Лангольеры Кинг Стивен

9

Самолет круто накренился, делая дугу с востока. Мужчина с бородой свалился на ряд пустых кресел где-то на середине главного салона. Он оглядывал пустые кресла салона испуганным взглядом, потом зажмурил глаза.

— Господи Иисусе, — пробормотал он. — Белая горячка. Чертова белая горячка. В самом худшем варианте. — Снова с испугом осмотрелся.

— Потом жуки поползут отовсюду… Где же эти сволочные жуки?

«Жуков тут нет», — подумал Альберт. — «Подожди, когда увидишь шары. Тебе они очень понравятся».

— Эй, друг! Пристегнись! — сказал Ник. — И заткни свою…

Он умолк, глядя с изумлением на аэропорт… или на то, что им было. Здания исчезли, а к западу от них исчезали постройки базы национальной гвардии. Рейс № 29 перелетел через растущую бездну мрака, вечную бездну, которой не было конца.

— Боже милостивый, Ник, — сказал Лорел дрожащим голосом и вдруг закрыла ладонями глаза.

Когда они пролетели над 33-й полосой на высоте 1500 футов, Ник увидел штук шестьдесят параллельных линий, стремительно пересекавших бетон, исчезавший в пустоте. Полосы напомнили ему о Крэге Туми.

Ррриииппп.

Через проход от него Бетани резким движением опустила светозащитную заслонку иллюминатора возле Альберта.

— Не смейте открывать ее! — крикнула она истеричным голосом.

— Да ты не волнуйся, — успокоил Альберт и вдруг вспомнил, что оставил там свою бесценную скрипку. Что ж… она, конечно, исчезла. Он обхватил лицо ладонями.

Прежде чем Брайан начал разворачиваться обратно на запад, он увидел то, что находилось к востоку от Бангора. Это было ничто. Абсолютно ничто. Колоссальный поток черноты от горизонта до горизонта под белым куполом небес. Исчезли деревья, исчез город, сама земля исчезла. Самолет поднял их вверх очень быстро, поскольку Брайан желал оказаться как можно скорее за облаками или хотя бы внутри их — лишь бы не видеть этого кошмара. Рейс № 29 наконец взял курс точно на запад. В какой-то момент он увидел холмы, леса и озера к западу от города, безжалостно рассекаемые нитями черной паутины. Колоссальные пласты реальности беззвучно падали в растущую пропасть.

Впервые в жизни Брайан зажмурил от страха глаза. Когда он их открыл — вокруг были облака.

Никакой турбулентности на сей раз не было. Как предположил Боб Дженкинс, погодные структуры тоже приходили в упадок, как часы, завод которых кончился. Через десять минут, пронзив облака, рейс № 29 вырвался в яркий голубой мир, начавшийся после 18 000 футов высоты. Оставшиеся пассажиры нервозно обменивались взглядами. Брайан заговорил с ними по интеркому.

— Мы наверху, — просто сказал он. — Вам всем понятно, что теперь происходит: мы летим обратно в точности по тому же маршруту, по которому прилетели. Будем надеяться, что та дверь, через которую мы проникли сюда, все еще на месте. Если так, попробуем пролететь сквозь нее.

Немного помолчав, он продолжил:

— Наш обратный полет займет от четырех с половиной до шести часов. Хотел бы быть более точным, но не могу. В обычных условиях полет на запад требует большего времени, чем на восток, из-за встречного ветра. Но пока что мои приборы показывают отсутствие ветра вообще… Кроме нас здесь ничто не летит и не двигается. — Некоторое время интерком был включен, словно Брайан хотел еще что-то добавить, потом он выключил его.

— Да что тут происходит, Бога ради? — спросил бородатый пассажир нетвердым голосом.

Альберт посмотрел на него внимательно и ответил:

— Не думаю, что вам захочется узнать.

— Я что, снова в клинике? — спросил бородатый, испуганно моргая.

Альберт испытал мимолетное сочувствие к нему.

