Санта-Хрякус Пратчетт Терри

– Прошу прощения, сэр, но я ничего не слышал.

Чудакулли пожал плечами.

– Ну и ладно… о чем это я?… Ах да… так вот, до сегодняшнего вечера о грибном гномике никто никогда не слышал…

– Это верно, – подтвердил гномик, – даже я не слышал о себе до сегодняшнего вечера.

– Мы выясним все, что можно, аркканцлер, – дипломатично заявил Думминг.

– Молодец, – похвалил его Чудакулли и положил гномика обратно в карман.

После чего поднял взгляд на Гекса.

– Поразительно, – снова сказал он. – Стало быть, эта штуковина только выглядит так, будто умеет думать?

– Э…да.

– А на самом деле она не думает?

– Э… нет.

– То есть просто создает впечатление, будто бы думает, а на самом деле это все показуха?

– Э… да.

– Ну точь-в-точь как все мы, – восхитился Чудакулли.

Прежде чем сесть на официальное колено, мальчик окинул Санта-Хрякуса оценивающим взглядом.

– Давай по-честному, – предложил он. – Я знаю, ты просто нарядился Санта-Хрякусом. Санта-Хрякус – это биологическая и временная невероятность. Надеюсь, мы понимаем друг друга?

– А. ЗНАЧИТ, МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ?

– Правильно. Ты всего лишь часть сезонной кутерьмы, причем направленная исключительно на получение прибыли. Моя мать уже купила мне подарки. Я сам проинструктировал ее, чтобы она купила то, что мне нужно. Иногда она не все понимает.

Санта-Хрякус бросил взгляд на стоявшее рядом воплощение материнской неэффективности.

– СКОЛЬКО ТЕБЕ ЛЕТ, МАЛЬЧИК? – Мальчик закатил глаза.

– Не так, совсем не так, – упрекающе произнес он. – Я ж не в первый раз, право слово. Сначала полагается спросить, как меня зовут.

– ААРОН ФИДЖЕТ, УСАДЬБА «СОСНЫ», КРАЙНЯЯ ДОРОГА, АНК-МОРПОРК.

– Твои информативные источники неплохо работают, – одобрил Аарон. – Полагаю, люди, одетые эльфами, загодя получают информацию от матерей.

– ТЕБЕ ВОСЕМЬ ЛЕТ, ПОВЕДЕНИЕ… О, ПОЧТИ ПЯТЕРКА, – ответил Санта-Хрякус.

– А кроме того, есть платежные ведомости, там тоже указываются сведения о покупателе, – продолжал Аарон.

– И ТЫ ЗАКАЗАЛ ТРУД ОРЕКХА «НЕОПАСТНЫЕ РЕПТИЛИИ РАВНИНЫ СТО», ВЫСТАВОЧНЫЙ ШКАФ, АЛЬБОМ ДЛЯ КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ, СКЛЯНКУ С ЯДОМ И ПРЕСС ДЛЯ ЯЩЕРИЦ. А ЧТО ТАКОЕ ПРЕСС ДЛЯ ЯЩЕРИЦ?

– Ящерицы не бабочки – как прикажешь наклеивать их в альбом? Мог бы и сам головой подумать… Гм, наверное, она рассказала вам все это, когда я задержался у витрины с карандашами. Послушай, может, прекратим этот цирк? Просто дай мне апельсин и разбежимся кто куда.

– Я МОГУ ДАТЬ ТЕБЕ НАМНОГО БОЛЬШЕ.

– О да, конечно. И чего только не придумают, чтобы привлечь доверчивых покупателей. Подсадные утки в толпе и так далее. Надо же, у тебя даже борода фальшивая. Кстати, старина, тебе известно, что один из твоих кабанчиков…

– ИЗВЕСТНО.

– Зеркало там, труба здесь и дернуть за тросик. Все элементарно. И, должен сказать, крайне неправдоподобно.

Санта-Хрякус щелкнул пальцами.

– Похоже, это условный знак, – сообщил мальчик, слезая с колена. – Большое спасибо, приятно было побеседовать.

– СЧАСТЛИВОГО СТРАШДЕСТВА, – откликнулся Санта-Хрякус, провожая мальчика взглядом.

