История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины Рябинин Юрий

Возвратиться в прах

Еврейское Дорогомиловское кладбище

Первая малочисленная еврейская община в Москве сложилась в 1670-е годы. За несколько лет до этого в столице поселился цирюльник-фельдшер из Силезии Даниил фон Гаден, по-русски — Фунгаданов. Позже он принял православие и стал именоваться Стефаном. Однако, судьба его была незавидна: восставшие в 1682 году стрельцы схватили «жидовина»-лекаря и буквально искромсали его топорами на части.

Но к этому времени в Москву переселилось множество родственников и знакомых лекаря Фунгаданова. Потом подъехали еще и их знакомые и родственники. И, таким образом, в Первопрестольной образовался обычный для городов Восточной Европы еврейский кагал. Причем большинство этих евреев придерживались своего традиционного верования. А, следовательно, они не могли быть похороненными на христианском кладбище. Вспомним, что до середины XVIII века умерших в Москве хоронили либо на приходских погостах, либо в монастырях. Мог ли на такое кладбище попасть иноверец, тем более «жидовин»?!

Но где именно хоронили евреев до появления еврейского кладбища в Дорогомилове, точных сведений не имеется. Одно можно сказать с уверенностью: на православных кладбищах их не хоронили.

Та, первая, еврейская колония конца XVII — начала XVIII веков компактно расселялась в двух московских слободах — Немецкой и Мещанской. В Немецкой слободе тогда жили большей частью лютеране и латиняне. И у этих «ино-славных» уже имелось свое немалое кладбище — в Марьиной роще. Обратим внимание: если Немецкая слобода находится от Марьиной рощи довольно далеко, то Мещанская прямо с ней соседствует. Это лишь наша гипотеза, но, в связи со сказанным, представляется следующее: скорее всего, на старом лютеранском кладбище в Марьиной роще, или вблизи него, был и невеликий еврейский участок.

До самого царствования Екатерины Второй евреев в России вообще было очень мало. Естественно, и в просторных погостах малочисленные отдельные кагалы тогда не нуждались, — есть где-то клочок земли, и довольно. Но после раздела Польши, когда на территории империи оказались десятки тысяч евреев и часть из них — преимущественно купечество — стали постоянными или временными жителями столиц, в Москве, в частности, потребовалась и дополнительная площадь для устройства места захоронений этих иноверцев.

В 1788 году такая площадь для еврейского кладбища была выделена. Евреям тогда отмерили восемьсот квадратных саженей за недавно появившимся православным Дорогомиловским кладбищем. Это теперь почти центр города. Но тогда это была даже не Москва: только от Дорогомиловской заставы до кладбища по пыльному проселку выходило все полторы версты пути! Спустя без малого век — в 1874 году — к кладбищу была прирезана еще тысяча с небольшим квадратных саженей. По современной системе мер это в сумме получается что-то около гектара. Или приблизительно два футбольных поля. Немного.

Каким было еврейское Дорогомиловское кладбище двести с лишним лет назад, можно разве только вообразить. Да и то не получится. Но вот уникальное свидетельство столетней давности сохранил для нас наш старый знакомый — гид из прошлого — Алексей Тимофеевич Саладин. Он пишет, что на еврейском Дорогомиловском ближе к входу стояли обычные гранитные, как на многих московских кладбищах, разве без крестов, монументы известных московских евреев — И. И. Левитана (обелиск-часовня), Г. Б. Иоллоса (красивый невысокий гранитный портал), М. С. Демент (черный мраморный столб с пылающим светильником и небрежно брошенной пальмовой ветвью), М. И. Эфроса (серый портал полированного гранита, с урной наверху). Так же Саладин упоминает «богатые усыпальницы» столичных евреев-миллионщиков — Понизовских, Высоцких, Слиозбергов. Что именно такое еврейские «богатые усыпальницы», автор не объясняет. Скорее всего, что-то вроде наших часовен.

Но дальше Саладин рассказывает нечто необычное: «Беднейшие могилы расположены в глубине кладбища, ближе к берегу реки Москвы. Здесь мрачно и даже жутко. Какие-то миниатюрные кирпичные домики с железной крышей или просто деревянные ящики, в которых как будто чудится пребывание духа умерших. Приятнее видеть простые доски с надписями на еврейском языке, вколоченные на могилах совершеннейших бедняков».

Саладин приводит неожиданное свидетельство: оказывается, в его эпоху и несколько раньше в Москве жили евреи — «совершеннейшие бедняки». Как же, интересно, они выходили за черту оседлости? Всегда считалось, что в столицах дозволялось селиться евреям либо высших купеческих гильдий, либо с университетским образованием. Но среди таковых вряд ли нашелся бы хоть один «совершеннейший бедняк». Так, может быть, прочная, как государственная граница, черта оседлости — одно из произведений талантливого на мифотворчество еврейского народа?

Еврейские похороны в старину представляли собой совершенно необыкновенное зрелище. Вот какую картину мог видеть русский обыватель, который жил в Дорогомиловской слободе или случайно встречал процессию на Можайской дороге. От заставы к кладбищу процессия двигалась обычным порядком, так же как на похоронах русских: дроги с гробом, экипажи с родными и близкими, или, если последние были не Понизовскими, Высоцкими и Слиозбергами, шли, понурясь, пешим ходом, вслед за дрогами, — все в лапсердаках и широкополых шляпах. Но у самого входа на кладбище происходило нечто потрясающее: закутанного в простыни покойного вдруг вынимали из гроба и бегом — именно бегом! — на руках относили к могиле, где и предавали земле. Наверное, русские мужички, глядя на эту картину, крестились и шептали молитву.

Но это все делалось в соответствии с еврейскими обычаями. Дело в том, что по древнему закону, еврей должен быть похоронен в тот же день, когда он умер, за исключением субботы и национальных праздников. Предположим, еврей умер под вечер, а похоронить его требуется сегодня же. Естественно, выполнив наскоро все причитающиеся обряды, близкие бегом — чтобы успеть засветло, — относили его на кладбище. Причем, предавали земле без гроба. Потому что евреи буквально понимают слова Бога, адресованные провинившемуся Адаму: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3:19). То есть прах, оставшийся от человека, должен непосредственно соприкоснуться с «прахом»-землей. А гроб — это уже что-то незаконное промежуточное между тем и другим.

