Опасные виражи Лившиц Анатолий

1

Он не знал, откуда он появился, но отчётливо помнил то место, где он находился до своего появления в земном пространстве. В том удобном месте ему было тепло, спокойно и безопасно и он, чувствуя полное умиротворение, не имел никакого желания шевелиться. Как будто он был в тёплой, как парное молоко воде и, неподвижно смотря в одну точку, ощущал абсолютный покой. И вдруг он этого покоя лишился. Почувствовав внезапный толчок, он отделился от этого бесподобного места, как пробка от откупоренной бутылки, и издал свой первый громкий крик, выражающий шумный протест против своего появления в этом мире. Открыв глаза, он увидел пространство, заставленное какими-то непонятными предметами. Позже он узнал, что эти предметы называются кроватями, что на них имеются такие вещи как подушки, что те и другие предназначены для отдыха и спокойного сна.

А пока он лежал под серым потолком и, ничего не понимая, смотрел на двуногих существ в белых халатах, ходивших между кроватями и раздававших что-то таким же двуногим существам, лежавшим на кроватях. Позже он узнал, что эти двуногие существа называются женщинами или представительницами прекрасного пола с той лишь разницей, что носящие белые халаты называются ещё и медсестрами, а лежавшие на кроватях без них – пациентки. Ещё он узнал, что медсестры раздают пациенткам таблетки, имеющие белый как снег вид. На пациентках вместо белых халатов были платья или юбки, как и на его матери, вытолкнувшей его в пространство этого мира и ушедшей в другое пространство во время этого выталкивания. На ней было тёмное платье, и лежала она в отдалённом месте, с тем же неподвижным видом, какой был у него, когда он находился в удивительном месте и ощущал совершенный покой.

– Умерла? Лора умерла? – этот вопрос, заданный субъектом мужского вида женщине в белом халате, оказался первым, что он услышал. Он совершенно не понял этого, но по расстроенному выражению лица женщины догадался, что она не в состоянии утешить того, кто задал ей этот вопрос.

– Ваша жена умерла от сильного кровотечения, мистер Сандлин, – снова услышал он непонятные слова и на этот раз увидел огорчённое лицо мужчины в белом смокинге. – Это был непредвиденный случай и от её внезапной кончины доктор впал в шок, правда, этот шок был недолгим. Через несколько минут он пришёл в себя, но был в таком замешательстве, что вышел из кабинета в полной растерянности. Последовала короткая пауза, а когда она закончилась, медсестра выразила сожаление по поводу того, что мистер Сандлин больше не сможет увидеть свою жену живой.

– Зато, – она с большим усилием улыбнулась. – Зато вы можете увидеть живым вот этого малыша, – она подошла к кровати, на которой лежал он, и погладила его по головке. – Он очарователен, не так ли? К сожалению, у меня нет детей, и я бы с удовольствием заимела такого как он.

В следующую минуту она взяла его на руки и отдала субъекту, лицо которого помрачнело от горя. Опечаленный неожиданной смертью жены, Томас Сандлин с тоской подумал, что ему придётся воспитывать ребёнка одному и что на нём лежит ответственность за его будущее.

– Это ваш сын, мистер Сандлин, – опять услышал он непонятные слова медсестры. – Ваша жена умерла во время родов, но ваш сын будет жить. Я чувствую, что он будет жить долго и счастливо. Его ждёт большое будущее, мистер Сандлин.

– Что побуждает вас так думать? – вторглись в его слух слова субъекта, у которого он был на руках.

– Моё предчувствие, мистер Сандлин. Мне кажется, что ваш сын будет выдающейся личностью. Может быть, о нём узнает весь мир. Вы можете не верить, но моё предчувствие меня не обманывает. Вашего сына ждёт мировая слава и властное величие.

Не поверив ей, но почему-то запомнив её слова, Томас с ребёнком в руках, охваченный глубокой печалью, побрёл из роддома домой. Мысль о смерти Лоры не укладывалась в его разуме, и ребёнок казался ношей, которую не хотелось нести. Тем не менее, придя в свою ставшую пустой квартиру, он положил ребёнка в детскую кроватку, специально купленную за месяц до его рождения. Эту кроватку, специально купила Лора, и от мысли о том, что он больше никогда не увидит её, ему стало так тоскливо, что захотелось выть волком. Он любил Лору больше жизни, жил для неё, и по её просьбе сделал ей ребёнка. И вот теперь её нет! Теперь она мертва, а этот ребёнок будет жить! Чёрт возьми, почему не наоборот? Было бы гораздо лучше, если бы умер ребёнок. Тогда бы Лора была бы жива. Она была бы сейчас с ним рядом, а ребёнок лежал бы бездыханным на кровати в роддоме. Ребёнок стал причиной её смерти. Теперь с ним рядом он, а не она. На кровати в роддоме осталась неподвижной она, а он лежит в детской кроватке у него дома. Теперь о нём надо заботиться, воспитывать и нести за него ответственность. Теперь он – отец, а этот малыш – его сын. Это частица его плоти и крови, и он должен беречь его как зеницу ока! А Лору он должен проводить на кладбище и опустить в холодную могилу. Как это печально и несправедливо, чёрт возьми!

Томас подошёл к кроватке и равнодушно посмотрел на своего отпрыска. В его памяти вновь зазвучали слова медсестры о том, что его малыш очарователен. Сейчас они показались ему нелепыми. Что может быть очаровательного в родившемся младенце? Он похож на небольшой кусок мяса, имеющий образ ребёнка, в котором существует человеческие признаки. У него нет волос, черты его только начали формироваться, сам он не представляет собой ничего, кроме живого маленького тела, способного издавать шумные звуки. В этом естественном, появившемся несколько часов назад существе нет ничего очаровательного. Что медсестра сказала о его будущем? Что его ждёт мировая слава и властное величие? Какой вздор! Откуда это она взяла? Этого не может быть, потому что он имел неосторожность появиться в обычный семье лондонских служащих. Его мать работала секретарём в коммерческой фирме, отец – директор музея изобразительных искусств, поэтому на большое будущее ему нечего рассчитывать. В лучшем случае он может получить высшее образование и работу по специальности, но о большем нечего и думать. Эта медсестра не цыганка и её предчувствие не имеет никакого значения.

Ребёнок тихо спал в кроватке. Он лежал на спине. Его маленькие ручки были вытянуты, ладошки – открытыми, безволосая головка мирно покоилась на подушке. Этому крохотному существу нужно было дать имя, и Томас, немного подумав, решил назвать его Филиусом. Лора хотела назвать родившуюся девочку Клаудией, а мальчика – Филиусом. Вспомнив её желание, Томас захотел его осуществить. Назвав вслух малыша Филиусом, он мысленно пожелал ему долгой и счастливой жизни.

Не желая его будить, Томас наклонился и ласково погладил малыша по голове. Погладив, он убрал руку и захотел выпрямиться, но что-то побудило его остаться в склоненной позе. Этим что-то оказался знак, который он неожиданно увидела на его головке. В том месте, где должны расти волосы, была изображена маленькая шестёрка. Это внезапное открытие привело Томаса в замешательство. Не понимая, что это означает, он с недоумением перевёл взгляд на открытые ладошки и с удивлением увидел на них две маленькие шестёрки. Одна шестёрка была на левой ладошке, другая – на правой. Одна шестёрка на головке и две на ладошках создавали число, которое было ему хорошо знакомо. Томаса охватил шок. Он был неверующим, и мысленно часто смеялся над Библией, считая библейские истории выдуманными мифами, а Книгу Откровений Иоанна Богослова называл бредом сумасшедшего. Ему казалось странным, что она вообще опубликована. И вот это дьявольское число, упоминавшееся в этой книге, оказалось на его сыне. Одна шестёрка на голове, две другие на ладонях создавали число 666. Это было настолько невероятно, что не поддавалось осмыслению. Теперь Библия смеялась над ним, и его неверующий разум, обладающий логичными мыслями, был повергнут в прах.

