Ангелы смерти. Женщины-снайперы. 1941-1945 Бегунова Алла
Постепенно девушки справились со всеми трудностями: и с заправкой постелей по-армейски, и с навертыванием портянок, и с одеванием по секундомеру, и с чисткой сапог. Более того, вооружившись ножницами, иголками и нитками, они разобрались с выданной им одеждой не по размеру: что-то ушили, что-то перекроили по фигуре, а что-то даже усовершенствовали. Например, стали вставлять фанерные дощечки между двумя полосками ткани на погонах, и те красиво лежали на плечах.
За месяц курсантки научились ходить строевым шагом, маршировать, не нарушая построения в шеренгах, выполнять разные приемы с винтовкой: «на плечо», «к ноге», «на караул», — петь хором солдатские песни. Пришло время принимать присягу. Перед торжественным днем им выдали армейскую женскую парадную форму, в нее входили не брюки, а юбки. Радости курсанток не было предела, хотя от юбок в Школе они успели отвыкнуть.
Церемония проходила на плацу, с выносом знамени, под духовой оркестр.
Четкий строй двух батальонов порадовал бы глаз любого кадрового офицера. Девушки приобрели необходимую солдатскую выправку, держались уверенно, умело обращались с оружием. По очереди они подходили к столу, накрытому красной скатертью, читали текст присяги: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить государственную и военную тайну…», расписывались под ним и, став на одно колено, целовали край знамени.
После церемонии состоялся парад. Маршировали курсантки в шеренгах по шесть человек, на коротких интервалах, держа винтовки со штыками наперевес. Они дружно кричали «Ура!» в ответ на праздничные призывы, которые раздавались с трибуны. Там находилось командование Школы и высокие гости, приехавшие из Москвы.
Посмотреть на парад также собралось множество местных жителей. Их присутствие очень вдохновляло будущих сверхметких стрелков, и они старательно печатали шаг.
После присяги занятия стали более интенсивными.
Перечитывая воспоминания девушек, окончивших ЦЖШСП, можно получить представление о том, как протекал их обычный учебный день на полигоне, куда они ходили четыре раза в неделю. Отправлялись сразу после завтрака в столовой и возвращались в казармы вечером, к ужину. Расстояние было немалым: семь километров туда и семь километров обратно. Совершали поход с полной солдатской выкладкой: скатка шинели через плечо, винтовка, противогаз в сумке, саперная лопатка в чехле, пристегнутом к брезентовому поясу. Летняя жара, осенний дождь, зимняя вьюга — ничто не могло помешать курсанткам в этой дороге.
Практические занятия по огневой подготовке начинались с рытья траншей и окопов, оборудования огневых точек и примитивных оборонительных сооружений. Будущие снайперы копали землю саперными лопатками. Наверное, переместили ими с места на место не одну тонну рыхлой подмосковной землицы. Зато научились окапываться быстро, делать все очень аккуратно. Прятались в своих окопчиках так ловко, что однажды проверяющий из Москвы, между прочим, в генеральском чине, стоя почти рядом со снайперской засадой, не сумел определить ее местонахождение. За такую отличную маскировку девчатам объявили благодарность перед строем.
Стрельба стала следующим этапом в обучении сверхметких стрелков. Под наблюдением младшего комсостава сначала они вели огонь из обычных винтовок Мосина, потом получили снайперские. Задания были разными: по мишеням в полный рост, поясным, грудным, бегущим, неподвижным, открытым и замаскированным. Нормативы тоже определялись: попасть в верхнюю часть головы противника, размер мишени 15 х 20 см; попасть в голову, размер — 20 х 25 см; попасть в стереотрубу, размер — 15–18 х 8 см; попасть в перископ, размер — 20 х 8 см; попасть в ручной пулемет, размер — 50 х 60 см; попасть в станковый пулемет, размер — 60 х 80 см; попасть в перебегающую фигуру, размер — 50 х 50 см.
Осваивать оружие начинали с наиболее простого способа — стрельбы лежа с упора. Он обеспечивает почти абсолютную устойчивость винтовки при выстреле, и это облегчает работу новичку. Лежать надо на животе, прижав ноги коленями и каблуками к земле, расставив их в полтора раза шире плеч. Винтовка находится на упоре под некоторым углом к оси позвоночника и углом к линии плеч стрелка настолько, чтобы ему было удобно целиться. Бывают и особенности. Можно поддержать левой рукой приклад — стрельба с упора «по-пулеметному». Можно левой рукой поддерживать цевье ружья — стрельба с упора «по-винтовочному». При отсутствии упора естественного (бруствер окопа, камень, ствол дерева и т.п.) лежащему на земле стрелку подходит и ремень «снайперки», пропущенный под локоть левой руки. Сама эта рука удерживает винтовку, захватывая ее за выточки на ложе.
Иногда стрелять из положения лежа не представляется возможным: стрелок находится в развалинах дома, среди высокой травы или кустарника. Тогда можно сесть на пятку правой ноги и опираться левым локтем на согнутую в колене левую ногу. Ремень натянут, пропущен под локоть левой руки и соединяет в одно целое стрелка и его оружие. Стрельба с колена с применением ремня нелегка для снайпера, но ему необходимо владеть и этим методом.
Достаточно трудна для начинающего стрельба из положения стоя. Она требует от стрелка немалой силы, самообладания, выдержки. Винтовка — все-таки в ней весу более 4,5 кг — тут может «ходить» влево и вправо, вниз и вверх. Поскольку тяжесть оружия тянет стрелка вперед, то ему приходится отклонять корпус немного назад и в сторону затылка, локоть левой руки упирать себе в бок, в ребра, ноги распрямлять и расставлять на ширину плеч. Кистью левой руки он удерживает винтовку за цевье, приклад плотно прижимает к плечу чуть выше, чем при стрельбе с колена или лежа. Правая рука при стрельбе обычно опускается локтем вниз на 25–30 градусов…
Патронов для тренировок не жалели.
Но девушки получали их под расписку и по окончании стрельб должны были сдать по счету столько же гильз. После выстрела гильза вылетала из патронника, и иногда довольно далеко. Если обнаруживалась недостача, то искали пропажу всем отделением, ползая на коленях то в грязи, то в траве, то в пыли. Вроде бы латунные, поблескивающие на солнце гильзы отыскать нетрудно, но когда времени в обрез, идет дождь или снег, эти цилиндрические небольшие по размеру железки, как назло, закатывались в самые недоступные места.
Первая половина учебного дня на полигоне проходила незаметно.
К двенадцати часам туда приезжала походная кухня с приготовленным горячим обедом. Кашу раздавали в большие котелки: один — на четырех курсанток. Плюс к тому — трехсотграммовая пайка хлеба. После армейского учения простая еда казалась необыкновенно вкусной. Девушки по очереди черпали кашу ложками. На обед отпускали времени немного, но потом — целый час на отдых. Расстелив шинели, укладывались прямо на мягкую слегка влажную землю, недавно вынутую из траншей и окопов. Час пролетал, как одно мгновение, и звучала команда: «Подъем!»
Кроме занятий в классах и на полигоне у курсанток бывали и ночные учебные тревоги, и стокилометровые пешие походы, и марш-броски, а также шла обычная гарнизонная служба. Они дневалили на кухне (чистка картошки, отмывание котлов от жира, мойка полов), несли круглосуточные караулы. Особенно неприятным было дежурство у склада с боеприпасами: два часа с винтовкой на посту — два часа в караулке — два часа сна в том же караульном помещении. Склад находился довольно далеко от главного здания, на пустыре, заросшем густым кустарником, рядом с ним — глубокий овраг. Ночью, когда поднимался ветер, ветви кустов качались и стучали друг о друга, то действительно могло показаться, что в овраге кто-то прячется.
Но было в Школе и другое: праздничные вечера и концерты художественной самодеятельности, просмотры кинофильмов, встречи со знаменитыми людьми. Приезжали в ЦЖШСП уже прославившиеся на фронте снайперы. Например, одним из первых нанес визит Герой Советского Союза капитан Владимир Пчелинцев, служивший в то время командиром роты в Центральной школе инструкторов снайперского дела. Он доходчиво объяснял слушателям основы баллистики, правила маскировки и ухода за оружием, подкрепляя лекцию примерами из собственного опыта. Несколько раз побывала в Школе Герой Советского Союза старший лейтенант Людмила Павличенко. С ней разговор у девушек вышел более доверительным, искренним. Людмила, обладая ярким даром рассказчика, повествовала о типичных для женщины-снайпера ситуациях, как на передовой, так и в тылу. Она советовала им никогда не терять бодрости и присутствия духа…
Как уже говорилось выше, командирами курсантских взводов в первое время назначили офицеров-мужчин. Разные это были люди по своему характеру, культурному уровню, знаниям, боевому опыту. Среди них встречались и те, кто не скрывал пренебрежительного отношения к девушкам, решившим стать солдатами. Вероятно, от этого проистекали их слишком жесткие требования к подчиненным, иногда смахивающие на издевательство.