А почему евреи все это проделывали практически уже на самом кладбище, а не, скажем, от самого дома покойного? — потому что по российским законам умершего можно было везти, или нести, по городу не иначе как в гробу.

Традиция предавать «прах — праху» у евреев, хотя и сильно в видоизмененной форме, сохранилась до нашего времени. Нет, хоронят они теперь не без гроба. Но только в днище гроба евреи предварительно вырезают небольшое отверстие, чтобы прах умершего все-таки касался «праха» земного.

Итак, проследим весь традиционный еврейский похоронный обряд — от последнего вздоха умирающего, до обустройства его могилы. Сведения взяты нами из хасидской брошюры «Помни!».

Последние часы жизни

— Запрещено приближать кончину человека даже на одно мгновение, даже по его просьбе.

— На каждом лежит обязанность выполнить любую просьбу умирающего, если она не противоречит Закону (например, кремация, медицинские опыты).

— Нельзя оставить умирающего одного. Принять последний вздох — проявление высшего уважения.

С момента смерти до похорон. Обращение с телом умершего

— Человеческое тело создано по образу Божьему, и неуважительное отношение к нему — оскорбление Творца. Тело запрещено вскрывать или кремировать.

— Глаза и рот после кончины должны быть закрыты близкими.

— Тело выпрямляют, снимают с кровати на пол (предварительно подстелив подстилку) ногами к двери. Покойного накрывают простыней. Запрещено выставлять его на обозрение.

— У изголовья ставят свечу.

— Нельзя оставлять покойного в комнате одного. Кто-либо из членов семьи или любой другой еврей («шоймер») должен находиться с ним все время. Принято читать у тела псалмы.

— В комнате, где лежит умерший, нельзя есть, пить, курить и вообще удовлетворять потребности живых.

— Тело нельзя двигать и даже прикасаться к нему без крайней нужды.

— Выливают всю воду, бывшую в доме в момент смерти.

— Зеркала и зеркальные поверхности в квартире должны быть завешаны.

— Открывают окно.

— С момента смерти и до конца траура в доме должна гореть негасимая свеча или лампадка — «немошэ лихт» (электрическая лампочка нежелательна).

Подготовка к похоронам

— Тело должно быть омыто и очищено. Моют все тело самым тщательным образом водой комнатной температуры. Абсолютно чистое тело должно быть последовательно и равномерно омыто минимум 20 литрами воды.

— На глаза покойного кладут щепотку земли или глиняные черепки.

— После этого умершего одевают. Одеяние, по традиции, должно быть из белой материи, простое и одинаковое для всех, без узлов и карманов («тахрихим»).

— Не надевают обуви на покойного.

— Омовение и одевание совершают евреи.

— Очищенного и облаченного умершего кладут в гроб. Гроб должен быть деревянным с выбитой одной из нижних досок или просверленным отверстием не менее 4 см в длину, как сказано: «ибо прах ты и в прах возвратишься».

— Не кладут на тело ничего, в том числе цветов.

— Гроб закрывают сразу же. Выставлять останки напоказ — кощунство и надругательство над беззащитным телом. Уважение не позволяет делать из него куклу.

Время похорон

— Не хоронят в субботу и еврейские праздники (йомтов).

— Кроме этих случаев, откладывать похороны даже на один день запрещено. Задержка похорон — дополнительные мучения для души.

В последний путь. Законы похорон

— Тело выносят ногами вперед.

— Несут гроб только евреи.

— Высшим проявлением скорби является «крие» — надрыв одежды в знак траура и отчаяния от потери. По родителям «крие» делают с левой стороны, по другим близким — с правой. «Крие» не делают на белье и верхней одежде (куртка, пальто).

— После «крие» скорбящий произносит благословение: «Борух Ато А-дой-ной Э-лой-гейну Мэлэх го-Ойлом Даянго-Эмес» — «Благословен Ты, Г-сподь, Б-г наш, Царь Вселенной — Судья праведный».

— Лопату не передают из рук в руки; один человек втыкает лопату в землю, а другой берет ее.

— «Моле» (траурную молитву «Кель моле рахамим») читают после того, как могила засыпана. Читают также «Циддук га-Дин» — «Оправдание Суда», псалмы 17 (не читают в те дни, когда не читают покаянной молитвы «Таханун»), 23, 49, Надгробный кадиш. Кадиш читают только в присутствии «миньяна» — 10 евреев, мужчин старше 13 лет.

— Дают цдоку — пожертвование бедным.

— Утешающие обращаются к скорбящим со словами: «Га-Моком инахэм эсхэм би-сойх шэор авийлей Циёйн в-Ирушо-лаим» — «Вездесущий утешит вас и всех скорбящих Сиона и Иерусалима».

— При выходе с кладбища обязательно омывают руки, не вытирая их.

— Запрещено устраивать так называемые поминки, не устраивают застолья. По возвращении с кладбища скорбящим подают трапезу сочувствия: хлеб, крутое яйцо и вареную чечевицу (или бобы). Все время траура не едят мяса и не пьют вина (за исключением суббот и праздников).

Правила поведения на кладбище

— Евреев запрещено хоронить на нееврейском кладбище, в окружении языческих символов.

— Мужчины должны быть с покрытыми головами.

— На кладбище нельзя: есть и пить, садиться или ходить по могилам, брать домой что-либо с кладбища (цветы, плоды и т. п.), вести себя легкомысленно (петь, рассказывать анекдоты).

Установка памятника

— Время установки памятника регулируется обычаем, в любом случае — не более года со дня похорон.

— Не принято ставить роскошные памятники, ибо не должно быть конкуренции перед лицом смерти.

— Не принято сажать рядом с могилой деревья.

— В еврейской традиции приняты горизонтальные памятники.

— Запрещено выполнять скульптурные изображения покойного.

Дополнительные сведения

— Евреи не кладут цветов или венков к могиле. Цветы на могилу, а тем более положенные в гроб, — языческий обычай жертвоприношения духам предков, запрещенный у евреев. Если по ошибке цветы уже принесены, их можно положить у могилы без обрядов и церемоний других вер и народов. В некоторых общинах существует обычай класть на могилу камешек.

— Запрещено принимать участие в религиозных и этнических обрядах других народов.

— Подойдя к могиле, кладут левую руку на могильный камень.

— Не принято посещать могилу дважды за одно посещение кладбища.

