Ангелы смерти. Женщины-снайперы. 1941-1945 Бегунова Алла
— Очень плохо. ФАШИСТОВ НАДО УБИВАТЬ КАЖДЫЙ ДЕНЬ.
Он верно сказал, этот маленький суровый севастополец. С того памятного дня, когда фашистские разбойники ворвались в мою страну, каждый прожитый мною день был наполнен одной лишь мыслью, одним желанием — убить врага.
Когда я пошла воевать, у меня была только злость на немцев за то, что они нарушили нашу мирную жизнь, за то, что они напали на нас. Но то, что я увидела потом, породило во мне чувство такой неугасимой ненависти, что ее трудно выразить чем-нибудь иным, кроме как пулей в сердце фашиста.
В отбитой у врага деревне я видела труп тринадцатилетней девочки. Ее зарезали фашисты. Мерзавцы — так они демонстрировали свое умение владеть штыком! Я видела мозги на стене дома, а рядом труп трехлетнего ребенка. Немцы жили в этом доме. Ребенок капризничал, плакал. Он помешал отдыху этих зверей. Они даже не позволили матери похоронить свое дитя. Бедная женщина сошла с ума.
Я видела расстрелянную учительницу. Тело ее лежало у обочины дороги, по которой бежали от нас немцы. Офицер хотел изнасиловать ее. Гордая русская женщина предпочла смерть позору. Она ударила фашистскую свинью по морде. Офицер застрелил ее, надругался над трупом.
Они ничем не гнушаются, немецкие солдаты и офицеры. Все человеческое им чуждо. Нет слова в нашем языке, которое бы определило их подлую сущность. Что можно сказать о немце, в сумке которого я нашла отнятую у нашего ребенка куклу и игрушечные часики? Разве можно назвать его человеком, воином? Нет! Это — бешеный шакал, которого надо уничтожить ради спасения наших детей! Тогда народ скажет тебе: ты действительно ненавидишь врага. Если ты еще не умеешь уничтожать врагов, научись. В этом сейчас твой священный долг перед Родиной, перед твоей матерью, перед твоей женой и детьми.
Ненависть многому учит. Она научила меня убивать врагов. Я — снайпер. Под Одессой и Севастополем я уничтожила из своей снайперской винтовки 309 фашистов. Ненависть обострила мое зрение и слух, сделала меня хитрой и ловкой, ненависть научила маскироваться и обманывать врага, вовремя разгадывать его хитрость и уловки. Ненависть научила меня по нескольку суток терпеливо охотиться за вражескими снайперами.
Ничем нельзя утолить жажду мести. Пока хоть один захватчик ходит по нашей земле, я буду думать только об одном: убить врага. И только об одном буду говорить своим друзьям по борьбе, своим согражданам: убей фашиста! Снайпер младший лейтенант Людмила Павличен-ко. Издание Главного Политического Управления РККА. 1942 год»{14}.
Между тем весна 1942 года в Севастополе выдалась относительно спокойная и тихая.
Блокада и артобстрелы продолжалась, но активных боевых действий гитлеровцы не вели. Севастопольцы понемногу наводили порядок в своем разоренном городе. По призыву Городского комитета обороны они несколько раз выходили на субботники: расчистили дворы, сожгли мусор, собравшийся на улицах за зиму, засыпали землей и камнями воронки от снарядов и бомб, разобрали завалы, закрыли досками и фанерой выбитые окна на первых этажах домов, покрасили заборы и скамейки в скверах и парках, побелили стволы деревьев и даже высадили кое-где на клумбах цветы. По главным улицам снова стал ходить трамвай, открылись магазины, столовые, бани, парикмахерские, фотоателье.
С февраля в помещении картинной галереи на улице Фрунзе начала действовать музейная выставка «Героическая оборона Севастополя». Туда собрали обломки вражеских самолетов, трофейное оружие и знамена, письма немецких солдат и офицеров, пленных или убитых, документы о зверствах оккупантов. Выставили здесь и стенды, посвященные разным воинским частям, защищающим город, портреты наиболее отличившихся участников боев. Например, Героя Советского Союза летчика Якова Иванова, дважды осуществившего в небе воздушный таран.
Выставка пользовалась огромной популярностью.
Ее посещали не только жители города, но и фронтовики, приезжавшие с боевых позиций, раненые из госпиталей. Людмила, каждую неделю пользуясь суточным отпуском, положенным снайперам, тоже заходила сюда. Здесь она имела удовольствие видеть собственную фотографию, снабженную весьма лестной для нее подписью.
Поскольку борьба с захватчиками приобрела устойчивый позиционный характер, то на первое место в ней, вполне естественно, выдвинулись сверхметкие стрелки. Военные советы Черноморского флота и Приморской армии для лучшей организации этого движения и обмена опытом 16 марта провели слет севастопольских снайперов. На слете присутствовали командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, командующий Приморской армией генерал-майор И.Е. Петров, член Военного совета флота дивизионный комиссар И.И. Азаров, член Военного совета армии бригадный комиссар М.Г. Кузнецов. Основной доклад сделал исполняющий обязанности начальника штаба Приморской армии генерал-майор В.Ф. Воробьев.
Список выступающих в прениях составили заранее и утвердили в политотделе. Его по праву возглавляла старший сержант 54-го стрелкового полка Людмила Михайловна Павличенко с личным счетом в 254 вражеских солдата и офицера. Вторым шел старшина 7-й бригады морской пехоты Ной Адамия со счетом в 165 человек, третьим — ефрейтор 456-го полка НКВД, бывший пограничник Иван Левкин со счетом в 88 человек, четвертым — его однополчанин и тоже ефрейтор Иван Богатырь со счетом в 73 человека.
— Нам дали высокое звание — стахановцы фронта, — сказала на слете Павличенко. — Не уроним этой чести… Сейчас мой счет истребленных фашистов остановился на 254. Обязуюсь перед вами, товарищи, что в ближайшие дни на прикладе моей винтовки, где я ставлю отметки об уничтоженных фрицах, будет красоваться цифра 300…
Сверхметкие стрелки, почувствовав заботу командования, не ударили в грязь лицом. Сводки об их достижениях стали регулярными:
31 марта — за сутки убито 32 немецких солдата и офицера; 3 апреля — 18; 4 апреля — 26; 6 апреля — 25; 7 апреля — 26; 8 апреля — 66; 9 апреля — 56; 10 апреля — 108; 11 апреля — 53; 14 апреля — 55; 15 апреля — 50; 18 апреля — 83; 19 апреля — 65 немецких солдат и офицеров.
Имеются и общие подсчеты. Они свидетельствуют о том, что снайперское движение в Севастополе весной 1942 года ширилось и достигало заметных результатов. Так, если за 30 дней апреля снайперы уничтожили 1492 врага, то только за первые 10 дней мая — уже 1019…
Севастопольцы не унывали и с надеждой смотрели в будущее. Им казалось, что победа близка. Но в Крыму свершилась очередная военная катастрофа, в которой были виновны высшие руководители, в частности, командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Д.Т. Козлов и представитель Ставки армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис. Немцы внезапно нанесли мощный удар по Керченской группировке наших войск, достаточно крупной и хорошо вооруженной. Не выдержав нападения, ее воинские части покатились от Керчи на восток, к проливу между крымским и кавказским берегами. Гитлеровцы заняли Керчь 15 мая. Им достались большие трофеи.
Теперь третий штурм Севастополя был неизбежен.
Учитывая опыт прежних, неудачных сражений с защитниками города, командование Одиннадцатой германской армии тщательно к нему подготовилось. На позициях было сосредоточено более двух тысяч артиллерийских орудий и минометов разных калибров. В течении Второй мировой войны немцы ни разу еще не применяли артиллерию столь массировано, как под Севастополем. Общее количество боевых самолетов у них достигало 1060, в том числе — 700 бомбардировщиков и 200 истребителей. Всего же численность сил противника составила 203 800 человек.
Войска Севастопольского оборонительного района имели немногим более 100 тысяч человек, по количеству самолетов уступали немцам примерно в десять раз (116 боевых машин), по артиллерии — почти в три раза (455 орудий Приморской армии, 151 орудие калибра 100–305 мм береговой обороны, около 100 зенитных пушек)…
Людмила Павличенко по-прежнему являлась командиром снайперского взвода во второй роте первого батальона 54-го имени Степана Разина стрелкового полка. «Разинцы», будучи в составе 25-й дивизии, все так же занимали позиции в третьем секторе обороны города, на Мекензиевых горах.
Весной старший сержант пережила тяжелую утрату. Ее муж Алексей Киценко, получив смертельное ранение, скончался у нее на руках в госпитале, после длительной, но безнадежной операции. Он был похоронен с воинскими почестями на Братском кладбище 5 марта. Снайпер не хотела верить в его смерть и с трудом оправилась от этого удара. У Павличенко обострилась болезнь, приобретенная на фронте и весьма обычная для снайперов — реактивный невроз (тремор рук, бессонница, депрессия).
Она писала матери:
«…Как у вас дела?