«Помню случай, — писала в своей книге Юлия Жукова. — Однажды выдался у нас особенно тяжелый день. К тому же погода была мокрая, холодная. Пошли в столовую на ужин (строем, как всегда), а песни не поются. Взводный (младший лейтенант Мажнов. — А.Б.) приказывает петь, а мы не поем. Он в конце концов рассвирепел, но и мы тоже уже разозлились и не стали петь. Долго гонял он нас по плацу строевым шагом, требуя, чтобы мы пели, но в этот раз, как говорится, нашла коса на камень, мы упрямо молчали. Наступил отбой, все улеглись в предвкушении сна. Только начали засыпать, как вдруг команда: “Подъем, выходи строиться!” Мажнов вывел нас на плац и начал гонять, снова добиваясь, чтобы мы пели. Взвод молчал. Шепнули нашей запевале Маше Жабко, чтобы она запевала, сами же решили и в этот раз не подчиняться взводному. Маше нельзя было отмолчаться, потому что одну ее он мог потом замордовать нарядами, а со всем взводом этот номер не прошел бы. Так и ходили мы по плацу среди ночи: взводный приказывает петь, запевала начинает песню, а остальные молчат. В тот раз у него ничего не получилось. В глазах всей роты мы выглядели героями…»
Эта и некоторые другие выходки младшего лейтенанта стали известны командованию Школы. Решение приняли в пользу курсантов. Мажнова отправили на фронт, его место заняла младший лейтенант Ирина Папихина, выпускница Рязанского пехотного училища. Вскоре всех мужчин, командовавших здесь взводами, сменили женщины. Требования к девушкам не изменились, но все-таки служить им стало легче.
Подошло время выпускных экзаменов.
Курсанты должны были продемонстрировать умение действовать в военной обстановке: стрелять, ползать по-пластунски, маскироваться, окапываться, оказывать первую медицинскую помощь, разбирать и собирать винтовку, обращаться с противогазом. Принимала экзамены комиссия, прибывшая из Москвы. Каждая девушка получала индивидуальное задание, выполнение которого происходило на полигоне. Например, такое: «Ваше подразделение ведет наступательный бой. Противник открыл пулеметный огонь. Нейтрализуйте вражескую огневую точку».
Полигон, знакомый как свои пять пальцев, пробежать или проползти было нетрудно. Однако «вражеские точки» на нем прятали довольно изобретательно. От снайперов требовали, чтобы, проведя осмотр местности, они быстро обнаружили цель и поразили ее выстрелом из винтовки. На это выдавали три патрона. Первый меткий выстрел — «отлично», если понадобится второй — «хорошо», а третий — «удовлетворительно». Отличницам присвоили воинское звание «младший сержант», некоторым из них предложили остаться в инструкторской роте, готовившей командиров отделений для Школы. Согласились далеко не все. Девушки, восемь месяцев пробыв в стенах сего военно-учебного заведения, теперь рвались на фронт.
Перед отправкой случилось еще одно испытание: комбинированные и очень болезненные уколы для прививки от столбняка, холеры, дизентерии…
Экипировали 559 выпускниц Школы в конце ноября 1944 года основательно: новые хлопчатобумажные гимнастерки, брюки и шинели, шапки-ушанки, ватные телогрейки и штаны, теплое белье, портянки, варежки с двумя пальцами. Кануло в Лету то время, описанное Людмилой Павличенко, когда в действующей армии не хватало даже обычных винтовок. Девушки ехали на фронт со своими «снайперками» (в основном — винтовки Мосина с прицелом «ПУ», но встречались и «СВТ-40»), полученными в ЦЖШСП, пристрелянными, хорошо изученными, тщательно вычищенными и смазанными перед дорогой. Оптические прицелы — в брезентовых чехлах, окуляры закрыты кожаными колпачками. Для надежности сверхметкие стрелки обмотали прицельные приспособления еще и бинтами.
В вещмешках у ефрейторов и младших сержантов — сулой паек: брикеты концентратов из гречневой и пшенной каши, горохового супа. Из них на печках-«буржуйках», установленных в теплушках воинского эшелона, идущего на запад, они готовили себе еду. Имелись у них также черные ржаные сухари, пачки с чайной заваркой. Кроме того, на остановках бойцам выдавали селедку (вместо мяса — А.Б.).
Из Москвы до Минска поезд шел долго.
Настроение у девушек не было подавленным или печальным. Ведь они мечтали о том, как вольются в ряды доблестной Красной Армии, будут бить проклятых фашистов. Они пели свои школьные песни, в открытые двери теплушек смотрели на проплывающие мимо поля и леса, на станциях выбегали, чтобы подышать свежим воздухом, размять ноги, умыться холодной водой из колодца или водокачки. Сердобольные русские женщины встречали их на перронах разбитых бомбами вокзалов и старались угостить какой-нибудь домашней снедью. Говорили им: «Может быть, и моего кто-то угостит…»
По прибытии в Минск снайперы выгрузились из вагонов-теплушек, построились на перроне. Не без удивления взирали встречающие их офицеры на приехавшее из столицы пополнение. Более полутысячи девушек в возрасте 18–20 лет в новеньких необмятых шинелях, розовощекие, стройные, подтянутые, с винтовками, которые по команде поставили у ноги. Тут закадычным подругам и пришлось попрощаться. Их отделениями численностью по десять — двенадцать человек направляли в разные полки и дивизии, даже — на разные фронты. Например, ефрейтора Клавдию Пантелееву в паре с Марией Чигвинцевой — в 1152-й стрелковый полк 344-й дивизии; младшего сержанта Юлию Жукову в паре с Галиной Лепешкиной — в 611-й стрелковый полк 88-й дивизии 3-го Белорусского фронта; ефрейтора Антонину Захарову в паре с Ольгой Важениной — в штаб 143-й стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта; младшего сержанта Александру Назаркину в паре с Зинаидой Вершининой — в 508-й стрелковый полк 174-й дивизии…
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
Очень ждал пополнения командир 609-го стрелкового полка полковник Гришаев. Наконец, раздался звонок из штаба 139-й стрелковой дивизии: «Пополнение просил?» — «Так точно, товарищ генерал-майор!» — «Встречай. Это — снайперы». — «Огромное вам спасибо, товарищ генерал-майор!»
Полк стоял в обороне, немцы — за нейтральной полосой в четыреста метров. С наблюдательного пункта в бинокль хорошо видно, как они спокойно прохаживаются по траншеям, телефонную связь налаживают, боеприпасы на передовую подносят, у штабных землянок и складов запросто, на виду караулы меняют. Кто мог нарушить их покой при позиционной войне? Только снайперы…
Командир полка, радуясь, поехал в штаб дивизии, который занимал деревенскую школу. На заснеженный двор вышло солдатское отделение численностью в десять человек. Гришаев присмотрелся и ахнул: да ведь это девчонки! Построились, командир отделения отдала рапорт, бойцы не очень стройно, звонкими девичьими голосами ответили на приветствие комполка: «Здравия желаем, товарищ полковник!» Ошеломленный офицер задал им вопрос, совершенно, как он потом понял, неуместный:
— Девушки, а вы стрелять-то умеете?
— Мы Центральную женскую школу снайперской подготовки закончили, товарищ полковник, — с некоторой обидой ответила за всех младший сержант Надежда Кирьян.
«Милые вы мои, — подумал тогда Гришаев, — вас бы машинистками в штаб, или в госпиталь, или во вспомогательные, тыловые службы — картошку к солдатскому харчу чистить, — в общем, куда-нибудь подальше от передовой. Что вы в окопах делать будете? Фронтовая служба — занятие непростое, нелегкое. Как Суворов про солдата говорил? “Руки у него в крови, но совесть чиста…” Так вам ли в кровь эту окопную, в ярость штыковых атак лезть? Эх, девушки, девушки…»{35}
Однако приказ есть приказ, и полковник отправился вместе с необычным пополнением на позиции вверенной ему воинской части. В первую же неделю Гришаев понял, что подготовка у девчонок неплохая: умеют маскироваться, правильно оборудуют снайперские засады, метко стреляют. С энтузиазмом они взялись за дело и быстро отучили немцев от вальяжной жизни. Пленные гитлеровцы стали сообщать, будто командование их предупредило: на фронт прибыл отряд знаменитых сибирских богатырей-охотников, которые бьют без промаха. В 609-м полку немало шутили на эту тему: наши девчонки — сибирские богатыри! Но если говорить серьезно, то результаты были отличные. После первого месяца службы у каждой на счету — по пять-семь уничтоженных врагов. Полковник Гришаев, отдавая должное их мужеству и умению, охотно писал на снайперов представления к правительственным наградам. Первой орден Красной Звезды получила Надежда Кирьян.
Сержант Кирьян погибла летом 1944 года в боях на реке Свислочь. Она и ее напарница Анна Комарова отправились в рейд с группой полковой разведки. Но разведгруппа внезапно натолкнулась на немецкую засаду. Неравная схватка произошла в невыгодных для русских условиях. Надежда отстреливалась до последнего патрона, потом поднялась во весь рост с гранатой в руках, но тут фашистская пуля попала ей в сердце.
В письме, отправленном родителям незадолго до своей смерти, Надя писала о долге солдата, о победах, покупаемых ценою жизни. Правда, очень скупо рассказывала она о своей службе, о том, каково это — убивать людей. Но воспоминания других выпускниц ЦЖШСП о первом бое сохранились.