«Потерянный дядюшка» похлопал его по плечу.

– Все отлично, хозяин, – похвалил он. – Исключительное терпение. Лично я подарил бы ему хороший удар по уху.

– УВЕРЕН, ОН СКОРО ОСОЗНАЕТ СВОИ ОШИБКИ. – Красный капюшон повернулся так, чтобы только Альберт мог заглянуть внутрь. – Когда откроет коробки, которые несет его мать… хо. хо. хо.

– Не затягивай слишком туго! Не затягивай!

– ПИСК.

Не обращая внимания на ссору за спиной, Сьюзен продолжала исследовать ущелья библиотеки Смерти, которая была столь огромна, что в ней вполне могли бы образоваться облака – если бы, конечно, посмели.

– Хорошо, хорошо, – произнес голос, который она старалась не замечать. – Примерно так. Я же должен шевелить крыльями.

– ПИСК.

– Ага, – едва слышно произнесла Сьюзен. – Санта-Хрякус…

Ему была посвящена не одна книга, а несколько полок. Первый том был написан, как ей показалось, на свитке кожи. Санта-Хрякус был очень старым.

– Да, да, отлично. Ну, как я тебе?

– ПИСК.

– Госпожа? – обратился к ней ворон, желая выслушать еще одно мнение.

Сьюзен обернулась. Ворон с алой грудью пропрыгал мимо.

– Чирик-чик-чик, – пропел он. – Фьють-фьють. Прыг-прыг, какая я славная пташка…

– Ты обманываешь только себя, – сказала Сьюзен. – Веревку видно.

Она развернула свиток.

– Может, стоит сесть на припорошенное снегом бревно? – задумчиво пробормотал ворон. – Может, именно этого не хватает?

– Но… Я не могу это прочесть! – воскликнула Сьюзен. – Буквы такие… странные…

– Эфирные руны, – сразу распознал ворон. – В конце концов, Санта-Хрякус ведь не человек.

Сьюзен провела ладонью по тонкой коже. Образы обволокли ее пальцы.

Она не могла прочесть написанное, но могла почувствовать. Она ощущала резкий запах снега, настолько отчетливый, что ее дыхание стало вырываться изо рта облачками пара. Слышала звуки, топот копыт, треск ветвей в замерзающем лесу…

Яркий светящийся шар…

Сьюзен очнулась и оттолкнула от себя свиток. Затем взяла другой, который больше походил на полоски коры. Буквы парили над его поверхностью. Каким бы этот язык ни был, для чтения глазами он явно не предназначался – скорее он был похож на некий шрифт Брайля для чтения пытливым умом. Образы извивались вокруг ее чувств: мокрый мех, пот, сосны, сажа, ледяной воздух, привкус влажной золы, свиное… навоз – торопливо поправила та частичка разума, что отвечала за воспитание детей. Еще были кровь и вкус… бобов? Образы без слов. Почти… живые.

– Но это все не так! Всем известно: Санта-Хрякус – веселый толстяк, который раздает подарки детям! – воскликнула она.

– Сейчас – да, но не раньше. Сама знаешь, как бывает, – сказал ворон.

– Я?

– Ну, типа курсов переквалификации, – пояснил ворон. – Даже боги вынуждены шагать в ногу со временем. Возможно, несколько тысяч лет назад он был совсем другим. А что, вполне понятно. Тогда и чулок-то никто не носил.

Он почесал клюв.

– Да, – продолжал ворон, явно входя во вкус. – Вероятно, он был обычным зимним деми… как там их обычно зовут? Никак не могу запомнить. Ну, всякое разное… кровь на снегу, заставлял вставать солнце. Все началось с жертвоприношений животных: нужно было загнать насмерть огромное мохнатое животное. Знаешь, в Овцепикских горах до сих пор живут люди, которые на свячельник неизменно убивают королька, а потом бродят от дома к дому и поют веселые песенки о невинно убиенной птахе. Танцы-шманцы, ну и обжиманцы, разумеется, куда без них. Очень фольклорно, очень мистически.

– Королька? Но почему именно его?