Сегодня переведу 200 рублей на мелкие расходы. Посылаю каждому из вас по карточке. Моржику — настоящую Люду. Я лечусь, ехать на курорт не захотела, лежу тут в госпитале. Ничего мне не надо, все у меня есть, так что, мама, о посылках не думай.
Домой приеду после войны. Раньше не ждите. Дела мои идут, вернее, едут неплохо. Получила медаль “За боевые заслуги” и к маю, наверное, орден (орден Ленина. — А.Б.) Так что, Ленусь, разрешаю это дело на Первое мая спрыснуть.
Ленусь, передо мной лежит стих. Как хорошо в нем сказано:
- “Жди меня, и я вернусь.
- Только очень жди…
- Как я выжил, будем знать
- Только мы с тобой.
- Просто ты умела ждать,
- Как никто другой…”
Видно, он почувствовал на себе. Вот так, Ленусь.
Трудно тебе понять, как жаль, что нет Лени (то есть Алексея Киценко. — А.Б.) Когда вырвешься, посмотришь: одинокая могилка. Вот Леня часто спасал меня своей любовью, а какая забота! Меня в одном из наступлений ранило, идти я не могла, как бережно он меня нес. А кругом военный концерт. С какой любовью и каким диссонансом звучали его слова: “Люся, потерпи. Люся, ты должна быть живой”. Ну а вот я его не уберегла. На войне беречь трудно. Ну, об этом хватит. После тебя, Ленусь, это — самое светлое и дорогое. Война — пробный камень для каждого человека…»{15}
Продолжалась и переписка Людмилы со старшей сестрой. Ей она о своих переживаниях не сообщала, а старалась рассказать подробнее о военной службе в Севастополе:
«Здравствуй, Валюнчик!
Не сердись на меня за мою лень. Твой курилка жив и здоров “уполне”. В отношении табачка — он-то у меня есть, а вот тебе прислать трудновато. Давай договоримся, я за тебя курить буду, а ты этим пока удовольствуйся. Сегодня написала письмо маме, в твою (бывшую и мою) комсомольскую организацию… Ты просишь сообщения о моих “боевых делах”, у меня их сейчас нет — лечусь. Могу вспомнить старое. Представь себе: декабрь месяц, снег, небольшой мороз, на мне поверх всяких фуфаек и шинели — белый маскировочный халат под цвет снега, и вот лежу три часа, надоело, фрицев нет, холод загнал их поглубже в землю. Вернулась на свою передовую, взяла 10 гранат плюс пистолет и пошла прямо на фрицев еще с одним старшим сержантом. Мы забросали фрицев гранатами и спокойно вернулись к себе, а фрицы с перепугу открыли такую стрельбу, что идти обратно во весь рост нельзя было. На обратном пути встретили фрицевскую разведку, принять бой нельзя было. Но ничего, дали им на закуску. Одного убили, 2 ранили, остальные разбежались. Ну, бывали дела и похлеще, но о них потом. Как твое житье-бытье, как дела дома, почему не пишете? Пиши чаще… С нервами дело паршивое, восстанавливать трудно. Дрожит рука. Ничего, пройдет. Дорогая Валюшка, будь хорошей моей девочкой, пиши. Посылаю карточку. Целую тебя крепко-крепко. Твоя Люда.
18/V–1942»{16}.
Третий и последний штурм города-крепости начался рано утром 7 июня 1942 года.
Гитлеровцы обрушили тысячи снарядов, мин и бомб на защитников Севастополя в четыре часа утра. Ураганный огонь артиллерии и массированный налет авиации длился около шестидесяти минут. Тем, кто прятался в глубоких, хорошо оборудованных блиндажах, окопах и щелях, показалось, будто возле города произошло извержение вулкана. Столбы дыма, гарь от пожаров, поднятая взрывами вверх земля — все это образовало над боевыми позициями советских войск огромное черное облако. Яркое летнее солнце едва виднелось сквозь него. Рев авиационных моторов, свист бомб, грохот разрывов сопровождали вражескую огневую подготовку и звучали какой-то неимоверной, дикой какофонией.
В штабе Одиннадцатой германской армии полагали, что после таковой замечательной акции на советских позициях в живых мало кто останется. Даже если это случится, то уцелевшие бойцы будут деморализованы и никакого сопротивления доблестным немецким дивизиям не окажут.
Около пяти часов утра 7 июня 1942 года, когда артналет завершился, вражеская пехота при поддержке боевой техники пошла в атаку.
Давно не наблюдала Людмила подобной картины.
Жаркий летний день только занимался. Легкий ветерок уносил клочья черного дыма, земля и пыль понемногу оседали. В тишине, наступившей после адского грохота, в долине реки Бельбек двигались вперед танки. За ними густыми цепями, выпрямившись во весь рост, шагали солдаты, раздетые до пояса. Там были и группы стрелков с винтовками, и группы автоматчиков, вооруженные пистолетами-пулеметами «MP-40».
В бинокль снайпер Люда видела серые, искаженные злобными гримасами лица, крепко сбитые, еще не загорелые тела. Они шагали, спотыкаясь о камни, задевая друг друга плечами, пересмеиваясь, переговариваясь, иногда перекидывая с руки на руку винтовки. Офицеры им объяснили, что после такого массированного артналета в русских траншеях мало кто мог остаться в живых, а если и остался, то деморализован и сопротивляться не будет.
Однако блиндажи, траншеи, пулеметные гнезда севастопольцы оборудовали отлично и прятались в них, пока не прозвучал сигнал тревоги. Солдаты заняли свои места на огневом рубеже и приготовились к отражению атаки. Теперь старший сержант положила на бруствер «СВТ-40». Пришло ее время. Люда проверила, крепко ли присоединен магазин на десять патронов, сняла кожаные колпачки с окуляров оптического прицела и заглянула в него, чтобы приблизительно узнать дистанцию до первой шеренги фрицев.
Павличенко всегда объясняла подчиненным четыре простейшие снайперские правила и требовала их запоминать, как дважды два. Первое: если выравнивающая, или горизонтальная, нить прицела закрывает фигуру двигающегося пехотинца до колен, это — 250 метров. Второе: если фигура закрыта до пояса, это — 400 метров. Третье: если фигура закрыта до плеч, это — 600 метров. Четвертое: если полностью, то это — 750 метров. Но все равно командир стреляет первым, и это — сигнал для остальных.
В окуляр прицела попал человек, шагающий на левом фланге шеренги с пистолетом в руке. Она предположила, что он — офицер, то есть наиболее важная из рекомендованных снайперу мишеней. Людмила прицелилась и нажала на спусковой крючок. «Света» стреляла громко и дульную вспышку давала сильную. Однако в большом полевом сражении, а именно такое и разворачивалось сейчас в долине реки Бельбек, это особой роли не играло.
Как будто услышав сигнал, открыла огонь наша артиллерия: 69-й и 99-й гаубичные артполки, дивизионы 905-го, 52-го и 134-го гаубичных полков. Артиллеристы подбили несколько танков, затем нанесли удар по пехотным шеренгам. Вместе с ними громили врага и крупнокалиберные орудия батарей береговой обороны. Снова черный дым поднялся к небу, но на сей раз артналет устроили русские, и от атакующей колонны ничего не осталось.
Только к часу дня гитлеровцы восстановили порядок в своих воинских частях, подкрепили их свежими резервами и возобновили наступление. Предварял его налет авиации. «Юнкерсы» и «Мессершмитты» пикировали на позиции 54-го стрелкового полка, сбрасывали бомбы, поливали окопы очередями из крыльевых пулеметов. «Разинцы» попрятались, однако когда пехотные цепи 50-й и 132-й немецких дивизий снова появились на пологих склонах Камышловского оврага, они взялись за станковые и ручные пулеметы, за самозарядные винтовки и автоматы.
Громким голосом заговорили «СВТ-40» у снайперов Павличенко и Седых. Федор хорошо считать не умел, и старший сержант жестами показывала ему, на какое расстояние надо целиться. Люда предложила своеобразный ход боя: стрелять не по первой, а по второй шеренге, причем метить врагам в живот. Корчась от боли, с криками и громкими стонами фашисты один за другим падали на землю и просили о помощи. Их товарищи из первой шеренги оборачивались, сбивались с ноги, останавливались.
Это вызывало замешательство также и у третьей шеренги. Атака, начавшаяся бодро и энергично на участке перед окопами первого батальона, в конце концов захлебнулась. Конечно, тому в немалой степени способствовали наши пулеметчики и автоматчики.
Ранение в живот тоже, как правило, смертельное. Только смерть наступает не сразу Поздним вечером, когда начало темнеть и сражение прекратилось, трупы немцев пересчитали. Всех, кто имел пулевые отверстия на животе, записали на счет сержантов Павличенко и Седых.
Защитники Севастополя проявляли чудеса храбрости и героизма.