КЛАВДИЯ ПАНТЕЛЕЕВА (Калугина):
…Нас было, наверное, человек 12, и вот Надя Логинова (ее потом ранило), поползла в сторону немцев на нейтральную полосу, а нейтральная полоса вся заминирована. Еще только первый день — мы так боялись! Крикнули погромче: «Надя! Сюда! Сюда!» Она вернулась, и мы поползли. Приползли в ту траншею, она вся в снегу. Снег шел, наверное, несколько дней. Немцы чистили открыто траншеи. В этот день можно было хоть десяток фрицев убить. Но, понимаете, убить человека в первый раз! У нас разные люди были, одна из партизан была — Зина Гаврилова, другая — секретарь комсомольской организации — Таня Федорова. Мы с Марусей Чигвинцевой только смотрели. Мы так и не смогли нажать на спусковой крючок, тяжело. А они открыли счет. И когда мы вечером пришли в землянку, начали обмениваться впечатлениями, мы ничего с Марусей не смогли сказать и всю ночь ругали себя: «Вот трусихи! Для чего мы приехали на фронт?» Ну, нам обидно стало, почему они открыли счет, а мы нет?..
И вот — следующий день. Там бруствер был и амбразурка для солдат, а для пулемета — стол. И вот немец «чистил» эту пулеметную точку. Я выстрелила. Он упал, и его стащили туда за ноги. Это был мой первый немец…
В одном месте было озеро. Немцы ходили умываться, даже в нижнем белье бегали. Так вот Зина Гаврилова стрельнула, убила одного. И немцы не стали ходить туда умываться. Мы уже стояли, это было лето, и уже каждый в своей амбразуре, потому что у немцев никакого движения не было, и у нас не стало. Мы стояли днем, а солдаты стояли ночью, днем спали. И вот мы с Марусей Чигвинцевой поставили винтовки в амбразуру и наблюдали за немецкой обороной. И вот я наблюдала в свою очередь (потому что глаза устают), и вот Маруся говорит: «Давай я теперь встану». И она встала, а солнечный день был, и видно, она шевельнула линзу. Только встала — выстрел, и она упала. Ой, как я заплакала! 200 метров немец был от нас. Я кричала на всю траншею, солдаты выбежали: «Тише, тише, сейчас откроют минометный огонь!» Ну, где там тише. Это — первая моя подруга. Мы до вечера сидели, и я все плакала. Потом мы ее похоронили. Я помню, цветов было много полевых. Под Оршей это было, 3-й Белорусский…
ЮЛИЯ ЖУКОВА:
…И вот мы на передовой. Длинная, глубиной почти в человеческий рост, траншея, повсюду оборудованы огневые точки и наблюдательные пункты, от траншеи в тыл ведут такие же глубокие ходы сообщения. Между нашими и немецкими позициями — нейтральная полоса. А немцы — вот они, почти рядом, и их хорошо видно через оптический прицел винтовки. Иногда над бруствером проплывет каска — в одну, в другую сторону. По вечерам слышно, как на стороне противника поют, играют на губных гармошках. Там шла своя жизнь.
Сложно описать, что я испытала, впервые попав на передовые позиции. Это и некоторое возбуждение, приподнятость, но и неуверенность, и ожидание чего-то необычного, и страх, конечно. Тогда, на первых порах, я, например, испытывала страх больше не перед немцами, а оттого, что точило меня сомнение: вдруг не сумею, не справлюсь, оплошаю, стану посмешищем. Настоящий страх перед врагом пришел позднее, когда мы вплотную столкнулись с ним, начали ходить на задания, участвовать в боевых действиях. Но постепенно удалось преодолеть все сомнения и страхи. Правильнее сказать, мы научились как бы отрешаться от страха, не позволять ему угнетать наши чувства и волю…
Еще до наступления Нового года состоялось мое боевое крещение, я уничтожила первого немца. Было это так. Мы с моей напарницей в очередной раз вышли на задание. Поскольку опыта у нас еще не было, то нам не разрешали выходить за пределы линии обороны, мы должны были находиться в траншее, изучать оборону противника, засекать огневые точки, следить за передвижениями фрицев, определять цели для последующего их поражения. Стрелять разрешалось лишь в исключительных случаях и только наверняка.
В тот день наша вахта на передовой затянулась, мы уже замерзли и устали, но не уходили. Вдруг вижу: прямо против того места, где мы находились, по траншее, ведущей из тыла на передовую, в полный рост, не пригибаясь, идет немец. Этот участок передовой противника был открытым, все просматривалось, как на ладони, поэтому немцы торопились пройти его быстрее и пригибаясь пониже. А этот — или только что прибывший, или бесшабашный какой-то — шел во весь рост, не торопясь. Принимаю решение: стрелять! Задержав дыхание, тщательно прицеливаюсь, плавно нажимаю на спусковой крючок. Немец нелепо взмахивает руками и как-то боком валится вниз. Подождав немного, мы с напарницей уходим, договорившись с солдатами, что они понаблюдают за тем немцем. На следующий день они рассказали, что долго наблюдали за ним, но он не поднялся. Очевидно, я попала в цель. Доложили командиру. Вечером выстроили все отделение, мне объявили благодарность.
Сложные чувства обуревали меня в тот день. С одной стороны я была рада, что открыла боевой счет. С другой стороны, когда убиваешь человека, даже если это враг, то становится не по себе. Помню, весь вечер меня слегка подташнивало, знобило, думать об убитом не хотелось.
Потом это прошло. Столько довелось увидеть зла, сотворенного фашистами, что я не испытывала уже никакой жалости к тем, кого убивала. Страшно признаться, но уничтожение немцев стало просто делом, обязанностью, которую надо было выполнять хорошо. В противном случае они убьют тебя…
АЛЕКСАНДРА НАЗАРКИНА (Медведева):
…Помню, как убила своего первого фашиста. Вместе с напарницей заняли наши снайперские позиции, наблюдали за немцами, обнаружили пулеметчика. Я прицелилась и выстрелила. Попала или нет — неизвестно. Но когда вернулись в подразделение, то уже все знали, что я уничтожила врага. Об этом сообщил артиллерийский наблюдатель. Он увидел в свой перископ, как был убит вражеский пулеметчик. Все радовались, спешили ко мне с поздравлениями. А я плакала потому, что убила человека…
Мне, обычной девушке, было очень трудно осваиваться на фронте и стрелять в людей, хотя я и понимала, что стреляю по врагам. Вскоре в моем сознании произошел перелом. Видя людское горе и кровь родной земли, я поняла, что не может быть жалости к лютому захватчику. За уничтожение первых десяти гитлеровцев меня наградили медалью «За отвагу»…
Осень 1944 года. Шли тяжелые бои в Польше. На одном участке появился снайпер, мы стали нести ощутимые потери, погибли командир, разведчик, многие связисты. Поступил приказ: «Уничтожить снайпера!»
На выполнение задания отправились втроем: Нина Исаева, Лена Акулова и я. Устроились на позициях и начали бронебойно-зажигательными пулями стрелять по крышам домов. Соломенные крыши загорелись. Немцы стали выбираться из домов со своими пулеметами и минометами. А мы стреляем и стреляем. Так увлеклись, что забыли об осторожности. И немецкий снайпер засек нас. Метким выстрелом он попал Нине Исаевой прямо в глаз. К счастью, она осталась жива, но потеряла глаз и зрение у нее существенно ухудшилось.
Мы сосредоточились на наблюдении. Скоро снайперскую засаду обнаружили и немца расстреляли, а еще — несколько огневых точек с пулеметами. Задание выполнили полностью. За эту успешную операцию я была награждена орденом Славы III степени и продолжала воевать. Когда война закончилась, на моем счету уже было 43 немца. Меня наградили орденом Славы II степени…
МАРИЯ КАТАЕВА (Бондаренко):
…Помню первого убитого врага. Немолодой мужчина. Когда нажимала на спусковой крючок, никаких эмоций не ощущала. После выстрела стала плакать, скорее даже рыдала. Долго плакала, размазывая слезы по грязным щекам. Знаете, отчего я так разревелась? Первой мыслью было: где-то дети страдают, папу ждут, а я его убила. Нам с собой давали по 40 грамм спирта для смелости. Выпила его залпом, горло обожгло, но в голове прояснилось. Больше никогда не плакала после того, как убивала врага. И больше никогда не пила спиртное… Войну кончила в Германии, боевой счет — 28 фашистов. Награды: медаль «За отвагу» в январе 1945 года, орден Славы III и II степени в марте и апреле 1945 года.
АНТОНИНА КОТЛЯРОВА (Захарова):
…Вот мы ходили на «охоту» с Ольгой Важениной. Днем выбирали позицию, перед рассветом ее занимали и уже вели «охоту». Конечно, в основном выбирали позицию так, чтобы не изменить рельефа местности, чтобы немец не знал, что здесь, прямо перед нашими окопами, кто-то находится. Притом на фронте всегда получалось так, что наши позиции на голом месте, а немец всегда в лесу, в кустах.
Тут я еще должна сказать, что учеба — это одно. В школе, там много чего дают, но когда приехали на фронт, тут все по-другому. И мы, конечно, в амбразуры сунулись, чтобы посмотреть, а как там немец? И в этот первый день у нас убило девушку-ленинградку. Она всю блокаду была в Ленинграде, и в первый день приезда, когда она сунулась в амбразуру, ей пуля рикошетом попала в глаз. Так что наша служба на войне началась с похорон.