2

К счастью, шок Томаса, вызванный этим зловещим открытием, оказался недолгим. Увидев три шестёрки, он сначала не поверил собственным глазам, потом взглянул ещё раз и, убедившись в их реальности, не знал о чём думать. В полном недоумением он начал взволнованно ходить по комнате и, пытаясь собраться с мыслями, перемещался по ней до тех пор, пока в рассудок не залетела спасительная мысль о том, что надо успокоиться. Эта мысль побудила его остановиться и, немного успокоив, посмотреть в окно.

Сгустившиеся за окном сумерки безмолвно сообщили ему о том, что наступили сумерки его жизни. Внезапная смерть Лоры и неожиданно обнаруженные три шестёрки на коже собственного сына, сопровождавшиеся ужасными мыслями о клейме дьявола, поставили вопрос о том, как жить дальше. Как на него ответить, он не знал. Смотря на сгустившиеся сумерки, он некоторое время размышлял о том, что предпринять и решил, в конце концов, во всём положиться на судьбу. Эта непредсказуемая спутница жизни уже нанесла два страшных и неожиданных удара, что будет, если она нанесёт третий? Надо быть готовым ко всему и относиться к случившемуся с олимпийским спокойствием, которое состоит из умения философски смотреть на всё окружающее, в том числе и на себя, со стороны, и выдерживать все удары с хладнокровным терпением стоика. Сначала надо выдержать похороны Лоры. Для этого требуется думать не о том, что Лора умерла, а о том, что в жизни не обойтись без потерь, и о том, что потеря близкого человека, какой бы чувствительной она не была, является причиной для вырабатывания мужества и терпения, необходимых для дальнейшего преодоления жизненных препятствий. Потом надо выдержать жизнь с собственным сыном, который является живым воплощением антихриста. Для этого необходимо забыть или выбросить из головы мысль об имеющихся на его коже зловещих шестёрок, и представить, что он обычный мальчик, рождённый для того, чтобы вырасти, познать, насколько это возможно, самого себя и окружающий мир, получить своё место под солнцем и находиться на нём до тех пор, пока не придёт срок его покинуть. Для этого надо жить не разумом, а воображением, ибо представлять, что он – обыкновенный мальчик, обладающий заложенными в нём с рождения обычными инстинктами и страстями очень трудно и сложно, поскольку разум никуда не денется, и будет постоянно посылать мысли об имеющихся на его коже шестёрках. Бороться против собственного разума невозможно. Вернее, бороться можно, но невозможно победить. Томас знал, что заниматься постоянно медитацией у него нет возможности, да и вряд ли он способен на целый день входить в транс для того, чтобы убежать от гнёта ненавистной реальности. Он не йог и не буддист, и у него, к сожалению, нет дара отрешённости. Что же в таком случае делать? Видимо, придётся смириться с тем, что есть и терпеть до тех пор, пока как струна, не лопнет и не кончится терпение. Если оно не лопнет, то кончится обязательно тогда, когда кончится сама жизнь, после чего можно будет свободно вздохнуть и расстаться с ней без сожалений. А пока надо терпеть и относиться к наступившим сумеркам как к погасшим лучам солнца, закат которого невозможно предотвратить.

«Чему быть, того не миновать», – с тоской подумал Томас и, занавесив окно, посмотрел на часы. Было уже семь, и предстояло решить, чем заняться до сна. Ничего не хотелось, без Лоры всё казалось бессмысленным. Мысль о её смерти как ядовитый газ наполняла всю комнату и отравляла воздух. С равнодушным видом он посмотрел на находившиеся в комнате предметы, и они показались ему ненужными. Если раньше стол, окружённый двумя стульями, шкаф, где хранились одежда, полка с рядами книг казались ему необходимыми атрибутами комнатного интерьера, то теперь они, как и сама комната, были не нужны. Даже стоявший в углу телевизор и висевшее на стене радио, служащие средствами сообщения о происходящих в мире событий, тоже были не нужны. Не нужен был и сам мир, который без Лоры стал для него пустынным и чужим. Но этот малыш, тихо спавший в детской кроватке, был нужен. Это был его сын, и он должен заботиться о нём. Медсестра сказала, что его ждут мировая слава и властное величие. Что ж, если три шестёрки, случайно обнаруженные на его коже, действительно соответствуют числу зверя, то это вполне может быть. Если в него вселился дух главного посланника сатаны, каковым является антихрист, то вполне возможно, что ему уготовано великое будущее. Может быть, он придёт к власти и станет мировым лидером, на которого президенты других стран будут взирать со страхом и трепетом. Всё это может произойти в далёком будущем, а пока ни красивые обложки разноцветных книг, ни великолепный цветной ковёр с различными рисунками в виде ромашек, вертикальных линий из кружочков, причудливых орнаментов и зелёных листочков, висевший над стоявшей у стены кроватью, совершенно не радуют взгляд. Без Лоры всё кажется пустым и безжизненным. Как будто всё вокруг умерло, а то, что осталось, стало ненужным.

Как он будет жить без Лоры? Как вынесет жизнь с собственным сыном, в которого вселился зловещий дух посланника князя тьмы?

Встав из-за стола, Томас снова заходил по комнате. На этот раз его вид был задумчивым. Нет, он не выдержит такую жизнь. Он бы выдержал одинокую жизнь, но жизнь с сыном, который стал причиной смерти Лоры и которым полностью овладел посланец из ада, он выдержать не сможет.

Мысли о трёх шестёрках как крупные и надоедливые мухи будут постоянно жужжать в его разуме и ежедневно напоминать, что его сын является живым воплощением духа тьмы. Они лишат покоя сна, будут мешать спокойно думать, говорить, что-то делать. Он не сможет от них избавиться, они будут съедать его живьём и есть до тех пор, пока он не отдаст концы. Они, словно отравленные стрелы, будут лететь в него отовсюду, как шпионы следить за ним, и днём и ночью напоминать о том, кем является его сын. Они превратят его жизнь в ад, и все свои оставшиеся дни он будет находиться под их гнётом, как попавший в неволю каторжник, он будет вынужден носить их в своём разуме до конца дней своих. Нет, он не хочет мучиться. С какой стати он должен находиться под влиянием одних и тех же ужасных мыслей? Ведь ему только сорок и он не желает ставить на оставшейся жизнь крест.

Необходимо во что бы то ни стало освободиться от них, стереть их навсегда, иначе они будут появляться до тех пор, пока не сведут в могилу или сделают его сумасшедшим. Но как от них отделаться, чёрт бы их побрал!

Остановившись у детской кроватки, Томас бросил злой взгляд на тихо спавшее дитя. Его уже не радовало, что этот ребёнок был его сыном. На нём стояло дьявольское клеймо и мысли о трёх шестёрках застрявшие в его разуме тяжёлыми гирями, мешали ему спокойно думать. Не зная, что делать, чтобы уничтожить эти мысли, он беспомощно развёл руками. Чтобы освободиться от них, можно было убить собственного отпрыска, но эта идея показалась настолько чудовищной, что он тотчас же постарался забыть о ней. Можно было устранить эти шестёрки с помощью химического опыта или хирургической операции, но вторжение науки в область сверхъестественного показалось ему нелепой затеей. Не зная, что предпринять, он отчаянно взмахнул рукой, как вдруг его осенило. Детский дом!

