейха — воспринимают украинское движение всерьез, как определенную силу. В действительности для нацистской Германии украинские движения, да и вообще уже сложившийся украинский народ, были не более чем фигурами в большой европейской геополитической игре. А у фигур игроки не спрашивают, чего они, фигуры, хотят. Ими двигают, их разменивают, ими жертвуют, когда надо. И так происходит до сих пор. Просто не все хотят или могут это понять.
Глава 18
Галиция и закарпатье в составе советской Украины
Во Львове в 1924 году была опубликована книга одного из местных политиков, руководителя Социалистической партии Галиции Андрея Каминского «Галичина Пьемонтом», где говорилось: «Независимая Украина — Западная или Соборная — одинаково стала бы только переходной стадией в принятии чужой доминации… Ныне тот, кто лелеет идею независимости Украины, работает для ее деструкции, работает для Англии и Германии, сознательно или несознательно».
Украинским националистам из ОУН еще предстояло это понять. В 1939 году они впервые приняли участие в боевых действиях на стороне Третьего рейха. Курировал деятельность националистов Второй отдел Абвера, предполагалось, что боевиков будут использовать для диверсий в тылу польской армии. Еще летом 1939-го в Вене Андрей Мельник встретился с главой Абвера адмиралом Канарисом, и там как раз были обсуждены детали взаимодействия с ОУН. А уже 1 сентября, в день начала Второй мировой войны, боевики ОУН начали нападать на отступающие подразделения польской армии, а в составе вермахта с первых дней воевал Украинский легион — небольшой отряд националистов под командованием полковника Романа Сушко. Украинские деятели имели серьезные планы и даже полагали, что сейчас они смогут объявить о создании независимой Украины. Но в планы немцев это не входило.
17 сентября 1939 года Красная Армия, согласно Пакту Молотова — Риббентропа, вошла, как сообщалось официально, «на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии», фактически на территорию исторической Западной Руси и Галицкой Руси. Сейчас сложилась интересная ситуация — и польские, и украинские, и литовские политики договор 1939 года между СССР и Германией клеймят как позорнейший акт политического сговора. Но вот странное дело — границы государств, возникшие в результате этого пакта, нравятся и литовцам (они ведь получили тогда Вильнюс), и украинцам (а иначе как бы условная Западная и Восточная Украина соединились), и пересматривать эти границы или возвращать полякам территории, которые те считают своими, не торопится никто из осуждающих Молотова и Сталина. Более того, среди украинских политиков есть мнение, что в 1939 году советские войска могли бы продвинуться дальше и занять все польские земли, населенные русинами («украинцами»). То есть получается, мало Сталин захватил?
Население Галиции и Волыни (или, если привычнее, Западной Украины) советские войска встретило как минимум спокойно, многие искренне приветствовали ввод войск. Не потому, что испытывали иллюзии по поводу жизни в СССР, а потому, что польская власть была уже нестерпимой. Но на самом деле уровень промышленного и экономического развития регионов Советской Украины и Украины Западной был несопоставим. Все сравнения были в пользу СССР. Уже даже потому, что, как я упоминал, большая часть крестьянского населения Галиции и Волыни просто не умела даже читать. После распада Российской империи новые границы разделили миллионы родных людей. Скажем, один брат остался во Львове, другой бежал с русской армией в Сумы. Они, конечно, переписывались, и, скажем, львовские родственники знали про коллективизацию в СССР, про то, что насильно в пользу колхоза отбирают имущество. Но также они знали из писем, что дети могут учиться на украинском языке, в том числе и в вузах (правда, качество образования вызывало вопросы), что открываются сельские больницы, что украинец имеет равные права с русскими, а то и куда больше прав, что в театрах ставят пьесы на украинском. И неудивительно, что в секретных донесениях командиров Красной Армии есть и такие сообщения:
«— 17 сентября в 14.30 на заставу № 8 явились 20 крестьян, поблагодарили за оказываемую помощь со стороны РККА и возвратились к себе.
— Жители с. Зелена при форсировании танками р. Збруч вышли навстречу и стали помогать танкам преодолевать реку, вскапывая берега.
— Жители с. Ольховец, увидев красноармейцев на своей территории, провожали их большими группами по пути следования, приветствуя восторженными возгласами. Во время прохождения танков забрасывали их цветами».
Но, конечно, так встречали Красную Армию не все и не всегда. Польские помещики и полицейские, по понятным причинам, уходили в лес, создавали вооруженные боевые группы, правда, на большие подразделения они не нападали. Или охотились за отставшими красноармейцами, или действовали по селам.
«В 21.30 на участок заставы «Щасновка» прибыли три польских жителя, которые сообщили, что в селах Янковцы и Шушковцы, что против участка комендатуры Ильковцы, бесчинствует банда, терроризирующая местное украинское население. В ночь на 19 сентября бандой убито несколько местных жителей…
19 сентября к заставе № 13 из с. Кошицы пришли двое мужчин с жалобой, что одного из них сельские кулаки избили и ранили ножом за то, что он вывешивал красные флаги в селе, просили помочь в борьбе с помещиками».