Когда я первого фрица убила, вернулась в подразделение, то ко мне пришел журналист, хотел взять интервью. Чего уж я говорила, не знаю, но я ни в тот день, ни на следующий ни есть, ни пить не могла… Я знала, что он — фашист, что они напали на нашу страну, они убивали, жгли, вешали наших, но все-таки это — человек. Такое состояние, что… Второго когда убила, тоже было ужасное состояние. Почему? Потому, что я в оптический прицел видела его: молодой офицер. Он смотрел вроде бы на меня, и вдруг я его убила. Но это же человек! В общем, состояние ужасное. А потом уже чувства как-то притупились. Убивала — вроде бы так положено… Закончила войну сержантом, командиром отделения девушек-снайперов при 143-й стрелковой дивизии, награждена орденом Славы III степени в феврале 1945 года…
ЛИДИЯ ГУДОВАНЦЕВА:
…Июль 1943 года. Мы, четыре девчонки, выпускницы Центральной женской школы снайперской подготовки, Саша Кузьмина, Тося Федорова, Зина Ягодкина и я, едем не Северо-Западный фронт… Все четверо попали в 23-ю гвардейскую стрелковую дивизию. И вот мы в траншеях…
Первые дни наблюдали за вражеской обороной, изучали местность, подготавливали для себя ориентиры. Очень помогли нам разведчики. Они показали, откуда лучше выползать в нейтральную зону, где от опушки леса в свои основные траншеи ходят фрицы, как к себе домой. Посоветовали поломать им этот маршрут.
Чудесный летний день. Еще сыро и как бы туман, но это — утреннее испарение от болотистой почвы. Вдвоем с напарницей Сашей Кузьминой отправились на первую «охоту». Выползли, тщательно замаскировались, приняли изготовку и замерли. Впереди притаился враг. От усиленного напряжения слезились глаза. Тут начало припекать солнце. Мы — без единого движения. Нас облепил рой комаров и мелкой мошкары. Свет был не мил! Мучали они невыносимо, а отогнать нельзя. Только отдуваешься, чтоб в глаза не попадали. А утро — прелесть: солнышко, птички чирикают в этой утренней, совсем нефронтовой тишине. Даже не верилось, что война.
Внезапно на опушке леса показался немец и направился к своей обороне. Дистанция до опушки метров 400, а до траншей — всего 70 метров. В руке у него большой, ярко сверкающий на солнце чайник, за спиной ранец. Значит, несет завтрак своим. Я дала ему пройти метров двести до опушки и выстрелила. Гитлеровец упал.
И минуты не прошло — забегали фашисты в своих укрытиях, засуетились и начали палить из пулеметов, винтовок по нашим траншеям. Мы с Сашей залегли в стыке обороны двух наших батальонов, откуда хорошо просматривался угол вражеских траншей и даже дверь землянки.
Хотелось брать их на мушку и бить, бить! Но, увы! Выдержка, терпение у снайпера в первую очередь.
Почти до вечера мы наблюдали за участком. При заходе солнца от опушки леса короткими перебежками побежал немец и шлепнулся около убитого. Но что он делает? Пристальнее всмотревшись в оптический прицел, мы увидели, что на ноги убитого он надел петлю веревки, которая тянулась к опушке. По его сигналу ногами вперед убитого потащили в лес. Сам же немец полз с ним рядом по-пластунски. Но убитого так быстро волокли, что этот не успевал, отставал. Саша Кузьмина взяла его на мушку, и все было кончено. До темноты мы пролежали в засаде, а гитлеровцы тем временем нещадно палили по нашей обороне из минометов в отместку за двоих убитых. Но и наши не оставались в долгу.
Когда мы явились в землянку командира роты для доклада, все, кто был там, покатились со смеху. Нас это несколько смутило. Старший лейтенант Дмитриев тут же одернул солдат, подал нам маленькое зеркальце и мягко сказал: «Не тушуйтесь, посмотрите на себя, и посмеемся вместе». Мы пришли в ужас. Вместо лиц у нас — сине-багровые рожи со щелочками взамен глаз. Вот так жестоко обработали нас комары и мошкара. Невольно, взглянув друг на друга, начали смеяться. От радости за открытый боевой счет мести фрицам, и за эти чудо-лица наши, да за то счастье, что мы среди своих, живы и невредимы.
Вот так мы получили боевое крещение, так начали истреблять непрошеных пришельцев на нашу родную землю. В тот день у нас с Зиной появилось по одной засечке на прикладе винтовки.
За два с половиной месяца на Северо-Западном фронте мы, девушки-снайперы, в условиях обороны уничтожили по 10–11 фрицев. За эти первые боевые успехи командование наградило нас: Тосю Федорову и Зину Ягодкину — медалью «За боевые заслуги», Сашу Кузьмину и меня — медалью «За отвагу». Мы с гордостью носили на своих гимнастерках эти боевые награды, а кроме того, — знак «Гвардия» и значок «Снайпер». Солдаты смотрели на нас с восхищением и радостью. А иногда, увидев нас в траншеях или в землянке, в шутку командовали: «Встать! Стеклышки идут!» Нас прозвали «стеклышками» из доброй зависти к оптическим прицелам, установленных на наших винтовках-«трехлинейках»…
Мне повезло. От Старой Руссы я с боями дошла до гитлеровского логова. Там на подступах к Берлину, 12 апреля 1945 года, для меня был последний бой… Личный снайперский счет — 76 фашистов, младший сержант 68-го стрелкового полка 23-й гвардейской дивизии, награждена орденами: Красной Звезды, Отечественной войны I степени, Славы III степени, две медали «За отвагу», медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».
ЛИДИЯ СИТКОВА:
…По дороге в полк мы считали, что, как приедем, сразу же боевую работу начнем. Но прошел день, другой, а дальше учебных стрельбищ нас не посылают. Мы — к командиру полка — жаловаться. А он говорит: «В снайперской школе вас, конечно, многому научили, но опыта вам, товарищи бойцы, видимо, пока не хватает. А уж если торопитесь на противника взглянуть, то пусть наши бывалые снайперы вам его покажут…» Тут же он вызвал сержанта Лавриненко и поручил ему нас.
На следующий день мне и еще двум девушкам выдали белые маскхалаты, и мы отправились в путь. По дороге сопровождающий объяснял, где можно идти в полный рост, а где надо пригнуться, где лучше перебежками, а где по-пластунски ползти. А места кругом такие, что даже от одних названий жутко становилось: «Черный перевал», «Долина смерти»…
Мы подошли к первой линии обороны. Лавриненко показал нам, какие участки он выбрал бы для снайперской засады, расставил нас, рассказал, как лучше уберечься от огня противника.
Помню, окопалась я в своей ячейке, жду. Совсем немного времени прошло, тут вижу, как немцы в своих траншеях зашевелились. Одна фигура мелькнула, другая, третья.
«Ну, — думаю, — повезло, первый выход за задание, даже не боевой, а ознакомительный выход, а я могу проявить себя, показать в деле».
Только эти мысли у меня в голове в тот момент и были. А все, чему в школе учили, и правила расчетов, и то, что целиться надо тщательно, не торопясь, все, что, казалось, назубок знала, вдруг куда-то улетучилось. Прицелилась я наскоро и выстрелила. И конечно, промахнулась.
Что тут началось после моего выстрела! Яростная стрельба со стороны вражеских окопов, заработали фашистские минометы. Мины, вздымая к небу комья земли, ложились совсем близко от нас…
Натерпелись мы, конечно, страха с непривычки. Помню, закрыла я уши ладонями, уткнулась головой в снег, а про себя «Мамочка!» кричу. Я-то думала, что ко всему готова. Хорошо, из-за грохота никто меня слышать не мог. Когда пальба кончилась, по условной команде собрались мы в безопасном месте. Обнимались, как после долгой разлуки. Все были целы и невредимы. Неплохой урок нам задали тогда немцы, на всю жизнь я его запомнила…
ТАТЬЯНА ШПАК (Никулина):
…В ноябре 1944 года мы были уже на 1-м Белорусском фронте… Наш батальон располагался в городе Модлин, недалеко от Варшавы. Не терпелось выйти на первую «охоту», доказать, что мы не зря окончили снайперскую школу. Наконец, с Машей Чернышовой по ходам сообщения мы добрались до нашей ячейки, которая была в дальнем окопе… Наша ячейка была тщательно замаскирована дерном: ничто не должно выделять нас на местности, ведь мы находимся на самом переднем крае, ближе нас к противнику нет никого.
Совсем рассвело, из бойниц отличный обзор. Впереди, примерно в 400–500 метрах, — вражеская траншея. Оттуда доносятся хлопки одиночных винтовочных выстрелов, пулеметные очереди. Осматриваем нейтральную полосу. Через оптический прицел в синеватой дымке отчетливо видны самые отдаленные цели. Кажется, что до них можно дотронуться рукой. На полоске бруствера различаю прорези бойниц, но они пусты. Глаза от напряжения устали, начинают слезиться. Опустили винтовки, даем отдых глазам. И снова смотрим, смотрим…
Незаметно пролетело время до обеда. Поели, и опять — в свою ячейку. Наблюдаем, но у противника никакого движения, будто враг чует, что за ним следят. Неожиданно что-то мелькнуло в одной из вражеских бойниц. Заметили обе, прицелились почти одновременно, но обе и опоздали. Однако держим на прицеле бойницы, расположенные недалеко друг от друга. Что-то там опять шевельнулось. Я стреляю первой. Маша говорит мне: «Убит!» Еще через несколько минут прибегает дежурный с наблюдательного пункта и поздравляет: «Открыла боевой счет!» К вечеру и Маше удалось убить фашиста…
Как свидетельствуют сами выпускницы, Центральная женская школа снайперской подготовки давала им прочные теоретические знания, прививала необходимые сверхметким стрелкам навыки, учила правилам суровой армейской жизни. Они приезжали на фронт вполне подготовленными бойцами. Однако затем вступали в действие другие факторы: особенности характера, умение владеть своими чувствами, стойкость, выдержка. Многое значила для снайпера и обычная военная удача. Кому-то из них везло, кому-то — не очень.