Он может отдать его в детский дом! Почему он не догадался об этом раньше!

Эта неожиданная спасительная идея обрадовала его так, что ему захотелось прыгнуть до потолка. Конечно, он отдаст его в детский дом! Пусть его сын растёт и воспитывается под присмотром нянек до тех пор, пока кто-нибудь не усыновит его. Он снимет с себя всякую ответственность за его будущее, поскольку не хочет её иметь. Он желает жить для себя и не хочет заботиться о собственном чаде с дьявольским клеймом. Пусть это сделает кто-нибудь другой. Завтра он отнесёт его в детский дом и навсегда забудет о тех мыслях, которые как жестокие враги дьявольски мучают его сегодня.

Эта идея вдохновила его так, что кроме неё он ни о чём не хотел думать. Не расставаясь с ней ни на минуту, он забыл об ужине, лёг в постель и вскоре заснул с единственным желанием завтра же осуществить задуманное. И, конечно, он хотел, чтобы это завтра наступило как можно скорее. Однако вопреки его желанию, оно наступило очень нескоро, потому что ночь оказалась долгой и тревожной. Всю ночь его мучили кошмарные сны. Сначала ему приснилась зловеще мяукающая чёрная кошка, потом издававшая жуткий вой чёрная собака, затем кошка и собака оказались вместе и он пришёл в ужас, когда услышал мяуканье и вой одновременно. В середине ночи Томасу приснилась змея, ползущая на вершину горы. Достигнув вершины, она неожиданно превратилась в благопристойного человека, облачённого в чёрный смокинг. «Я твой сын, – внезапно сказал этот человек, обратившись к нему. – Поклонись мне, и я дам тебе всё, что ты пожелаешь». Он властно простёр руку, и внизу напротив горы обозначились различные контуры многочисленных городов и селений, посёлков и деревень. Появились также очертания океанов и морей, рек и озёр. «Это всё принадлежит мне, – самодовольно произнёс он. – Поклонись мне, и я дам тебе всё, что ты попросишь». «Изыди, Сатана, – услышал Томас свой собственный голос. – Своим рождением ты принёс смерть моей Лоре, я ненавижу тебя». В следующий же миг все контуры городов и морей исчезли, и он с неимоверным страхом увидел себя летящим с горы в тёмную бездну. Услышав дьявольский хохот оставшегося на вершине собственного сына, он перевернулся с одного бока на другой и проснулся в холодном поту.

С облегчением увидев в комнате свет, Томас понял, что кошмарная ночь прошла.

С намерением убедиться в этом ещё раз, он встал с постели и, подойдя к окну, отдёрнул штору. За окном, словно дирижёры, радостно играя жизненный гимн, торжественно сияли солнечные лучи. Отвернувшись от окна, он посмотрел на часы и, увидев, что уже восемь, услышал в этот момент громкий детский крик. Подбежав к кроватке, он взял ребёнка на руки и немного покачал. Ребёнок притих, и он, положив его обратно в кроватку, быстро оделся. Потом он быстро вновь поднял малыша, укутал его и, забыв позавтракать, скорым шагом, отправился с ним, как с ношей, в детский дом.

– Что вам угодно? – спросила женщина, сидевшая за дежурным столиком, когда Томас с взволнованным видом переступил порог детского дома.

– Я хочу отдать этого малыша, – быстро ответил Томас. – Это мой сын и я хочу, чтобы он попал в надёжные руки.

– Вы хотите от него избавиться?

– Нет, что вы, кто вам это сказал? – он растерялся, удивлённый тем, что она отгадала его тайное намерение. – Я был бы негодяем, если бы хотел сделать это.

– Тогда для чего вы принесли его сюда?

– Я уезжаю, – не сразу сказал он, с трудом найдя нужные слова для правдоподобной лжи. – Да, уезжаю и мне не с кем его оставить. Я не знаю, когда приеду, но знаю, что уезжаю надолго и хочу, чтобы во время моего отсутствия мой малыш находился в хорошем месте. Я надеюсь, что ваш дом будет лучшим местом для него.

– А ваша жена? – с любопытством спросила сидевшая за столом женщина. – Разве она не может о нём позаботиться?

– К сожалению, моей жены уже нет в живых, – мрачно сказал Томас. – Родившийся ребёнок стал причиной её смерти. Она родила его вчера и умерла во время родов от сильного кровотечения.

– Как жаль, – мелодраматично произнесла женщина. – Примите мои соболезнования. Что делать, если рядом с рождением всегда соседствует смерть? Этот мир устроен далеко не лучшим образом и выглядит как красивое яблоко, внутри которого удобно поселился червяк.

– Да, конечно, – быстро кивнул Томас. – Так я могу оставить у вас моего сына?

– Конечно, можете. – Она сострадательно улыбнулась. – Сейчас я позвоню заведующей и введу её в курс дела.

Сказав это, она сразу выполнила своё обещание с помощью стоявшего на столе телефона. Через несколько минуту пришла заведующая, и Томасу пришлось повторить всё то, что он говорил не-

сколько минут назад. Она внимательно выслушала его и, выразив сочувствие по поводу смерти его супруги, согласилась принять ребёнка.

– Только, когда вернётесь, сразу же приходите за ним, – строго предупредила она, когда малыш оказался в её руках.

– Обязательно, – пообещал Томас. – В день приезда я немедленно приду за ним.

– Пока вы ещё не уехали, оставьте свои координаты, – попросила регистратор. – Мы должны знать данные тех, кто оставляет нам своих детей.

Из ящика стола она достала специальный журнал, в котором Томасу пришлось написать не только все сведения о себе, включая домашний адрес, но и имя, возраст и пол появившегося на свет малыша. В графе «Имя» он написал Филиус и, расписавшись, поставил сегодняшнее число. После этого он с облегчённым вздохом вернул регистратору, поблагодарив его, она положила этот журнал в ящик стола и он, пообещал прийти за малышом в день своего возвращения, пожелал всех благ ей и заведующей и вежливо попрощался с ними.

Выйдя из детского дома в солнечный день, Томас почувствовал сильное облегчение. Как будто с его плеч свалился камень. Конечно, он не придёт сюда никогда. Разумеется, этого малыша он больше не увидит, потому что он ему не нужен. Он постарается забыть о нём, и навсегда вычеркнуть его из памяти. Этот ребёнок ничего не причинил ему, кроме зла устранив своим рождением обожаемую им Лору. И теперь он ничего не чувствует к нему кроме ненависти. Кроме того, он находится под контролем самого дьявола, так как имеет на своей коже три шестёрки, указывающие на главного посланца князя тьмы. Конечно, с помощью тёмного принца, являющегося властелином мира сего, его отпрыск может стать выдающейся личностью и приобрести мировую славу, сопровождающуюся властным величием, но для Томаса, даже если это произойдёт, его известность не будет иметь никакого значения. Их пути никогда не пересекутся, и встреча с ним не состоится ни в этом мире, ни в том! Он избавился от него, отдав в детский дом, и больше не увидит его никогда!

Теперь мысли о трёх сатанинских шестёрках не должны его беспокоить. Они должны отстать от него, как банные листья, и навсегда исчезнуть из его разума. Теперь он свободен от дьявольского ставленника и может наслаждаться этой свободой до конца жизни. Он может снова полюбить какую-нибудь женщину, и вступить с ней в те отношения, которые приносят многочисленные удовольствия и наслаждение.