— Почему бы вам в это и не поверить, если помогает?

Человек с бородой некоторое время неподвижно смотрел на него, потом объявил:

— Лучше я опять спать буду. Прямо сейчас. — Он откинулся на спинке своего кресла и закрыл глаза. Не прошло и минуты, как его грудь стала мерно вздыматься с частотой глубоко спящего человека.

Послышалось ровное сопение.

Альберт смог только позавидовать ему.

Ник слегка стиснул плечо Лорел, отстегнул ремень и поднялся.

— Пойду вперед, — сказал он. — Хочешь, пойдем вместе?

Лорел покачала головой и указала через проход на Дайну:

— Я останусь с ней.

— Боюсь, тут ты ничего не сможешь поделать, — сказал Ник. — Все теперь в руках Бога.

— Я понимаю, — согласилась она. — Просто хочу остаться.

— Ну хорошо, Лорел. — Он легонько провел по ее волосам тыльной стороной ладони. — Какое красивое имя. Ты его заслуживаешь.

Она подняла на него глаза и улыбнулась:

— Спасибо.

— У нас с тобой свидание за ужином — ты не забыла?

— Нет, — ответила она с улыбкой. — Не забыла и не забуду.

Он наклонился и слегка поцеловал ее в губы.

— Вот и хорошо. Я тоже не забуду.

Ник пошел в головную часть самолета, а она приложила пальцы к губам, как бы пытаясь сохранить его поцелуй. Ужин с Ником Хопвеллом, темным, загадочным незнакомцем. Возможно, при свечах и с хорошим вином. А потом еще поцелуи — настоящие поцелуи. Все это напоминало романы Арлекино, которые она иногда почитывала. Ну и что? Приятные истории, полные сладких невинных грез.

Почему бы и не помечтать немного? Что тут плохого?

Ничего, разумеется. Но почему тревожило странное чувство, что эта мечта никогда не сбудется?

Она отстегнула ремень, вышла в проход и положила ладонь на лоб девочки. Высокая температура спала. Кожа Дайны была теперь прохладной.

«Кажется, она отходит», — вспомнились Лорел слова Руди перед самым взлетом. Дайна дышала мелкими порциями воздуха, грудь вздымалась под ремнем, прижимавшим тампон к ране.

Лорел с нежностью отодвинула прядку волос со лба Дайны. Вспомнила тот странный момент в ресторане, когда девочка ухватила Ника за штанину:

«Не убивайте его… он нам нужен».

«Ты спасла нас, Дайна? Ты сделала что-то с мистером Туми, нечто такое, что спасло нас всех? Ты заставила его отдать свою жизнь ради нас?»

Она подумала, что, наверное, так оно и было. А если так, то как эта маленькая, слепая, смертельно раненная девочка смогла прийти к страшному решению в своем вечном мраке?

Лорел наклонилась и поцеловала прохладные веки Дайны.

— Держись, — прошептала она. — Пожалуйста, держись, Дайна.

Бетани повернулась к Альберту и схватила обеими ладонями его руку.

— Послушай, а вдруг нам не хватит горючего?

Альберт посмотрел на нее серьезно, но в тоже время ласково.

— Ответ на это тебе известен, Бетани.

— Называй меня просто Бет.

— О'кей.

Она вытащила свои сигареты, посмотрела на светящуюся надпись НЕ КУРИТЬ и сунула их обратно.

— Да, — сказала она. — Я знаю. Мы разобьемся. Конец всей истории. А знаешь, что? — Он покачал головой со слабой улыбкой. — Если мы не найдем снова эту дыру, я надеюсь, капитан Энгл даже не попытается приземлить самолет. Надеюсь, что он тогда выберет хорошую высокую гору и врежется в ее макушку. Ты видела, что произошло с тем сумасшедшим Крэгом? Так вот, я не хочу, чтобы со мной случилось подобное.

Она содрогнулась, и Альберт обнял ее. Бетани взглянула на него ясными глазами.