Однако им катастрофически не хватало боеприпасов, вооружения, продовольствия. Подвоз необходимого войскам имущества с Кавказа затрудняли весьма успешные действия фашистской авиации. В июне 1942 года она уже безраздельно господствовала в воздухе, потопив немало гражданских судов и кораблей Черноморского флота. Гитлеровские летчики настолько обнаглели, что стали гоняться за отдельными автомашинами, конными повозками и даже пешеходами, передвигавшимися по территории Севастопольского оборонительного района, расстреливая их с воздуха.
Фрицы, точно крысы, медленно, но неотвратимо вгрызались в советскую оборону, и нашим бойцам приходилось отступать перед их бешеным напором…
Людмила снова попала в дивизионный медсанбат № 47. Она получила контузию и легкое ранение: осколок снаряда, чиркнув по скуле, отсек ей мочку правого уха. Случилось это днем, когда она прибыла по вызову командира полка в штаб. В это время и произошел налет на него. Видимо, работал немецкий корректировщик огня. Слишком уж точно падали здесь тяжелые снаряды.
В пятницу, 19 июня, в Севастополь из Новороссийска прибыли сразу пять подводных лодок. Они доставили в осажденный город 165 тонн боеприпасов, 10 тонн горючего и 10 тонн продовольствия. Обратно в Новороссийск подлодки тоже уходили не пустыми. На них в тыловые госпитали переправляли раненых. По крайней мере, одна из самых больших — Л-4 («Ленинец-4») могла, по расчетам специальной комиссии ВМФ, взять на борт до ста человек. Построенная в 1933 году как подводный минный заградитель, она достигала в длину почти восьмидесяти метров, в ширину — семи метров.
Именно Л-4 ночью разгружалась в Камышовой бухте, и раненым из медсанбата № 47 предоставили на ней места. Их положили на пробковые матрасы, постеленные прямо на палубу в шестом, кормовом отсеке.
Морской поход продолжался трое суток. Ночью лодка шла в надводном положении, днем опускалась на максимальную глубину, но фрицы все равно ее заметили. Катера сбрасывали глубинные бомбы, самолеты — обыкновенные. Под водой их разрывы слышались отчетливо и воспринимались как резкие удары по корпусу боевого корабля.
На закате 22 июля 1942 года Л-4, будучи в надводном положении, вошла в Цемесскую бухту. Город Новороссийск, раскинувшийся по ее берегам на 25 километров, принял отважных севастопольцев радушно. Раненых разместили в трех санитарных «полуторках» и повезли в госпиталь. Людмила, всматриваясь в линию морского горизонта, залитую розовым светом уходящего солнца, и подумать не могла, что этот теплый, ясный, тихий день — ее последний день на войне. Но так оно и было.
В субботу в палаты госпиталя, как всегда, принесли свежие центральные газеты, и старший сержант на первой полосе в «Правде» прочитала сообщение Совинформбюро: «По приказу Верховного командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь. В течение 250 дней героический советский народ с беспримерным мужеством и стойкостью отбивал бесчисленные атаки немецких войск. Последние 25 дней противник ожесточенно и беспрерывно штурмовал город с суши и с воздуха…»
На самом деле это Верховное командование оставило, точнее — бросило на произвол судьбы бойцов и командиров Севастопольского оборонительного района, которые собрались на Херсонесском мысу в ожидании переправы на кавказский берег. Но корабли не пришли. Эвакуировать смогли только высший комсостав: генерал-майор Петров вместе со своим штабом ушел на подводной лодке в Новороссийск, вице-адмирал Октябрьский улетел на самолете. Очень много людей пало на крымской земле, в отчаянных схватках с фашистами расстреливая последние патроны. Тысячи и тысячи оказались в плену.
Так, вся 25-я Чапаевская дивизия погибла под Севастополем. Знамена утопили в море, штабные бумаги сожгли на берегу Камышовой бухты, печати закопали в землю неизвестно где. Перестал существовать и 54-й имени Степана Разина стрелковый полк…
В первых числах июля группа защитников Севастополя вместе с генерал-майором Петровым вылетела из Новороссийска в Краснодар, в штаб Северо-Кавказского фронта для представления его Главнокомандующему маршалу С.М. Буденному. Легендарный герой Гражданской войны тепло приветствовал участников второй обороны города. При встрече с ним был решен вопрос и о награждении Людмилы высшим орденом СССР, поскольку наградной лист, оформленный в штабе Приморской армии в апреле, где-то затерялся.
«СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ ФРОНТ
Исх.№0618 Вх. № 0534 21.08.42 г. Секретно Экз. № 3
ПРИКАЗ войскам Северо-Кавказского фронта
Действующая армия № 0137 “ 16” июля 1942 г.
От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленную при этом доблесть и мужество — НАГРАЖДАЮ
Орденом Ленина
1. Старшего сержанта Павличенко Людмилу Михайловну, снайпера 54-го стрелкового полка 25-й стрелковой дивизии.
Командующий войсками Северо-Кавказского фронта Маршал Советского Союза С. Буденный
Начальник штаба Северо-Кавказского фронта Генерал-майор Захаров
Член Военного Совета Северо-Кавказского фронта адмирал Исаков
За начальника и военком отдела кадров Северо-Кавказского фронта Старший батальонный комиссар Косиков.
Отп. 4 экземпляра»{17}.
Приказ о присвоении героине воинского звания «младший лейтенант» был также подписан Буденным 16 июля 1942 года.
В конце того же месяца Павличенко из Краснодара откомандировали в Москву. Она получила назначение на должность командира снайперского взвода в 32-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Дивизия формировалась в Московском военном округе, но пока вылетать никуда не собиралась. Военно-транспортных самолетов не хватало. Под маркой «ВДВ» в то время собирали элитную пехоту для действий на особо угрожаемых участках фронта. Потому в дивизии считали, что отправятся на Волгу, под Сталинград, где начиналось большое немецкое наступление.
Желая проанализировать и обобщить положительный опыт работы сверхметких стрелков при обороне Севастополя, младший лейтенант подала докладную записку командованию РККА, в которой изложила свои предложения по организации этого движения на фронте.
«За последнее время снайперское дело получило широкий размах, но до сих пор снайперам приходится работать в тяжелых условиях, — писала Людмила Михайловна. — Летом они находятся на переднем крае 18 часов, зимой — 10 часов. Снайперы откапывают сами для себя окопы на своей огневой позиции, строят блиндажи для жилья. Снайперов используют для боевого охранения, дополнительно к их прямым обязанностям. Есть и такие случаи, когда снайперов используют поварами, ездовыми и т.д. (согласно их военно-учетной специальности). Для большего роста снайперского движения нужно:
Установить единоначалие, так как снайперами в некоторых частях распоряжаются все, начиная от командира отделения и кончая командиром полка. В результате это приводит к тому, что один начальник дает ему одно задание, другой — другое, снайпер не может выполнить их одновременно и получает выговор.
Об учебе снайперов в боевых условиях. Снайперов можно готовить не только в тылу, но и непосредственно на переднем крае. При отборе на учебу бойцам надо подробно рассказывать о работе снайпера.
По снайперу бьет полевая артиллерия, минометы, не говоря уже о немецких снайперах и пулеметчиках. Но снайпер, идя добровольно на эту работу, обычно рискуя своей жизнью, выполняет данное ему задание. Отбор должен быть сугубо добровольным. Учебу можно организовать следующим образом: отобрав группу в 15–20 человек, отвести ее в ближайший тыл дней на 10. В первую очередь нужно дать возможность будущему снайперу, не жалея патронов, тренироваться в стрельбе, научить их маскироваться и дать необходимые сведения о тактике. После выпуска собирать снайперов регулярно раз в две-три недели для обмена опытом. Первый выход новичка на огневую позицию должен происходить с опытным снайпером, который обязан удержать его от первых необдуманных шагов.
3. Снайпера надо снабдить простейшими таблицами с указанием отклонений по движущейся цели, в зависимости от климатических условий. Снайпер храбр, любит свою Родину, он готов за нее отдать жизнь, но он также любит свою жизнь и должен ее беречь, а для этого он должен хорошо маскироваться, умело разить врага. В снайпере надо воспитывать военную сметку, военную хитрость. Ему не обязательно иметь высшее образование, на котором настаивают сейчас некоторые командиры. Человек с высшим образованием может быть плохим снайпером, если он не имеет военной сметки, если он не выработал в себе военной хитрости. Хорошим снайпером может стать боец, не имеющий почти никакого образования. Снайпер должен научиться бить на определенном расстоянии по движущейся цели, уметь перехитрить эту цель, подойти к любой цели незаметным и снять эту цель. Для такого снайпера и нужны простейшие таблицы для стрельбы, которые бы не пугали его своим внешним видом, а были бы подсобной, удобной памяткой.
4. Нужно соединить работу снайпера с работой разведчика. Разведчик идет ночью в тыл врага, снайпер днем не может пробраться в глубокий тыл врага, это слишком рискованно. Разведчик, прикрываясь темнотой, добывает нужные сведения, и эти сведения он должен сообщать снайперу. Разведчик знает все наблюдательные пункты врага, он знает местоположение врага. Об этом должен знать и снайпер, поскольку он видит только то, что находится перед ним. Что делается вне поля его зрения, снайпер не знает.