По сути, сентябрь 1939 года стал очередным этапом реализации советского проекта «Украина». В официальной риторике того времени не было ни малейшего упоминания о том, что это исторически русские земли, ничего и никто не говорил о русском населении Галиции и Волыни. Газеты писали лишь о долгожданном воссоединении двух Украин, о воссоединении одного народа, одна часть которого страдала под гнетом польских помещиков и капиталистов. 22 октября 1939 года на Западной Украине прошли выборы, около 93 % всех избирателей отдали голоса за предложенных кандидатов.
С точки зрения сегодняшнего дня сказать, что это были свободные и демократические выборы, довольно сложно. Но и считать их результаты фальсификацией невозможно. Они проходили чуть больше, чем через месяц после ввода войск, еще не заработал в полной мере советский чиновничий и партийный аппарат. Так что голосование все же было значимым индикатором, хотят ли жители Западной Украины входить в состав СССР. Точнее сказать, хотят ли жители Западной Украины соединиться с Украиной Советской и получить все то же самое, что есть там.
Надо говорить прямо — голосовали не за советскую модель хозяйственной деятельности и не за однопартийную систему. Голосовали против поляков и выстроенной ими системы управления и за то, чтобы в бытовом плане здесь стало не хуже, чем на Полтавщине или Киевщине. И даже украинские историки вынуждены признавать, что многое из обещанного советская власть выполнила:
«Некоторые мероприятия советской власти принесли западным украинцам конкретные улучшения. Много было сделано для украинизации и развития системы просвещения. К середине 1940 г. количество начальных школ в Западной Украине выросло до 6900, из них 6 тыс. были украинскими. Львовский университет, эта цитадель польской культуры, получил имя Ивана Франко, перешел на украинский язык преподавания и открыл свои двери украинским студентам и профессуре. Значительно улучшилась система здравоохранения, особенно в сельской местности. Были национализированы промышленные предприятия и коммерческие фирмы, в большинстве принадлежавшие полякам и евреям. Однако наиболее популярным мероприятием стала экспроприация советской властью польских крупных землевладений и обещание передела их между крестьянами»[71].
Вскоре после выборов на Западной Украине были арестованы видные деятели украинского движения. Например, Кость Левицкий. Современные украинские авторы обычно трактуют это как страшное преступление советских властей. Однако учитывая, как и сколько Кость Левицкий сделал когда-то для Австро-Венгрии, как сдавал русских активистов и как строил ЗУНР, у советской контрразведки могли возникнуть к нему вопросы. И немало. Его, кстати, скоро отпустили, как говорят, по распоряжению Берии. Конечно, были запрещены местные политические партии, в СССР партия была одна, и никаких альтернатив советская система не предполагала. Украинские политики или бежали в оккупированную немцами Польшу, или были депортированы в глубь СССР. Было закрыто общество «Просвита» и прекращена его деятельность. Советские чиновники, присланные в Галицию, может, и не очень понимали, зачем Москва требует закрыть общество, но те люди, которые принимали ведущие политические решения, понимали, что это такое, кто и зачем «Просвиту» создал, как она финансировалась долгое время, и поэтому сочли опасным сохранять культурный рассадник махрового национализма на теперь советской территории. Понятно, что при новых властях были закрыты частные магазины и маленькие предприятия, кооперативы и рестораны. Что, конечно, мало кому понравилось. Несмотря на то что принудительной коллективизации на Западной Украине не было, эта политика вызвала недовольство у крестьян. К июню 1941 года коллективизировали около 13 % крестьянских хозяйств. Но тенденция крестьян пугала. И как раз в 1941 году начались репрессии на территории Западной Украины.
Современные украинские историки, ссылаясь на мнение, например, митрополита Шептицкого, заявляют, что только выслано с Западной Украины было более 400 тысяч человек. Это только украинцев. И не менее 700 тысяч поляков. Насколько можно верить мнению митрополита Шептицкого, пусть каждый решает сам. Но вообще, есть весьма точные цифры по количеству арестованных и высланных лиц. И украинские историки скромно умалчивают, что репрессии стали ответом на террор, который развернули на землях Западной Украины боевики ОУН. Противостояние оуновцев с Советской властью не прекращалось с 1939 года. Органы НКВД проводили операции по ликвидации бандподполья, причем удачные, им удалось выявить и разрушить почти всю сеть ОУН на Западной Украине. Но тут надо отдать должное и украинским националистам, они также быстро сумели сеть восстановить, что, конечно, свидетельствует о высоком уровне подготовки молодых кадров, с отличной мотивацией. Из донесения начальника 6-го отдела 3-го Управления НКГБ майора Илюшина от мая 1941 года:
«Усиление активности оуновцев-нелегалов и их бандитских формирований в апреле выразилось в совершении 38 террористических актов против советского актива, 3 поджогов, 7 налетов на кооперативы и сельсоветы с целью ограбления. При этом было убито: 8 председателей сельсоветов, 7 председателей правлений колхозов, 3 комсомольских работника, 5 работников районного совпартаппарата, 1 учительница, 1 директор школы и 16 колхозников-активистов. Ранено: 5 работников районного совпартаппарата, 2 комсомольских работника, 1 председатель кооператива и 11 колхозников-активистов».