Первый выстрел по врагу для каждой явился серьезным экзаменом. Все-таки они были очень молодыми, и взросление их происходило на фронте постепенно, под пулями и снарядами, в атаках, снайперских засадах, переходах с одной позиции на другую. Экзамен они выдержали и свою лепту в победу над врагом внесли.
О подвигах снайперов из ЦЖШСП говорят награды, заслуженные ими.
В ноябре 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР для лиц рядового и сержантского состава Красной Армии был учрежден орден Славы трех степеней: первой (пятиконечная звезда, расстояние между противолежащими концами лучей — 46 мм, вся — из золота), второй (такая же звезда — но из серебра, круг на лицевой стороне — позолоченный) и третьей (вся звезда из серебра). Лента ордена — муаровая, оранжевого цвета с тремя черными продольными полосками — напоминала о старинном царском ордене Св. Георгия-Победоносца и его солдатском варианте — Знаке отличия Военного ордена. В статуте ордена Славы имелся пункт, прямо указывающий, для кого он предназначен: «из личного оружия меткой стрельбой уничтожил от 10 до 50 солдат и офицеров противника».
Орден Славы всех трех степеней заслужила только одна женщина-снайпер — Нина Павловна Петрова (1893–1945). Выпускницей Школы она, как известно, не была. Но 102 девушки, учившиеся в ней, эту награду (в основном орден Славы III степени. — А.Б.) получили. Из них 14 человек удостоились солдатского ордена дважды.
Вторую и третью степень ордена имели:
младший лейтенант В.И. Артамонова (Даниловцева)[3]за 89 уничтоженных фашистов;
младший сержант А.Н. Болтаева (Вяткина) — за 87;
старший сержант О.Ф. Бордашевская (Кисе) — за 108;
младший лейтенант Н.П. Белоброва (Миронова) — за 79;
старший сержант А.Е. Виноградова (Михайлова) — за 83;
старший сержант М.Г. Зубченко (Соловьева) — за 83;
сержант М.Д. Катаева (Бондаренко) — за 80;
старший сержант Л.М. Макарова — за 84;
старший сержант Р.Е. Шанина — за 76.
ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ
Студентка третьего курса Пермского педагогического института Татьяна Барамзина не раз подавала заявления в военкомат с просьбой отправить ее на фронт. Но ей объясняли, что женщин в армию пока не берут. Может быть, потом, когда она освоит какую-нибудь медицинскую специальность.
Таня послушалась и окончила вечерние курсы медсестер, затем — курсы «Всевобуча». Однако и теперь военком отвечал ей уклончиво. Все изменилось лишь в июне 1943 года. Барамзиной в военкомате сообщили, что объявлен набор девушек в Центральную женскую школу снайперской подготовки, расположенную в Подмосковье, и спросили, не желает ли она стать сверхметким стрелком, служить в пехоте. Про снайперов Татьяна знала совсем немного, но согласилась сразу, поскольку это был шаг к осуществлению ее мечты: защищать Родину от немецко-фашистских оккупантов с оружием в руках.
Татьяна Николаевна Барамзина родилась 19 декабря 1919 года в городе Глазове (Удмуртия) в многодетной, бедной семье. Она окончила школу-семилетку и поступила в педагогическое училище. После его окончания работала в школе села Качкашур учительницей младших классов. В 1940 году снова стала студенткой, теперь уже в Пермском пединституте. Училась хорошо. Но на одну стипендию прожить было трудно, а мать Марфа Ивановна помогать ей не могла, у нее на руках оставались младшие сестры Татьяны. Потому Барамзина устроилась на работу воспитательницей в детский сад. Работалось ей легко, она умела ладить с детьми, они ее слушались и любили. Попрощавшись со своими воспитанниками перед отъездом в Москву, Таня обещала им писать регулярно и рассказывать все самое интересное о фронтовой жизни.
В Центральной женской школе снайперской подготовки Татьяна оказалась одной из самых старших курсанток первого набора. Ей уже исполнилось 24 года, в то время как возраст большинства девушек едва достигал 19–20 лет. Среднего роста, кареглазая, темноволосая, симпатичная Татьяна попала в третью роту. Здесь она быстро сблизилась с двумя закадычными подругами: Симой Москвичевой и Симой Олейник. Барамзина, имевшая опыт студенческой жизни, училась с удовольствием. Снайперская наука ей давалась без особого труда, и она часто помогала Симе Олейник, которая знания, нужные для меткой стрельбы, усваивала только при постоянной зубрежке и дополнительных занятиях по вечерам.
В марте 1944 года их обучение в ЦЖШСП закончилось. Три подруги сдали экзамены на «хорошо», получили воинское звание «ефрейтор» и отправились в действующую армию. Барамзина и ее напарница Надежда Кубасова вместе с группой из двадцати девушек попали в 70-ю стрелковую дивизию 33-й армии 2-го Белорусского фронта. Дивизия дислоцировалась в 60 километрах от города Орша. Когда снайперы приехали туда, их распределили по полкам. Барамзина, Кубасова и еще две снайперские пары оказались в третьем батальоне 252-го стрелкового полка, позиции которого находились в деревне Соколове. Добраться до своей части было непросто: здесь в начале апреля дороги заметала свирепая метель.
Новичков в полку встретили приветливо. Два дня они отдыхали, обживали свою отдельную землянку, выделенную командованием специально для женской группы, осматривались, изучали местность, где придется вести «охоту» на немцев. В этом им помогали более опытные сверхметкие стрелки, давно служившие в 252-м полку. Затем последовал первый выход на передний край. Для Татьяны он был удачным.
«Привет с фронта! Дорогие мама, Ната и Ляля! Я нахожусь на белорусской земле, — написала Барамзина в первом письме, отправленном из армии домой, в далекий Глазов. — Встретили нас хорошо. 8 апреля в первый раз попала на передовую позицию. В этот день я убила двух фрицев. Сначала у меня дрожали руки и сильно билось сердце, но вскоре все прошло и появилось желание бить и бить врагов как можно больше… На задания уходим в 3 часа утра… Мама, обо мне не беспокойся, все идет хорошо. С приветом к тебе, Таня…»
Апрель прошел во фронтовых трудах. Счет уничтоженных врагов у Барамзиной рос. Однажды в перестрелке получила серьезное ранение Надежда Кубасова. Ее пришлось отправить в дивизионный медсанбат. Таня сумела убедить командира батальона в том, что она и сама справится. Действительно, вскоре ей удалось за один день подстрелить сразу пять гитлеровцев. Успех определила правильная засада, устроенная на склоне холма над берегом небольшой, но широко разлившейся из-за таяния снегов речки. На второй день пребывания там Таня увидела фашистов, беспечно плывущих на плоту посередине реки.
Через несколько минут они оказались под огнем ефрейтора Барамзиной. Три солдата погибли сразу, два других спрыгнули с плота и попытались спастись вплавь. Но снайперские пули настигли их. При последнем выстреле у Тани что-то произошло с глазами. Серое пятно вдруг закрыло окуляр оптического прицела. Таня тряхнула головой, пятно исчезло. Она увидела цель и плавно нажала на спусковой крючок. Пятый был унтер-офицером и уже вскарабкался на крутой откос, но дойти до леса ему не удалось.
К этому времени у Барамзиной на счету имелось 16 убитых немцев — неплохой результат за два месяца полевой службы. Однако история с серым пятном повторилась, и Татьяна поняла, что у нее нарушается острота зрения, столь необходимая меткому стрелку. Видимо, сказалось долгое пребывание в засадах, пристальное наблюдение за местностью, когда глаза испытывают небывалую нагрузку.
Не хотелось ей идти к командиру полка с таким рапортом, однако скрывать болезнь тоже было бы неправильно. Уходить из полка, расставаться с боевыми друзьями Татьяна не пожелала, потому вызвалась продолжать службу на любой другой должности. Комполка предложил ей стать связистом. Теперь ее военная специальность определялась как «телефонистка». Согласно Боевому Уставу пехоты, связной или связист должен способствовать «безотказному управлению боем подразделения и выполнению им своей задачи». Так что вместо снайперской винтовки Тане выдали полевой телефонный аппарат «ТАИ-43» в деревянном, выкрашенном в зеленый цвет ящике. Он был довольно тяжелым — 4,5 кг — и совсем не маленьким: 280 x 210 x 110 мм. Обеспечивать устойчивую связь командного пункта третьего батальона с командным пунктом 252-го полка следовало с помощью телефонно-телеграфного однопроводного кабеля, который при боевых действиях часто обрывался из-за артиллерийских и минометных обстрелов. Заново соединять его должен был связист…
В июне 1944 года 70-я дивизия и три ее стрелковых полка — 68-й, 252-й и 329-й — готовились к проведению операции «Багратион», одной из крупнейших в годы Великой Отечественной войны. Силами 1-го Прибалтийского, 2-го Белорусского и 3-го Белорусского фронтов предполагалось нанести мощный удар по группировке немецких армий «Центр» и освободить значительную часть Белоруссии, выйти к Минску. Для этого советское командование сосредоточило на боевых рубежах свыше 1,4 млн. человек, 31 тысячу орудий и минометов, 5,2 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок. Их действия поддерживали более 5 тыс. самолетов: бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей.