5. Об участии снайперов в наступлении. Здесь нам надо позаимствовать тактику немцев. Когда немцы ведут наступление, их снайперы остаются на переднем крае, выслеживают пулеметные гнезда и уничтожают их. У нас же во время боя снайпер наступает со своей частью. Я считаю, что во время наступления снайпер должен выбрать себе позицию и оттуда обстреливать пулеметные гнезда врага. Так он принесет больше пользы своей воинской части, уменьшит ее потери от огня противника. К тому же снайперская винтовка не приспособлена к штыковому бою, на ней нет штыка.
6. В отношении снайперского счета. Во время боя снайпер не имеет права вести свой счет, так как его работу учесть очень трудно, в бою должен быть общий счет. Снайпер имеет право вести свой счет только тогда, когда выходит один на охоту. За счетом снайпера следит и контролирует его снайпер-наблюдатель и разведка, а ведет счет индивидуально каждого снайпера инструктор снайперского дела каждого полка. Обычно враг хорошо знает наших снайперов, он их боится, и это — лучшая оценка нашей работы.
7. До сих пор существует безобразное отношение к маскировке снайпера. Очень часто снайпер в октябре, когда нужен коричневый халат, получает зеленый, в декабре, когда нужен белый, дают коричневый. И в большинстве случаев снайперу приходится маскироваться по собственному усмотрению, чем попало. Плохая маскировка приводит к смерти. Снайпер должен также иметь специальные маскировочные ветки и броневые щитки, которые зачастую лежат без употребления на армейских складах…»{18}
В своей довольно пространной докладной записке Павличенко коснулась многих вопросов, не только боевых, но и бытовых. Например, писала о крайне необходимом сверхметкому стрелку отдыхе: раз в неделю — на сутки. Писала о правильной организации питания: снайпер находится в засаде несколько часов и потому не успевает получить горячий обед или ужин в своей воинской части. Писала и о подготовке огневой позиции: лучше всего окопы полного профиля (глубина до 1,5 метра. — А.Б.).
Студентка исторического факультета Киевского университета, получившая чисто снайперское образование в школе ОСОАВИАХИМА, в данном случае выступала как военный специалист, офицер, имеющий разносторонний боевой опыт. Надо сказать, что к ее суждениям прислушались. На докладной записке есть разные пометки: «снайперы не должны этого делать» (рыть окопы, строить блиндажи. — А.Б.); «выявлять снайперов в военкоматах, направлять на особый учет»; «новые таблицы!»; «сборы снайперов?» и т.д. и т.п.
Людмила, продолжая службу в учебном центре 32-й гвардейской дивизии ВДВ, читала лекции по баллистике для будущих сверхметких стрелков, занималась пристрелкой новых снайперских винтовок, поступивших в воинское соединение с завода. Однако в судьбе Павличенко внезапно наметился крутой поворот.
МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ЗА ГРАНИЦЕЙ
По представлению Центрального Комитета ВЛКСМ она была включена в советскую делегацию, вылетающую в США для участия во Всемирной студенческой ассамблее. Вместе с ней туда отправлялись Николай Красавченко, секретарь по пропаганде Московского городского комитета комсомола, и Владимир Пчелинцев, старший лейтенант, снайпер (личный счет — 102 уничтоженных гитлеровца), Герой Советского Союза, бывший студент Горного института в Ленинграде.
Инициатором этой поездки выступил… президент США Франклин Делано Рузвельт. Он прислал Сталину телеграмму с сообщением о том, что со 2 по 5 сентября 1942 года в Вашингтоне пройдет эта самая ассамблея и на ней, по его мнению, ведущее положение должны занять представители четырех держав, входящих в Антигитлеровскую лигу: Соединенные Штаты Америки, Советский Союз, Великобритания и Китай. Рузвельт просил прислать делегацию из двух-трех человек, желательно — фронтовиков.
Председатель Государственного Комитета Обороны, которому ныне подчинялись все учреждения в стране, Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР и народный комиссар обороны размышлял два дня. Неделю назад союзники объявили ему, что открытия второго фронта в Европе в 1942 году не будет. Но если на Всемирной студенческой ассамблее советской делегации дадут возможность говорить о втором фронте, обратиться к мировой общественности с призывом активно участвовать в борьбе с фашизмом, то в таком случае русские, пожалуй, в Вашингтон приедут. Рузвельт это пообещал.
Состав делегации утверждал Сталин. Кое-кто сомневался в необходимости отправлять со столь серьезной миссией в чужую страну красивую молодую женщину, даже если она и офицер, за подвиги на фронте награжденный высшим орденом Советского Союза. Однако Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР был уверен в том, что это — абсолютно правильный выбор. Дальнейшие события показали: Иосиф Виссарионович не ошибся.
С выезжающими в США провели инструктаж в компетентных органах, коротко объяснив им, кто такой Франклин Делано Рузвельт, каково устройство этой страны, ее экономика и политика. Затем они переместились в кабинет заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Александрова, который устроил им маленький экзамен по истории Коммунистической партии и Ленинско-Сталинского комсомола, интересовался деталями их биографии, службой в Красной Армии и остался доволен ответами комсомольцев Пчелинцева и Павличенко и члена ВКП(б) Красавченко.
Затем членов делегации повезли в Наркомат иностранных дел, и они очутились в его подвальном помещении, похожем на огромный универмаг, только совершенно безлюдный. В витринах и на застекленных прилавках там лежали предметы мужского и женского туалета, в свободной продаже в Москве давно не встречающиеся. Сотрудники Наркоминдела помогай им выбрать множество вещей, нужных для поездки, уложили их в чемоданы и попросили расписаться в длинной ведомости. Это означало, что одежда им выдана бесплатно. Также получили они командировочные: по две тысячи долларов каждый (немалая сумма в то время. — А.Б.) и заграничные паспорта.
Поскольку Пчелинцев и Павличенко являлись военнослужащими, то их следовало экипировать соответствующим образом. Так они попали в экспериментальную пошивочную мастерскую Наркомата обороны на Фрунзенской набережной, в народе называемую «генеральским ателье». Пчелинцеву парадный мундир подобрали в течение часа, но с Людмилой ничего не получалось. Женских парадных кителей в ателье не было, сшить такую одежду за сутки не смог бы никто. Приняли решение переделать для нее одну из генеральских гимнастерок из тонкого чистошерстяного габардина…
Советская студенческая делегация прибыла в Вашингтон 27 августа 1942 года. Президент США пригласил гостей из далекой России первый день провести в Белом доме. Там их встретили супруга президента Элеонора Рузвельт, Генри Лаш, вице-президент международной студенческой организации «International Student Service», которая и выступила инициатором проведения Всемирной ассамблеи, и генеральный секретарь американского комитета этой организации Гертруда Пратт.
После завтрака и короткой экскурсии по Белому дому снайперы переоделись в военную форму и вместе со своим комсомольским начальником на автомобиле поехали в советское посольство, возле которого их ожидали журналисты и кинооператоры.
Они вели себя довольно буйно и бесцеремонно, просили героев войны принимать разные позы, без конца снимали их, перекрикивая друг друга, задавали вопросы, пытались прорваться к крыльцу, где те стояли вместе с послом СССР в США Максимом Максимовичем Литвиновым. Вскоре выяснилось, что пишущая братия в полном восторге только от одного члена советской делегации — Людмилы Михайловны Павличенко. Симпатичная девушка в необычной военной одежде — это, конечно, экзотика, и репортеры прилагали все силы, чтоб найти интересный ракурс, сделать хороший ее снимок для завтрашних газет.
После этой фотосессии состоялся обед в посольстве, на котором присутствовали все его сотрудники с женами. На шесть часов вечера была назначена большая пресс-конференция. В ней участвовали представители 52 газет и 12 радиокомпаний Соединенных Штатов Америки. Кроме того, из конференц-зала посольства шла ее прямая радиотрансляция. Теперь все было организовано иначе. Сначала слово предоставили членам делегации. Красавченко в коротком докладе, тезисы которого он получил в Москве от заведующего отделом пропаганды ЦК ВКП(б) Александрова, обрисовал ситуацию в стране в целом: тыл помогает фронту. Пчелинцев поведал о состоянии Красной Армии: она готова нанести фашистам новые удары. У Павличенко в руках тоже находился текст, согласованный с партийным функционером:
— Дорогие друзья! Я рада передать вам привет от советских женщин и советской молодежи, борющихся в первых рядах с кровавым фашизмом. Советский Союз борется не только за свою свободу, но и за свободу всех наций на Земле. Советский народ с первых дней борьбы переключил все свои возможности, всю свою энергию на оборону страны. Советские женщины заменили своих мужей, отцов и братьев на производстве. Они сделали все, чтобы мужчины могли воевать. Советский народ благодарит вас за помощь, но борьба, которую ведет Россия, требует все больших и больших средств. Мы ждем активной помощи, открытия второго фронта. Хочу заявить вам, что мы победим, что нет такой силы, которая могла бы помешать победоносному маршу свободных народов мира. Мы должны объединиться. Как русский солдат я протягиваю вам свою руку. Мы вместе должны уничтожить фашистское чудовище!..