– Понятия не имею. Может, кто-нибудь когда-нибудь предложил: «Значит, так, либо мы мочим здоровенного поганого орла с острым загнутым клювом и большими страшными когтями, либо королька размером с горошину, который все время чирикает. Ну, выбирайте…» Выбор был очевиден. Так или иначе, потом все опустилось до уровня религии и начались обряды, весь смысл которых состоял в том, чтобы найти у себя в похлебке особый боб. «Ого, – тогда говорили все, – да ты же король, дружище». А бедняга, в чей суп подложили эту гадость, думал: «Ну надо же, король… Как удачненько все обернулось». Только уже в следующий момент бедняга удирал по снегу, а за ним мчались его бывшие дружки со священными серпами в руках, чтобы земля ожила, а снег отступил. Очень, знаешь ли, этнически. А потом наконец до какого-нибудь умника вдруг доходило: «Эй, похоже на то, что это клятое солнце и так каждый день встает, так зачем же мы кормим на халяву дармоедов-друидов?» Фьюить серпом по чему попало – и куча должностей свободна. Боги – они такие. Всегда найдут способ… примазаться.

– «…Клятое солнце и так каждый день встает…» – повторила Сьюзен. – Откуда ты это знаешь?

– Из личного опыта. Случается каждое утро. Сам видел.

– Я имею в виду о священных серпах и всем прочем.

Ворон принял самодовольный вид.

– Ворон обыкновенный весьма и весьма необыкновенная оккультная птица. К примеру, бог грома Слепой Ио раньше всегда прибегал к услугам воронов. Они облетали его владения, а потом докладывали, где что творится.

– Раньше? А сейчас?

– Ну-у-у-у… ты знаешь, у него ж совсем нет глаз на лице, а только эти, свободно плавающие глазные яблоки, которые и отвечают за передачу изображения… – Ворон от смущения закашлялся. – На самом деле рано или поздно это должно было случиться.

– Слушай, ты можешь думать о чем-нибудь другом, кроме глазных яблок?

– Разумеется. Есть еще внутренности.

– ПИСК.

– Кстати, он прав, – сказала Сьюзен. – Боги не умирают. Во всяком случае, окончательно… Они продолжают существовать – где-то. Внутри какого-нибудь камня, в словах песни, в разуме животного, в шепоте ветра. Они никогда не уходят окончательно, цепляются за мир всеми когтями, ведут вечную борьбу за право вернуться. Однажды бог – всегда бог. Природа зимой тоже как будто умирает…

– Ладно, – кивнула Сьюзен. – Посмотрим, что же с ним случилось…

Она сняла с полки последнюю книгу и открыла ее наудачу…

Ощущения ударили ее словно хлыстом…

…Копыта, страх, кровь, холод, ночь…

Она выпустила книгу из рук, и та сразу захлопнулась.

– ПИСК?

– Я… в порядке.

Взглянув на книгу, Сьюзен поняла, что на самом деле это было дружеское предупреждение, как от домашнего животного, обезумевшего от боли, но все еще послушного, не желающего царапать или кусать руку кормившего. Пока не желающего. Где бы ни был Санта-Хрякус, мертвый или живой, он хотел, чтобы его оставили в покое…

Она посмотрела на Смерть Крыс. Крошечные глазные впадины маленького скелета пылали обескураживающе знакомым синим светом.

– ПИСК. И-ИСК?

– Крыса говорит, что если бы она хотела узнать все о Санта-Хрякусе, то отправилась бы в Замок Костей.

– О, это все детские сказки, – махнула рукой Сьюзен. – Туда якобы попадают письма, отправленные через каминную трубу. Просто старая легенда.

Она обернулась. Смерть Крыс и ворон молча смотрели на нее, и она вдруг поняла, что ведет себя слишком нормально.

– ПИСК?

– Крыса спрашивает: «Что значит „просто“!» – перевел ворон.

Сетка подошел к стоявшему в саду Среднему Дэйву. Если вообще можно было назвать это садом. Скорее то была земля рядом с… домом. Если вообще можно было назвать это домом. Разумеется, никто не жаловался, просто по очереди периодически выходили наружу. Внутри было как-то нехорошо.

Сетка поежился.

– А где сам? – спросил он.

– Там, наверху, – ответил Средний Дэйв. – Все пытается открыть ту комнату.

– Ту самую, с замками?

– Во-во.

Средний Дэйв скручивал самокрутку. Внутри дома… или башни… или места курить было нельзя, по крайней мере нормально. Вкус у табака был ужасным, и к горлу сразу подступала тошнота.

– Но зачем? Мы ведь сделали все, ради чего пришли… Стояли как толпа идиотов и глазели, как произносит заклинания этот недоволшебник. Я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Что еще ему нужно?

– Говорит, что, если комната закрыта, он должен посмотреть, что внутри.

– А я думал, мы должны сделать то, зачем пришли, и уйти!

– Да? Так скажи ему об этом. Хочешь самокрутку?

Сетка взял кисет и успокоился.

– Много поганых мест я повидал, но такого…

– Во-во.

– Особенно изматывает эта его… вездесущность. Он как будто повсюду. И хочется набить брюхо чем-нибудь еще, кроме яблок.

– Во-во.

– А это треклятое небо – оно действует мне на нервы.

– Во-во.

Они старались не смотреть на небо. Почему-то казалось, что оно с минуты на минуту может свалиться. Прямо на тебя. По краям неба зияли огромные провалы – там, где их не должно было быть. И от этих провалов глаза начинали ныть, как больные зубы.

Неподалеку качался на качелях Банджо. «Как ни странно, – подумал Дэйв, – Банджо чувствует себя здесь прекрасно».

– Вчера Банджо нашел дерево, на котором растут леденцы, – уныло сообщил он. – Я сказал «вчера», хотя кто знает, когда это было на самом деле? И он ходит за ним, как щенок. С тех пор как умерла мама, никто и пальцем не смел тронуть Банджо. Он ведь как маленький мальчик, понимаешь? Внутри. Всегда был таким. За всем обращался ко мне. Раньше как было? Я говорю: «А ну, врежь ему» – и он ка-ак даст…

– После его удара мало кто поднимался.

– Во-во. А теперь Банджо ходит за ним повсюду. Я уже устал от этого.

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Десять тысяч долларов. А он говорит, что будет даже больше, понимаешь? Больше, чем можно представить.

Он – так всегда называли Чайчая.

– Ему нужны не только деньги.

– Да, но мировое господство – не-ет, под этим я не подписывался, – буркнул Средний Дэйв. – Из-за власти в такие неприятности можно вляпаться…

– Помню, твоя мама всегда твердила что-то похожее, – сказал Сетка. Средний Дэйв закатил глаза. Все помнили Ма Белолилию. – Твоя мать была очень прямой женщиной. Строгой, но справедливой.

– Во-во… строгой.

– А еще помню, как она придушила Лощеного Рона его же собственной ногой, – продолжал Сетка. – У твоей мамаши была опасная правая рука.

– Во-во. Опасная…

– Она не стала бы терпеть такого, как Чайчай.

– Во-во, – согласился Средний Дэйв.

– Кстати, хорошие похороны вы ей устроили. Все Тени собрались проводить. Надели лучшие костюмы. Столько цветов. Все выглядели такими… – Сетка попытался подобрать нужное слово. – Такими счастливыми. В печальном смысле этого слова, разумеется.

– Во-во.

– Слушай, а ты, случаем, не знаешь, как отсюда можно выбраться?

Средний Дэйв покачал головой.

– Вот и я тоже. Думаю, надо найти то место… – Сетка вздрогнул при воспоминании. – Ну, где он расправился с возницей… Ужас, до сих пор мурашки по коже. Я бы так даже с собственным папашей не поступил…

– Во-во.

– Был бы он просто чокнутым, все было бы путем, со всякими психами тоже работали. Но он может говорить нормально, а потом…

– Во-во.

– А может, попробуем подкрасться к нему сзади и…

– Ага, сейчас. И сколько времени мы потом проживем? Точнее говоря, сколько секунд?

– Ну а вдруг повезет… – начал было возражать Сетка.

– Да? Ты же его видел. Он не из тех, кто станет угрожать. Он из тех, кто убьет и глазом не моргнет. Вжик – и ты уже на небесах. Нет, надо держаться. Это как в поговорке про то, что будет, если попробовать оседлать тигра.

– И что будет? – подозрительно спросил Сетка.