Если говорить о полевой связи, то войсковые соединения 2-го Белорусского фронта, куда входила 70-я дивизия, имели 3780 радиостанций, 16 570 полевых телефонов, 20 790 километров телефонно-телеграфного кабеля. В течение следующих шести дней, с 23 по 29 июня, пока шла операция «Багратион», связь работала бесперебойно и с полной нагрузкой. Связисты внесли свой весомый вклад в разгром вражеской группировки.
Бойцы и командиры 252-го полка 28 июня форсировали Днепр севернее города Шклова и двинулись дальше, к реке Березина. Противник отступал, бросая технику и вооружение, сдаваясь в плен. На 29 июня на участке 2-го Белорусского фронта более 3 тысяч немецких солдат положили оружие, в том числе свыше ста офицеров и два генерала: командующий 12-й пехотной дивизией генерал-лейтенант Бамлер и комендант города Могилева генерал-майор Эрдмансдорф.
Третий батальон 252-го полка 4 июля получил новое боевое задание: высадиться в тылу гитлеровцев, на перекрестке двух дорог у деревни Пекалин Смолевичского района Минской области и помешать отступающим частям германской армии вырваться из минского «котла». Операция была опасной потому, что сил противника никто не знал. Телефонистка Барамзина могла не участвовать в ней. Но все-таки решила не отставать от своих однополчан и согласилась в этом рейде выполнять обязанности санинструктора. Вместо полевого телефона она взяла с собой сумку с красным крестом, весьма увесистую, сшитую из плотного брезента, наполненную индивидуальными санпакетами (всего — 20 штук), стерильными бинтами, кровоостанавливающими повязками и жгутами, разными медикаментами.
Оказывать первую помощь раненым на поле боя в Центральной женской школе снайперской подготовки тоже учили. Однако Татьяне пришлось в этом ожесточенном сражении батальона с фашистами, имевшими численное превосходство, не только перевязывать раненых, но и защищать их, отстреливаясь от окруживших ее медпункт гитлеровцев. Она осталась совсем одна, и силы были неравными…
29.07.44 г. ВК.031283
06.11.44.
Фамилия, имя, отчество — КАРАМЗИНА Татьяна Николаевна
Звание — ефрейтор.
3.Должность, часть — телефонистка 3-го стрелкового батальона 252-го СП 70-й стрелковой дивизии 33-й армии, 3-й Белорусский фронт.
Год рождения — 1919.
Национальность — русская.
Партийность — б/партийная.
Участие в гражданской войне, в последующих боевых действиях по защите СССР, в отечественной войне (где, когда) — в отечественной войне с апреля 1944 года.
Имеет ли ранения, контузии — не имеет ПОГИБЛА.
С какого времени в РККА — с июня 1943 года.
Каким РВК призвана — Кагановичским РВК гор. Молотова.
Чем ранее награжден (за какие отличия, когда) — не награждалась.
Постоянный домашний адрес представляемого к награде и адрес его семьи (не заполнено).
I. Краткое, конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг
Ефрейтор тов. БАРАМЗИНА Татьяна Николаевна одна из лучших снайперов полка. Находясь в обороне, истребила 16 гитлеровцев. Ввиду плохого зрения (по заключению медицинской комиссии) ей запретили быть снайпером и она добровольно пошла в телефонисты 3-го стрелкового батальона. Во время разведки боем с 22-го по 23.06.44 г. в районе дер. М. Морозово под сильным артиллерийским огнем в течении 14 раз исправляла порванную связь КП 3-го СБ, была в боевых порядках, обеспечивала хорошую связь.
05.07.44 г. вместе с 3-им стрелковым батальоном была направлена в тыл противника для выполнения сложной боевой задачи (десантная операция).
Батальон на марше встретился с превосходящими силами противника в составе двух стрелковых дивизий и принял бой. Ефрейтор тов. БАРАМЗИНА из снайперской винтовки истребила 20 гитлеровцев, оказывала помощь раненым. В немецкий блиндаж, где она перевязывала раненых бойцов и офицеров, заскочила группа гитлеровцев и забросала блиндаж гранатами. БАРАМЗИНА, спасая раненых, отстреливалась до последней возможности. Когда вышли все патроны, гитлеровцы схватили БАРАМЗИ-НУ и стали пытать. Мужественная патриотка ничего им не сказала, не выдав военной тайны. Гитлеровцы застрелили БАРАМЗИНУ из противотанкового ружья, выкололи ей глаза и надругались над ее телом.
Ходатайствую о присвоении звания «Герой Советского Союза» ефрейтору БАРАМЗИНОЙ Татьяне Николаевне — ПОСМЕРТНО.
Командир 252-го СП Подполковник Кузнецов
18 июля 1944 года»{36}.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года уроженке города Глазова, выпускнице Центральной женской школы снайперской подготовки Барамзиной Татьяне Николаевне присвоили звание Героя Советского Союза посмертно.
Память о героине увековечена. Ее именем названа школа № 86 в городе Пермь, улицы в городах Минск, Глазов, Ижевск, Подольск, на здании пединститута в Перми установлена мемориальная доска с ее барельефом, на месте гибели в деревне Пекалин — обелиск со скульптурным портретом.
…АЛИЯ МОЛДАГУЛОВА попала на трехмесячные Женские курсы отличных стрелков снайперской подготовки в декабре 1942 года, по направлению от военкомата города Рыбинска Ярославской области. Студентка Рыбинского авиационного техникума прибыла в Вешняки не одна, а с подругой — Надеждой Матвеевой. Только объединив усилия, девушкам удалось уговорить военкома принять от них заявления о поступлении на добровольную службу в Красную Армию. Особенно жалел военком Алию. Во-первых, очень молодая, всего 17 лет, во-вторых, маленького роста, трудно будет ей винтовку держать, в-третьих, общее физическое состояние неважное, потому как недавно приехала из Ленинграда, где пережила суровую блокадную зиму. Однако Молдагулова проявила характер совсем не детский. Твердо стояла на своем: хочет бить фашистскую нечисть, отомстить за всех погибших ленинградцев.
Алия Нурмухамбетовна Молдагулова родилась 25 октября 1925 года в ауле Булак Хобдинского района Актюбинской области Казахской АССР. Она рано потеряла родителей и воспитывалась в семье своего дяди по отцу Аубакира Молдагулова, проживавшего в Алма-Ате. В 1935 году он поступил учиться в Военно-транспортную академию РККА и вместе с семьей переехал сначала в Москву, потом — в Ленинград. В 1939 году дядя отдал 14-летнюю племянницу в ленинградский детский дом № 46. Его воспитанников весной 1942 года из осажденного города вывезли в село Вятское Ярославской области. Здесь Молдагулова окончила семилетку и поступила в Рыбинский авиатехникум. Училась старательно, но желание попасть на фронт не покидало ее ни на минуту.
Обе девушки из Рыбинска успешно прошли мандатную и медицинскую комиссии на снайперских курсах, их зачислили на довольствие, обмундировали, поселили в казарме. В праздничный день 23 февраля 1943 года новички приняли воинскую присягу, после которой их распределили по ротам. Алия из-за своего роста попала в четвертую, но ничуть не переживала, поскольку там таких «малышей» было около сотни. Все они с энтузиазмом учились трудному снайперскому делу.
Кроме занятий на курсах шла обычная общественная жизнь. Девушки выпускали стенгазеты, любили участвовать в концертах художественной самодеятельности. Оказалось, что Молдагулова прекрасно читает стихи. Со сцены в клубе она с особым чувством декламировала произведение казахского поэта Джамбула «Ленинградцы, дети мои», и ей всегда бурно аплодировали.
В конце мая 1943 года все девушки, учившиеся на курсах отличных стрелков, стали курсантками недавно образованной Центральной женской школы снайперской подготовки. В июле того же года Школа сделала первый выпуск: 125 выпускниц получив звание «младший сержант», остались в этом учебном заведении на должностях младшего комсостава, 50 — поехали на Калининской фронт, 50 — за Северо-Западный фронт.
А.Н. Молдагулова сдала выпускные экзамены хорошо. По некоторым сведениям, за отличную учебу она была награждена именной снайперской винтовкой. Ей предложили продолжать службу в инструкторской роте. Однако Алия отказалась, потребовала, чтобы ее направили в действующую армию. Освоив военную специальность, она была уверена, что принесет больше пользы, участвуя в боях.
Вместе со своими подругами по четвертой роте Надеждой Матвеевой, Зинаидой Поповой, Александрой Ужеговой и Валентиной Яковлевой ефрейтор Молдагулова поехала на Северо-Западный фронт, где в августе 1943 года девушки были зачислены в состав четвертого батальона 54-й отдельной стрелковой бригады. Ею командовал полковник Н.М. Уральский. Впоследствии он вспоминал:
«На левом фланге стояла худенькая, черноволосая, совсем маленького роста девушка. Я обратился с вопросом к сопровождающему группу офицеру: “Это кто такая?” Он не успел мне ответить, как девушка отчеканила: “Снайпер Молдагулова!” Я, при всех, громко распорядился: “Молдагулову — на кухню, чистить картошку для раненых бойцов”. А она мне: “Я, товарищ полковник, приехала на фронт не картошку чистить, а бить фашистов”. Ничего не скажешь, ответ не по-армейски дерзкий. Говорю ей: “Ну, отвечать начальству ты умеешь, а винтовку умеешь ли в порядке содержать? Давайте-ка мне ваше оружие, снайпер Молдагулова”. Она четко сделала шаг вперед, протянула свою трехлинейку с оптическим прицелом. Я вынул затвор, осмотрел канал ствола. Он сиял чистотой. Затем снял чехол с прицела. Здесь тоже все в образцовом порядке, на окулярах — ни пылинки. Даже неловко мне стало, что так недоверчиво к девушке отнесся. “Отлично, — говорю ей, — снайпер Молдагулова. Иди, бей фашистов…”»{37}
54-я отдельная стрелковая бригада формировалась осенью 1941 года в Саратовской области и в северных районах Казахстана. Первый бой приняла в районе города Холм Новгородской области, затем в январе 1942 года, будучи в составе 3-й Ударной армии, участвовала в Торопецко-Холмской наступательной операции Красной Армии, направленной против группы немецких армий «Центр». Поначалу эта операция в направлении городов Холм и Великие Луки развивалась вполне успешно. К 22 января войска нашей 3-й Ударной армии окружили город Холм, но дальше продвинуться им не удалось.