— Принято посещать могилы предков и праведников в месяц элул (месяц перед Рош га-Шоно) и в дни между Рош га-Шоно и Йом-Кипуром.

Не правда ли, в глаза бросается поразительная смесь веры в Бога истинного и суеверий: молитвы благословения, псалмы, кадиш у евреев странным образом сосуществуют с обычаем не передавать из рук в руки лопату, что сродни нашему суеверному правилу не передавать каких-либо вещей через порог. Впрочем, это чужой монастырь. Кстати, евреи абсолютно правы в отношении цветов: возлагать цветы на гроб и на могилу — это древний языческий, в том числе и славянский, обычай, странным образом перекочевавший из дохристианских похорон в похороны по христианскому обряду. Теперь нередко даже кресты на могиле украшают цветами! Другое дело, что люди, конечно, уже отнюдь не связывают этот обычай с какими бы то ни было религиозными нехристианскими представлениями. Цветы на кладбище теперь имеют чисто эстетическое значение. Да и то! — какая это жертва? — бумажный или пластмассовый цветок на проволочной ножке?!

Но для нас особенно важен пункт, запрещающий хоронить евреев на нееврейских кладбищах. Если этот пункт рекомендуется выполнять на рубеже XX–XXI веков (брошюра «Помни!» выпущена в 1995 году), то, очевидно, он еще с большей ревностью выполнялся в старину. Это косвенно подтверждает нашу версию о том, что до появления Дорогомиловского еврейского кладбища, московские евреи имели где-то свое отдельное место погребение. И, скорее всего, в Марьиной роще, рядом с «инославными».

С начала 1930-х годов, в соответствии с постановлением о ликвидации Дорогомиловского кладбища — и русского, и еврейского, — довольно много захоронений были перенесены на другие московские кладбища. Но еще больше могил пропало: какие-то захоронения при застройке Кутузовского проспекта вообще были вывезены с грунтом неизвестно куда, какие-то до сих пор скрыты под газонами и дорожками во дворах между Кутузовским и Москвой-рекой.

Довольно много «дорогомиловских» покойных — по некоторым сведениям до трети — оказалось на новом Востряковском кладбище. Туда, например, перенесли прах двух знаменитых «дорогомиловцев» — банкира, «московского Ротшильда», как его называли, Лазаря Соломоновича Полякова (1843–1914) и раввина московской Хоральной синагоги Якова Исаевича Мазэ (1858–1924).

Л. С. Поляков — фигура, очень неудобная для антисемитов всех времен. В их представлении любой еврейский магнат — это непременно шпион и слуга некоего иудейского закулисья, обер-гешефтмахер, который неправедно наживает капиталы в среде доверчивых, простосердных «гоев» только для того, чтобы затем эти самые капиталы перевести на нужды мирового еврейства и, прежде всего, упомянутого закулисья. Деятельность Л. С. Полякова совершенно опровергает этот стереотип. Братья Поляковы столько вложили в Россию, в ее экономику, что и спустя век после смерти последнего и самого знаменитого из них — Лазаря Соломоновича — русские люди продолжают пользоваться наследием этой еврейской фамилии. По-ляковские капиталы служат нам до сих пор!

Уже будучи крупнейшим в России банкиром, Л. С. Поляков в 1888 году унаследовал состояние своего брата Самуила Соломоновича — «железнодорожного короля», — построившего на юге девять ж.-д. линий протяженностью около четырех тысяч верст! Причем состояние последнего заключалось, прежде всего, в акциях ж.-д. компаний. И, таким образом, «железнодорожным королем», продолжившим дело брата, с тех пор стал сам Лазарь Соломонович.

И все-таки, прежде всего, Л. С. Поляков оставался банкиром. В 1899 году на углу Кузнецкого и Рождественки по проекту архитектора С. С. Эйбушитца было построено монументальное здание в стиле римского барокко для главного банка Л. С. Полякова — Международного торгового. Интересно, что и в советский период, и в наше время это здание служит одному и тому же учреждению — банку.

Л. С. Поляков был акционером многих промышленных предприятий. Прославился он так же и как щедрый благотворитель и меценат: делал значительные вклады на попечительство неимущих, выделял средства музеям. В благодарность за помощь, оказанную Л. С. Поляковым Музею изящных искусств, один из залов музея был назван его именем.

Умер Л. С. Поляков 12 (25) января в Париже, где вел переговоры с финансовыми партнерами. Похоронен был через десять дней в Москве на еврейском Дорогомиловском кладбище. На Александровском вокзале, куда прибыл поезд с телом умершего, его встречали свыше двух тысяч человек во главе с самим московским градоначальником А. А. Адриановым. Но это и не удивительно: Л. С. Поляков был не только крупнейшим коммерсантом и промышленником, но еще и высокопоставленным чиновником — тайным советником, а также кавалером трех Станиславов.

В 1930-е годы прах Л. С. Полякова был перенесен на Востряковское кладбище. По всей видимости, на старом месте над могилой миллионера и статского генерала стоял впечатляющий монумент. Перенести же его вместе с останками умершего в Востряково, очевидно, возможности тогда не было. И, скорее всего, надгробие — тонны ценного камня — пустили на нужды народного хозяйства, как это нередко случалось в то время. На новом же месте лишь совсем недавно, уже в 2000-е годы, над могилой Л. С. Полякова был установлен довольно приличный, хотя и вовсе не помпезный, памятник — невысокая черная полированная гранитная плита, на которой написано: Председатель Московской Еврейской Общины Лазарь Соломонович Поляков скончался 28 Тевет 5674 г.

Справа от Л. С. Полякова на камне надпись: Московский раввин Яков Исаевич Мазэ 1858–1924.

Мазэ, или Мазе, — это аббревиатура еврейского словосочетания «Ми-Зера Аарон Хакоэн», что в переводе означает: из рода Аарона первосвященника. Родился будущий московский раввин, как и полагается, в черте оседлости — в Могилеве. Он учился на юридическом факультете Московского университета, по окончании которого семь лет служил помощником присяжного поверенного и стряпчим. Одновременно Яша изучает еврейское богословие и участвует в богослужениях. И, в конце концов, получает должность раввина московской синагоги.