— Хочешь меня поцеловать?

— Да, — ответил Альберт.

— Ну… тогда действуй.

И Альберт выполнил ее предложение. Всего лишь в третий раз за свою жизнь самый быстрый Еврей к западу от Миссисипи поцеловал девушку, и это было здорово! Весь обратный полет он готов был провести, слившись в поцелуе с этой девушкой, и наплевать на все прочее.

— Спасибо, — сказала она и положила голову ему на плечо. — Мне это так нужно было.

— Ну, если еще будет нужно, ты только скажи, — ответил Альберт.

Она удивленно посмотрела на него:

— А тебе нужно, чтобы я обязательно просила, Альберт?

— Пожалуй, нет, — сказал Аризонский Еврей, и все повторилось.

По пути к кабине Ник остановился поговорить с Бобом Дженкинсом. В голову пришла отвратная мысль, и хотелось обсудить ее с писателем.

— Как вы думаете, могут ли эти штуки попасться нам на такой высоте?

Боб обдумал его вопрос.

— Судя по тому, что мы видели там, в Бангоре, не думаю, что это возможно. Но в нашей ситуации ничего нельзя сказать с уверенностью.

— Да, пожалуй. — Ник немного подумал. — А как насчет этого вашего разрыва во времени? Каковы, по-вашему, шансы, что мы его найдем?

Боб медленно покачал головой.

Руди Варвик внезапно заговорил позади них, от чего оба вздрогнули.

— Вы меня не спросили. Но я скажу: на мой взгляд, один шанс из тысячи.

Ник обдумал и его слова. На лице его появилась улыбка.

— Не такой уж плохой шанс, — сказал он. — Особенно если подумать об альтернативе.

Менее чем сорок минут спустя голубое небо начало темнеть. Медленно оно обретало цвет индиго, затем побагровело. Сидя за пультом управления, Брайан вспомнил старую лирическую песню «Дип Перпл» — о том, как вечерний багрянец опускается на сонные стены сада…

Никаких стен сада здесь не было, но он различил первые огоньки звезд на «небесной тверди». Одна за другой зажигались они на своих привычных местах. Брайан не знал, каким образом они были прежними, когда все кругом оказалось вывихнутым, но был доволен, что звезды оставались на своих местах.

— Это происходит быстрее, верно? — сказал Ник, подойдя сзади.

Брайан обернулся к нему.

— Ты прав. Если дальше так пойдет, я думаю, эти «дни» и «ночи» замелькают со скоростью спуска фотоаппарата.

Ник вздохнул.

— А сейчас мы заняты самым тяжким делом. Сидим и ждем, что произойдет. И молимся помаленьку.

— Что ж, молитвой не повредишь, — Брайан внимательно посмотрел на Ника оценивающим взглядом. — Я летел в Бостон, потому что моя бывшая жена умерла в дурацком пожаре. Дайна летела, потому что группа врачей пообещала ей пару новых глаз. Боб летел на какую-то конференцию, Альберт — в музыкальную школу, Лорел в отпуск. А зачем ты туда летел, Ник? Исповедуйся, сын мой, ибо время уходит.

Ник долго смотрел на него озадаченно. Потом рассмеялся.

— Что ж, почему бы и нет? — сказал он. Брайану показалось, что этот полувопрос был обращен вовсе и не к нему. — Что значат самые важные государственные тайны, когда становишься свидетелем того, как шайка каких-то шаров-убийц сворачивает мир, как старый половик.

Он снова засмеялся.

— Соединенные Штаты в грязных трюках и шпионских операциях все-таки не смогли переплюнуть всех на свете. Мы, англичане, постарались забыть куда более подлые акции, чем вы, Джонни, сумели изобрести. Мы такие коленца выкидывали в Индии, Южной Африке, Китае и на той части Палестины, которая стала Израилем! Знаешь, как пацанята-школьники, — кто кого перессыт? Только не с теми ребятами соревновались. Верно? И все-таки мы, британцы, остаемся преданными плащу и кинжалу. Знаменитая военная разведка вовсе не конечный предел. Скорей — начало. Я, Брайан, восемнадцать лет провел на военной службе, из них последние пять лет — на особых операциях. С тех пор занимался разными странными делами: некоторые — чистые, некоторые — исключительно мерзкие…

Снаружи между тем полностью стемнело, звезды засверкали, как алмазы на черном бархате.