Однако в упорных схватках с фашистами бойцы и командиры 54-й отдельной стрелковой бригады получили необходимый военный опыт. В ее рядах вместе с русскими служило немало выходцев из Казахстана. В этом смысле Алии повезло: она встретила людей, говоривших с ней на родном языке. Ефрейтор Молдагулова, владевшая русским безукоризненно, часто помогала им: переводила на казахский заметки из фронтовой газеты и параграфы Боевого Устава пехоты, читала стихи своего любимого поэта Джамбула, писала за них письма домой.
На первых порах девушкам дали наставника: лучшего снайпера четвертого батальона уральского казака и охотника Бандурова. Он по-отечески опекал их: провел по боевым позициям, указал лучшие точки для меткой стрельбы, сопровождал в первый день выхода на «охоту».
«Вспоминается наша первая охота, — писала подруга Алии Надежда Матвеева. — Мы начали охотиться из блиндажа. Провели там весь день, но немцы не показывались. Под вечер открыла счет только Шура Ужегова. Лия (так девушки между собой называли Молдагулову) очень расстроилась, что не увидела ни одного фрица, и завидовала подруге. Но на следующий день она тоже открыла боевой счет, и надо было видеть, как она ликовала!»
В мемуарах некоторых снайперов Великой Отечественной войны есть рассказы о том, что для маскировки и устройства засады они использовали подбитые танки, как немецкие, так и советские, оставленные на нейтральной полосе. Бронетехника представляла собой надежное укрытие, особенно если прорыть под ней окоп или траншею, заминировать прилегающее к танку пространство. Металл толщиной в 40–80 мм, используемый для корпуса и орудийной башни, отлично защищал от залпов небольших минометов, которые имелись при каждом взводе немецкой пехоты.
Такой вражеский сгоревший танк с размотавшейся гусеницей как раз и находился метрах в ста от передовой линии четвертого батальона 54-й стрелковой бригады. На исходе ночи Алия забралась в него, винтовку выставила в открытый люк механика-водителя и стала наблюдать за гитлеровцами. Их окопы находились не очень далеко. В оптический прицел она четко различала все огневые точки, ходы сообщения, крыши блиндажей. При восходящем солнце блеснули и стекла стереотрубы, замаскированной под куст орешника. Но Молдагулова не спешила и первые два метких выстрела сделала по солдатам, вышедшим из блиндажа. Приборы наблюдения — тоже важная цель, и третий удачный выстрел был по окуляру стереотрубы. Фрицы наконец-то засекли снайпера и по своему обыкновению начали забрасывать его минами. По броне застучали осколки, одна из мин ударила прямо в бок башни. Но смелая девушка через нижний люк уже выбралась из машины и по-пластунски ползла от нее по неглубокой траншее, заранее вырытой саперной лопаткой.
Наставник сверхметких стрелков Бандуров встретил ефрейтора сурово:
— Ты зачем в третий раз стреляла?
— Товарищ сержант, оптику врага, если она обнаружена, оставлять в целости нельзя, — ответила ему Алия.
— Кто тебя этому научил?
— В нашей снайперской школе так говорили.
— Ну, смотри. В другой раз из-за какой-то стекляшки тебе башку прострелят. И кто будет виноват?
Бандуров никаких курсов не кончал, был самоучкой, но — с отличным глазомером. По его охотничьим правилам, удачный выстрел должен обязательно привести к появлению добычи, то есть тела врага. Уральский казак свято верил в свою правоту. Ведь разбитые стекла в личную книжку снайпера не запишешь, подсчитывают только уничтоженных фрицев. Ради этого можно идти на риск, все остальное несущественно.
Девушки уважали сержанта за боевой опыт, хотя между собой часто судачили о том, что Бандурову теоретических знаний все-таки не хватает. Разнообразные обязанности снайпера при наступлении и в обороне он сводил к простому противостоянию между своей и вражеской пехотой: тот, кто убил больше, тот и молодец. Однако сверхметкий стрелок, заняв удобную и скрытую позицию, ведет наблюдение за всем полем предполагаемого боя, за передним краем противника и за его ближайшим тылом, за передвижениями войск, а также — за их боевыми средствами. Уничтоженная стереотруба, из которой немцы следили за нашими окопами, — именно такое средство.
Впрочем, рассуждения наставника насчет буйной головы, не осознающей последствий своих действий, вскоре получили подтверждение. Признав ефрейтора Молдагулову после трех выстрелов из танка умелым бойцом, командование 54-й бригады поручило ей ответственное дело: найти и нейтрализовать гитлеровского снайпера, засевшего где-то на правом фланге советских позиций. Немец прятался в лесных зарослях и стрелял только наверняка. На второй день наблюдения Алия заметила какое-то движение среди березняка. Как будто тень там мелькнула. Она захотела разглядеть эту тень получше и выглянула из своей засады. В ту же минуту раздался выстрел. К счастью, пуля лишь скользнула по каске на голове девушки, оставив глубокую вмятину. На вспышку огня Молдагулова успела ответить выстрелом. Фашист упал в траву. Оказывается, он соорудил себе капитальное убежище между обломанных стволов деревьев.
«У Лии была горячая казахская кровь, — писала в воспоминаниях Надежда Матвеева. — И эта благородная кровь часто бывала причиною того, что у нее не хватало терпения… Однажды мы держали оборону у реки Ловать. Мы были на одном ее берегу, немцы — на другом. Расстояние едва достигало ста пятидесяти метров. Наблюдать приходилось долго. Это всем нам надоедало. Так вот, выглянет Лия через бруствер и кричит: “Немец, покажись!” — да еще и присвистывает. Мы говорили ей, что она погибнет здесь глупой смертью. Но она только смеялась в ответ. Храбрости и находчивости ей было не занимать…»
Согласно рапорту командира четвертого батальона капитана Ф.И. Моисеева, ефрейтор Молдагулова за период с октября по декабрь 1943 года уничтожила 32 гитлеровских солдата и офицера, в том числе нескольких снайперов. Она научилась выслеживать их; кроме того, стреляла очень метко. Имелись на ее счету и необычные стычки с врагом. Например, в ноябре три подруги — Алия, Надежда Матвеева и Зинаида Попова — возвращались в расположение своей части через нейтральную полосу. Их заметили немцы. Пятеро солдат решили устроить девушкам ловушку, однако плохо замаскировались. Советские снайперы их увидели. Раздалось три выстрела, все пули попали в цель. Двух фрицев, оставшихся в живых, Молдагулова, Матвеева и Попова под конвоем привели на командный пункт своего батальона.
«Сейчас мы находимся на переднем крае, — сообщала 13 декабря 1943 года Алия своей родственнице, тете по отцу Сапуре. — Письмо пишу в глубоком окопе. С немцами встречаемся лицом к лицу. У меня на голове каска, в руках винтовка, за поясом гранаты… Я думала, буду трусихой, а сейчас не замечаю за собой этого. Пули летят рядом, рвутся гранаты, снаряды. Эх, если бы вы могли меня здесь увидеть, наверное, только тогда бы смогли поверить, что я — такая… А сегодня утром наш командир вызвал меня из строя и торжественно объявил: “Снайпер Молдагулова за три дня уничтожила четырнадцать фашистов. За этот подвиг от имени командования объявляю ей благодарность…”»
В конце октября 1943 года Северо-Западный фронт расформировали, создав два новых: 1-й Прибалтийский и 2-й Прибалтийский. Стрелковая бригада, где служила Алия, попала в состав 2-го Прибалтийского фронта, в 22-ю армию, которой командовал генерал-лейтенант В.А. Юшкевич. Советское командование начало готовить стратегическую наступательную Ленинградско-Новгородскую операцию с целью окружить и уничтожить группу немецких армий «Север», полностью снять блокаду с Ленинграда. Гитлеровцы в течение двух с половиной лет создавали здесь глубоко эшелонированную четырехкилометровую полосу обороны с пулеметными и артиллерийскими ДОТами и ДЗОТами, минными полями, рядами колючей проволоки, рядами траншей полного профиля. В то же время сплошной линии фронта у фашистов не существовало. Они опирались на отдельные хорошо оборудованные оборонительные пункты. Только на передовой линии у них имелось 206 огневых точек.