Именно при раввине Мазэ в Москве появилась новая настоящая достодивность — Хоральная синагога в Спасоглинищевском переулке. В 1886 году архитектор Семен Семенович Эйбушитц разработал проект величественного здания с куполом. Эйбушитц был родом из Австрии, и за основу проекта он взял синагогу в Вене. Но окончательно достроено здание было только в 1906–11 годах под руководством знаменитого архитектора Р. И. Клейна. Столь долгий срок строительства объясняется всякими претензиями к проекту со стороны властей.

Раввин Мазэ является основоположником сионистского движения в России. Он даже выезжал в Палестину для переговоров о закупке земли для еврейских переселенцев. Впрочем, результата это тогда не принесло.

Но настоящая известность пришла к раввину Мазэ в 1913 году, когда он выступал в качестве эксперта по вопросам иудаизма на нашумевшем на весь мир деле Бейлиса в Киеве. В значительной степени именно благодаря доводам раввина Мазэ Бейлис был оправдан. Впрочем, приговор суда по этому делу оказался неожиданным для всех: присяжные решили, что Бейлис не виновен, но убийство — ритуальное. Следовательно, русского ребенка все равно убили какие-то евреи по своим религиозно-обрядовым соображениям. Удивительно, почему же сторонники Бейлиса — и прежние, и нынешние — празднуют свою победу по этому делу? Дело-то как будто до сих пор открыто…

Во время Первой мировой по инициативе раввина Мазэ было учреждено Московское еврейское общество помощи жертвам войны. Стараниями этого общества был устроен лазарет для раненых, оказывалась помощь отставникам, вдовам и сиротам погибших солдат-евреев. Деятельность общества и лично раввина Мазэ высоко оценил император Николай Александрович.

После революции, когда начались гонения на любое вероисповедание, в том числе и еврейское, у раввина Мазэ появилась новая забота — отстоять Хоральную синагогу от закрытия. Он встречался со многими большевистскими лидерами, дошел до самого Ленина, но своего добился: главная московская синагога осталась у верующих.

Когда Мазэ умер, проводить его в последний путь вышли все московские евреи. Так велик был авторитет раввина. Многотысячная похоронная процессия двигалась от Спасоглинищевского переулка до еврейского Дорогомиловского кладбища несколько часов.

В 1930-е годы останки Мазэ по известной причине были перезахоронены на еврейском участке в Вострякове.

Судьбы других знаменитых евреев-«дорогомиловцев» сложились по-разному. Исаака Ильича Левитана и революционера Абельмана тогда перезахоронили на Новодевичьем. А могила известного публициста, редактора газеты «Русские Ведомости», депутата Второй Государственной думы Григория Борисовича Иоллоса вообще пропала под сталинским ампиром, — никто не позаботился прах этого достойного человека куда-либо перенести. Кстати, вот благая и благородная задача для современной московской еврейской общины, которую возглавляет Леопольд Яковлевич Каймовский, — установить где-нибудь среди «дорогомиловских» могил Вострякова символическое надгробие Г. Б. Иоллосу. Это была бы дань памяти не только знаменитому москвичу и выдающемуся российскому гражданину, но всей его эпохе, всей той противоречивой — обильной и голодающей, высокодуховной и невежественной, толерантной и антисемитской — предреволюционной России.

Под полумесяцем в ляхете

Татарское (мусульманское) кладбище

Это небольшое кладбище на крутом склоне Андреевского оврага теперь принято называть Мусульманским Даниловским, или просто Мусульманским. Хотя местные жители неизменно именуют его по-старому — Татарским. Это было прежде официальным названием кладбища, и именно под ним оно значится на картах Москвы еще первой половины ХХ века. Мы будем придерживаться именно старого варианта, потому что, во-первых, автор сам является местным жителем — коренным даниловцем, — но, главное, книга наша преимущественно о прошлом: об истории столичных кладбищ и вообще о московской старине.

Кто такие татары? Нынешние татары — поволжские, во всяком случае, — утверждают, что они потомки волжских булгар, покоренных, вместе с русскими, ханом Батыем, но, в отличие от последних, ставшие не подъяремными данниками Золотой Орды, а полноправными гражданами этого государства.

Но само наименование этноса — татары — вовсе не золотоордынское. Происхождение его не вполне ясное. Чаще всего оно объясняется следующим образом: когда в Европе стало известно, что где-то на восходе солнца появился великий завоеватель, который со своим бесчисленным свирепым воинством сокрушает державу за державой, причем движется на Запад, у встревоженных христиан, прежде всего у греков как ближайших к Азии европейцев, это вызвало ассоциацию с апокалипсическим явлением антихриста и адовых сил. Ад, преисподняя, или вообще нечто весьма страшное, по-гречески — tartaros. Возможно, именно от этого слова происходит общеевропейское наименование орд Чингисхана, а затем и Батыя — татары. Кстати, европейцы еще во второй половине XIX века дальневосточных монголов называли татарами. В воспоминаниях участников так называемых Опиумных войн — англичан и французов — нередко фигурирует татарская конница, действующая на стороне китайцев. Вспомним, что в то время еще обе Монголии были в составе Поднебесной.

У русских также никаких альтернативных наименований орде, кроме как татары, не было: «…Пришел на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством воинов татарских и стал на реке на Воронеже близ земли Рязанской», — рассказывает «Повесть о разорении Рязани Батыем». Кажется, только уже Карамзин начинает Орду «по-научному» именовать «моголами». Ну а затем уже понятия «монголы», «татаро-монгольское иго» окончательно закрепились в нашей историографии.

Даниловское мусульманское кладбище

Очевидно, те кочевые дальневосточные монголы — преторианцы Батыя, — осев в Поволжье, вскоре ассимилировались среди несравненно более многочисленных, да и более культурных народов и, прежде всего, конечно, булгар. История знает множество примеров, когда пассионарные завоеватели впоследствии бесследно растворялись в завоеванном народе. К тому же затем Золотая Орда приняла магометанство, что еще более стерло этнические различия в этом государстве.

И уж тем более русского человека вряд ли интересовало, к какому именно этносу относится, к какой языковой группе принадлежит баскак, который периодически приезжает отнимать у него последнее. Для русских все ордынцы были едиными татарами.

Но затем произошло то, что иногда случается в отношениях между народами: поволжские ордынцы усвоили название, которое по отношению к ним употребляли более многочисленные соседи. И с некоторых пор стали точно так же именовать себя сами — татарами.