По данным НКВД на май 1941 года, ОУН наметила вооруженные выступления в нескольких областях — в Тернопольской, Львовской и Дрогобычской. И было принято жесткое решение — выслать в центральные районы СССР семьи активных участников националистического подполья. Нельзя сказать, что советские чекисты придумали что-то новое. Так действуют все спецслужбы во всем мире. Первое, что необходимо сделать в борьбе с подпольем, — это лишить его базы. А то, что деятельность подпольщика может сказаться на его родных и близких, как правило, оказывается важным сдерживающим фактором. Сотрудники НКВД рассуждали просто и цинично — семьи подпольщиков ОУН не могут не знать, где находятся их родственники. Но выселять собирались только семьи, члены которых были не просто учтены как участники подполья, а уже приговорены к наказанию или находятся на нелегальном положении. Из докладной записки от 23 мая 1941 года:
«Докладываю Вам, что операция по выселению семей репрессированных или находящихся на нелегальном положении участников контрреволюционных организаций в западных областях УССР, по данным на 22 часа 22 мая, закончена полностью.
Всего по западным областям УССР было намечено к изъятию 3110 семей, или 11 476 человек. Изъято и погружено в вагоны 3073 семьи, или 11329 человек…
Во время операции опергруппам НКГБ-НКВД было оказано вооруженное сопротивление. В результате перестрелки было изъято 66 нелегалов, из них убито 7 человек и ранено 5 человек. Скрылось 6 нелегалов.
Из числа изъятых нелегалов захвачены: главарь банды, оперировавший в Волынской области, Кирилюк, связной Черновицкого окружного провода ОУН Марынюк, связная между Львовской окружной экзекутивой и Збаражской ОУН Кижик, которая занималась доставкой оружия. Кижик в течение полугода разыскивалась Львовским управлением НКГБ.
Во время операции изъято оружия: винтовок — 13, револьверов — 27, холодного оружия — 6, гранат — 4, патронов — 115 и контрреволюционной литературы — 200 экземпляров.
Во время перестрелки с нелегалами убито участвовавших в операции 2 человека и ранено 3 человека».
11 с половиной тысяч человек — это, конечно, не четыреста тысяч, но тоже цифра немалая. И главное, за каждой цифрой стоит человек. Его жизнь. Ошибки и победы. Его вера, идеи, за которые он был готов страдать. Так что говорить, что это были незначительные репрессии (есть авторы, которые и так оценивают те события), конечно, нельзя. Но как следует из сводок, высылали или боевиков, или их родственников. А боевики, как видно из документов, не просто листовки раскидывали. И даже несмотря на жесткие меры, вся Западная Украина вплоть до 22 июня 1941 года осталась охвачена оуновским террором. В мае и июне количество нападений, поджогов, убийств увеличилось кратно по сравнению даже с апрелем. И вряд ли это было просто совпадением, учитывая тесные связи ОУН с Абвером, Германия готовилась к войне, и действия боевиков в приграничных районах, конечно, играли на руку вермахту.
С русским движением Галиции советские власти тоже боролись. Не так, разумеется, как с украинским национализмом, но в целом ничего хорошего русских активистов не ожидало. Поначалу русское население Галиции ввод советских войск встретило тревожно-радостным ожиданием: что будет? А я напомню статистику, приведенную в одной из первых глав: когда в 1931 году в Польше проходила перепись населения, то 1 196 855 галичан ответили, что они «русские», 1 675 870 назвали себя «украинцами».
С присоединением к СССР русский язык стал на Западной Украине, так же как и в УССР, государственным, Галиция стала частью новой советской империи. Но память о русской истории этой земли постарались стереть. Все русские партии и объединения были запрещены и закрыты. Когда выдавали советские паспорта, в которых была графа «национальность», то русским галичанам рекомендовали записываться украинцами. Историю галицко-русского движения в СССР вообще не изучали, потому что считалось, что «москвофилы» всегда были реакционерами, монархистами и белогвардейцами. Названия Талергоф и Терезин было приказано забыть, и никаких полноценных исторических исследований об этих концлагерях за все годы СССР не велось. Эти названия вообще были вычеркнуты из исторической науки, и только в середине 90-х трагедия Галицкой Руси снова стала предметом исследований. Вся та огромная работа по расследованию геноцида 1914 года, которую провели русские активисты — а это были и показания очевидцев, и воспоминания, и рассказы о той роли, которую сыграли в геноциде украинские активисты, — оказалась никому не нужна. Эта трагедия не вписывалась в рамки сталинской, да и позднесоветской историографии, потому что противоречила концепции о дружбе народов, о том, что все они объединялись в борьбе с общим социальным злом капитализма. Галицкий историк и общественный деятель Роман Денисович Мирович собрал уникальный материал о геноциде 1914 года. Это стало делом его жизни, ни одна из его публицистических, исторических и библиографических работ не была опубликована в СССР и не опубликована до сих пор. Он работал в библиотеке Львовского Политехнического института до 1967 года, потом вышел на пенсию и умер в 1971-м. Его фундаментальная работа «Алфавитный указатель жертв австро-мадьярского террора во время Первой мировой войны на областях Галицкой и Буковинской Руси с автобиографическими и библиографическими данными» также никогда не была издана и сохранилась только в виде рукописи и оцифрованных материалов. Это к вопросу о том, как мы знаем свою историю, как мы ценим свою историю и свой народ. Как мы относимся к себе.