Конечно, пока, к сожалению, у него этой женщины нет, но она появится обязательно. Ведь его жизнь ещё не кончена, он чувствует себя хорошо и находится в полном расцвете, и не раз порадуется спавным золотым денькам!

Погружённый в собственные мысли, словно в большие морские волны, Томас шел, ничего и никого не замечая. В состоянии самопогруженности он вышел за пределы тротуара и, не обратив внимания на дорожный знак, захотел перейти дорогу в запрещённом месте. Выйдя на проезжую часть, он не услышал сигнал несшегося на большой скорости кадиллака. Автомобиль сбил Томаса с ног, и он упал, ударившись головой об асфальт. Этот очередной удар судьбы стал для него роковым.

Падение на асфальт оказалось последним падением, так как подняться он уже не смог.

3

Заведующая детским домом Кэтрин Коулер была любознательной особой. В свободное от работы время она смотрела телевизор, слушала радио и читала газеты. Из этих источников информации она собирала сведения о происходящих в мире событиях и с удовольствием узнавала о разных историях, случающихся с жителями Англии в частности и мира в целом. Эти истории, каким бы простыми они не были, казались ей интересными, и она была уверена, что каждая из них является поучительной, так как содержит зерно ценного человеческого опыта.

В серый осенний вечер Кэтрин возвратилась из детского дома домой и с любопытным желанием узнать о том, что за этот день произошло как в Англии, так и за её пределами, включила телевизор. Усевшись в мягкое кресло, стоявшее напротив показывающего и говорящего ящика, она направила свой целеустремлённый взгляд на сидевшего за столом диктора, сообщавшего о том, что произошло в течение дня в мире вообще, и в Англии в частности.

– Я вынужден с сожалением констатировать о возрастающем количестве несчастных случаев, приводящих к смертным исходам, – в голосе диктора Кэтрин не услышала даже ноты сожаления, о которой он сообщил, и подумала, что ему наплевать как на все жертвы несчастных случаев вместе взятых, так и на каждую жертву отдельно. – Большинство этих несчастных случаев происходят из-за того, что пешеходы, находящиеся в состоянии отрешённости или самопогруженности, игнорируют окружающий мир и не соблюдают элементарных правил безопасности. Сегодня утром в результате одного из таких случаев погиб директор музея изобразительных искусств Патрик Сандлин. То ли он забыл о правилах дорожного движения, то ли стал жертвой собственной небрежности, но мне с прискорбием приходится говорить, что этот несчастный случай произошёл по его вине. Если бы он не захотел перейти дорогу там, где дорожный знак категорически запрещает делать это, то на него не наехал бы мчавшийся на большой скорости кадиллак. Это трагическое происшествие произошло сегодня утром в северной части Лондона, недалеко от детского дома, расположенного на Солт-Лэйк стрит.

«Патрик Сандлин погиб, – с огорчением подумала Кэтрин, выключив телевизор. – Уж не тот ли это Сандлин, который принёс сегодня утром в детский дом своего малыша? Боже, неужели это он?

Если это он, то его малыш остался сиротой. Ведь он сказал, что его жена умерла во время родов от сильного кровотечения. Господи, какой кошмар! Теперь этот малыш будет находиться в детском доме постоянно до дня совершеннолетия или до тех пор, пока кто-нибудь его не усыновит. Как он назвал своего малыша? – попыталась вспомнить Кэтрин, наморщив лоб. – Кажется, Филиусом. Да, Филиусом. Теперь этот Филиус остался несчастной сиротой. Его отец хотел куда-то уехать и вот уехал туда, откуда никогда не приедет. Бедный, несчастный Филиус!

Сокрушённо покачав головой, Кэтрин встала и с мыслью о внезапно осиротевшем мальчике принялась готовить ужин. С этой же мыслью она поужинала и легла спать. Ночью ей приснился Филиус. Красивый мальчик с белыми волосами и голубыми глазами шёл в направлении высокой тёмной горы, а она пыталась его остановить. Она не хотела, чтобы он шёл к этой горе и, запрещая идти, преграждала ему путь, но он каждый раз отталкивал её и шёл вперёд, несмотря ни на что. Наконец, он дошёл до горы и начал подниматься на вершину. Через несколько мгновений она увидела его на вершине. Но это был уже не маленький мальчик, а солидный господин, облачённый в тёмный плащ. Над его головой сияли звёзды, зигзагами сверкали молнии и раздавались громовые раскаты. Над ним темнела ночь, но он, окружённый звёздным сиянием и блеском молний, стоял на горной вершине как князь тьмы, и тёмный плащ, развевающийся на ветру, олицетворял его могущество и власть над непонятными силами природы. Её очарованный взгляд был неподвижно прикован к нему как к Богу, но спустя несколько мгновений она вспомнила, что Бог олицетворяет собой вечный свет, не имеющий никакой тьмы. Этот же тёмный господин представлял собой другую личность, не имеющую ничего общего со светом. Блеск молний и сияние звёзд были ночными атрибутами, и громовые раскаты знаменовали торжество тьмы. Это был не Бог, а воплотившийся в человека дьявол, и тёмный плащ свидетельствовал о его ночном могуществе. Со страхом поняв это, она услышала раскатистый хохот, раздававшийся с горной вершины, и с трепетом открыла глаза. Увидев в комнате свет, она поняла, что наступило утро, и облегчённо вздохнула. С мрачной мыслью об увиденном во сне дьяволе, принявшим вид тёмного господина, она принялась готовить завтрак. С этой же мыслью она позавтракала и отправилась в детский дом, на одной из кроватей которого лежал оставшийся сиротой Филиус.

Войдя в свой кабинет, Кэтрин не перестала думать о Филиусе. Мысль о нём навязчиво вертелась в разуме крупным бильярдным шаром и не давала покоя сердцу. Стремясь от неё избавиться с помощью её реализации, Кэтрин быстро вышла из своего кабинета и, придя в детскую, подошла к кровати, на которой лежал Филиус. Он не спал, а тихо лежал на спине, и его безволосая головка мирно покоилась на подушке. Что-то побудило её наклониться над ним и посмотреть в центр его головного полушария. Увидев там шестёрку, она почувствовала, как что-то побуждает её открыть его ладошки и посмотреть на них. Подчинившись этому побуждению, она с ужасом увидела одну шестёрку на одной ладошке и другую – на другой. Мгновенно вспомнив о шестёрке в том месте, где у него должны расти волосы, она соединила её с двумя другими шестёрками на ладошках и с выражением панического страха на лице отпрянула от его кровати. Она знала о дьявольском числе и вот теперь, увидев его наяву, пришла в неописуемый ужас. Воспоминание о приснившемся дьяволе пронзило её как молния и, почувствовав внезапную боль в сердце, она покачнулась словно ива под внезапным порывом ветра. Во сне дьявол с видом солидного господина, облачённого в тёмный плащ, стоял на горной вершине, и темневшая над ним ночь сияла звёздами, сверкала молниями, рокотала громом.

Она вспомнила, что прежде чем стать этим господином, дьявол был маленьким мальчиком, шедшим по направлению к горе, и забравшимся на её вершину. Этого мальчика звали Филиусом. И вот теперь этот Филиус лежал перед ней наяву, и на нём было дьявольское число. С искажённым от ужаса лицом она сделала несколько шагов в сторону двери, но дойти до неё не смогла и ещё раз покачнувшись, упала замертво. Услышавшая её громкий крик дежурная няня с испуганным видом подбежала к ней. а лежавший на кровати Филиус в этот момент поднял свои ручки к потолку, и хлопнул в ладоши, словно выражая свою радость по поводу того, что Кэтрин Коулер оказалась жертвой собственной любознательности.