— Я был в Лос-Анджелесе в отпуске, когда мне вдруг велели отправляться в Бостон. Внезапно. А я перед этим четыре дня провел с рюкзаком на плечах в Сан-Габриеле и с ног валился от усталости. Поэтому сразу и заснул, когда произошло это Событие мистера Дженкинса. Там в Бостоне, видите ли, есть… или был… или будет (черт его поймет с этими путешествиями во времени), короче, там — один небезызвестный политический деятель, из тех, кто суетится и все перетряхивает за кулисами политического фасада. Так вот, этот деятель — назову его для удобства разговора О'Бэнион — очень богат, Брайан, и ярый энтузиаст поддержки так называемой Ирландской республиканской армии. Он перекачал миллионы долларов в некое бостонское благотворительное общество. Руки у него основательно в крови. Причем это кровь не только британских солдат, но и детей на школьных дворах, простых прачек и младенцев, разорванных бомбами в своих колыбелях. Это идеалист самого опасного типа: из тех, кому нет нужды наблюдать зверства, видеть оторванную ногу в кювете. Потому для него нет никаких причин пересматривать метод своих деяний в свете реального опыта.

— И тебе было поручено ликвидировать этого О'Бэниона?

— Это как крайняя мера, — спокойно ответил Ник. — Он очень богат, но это не единственная проблема. Он — настоящий политик, имеющий множество рычагов для того, чтобы заварить бучу в Ирландии. В Америке у него масса друзей, некоторые из них — наши друзья. Сам понимаешь, политика есть политика. Мы называем это колыбелькой для котят. Убийство мистера О'Бэниона — большой политический риск. Но у него кое-что имеется, что можно считать его слабым местом. Она должна быть ликвидирована мной.

— В качестве предостережения, — тихо предположил Брайан.

— Да. Как предостережение.

Почти целую минуту они сидели в кабине, молча глядя друг на друга. Убаюкивающе гудели двигатели. Брайан смотрел на него почти потрясенным взглядом. Ник всего лишь выглядел усталым.

— Если мы выберемся из этого, — сказал, наконец, Брайан, — если вернемся, ты выполнишь свое задание?

Ник медленно, но решительно покачал головой.

— Знаешь, дорогой мой дружище, со мной произошло то, что адвентисты называют обращением души. Хватит. С сыночка миссис Хопвелл достаточно этих ночных засад, мальчик Николас больше не хочет быть исполнителем экстремистских предрассудков. Если мы выкарабкаемся из этой ситуации, в чем я несколько сомневаюсь, видимо, уйду в отставку.

— И чем же займешься?

Ник некоторое мгновение раздумывал, потом сказал:

— Ну… может, начну учиться на пилота.

Брайан расхохотался, сын миссис Хопвелл, мальчик Николас, присоединился.

Тридцать пять минут спустя дневной свет вновь начал освещать главный салон рейса № 29. Всего три минуты назад было раннее утро, через пятнадцать минут наступил полдень.

Лорел обнаружила, что незрячие глаза Дайны были раскрыты. В них было нечто неуловимое, не поддающееся определению, что заинтересовало Лорел. Она испытала вдруг чувство благоговения, граничащего с почтительным страхом.

Она протянула руку и взяла ладонь Дайны.

— Не пытайся говорить, — тихо предостерегла Лорел. — Если ты проснулась, Дайна, не пытайся разговаривать, только слушай. Мы находимся в полете, возвращаемся назад, и с тобой будет все в порядке, я тебе обещаю.