– Ну… – Средний Дэйв задумался. – Ну, ветки будут бить по лицу, блохи всякие. А нужно держаться. Думай о деньгах. Здесь их целые мешки. Сам видел.

– Я все время думаю об этом стеклянном глазе. Мне кажется, он смотрит прямо мне в голову.

– Не волнуйся. Тебя он ни в чем не подозревает.

– Откуда ты знаешь?

– Ты ведь еще жив, верно?

В грот Санта-Хрякуса вошла девочка с абсолютно круглыми от восторга глазами.

– СЧАСТЛИВОГО СТРАШДЕСТВА. ХО. ХО. ХО. ТЕБЯ ЗОВУТ… ЕФРАЗИЯ КОЗЕЛ, ПРАВИЛЬНО?

– Давай, милая, скажи дедушке.

– 'а.

– И ТЕБЕ ШЕСТЬ ЛЕТ.

– Не молчи, маленькая. Знаете, они все одинаковые в этом возрасте…

– 'а.

– И ТЫ ХОЧЕШЬ ЛОШАДКУ…

– 'а.

Крохотная ручонка притянула капюшон Санта-Хрякуса к маленькому ротику. До «Потерянного дядюшки» донесся громкий шепот. Затем Санта-Хрякус снова откинулся на спинку своего кресла.

– ДА, ДА, ЗНАЮ. КАКАЯ ПЛОХАЯ СВИНКА, ПРАВДА?

Фигура Санта-Хрякуса замерцала, но почти сразу же опять обрела четкие очертания. Костлявая рука вынырнула из мешка с подарками.

– НУ ЧТО Ж, ВОТ УЗДЕЧКА ДЛЯ ТВОЕЙ ЛОШАДКИ И СЕДЛО, А ЕЩЕ ДОСТАТОЧНО СТРАННАЯ ШЛЯПА И ШТАНЫ, В КОТОРЫХ ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ ТАК, СЛОВНО ЗАСУНУЛА В КАРМАНЫ ДВУХ ПУШИСТЫХ КРОЛИКОВ.

– Но мы не можем содержать лошадку, правда, Эффи? Мы живем на третьем этаже. Как она туда…

– О, НИКАКИХ БЕСПОКОЙСТВ. ОНА УЖЕ У ВАС НА КУХНЕ.

– Санта-Хрякус, ты, наверное, шутишь, – резко сменила тон мамаша.

– ХО. ХО. ДА. Я ИЗВЕСТНЫЙ ТОЛСТЯК И ШУТНИК. НА КУХНЕ? КАКАЯ СМЕШНАЯ ШУТКА. КУКЛЫ И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ БУДУТ ДОСТАВЛЕНЫ ПОЗЖЕ СОГЛАСНО ВАШЕМУ ПИСЬМУ.

– Ну, Эффи, что нужно сказать?

– 'П'сибо.

– Хозяин, ты что, в самом деле закинул лошадь им на кухню? – торопливо прошептал «Потерянный дядюшка» по имени Альберт, пользуясь моментом, пока в грот не зашел очередной ребенок.

– НЕ ГОВОРИ ЕРУНДЫ, АЛЬБЕРТ. Я ПОШУТИЛ.

– Хвала богам, а то я было подумал…

– ОНА В СПАЛЬНЕ.

– Э-э…

– ТАК БОЛЕЕ ГИГИЕНИЧНО.

– Ну, по крайней мере в одном мы можем быть спокойны, – обреченно промолвил Альберт. – Третий этаж? Уж эти люди обязательно в нас поверят.

– ТОЧНО. А ЗНАЕШЬ, МНЕ НАЧИНАЕТ НРАВИТЬСЯ. ХО. ХО. ХО.

Вокруг Пупа Плоского мира снег переливался синим и зеленым цветами. Аврора кореалис, центральное сияние, висело на небе, закрывая горы занавесями бледного холодного огня и озаряя призрачным светом окружающие льды.

Вдруг эти занавеси заколыхались, взметнулись и сквозь них прошла как будто гигантская клочковатая рука, на указательном пальце которой горела яркая точка. Вскоре воображение узнает в точке Бинки.

Лошадь замедлила шаг и остановилась в воздухе. Сьюзен посмотрела вниз.

И сразу нашла то, что искала. В конце поросшей заснеженным лесом долины что-то ярко сверкало, отражая небо.