4

Прошло несколько лет. Филиус, росший и воспитывавшийся в детском доме, стал красивым мальчиком со светлыми волосами и голубыми глазами. Все няни были от него в восторге. Они любовались им и считали его очаровательным. Он пользовался их любовью и рос в тёплой атмосфере спокойного благополучия.

Новый заведующий детского дома Фред Симпсон, пришедший на смену внезапно скончавшейся Кэтрин Коулер, тоже проникся к Филиусу симпатией. Быстро освоившись с новой должностью и, познакомившись с дежурным персоналом, он не забыл и о детях. В серое дождливое утро он пришёл в детскую и, пройдясь между кроватями, на которых лежали мальчики девочки, остановился у кровати Филиуса. Этот красивый голубоглазый блондин привлёк его внимание своим задумчивым взглядом и молчаливой сосредоточенностью.

Выделив Филиуса среди остальных, Фред пригласил его в свой кабинет, в котором обстоятельно поговорил с ним. Задав ему вопросы, связанные с установлением личностей его родителей, он услышал односложные ответы и понял, что мальчик отличается немногословностью. Из этих ответов он так и не узнал, кем были его родители, потому что на каждый его вопрос мальчик отвечал «нет», «не знаю» или вообще молчал. Поняв, что о родителях спрашивать бесполезно, Фред спросил, нравится ли ему жить в детском доме, после чего неожиданно услышал, что слово «жить» более применимо к взрослому, чем к ребёнку, и что спокойная атмосфера детского дома гораздо лучше беспокойной суеты на улицах. С большим удивлением поняв, что Филиус развит не по годам, он спросил, сколько ему лет, и с изумлением услышал, что количество лет не имеет значения, потому что не указывает на возраст не имеющей возраста души. Он подумало том, что Филиус обладает абстрактным мышлением, которое состоит из умения мыслить философски. Посмотрев на Филиуса серьёзно, Фред спросил, что он думает о жизни вообще. Его удивление возросло ещё больше, когда он минутой позже услышал, что жизнь представляет собой шумную шутку природы, которая придумала для смеха тихое и серьёзное молчание в гробу. Решив, что Филиус наделён неординарным даром, Фред увидел в нём интересного собеседника и стал каждую неделю приглашать его в свой кабинет для бесед на философские темы.

В десятый день рождения Филиуса Фред подарил ему приключенческий роман Р. Сабатини и небольшой томик Ф. Ницше. Филиус поблагодарил его и сказал, что философия лучше, чем приключения, потому что рассуждения, не приводящие к действиям, не вызывают беспокойства и не причиняют никакого ущерба. Приключения же состоят из действий, которые не лишены интереса, но хлопотны и утомительны. Когда Филиус с задумчивым видом вышел из его кабинета Фред подумал, что этот уникум либо станет известным философом и покорит мир своими мудрыми высказываниями, либо уединится от мира и станет отшельником, пойдя по следам многих аскетов, погруженных в себя и разочаровавшихся в мире.

Дни шли за днями, и Филиусу с течением времени стало интересно узнать о том, кто он такой. Вопрос о своих родителях его волновал намного меньше, потому что они не появлялись. Ни мать, ни отец не приходили к нему, и он постепенно пришёл к безутешному выводу, имеющему два грустных варианта. Либо его родители умерли, и их давно нет на свете, либо он им не нужен. Оба этих варианта были очень неприятными, и думать о них не хотелось. Хотелось думать о себе, и на вопрос о собственной персоне, ставший основным, предстояло найти ответ. Простой человеческий ответ на этот непростой вопрос его не смог удовлетворить, так как он чувствовал в себе скрытые пока непроявленные силы и подсознательные мысли периодически напоминали о том, что он представляет собой нечто более значительное, чем обыкновенный человек.

Для того, чтобы найти ответ на этот нелёгкий вопрос, Филиус стал более внимательно прислушиваться к своему внутреннему голосу, зазвучавшему в нём с момента появления сознательных мыслей. Несмотря на то, что именно этот голос подсказал ему ответы на вопросы во время философских бесед с Фредом, он не придавал его звучанию большого значения. Филиус не знал, откуда этот голос появился, и его не интересовало, для чего он звучит.

Однако таинственный голос, заглушая сознательные мысли или вытесняя их, продолжал звучать и, в конце концов, заставил Филиуса обратить на себя внимание. Когда Филиус не сумел найти ответ на трудный вопрос о своём происхождении, он поставил его перед внутренним голосом, однако голос на этот вопрос не ответил, и Филиуса заинтересовало его молчание. Этот голос звучал не всегда, но если звучал, то указывал на то, что должен сделать Филиус в определённый момент времени.

Это были советы или приказы, поизносившиеся то в мягкой, то в жёсткой, но всегда в короткой форме. Приказ звучал строго, совет – мягко, но все фразы всегда звучали оригинально, лаконично и точно. Несмотря на то, что эта оригинальность казалась Филиусу замысловатой, постепенно он научился разгадывать тайный смысл этих парадоксальных фраз и стал придавать им больше значения, чем логическим предложениям, которые возникали сознательным образом. Тем не менее, Филиусу показалось странным, почему внутренний голос не ответил на его главный вопрос.

«Может быть, он ответит позже», – с надеждой подумал Филиус, решив вслушиваться в свой таинственный голос более внимательно.

В один из январских дней, когда цивилизованный мир праздновал Рождество, директор детского дома с целью улучшения нравственного развития своих подопечных организовал экскурсию в церковь. Утром, начинающие взрослеть дети, вышли в морозный день и отправились со своим директором в собор святого Павла, который возвышался над улицей, расположенной в двух кварталах от детского дома. День был солнечный, идти по хрустящему снегу было легко и приятно. В белом царстве зимы, украшенном высокими и густыми елями, жизнь казалась снежной сказкой, и хотелось, чтобы ей не было конца.

В соборе святого Павла, Филиус почувствовал особую атмосферу благоговейной тишины и благодатного умиротворения. Розовые огоньки свечей, нарисованные на стенах цветные изображения ангелов и херувимов, чадившая лампада – всё это подействовало на его воображение, вызвав мысль о том, что вечный духовный мир, где царят чистота и святость, несовместим с временным материальным миром, где царствуют беспорядок и жажда наживы. Когда его наблюдательный взгляд остановился на высеченной из бронзы гравюре Иисуса Христа, он подумал, что этот страдалец напрасно взошёл на крест и пролил кровь за грехи вольнодумного человечества. Человечество было, остаётся и будет оставаться вольнодумным, поскольку ему нравится таким быть и ещё больше нравится свои вольные мысли и вольнолюбивые поступки. Поступки же эти, как правило, грешные, потому что связаны с суетой, в которой не миновать греха. И если думать так, то всю жизнь можно назвать грешной суетой. И зачем только Иисусу понадобилось всходить не крест и проливать кровь! Не является ли его героическое самопожертвование глупым актом, совершенным ради добра, которое неразрывно связано со злом?

– Это твой враг, – неожиданно услышал Филиус внутри себя в тот момент, когда захотел отвести взгляд от бронзовой гравюры Гасителя». – Ты рождён для того, чтобы сохранить в своих руках то, что принадлежит ему.

– Что я должен сохранить? – мысленно спросил Филиус, не сумев отвести взгляд от гравюры.