Роман Мирович
Еще один деятель Галицкой Руси, Василий Ваврик, которого я упоминал не раз, узник Талергофа, как ни странно, не был репрессирован советскими органами НКВД, хотя, конечно, органам было известно, что после австрийского лагеря Ваврик приехал в Россию, вступил в Добровольческую армию, получил чин капитана и стал командовать «Карпато-русским отрядом», который успел повоевать с Махно и противостоять Красной Армии в наступлении на Крым в 1920 году. Ваврик потом написал книгу «Карпатороссы в Корниловском походе и Добровольческой армии» (книгу Ваврика категорически рекомендуется прочитать любому, кто интересуется историей Гражданской войны в России), и хотя органы НКВД знали все это, но его не тронули. Он до самой войны работал преподавателем русского языка во Львовском университете, в годы немецкой оккупации помогал советскому подполью, а после войны он снова вернулся на кафедру, снова преподавал язык, позже работал научным сотрудником Львовского исторического музея. Василий Ваврик никогда не скрывал, что он православный человек, он ходил в церковь святого Георгия во Львове. Он тайно сотрудничал с издававшимся в США карпато-русским журналом «Свободное слово Карпатской Руси», он считал, что Советская власть совершает ошибку, культивируя «украинство», но при этом полагал, что хорошо уже то, что Советская власть объединила русские земли в одном государстве. Ваврик умер в 1970 году, до конца жизни оставаясь патриотом русской Галиции, оставаясь верным себе самому, в молодости написавшему такие стихи:
- Я русин был и русским буду,
- Пока живу, пока дышу,
- Покамест имя человека
- И заповедь отцов ношу.
- Когда австрийцы и поляки
- Да немцы лютые меня
- С правдивого пути не сшибли
- И не похитили огня,
- То ныне ни крутым запретам,
- Ни даже ста пудам оков
- Руси в моей груди не выжечь
- Во веки вечные веков.
После окончания Второй мировой войны фактически правительство СССР окончательно закрыло русский вопрос в Галиции и Закарпатье. В 1944 году в Москву отправилась делегация русского народа Закарпатья, ее члены хотели донести до руководства СССР просьбу об особом статусе этой территории. Было уже ясно, что в составе Чехословакии Закарпатье не останется и попадает в советскую зону влияния. Делегацию возглавили профессор Петр Линтур и один из крупнейших местных русских деятелей священник Алексей Кабалюк. Тот самый, которого в 1913 году судили на Мармарош-Сиготском процессе. В своем обращении к Сталину они писали:
«Мы не хотим быть ни чехами, ни украинцами, мы хотим быть русскими и свою землю желаем видеть автономной, но в пределах Советской России».
В этом обращении есть и такие слова: «Наша русскость не моложе Карпат». Делегаты объясняли, что жители Закарпатья не хотят присоединяться к УССР, но решение Москвы было однозначным. Закарпатье присоединили к Украине, всех местных жителей, если они не были венграми или словаками, объявили украинцами, тысячи русских активистов были арестованы или сосланы.
Георгий Федотов
Интересно, что в среде русской эмиграции все предвоенные годы шли споры — насколько же правильно то, что делает руководство СССР, насколько верна политика украинизации и к чему она приведет. И выходило, что даже те, кто, живя в Российской империи, симпатизировали украинскому движению, в 30-е годы уже были в ужасе от происходящего на Родине. Многие считали, что украинизация — это дальнейший шаг к разрушению России, возможно, не сейчас, возможно, в будущем, но все же. Русский теолог и публицист Георгий Федотов, наблюдая в эмиграции за событиями на Советской Украине и на Западной Украине, видя рост национализма и там и там, писал:
«Из оставшихся в России народов прямая ненависть к великороссам встречается только у наших кровных братьев — малороссов, или украинцев. (И это самый болезненный вопрос новой России.) <…> Большинство народов, населяющих Россию, как островки в русском море, не могут существовать отдельно от нее; другие, отделившись, неминуемо погибнут, поглощенные соседями. Там, где, как на Кавказе, живут десятки племен, раздираемых взаимной враждой, только справедливая рука суперарбитра может предотвратить кровавый взрыв, в котором неминуемо погибнут все ростки новой национальной жизни. Что касается Украины, то для нее роковым является соседство Польши, с которой ее связывают вековые исторические цепи. Украине объективно придется выбрать между Польшей и Россией, и отчасти от нас зависит, чтобы выбор был сделан не против старой общей родины… Оттого-то удаются и воплощаются в историческую жизнь новые, «умышленные», созданные интеллигенцией народы. Интеллигенция творит эти народы, так сказать, «по памяти»: собирая, оживляя давно умершие исторические воспоминания, воскрешая этнографический быт».
Князь Николай Трубецкой
Князь Николай Трубецкой, лингвист, философ, евразиец, немало писал по украинскому вопросу. Удивительным образом его мысли и рассуждения оказались практически пророчеством. И то, что происходит на Украине сегодня, он описал еще 90 лет назад. В работе «К украинской проблеме» он подробно разбирал недопустимость не просто разделения русской и украинской культуры, а противопоставления их друг другу. Он писал о том, что идея Украины как такой особой «Не России», как «Анти-России» обречена на провал. Хотя она, конечно, проста и привлекательна, но нежизнеспособна.