Историю татарских захоронений в столице вполне можно вести с 1237 года, когда Батый захватил и спалил невеликий деревянный городок на безвестной речке Москве. Видимо, и у татар при этом были кое-какие потери, и где-то своих погибших воинов они похоронили. Немало татар легло в московскую землю и в 1382 году, когда хан Тохтамыш, за отсутствием князя и его дружины, обманом проник в Кремль и устроил там натуральную резню. Правда, этих татар хоронили уже не свои, — Тохтамыш, едва узнав, что в Москву возвращается Димитрий с войском, бежал, бросив не только убитых соплеменников, но даже и не обременяя себя трофеями. И, понятно, едва ли Димитрий Иоаннович похоронил этих незваных гостей с почестями. Но все равно где-то их, очевидно, за копали. Более или менее цивилизованные отношения между татарами и русскими начали устанавливаться еще в период ига. Есть свидетельства, что на рубеже XIV–XV веков в Москве уже оседло жили магометане. А к моменту «стояния на Угре» московский татарин вообще перестал быть редкостью. Это объясняется тем, что в Орде в XV веке происходили бесконечные и кровавые политические распри. И некоторые обездоленные в своем улусе ордынцы тогда вынуждены были искать убежища у стремительно набиравшего силу великого московского князя. Кроме того, Иоанн Третий, например, был в союзе с крымским ханом, и в Москве при нем находилось посольство крымчаков.

Доподлинно известно, что с незапамятных времен и до конца XVIII века в Москве существовало немалое татарское кладбище. Оно находилось за Калужскими воротами Земляного города: где-то на пространстве между Москвой-рекой, Крымским валом и Ленинским проспектом. Кстати, это при дороге на Крым. У Крымского брода через Москву-реку. По всей видимости, образовалось оно первоначально именно как кладбище союзников-крымчаков. Большая часть этой территории и по сей день свободна — ее занимает парк культуры им. Горького. Вот бы где покопаться московским археологам! Что там хранит земля, интересно, какие тайны?

Это старое татарское кладбище вошло в историю благодаря одному своему захоронению — 671 года. Тогда здесь — или в непосредственной близости — был предан земле казненный Степан Тимофеевич Разин.

Разина казнили на Красной площади возле самого Лобного места 6 июня. С точки зрения государственной власти предводитель крестьянского восстания, бутовщик, преданный церковью анафеме, был вне всякого закона. До такой степени вне закона, что ему не полагалось иметь даже могилы. То есть память о нем должна быть сведена к минимуму. А могила, в общем-то, имеет не последнее значение в памяти о покойном. На удивление, этот древний обычай нисколько не переоценен и в наше время, — время, как говорят, гуманизма, либерализма и долгожданной гармонии закона с совестливым отношением. До сих пор казненный или умерший в заключении преступник является собственностью государства, родственникам не выдается, а хоронится, обычно, тайно, в безвестной, безымянной могиле.

Можно вспомнить несколько примеров из прошлого. Да и из настоящего тоже.

Царь Димитрий был убит, сожжен, и пепел его развеян по ветру в подмосковном селе Нижние Котлы в 1606 году.

Предводитель казачьего восстания Иван Болотников ослеплен и утоплен в Каргополе в 1608-м.

Сотни стрельцов были казнены в 1698 году Петром I. «Целые пять месяцев трупы не убирались с места казни», — пишет Соловьев. Куда же их дели впоследствии? Где-то же их закопали? Сотни трупов так просто не похоронить, чтобы никаких следов не осталось. Это же целое кладбище! Вот тоже интересная задачка для историков: куда делись казненные Петром стрельцы?

Руководитель крупнейшей в истории крестьянской войны Емельян Пугачев казнен в Москве на Болоте в 1775-м. Где именно похоронен — неизвестно.

Пятеро руководителей восстания декабристов казнены в 1826-м в Петропавловской крепости в Петербурге. Закопаны на острове Голодай (Декабристов), но конкретное место могилы не известно.

Верховный правитель России адмирал Колчак казнен под Иркутском в 1920 году. Труп сброшен в Ангару.

Советский министр МГБ Лаврентий Берия казнен в 1953-м. Предположительно сожжен в Донском крематории. Место захоронения праха — не известно.

Директор московского гастронома № 1 («Елисеевского») Ю. Соколов за беспрецедентные хищения казнен в 1984-м. По всей видимости, кремирован. Где именно останки — неизвестно.

Нужно ли говорить, что ни в коем случае не выдаются родственникам тела казненных или умерших в пожизненном заключении злодеев, вроде Чикатило?..

Захоронение Разина на татарском кладбище на первый взгляд выглядит действием, лишенным смысла, абсурдным. А зачем? Вывезли бы куда-нибудь подальше в поле да закопали. Но в данном случае, как, впрочем, и во всяком другом, надо учитывать величину преступления казненного и господствующую на данном историческом этапе мораль. На что покусился Разин? Не просто на устои. Не просто на государственную власть. А на власть от Бога! Следовательно, на самого Бога! Поэтому, по разумению победителей — «помазанников», — его не только нельзя было похоронить по-людски, но даже просто где-либо закопать в укромном месте, уже было бы послаблением, почти наградой первому бунтовщику Стеньке. Нет! — его искромсанное на плахе тело должно и после погребения, до самого скончания века, подвергаться казни!

Согласно христианскому вероучению, лишь верные воскреснут, когда состоится второе пришествие Христа, — они, как считается, восстанут из гробов «во плоти». Неверным же удел — нескончаемые мучения, вечный ад. А кто в представлении Древней Руси были самыми неверными? — конечно же магометане. Они мыслились такой же противоположностью спасительному христианству, как ночь — дню, тьма — свету, ад — раю и т. д. А их место погребения, наверное, и представлялось тем самым тартаром, из которого, они когда-то вышли, чтобы погубить Святую Русь. Так вот же куда следует закопать бунтовщика Стеньку! — в самый тартар! к татарам! Чтобы уж наверняка не было ему спасения.