Дальше она добавила от себя, по-английски:
— Fellow soldiers, forward to victory![2]
Журналисты вяло поаплодировали, но затем оживились. Ведущий пресс-конференцию посол Литвинов предложил им задавать вопросы. Каждый должен был встать с места, назвать свою фамилию, издание, которое он представляет, и указать, кому он адресует свой вопрос.
Любопытство журналистов поначалу привело русских в замешательство. Американцы как будто нарочно игнорировали их предыдущие сообщения и не заботились о том, будет ли это приятно студенческой делегации. Наоборот, они старались выудить у них нечто такое, сенсационное, что в официальных докладах не прозвучало. К Людмиле обращались чаще всего, и она расценила это как своеобразную психическую атаку. Но снайперам ли бояться психических атак?..
На ее взгляд, вопросы были довольно-таки глупые. Тут она дала волю своему острому языку и потешала аудиторию, открыто издеваясь над теми, кто хотел смутить посланцев Советской России.
Вопрос: Принимаете ли вы горячую ванну на фронте?
Павличенко: Обязательно, и по нескольку раз в день. Если ты сидишь в окопе и начинается артиллерийский обстрел, то делается жарко. Очень жарко. Это и есть самая настоящая ванна, только с землей.
Вопрос: У вас была охрана?
Павличенко: Только моя винтовка.
Вопрос: Могут ли женщины на войне красить губы?
Павличенко: Могут. Но иногда не успевают. Приходится хвататься то за пулемет, то за винтовку, то за пистолет или гранаты.
Вопрос: Какого цвета белье вы предпочитаете?
Павличенко: За подобный вопрос у нас в стране можно и по физиономии получить. Ведь его обычно задают жене или любовнице. Мы с вами в таковых отношениях не состоим. Потому с удовольствием дам вам пощечину. Подходите ближе…
Вопрос (задает его дама-журналист): Это ваша парадная или повседневная форма одежды?
Павличенко: Нам пока не до парадов.
Вопрос (та же дама): Но форма вас полнит. Или вам все равно?
Павличенко: Я горжусь униформой легендарной Красной Армии. На ней — орден Ленина. Она освящена кровью моих товарищей, погибших в бою с фашистами. А вам желаю хоть раз побывать под бомбежкой. Честное слово, вы сразу забудете о покрое вашего наряда.
Вопрос: Табачная компания «Филипп Моррис» предлагает вам контракт: за ваш портрет, размещенный на пачках сигарет, они готовы заплатить полмиллиона долларов. Вы согласитесь?
Павличенко: Нет. Пошлю их к черту…
На следующий день, 28 августа 1942 года, газеты вышли с обширными репортажами об этой пресс-конференции и фотографиями советской делегации. Больше всего внимания американцы уделили Людмиле Павличенко, опубликовав ее портреты. Кто-то писал о смелой девушке-офицере, умеющей ответить на любой вопрос. Кто-то — о хладнокровной женщине-убийце, не знающей жалости к бедным немецким солдатам, которые лишь исполняли приказы своих командиров.
В газете «The New-York Post», например, журналистка Эльза Мак-Суэли опубликовала следующее: «…то, чем обладает лейтенант Павличенко — нечто большее, чем красота. Ее невозмутимое спокойствие и уверенность порождены тем, что ей довелось пережить и испытать. У нее лицо Мадонны с картины Корреджо и руки ребенка, а ее гимнастерка оливкового цвета с красными нашивками опалена огнем жестоких сражений. Одна из участниц пресс-конференции, журналистка, сидевшая рядом со мной в модном, изящном платье, спросила Людмилу с долей сарказма: “Интересно, это ваша повседневная или парадная форма?” Людмила как-то безразлично взглянула на мою нарядную соседку: “Да будет вам известно, что в России сейчас нет парадов. Наши мысли заняты другим…”»
Отзвуки женских споров об одежде заинтересовали и мужчин. Они попали на страницы деловой, сугубо информационной газеты «The Daily News». Издание поместило на первой полосе большую фотографию Павличенко во весь рост и снабдило ее подписью: «Я ношу свою военную форму с гордостью! На ней — орден Ленина. Она освящена кровью моих товарищей, павших на поле боя. Потому я дорожу ею больше, чем самым красивым платьем от лучшего портного!»
Первое заседание Всемирной студенческой ассамблеи произошло 2 сентября 1942 года в актовом зале Американского университета. Ассамблея собрала… 365 участников из пятидесяти трех стран. Замысел организаторов был ясен. Консолидированное большинство составляли представители США, Канады и Великобритании, которые могли влиять на голосование. Потому русские предложили другой вариант: одна делегация — один голос.
Снайперы приехали на заседание в военной форме, чем привлекли к себе всеобщее внимание. Доклады нашей студенческой делегации слушали внимательно, ее предложения принимали «на ура». Но провести через Всемирную студенческую ассамблею резолюцию, призывающую к немедленному открытию второго фронта в Европе, не удалось. Зато большинством голосов приняли так называемый «Славянский меморандум», где в жесткой форме осуждались преступления фашизма и звучал горячий призыв к народам мира объединить свои усилия в борьбе с германскими агрессорами.
Вечером того же дня состоялась неофициальная встреча советских делегатов с президентом Рузвельтом в Белом доме. Он подробно расспрашивал их о войне, которая идет на территории Советского Союза. Пчелинцев рассказал ему об обороне Ленинграда, Павличенко — об обороне Одессы и Севастополя, Красавченко — о партизанском движении.
Эту встречу, как и сбор молодежи на Всемирную студенческую ассамблею, организовала супруга 32-го президента США Элеонора Рузвельт. Она была не просто его женой, но — известным общественным деятелем, журналистом, «министром без портфеля» в правительстве Соединенных Штатов. С тех пор, как в 1921 году ее муж переболел полиомиелитом и частично лишился подвижности, Элеонора вела все его выборные кампании, разъезжая по стране, выступая на митингах, встречаясь с избирателями. Ее называли «глазами, ушами и ногами президента», поскольку она бывала там, куда он не мог добраться, и влияла на его решения. Также она курировала различные молодежные и женские общественные организации, постоянно занималась благотворительностью. Американский народ любил и уважал супругу 32-го президента. Согласно социологическому опросу 1939 года, деятельность первой леди на «хорошо» оценили 67 процентов граждан США, а Франклина Делано Рузвельта — 58…
Имея немалый политический опыт, Элеонора сразу поняла, каким мощным потенциалом агитации за всемерное развитие русско-американского сотрудничества обладает студенческая делегация, и особенно — младший лейтенант Людмила Павличенко. В ходе пресс-конференций и митингов выяснилось, что красивая девушка Люда — не только смелый солдат, но и отличный оратор, умеющий подчинять своему влиянию людей.
Пребывание комсомольско-молодежной студенческой делегации в США Франклин Делано Рузвельт предложил продлить, с чем товарищ Сталин охотно согласился. Красавченко, Пчелинцев и Павличенко провели неделю на отдыхе в поместье Рузвельтов «Гайд-парк», расположенном в восьмидесяти километрах от Нью-Йорка, а затем поехали по стране: Красавченко и Пчелинцев отправились в города на Восточном побережье Северной Америки, Людмила вместе с первой леди — на Запад Соединенных Штатов.
Наивысшим ее достижением можно считать митинг в городе Чикаго, который проходил в старинном большом парке, расположенном на берегу озера. Там собралось не менее десяти тысяч человек. Как обычно, митинг открыл мэр города. Сказав несколько фраз об Антигитлеровской коалиции и участии в ней США, он представил Людмилу присутствующим. Подойдя к микрофону, Павличенко отчетливо увидела два или три первых ряда. Их занимали мужчины. Довольно приветливо они взирали на девушку в военной форме, приехавшую из далекой России. Она начала спокойно, с нескольких слов о той войне, что бушует сейчас на ее родной земле, потом сделала паузу и резко возвысила голос:
— Джентльмены! Мне двадцать пять лет. На фронте я успела уничтожить триста девять фашистских солдат и офицеров. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?..
Оглянувшись на снайпера в изумлении, переводчик перевел эти слова, повторив ее интонацию. Толпа молчала несколько секунд. Потом на старинный парк обрушилась настоящая буря. Люди кричали, что-то дружно скандировали, свистели, топали ногами, аплодировали. К эстраде бросились журналисты. Расталкивая репортеров, туда же устремились те, кто хотел немедленно сделать взнос в фонд помощи СССР, о чем и просил мэр Чикаго, открывая митинг.
Слова, сказанные младшим лейтенантом на этом митинге, на следующий день появились на первых полосах многих американских газет. По всему миру их разнесло телеграфное агентство «Рейтер», снабдив восторженным комментарием. Пожалуй, еще никто так точно и образно не выражал суть позиции, занятой англо-американцами при кровавой борьбе России с германскими захватчиками…
Из США советская студенческая делегация отправилась в Канаду, затем на самолете перелетела в Великобританию. Программа повсюду была одинаковой: встречи в учебных заведениях, на заводах и фабриках, посещение воинских частей и осмотр боевой техники, общение с политиками на разных светских мероприятиях, выступления на радио, пресс-конференции для газет и журналов.