В ходе этой операции войска 22-й армии должны были обогнуть с севера крупную узловую станцию Новосокольники Октябрьской железной дороги и выйти на рубеж поселений Насва — Маево. Наступление развивалось в труднопроходимой болотисто-лесистой местности, при отчаянном сопротивлении противника. «Войска прорывались вперед как на сплошном рубеже, — писал об этом периоде генерал М.И. Казаков. — Потому при артподготовке большое количество снарядов ударили по пустому месту. Затем пехота атаковала никем не занятые промежутки между оборонительными пунктами и попала под фланговый огонь немцев…»
Военные действия на подступах к станции Насва начались в ночь на 13 января 1944 года. В них участвовали бойцы и командиры 54-й стрелковой бригады, 125-го гвардейского стрелкового полка и двух стрелковых дивизий: 43-й гвардейской Латышской и 319-й. Они выбили фрицев из первой линии траншей. Затем на наступающих обрушился настоящий ливень огня из вражеских пулеметов и орудий. Наша пехота залегла.
Девушки-снайперы, как обычно при атаке, занимали места рядом с ротой автоматчиков. Алия оглянулась. Ее соплеменники-казахи, одетые в белые маскхалаты, находились совсем близко и старались плотнее прижаться к снежной целине, над которой свистели пули и осколки снарядов. Кто-то должен был показать им пример, вдохновить на продолжение боя. Для этого Молдагулова встала во весь рост и обратилась к ним на родном языке:
— Братья-солдаты! За мной! Вперед!
Ее голос, привычный к декламации стихов, прозвучал громко. К тому же канонада вдруг затихла. Не только казахи, но и русские поднялись в атаку вслед за смелой девушкой. Быстро добежали они до следующей линии немецких траншей, вломились в них и при рукопашной схватке вытеснили оттуда гитлеровцев.
Советское командование, готовя Ленинградско-Новгородскую наступательную операцию, сумело создать превосходство над противником в личном составе (у нас — 1241 тыс. чел., у немцев — 741 тыс. чел.), в орудиях и минометах (у нас — 21 600, у немцев — 10 070), в танках и самоходных артиллерийских установках (у нас — 1475, у немцев — 385). Однако солдаты и офицеры 16-й и 18-й германской армии защищались упорно, цепляясь за каждый оборонительный пункт. Ожесточенные схватки возникали у каждой деревни, превращенной в маленькую крепость.
Так было и на участке, где наступала 54-я стрелковая бригада. Горящая железнодорожная станция Насва осталась за спиной, но впереди теперь находилась деревня Казачиха Новосокольнического района Псковской области (ныне не существует. — А.Б.). Этот бой 14 января 1944 года стал последним для славной дочери казахского народа. К тому времени ее личный снайперский счет составлял 78 уничтоженных фашистов.
Начальник политотдела 54-й стрелковой бригады подполковник Ефимов прислал в Центральную женскую школу снайперской подготовки письмо с рассказом о ее гибели и о том, что по решению командования 22-й армии А.Н. Молдагулова представлена к званию Героя Советского Союза посмертно. Таковое звание было ей присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 июля 1944 года.
«В тот последний бой, — сообщал Ефимов, — в траншеях завязалась рукопашная схватка. Чувствуя, что перевес на нашей стороне, один немецкий офицер решил спастись бегством. Алия стала преследовать его, совершенно не думая о том, что фашист гораздо сильнее. Но храбрости ей было не занимать. Путаясь в полах шинели, увязая в снегу, она все-таки настигла фрица. А вот первой выстрелить не успела…»
Молдагулова похоронена в братской могиле на окраине села Монаково, расположенном поблизости от деревни Казачиха, вместе со своими однополчанами, погибшими в том бою.
Ее именем названы улицы в городах Москве, Алма-Ате, Актюбинске, Астане. Один из аулов Хобдинского района Актюбинской области также переименован в ее честь. Мемориальные доски установлены на здании средней школы № 140 в городе Санкт-Петербурге, где она училась, на здании школы № 891 в Москве, на здании авиационного колледжа в Рыбинске. Памятный знак есть на территории международного детского лагеря «Артек» в Крыму, где она однажды отдыхала. В городе Актюбинске существует мемориальный музей и памятник (фигура на гранитном постаменте) А.Н. Молдагуловой. Мемориальный комплекс с памятником построен и в городе Новосокольники (на месте гибели). На киностудии «Казахфильм» снят документальный фильм «Алия» (реж. М. Сагатов) и художественный — «Снайперы» (реж. Б. Шамшиев, 1986 г.). В Казахском государственном академическом театре оперы и балета осуществлена постановка балета «Алия». Певица Роза Рымбаева за исполнение песни «Алия» удостоена Гран-при на фестивале «Золотой Орфей» в 1977 году. Почтовая марка с портретом доблестного снайпера выпущена в Казахстане в 1995 году.
…В ходе второго набора в Центральную женскую школу снайперской подготовки, который длился три месяца — с июня до сентября 1943 года, — в Подольск приехали десятки девушки из разных областей Советского Союза. Среди них была и девятнадцатилетняя РОЗА ШАНИНА, получившая направление в ЦЖШСП от Первомайского райвоенкомата города Архангельска. После прохождения медицинской и мандатной комиссии Розу зачислили в первую роту. Она была вполне этого достойна. Рослая, стройная, красивая блондинка с голубыми глазами, настоящая дочь Русского Севера, не затерялась среди «королев», как в Школе называли курсанток данного подразделения. Кроме незаурядной внешности Шанина обладала характером твердым, решительным, хотя и немного своенравным.
Армейскую выучку она восприняла как нечто необходимое для достижения цели: стать сверхметким стрелком и уничтожать проклятых оккупантов. Роза хотела отомстить им за смерть своего любимого старшего брата Федора, который пошел на войну добровольцем и погиб в конце 1941 года в боях под Москвой. Поэтому Шанина занималась с большим упорством и, старанием, а также проявила немалые способности к снайперскому делу. После сдачи выпускных экзаменов ей присвоили воинское звание «ефрейтор».
В конце марта 1944 года она в составе группы из двухсот девушек отправилась на Западный фронт, в 5-ю армию, которой командовал генерал-лейтенант Н.И. Крылов. В штабе армии снайперов распределили в разные воинские части. Роза вместе с десятью другими выпускницами попала в 1138-й стрелковый полк и приступила к службе. Первый же выход на огневую позицию юго-восточнее города Витебска 6 апреля 1944 года принес ей удачу. Не испытывая никакого волнения или страха, она метким выстрелом уложила гитлеровца, поднявшегося над бруствером окопа…
Роза Егоровна Шанина родилась 3 апреля 1924 года в деревне Едьма Вельского уезда Вологодской губернии (ныне — Устьянский район Архангельской области), в многодетной крестьянской семье. Ее отец Егор Михайлович работал на лесозаготовках. Мать Анна Алексеевна была дояркой в местном колхозе. Необычное для российской глубинки имя они дали своей младшей дочери, пятому ребенку в семье, в честь знаменитой немецкой революционерки Розы Люксембург.
В деревне Шанина окончила школу-семилетку, затем уехала в Архангельск, к одному из братьев, живущему там, и поступила в педагогическое училище. Чтобы не быть в тягость семье, во время учебы ей пришлось подрабатывать в детском саду № 2 Первомайского райотдела народного образования. Закончив педучилище в 1942 году, Роза получила в этом заведении должность воспитательницы. Но покоя ей не было. Она часто наведывалась в райвоенкомат с просьбой об отправке на фронт. Военком сначала послал настойчивую девушку на курсы «Всевобуча», которые она с успехом окончила, потом, при получении разнарядки из Наркомата обороны, — в Центральную женскую школу снайперской подготовки…
Командир 1138-го полка майор Дегтярев получил рапорт от командира взвода о действиях недавно прибывшего в его воинскую часть снайперского отделения в первой половине апреля и был удивлен результативностью, показанной совсем необстрелянными бойцами. А ведь поначалу он сомневался в том, что юные девушки способны выдержать напряжение упорных и кровопролитных боев, которые шли на Витебщине. Еще в феврале Красная Армия пыталась овладеть городом и, самое главное, — перерезать железнодорожную ветку Витебск — Орша, помогавшую немцам снабжать оружием, снаряжением и продовольствием войска своего 6-го армейского корпуса. Перебросив значительные резервы, противник остановил наступление русских в 4–6 километрах от этой железной дороги. В наших стрелковых дивизиях осталось по 4,5–6 тыс. человек, в ротах — по 60–70 человек. Местность с высокими холмами, пересеченная оврагами, мелкими ручьями, озерами и незамерзающими болотами, сильно затрудняла боевые действия.
«Докладываю, — писал младший лейтенант Кольский, командир взвода, — что снайперы первого женского отделения за шесть дней вывели из строя 32 фашиста. Все снайперы открыли собственные счета мести немецким оккупантам. Уничтожили гитлеровцев:
Екимова Александра — 4
Климова Мария — 2
Котелкина Таисия — 2
Кузнецова Анна — 2
Петрова Калерия — 3
Никонова Валентина — 4
Новикова Ева — 2
Томарова Мария — 3
Рожнова Мария — 2
Шанина Роза — 6…»
На первый взгляд все девушки показались майору похожими друг на друга. В Центральной женской школе их учили одинаково, по окончании ее одинаково обмундировали и одинаково вооружили — винтовками Мосина с оптическим прицелом «ПУ». Однако он понимал: на войне у каждой из них будет своя судьба. Уже из списка явствовало, что ефрейтор Шанина — пока лучше их всех. Как ей это удается, никто не знает. Только вот подвиги солдата командиры всегда должны отмечать, и майор Дегтярев сделал это.
Фамилия, имя, отчество — Шанина Роза Георгиевна (так в документе).
Звание — ефрейтор.