– И как я могу сохранить то, что я пока не имею, и что мне не принадлежит?

На этот вопрос ответа не последовало, и внутренний голос смолк. Филиус, отведя взгляд от гравюры, задумчиво посмотрел вокруг. Перед ним снова возник вопрос о том, кто он такой. Если его враг – Иисус Христос, то кем должен быть он? Неужели он враг Иисуса Христа? Эта мысль ему очень не понравилась, и он вздрогнул, когда она появилась.

– Ты хотел узнать, кто ты? – спросил внутренний голос, зазвучавший вновь в момент выхода Филиуса из собора. – Найди в Библии тринадцатую главу книги откровений Иоанна богослова и прочитай первые десять стихов. Пять последних стихов содержат ответ на интересующий тебя вопрос.

Внутренний голос снова смолк, и Филиус с растерянным видом переступил порог детского дома. У него не было Библии, и он не знал, где её достать. Немного подумав, он решил обратиться за советом к Фреду Симпсону и тотчас же отправился в его кабинет. Открыв дверь, он увидел директора за своим столом и своим появлением нарушил его одиночество.

– Хорошо, что ты пришёл, – обрадовался Фред, предложив Филиусу сесть. – Я тут немного заскучал. Скука – невесёлая вещь и, когда не с кем поговорить, становится грустно. Что привело тебя ко мне?

– У меня к вам небольшая просьба, – скромно сказал Филиус. – Не могли бы вы мне подсказать, где достать Библию?

– Библию? – удивлённо переспросил Фред. – Зачем она тебе?

– Посещение собора святого Павла вдохновило меня на знакомство с этой книгой. Я хочу узнать, что она собой представляет.

– Это похвально, Фред одобрительно кивнул. – Я рад, что организованная мной экскурсия вызвала у тебя желание познакомиться с божьим словом.

– Библия – это божье слово?

– Так считают Христиане.

– А как считаете вы?

– Я? – удивился Фред, не ожидавший такого вопроса.

Он встал из-за стола и подошёл к директорской полке, на которой стояло несколько книг. – Я считаю Библию великим учебником нравственности. Если бы все люди соблюдали библейские заповеди, то они были бы высоконравственными созданиями и, возненавидев собственные страсти, в том числе и гордость, старались бы не идти у них на поводу. Но людям, к сожалению, нравится быть страстными и гордыми тварями плясать под дудку собственных пороков.

Сказав это, он достал с полки Библию и протянул её Филиусу.

– Это – ваша? – удивился Филиус, взглянув на толстую книгу в твёрдом переплёте.

– Моя, – Фред отошёл от полки и снова сел за стол. – Я могу тебе её дать на некоторое время.

– Ты собираешься читать её всю?

– Я не собираюсь её читать. – Филиус загадочно улыбнулся. – Меня интересует отдельные её фрагменты, изучив которые, я буду иметь представление о ней в целом.

«Почему он говорит так, как будто уже изучил их? – с удивлением подумал Фред, услышав от Филиуса слова благодарности и его обещание вернуть Библию не позднее завтрашнего вечера. – И какие фрагменты его интересуют?» Эти вопросы, оставшиеся без ответа, вызвали у него замешательство, и он с недоумением уставился на неординарного мальчика, вышедшего из его кабинета с книгой, наполненной тайнами и пророчествами, разгадать которые способен далеко не каждый.

Дойдя до своей кровати, Филиус удобно расположился на ней и, открыв книгу откровений, остановил свой взгляд на тринадцатой главе. «И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца – с интересом прочитал он пятый стих. – И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе. И дано ему было вести войну со святыми и победить их, и дана ему была власть над всяким коленом, и народом, и языком, и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, имена которых не написаны в книге жизни Агнца, закланного от создания мира».

«О ком здесь написано? – подумал Филиус, прочитав до конца восьмой стих. – Неужели обо мне?» – в его памяти всплыли слова внутреннего голоса, услышанные им в момент выхода из собора святого Павла.

«Да, – подтвердил их вновь неожиданно зазвучавший голос. – Ты станешь тем, о ком здесь написано». «Я? – Филиус в замешательстве побледнел и закрыл Библию. – Наверное, мне будет приятно стать кумиром поклонения многих, но каким образом я им стану?» Этот вопрос остался без ответа, и задумчивое лицо Филиуса приобрело растерянное выражение.

5

Прошло ещё несколько лет. Филиус стал красивым юношей, от которого стало трудно отвести взгляд. Все молодые воспитанницы детского дома были влюблены в него, однако он не проявлял симпатии ни к одной из них. Его волновали мысли о собственной судьбе и остававшийся без ответа вопрос, как он станет кумиром поклонения многих, не давал ему покоя.

– У меня для тебя сюрприз, – неожиданно сказал Фред Филиусу в день, когда последнему исполнилось пятнадцать. – Можешь считать это моим подарком, но что это за подарок ты узнаешь, если в шесть часов вечера ты придёшь ко мне домой.

– Вы не захотели принести этот подарок в свой кабинет? – спросил Филиус, слегка удивившись.

– Мне надоело беседовать с тобой в кабинете. Пора для разнообразия проводить вечерние беседы дома. К тому же, я живу недалеко от детского дома, так что нетрудно будет меня найти.

Филиусу действительно не пришлось прилагать много усилий для того, чтобы найти седьмой дома на Ковентри-стрит. Вечером он зашёл во второй подъезд и, добравшись до пятого этажа на лифте, позвонил в тридцать седьмую квартиру.

– Ты точен как штык, – дружелюбно сказал Фред, открыв дверь ровно в шесть. – Проходи, располагайся как тебе удобно и будь как дома, но не забывай, что ты в гостях.

Филиус прошёл в центральную комнату и сел в стоявшее у окна кресло. Посмотрев вокруг, он узнал, что его собеседник обладает красивым жильём. Изысканная обстановка небольшой квартиры, в которой были круглый столик с возвышавшимся ночником, книжный стеллаж с цветными обложками, расставленными по цветам, тумбочка с телефоном, радио и телевизор. И, разумеется, кровать, над которой висела, похожая на бумажную розу, люстра – всё это понравилось Филиусу, и он по достоинству оценил тонкий эстетический вкус её владельца.

– Я живу со вкусом, – сказал Фред, отгадав мысли пришедшего гостя. – Я стараюсь иметь то, что нравится и делать то, что хочется, но это, к сожалению, не всегда удаётся. Жизнь вообще – скучная штука, состоящая, как правило, из одних и тех же мыслей, чувств, слов и поступков, но если войти во вкус сочетания приятного с полезным, то можно забыть о бесполезном и неприятном.

– А в жизни бесполезного и неприятного гораздо больше, не так ли? – спросил Филиус риторически.

– Если смотреть на жизнь с философской точки зрения, то в ней нет ничего полезного и бесполезного. Рано или поздно всё пройдёт, а то, что длится пока, является иллюзией. А если смотреть на неё глазами реалиста, не способного мыслить абстрактно, то жизнь для него является возможностью реализации своих эгоистичных желаний и амбиций. Один арабский мудрец сказал, что все люди делятся на негодяев и дураков. Если человек живёт для себя и старается приобрести всё, что хочет любым способом, то он – негодяй, если он этого не делает, – то – дурак.

– Философов и творческих особ негодяи считают дураками, не так ли? – спросил Филиус, которому с каждой минутой эта беседа нравилась всё больше. – Ведь они не стремятся ничего приобретать и живут не для себя, а для творчества.