В Москву они вернулись на английском четырехмоторном бомбардировщике «Либерейтор», вылетевшем из Глазго в ночь с 4 на 5 января 1943 года. На аэродроме во Внуково самолет встречала родня: жена Пчелинцева Рита и мать Павличенко Елена Трофимовна Белова. Заграничная командировка, рассчитанная на две недели, затянулась на четыре месяца…
После поездки члены студенческой делегации должны были написать отчеты о ней и представить их в секретариат ЦК ВЛКСМ, потом — в Главное политическое управление РККА, потом, 20 января 1943 года — прочитать на совещании молодежного комитета Совинформбюро. Стенограмма этого совещания послужила основой для большой радиопередачи, и так миллионы жителей Советского Союза узнали много интересного о путешествии по капиталистическим странам трех комсомольцев, которые агитировали в США, Канаде и Великобритании за скорейшее открытие второго фронта в Европе. Как отнеслись к этому волнующему рассказу радиослушатели, осталось неизвестным. Зато начальство оценку деятельности делегации выставило. Красавченко и Пчелинцев удостоились простой похвалы: «хорошо». Павличенко особой: «отлично»…
После чего делегация была расформирована. Николай Красавченко вернулся на работу в Московский городской комитет комсомола. Владимир Пчелинцев вскоре отправился на фронт. Людмила тоже собиралась в дальнюю дорогу вместе с воздушно-десантным корпусом, куда влилась 32-я гвардейская дивизия. Но на самом деле она из Москвы не уехала и до августа 1943 года находилась в резерве отдела кадров Народного комиссариата обороны.
Согласно «Выписке о прохождении службы в Советской Армии», имеющейся в Центральном архиве Министерства обороны РФ, с августа 1943 года до мая 1944 года Людмила Михайловна являлась слушателем, а затем инструктором снайперской подготовки на офицерских курсах «Выстрел». Воинское звание «лейтенант» ей присвоили 3 июня 1943 года (приказ ГУК НКО СССР за № 0281), звание «старший лейтенант» — 15 мая 1944 года (приказ по ВДВ за №0221).
В официальных документах не отражен один интересный факт из ее биографии. Летом 1943 года лейтенант встречалась с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Эту встречу она не афишировала и лишь спустя восемь лет вскользь упомянула о ней (очерк М. Лысенкова «Мирные дни Людмилы Павличенко», газета «Защитник Родины» № 54 от 6 марта 1951 года). Более подробный рассказ о беседе с вождем содержится в письме Людмилы Михайловны, адресованном Владимиру Пчелинцеву, который собирался писать книгу об их поездке в США, Канаду и Великобританию.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 октября 1943 года за боевые заслуги в Великую Отечественную войну доблестному снайперу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением медали «Золотая Звезда» (№ 1218) и ордена Ленина. Кроме того, она в мае 1943 года получила медаль «За оборону Одессы» за № 00009 и медаль «За оборону Севастополя» за № 01008, в 1945 году — медаль «За победу над Германией». Также она имела юбилейную медаль «XXX лет Советской Армии».
После войны, в 1945 году, Павличенко закончила исторический факультет Киевского государственного университета и до июня 1953 года служила в Четвертом отделе Военно-морского научного управления Генштаба ВМС в Москве. В отставку вышла по болезни (инвалид второй группы) в звании майора береговой обороны с правом ношения военной формы с особыми отличительными знаками на погонах.
ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
Будучи отставным офицером, Людмила Михайловна активно занималась общественной работой. Она являлась членом правления общества «СССР — Канада», Советского комитета ветеранов Великой Отечественной войны и Комитета советских женщин. Она часто встречалась с молодежью, рассказывая юношам и девушкам о минувших сражениях, и поэтому ее неоднократно выбирали почетным делегатом на съезды ВЛКСМ. Была она и участницей нескольких международных конгрессов, посвященных борьбе за мир и за разоружение.
О снайперской службе на крымской земле Павличенко тоже вспоминала. В 1958 году в Москве «Госполитиздат» выпустил в свет ее небольшую книгу (70 стр.) под названием «Героическая быль. Оборона Севастополя». Правда, в ней больше внимания было уделено основным военным событиям ноября 1941 — июня 1942 года, чем подробному описанию действий сверхметких стрелков, их тактике и методам боя. Хотя и своих однополчан она тоже не забыла. Например, старшего сержанта первой роты первого батальона 54-го стрелкового полка Нину Онилову, с которой была лично знакома. Нина хорошо знала станковый пулемет «максим» и метко стреляла из него, подпуская немцев на близкое расстояние. Смелая девушка умерла в марте 1942 года, получив тяжелое ранение в бою.
«Сила снайпера — в точном огне, — говорилось в этой книге. — Он уничтожает подвижные цели, находящиеся иногда на значительном расстоянии. К таким целям относятся: вражеские наблюдатели, офицерский состав, связные, пулеметные и минометные расчеты. Чтобы поразить их, автоматчику требуется небольшая дистанция и большое количество патронов. Снайперу же нужно значительно меньше патронов, чтобы уничтожить цель.
Как показал опыт севастопольцев, лучший метод использования снайперов в степных, лесостепных и гористых местностях — это работа парами: один ведет огонь, другой наблюдает, а в случае необходимости стреляют оба.
Противник, понеся значительные потери при втором своем наступлении на Севастополь, в течении пяти месяцев отсиживался за колючей проволокой и накапливал силы для новых атак. Перед снайперами Севастопольского оборонительного района была поставлена задача: не давать врагу покоя ни днем ни ночью. Местом для своих постов меткие стрелки обычно выбирали нейтральную зону — полоску земли между передним краем наших частей и противником. Ширина этой зоны, как правило, достигала 30–100 метров. Поэтому у наших снайперов не всегда была возможность создавать запасные посты и часто их менять. Противник вел постоянное и тщательное наблюдение за нейтральной зоной.
Однако снайперы всегда находили способы обмануть гитлеровцев. Постоянная снайперская “охота” заставила их прекратить всякое движение на своем переднем крае и еще глубже закопаться в землю.
Чтобы вызвать в стане врага дезорганизацию, севастопольские меткие стрелки часто применяли засады. Когда фашисты готовились ко второму штурму города, у них заметно оживилось движение в тылу. В дневное время подвозились боеприпасы и кухни. Одним словом, неприятель полностью пренебрегал маскировкой. Особенно большое оживление начиналось в момент подхода кухни. Наше командование поставило снайперам задачу: нарушить движение противника в дневное время.
…Пять снайперов ушли (дело происходило в районе Мекензиевых гор) в три часа ночи; миновав передний край противника, они замаскировались в густом кустарнике, неподалеку от дороги. За два дня засады они уничтожили 130 вражеских солдат и офицеров. На исходе второго дня противник был вынужден послать против наших снайперов роту автоматчиков. Развернутым строем фашисты пошли в атаку на кустарник. Но снайперы сумели незаметно сменить позицию и с фланга открыли огонь по наступающим.
Гитлеровцы потеряли из виду наших бойцов. Они стреляли куда попало. Один взвод автоматчиков обходил высоту справа, другой — слева. Эсэсовцы решили во что бы то ни стало изловить группу снайперов. Лишь только фашисты начали сближаться, по ним с фланга открыли огонь наши меткие стрелки. Противник, не разобравшись в чем дело, начал отстреливаться. Снайперы незаметно скрылись. Получилось, что фашисты, ведя огонь, стреляли по своим же солдатам, а снайперы благополучно вернулись в свое подразделение. Эти засады оправдывали себя. Гитлеровцам ничего не оставалось, как прекратить всякое движение днем.
Снайперская засада требовала большой подготовительной работы. Каждый севастопольский меткий стрелок обязан был досконально знать все проходы на нейтральной зоне, очертания линии вражеской обороны. В засаду ходили небольшими группами по три-пять человек. Каждый стрелок был вооружен, кроме снайперской винтовки, пистолетом, пятью гранатами и имел при себе двести патронов. На группу выделялось: один-два автомата, обязательно — ручной пулемет с несколькими запасными дисками и саперные лопатки. Облюбованное снайперами место в течение двух-трех ночей проверялось разведкой, в которую ходили только участники засады. Лишь после этого назначался выход всей группы. Подготовка к нему велась секретно. Наши засады противник часто принимал за партизанские налеты, и бывали случаи, когда он снимал своих солдат с переднего края и приказывал им атаковать какую-нибудь высоту, на которой находились советские снайперы. В связи с этим мне вспоминается один из фронтовых эпизодов.