Ладонь Дайны сжала ее пальцы, и спустя момент Лорел поняла, что девочка тянет ее к себе. Она нагнулась к ней через носилки. Дайна заговорила чуть слышным тонким голосом, который, однако, был точной копией ее обычного голоса:

— Не беспокойся обо мне, Лорел. Я получила… то, что хотела.

— Дайна, не надо…

Незрячие глаза повернулись на звук ее голоса, легкая улыбка коснулась окровавленных губ девочки.

— Я видела… — продолжала она тем же тонким, хрупким, как хрустальная нить, голосом. — Я видела через глаза мистера Туми. С самого начала, а потом в самом конце. В конце было лучше. А сначала ему все казалось таким гадким, уродливым. А в конце — хорошо…

Лорел смотрела на нее в беспомощном удивлении.

Ладошка девочки поднялась, покачиваясь, вверх и коснулась ее щеки.

— Он был не таким плохим, знаешь. — Она кашлянула. Изо рта показалась струйка крови.

— Пожалуйста, Дайна, — сказала Лорел. Ей вдруг показалось, что она может видеть эту хрупкую слепую девочку насквозь, и от этого возникло чувство беспредметной паники. — Прошу тебя, воздержись от разговоров.

Дайна улыбнулась.

— А я увидела тебя, — сказала она. — Ты такая красивая, Лорел. И все было таким прекрасным вокруг… даже мертвые вещи. Как чудесно было… знаешь… видеть.

Она вдохнула крошечную порцию воздуха, выдохнула ее и просто не стала вдыхать следующую. Ее невидящие глаза теперь смотрели, казалось, куда-то далеко далеко позади Лорел.

— Пожалуйста, дыши, Дайна, — сказала Лорел. Она потрясла ручку девочки, начала торопливо целовать ее ладошку, словно поцелуи могли вернуть ей жизнь. Как несправедливо было то, что Дайна умерла после того, как спасла их всех. Никакой Бог не мог требовать подобной жертвы для людей, которые каким-то образом покинули поток времени и оказались вне его. — Пожалуйста, дыши, прошу тебя, прошу, дыши же…

Но Дайна больше не дышала. Спустя долгое время Лорел уложила руку девочки обратно и уставилась на ее неподвижное лицо. Лорел думала, что ее собственные глаза наполнятся слезами, но ни одной слезинки не появилось. Только сердце щемило и в голове стучала протестующая мысль: «Нет, нет! Так несправедливо! Верни ее, Боже! Верни ее, будь ты неладен, верни же, верни, пока не поздно!»

Но Бог ее не вернул. Ровно гудели двигатели, солнце освещало окровавленный рукав парадного платья девочки косыми лучами, а Бог ее не вернул. Лорел посмотрела через проход и увидела, как целуются Альберт и Бетани. Альберт трогал грудь девушки сквозь ее рубашку с короткими рукавами, трогал осторожно, деликатно, как святыню. Они выглядели, как ритуальная пара, символическое изображение жизни, как та искра, которая продолжает жизнь в самом кошмарном и безумном повороте судьбы. С надеждой перевела взгляд на Дайну. Но Бог ее не вернул.

Бог ее не оживил.

Лорел поцеловала щеку девочки и протянула пальцы к ее векам. Рука замерла возле незрячих глаз.

«Я видела через глаза мистера Туми… Все было таким прекрасным вокруг… даже мертвые вещи. Как чудесно было видеть».

— Да, — сказала Лорел. — С тем я и буду жить.

Она оставила глаза Дайны открытыми.

«Гордость Америки», рейс № 29, летел на запад сквозь дни и ночи, из света в темноту, снова из темноты к свету, словно пересекая великий парад опускающихся и поднимающихся туч. Каждый цикл становился чуть короче предыдущего.

Спустя три часа с небольшим полета облака под ними исчезли, причем как раз над тем местом, где они находились, когда летели на восток. Брайан готов был поспорить, что весь облачный массив едва ли сдвинулся за все это время хотя бы на один фут. Теперь под ними расстилались Великие Равнины цвета охры.