– Творчество, требующее самоотдачи и самовыражения, кажется негодяям бредом идиота, не стремящегося к плотским удовольствиям и равнодушного к материальным благам. Поскольку негодяев гораздо больше, творческие индивиды могут только чувствовать среди них своё одиночество и презирать их.

– Это единственное, что им остаётся, – заметил Филиус, на губах которого появилась ироническая улыбка. – Презрение как способ защиты весьма язвителен. Сравнение негодяя с волком, оскалившим пасть, и их шумную толпу, жаждущую хлеба и зрелищ, со стаей шакалов, бегущих на стадион, ударяет не в бровь, а в глаз.

– Я хочу защитить тебя от негодяев, потому что ты к ним не относишься, – неожиданно произнёс Фред. – Иначе тебе будет трудно находиться среди них в течение так называемой «взрослой» жизни.

– И к кому же, по-вашему, я отношусь? – спросил Филиус без иронии. – К творческим дуракам?

– К философам-абстракционистам, – уверенно заявил Фред. – Таких мало и таким нечего делать среди конкретных реалистов, представляющих в своём большинстве обывателей и мещан.

– Как же вы намерены меня защитить?

– Удалить тебя от них, – Фред выжидательно посмотрел на Филиуса. – Бегство тоже является способом защиты, не правда ли?

– Вы хотите куда-то меня отправить?

– Пора тебя выводить на большую дорогу. В день своего совершеннолетия тебе придётся выйти из детского дома и обрести профессию. Ты уже решил кем быть?

– Ещё нет, – покачал головой Филиус. – Существует много разных профессий, но мне не нравится ни одна.

– Что же тебе нравится? – Фред устремил на юношу сосредоточенный взгляд.

– Быть собой.

– И всё?

– А разве этого мало?

– Может быть, и много, но без профессии ты не будешь иметь денег, а без денег никому не будешь нужен.

– А я и не стремлюсь быть нужным кому-то. Мне достаточно самого себя.

– Одинокий философ без денег не выживет в этом мире, – уверено произнёс Фред. – Для того, чтобы быть нужным только себе, нужна свобода, а без денег ты не сможешь её достать.

– Вы хотите помочь мне обрести безденежную свободу? – на губах Филиуса появилась ироническая улыбка.

– Я хочу помочь тебе в выборе профессии, – сказал Фред, выдвинув ящик из-под стола. – Профессия, которую предложу я, позволит тебе быть собой до конца своих дней.

– И какую же профессию вы собираетесь мне предложить?

– Звание священника тебя устроит? – неожиданно спросил Фред, достав из ящика конверт, где лежало письмо, полученное им вчера.

– Пожалуй, – немного подумав, ответил Филиус. – Священник живёт тихо-мирно, никого в себя не пускает и не выходит из себя. На проведение обрядов он затрачивает немного усилий и основное время, в течение которого проходит жизнь, проводит в одиночестве, позволяющем наслаждаться покоем и умиротворением.

– Замечательно! – воскликнул Фред, чуть не хлопнув в ладоши. – Такой ответ достоин аплодисментов. Мне кажется, тебя ждёт большое будущее, и с моей стороны будет большой ошибкой, если я не помогу тебе в него войти.

Фред вскрыл конверт, и через несколько секунд Филиус увидел белый лист, исписанный неровными буквами.

– В тот день, когда ты попросил у меня Библию, я подумал, что ты хочешь стать верующим и выбрать путь нравственной чистоты. Когда ты вернул Библию со словами, что эта книга тебе многое показала и многому научила, я решил, что ты хочешь стать священником и в тот же день написал письмо знакомой семье, проживающей в Ватикане.

– В Ватикане? – удивлённо переспросил Филиус. – Вы написали обо мне?

– Видишь ли, – сказал Фред не сразу. – Я подумал, что будет неплохо, если эта семья тебя усыновит. У них нет детей, поэтому ты своим появлением можешь их обрадовать.

– Вы хотите отправить меня в Ватикан?

– Хочу, но не знаю, хочешь ли этого ты, – Фред устремил на него серьёзный взгляд. – До дня твоего пятнадцатилетия от них не было ответа, и я думал, что уже не будет, но накануне дня твоего ангела я неожиданно получил от них письмо, в котором они просят тебя приехать. Если ты им понравишься, они тебя усыновят.

– Это и есть ваш сюрприз? – спросил Филиус, взглянув на письмо.

– Да, – ответил Фред. – Неожиданно, не так ли? Мне кажется, что если ты согласишься, то займёшь хорошее место под солнцем.

– Солнцу нет дела до тех, кто борется за место под ним, – серьёзно заметил Филиус. – Мне что-то не хочется уезжать отсюда. Здесь я имею кров, пищу, спокойную жизнь. А там – он вопросительно посмотрел на Фреда. – Что я буду иметь там?

– Там ты будешь иметь то же самое, – уверенно заявил Фред. – Эти пожилые люди заменят тебе родителей. Они создадут тебе все условия для спокойной жизни. С их помощью ты поступишь в религиозный колледж, после окончания которого, станешь священником или епископом.

– Почему вы хотите, чтобы я стал церковным служителем?

– Потому что хочу обеспечить тебе спокойную жизнь. По-моему, церковь является самым подходящим местом для такой жизни. Стены храма надёжно защищают от царящих в мире многочисленных соблазнов и мирской суеты, не так ли?

Филиус вспомнил, что несколько минут назад он уже говорил об этом в немного другой форме. Решив не возвращаться к вопросу о своём будущем, он захотел узнать кое-что из прошлого Фреда и спросил:

– А как вы познакомились с этой семьёй?

– Это старая история, – Фред положил письмо обратно в ящик. – Я люблю путешествовать и во время путешествий часто хожу по музеям и историческим местам. Однажды я побывал в Ватикане, где был очарован красотой старинных храмов и церквей. Я с восторгом ходил по широким залам, освещенных огоньками восковых свечей и не мог отвести взгляд от настенных изображений ангелов и херувимов. Мне казалось, что я попал в другой мир, цветной и чудесный, где необычность сочетается с необычайностью. По сравнению с ним наш мир, серый и убогий, где однообразие сочетается с будничной рутиной, кажется монотонным и примитивным.

– Я спросил вас о семье, – напомнил по-деловому Филиус.

– Я не забыл, – Фред подошёл к окну и задёрнул штору. За окном зажглись фонари, означавшие наступление вечера. – Уверяю тебя, ты не разочаруешься, когда познакомишься с ними. Это хорошие люди.

– Я не думаю, что вы бы послали меня к плохим.

– Вот и хорошо, – отойдя от окна, Фред предложил своему гостю чай с тортом и, увидев его кивок, отправился на кухню. Через несколько минут он, словно официант, принёс оттуда две чашки чая и шоколадный торт. Во время принятия этого угощения Филиус с интересом узнал о том, что хозяин этой квартиры познакомился с пожилой четой в одной из церквей Ватикана. Они хотели, чтобы Господь послал им ребёнка, и молитвенно просили Его об этом. Сначала молилась жена, потом муж, и эта молитва побудила Фреда подойти к ним и сказать, что Господь не услышит их, а если услышит- то не захочет им сделать то, о чём они просили, то он может выполнить их просьбу. – В то время я был заведующим детского дома в северной части Лондона на Грифит-стрит, – закончил свой рассказ Фред, отодвинув чашку, в которой минуту назад был чай.

– Разумеется, они сообщили вам свой адрес, – догадался юноша.

– Ты разве забыл, что я написал им письмо? – спросил его визави. – Как же я мог бы его отправить, если бы у меня не было их адреса?

– И что же вы написали обо мне?