Дорога, по которой подвозились нашим частям боеприпасы и продукты на передний край, проходила между двумя высотами в районе Итальянского кладбища (примерно 15–17 км от Севастополя, совр. Балаклавский район, на север от деревни Камары, недалеко от левого берега реки Черной, высота нал уровнем моря — 217 метров. — А.Б.). Эту дорогу враг постоянно держал под обстрелом. Командование поставило снайперам задачу — очистить высоту Безымянную от гитлеровцев. Для выполнения задания выделили восемь человек. Первый день нам не принес удачи. Эсэсовцы занимали выгодное положение на гребне высоты, а нам пришлось залечь у ее подножья. В 3 часа утра следующего дня, скрываясь в мелком кустарнике и умело используя неровности местности, мы поднялись наверх и очень близко подошли к противнику. Расстояние между нами исчислялось буквально десятками метров. Нетрудно себе представить, какую нужно было проявить сметку, чтобы так близко подойти к тщательно охраняемому рубежу.
С рассветом немцы увидели в семидесяти метрах от себя “выросшие” за ночь несколько кустарников. Укрывшись за камнями, снайперы замерли в ожидании того момента, когда гитлеровцы откроют огонь по кустам, полагая, что в них замаскировались снайперы.
Противник попался на нашу удочку.
Только на востоке заалела розовая полоска и первые лучи солнца брызнули из-за гор, раздалась бешеная стрельба из пулеметов и автоматов. Гитлеровцы открыли огонь по ложной цели. Мы этого и ждали. Нам требовалось точно определить месторасположение пулеметных гнезд и окопов автоматчиков. Почти одновременно прозвучали восемь наших выстрелов. Снайперы сумели быстро выбрать цели. Они били врага без промаха.
Услышав перестрелку, противник послал взвод для усиления своего боевого охранения. Но оно к тому времени было уже уничтожено. Подразделение автоматчиков наткнулось на наш огонь и откатилось на свою исходную позицию.
В течение семи дней высота Безымянная охранялась нами. Неоднократно враг пытался оседлать потерянный рубеж, но все его попытки заканчивались большими для него потерями. Семь суток держалась там горстка бойцов, семь суток мастера меткого огня обороняли захваченную высоту. Только на восьмой день нас сменила стрелковая рота…»{19}
Очень скромным человеком была Людмила Михайловна. В этой книге, изданной тиражом в 50 тыс. экземпляров, она практически ничего не рассказала о себе, о своих победах, о трудностях снайперской службы, не поделилась с читателями собственными секретами маскировки, владения оружием, стрельбы без промаха по любым целям. Хотя одна эта боевая операция небольшой группы снайперов в районе Итальянского кладбища, наверное, достойна целого исследования.
Но совершенно неслучайно Людмила Михайловна взялась рассказывать о буднях второй севастопольской обороны. Она часто приезжала сюда уже в послевоенные годы, встречалась с теми, кто вместе с ней стоял на огневых рубежах. Ведь многие защитники Севастополя, окончив службу в рядах Советской Армии, вернулись в легендарный город-герой, до основания разрушенный захватчиками, чтобы восстановить его в память о стойкости и мужестве русских солдат и офицеров.
Традиционным местом встречи знаменитых севастопольцев-ветеранов была просторная квартира в доме на улице Большой Морской, где жила Антонина Алексеевна Сарина, секретарь горкома ВКП(б) по промышленности и транспорту в годы войны. Собирались в два часа дня 9 мая, рассаживались за большим столом, минутой молчания поминали тех, кто не дожил до Победы, провозглашали тост за нее и предавались воспоминаниям о прошедших боях, снова и снова обсуждали события второй обороны, давая им разные оценки. Звучали за столом и песни Великой Отечественной войны. Обычно запевала их Людмила Михайловна. Голос у нее был грудной, глубокий, очень приятный…
В феврале 1958 года было принято постановление бюро Севастопольского горкома Коммунистической партии Украины и горисполкома «О зажжении Вечного огня в память воинов, погибших в боях за Родину» на Малаховом кургане. На торжественном митинге, посвященном этому событию, в качестве почетных гостей присутствовали Л. Павличенко и Г. Доля, защитник ДЗОТа №11, который находился на склоне Камышловского оврага. ДЗОТ, вооруженный станковым и ручным пулеметами, в декабре 1941 года несколько дней сдерживал наступление гитлеровцев, и Доля — единственный, кто остался там в живых. Зажег Вечный огонь на оборонительной башне Малахова кургана бывший командующий Черноморским флотом адмирал Ф. Октябрьский…
С начала Великой Отечественной войны минуло двадцать лет.
В нашей стране решили отметить этот юбилей публикацией мемуаров военных деятелей, выпуском тематических номеров журналов, организацией научно-практических конференций. Озаботились этим и в городе-герое Севастополе. Майор береговой службы в отставке Герой Советского Союза Л.М. Павличенко получила приглашение на заседание научного совета Музея героической обороны и освобождения, посвященное 20-летию со дня начала обороны, которое назначили на 21 октября 1961 года. Она подготовила доклад и выступила с ним в Севастополе.
В данном случае круг слушателей был невелик: научные сотрудники трех городских музеев, военные историки, ветераны-участники боевых действий в 1941–1942 гг. Они представляли разные роды войск. Про снайперов рассказывала только Людмила Михайловна. Она напомнила присутствующим о своих павших под Севастополем коллегах. Старшина 7-й бригады морской пехоты Ной Адамия, на счету которого имелось 200 уничтоженных фашистов, пропал без вести где-то на Херсонесском мысу. Звание Героя Советского Союза ему присвоили посмертно. В снайперской дуэли погиб ефрейтор 456-го полка НКВД, бывший пограничник Иван Левкин. Молодого жителя Севастополя Юрия Федоренко, в декабре 1941 года быстро освоившего ремесло меткого стрелка, тоже не было в живых.
— У нас как-то часто и много принято говорить, что снайпер такой-то убил, а вот чего это стоило снайперу? Приходилось ли нам говорить об этой серьезной и тяжелой фронтовой работе? — в начале своего доклада задала вопрос Павличенко и постаралась на него обстоятельно ответить:
«Мне бы хотелось сегодня коротко вспомнить — в чем же заключается наша работа. В такой день, как сегодня, снайпер встает в три часа ночи, выходит на снайперский пост — в 4 часа утра. Снайперы обыкновенно сидели в нейтральной зоне, на ничейной земле, последнее боевое охранение позади, впереди гитлеровцы. Вы знаете, что линия ничейной земли в Севастопольском укрепрайоне была узкой, на отдельных участках до 150 метров, но в основном — значительно уже, поэтому очень часто приходилось быть в непосредственной близости от противника. За день можно было сделать 5–10 выстрелов.
Нам противостояли фашистские снайперы. Они имели отличную подготовку, заканчивали военные снайперские школы, учились стрельбе по живым мишеням в концлагерях смерти, а на фронте за каждую сотню убитых русских получали дополнительные награды.
Как-то принято думать, что мы друг друга обманываем веточками. Дело не в веточке. Подумайте: вот вы столкнулись со снайпером на вашем участке фронта. Вам передают, что снайпер мешает, нарушает движение. Тогда дается приказ нашему снайперу снять вражеского снайпера, а для того, чтобы его найти, надо потратить двое — двое с половиной суток. И вот двое с половиной суток снайпер работает один, наблюдатель отходит потому, что лишние люди — лишние жертвы и демаскировка.
Много способов приходилось применять, чтобы вызвать снайпера на огонь. Применяли стекло, жестянки — все, что было под рукой. У нас не было особых приспособлений, а когда обнаружишь снайпера, то начинается так называемая снайперская дуэль. Вы в прицел видите снайпера, его глаза, цвет волос, но и он вас видит. Здесь все решают доли секунды. После такой снайперской дуэли человек на несколько часов выходит из строя. Он настолько устает, что трудно из него что-либо еще выжать.
Мы добились, что гитлеровцы не ходили в дневное время по переднему краю. Гитлеровца надо было искать, надо уничтожать. Каждый убитый фашистский солдат — это психическое воздействие на врага. Значит, надо было перейти к новому виду работы — снайперской засаде, то есть выходить на 500–800 метров к ним в тыл. Идешь ночью, на линии фронта спокойно. Но когда переходишь линию фронта, кожа у тебя деревенеет. В засаду мы ходили только добровольно, зная, что шансов вернуться на свои позиции — не более десяти из ста.
Приходишь в засаду часа в три ночи и до восьми часов утра. Лежат несколько снайперов, ведут наблюдение за врагом. В какой-то момент начинается снайперский налет, а вслед за ним — крик. Гитлеровцы кричат, что напали русские партизаны. У них — паника, а вслед за этим они приходят в себя, и для нас готовится ряд “сюрпризов”. Много бывало случаев, когда снайперы погибали в засаде, но не было случая, чтобы мы оставляли убитого товарища у врага.
Большую роль играли снайперы в бою.
Когда отдается приказ наступать нашей пехоте, то надо перекрыть вражеские пулеметные ДОТы, и на это задание шел наш снайпер. За час или два до наступления снайпер выходит на нейтральную полосу, подбирается к переднему краю врага и берет под огонь его ДОТ, а взять под огонь эту огневую точку — значит залечь прямо перед ДОТом. И мы такие задания выполняли.
При обороне Севастополя командование высоко ценило снайперский труд, это отношение было вполне заслужено нами.