«Вопрос этот с особой остротой ставится именно перед украинцами. Он сильно осложнен вмешательством политических факторов и соображений и обычно соединяется с вопросом о том, должна ли Украина быть совершенно самостоятельным государством, или полноправным членом русской федерации, или автономной частью России? Однако связь между политическим и культурным вопросами в данном случае вовсе не обязательна. Мы знаем, что существует общенемецкая культура, несмотря на то, что все части немецкого племени не объединены в одном государстве, знаем, с другой стороны, что индусы имеют свою вполне самостоятельную культуру, несмотря на то, что давно лишены государственной независимости. Поэтому и вопрос об украинской и общерусской культуре можно и должно рассматривать вне связи с вопросом о характере политических и государственно-правовых взаимоотношений между Украиной и Великороссией».
Трубецкой писал, что невозможно и опасно не только противопоставлять две культуры, но и подгонять общерусскую культуру под рамки местной, то есть втискивать все общерусское культурное и историческое наследие в рамки украинских задач. А все, что не вписывается в эти рамки, — обрезается, выкидывается, признается ненужным. Иными словами, опасно для самого народа, когда весь Пушкин признается вредным антиукраинским писателем-шовинистом из-за стихотворения «Клеветникам России», Булгакова запрещают за «Белую гвардию» и когда Шевченко признается безусловно великим и не подвергаемым критике, а те, кто пытаются возражать, объявляются врагами нации.
«Ограничение этого поля может быть желательно только, с одной стороны, для бездарных или посредственных творцов, желающих охранить себя против конкуренции (настоящий талант конкуренции не боится!), а с другой стороны — для узких и фанатичных краевых шовинистов, не доросших до чистого ценения высшей культуры ради нее самой, и способных ценить тот или иной продукт культурного творчества лишь постольку, поскольку он включен в рамки данной краевой разновидности культуры. Такие люди и будут главным образом оптировать против общерусской культуры и за вполне самостоятельную украинскую культуру. Они сделаются главными адептами и руководителями этой новой культуры и наложат на нее свою печать — печать мелкого провинциального тщеславия, торжествующей посредственности, трафаретности, мракобесия и, сверх того, духа постоянной подозрительности, вечного страха перед конкуренцией. Эти же люди, конечно, постараются всячески стеснить или вовсе упразднить самую возможность свободного выбора между общерусской и самостоятельно-украинской культурой: постараются запретить украинцам знание русского литературного языка, чтение русских книг, знакомство с русской культурой. Но и этого окажется недостаточно: придется еще внушить всему населению Украины острую и пламенную ненависть ко всему русскому и постоянно поддерживать эту ненависть всеми средствами школы, печати, литературы, искусства, хотя бы ценой лжи, клеветы, отказа от собственного исторического прошлого и попрания собственных национальных святынь. Ибо, если украинцы не будут ненавидеть все русское, то всегда останется возможность оптирования в пользу общерусской культуры (курсив мой. — А. М.). Однако нетрудно понять, что украинская культура, создаваемая в только что описанной обстановке, будет из рук вон плоха. Она окажется не самоцелью, а лишь орудием политики и, притом, плохой, злобно-шовинистической и задорно-крикливой политики»[72].
Великий русский мыслитель князь Трубецкой очень точно описал те процессы, которые начнут происходить через много лет. Что вновь создаваемая культура и культурная идентичность будет очень низкого качества.
«Политиканам же нужно будет главным образом одно — как можно скорей создать свою украинскую культуру, все равно какую, только чтобы не была похожа на русскую. Это неминуемо поведет к лихорадочной подражательной работе: чем создавать заново, не проще ли взять готовым из заграницы (только бы не из России!), наскоро придумав для импортированных таким образом культурных ценностей украинские названия! И, в результате, созданная при таких условиях «украинская культура» не будет органическим выражением индивидуальной природы украинской национальной личности и мало чем будет отличаться от тех «культур», которые наспех создаются разными «молодыми народами», статистами Лиги Наций. В этой культуре демагогическое подчеркиванье некоторых отдельных, случайно выбранных и, в общем, малосущественных элементов простонародного быта будет сочетаться с практическим отрицанием самых глубинных основ этого быта, а механически перенятые и неуклюже применяемые «последние слова» европейской цивилизации будут жить бок о бок с признаками самой вопиющей провинциальной ветоши и культурной отсталости; и все это — при внутренней духовной пустоте, прикрываемой кичливым самовосхвалением, крикливой рекламой, громкими фразами о национальной культуре, самобытности и проч… Словом, — это будет жалкий суррогат, не культура, а карикатура».
Если кто-то считает, что Трубецкой так уж сильно ошибся, то просто почитайте современную украинскую прессу, посмотрите телеканалы, и, возможно, вы поймете, что все-таки Трубецкой был недалек от истины.
Глава 19
Украина в годы войны и тяжелая жизнь «советской колонии»
22 июня 1941 года, в первый же день войны, на территорию СССР в составе вермахта вошли отряды украинских националистов из ОУН. За год до войны, 7 июля 1940 года, глава ОУН (м) Андрей Мельник обратился с письмом к Адольфу Гитлеру:
«Украинский народ, который, как другие народы, в продолжение столетий боролся за свою волю, принимает близко к сердцу идею создания Новой Европы. Задачей целого украинского народа остается реализация этого идеала в действительности. Мы, старые борцы за свободу в 1918–1921 гг., просим чести для нас и нашей молодежи принять участие в крестовом походе против большевистского варварства. Мы желали бы вместе с легионами Европы идти плечом к плечу с нашим освободителем немецким вермахтом и иметь возможность создать с этой целью украинское вооруженное формирование».
И тогда же, в 1940 году, Абвер создал школу для подготовки разведчиков и диверсантов из членов ОУН для проведения подрывной и диверсионной работы на территории СССР. Школа была разделена на четыре лагеря, чтобы можно было обучать отдельно всех оуновцев — и сторонников Бандеры, и сторонников Мельника. В каждом лагере одновременно обучалось около 200 человек. После окончания школы диверсанты проходили дополнительные четырехнедельные курсы при спецотряде «Бранденбург-800», который был по сути своей подразделением армейского спецназа, вроде нынешнего российского спецназа ГРУ или 75-го полка армейских рейнджеров армии США.
Подготовленных агентов немцы забрасывали в СССР. Зимой 1940/41 годов на территории бывшей Польши немцами были сформированы два отряда из украинских националистов ОУН. Один батальон «Нахтигаль», которым командовал Роман Шухевич, другой — «Роланд», им командовал Рихард Ярый. Форму бойцы обоих батальонов носили немецкую, и никаких украинских знаков различия у них не было. На допросе, уже в 1945 году, заместитель начальника Второго отдела Абвера Эрвин Штольце рассказывал:
«Выполняя упомянутые выше указания Кейтеля и Йодля (об использовании агентуры для разжигания национальной вражды между народами СССР), я связался с находившимися на службе в германской разведке украинскими националистами и другими участниками националистических фашистских группировок, которых привлек для выполнения поставленных выше задач.
В частности, мною лично было дано указание руководителям украинских националистов германским агентам Мельнику (кличка «Консул-1») и Бандере организовать сразу после нападения Германии на Советский Союз провокационные выступления на Украине с целью подрыва ближайшего тыла советских войск, а также для того, чтобы убедить международное общественное мнение в происходящем якобы разложении советского тыла…»
Львовский погром
Оба батальона, и «Нахтигаль», и «Роланд», с первых часов войны принимали участие в боях против советских войск. А оуновские боевики и диверсанты начали нападения на бойцов Красной Армии и мирное население. Известно, что с 24 по 28 июня во Львове они стреляли по советским солдатам с крыш домов. 30 июня 1941 года батальон «Нахтигаль» вошел во Львов вместе с Первым батальоном полка специального назначения «Бранденбург-800». А затем с 1 по 6 июля «Нахтигаль» вместе с боевиками ОУН уничтожили во Львове более трех тысяч человек — советских активистов, евреев и поляков, среди них свыше 70 известных ученых и деятелей культуры. Еще до войны была принята инструкция «Борьба и деятельность ОУН во время войны», где были такие строчки:
«Во времена хаоса и смуты можно позволить себе ликвидацию нежелательных польских, московских и еврейских деятелей, особенно сторонников большевистско-московского империализма; национальные меньшинства делятся на: а) лояльные нам, собственно члены все еще угнетенных народов; б) враждебные нам — москали, поляки и евреи. а) имеют одинаковые права с украинцами… б) уничтожать в борьбе, в частности тех, которые будут защищать режим: переселять в их земли, уничтожать, главным образом интеллигенцию, которую нельзя допускать ни в какие руководящие органы, вообще сделать невозможным «производство» интеллигенции, доступ к школам и т. п. Руководителей уничтожать… Ассимиляция евреев исключается».
Львовский погром
Съемки Львовской резни долгие годы хранились в советских архивах с пометкой «секретно», и далеко не каждый мог получить к ним доступ. Потому что очень уж противоречили лозунгам о братстве между народами черно-белые кадры, где простые украинские парни забивают палками полуголых окровавленных людей. В те июльские дни во Львове один из высших руководителей ОУН Ярослав Стецько заявил:
«Москва и жидовство — главные враги Украины… Считая главным и решающим врагом Москву, которая властно удерживала Украину в неволе, тем не менее оцениваю как вредную и враждебную судьбу жидов, которые помогают Москве закрепостить Украину. Поэтому стою на позиции уничтожения жидов и целесообразности перенесения на Украину немецких методов экстерминации жидовства, исключая их ассимиляцию и т. п.».
Жертвы Волынской резни
Ярослав Стецько был руководителем специальной группы ОУН из ста боевиков, которую в первый же день войны отправил во Львов Степан Бандера. Вечером 30 июля, как раз перед погромами и резней, они встретились с Романом Шухевичем и бойцами «Нахтигаля», а также с еще несколькими отрядами боевиков ОУН. В 20 часов в помещении львовского товарищества «Просвита» оуновцы провели Национальное собрание. На нем Ярослав Стецько произнес пламенную речь и зачитал Акт провозглашения Украинского государства. Первый день жизни этого «государства» был отмечен массовыми убийствами.
Немецкое руководство не сразу узнало о своеволии своих украинских воспитанников. Но когда 5 июля о провозглашении Украинского государства доложили Гитлеру, он тут же распорядился разобраться с этой ситуацией. Генрих Гиммлер получил задание незамедлительно пресечь своеволие украинцев. Гестапо арестовало Степана Бандеру, потом всех остальных членов правительства «незалежной Украины». Никаких независимых Украин в Третьем рейхе предусмотрено не было. И уж тем более немцы не считали возможным давать какие-либо послабления разного рода «недочеловекам», к которым они относили и украинцев.
О деятельности оуновцев в годы войны, об их сотрудничестве с немецкими властями, о страшных преступлениях украинских карателей и боевиков ОУН, в частности о «Волынской резне», написано немало. И я не хотел бы сейчас углубляться в этот вопрос. Потому что период с 1941 по 1945 год должен являться предметом отдельного исследования. И на самом деле, любой, кто интересуется этим вопросом, сможет без труда отыскать достаточное количество серьезной литературы по этой теме. Пособничество немцам, само по себе, конечно, отвратительно, как бы ни пытались сейчас оправдать его власти Украины, сочиняя нелепые байки о том, что ОУН якобы боролась с немецкими оккупантами. Правда, в воспоминаниях, дневниках и документах самих немецких оккупантов нет упоминаний о героических воинах ОУН, о том, что они нанесли немецким оккупантам хоть какой-то урон. В реальной жизни, а не сочиненной украинской истории, с немцами воевали советские или польские партизаны. А вот из боевиков ОУН немцы создавали карательные батальоны, из них набрали солдат в дивизию СС «Галичина» — «14. Waffen Grenadier Division der SS (Galizische № 1)».
Но все же преступления оуновцев, их война против СССР и своего народа под лозунгом «Буде крові по коліна — буде вільна Україна» (будет крови по колено — будет вольная Украина), в которой они уничтожали не только «москалей, поляков и жидов», но и всех «неправильных», по их мнению, украинцев, тех, что не хотели светлого националистического будущего, прямого отношения к «проекту «Украина» не имеют.
Ведь в этой книге мы рассматриваем технологию создания новой идентичности, технологию формирования национализма и, главное, технологию того, как все это можно использовать в политических целях. И поэтому нужно признать очень важный факт: всегда, с самого своего возникновения, украинский национализм был всего лишь чужим инструментом (что бы там ни думали о себе сами националисты). Так было в 1914-м в Австрии, в 1941-м в Западной Украине и в 2014 году на Майдане. И Украина — советская ли, австрийская ли, или нынешняя вроде бы независимая ни от кого — всегда была не субъектом политики, а объектом. Украина нужна была всем только для реализации текущих и будущих геополитических задач, а что там думает население этих территорий, мало кого интересовало. Поэтому про сотрудничество ОУН и Третьего рейха стоит понять одно — деятели вроде Бандеры или Шухевича являлись очевидными предателями украинского народа и украинской идеи, уже хотя бы потому, что в принципе вступили во взаимодействие с теми, кто планировал создать на месте Украины Рейхскомиссариат. И лидерам ОУН было отлично известно о планах немцев. Поэтому, когда сегодняшние украинские историки пишут, что, дескать, Бандера сотрудничал с немцами, потому что полагал с их помощью создать украинское государство — это откровенная ложь. Вот, например, в 1939 году закарпатские украинцы решили создать свое государство, сразу после раздела Чехословакии. Но Гитлер отдал Закарпатье венграм, потому что они были его союзники, и те утопили украинские выступления в крови. И Роман Шухевич, например, прекрасно знал об этом. Потому что сам воевал в те дни с венгерской и польской армией, будучи начальником штаба украинского восстания. Так что лидеры ОУН осознанно выбрали себе роль немецких марионеток, решив в большой войне поддержать сильную сторону (многим казалось, что вермахт невозможно сокрушить).
17 июля 1941 года на должность Рейхскомиссара Украины был назначен Эрих Кох, а сам Рейхскомиссариат был создан 20 августа того же года. Немцы предполагали, что некие внешние украинские атрибуты на этой территории они сохранят. И они на самом деле оставили украинский язык, сформировали украинскую вспомогательную полицию, и это выглядело логично в рамках реализации немецкого «проекта «Украина». Все та же политика «разделяй и властвуй». Действительно удобно управлять разными народами — русским, украинским, — при этом периодически натравливая один народ на другой. Чтобы славяне убивали славян. Большая западная мечта. Так было и во время Второй мировой, и во время распада Югославии, так происходит и сейчас. Вспомогательная полиция, набранная из оуновцев, ведь так и использовалась немцами. Для борьбы с партизанами, карательных акций, одним словом, для всей грязной работы.
Другое дело, что внешние украинские атрибуты не подразумевали сохранение в Рейхскомиссариате Украины самих украинцев, поскольку в немецкой расовой концепции они относились к низшей расе. Украина создавалась только для того, чтобы у высшей, арийской немецкой расы было «жизненное пространство». Предполагалось, что Рейхскомиссариат будет заселен в основном немецкими колонистами, а чтобы у них была рабочая сила, то небольшую часть украинцев собирались германизировать. Основную же часть должны были или выслать за Урал, после победы над СССР, или оставить потихоньку вымирать в Рейхскомиссариате, потому немцы планировали, что украинские недочеловеки будут ограничены в получении продовольствия, медицинских услуг, и к тому же их можно просто согнать в концлагеря. И по статистике за годы вой ны погиб каждый шестой житель УССР, включая мирных граждан. Вообще, чтобы лишний раз продемонстрировать, что Украина — это просто область Великой Германии, столицей Рейхскомиссариата немцы сделали не Киев, а город Ровно. Украинский историк Орест Субтельный с досадой отмечает, что не смогли немцы найти подход к украинскому народу. А то, видимо, сейчас жили бы украинцы в счастливой Европе.
«Политика нацистов в Украине была жестокой и недальновидной. Редко какому оккупационному режиму удавалось так быстро и окончательно настроить против себя первоначально дружелюбное или просто нейтральное население, как это сделали нацисты в Украине. Просто удивительно, насколько они оказались в плену своих теорий расового превосходства, чтобы настолько потерять чувство политической реальности. Грубейшие политические просчеты, допущенные немцами в Украине, поражали даже некоторых высокопоставленных лиц Третьего райха. В начале 1942 г., например, один из ближайших сотрудников Розенберга Отто Браутигам отмечал, что «сорок миллионов украинцев, радостно встречавших нас как освободителей, сегодня не только равнодушны к нам, но и начинают переходить в лагерь наших врагов». Но даже осознавая свои промахи, нацисты мало что делали, чтобы исправить их. По мнению многих современных историков, неспособность эффективно использовать нерусские народы (особенно украинцев) в борьбе против советского режима была одной из крупнейших политических ошибок Германии в этой войне».
Сразу после войны, после крушения Третьего рейха, ОУН нашла себе новых старших товарищей и стала сотрудничать со спецслужбами Великобритании и США, именно ЦРУ помогло легализоваться в Америке сотням украинских карателей и боевиков. Многих из них ЦРУ устроило на работу в украинские журналы, газеты, на радиостанции, которые вещали на СССР. То есть надо признать — украинские националисты не боролись никогда за независимую Украину. А боролись они за то, чтобы Украина была частью западного мира, хоть как — хоть в виде колонии, хоть в виде подконтрольной территории, хоть в виде королевства или Рейхскомиссариата. Не важно. Главное, чтобы не с Россией. Главное, чтобы против России. А с кем, с Абвером или ЦРУ, вообще значения не имеет.
И на самом деле украинские националисты стали для спецслужб США таким же удобным и эффективным инструментом, как для немцев, или австрийцев, или большевиков. В начавшейся холодной войне Запада и СССР проект создания независимой от Советского Союза Украины стал крайне актуальным. И судя по действиям американцев в послевоенные годы, шаги по реализации будущего проекта отделения Украины были расписаны лет на 50 вперед. Остается только восхититься умением наших западных друзей планировать и строить стратегические расчеты.
В 1959 году Конгресс США принял резолюцию о порабощенных Москвой народах. Причем что интересно, в тексте там перечисляются народы, утратившие независимость благодаря «империалистической политике, прямой и косвенной агрессии коммунистической России». Это важно, не СССР, а именно России. Для Запада никогда не имело значения, как называется государство, расположенное на одной шестой (теперь вот на одной восьмой) части суши — Российская империя, СССР или Российская Федерация. В числе порабощенных народов и территорий были, например, и такие: Идель-Урал — это все Поволжье, Казакия (Cossackia) — это юг России, и, кстати, Донбасс, и Туркестан. То есть по сути, до сих пор принятая в 1959 году резолюция актуальна для США. Ведь Поволжье, татар и башкир, так и не смогли оторвать от России. Чтобы начать освобождение порабощенных народов, власти США по инициативе Василия Кушнира, ученого и политика, кстати, опекавшего бойцов дивизии СС «Галиция», попавших в американские лагеря, решили собрать в одну организацию разбросанных по Европе и США оуновских боевиков.
И вот по инициативе военного отдела ОУН 19 ноября 1967 года в Нью-Йорке была создана организация с пафосным и красивым названием (как это любят американцы) The World Congress of Free Ukrainians — Всемирный конгресс свободных украинцев. Его открывал профессор Лев Добрянски, идейный русофоб, родившийся в семье украинских эмигрантов в США. Именно он, кстати, инициировал принятие резолюции о порабощенных народах, и на открытии профессор заявил, что ВКСУ — это «гимн свободной земле: Вашингтону от воинов против коммунизма, в Корее и Вьетнаме, седых воинов славных украинских Сечевых Стрельцов и еще молодых вояк УПА». Среди учредителей ВКСУ были такие свободные украинцы, как вдова основателя ОУН Ольга Коновалец, вдова Андрея Мельника София Мельник, беглые лидеры ОУН Олег Штуль и Степан Ленкавский, Ярослав Стецько и даже президент УНР в изгнании Николай Левицкий. Кстати сказать, одной из лучших учениц профессора Добрянски была Екатерина Чумаченко, будущая жена президента Украины Виктора Ющенко.