Татарское кладбище за Калужскими воротами было ликвидировано, когда уже появилось новое, нынешнее — почти в трех верстах южнее старого. Объясняется это решение довольно просто: к концу XVIII века Москва далеко вышла за пределы Земляного города. И получилось, что немалое, к тому же иноверческое, кладбище оказалось уже в самой Москве. В то время ни одно русское кладбище, за исключением мелких монастырских и приходских, не располагалось так близко к центру столицы, как татарское — на самом Садовом кольце! В 1771 году, за новой московской границей — Камер-Колежским валом — появилось по известной причине сразу несколько новых кладбищ. Понятно, невиданный мор уносил тогда жизни не одних только русских людей. Потребовались также новые места захоронений и для московских иноверцев и инородцев. Вот тогда-то, одновременно с учреждением русского Даниловского кладбища, чуть западнее него, была выделена немалая территории для погребения на ней магометан.

О том, что татарское Даниловское кладбище точно такое же «чумное», как и его сосед — русский погост, — позволяет судить счастливая находка, сделанная в наше время. Эту историю нам рассказал главный смотритель татарского кладбища (официально — Мусульманского Даниловского кладбища) Сергей Борисович Силайкин — настоящий некрополист-краевед, какие, увы, крайне редко встречаются среди работников похоронной сферы.

В 2000 году на кладбище хоронили Махмуда Эсамбаева — великого артиста и непревзойденного танцора. И когда ему рыли могилу — на главной дорожке, в нескольких шагах от входа, — могильщики наткнулись на большой камень. Это оказалось старинное надгробие — усеченная пирамида на более широком постаменте. Высота надгробия порядка метра, площадь постамента — с квадратный аршин, пожалуй. Надписей на камне — никаких. Но на одной из сторон постамента выбита дата: 1783 ГОДА.

Сергей Борисович проконсультировался со специалистами — историками, — которые определили, что камень этот — монумент, не характерный для православных кладбищ, это именно иноверческое надгробие. Прежде всего, об этом можно судить по отсутствию надписей: традиционно у магометан не принято оставлять на могиле каких бы то ни было сведений о покойном.

Самые первые захоронения не сохранились ни на одном из «чумных» кладбищ. Это естественно: умерших от моровой язвы каждый день привозили сотнями, закапывали в общие ямы, и в лучшем случае ставили над ними единый для всех символ: у православных деревянный крест «в ногах», у магометан — «над головой» обычный кол с полумесяцем наверху. Перечислить поименно погребенных в такой яме было совершенно невозможно. Да их никто и не знал, — Москва вымирала целыми улицами. Некому и некогда было составлять поименные списки, — скорей бы только закопать! Умерших тогда чаще всего даже не отпевали.

Персональные памятные знаки из какого-либо долговечного материала на «чумных» кладбищах стали устанавливать значительно позже. Во всяком случае, нам нигде на кладбищах 1771 года не повстречалось надгробие с датой, относящейся к XVIII веку. Первые годы после чумы на этих кладбищах вообще хоронили довольно редко. Потому что Москва обезлюдела. И большинство из них за ненадобностью были закрыты и ликвидированы впоследствии. Нынешние «чумные» — это лишь немногие из сохранившихся. Если все-таки на них кого-то и хоронили, то, понятно, это был самый простой, «черный» люд. Какие состоятельные или благородные москвичи понесут своего умершего сродника хоронить рядом с чумными могильниками?! А на могиле малоимущего простолюдина — тяглового, оброчного, дворового — вкапывался сосновый крест с самой лаконичной надписью: Р. Б. ИВАНЪ; Р. Б. НИКИТА; Р. Б. ФИРСЪ; Р. Б. ИЛIЯ; Р. Б. КЛИМЪ; Р. Б. МАТРОНА; Р. Б. IУЛIАНА и т. д. Такой памятный знак редко когда выдерживал более 10–12 лет вечного московского ненастья. Могила пропадала. Лишь где-то с 1820–1830 годов на «чумных» кладбищах стали появляться основательные надгробия с более информативными надписями. На раскольничьих чуть раньше.

Но вернемся к татарской пирамидке — самому, получается, раннему надгробию на всех московских «чумных» кладбищах.

Если русских состоятельных и благородных людей в 1770– 90 годы было где похоронить помимо «чумных» кладбищ, то у московских магометан, невзирая на их имущественное и социальное положение, никакого выбора не оставалось. На кладбище за Калужскими воротами уже не хоронили. И вот, предположим, умирает какой-нибудь осевший в Москве крымский мурза или замоскворецкий купец-татарин, — где остается его хоронить, как только не на новом татарском «чумном» кладбище? Видимо, одному такому довольно состоятельному татарину в 1783 году и поставили добротную, вырубленную вместе с постаментом из целого камня пирамидку с неизменным полумесяцем на вершине. Полумесяц не сохранился. А пирамидка и по сей день как новая. Она теперь установлена снаружи у самых ворот кладбища. Благодаря этому памятнику татарское кладбище имеет полное право называться первым из московских «чумных».

Магометанский похоронный обряд значительно отличается от русского. Прежде всего, магометане стараются похоронить своего покойного как можно скорее, желательно прямо в день смерти. По статистике, в наше время магометанские похороны в Москве происходят в среднем на день-два раньше, нежели у русских.

Тело покойного тщательно омывается. Причем покойного мужчину принято омывать только мужчинам, женщину — женщинам. Затем тело облачается в саван — кяфен. И над ним читается вначале специальный намаз Джаназа, потом Коран. После чего тело предается земле.

Традиции требуют следующего погребения правоверного магометанина. Выкапывается могила в человеческий рост. Внизу же самой ямы, вдоль всей южной стенки — «ближе к Мекке» — выкапывается еще некоторое углубление — ля-хет, — где и будет лежать покойный. Тело опускается в могилу без гроба, укладывается в ляхет ногами на восток. Затем этот ляхет отделяется от основной ямы каменной кладкой или досками, яма закапывается, и над ней насыпается холмик. Получается, холмик на магометанских могилах находится не ровно над покойным, как у христиан, а несколько в стороне от погребенного под землей тела. В западной части холмика устанавливается полумесяц, таким образом, чтобы его рожки были обращены к Мекке. Если на могиле устанавливается памятник, на нем не должно быть никаких надписей, кроме арабской строчки, прославляющей Аллаха, и никаких изображений, кроме полумесяца. Никаких цветов, а тем более искусственных, на могиле категорически не допускается. Холмик должен быть поросший короткой травкой.

Но теперь эти традиции редко соблюдаются, кроме, может быть, последней: на татарском кладбище цветы на могиле, действительно, встречаются исключительно редко. В наше время соблюдение традиций — удовольствие слишком дорогое. Например, устройство могилы с ляхетом стоит более чем в полтора раза дороже обычной. Поэтому чаще всего московские магометане хоронят умерших в могиле без ляхета и в гробу, правда особой прямоугольной формы.

Почти на всех могилах татарского кладбища стоят разного типа памятники — от скромной гранитной доски до вычурных многообъемных мемориалов. На многих надгробиях, помимо неизменного полумесяца, изображение покойного. И уже на всех без исключения надписи: имя покойного, годы жизни, нередко и эпитафия. На многих памятниках татарского кладбища значится название населенного пункт — города или деревни, — откуда покойный был родом. Это замечательная традиция. К сожалению, она теперь совсем забыта на русских кладбищах.

Мы приведем несколько имен, выбитых на памятниках татарского кладбища. По нашему мнению, они составляют самую основу колорита этого экзотического уголка столицы. По соображениям этики не станем обнародовать фамилии этих достойных людей, упомянем лишь имена и отчества. Итак, на татарском кладбище похоронены: Абдулхаюм Насретдинович, Абдрахман Бешарович, Халим Миннибаевич, Шамиль Ахмет-хан улы, Шамиль Надир улы, Раиса Ахмадулла кызы (Ахмадулловна), Эсмира Алиага кызы, Эмин Икрам оглы, Мустяким Сабир улы, Фатыма Худайберды кызы, Фэлира Насуратулла кызы, Галиб Аббас, Сафиулла Нэвмэн улы, Саря Фейзрахман кызы.

Любопытно заметить, что у магометан, умерших в советское время, отчество на памятниках, как правило, русифицированное, то есть с русским окончанием: Насретдинович, Ибрагимович, Юсупович, Ахметович, Мансурович, Хазиевич, Валиевич. Но вот на могилах умерших в последние лет десять — пятнадцать, напротив, отчество, как правило, звучит в соответствии с национальными языковыми нормами: Надир улы, Алиага кызы. Думается, это происходит оттого, что в наступивших условиях свободного вероисповедания магометане не только стали в большей мере осознавать свою самобытную культуру, но и стараются таким образом дистанцироваться от культуры чужой, в тени которой они вольно, а чаще невольно, долгие годы находились.

Обратим внимание на приведенную в нашем списке Раису Ахмадулла кызы, умершую недавно — в 2000-е годы. Ниже на ее камне выбито: (Ахмадулловна). Это не случайно. Скорее всего, многие годы ее все знали именно как Раису Ахмадулловну. Так она, наверное, рекомендовалась. Но теперь она принадлежит миру иному. И туда нет никакого резона переносить приметы чужой культуры, чужих языковых норм. Там она дочь почтенного Ахмадуллы — Ахмадулла кызы. Это должны знать все ее близкие и знакомые, кто придет навестить могилку. Да и незнакомые посетители кладбища тоже.

До революции московские татары были очень обособленной группой. И не только по национальному и конфессиональному признаку, но и по социальному. Деятельность татар в столице почти полностью была ограничена сферой обслуживания и торговлей. Татарин-дворник, татарин-банщик, татарин-купец — это типичные образы, вошедшие в литературу XIX — нач. XX века.

Наверное, на татарском кладбище похоронено много и дворников, и банщиков, и истопников. Но, как и на русских кладбищах, могилы этого простого люда сохраняются недолго: сгнил кол с полумесяцем, завалился, и… забыт навеки банщик Исхат из Строченов.

Другое дело — купеческие камни. Эти стоят веками.

В центральной части кладбища похоронен купец 1-й гильдии Салих Юсупович Ерзин (1833–1911). Для татарской диаспоры он был тем же, чем для еврейской Лазарь Поляков, или для армянской — семейство Лазаревых.

Основной капитал Ерзина составляли ткацкие фабрики. В Москве он владел многими домами, в том числе роскошным особняком в Климентовском переулке. Главная заслуга Ерзина перед татарской общиной заключается в строительстве в 1900 годы Соборной мечети в Мещанской части. С тех пор прошло уже свыше ста лет, и в Москве в последнее время появились новые мечети, но до сих пор Соборная — крупнейшая в столице. С размахом строил купец Ерзин.

У самого входа на кладбище стоит невеликий обелиск-часовня. На нем надпись: Кассир 1 разряда Варшавской конторы Государственного банка надворный советник Мустафа Адамович Байрашевский скончался 6 октября 1915 г. 58 лет. От любящей его племянницы Фели. Оказывается, не все московские татары до революции были дворниками и торговцами. Надворный советник — чин седьмого класса, обеспечивающий дворянское звание не только самому чиновнику, но и его потомству. Впрочем, исключение подтверждает правило. И пусть никого не смущает его отчество — Адамович. Магометане почитают библейских патриархов не менее своих пророков. Оттого у магометан совсем не редкость имена библейского происхождения. Только они звучат несколько иначе. Но это нередко бывает при распространении собственных имен одного народа среди народа другого. Так Моисей у магометан произносится — Муса, Иисус — Иса, Ева — Хавва. А такие ветхозаветные имена, как Адам или Измаил, у них вообще сохранились без изменений.

Вне всякого сомнения, самая большая знаменитость татарского кладбища — Махмуд Алисултанович Эсамбаев (1924–2000). Равного ему танцора, можно утверждать смело, не было в мире. Начинал Махмуд Эсамбаев как артист балета. Но с 1957 года он стал специализироваться на исполнении танцев народа мира. И достиг в этой области искусства невиданного совершенства. Однажды М. Эсамбаев был в Индии в составе какой-то творческой делегации. Там он впервые увидел индийский танец в исполнении национальных мастеров. Внимательно вгляделся в замысловатые движения артистов, запомнил их. Затворившись в гостинице, он затем два дня повторял увиденное, репетировал. А на заключительном концерте советских артистов Махмуд Эсамбаев к неописуемой радости местной публики исполнил… индийский танец. После концерта к М. Эсамбаеву подошли индийские балетмейстеры, другие деятели культуры, и стали в самых восторженных выражениях оценивать искусство русского артиста, которым он, по всей видимости, овладевал многие годы. М. Эсамбаев им ответил, что индийский танец он впервые увидел позавчера и за этот срок успел его освоить. Представители принимающей стороны только усмехнулись на такой ответ. И кто-то из них заметил Махмуду Эсамбаеву, что искусству индийского танца нужно учиться годы, да и то только природному индийцу, у которого, как говорится, в крови национальные ритмы, пластика, движения, а иностранцу, чтобы овладеть этим искусством более или менее прилично, нужен вообще огромный срок!

Махмуд Эсамбаев собрал все мыслимые в советское время титулы и звания: он стал народным артистом СССР, Героем Социалистического Труда, депутатом Верховного Совета СССР, лауреатом всевозможных премий. В последние годы он активно занимался общественной деятельностью. Его красивую барашковую папаху, которую, казалось, он не снимал никогда, в 1990-е можно было увидеть повсюду: в президиумах разных собраний, на высоких встречах, раутах. Автору очерка довелось как-то встретиться и поговорить с Махмудом Алисултановичем в одном почтенном собрании. Сказать, что он был благожелателен к случайному знакомцу, это значит не сказать о нем ничего. Махмуд Эсамбаев абсолютно не знал, что такое звездная болезнь. Он умел оставаться равным собеседнику, годившемуся ему во внуки и не имеющему и малой толики его заслуг и наград. Он был участлив и открыт для общения. Сейчас самое обиходное выражение у современной продвинутой публики: это ваши проблемы! это ваши трудности! Такова одна из примет наступившей новой морали. Махмуд же Эсамбаев казался безнадежно отставшим от жизни человеком, неким живым ископаемым: в самые шоковые, разудалые годы либеральной вседозволенности, когда многие переменились вместе со сменой начальства, он категорически не исповедовал подобную мораль, просто, казалось, не знал ничего о ее торжестве, о ее господстве. И жил в соответствии с устаревшими, вызывающими у многих недоумение, а то и усмешку, принципами сердечности и великодушия. Такое, во всяком случае, он произвел впечатление на младшего современника в 1999 году.

А в следующем году Махмуда Эсамбаева не стало. Похоронен он был на самом почетном месте старинного московского магометанского кладбища: на главной дорожке вблизи входа. Но спустя год или чуть больше могила М. Эсамбаева вдруг исчезла, — на месте его аккуратного зеленого холмика появилась ровная брусчатка. Оказывается, его перезахоронили. Впрочем, здесь же, на татарском кладбище. И вот по какой причине. Махмуду Эсамбаеву изготовили подобающий монумент — красивый, величественный, со скульптурным изображением великого артиста в полный рост. Но когда эта композиция была закончена, выяснилось, что она не сможет уместиться на тесном пятачке возле входа. Тогда покойного откопали и перенесли на новый просторный участок, устроенный незадолго перед тем ближе к речке Кровянке. Там, в ляхете, Махмуд Эсамбаев теперь и будет покоиться, пока, по магометанскому поверью, за ним ангелы не явятся.

На другом берегу Кровянки теперь проходит третье транспортное кольцо. Всем проезжающим по этой дороге с внутренней стороны неплохо виден уже слегка позеленевший, что даже кстати для погребенного магометанина, памятник: в вихре танца застыл статный горец в бурке и в высокой папахе. Это король танцевального искусства Махмуд Эсамбаев.

Вблизи прежнего места захоронения М. Эсамбаева, буквально следом по дорожке, стоит строгий черный обелиск в человеческий рост с надписью золотом: Бажаев Зияуди Юсупович 1960–2000. Это один из крупнейших российских промышленников 1990-х. Промышлял он, кажется, нефтью. З. Бажаев трагически погиб при авиакатастрофе вместе со своим компаньоном — известным в свое время журналистом Артемом Боровиком.

Чуть левее Бажаева стоит высокий гранитный монумент, на котором изображен военный в анфас. Надпись: Герой Советского Союза контр-адмирал Аббасов Абдулихат Умарович (1929–1996). Адмирал Аббасов был первым командиром атомной подводной лодки серии «К». Впоследствии возглавлял морское училище. И теперь на многих кораблях российского флота служат его ученики. Это, наверное, лучшая память о человеке — оставшиеся ученики.

В глубине кладбища находится невысокий добротный обелиск с примечательной надписью: Афганский командир полка Вакиль Ахмед хан родился в 1903 году скончался 23 июля 1931. Спи спокойно, дорогой брат. Теперь можно лишь предполагать, как именно афганский полковник оказался на московском кладбище. В 1920-е годы в Афганистане у власти находилось дружественное Советскому Союзу правительство короля Амануллы-хана. Но в январе 1929-го в результате устроенного англичанами мятежа король вынужден был эмигрировать. Очевидно, и некоторые сторонники Амануллы-хана не смогли оставаться на родине при новой власти.

В старину не так уж и редко кладбища в Москве появлялись на местности довольно рельефной. Но ни одно из ныне существующих «чумных» не сравнится по местоположению с татарским: склон Андреевского оврага, густо покрытого надгробиями с полумесяцами, действительно впечатляет. Некоторые дорожки, уходящие вниз, к Кровянке, настолько круты, что, пожалуй, для человека почтенных лет они даже и непреодолимы. К тому же на кладбище множество тупиков: вроде идешь по относительно просторной дорожке, но затем она становится все уже, загибается раз, другой, и вдруг упирается в чью-то оградку. Конец пути. Поворачивай случайный посетитель назад.

Теснота на татарском кладбище потрясающая. Здесь, в отличие от старых московских русских кладбищ, почти не встречаются заброшенные, или, по крайней мере, безымянные, могилы. Для невеликого магометанского некрополя это было бы непозволительной роскошью. Сейчас на некоторых кладбищах для магометан выделены отдельные просторные участки. Но разве эти участки по своему культурному значению могут сравниться с отдельным и к тому же историческим, мемориальным кладбищем!

Но, кажется, сама благодарная столица припасла свою гостеприимную землю для москвичей-магометан. Между кладбищами Даниловским русским и татарским сохранилось практически свободное пространство, по площади приблизительно равное последнему. Вряд ли находящийся там автосервис, что ютится в полудюжине допотопных сараев, можно считать важным муниципальным объектом, ни в коем случае не подлежащим упразднению. Прирезать эту территорию к татарскому кладбищу было бы истинно по совести, по справедливости: московские магометане, издревле живущие в столице и сделавшие для нее много полезного, составляющие значительную часть населения города, вполне заслуживают иметь в центре Москвы большой благоустроенный мемориальный некрополь.