— А здесь ни следа их не видно, — заметил Руди Варвик. Пояснять, кого он имел в виду, не было смысла.

— Не видно, — согласился Боб Дженкинс. — Похоже, что мы их перегнали либо в пространстве, либо во времени.

— Или и в том и в другом, — добавил Альберт.

— Верно — и в том и в другом.

Оказалось, они были не правы. Когда рейс № 29 полетел над Скалистыми Горами, они заметили сеточку черных линий внизу, тонких, как нити, с такой высоты. Линии вздымались на кручи и спускались с них и создавали определенные узоры-кружева на серо-голубоватом ковре лесов. Ник стоял у передней двери и наблюдал в смотровое окошко. Оно обладало увеличительным свойством, и Ник обнаружил, что видит все гораздо лучше, чем ему того хотелось бы. Пока он смотрел, две черные линии разделились и опоясали вершину горы со снежной шапкой, встретившись на противоположной стороне и разбежавшись в разные стороны. Позади них вся вершина горы обрушилась на саму себя, образовав подобие кратера вулкана.

— Милостивый Боже, — пробормотал Ник и утер лоб дрожащей ладонью. Когда они полетели над западными склонами в сторону Юты, снова начало темнеть. Оранжево-красные лучи заходящего солнца озаряли фрагментарный адский ландшафт. Никто не смог долго выдержать подобного зрелища: один за другим они последовали примеру Бетани и закрыли солнечные фильтры на иллюминаторах. Ник неверной походкой направился в салон и сел в кресло, положив лоб на ладонь. Спустя мгновение повернулся к Лорел, и та молча обняла его.

Брайан был вынужден смотреть на происходящее внизу. Солнцезащитных заслонок в кабине пилота не было.

Западный Колорадо и восточный Юта провалились большими блоками, один за другим, как раз под ним и впереди него. Долины и горы, леса и озера прекращали свое существование по мере того, как лангольеры отсекали их от мертвой ткани прошлого, отсекали и обрушивали в темные, бесконечные пропасти вечности. Ни звука не доносилось сюда снизу, и от этого картина казалась еще ужасней. Под ними беззвучно исчезала страна.

Потом опустилась ночь, словно свершился акт милосердия, и некоторое время он смог смотреть на звезды. Он цеплялся за них взглядом, как за единственно реальную вещь, оставшуюся в этом ужасающем мире. Орион — охотник, Пегас — большая мерцающая лошадь в полуночи, Кассиопея — в своем звездном кресле.

Спустя полчаса солнце снова взошло, и Брайан почувствовал, как его здравый рассудок начинает колебаться, подвигаясь к своей собственной бездне. Мир внизу пропал полностью и окончательно. Синева неба стала куполом над циклопическим океаном глубочайшей и чистейшей черноты.

Мир был вырван из-под рейса № 29.

Идея Бетани тоже приходила в голову Брайану. Если наступит наихудший вариант, он мог бы спикировать и врезать 767-й в скалу, оборвав все раз и навсегда в одно мгновение. Но не стало больше скалы, в которую можно было бы врезаться.

Не было просто земли, в которую он мог врезаться.

«Что же будет с нами, если мы не найдем разрыва?» — подумал он. — «Что случится, когда иссякнет топливо? Не говори мне, что мы разобьемся, поскольку не обо что разбиваться. Мы просто, видимо, будем падать, падать… и падать. Как долго? Как далеко? Как долго можно падать в ничто?»

Не думай об этом.

Но как такое получилось? Не думать было невозможно.

Он сознательно углубился в лист с расчетами, вписывал данные, сверяясь с показателями приборов, пока вновь свет на небе не начал меркнуть. По его данным получалось, что время от восхода до заката теперь составило примерно двадцать восемь минут.

Брайан включил интерком.

— Ник, не можешь ли зайти в кабину?

Он появился менее чем через тридцать секунд.