– Я охарактеризовал тебя с самой положительной стороны, – Фред предложил ещё чая, но Филиус отказался. – Я написал, что ты обладаешь определёнными способностями, которые состоят в умении мыслить философски, склонности к молчанию и любовью к самопогружению. Я думаю, что ты станешь для них хорошим сыном и с их помощью будешь тем, кем хочешь быть.

– А с чего вы взяли, что я хочу кем-то быть? – неожиданно спросил Филиус. – если я хочу быть только собой, для чего быть кем-то ещё?

– Быть только собой ты не сможешь, потому что у тебя нет денег. Если бы они у тебя были…

– Дело не в деньгах, – перебил Филиус.

– А в чём же?

– Дело в том, что у меня нет желания быть собой.

– Как это? – Фред посмотрел на него с недоумением. – Ты только что сказал, что хочешь быть только собой.

– Кроме желания быть собой у меня есть желание не быть вообще, и я чувствую, что второе желание гораздо сильнее, чем первое.

– Ты не хочешь жить? – недоумение Фреда сменилось ярко выраженным удивлением.

– У меня нет этого желания, – Филиус задумчиво посмотрел на занавешенное окно. – Когда меня производили, то не спрашивали, хочу ли я этого. Меня просто вытолкнули в этот мир в виде маленького тела, в котором помещён одушевлённый сгусток энергии, призванный до определённого срока перемещаться во времени и пространстве, и сопровождать это перемещение какими-то словами и поступками. Я отождествляю себя не с телом, а с этим сгустком и не хочу тратить свою энергию на эти перемещения. Я хочу беречь её как зеницу ока до конца своих дней и стараюсь по возможности ничего не делать и говорить лишь по необходимости. Значит, я не хочу жить, но это не значит, что я не хочу быть живым.

– Чего же ты хочешь? – Фред не сводил от своего собеседника изумлённого взгляда.

– Я хочу жить без желаний, – прямолинейно ответил Филиус. – Почему я должен что-то хотеть? Все постоянно чего-то желают, осуществляют желание и гордятся достигнутым или, не добиваясь желаемого, становятся разочарованными и впадают в депрессию. В том и другом случае проявляется беспокойство, которое не является положительным фактором.

– Отсутствие желаний приводит к покою, – Фред с задумчивым видом скрестил руки. – Ты это имеешь в виду?

– Корень всех бед в том, что все носятся со своими желаниями как угорелые и хотят их осуществить. Они не понимают, что лучше без всяких желаний терпеть свою жизнь и из всех ситуаций выбирать ту, которая наиболее удобна и спокойна.

– Что ж, – Фред едва заметно вздохнул. – Если ты хочешь спокойно чувствовать себя живым, то роль священника или епископа предназначена именно для тебя. Тебе просто заказана прямая дорога в Ватикан.

– Вы хорошо позаботились обо мне, и с моей стороны будет неблагодарно не осуществить ваше желание, – медленно произнёс Филиус.

– Ты говоришь так, как будто не имеешь свободы выбора, – заметил Фред. – Если не хочешь ехать туда, можешь остаться здесь. Я помогу тебе с жильём и устрою на такую работу, которая потребует наименьшей траты энергии.

– Вы уже предложили мне роль священника, в которую я попытаюсь войти, – Филиус отвёл взгляд от окна и вздохнул. – Это роль, как вы сказали, меня вполне устраивает, и я надеюсь сыграть её хорошо. Кроме того, я не хочу быть неблагодарным по отношению к вам и не желаю разочаровывать ваших знакомых, которые меня ждут.

Через несколько дней после этого разговора Фред купил своему младшему собеседнику, с которым разговаривал с большим удовольствием, билет в Рим.

– Когда доберёшься, дай телеграмму или напиши несколько строк, – попросил Фред, отправившись провожать Филиуса в аэропорт. – Я хочу быть уверенным в том, что с тобой ничего не случилось.

Со мной скоро случится новая жизнь, – произнёс Филиус таким тоном как будто смена обстановки для него не имела никакого значения. – Не знаю, что она мне принесёт, но надеюсь, что ничего плохого со мной не случится.

Они вышли из такси, которое остановилось возле серого здания аэропорта, расплатившись с водителем, Фред вошёл с Филиусом в просторный зал ожидания. До отправки самолёта оставалось ещё полтора часа. В зале, ожидая своих рейсов в другие города, находились люди. Некоторые из них ходили по залу и, томясь ожиданием, периодически посматривали на электронное табло, на котором появлялось название очередного рейса. Люди убивали время, а время убивало их. Они проводили время за чтением газет и разгадыванием кроссвордов, а время каждым пролетающим мигом делало их старше и сокращало их жизненные сроки.

– Когда я у вас был, – сказал Филиус, решив предстоящие полтора часа убить разговором. – Я обратил внимание на то, что вы один. У вас нет жены?

– Нет, – ответил Фред, немного удивившись этому внезапному вопросу.

– И детей у вас тоже нет? – Филиуса, задававшего эти вопросы от скуки, совершенно не интересовало то, о чём он спрашивал.

– У меня никогда не было намерения обзаводиться женой и детьми, – голос Фреда прозвучал немного резко, потому что он не очень хотел разговаривать об этом. – Когда ты у меня был, ты разве не обратил внимания на то, что в моей квартире нет женщины?

– Ваш сюрприз так удивил меня, что я как-то не удосужился обратить на это внимание, – в голосе Филиуса прозвучала самокритичная нота. – И вы никогда не писали брачного заявления?

– Я никогда не переступал порог ЗАГСа, – сказал Фред без сожалений. – Когда я прочитал в одной из юмористических газет о том, что означает это слово, то подумал, что в этом шутливом названии ест зерно истины.

– Что же оно означает? – у Филиуса вдруг пробудился интерес, который вышел из берлоги, словно проснувшийся медведь.

– Запомни адрес гибели своей, – театрально произнёс Фред. – Прочтя это название, я сразу же вспомнил одну из притч Соломона, предупреждающую о том, что горше смерти женщина, и что праведник сбережётся от неё, а грешник будет ею уловлен. Я, кончено, не считаю себя праведником, поскольку неоднократно вступал в кратковременные отношения с женщинами лёгкого поведения, но серьёзного долгого увлечения, называющегося любовью, у меня никогда не было, и я даже не ходил в сторону ЗАГСа.

– Значит, вы последовали совету Соломона, – самокритичная нота, прозвучавшая в голосе Филиуса минутой раньше, сменилась нотой презрения к тому, что его окружало. Внезапно он решил сменить тему, как пластинку, и вместо песни Фреда услышать собственную оперную арию. Подумав, что будет слушать её с удовольствием, он после недолгого молчания спросил:

– Надеюсь, вы помните тот день, когда я попросила у вас Библию?

– Да, – Фред не понял, почему Филиус вдруг об этом спросил и удивился.

– У меня тоже есть сюрприз для вас, – загадочно произнёс Филиус, серьёзно посмотрев на Фреда. – Может быть, он вас удивит или даже вызовет шок, но тем не менее я хочу его преподнести, чтобы не чувствовать себя в долгу.

– Какой сюрприз? – удивление Фреда возросло.

– Вы помните тот день, когда я вернул вам Библию?

– Да, – удивление Фреда сменилось растерянностью. – В тот день ты сказал, что Библия тебе многое показала и многому научила.

– Да, – Филиус отвёл от него взгляд. – На самом деле Библия мне многое открыла. Надеюсь, вы слышали о таком понятии как внутренний голос или оно вам незнакомо?