Замок Костей.

Когда ей было шесть или семь лет, родители как-то усадили ее на диванчик в детской и популярно объяснили, что таких существ, как Санта-Хрякус, на самом деле не существует, а существуют они только в сказках. И она поверила. Все эльфы и страшилы, все истории, рожденные от крови и плоти человеческой, в реальности были нереальны.

Но ей соврали. Ее дедушкой был семифутовый скелет. Не из плоти и крови, конечно, но, по крайней мере, из кости.

Бинки коснулась земли и потрусила по снегу.

Можно ли считать Санта-Хрякуса богом? А почему бы, собственно, и нет? В конце концов, жертвоприношения налицо. Те же херес и пирог со свининой. И заповеди имеются. Хороших детишек Санта-Хрякус награждает подарками и всегда знает, как ты вел себя в прошлом году. Много всякого приятного происходило, главное было верить. Иногда Санта-Хрякуса можно было увидеть в гроте, иногда он пролетал по небу…

Громада Замка Костей уходила высоко в небо. Замок впечатлял и определенно заслуживал заглавных букв.

Сьюзен видела его изображение в одной из детских книг. Несмотря на название, иллюстратору удалось изобразить замок достаточно… веселеньким.

Каким-каким, а веселеньким он определенно не был. Колонны у входа в сотню футов высотой. Каждая ступенька выше человеческого роста и вырублена из древнего серо-зеленого льда.

Изо льда, отметила про себя Сьюзен, а не из кости. Некоторые части колонн смутно напоминали берцовые кости или черепа, но они тоже были ледяными.

Бинки не испугали высокие ступени. Не то чтобы она взлетела, просто установила для себя новый уровень земли.

Лед был весь засыпан снегом. Сьюзен посмотрела на сугробы. Смерть не оставлял следов, но она заметила неясные отпечатки чьих-то башмаков и была готова поклясться, что следы эти принадлежат Альберту. А еще… да… были видны припорошенные снегом следы от саней. И звериные следы, также припорошенные.

Сьюзен слезла с лошади. Она попала туда, куда и стремилась, но что-то было не так. Замок должен был сверкать, дрожать от предпраздничного возбуждения, а он больше походил на гигантский мавзолей.

За колоннами она увидела расколовшуюся на части огромную ледяную плиту. Плита упала с крыши, и сквозь дыру виднелось звездное небо. Пока Сьюзен смотрела вверх, в сугроб неподалеку упали несколько ледяных осколков.

Откуда-то появился ворон и, едва шевеля крыльями, опустился на ледяную глыбу.

– Тут настоящий морг, – сказала Сьюзен.

– Ага, и я в нем предпочту остаться, если мне прикажут еще куда-нибудь сегодня лететь, – задыхаясь, откликнулся ворон и сбросил со спины Смерть Крыс. – На дальние сверхвременные перелеты я, знаешь ли, не подписывался. И вообще я давным-давно должен быть в лесу и создавать изощренно украшенные конструкции для привлечения самок.

– Это делают беседковые птички, а вовсе не вороны, – возразила Сьюзен.

– Ну надо же, все-то мы знаем, – восхитился ворон. – Кстати, я пропустил обеденный перерыв. Мне жрать сегодня дадут?

Он повращал выпуклыми глазами. Каждый из глаз двигался по своей произвольной траектории.

– А где свет? – осведомился ворон. – Где веселья шум? Где суетливые человечки в остроконечных шляпках и красно-зеленых костюмчиках, неубедительно, но ритмично стучащие по игрушкам деревянными молоточками?

– Это больше похоже на храм какого-нибудь древнего бога грома, – согласилась Сьюзен.

– ПИСК.

– Нет, я правильно разобралась в карте. Кстати, и Альберт здесь тоже побывал. Все засыпано сигаретным пеплом.

Крыса спрыгнула с льдины и походила вокруг, тычась в снег костяной мордочкой. После нескольких секунд обнюхивания она громко пискнула и скрылась во мраке.

Сьюзен последовала за ней. Скоро ее глаза привыкли к тусклому сине-зеленому свету, и она увидела нечто возвышающееся над полом. Это была пирамида из ступеней, венчал которую величественный трон.