Для того, чтобы стать снайпером, важно не только уметь метко стрелять. Важно другое — отношение к врагу. Это — холодная ненависть, когда все чувства подчинены расчету. И конечно, нужна воля, железная выдержка, умение пристально и терпеливо наблюдать. Наши снайперы не спускали с врага глаз ни днем ни ночью. Часто бывало, что боевой журнал разведки проверялся по снайперским наблюдениям. Каждую кочку, каждый кустик на своем участке снайпер знал наизусть.
Из-за этой тяжелой работы у многих из нас появлялась болезнь — реактивный невроз, и это — совершенно нормально. Сложная обстановка на фронте не позволяла вовремя предоставлять метким стрелкам отдых, и постоянное нечеловеческое напряжение сил выливалось в такую хворь.
Я помню первый слет снайперов в Севастополе, созванный Главнокомандующим Приморской армии генерал-майором Иваном Ефимовичем Петровым. Он первый обратил внимание на трудные условия работы снайперов и приказал давать нам еженедельно сутки отдыха, снабжать снайперов дополнительным сухим пайком на посту, ведь горячий обед на нейтральную полосу не принесешь.
Хочу сказать и о теплом отношении к нам однополчан. Когда уставший снайпер возвращался из леса с “охоты”, то он мог зайти в первый попавшийся блиндаж, и каждый солдат или матрос считал своим долгом освободить ему место и сказать: ложись. Согревали чай на бездымном порохе и давали кружку: выпей, переведи дух, отдохни.
Когда мы получали суточный отпуск, то приезжали в Севастополь, и нас обычно встречала ребятня, расспрашивала об успехах на фронте. Бывало, снайпер ходит-ходит и не имеет ни одного убитого — враг прячется. Командиру можно объяснить, что фрицев нет, а попробуйте это объяснить ребенку. Отвечаешь малышу: знаешь, фашистов не было. И слышишь в ответ: ты плохо меня защищаешь.
Потом, весной 1942 года, севастопольским ребятам стало известно, что у нас плохо с боеприпасами. Я получила в подарок от мальчишек с горы Матюшенко рогатку. Спрашиваю — зачем? А мне говорят: снайперу нужно тренироваться каждый день, а у вас патронов мало, потому не трать их и тренируйся с рогаткой. Это — серьезный момент. Говорит он о том большом единстве, которое существовало у нас в народе в годы борьбы с фашизмом.
Например, когда я приходила в Севастополь, то первая женщина, которая увидит тебя, считала своим долгом отдать свою воду — а в городе ее постоянно не хватало — и постирать тебе все.
Героическая оборона города продолжалась 250 дней. Мы противостояли противнику, имевшему большой численный перевес, перевес в орудиях и боевых самолетах. Это получилось потому, что три силы: народ, армия и флот — слились в одну. Мы, ветераны, очень благодарны севастопольцам, которые сейчас поддерживают нашу былую военную славу. Защитники приходят, защитники уходят, а Севастополь остается навсегда!..»
В этом докладе ничего не сказано о снайперских винтовках, хотя они являлись важнейшим условием успешной работы сверхметкого стрелка. Но надо помнить, что публичные упоминания об оружии в СССР не поощрялись. Эта тема считалась запретной. Вероятно, потому Людмила Михайловна ни единым словом не обмолвилась ни о «трехлинейке» с прицелом «ПЕ», ни о «СВТ-40» с прицелом «ПУ», которые видны на ее фронтовых фотографиях. На самом же деле оружие она очень любила и прекрасно в нем разбиралась.
У нее была собственная коллекция пистолетов и специальное разрешение на их хранение, выданное Управлением МВД по городу Москве.
Как пишет Людмила Михайловна в своих мемуарах, первым она получила пистолет «ТТ» (Тульский, Токарева), присвоенный младшему и среднему командному составу РККА. Этот образец выпущен в 1940 году на Тульском оружейном заводе и имеет номер «ПА 945». Тяжеловатым он казался для женской руки (вес 825 грамм без магазина на восемь патронов), зато калибр имел 7,62 мм и пробивал кирпичную стену толщиной не менее десяти сантиметров. С ним снайпер не расставалась во время обороны Севастополя, всегда носила в кобуре на ремне, перетягивающем гимнастерку.
Видимо, к военным трофеям можно отнести принадлежавший ей пистолет системы «Маузер» С/96 образца 1912 года и калибра 7,63 мм с номером «5198». Это мощное оружие с магазином на десять патронов, с длинным стволом, имевшим внутри шесть нарезов и сверху — секторный прицел с хомутиком. На правой стороне рамки выбита надпись: «WAFFEN-FABRIK MAUSER A.G. OBERNDORF ANECKAR». Кроме «Маузера» немецким оружием в ее коллекции являлся и «Парабеллум» («Люгер»). Впрочем, этот пистолет калибра 9 мм командование Российской императорской армии еще в 1906 году рекомендовало офицерам «для ношения в строю», который они могли приобретать на свои средства.
О поездке в США Людмиле Михайловне напоминали два пистолета: «Браунинг» образца 1930 года калибра 9 мм (№ 838993) и «Кольт» образца 1911 года калибра 11,43 мм (№ С-214969). Последнюю «игрушку» ей подарили от имени Чикагской ассоциации метких стрелков, с членами которой она встречалась и даже провела показательную стрельбу по мишеням в их клубе из американских винтовок «Гаранд M1» и «Спрингфилд М 1903», снабженных оптическим прицелом «Вивер».
Когда советская студенческая делегация побывала в городе Торонто (Канада), то на оружейной фабрике снайперам Павличенко и Пчелинцеву преподнесли сувениры: винтовки «Винчестер» в подарочном исполнении: цевье и приклад из светлого полированного орехового дерева с памятной надписью, все металлические части и ствол улучшенной обработки. Людмиле тогда досталось ружье с номером «35867». (В настоящее время коллекция оружия, принадлежавшая Л.М. Павличенко, находится в Центральном музее Вооруженных Сил РФ. Ф. № 1/2056).
Во второй половине 50-х и начале 60-х годов майор береговой службы в отставке регулярно ездила не только на юг, в Севастополь, но и на восток, в город Ижевск, где находился военный завод № 74, знаменитый «Ижмаш». Там группа конструкторов под руководством Е.Ф. Драгунова трудилась над созданием нового образца самозарядной снайперской винтовки калибра 7,62 мм. Людмила Михайловна консультировала инженеров, принимала участие в полевых и стендовых испытаниях. Пригодился ее бесценный опыт сверхметкого фронтового стрелка, ее глубокое знание устройства ручных «огнестрелов», ее особое «чувство оружия», которое не раз выручало снайпера на переднем крае севастопольской обороны. Однако работа над проектом шла непросто.
Главное ракетно-артиллерийское управление (ГРАУ) Министерства обороны объявило конкурс на создание нового образца в 1958 году. Требования военных, например по кучности стрельбы, показались конструкторам почти невыполнимыми. Однако изготовленный Драгуновым в 1959 году опытный образец ССВ-58 «уложился» в них. Затем его группой был представлен доработанный вариант ССВ-61, который тоже получил ряд замечаний, но было ясно, что конструкторы находятся на правильном пути.
Наконец, в 1963 году ГРАУ приняло на вооружение Советской Армии 7,62-мм снайперскую винтовку Драгунова — «СВД», снабженную оптическим прицелом «ПСО-1».
Эта винтовка неплохо показала себя во время боевых действий в Афганистане и на Северном Кавказе, помогая нашим бойцам быстро уничтожать противника при столкновениях в горах. Она до сих пор состоит на вооружении некоторых частей спецназа ГРУ Генштаба ВС. Претерпев незначительные изменения, «СВД» попала и на вооружение армий стран, входивших тогда в Варшавский договор.
Кроме стрелкового оружия Людмила Михайловна хорошо знала… английский язык: читала, писала и свободно говорила на нем. Для того чтобы поддерживать это знание на должном уровне, она раз в неделю вместе с сыном Ростиславом занималась с преподавателем.
Сохранилась ее переписка с Элеонорой Рузвельт. Несмотря на буйные ветры «холодной» войны, гуляющие по Европе и Америке, обе дамы поддерживали отношения, которые возникли между ними во время встречи в Вашингтоне осенью 1942 года. Они сообщали друг другу об интересных литературных новинках, обменивались семейными фотографиями и маленькими подарками, поздравлениями с днем рождения, договаривались о поездках на международные конгрессы, посвященные борьбе за мир.
По приглашению майора береговой службы в отставке супруга 32-го президента США посещала Советский Союз дважды: в 1957 и в 1958 году. Они много времени провели в Москве, вместе ездили в Ленинград, бывали на театральных спектаклях и в музеях. Элеонора хлопотала о том, чтобы Людмила Михайловна снова приехала в Америку. Но госдепартамент США, помня пылкие речи младшего лейтенанта на митингах в 1942 году, не дал на это разрешения.
Вот одно из писем госпожи Рузвельт:
«November 4, 1957.
Читать бесплатно другие книги:
