Основная операция Корецкий Данил
— Зачем ты возишь с собой этого зверя? Он ведь мог меня запороть, как кабана!
— Не обращайте внимания, Александр Иванович. Паша надежный парень, я ему доверяю. Это он занимается лодкой.
— Да? Ну и что там?
— Завтра она будет на базе отстоя. Снимем ракеты, спишем экипаж, по документам она почти металлолом. На той неделе Богомазов подмахнет постановление правительства и мои люди отгонят ее корейцам. Там рукой подать. А деньги уже поступили, я проверял.
— Ладно, хватит болтать! Это твои дела и твой риск. Я ничего не знаю, если засветишься — первый с тебя шкуру спущу.
Кряжистые мужички в камуфляжных комбинезонах направились к столу, где их с нетерпением ожидали верные сотрапезники. Мероприятие шло по плану. Адмиралы гордились тем, что все их мероприятия проходят так, как задумано.
Вновь назначенный начальник только воссозданной Службы внутреннего контроля при Главном управлении охраны генерал Верлинов сидел в том же кресле, которое занимал много лет. Кресло стояло в том же самом кабинете, а кабинет находился в прежнем комплексе зданий, который ранее именовался одиннадцатым отделом КГБ СССР, а потом недолго — Управлением по безопасности специальных технических объектов. В последние годы к переименованиям и сменам вывесок попривыкли, к тому же Служба, как и многие специальные подразделения, не имела вывески как таковой. Поэтому для личного состава главным изменением стало возвращение бывшего начальника и связанные с этим кадровые перемены.
Вслед за Дроновым арестовали начальника оперативного отдела Бобрикова и его подчиненного Кирея. Подробностей никто не знал, но просачивающиеся сквозь любые двери слухи связывали аресты с провалом государственных заданий, гибелью людей и незаконными методами ведения дознания, приведшими к смерти начальника института Данилова.
Если первая волна проводимых Дроновым кадровых перемещений смела сотрудников, приближенных к Верлинову, то теперь процесс пошел в обратную сторону. В приемной генерала сидели те, кто после его ухода попал в опалу. В кабинете начальник Службы беседовал с отправленным в отставку майором Межуевым.
— Вы провалили операции «Передача» и «Расшифровка», — ровным голосом говорил генерал, рассматривая сидящего перед ним бывшего подчиненного. Прямая спина, широкие плечи, строгое, характерное для «комитетчика» лицо — даже удостоверения можно не предъявлять… Стандартный костюм, свежая сорочка, строгий галстук. Верлинов ценил аккуратность.
— Но вы не были замечены в непорядочности, подлости или своекорыстии. Вполне возможно, что прошлые неудачи вызваны неблагоприятным стечением обстоятельств.
— Так и было, товарищ генерал, — кивнул майор, уже понимая, какие перемены могут произойти в его судьбе. — Строго говоря, я не проваливал операций. Просто не смог добиться положительного результата. И вряд ли здесь моя вина. Асмодей оказался такой рыбой… Хотя, конечно, я должен отвечать за своего агента.
— Хотите вернуться на службу? — в лоб спросил генерал.
«Хочу», — чуть не вырвалось у майора, но он сумел сдержаться.
— Смотря кем. У меня уже голова седая, в этом году сорок восемь стукнет. Мальчиком на побегушках быть вроде поздновато…
— Вы стояли в резерве на замещение должности начальника оперативного отдела. Она вас устраивает?
— Да.
— Тогда пишите рапорт. Первоочередные задачи: разобраться с личным составом и найти трех человек — наших бывших сотрудников Скороходова и Попову, а также некоего Бузуртанова — коммерсанта, который может быть причастным к их исчезновению. Здесь исходные документы.
Верлинов приподнял тонкую папку, но, когда Межуев встал и протянул руку, положил ее на место.
— После того, как кадровики вас оформят.
Межуев сдержал улыбку. Шеф всегда был большим педантом.
Выходя из кабинета, майор столкнулся с капитаном Васильевым — лучшим знатоком секретных подземелий Москвы. Последнее время он прозябал на складе горюче-смазочных материалов. Теперь, похоже, его карьера резко изменится. Межуев понимающе подмигнул коллеге.
Васильева генерал встретил как старого друга: обошел стол, приветливо улыбнулся, поздоровался за руку.
— Я не успел выполнить свое обещание, — сказал он, похлопав пальцем по плечу штатского пиджака капитана в том месте, где на мундире располагается погон. — Майорскую звезду за операцию «Пустыня» вы заслужили, и я в любом случае подпишу приказ сегодня же. Но у меня есть для вас еще одно предложение. Как вы смотрите на то, чтобы возглавить первое отделение?
— Что? — удивился Васильев.
Первое отделение являлось боевым, или, как стало модно в последнее время говорить, силовым подразделением одиннадцатого отдела. Оно включало сорок восемь физически крепких и отлично подготовленных для рукопашного и огневого боя прапорщиков и офицеров.
— А почему бы и нет? — Верлинов улыбнулся еще шире. Сегодня он выступал в роли раздающего подарки Деда Мороза, и эта роль ему нравилась. Правда, руководя специальной службой, раздавать подарки приходится реже, чем что-либо отнимать. Например, секреты, здоровье, свободу, а иногда и жизнь.
— Почему бы и нет? Вы скажете, что никогда никем не руководили, а только исполняли приказы?
Васильев кивнул.
— Но вы были отличным исполнителем. И, кстати, хорошо организовывали оперативные мероприятия и боевые действия. В Каракумах грамотно руководили боем. И потом, первое отделение — это не штаб, не аналитический сектор и даже не оперативный отдел. Здесь ставится предельно конкретная боевая задача, которая должна быть выполнена быстро, точно и с наименьшими потерями.
Верлинов вернулся на свое место за столом.
— Итак?
Капитан вспомнил провонявший соляркой и бензином склад, мятые пачки накладных и квитанций, продувные рожи прапорщиков, так и норовящих пустить налево хоть десять литров топлива…
— Я согласен.
— Ну и хорошо, — по тону чувствовалось, что генерал не сомневался в его ответе. — Задача: усилить подразделение, довооружить новейшими образцами, снабдить снаряжением для работы под землей. Вам предстоит тщательно прочесать все спецтуннели, проверить каждый метр, заглянуть в каждую трещинку. Эта работа давно не проводилась, и там могло произойти черт знает что! Вопросы есть?
— Нет вопросов, товарищ генерал! — Васильев четко обозначил строевую стойку. — Разрешите идти?
— Идите, товарищ майор, — добродушно сказал Дед Мороз.
Закончив с кадровыми вопросами, Верлинов достал из сейфа скоросшиватель, в котором находились три листка, исписанных его собственным почерком. Это были сведения, полученные еще в Греции из компьютера агента-двойника Григориадиса, работавшего одновременно на КГБ СССР и ЦРУ США. Информация восстановлена по памяти, но память у генерала была отличной.
«Восьмой» сообщает о целенаправленном интересе иракской разведки к Московскому институту проблем расщепления ядерных материалов. По данным источника, конечной целью мероприятий является привлечение ведущих специалистов института к работе над проектом «Гнев аллаха». Изучение «Восьмым» обстановки через московскую агентурную сеть показало, что целый ряд сотрудников недоволен материальным обеспечением, постоянными задержками зарплаты и предстоящими сокращениями штатов. Контрразведывательный режим объекта ослаблен. Вербовочные подходы имеют высокие шансы на успех. «Восьмому» передано указание Центра о глубокой разработке объекта с целью предотвращения возможности реализации проекта «Гнев аллаха». Опасаясь расшифровки, «Восьмой» не хочет входить в контакт с московской резидентурой и настаивает на поддержании связи со Средиземноморским отделом, чему способствуют его маршрутные возможности. Джентльмен".
«По информации „Восьмого“, уволившийся из института Николай Соколов вместе с семьей переправлен в Ирак, где ему созданы комфортные условия и он привлечен к исполнению проекта „Гнев аллаха“. Источник предполагает, что иракский режим продолжит попытки переманивания российских атомщиков, и считает целесообразной инициативу правительства США в ООН по направлению в Багдад группы экспертов с целью разоблачения работ по созданию ядерного оружия. Джентльмен».
«С целью успешной разработки института „Восьмой“ установил доверительные отношения с одним из сотрудников, присвоив ему кодовое обозначение „Ежик“ и используя его вслепую. По данным „Ежика“, близкий друг Николая Соколова, обозначенный кодом „Паганель“, представляет ценность для разработки. Перед отъездом Соколова в Ирак „Паганель“ выразил желание последовать за ним и поручил тому провести соответствующие переговоры с властями. Такой вывод сделан „Ежиком“ из отрывочных высказываний „Паганеля“ и его общего настроения. „Восьмой“ укрепляет отношения с „Ежиком“ и рассматривает возможности для его вербовки. Джентльмен».
Верлинов закрыл папку и глубоко вздохнул. Россия сошла с ума. ЦРУ запустило щупальца в совершенно секретный институт, имеющий стратегическое значение для обороноспособности страны, установило, что там уже успешно поработали иракские спецслужбы, и, в свою очередь, начало активную разработку сотрудников. А первый отдел и столичное Управление ФСБ и в ус не дуют!
Генерал вздохнул еще раз. Что ж, у Службы внутреннего контроля появился прекрасный повод громко заявить о себе. И показать всем, кто есть кто. Придвинув чистый лист, Верлинов привычно стал составлять план оперативных мероприятий.
Телефон Бобренкова не отвечал. Сливин положил трубку.
— Кому ты все названиваешь? — спросила Маша. — Неужели завел себе бабу?
Она стояла перед зеркалом, приблизив лицо к своему отражению, будто хотела его поцеловать. Но на самом деле очень аккуратно подводила карандашом тонкие, красиво изогнутые брови.
— Не болтай ерунды! — огрызнулся Сливин. В подобной ситуации он бы обязательно спросил, куда собирается благоверная супруга в выходной день и зачем она надела узкие полупрозрачные трусики, кружевной, сильно открытый бюстгальтер и распечатала пакет с новыми черными колготками. Но сейчас он был очень озабочен и не обращал внимания ни на что, даже на гибкое Машино тело, хрупкость и белизну которого столь выгодно оттенял черный цвет.
Номер Сергея Петровича тоже сигналил длинными гудками, значит, и посоветоваться не с кем. Впрочем, Сергей Петрович не из тех людей, которые дают советы «втемную», не выяснив всех обстоятельств дела до мельчайших деталей. А что он мог ему рассказать? Ну напали какие-то бандиты на машину присланного им чеченца, какое до этого дело Сливину? И почему он беспокоится за свою жизнь? Резонный вопрос? Вполне! Что отвечать? Всего-то не расскажешь…
Звякнув, покатился по полу тюбик губной помады.
— Черт возьми! Вечно, когда спешишь…
Отставив маленькую округлую попку. Маша нагнулась. Черный нейлон рельефно обрисовывал длинные тонкие ноги. Они соприкасались в щиколотках, икрах и коленях, выше начинался заметный просвет — бедра у Маши были худоваты. Но тем самым подчеркивалась промежность, что всегда возбуждало Сливина. И этот раз не стал исключением. Озабоченность мгновенно улетучилась. Он быстро скользнул к жене, схватил ее, ощущая чуть выступающие тазовые кости, и пристроился сзади, как в позиции, изображаемой в эротических трактатах под номером два.
— А куда это ты спешишь? — тон был игривым, и движения туловища предельно откровенно выдавали его намерения.
— Ой! — Маша быстро выпрямилась и попыталась отстраниться, но он не отпустил, а наоборот — сильнее прижал ее к себе. — Васек, пусти, мы договорились с девчонками, я уже опаздываю…
— Ничего, это быстро, — Сливин запустил руку под скользкую ткань, нырнул под резинку, ощутив гладкую кожу и коротко подстриженные волосы. Но только на миг. Резко присев, Маша освободилась.
— Я действительно опаздываю! Нашел время… — в голосе отчетливо слышалось раздражение.
Если бы мужем Маши был слесарь-сборщик АЗЛК Иванов, или грузчик ближайшей булочной Петров, или сантехник Сидоров, он бы притащил ее за волосы в спальню и использовал свое наизаконнейшее право так, как хотел, да еще буцнул бы обнаглевшую бабу пару раз за пренебрежение супружескими обязанностями. Но доктор физико-математических наук Сливин не был способен к столь естественному и радикальному разрешению конфликта. Интеллигентские комплексы препятствуют сексуальным поползновениям при явном противодействии партнера, его порыв мгновенно угас, вместо него нахлынула горькая обида. И Маша это сразу заметила.
— Ну перестань, что ты надулся, — она провела рукой по взъерошенным волосам. — Что мы, времени не найдем?
Сливин молчал. Спазм перехватил горло. Он воспринимал происшедшее как плевок в физиономию. От собственной жены.
Извиваясь, Маша влезла в узкое черное платье, едва доходящее до колен, присев на тумбочку, натянула ушитые по ноге сапоги, набросила дубленку, нахлобучила, но не забыла поправить шапку, на ходу схватила сумочку… На пороге обернулась.
— Посмотри в зеркало и перестань страдать! Ты сейчас похож на несчастного ежика из мультфильма. Не скучай!
Сливин машинально последовал совету супруги. На него смотрел унылого вида мужик с растрепанными волосами. Чем-то он действительно напоминал ежика. Недаром именно так обозначил его в своих отчетах агент ЦРУ «Восьмой».
За дверью загудел лифт. Сливин постоял неподвижно еще несколько секунд, потом лихорадочно засобирался. Прямо на спортивный костюм надел пальто, влез в ботинки на толстой подошве, схватил ключи. Застегивался он уже на лестнице, прыгая через несколько ступеней. Его вела внезапно вспыхнувшая ревность, в основе которой лежали оскорбленное самолюбие и неудовлетворенная физиологическая потребность. Если бы он получил то, что хотел, то сейчас умиротворенно сидел бы с газетой в глубоком кресле либо вернулся к мыслям о заботивших его делах. Маша проявила недальновидность.
Но она действительно опаздывала. Стройная фигурка двигалась быстро, слегка наклонившись вперед и иногда оскальзываясь. Представления о наружном наблюдении Сливин имел лишь по детективным и шпионским фильмам, но интуиция подсказала логику слежки: он перебежал на другую сторону улицы и держался метрах в семидесяти, старательно прячась за спинами прохожих. Одного он не знал: нельзя буравить взглядом ведомый объект, потому что человек, даже неподготовленный, это чувствует. Дважды Маша обернулась, но она не умела проверяться и ничего не заметила.
«Куда она направляется? — думал Сливин, приноравливаясь к мелким семенящим шагам идущей впереди грузной женщины. — Машину не попросила, а к метро в другую сторону…»
Через три минуты он получил ответ на свой вопрос. Маша свернула за угол, заливисто пропел клаксон спортивного двухдверного «БМВ-850» цвета «металлик», и она направилась к похожему на остроконечную каплю автомобилю. Широкая дверца предупредительно распахнулась, и изящная фигурка нырнула внутрь. В этот миг щелкнул затвор фотоаппарата, снабженного длиннофокусным объективом. Дверца захлопнулась. Сильно затемненные, стекла не давали возможности рассмотреть ни водителя, ни того, что происходит в салоне. Мощно рыкнул двигатель, из-под широких шипованных колес брызнули крошки льда, и автомобиль мгновенно набрал скорость.
Прячущийся за толстой теткой Сливин рассмотрел только характерный фирменный знак на капоте. Он слабо разбирался в иномарках, не мог определить модель и не знал, что восемьсот пятидесятая стоит сто сорок тысяч долларов, но почувствовал, что столкнулся с другим уровнем жизни, другими деньгами, другими возможностями. И остро ощутил свою неполноценность. Ему всегда было наплевать на раскатывающих в шикарных лимузинах нуворишей, он презирал недоучек, воров и торгашей, но так обстояло дело еще минуту назад. Щелкнувший еще раз фотоаппарат зафиксировал растерянное лицо конструктора-атомщика, переживавшего переоценку жизненных ценностей.
Он оглушенно добрел до дома, запер на все замки стальную дверь и открыл шкаф. После перестрелки у дома, страшного оскала Лечи и его крика: «Ружье есть?» — Сливин посчитал нужным завести оружие и, получив разрешение, купил восьмизарядный «моссберг» двенадцатого калибра. Взяв увесистый дробовик в руки, он медленно ввел в приемное окно толстенькие красные цилиндры, похожие на тюбики дорогой губной помады, с лязгом передернул цевье, досылая патрон в ствол. Ну и что дальше? Он любил играть с ружьем перед зеркалом, оружие придает уверенность и, если верить крутым боевикам, помогает решать сложные жизненные проблемы. Но как может оно помочь сейчас?
Кинуться в погоню и ткнуть ствол под подбородок коварному соблазнителю? Именно так поступают герои боевиков… Но в реальной жизни этот способ не годился. Неизвестно где искать негодяя, да и не угонишься за ним на старенькой «тройке», а самое главное — он не приучен действовать таким образом. Беда интеллигента в неумении применять насилие. Он и в морду-то никого не бил, а уж пугать ружьем… К тому же в крутых тачках обычно водятся и соответствующие железки: или пистолет под сиденьем, или компактный автомат… Нет, «моссберг» не являлся козырем в этой игре. Разве что дождаться неверную жену и всадить заряд ей в сердце… Но на это он опять же не способен, даже пощечины ни разу не дал, хотя поводы были: тогда, после институтской вечеринки, и летом на отдыхе, и когда пришла пьяная в час ночи. Правда, каждый раз следовало невинное объяснение типа «я же не виновата, что мужики ко мне липнут», или «ну засиделись с девчонками у Маринки раз в жизни», да и Маринка позвонила, подтвердила все слово в слово.
А почему, собственно, надо думать о плохом? Может, она случайно встретила знакомого, тот подвез ее, только и всего… Идиот! Откуда у нее знакомые на таких машинах? И ждал он ее, да и она не к метро же пошла…
Все же для очистки совести Сливин позвонил Маринке.
— Маша не у тебя?
Верная подруга замешкалась. Он никогда не проверял жену.
— Пока не подошла, — изобрела она наконец наиболее обтекаемый ответ.
— Ну ладно… — Он аккуратно опустил трубку на рычаг. В этот момент атомный гений чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Раньше куратор из первого отдела по несколько раз в день подходил и интересовался жизнью. Причем предлагалось делиться любыми, абсолютно любыми проблемами, в том числе и сугубо личными. Впрочем, нормальный мужчина не станет ни с кем откровенничать по поводу измены жены. Даже если жена причастна к атомным секретам и ее личная жизнь не должна содержать неясностей и подозрительных моментов. Потому что рогоносец, доносящий на супругу, отвратителен вдвойне.
Сливин прошел на оклеенную веселенькими обоями кухню и, присев на краешек табуретки, налил полстакана коньяка из оставшейся после памятного визита Лечи бутылки. Ему почему-то казалось, что с того дня жизнь пошла наперекосяк. Появилась неотвязная мысль, что стрельба связана с ним… Если чеченца хотели убить какие-то его враги, то почему надо было делать это не в ресторане или казино, не на улице возле офиса или в подъезде при входе в квартиру, а именно в доме Сливина? Значит, Лечи помешал тем людям. Они вполне могли принять его за конкурента — чеченец занимается коммерцией в ядерной сфере, и маловероятно, чтобы он зашел к завлабу атомного НИИ просто поболтать. И видно, они очень не любят конкурентов! Наверняка они очень не любят и когда им отказывают…
Коньяк не имел того обворожительного вкуса, что неделю назад. С таким же успехом можно было пить водку. Повинуясь непонятному импульсу, Сливин резко встал и, подойдя к окну, осторожно выглянул из-за яркой занавески. У соседнего подъезда приткнулась неприметная серая «Волга». Екнуло сердце, и чувство опасности холодом расползлось по телу. «Волга» стояла там и когда он выбежал из дома в незастегнутом пальто и надетых на босу ногу ботинках. Но когда возвращался, ее не было. Сливин готов был поклясться, что неприметная цветом и маркой машина притормозила у газетного киоска напротив спортивного «БМВ», в который садилась Маша. Значит, за ним следили. Причем не особенно скрываясь.
Последний раз он ощутил сильный страх в девяносто первом, на Семипалатинском полигоне. Испытывалось «изделие М» — ранцевый фугас с механизмом инициации имплозивного типа и мощностью, эквивалентной пятистам тоннам тринитротолуола. Шел обратный отсчет, Сливин находился в заглубленном командном пункте перед экраном монитора. Каждый раз, когда срабатывала его «игрушка», он чувствовал себя сказочным богатырем, способным сотрясать землю и сокрушать горы. Хотя на КП находилось много важных персон — три генерала и не меньше десятка полковников, Сливин остро ощущал свое превосходство. Без него высшие офицеры были бы не нужны на полигоне. Да и вообще не нужны. Сейчас они с умным видом ждут взрыва, не имея понятия, как именно он произойдет. Сливин являлся здесь единственным человеком, который представлял физику предстоящего процесса.
«Девять, восемь, семь…» Он как будто на цветном экране видел девятикилограммовый шар урана235, заключенный в сферическую оболочку из тринитротолуола с тридцатью шестью электрическими детонаторами. Сейчас детонаторы отключены от собственного реле времени фугаса и замкнуты на пульт командного пункта. «Шесть, пять, четыре…» При подрыве обычного заряда уран мгновенно обжимается, промежутки между атомами резко сокращаются, безобидная масса становится критической, начинается цепная реакция. А внутри урановой массы находится немного бария в золотой оболочке — это и есть его изобретение, «нейтронный донор», позволяющий значительно усилить нейтронный поток…
«Три, два, один…» Что будет дальше, знают все присутствующие: сильный толчок, неземной мощи вибрирующий гул, высокий столб пыли над сопкой, измененное на несколько минут восприятие действительности — времени, освещенности, движений, звуков… «Ноль!»
И ничего не произошло. В звенящей тишине голос руководителя испытаний показался гласом небесным: «Повтор!» И снова ничего… Несработка! Самое худшее, что может произойти. Потому что надо спускаться в штольню, к изделию, и устанавливать причину отказа. А кто знает, какие процессы идут внутри стальной оболочки, в каком положении взрыватели, как ведут себя свободные нейтроны… В принципе, взрыв может произойти в любой момент!
В суровые сталинские времена существовало неписаное правило: сдается в эксплуатацию мост, запускается на него первый эшелон, а внизу, под пролетом — все, кто имел отношение к строительству. От главного конструктора до главного инженера. Рухнет новостройка — всем кранты! Впрочем, им что так, что так кранты — хоть под мостом стой, хоть в кабинете сиди, хоть дома на диване лежи… В атомной промышленности, основанной еще товарищем Берия, строгости сохранялись дольше всего. Поэтому конструктор не мог ждать результатов на КП и обязательно лез в штольню. Да и кто лучше его разберется на месте — что к чему…
Пока отбойными молотками взломали бетонную пробку, дело подошло к вечеру, неровная двухметровая дыра чернела на сером фоне, как вход в преисподнюю. Если бы все прошло штатно, там и была бы преисподняя — радиоактивная труба со спекшимися в камень стенками, смертельная для всего живого. Вскрытие уже «заряженной» штольни столь же противоестественно, как эксгумация захороненного покойника. Из глубин сознания неоднократно проверенных атеистов поднимались темные волны суеверного страха, и приходилось преодолевать себя, чтобы пролезть в несуществующий по коммунистической идеологии ад.
Внутри пахло сыростью и притаившейся смертью. Было темно — лампочки на протянутом под сводом проводе почему-то не горели. Шесть ответственных лиц в касках и рабочих комбинезонах, освещая путь фонарями, с усилием переставляли ватные ноги. Каждый представлял, как вспыхнет впереди адское пламя, расплавляя и корежа толстые, зигзагообразно установленные стальные противоволновые щиты, рельсы узкоколейки, испепеляя полуметровые бревна крепежа и водянистые человеческие тела. Впрочем, то, что в штольне не было освещения, вселяло надежду: могло произойти обрушение свода, повредившее провода. Это самый простой вариант неисправности, устраивающий почти всех. Значит, к изделию претензий нет, конструктора и изготовители ни при чем. А вот начальник полигона генерал Симонов виноват — не подготовил штольню как надо. Но и его вина не столь серьезна, чтобы голову снимать, завтра повторят испытание, отчитаются, на радостях и Симонова простят…
Так и оказалось. Когда прошли метров восемьсот, почти до конца штольни, уткнулись в завал, и все стало ясно: действительно многотонный пласт земли осел, выдавив двутавровую крепежную балку, она и порвала жгут проводов дистанционного управления и контроля. Симонов выматерился, Сливин на радостях хлопнул по плечу представителя изготовителей, ремонтная бригада выдвинулась на расчистку завала, а все остальные отправились в гостиницу пить водку.
«За то, чтоб завтра закончить!» — звякнули стаканы, но тост не сбылся. Утром объявили о создании ГКЧП, озабоченный Симонов прервал испытания и вновь замуровал штольню до особого распоряжения. Но его так и не поступило. Вначале разбирались с последствиями путча, потом начались катаклизмы распада СССР, и полигон оказался в другой стране — независимом Казахстане, который своего ядерного оружия не имел и испытывать чужое не желал. Через пару лет, когда вывозили оборудование, Сливин побывал на полигоне последний раз. На сопке над «изделием М» цвели маленькие желтые цветы, дул противный ветер, норовивший запорошить глаза степной пылью, закрывавшая вход бетонная пробка просела и растрескалась. Впрочем, кроме него, это никого не интересовало.
Сейчас, сидя на кухне собственной квартиры, Сливин испытывал такой же страх, как в штольне с невзорвавшимся ядерным зарядом. Но теперь страх исходил от неприметного автомобиля, точнее от того, что было с ним связано. Те люди не потерпят отказа. Да они просто убьют его! Возможно, взрыв машины под окнами и демонстративное убийство были призваны оказать воспитательное воздействие. И надо сказать, цель достигнута. Отказываться Сливину не хотелось. Но и совать голову в петлю опасно. Ну, получишь большие деньги, только какой в них толк, если тебя упрячут на десяток лет за решетку…
Одно дело — небольшие коммерческие сделки, а совсем другое — то, что ему предлагают. Хотя принципиальной разницы нет. «Надо либо иметь чистую совесть, либо не иметь никакой», — вспомнил Сливин известный афоризм. Но с другой стороны, никогда не поздно покаяться. Если он поможет разоблачить тех, ему гарантируют прощение и защиту.
Конструктор вылил в стакан остатки коньяка и выцедил ароматную жидкость мелкими глотками. Спиртное придавало смелости еще в большей степени, чем оружие. Но по мере того, как утихал страх перед теми людьми, нарастала тоска из-за Маши. Где она? А главное — с кем?
Маша находилась в «люксе» на двенадцатом этаже гостиницы «Космос» с недавним гостем их дома Лечи. Несмотря на то, что они пришли сюда лишь десять минут назад, она, совершенно голая, стояла в той же позиции, которая недавно так возбудила мужа, а Лечи, скинув только нижнюю часть одежды, делал то, в чем мужу было отказано.
Когда чеченец позвонил и назначил свидание, Маша лишь на миг задумалась. По взглядам, которые бросал на нее гость, она предполагала подобную возможность. И знала, что согласится встретиться с широкоплечим кавказцем, столь же мужественным, сколь и обходительным. Повседневная жизнь очень пресна и обыденна, иногда можно позволить себе расслабиться и «вильнуть» — так они с Маринкой называли кратковременные интрижки на стороне. Она была достаточно искушенной, чтобы допустить большую вероятность физической близости, но не предполагала столь стремительного развития событий.
На нее произвел впечатление шикарный автомобиль и большой букет роз на длинных крепких стеблях, который ослепительно улыбающийся Лечи вручил ей, как только захлопнулась широкая дверца.
— Какая прелесть! — она зарылась лицом в темнорозовые лепестки. — Сколько же это стоит зимой-то?
— А-а-а, — небрежно отмахнулся кавказец. — Какая разница! Что, у нас денег нет? Есть деньги! А для красивой женщины ничего не жалко!
Автомобиль стремительно несся по обледеневшей Москве, и казалось, водителя не беспокоят ни дорожные условия, ни светофоры, ни другие машины. Маша почему-то вспомнила, что Василий избегал ездить в гололед, соблюдал правила и очень боялся гаишников. Муж был элементом пресной жизни. В салон не проникали звуки с улицы, даже гула мотора не слышно, словно спидометр, показывающий сто десять километров, стоял на неподвижном тренажере, лишь имитирующем быструю езду.
— Вы так и не узнали, кто тогда устроил стрельбу? — спросила Маша, чтобы нарушить неловкое молчание.
Лечи дернул головой, будто его ужалила оса.
— Нет! Ничего понять не можем. Недавно одного бандита убили. Лекаря, его люди теперь на всех кидаются. Думали — они. Проверили — не они. Ничего понять не можем. И милиция ничего не понимает. Главное, никто не знал, что я к вам еду!
Маша вдруг почему-то вспомнила человека, невнятно бормочущего за мусорными баками. Может, это никакой не пьяный? Портативной рацией сейчас никого не удивишь… Она задумалась — сказать или нет? Но решила промолчать.
— Я думаю, они не меня убить хотели, — неискренним тоном произнес Лечи. — Они этого осетина убить хотели. Как захотели, так и сделали.
Даже неискушенной Маше стало ясно, что спутник врет. Появился какой-то неприятный осадок, на миг захотелось выйти из машины, нырнуть в метро и как можно быстрее вернуться домой.
— Будем слушать музыку? — Лечи потянулся к панели и тронул какую-то кнопку. Загремели мощные колонки. Она откинулась на спинку сиденья и расслабилась. Неприятное ощущение прошло.
— Куда мы едем? — для приличия спросила Маша, хотя вопрос не требовал ответа.
— В хорошее место, — отозвался Лечи.
Маша «виляла» не первый раз, а потому знала стандартную программу. Цветы, ресторан, изысканное угощение, комплименты, волнующие ухаживания, потом приглашение на дачу, домой, в баню и обязательный секс, ради которого, собственно, все и затевалось. Розы она уже получила, и когда Лечи запарковался под запрещающим знаком у вогнутого черного небоскреба, Маша решила, что в гостиничном ресторане заказан столик. Но она ошибалась.
Швейцар и два охранника в камуфляже почтительно приветствовали ее спутника, бесшумный лифт с ощутимым ускорением вознес их на двенадцатый этаж, где дежурная раскланялась с не меньшим уважением. Пройдя по гасящему шаги ковролину. Лечи своим ключом отпер полированную дверь и пропустил Машу вперед. Только войдя внутрь, она поняла, что никакого ресторана не будет: они оказались в двухкомнатном номере. «Наверное, обед должны принести сюда», — подумала она, снимая дубленку и проходя в гостиную. Никаких следов предварительной подготовки заметно не было: ни вазы с фруктами, ни шампанского, ни даже скатерти на столе.
— Знаешь что, давай поговорим как взрослые люди, — деловито сказал Лечи, словно прочитав ее мысли. — Обычно женщину ведут в ресторан — клубника, мороженое, ликеры… Ну и там танцы-манцы, разговоры умные, а все для чего? Чтобы в постель потом лечь! Так, да?
Маша молчала.
— Только у меня сейчас совсем времени нет. Я даже подарок тебе купить не успел. Поэтому ты его сама купи.
Он полез во внутренний карман пиджака и небрежным жестом бросил на стол пачку стотысячных купюр в банковской упаковке.
— Десять миллионов хватит? Должно хватить! Только время зря тратить не будем, начнем с главного. Раздевайся!
— Как, прямо сейчас? — ошарашенно переспросила Маша. По ее меркам десять миллионов являлись огромной суммой. Она никогда не получала денег за секс. Тем более таких денег. И никогда не выслушивала столь прямолинейных, лишенных даже флера пристойности предложений.
— Конечно. А чего играться?
Лечи смотрел строго и требовательно. Он заплатил за товар и не сомневался, что его получит. Другого просто быть не могло. Сейчас он уже не улыбался, не разыгрывал галантного кавалера. Каменное лицо, холодный блеск чуть прищуренных глаз, подрагивающие от скрываемого возбуждения ноздри… Она находилась в полной его власти, обратного хода не было. Человек, запросто выкладывающий из кармана такие деньги, вряд ли расположен к шуткам. И не потерпит отказа. Маша вдруг увидела происходящее со стороны: себя в гостиничном номере наедине с возбужденным кавказцем, десятимиллионную пачку на столе, многозначительно глянувшую им вслед дежурную… Если Лечи изобьет ее и изнасилует, никто, ни один человек в мире ей не посочувствует. А столько денег… Хватит поменять наконец старую машину или купить шикарный гарнитур кожаной мягкой мебели. В конце концов от нее не убудет, она не девочка и знала, на что шла… Но как ни успокаивала она себя, страх холодными пальцами сжимал сердце. Если бы можно было произнести заклинание и в тот же миг оказаться дома, то черт с ними, с деньгами. Тем более объяснить мужу их происхождение совершенно невозможно.
— Что стоишь, как дерево? Давай раздевайся! — с пока еще легкой угрозой сказал Лечи.
Будто загипнотизированная. Маша вжикнула длинной «молнией» и принялась стягивать узкое платье. Убедившись, что она подчиняется, Лечи снял брюки и белые, в синий горошек, трусы. Оставшись в рубашке и пиджаке, он жадно смотрел, как она скатывает с ног черные колготки, и тихонько рычал. Скосив глаза, Маша увидела, что его внушительный половой орган уже напряжен и готов к действию. «Хоть бы все скорей кончилось», — подумала она. «Вилянье» выходило неудачным. Она не была большой любительницей секса, куда больше привлекала прелюдия, атмосфера флирта и предчувствие того, что должно произойти. Если бы кто-нибудь позвал ее просто трахнуться, она бы никогда не согласилась. Ну да ладно, заработать десять миллионов тоже неплохо. Раз уж так вышло…
Сняв бюстгальтер и трусики, она неловко замерла, не зная, куда девать руки и что делать дальше. Кровать находилась в другой комнате… Идти туда самой или ждать, пока он ее отведет?
Пружинистым тигриным прыжком Лечи преодолел разделяющее их расстояние.
— Повернись! — не утруждая себя обычными в таких случаях комплиментами и поцелуями, он нагнул Машу так, что маленькие груди легли на холодную полированную поверхность стола. И будто пестик от ступы ворвался в ее тело, стремясь истолочь в пыль все, что под него попадет. «Скорей бы, скорей бы…» — пульсировала в мозгу единственная мысль. Она не испытывала ничего, кроме стыда, раздражения и страха. «Может, за дверью другие дожидаются… Или завезет на всю ночь к дружкам… И придушить вполне может. Ну и вляпалась, дура!»
Когда пестик вышел из нее. Маша облегченно перевела дух, но преждевременно: Лечи стал вторгаться в то место, которое создано природой не для секса, хотя нередко используется и в таких целях.
— Нет, не надо, туда нельзя! — закричала Маша, вырываясь. У нее был геморрой, поэтому возможность анального секса исключалась начисто. Но партнеру было на это наплевать. Схватив Машу за волосы, он удержал ее в прежнем положении и довел свое намерение до конца. Маша застонала. Теперь каждый толчок твердого, как камень, пестика причинял ей резкую боль. Секс превратился в пытку…
Сливин, конечно, ничего этого не знал. Коньяк ослабил владевшее им напряжение, но обида и тоска не проходили. Сейчас он думал только о Маше и уже не боялся тех людей. В конце концов их дело предложить, а его дело — принять предложение или отклонить. А чтобы защитить себя от мести, надо взять страховку. Про это он вычитал в шпионской книжке. Правда, там не помогла и страховка — ее просто-напросто выкрали, а героя застрелили из бесшумного пистолета. Но тот слишком много знал, и его было очень нужно ликвидировать. А что знает Сливин про тех людей? Да ничего!
Он сел за пишущую машинку, заправил чистый лист, на минуту задумался.
«Я, Сливин Василий Семенович, опасаясь за свою жизнь, хочу сообщить следующее…»
Пальцы уверенно порхали по клавиатуре, и текст складывался как бы сам собой.
«Три месяца назад ко мне обратились за консультациями теоретического характера два человека, ранее мне неизвестных…»
Каретка остановилась, Сливин задумался. Насчет консультаций теоретического характера он не слишком отошел от истины: надо было определить, что находится в тяжелом, с завинчивающейся крышкой контейнере — оружейный уран или топливо для реакторов. Но как могли «выйти» на засекреченного атомщика неизвестные ему люди? Не объяснять же органам безопасности, что он уже давно «консультирует» и хорошо известен в определенных кругах…
Поразмышляв немного, Сливин хлопнул себя по лбу. Ведь читать этот документ будут в том случае, если его убьют, значит, он может не задумываться над объяснениями! Быстро напечатав все, что знал о тех людях: возраст, приметы, имена (наверняка вымышленные), места встреч, он закончил сакраментальной фразой: «В случае моей насильственной смерти прошу винить этих лиц, безуспешно склонявших меня к измене Родине и отомстивших за отказ».
Это и есть страховка. Теперь надо ее надежно спрятать, а тем, как бы между делом, сообщить о ее существовании.
Сливин повеселел. Он пошлет их к черту и снимет с себя давящий уже несколько месяцев груз. К черту! Он сам по себе и не собирается ни на кого работать. Тем более на другое государство. А ведь ясно, что с такими вопросами частные лица не обращаются. Из-за их спин торчат уши чужеземных спецслужб! Интересно, чьих? Американских? Вряд ли. У тех налаженная атомная промышленность, и их агенты не станут покупать реакторную отработку под видом урана-235. И немцы не станут этого делать, и французы, и англичане… Скорей Ближний Восток… Ирак? Хуссейн изо всех сил рвется к бомбе, собирает у себя специалистов, но украсть проще, чем сделать, поэтому они могут действовать по различным каналам… А через Николая там хорошо знают, кто такой Сливин. И внешность этого «Саши»… Вначале он принял его за азербайджанца… Да, Ирак! А значит, подвел их к нему не кто иной, как Игорь Бобренков… Вот тебе и тихоня! Правда, целей они ему скорей всего не раскрывали, он мог думать, что речь идет об условиях выезда… Но тем не менее рассказал о «консультациях» и тем дал возможность войти с ним в контакт…
— Вот вам! — Сливин показал в пространство кукиш. Но лучше ему не стало. По мере того, как отпускали проблемы с теми людьми, все сильней накатывали волны злой и бессильной ревности. Как решить эту проблему, он не знал. Точнее, знал, но не умел. Если бы за ним стояли решительные, не связанные в действиях люди… Взгляд пробегал по строчкам страховки и зацепился за последнюю фразу. «В случае моей насильственной смерти прошу винить этих лиц…» В мозгу словно что-то щелкнуло, мысли накладывались одна на другую, выстраивая сложные логические комбинации, приводя доводы за и против…
Еще несколько минут назад простая логика и обыкновенный здравый смысл подсказывали ему единственно верное решение. Но выжигающая мозг ревность и жующая внутренности тоска перевесили чашу здравомыслия. Душу дьяволу продавали всегда не только и не столько за золото. Рукой, ставящей на кабальном договоре подпись собственной кровью, водило неудовлетворенное тщеславие, испепеляющая страсть или неутоленная месть. Золото, в конце концов, служило всего лишь средством… И атомный конструктор Сливин, с легкостью отказавшийся только что от десятков тысяч долларов, передумал, когда появилась возможность добавить к деньгам всего одну услугу. Пустяковую для тех людей. И неоценимую для него самого. Потому что избавление от ощущения собственного бессилия, никчемности и ничтожности значило для него больше, чем все деньги мира. Хотя слесарь Иванов, грузчик Петров и сантехник Сидоров, как люди предельно конкретные, не склонные к самокопанию и рефлексиям, с ним бы, конечно, не согласились.
Договор с дьяволом был подписан. И тут же энергия многочисленных спроектированных Сливиным «изделий» толчками стала входить в его тело, увеличивая рост, раздувая грудную клетку и накачивая силой мышцы. Он почувствовал себя великаном, способным сотрясать землю и разрушать горы. Страховка была порвана вначале на две, потом на четыре части, потом вообще на мелкие кусочки.
Он раздавит соблазнившего Машу негодяя как поганую сколопендру! Вместе с отвратительно шикарным автомобилем. Да, таково будет дополнительное условие: вместе с автомобилем!
Прозвонил телефон и тут же смолк. Явственно запахло серой. Звонок повторился и вновь оборвался на половине. Комнату наполнил низкий гул адского гонга. В третий раз сигналы вызова шли, как и положено: один за другим, не прерываясь. На стенах тут и там появлялись горящие кабалистические знаки. После пятого звонка Сливин взял трубку.
— Это квартира Переверзева? — голос был обычный, человеческий и совсем не страшный. Но у Сливина выступил на лбу холодный пот и сердце заколотилось, будто стремясь вырваться наружу.
— Нет. Вы ошиблись.
Раздались гудки отбоя. Он быстро оделся, окинул взглядом привычную обстановку родного дома, как будто уезжал навсегда. Собственно, так и было: вернуться сюда должен был совсем другой человек. На диване лежал «моссберг». Хранить оружие на виду запрещено правилами, и Сливин, не разряжая, спрятал его в шкаф. Хотя это тоже являлось нарушением инструкции и он ощутил некоторый дискомфорт.
Серой «Волги» на прежнем месте не было. Видно, они убедились, что он не ведет двойную игру. А может, слежка — плод его взбудораженного воображения? Ехать по обледеневшей дороге не хотелось, но время поджимало, и он решил рискнуть. Впрочем, судьба по-своему раскидывает карты и поправляет человеческие поступки. Замки замерзли, и он не смог попасть в салон. Пришлось выйти на магистральный проспект и голосовать немногочисленным частникам. Делал он это с неохотой, потому что не любил лишних трат, хотя доходы последнего времени позволяли не отказывать себе в маленьких удобствах.
Видавший виды «Москвич» с желтым гребешком на крыше прижался к тротуару с ювелирной точностью. Внутри сильно воняло застоявшимся табачным дымом, угрюмый водитель, назвав цену, не проронил больше ни слова. Машину «водило», у Сливина мелькнула мысль, что если произойдет авария, то все проблемы разрешатся сами собой. Но, видно, на роду ему было написано не разбиться в автомобильной катастрофе, а стать предателем, и судьба уверенно вела к конечной цели.
До центра доехали за тридцать пять минут. Он вышел на изуродованной Манежной, проверяясь, как учили, прошел до «Националя». Хотя время было несъемное, вдоль ряда припаркованных иномарок лениво прогуливались несколько молодых девиц, прячущих лица от ветра за поднятыми воротниками дубленок. Очевидно, они ждали окончания летучего совещания, проходившего поблизости: компания угрюмых парней столпилась полукругом вокруг огромного черного «Вольво» с двумя открытыми дверцами. Оттуда им говорили что-то важное, потому что слушали все очень внимательно.
— Здравствуйте, Василий Семенович, — раздалось за спиной, и Сливин нервно обернулся. — Пойдемте к машине.
«Дима» радостно улыбался, как будто встретил после долгой разлуки близкого родственника. Белая кожа, синие глаза, вздернутый нос — уж он-то не был похож на араба. Что же заставляет его на них работать? Хотя ответ Сливину известен: деньги или услуги. А может, и то и другое.
За рулем замызганной, не привлекающей внимания «Хонды» сидел «Саша», который тоже очень обрадовался консультанту. Машина рванула с места и около часа колесила по улочкам и переулкам, причем посерьезневший «Дима» очень внимательно смотрел по сторонам и назад. Наконец они въехали в какой-то двор, водитель остался на месте, а «Дима» увлек Сливина в дальний угол, где имелся пролом в кирпичном заборе. Через несколько минут, уже в четвертом или пятом дворе, он открыл обитую железом дверь, за которой открылись уходящие в глубину каменные ступени.
Обалдевший от беготни по проходнякам Сливин подумал, что они попадут в какое-то зловещее подземелье. Но, пройдя через несколько захламленных комнат, напоминающих подсобки продовольственного магазина или склада, они оказались в небольшом ресторанном зале со сводчатым потолком и развешанными на голых стенах мечами, щитами, кольчугами и другими атрибутами средневековья. Из шести столиков накрыт был только один, и за ним сидел единственный посетитель — солидного вида мужчина лет сорока пяти с густыми черными волосами, смуглым лицом, усиками-стрелочками и живыми черными глазами. Увидев гостя, он исполнил обязательный ритуал широкой улыбки и поднялся навстречу, протягивая по восточной манере сразу две руки, которыми почтительно сжал вялую ладонь Сливина.
— Очень рад с вами встретиться, Василий Семенович, — без каких-либо признаков акцента сказал он. — Меня зовут Ахмед. Просто Ахмед, отчества у нас не употребляются.
Отправляясь на встречу, Сливин знал, что на этот раз его собеседником будет ответственное лицо, а не второстепенные фигуры. Ахмед сразу дал понять, что не собирается выдавать себя за гражданина США или европейских стран, и тем дезавуировал туманные намеки «Димы». Вести себя по-другому было бы просто глупо. Ведь мало-мальски сообразительному человеку ясно, что официальным сотрудником специальной службы любого государства может быть лишь представитель коренной национальности, и здесь внешность служит демаскирующим фактором.
— Сейчас стало гораздо легче работать, — доверительно, как хорошему товарищу, сообщил Ахмед. — Раньше не могли выйти из посольства — сразу же начиналась слежка. И уйти от нее было трудно… Впрочем, везде так. У нас еще хуже…
Он рассмеялся и кивнул неподвижно стоящему «Диме». Тот разлил по рюмкам кристально прозрачный «Абсолют», а после второго кивка мгновенно исчез.
— У меня есть дополнительное условие, — сказал Сливин и устыдился своего неуверенного, подрагивающего голоса. Он откашлялся и упрямо повторил, стараясь придать тону необходимую твердость:
— Дополнительное условие, да.
— Мы выполним любые ваши пожелания, — улыбнулся Ахмед. — Но… на Востоке принято не сразу переходить к делам. Может, для начала выпьем за знакомство, покушаем… Рекомендую прекрасную осетрину, здесь она всегда свежая, да и готовят очень хорошо. Хотя, строго говоря, нам ее нельзя. Знаете, почему? В позвоночнике, около головы, есть крестообразный хрящик. И все. Истинно верующий мусульманин должен отказаться от такой пищи. Но…
Он развел руками и улыбнулся, надеясь на понимание.
— Мало кто соблюдает все запреты. Особенно далеко от дома. За знакомство?
Сливин не собирался пить, но поднял рюмку, чокнулся и проглотил холодную обжигающую жидкость. Ахмед умел расположить к себе и снять напряжение. Он с аппетитом ел отварную осетрину, которую обильно намазывал хреном. Сливину кусок не шел в горло. В конце концов его вербовали первый раз в жизни, и он хотел, чтобы все скорей завершилось. А Ахмед занимался вербовками всю свою жизнь и стремился сделать рутинную процедуру приятной. По крайней мере для себя.
— Я не голоден, к тому же спешу. За знакомство мы уже выпили и можем перейти к делу, — он понимал, что выглядит занудой, но ему было наплевать на произведенное впечатление. Покупателям нужны вовсе не его застольные манеры.
— Хорошо, — накрахмаленной салфеткой Ахмед тщательно промокнул губы. Сейчас Сливин рассмотрел седину в густых волосах и глубокие складки на переносице. Видно, осуществлять вербовки тоже довольно нервное дело.
— Вы знаете, что нас интересует?
— Чертежи и расчеты. Технологические схемы. Что там еще?
Ахмед медленно покачал головой.
— Нам нужно готовое изделие. Мы заплатим полмиллиона долларов, предоставим убежище и выполним любые ваши пожелания.
— Изделие?! Это совершенно невозможно! — у Сливина даже лоб вспотел от напряжения. Пальцы потянулись к салфетке, но она была такой снежнобелой и твердой от крахмала, что он конфузливо отдернул руку и полез в карман за платком.
— Их всего несколько штук! И каждое у пользователей. Я не имею к ним никакого отношения, я даже не знаю, в каких частях они находятся!
— Местонахождение одного вы знаете совершенно точно, — уверенно сказал Ахмед.
— ?! — молчаливое изумление Сливина было неподдельным.
— Того, которое законсервировано на Семипалатинском полигоне, — буднично пояснил собеседник.
Сливин вздрогнул. В голову ударила горячая волна, желудок сжал спазм.
— Откуда вы знаете?
Ахмед усмехнулся.
— Вы же понимаете, что я не могу отвечать на подобные вопросы.
— Откуда?!
— Только для вас. Чтобы показать глубину доверия и дружеской расположенности. Мои коллеги опрашивали вашего друга Николая Соколова…
— Вот сволочь! — Как-то они вместе провели командировочный месяц в Арзамасе-16, коротая длинные вечера выпивкой и рассказами «за жизнь». Тогда случай на испытаниях казался просто курьезом.
— Не судите строго своего товарища, — доброжелательно сказал Ахмед. — Он не желал вам ничего плохого. Поймите и его: он же должен продемонстрировать лояльность своей новой родине. А скрыть что-либо при опросах довольно трудно. Скажем прямо — невозможно.
— Сволочь! — убежденно повторил Сливин. Как и многие сослуживцы, он скептически расценивал постоянные призывы первого отдела к бдительности. И, оказалось, зря…
— Хотите еще выпить? — дружелюбно спросил Ахмед, разливая водку.
— Нет, — мотнул головой конструктор. Больше всего сейчас он хотел оказаться как можно дальше от дьявола, имевшего, правда, вполне цивилизованный и даже респектабельный облик. Нечистый всегда старался принимать благообразный вид. Но его сути это не меняло. Продавать душу расхотелось. Но он понимал, что обратного хода нет. Его могут просто не выпустить отсюда. Задушат удавкой и бросят в канализационный люк. И все дела…
— Мне кажется, вы разволновались, — проницательно заметил Ахмед, ловко вставляя в расслабленные пальцы полную рюмку. — И совершенно напрасно. Ведь согласитесь, с формулами и чертежами много возни. Вы не все помните наизусть, пришлось бы копировать, проносить через зоны контроля, рисковать. А ведь изделие уже всеми забыто и никому не нужно, вряд ли его охраняют. Разве не так?
— Так… — Сливин второй раз выпил против своей воли. Он понемногу успокаивался. Парадокс идиотского бытия состоял в том, что боеспособный фугас действительно списан со всех учетов. По документам он израсходован на проведение испытания. В настоящее время полигон не охраняется. Самое большое препятствие — бетонная заглушка штольни. Но она растрескалась еще несколько лет назад, и точечные направленные взрывы без особого шума вскроют захоронение.
— Какие могут возникнуть препятствия?
— Я давно там не был. Но думаю — никаких. Разве что… — конструктор задумался.
— Что? — встрепенулся Ахмед, и Сливин понял: для него очень важен положительный результат, он тоже волнуется, хотя и умело это скрывает.
— Там кругом степь и сопки, группе чужих людей трудно пройти незамеченными… И потом — от старых выбросов остались несколько пятен с повышенным фоном. На них лучше не попадать — можно схватить дозу…
— И что тогда? — быстро спросил Ахмед. — Выход из строя, заболевание, смерть? Как скоро они наступят?
— Фон невысок, так что последствия могут проявиться через несколько лет.
— Ну, это не страшно, — разведчик с облегчением улыбнулся, и Сливин понял, что сам он не собирается идти к штольне.
— Теперь о транспортировке. Каковы размеры и вес?
— Представьте бочонок из-под пива. Высота шестьдесят сантиметров, диаметр в средней части сорок. Весит девятнадцать килограммов.
— Всего-то! Прекрасно! А какова толщина бетонной заглушки?
Он знал и про это. Впрочем, дьявол знал все, о чем был осведомлен Николай. Но тот был чистым теоретиком и на полигоне побывал раз в жизни.
— Чуть меньше двух метров.
Ахмед погладил усы.
— Неужели она выдерживает взрывную волну? — в вопросе прозвучал не профессиональный, а чисто человеческий интерес.
— Конечно. Во-первых, заряд несколько заглублен, во-вторых, в туннеле система волногасящих щитов, да и мощность не мегатонная…
Разговор продолжался около часа, наконец Ахмед прекратил расспросы и задумался. Складки на переносице обозначились резче.
— Я дам вам подробную схему местности и инструкцию по переводу изделия в эксплуатационное положение, — решил подвести итоги Сливин. — Остальное меня не касается.
— Да, да, — рассеянно отозвался Ахмед, выходя из задумчивости. — Мы еще вернемся к этому чуть позднее. Может быть, придется внести в наш план небольшие поправки. Вот ваш аванс.
Откуда-то из-под стола он извлек небольшую мужскую сумочку, именуемую в просторечии «пидоркой», расстегнул «молнию» и, сдвинув тарелки, вытряхнул на скатерть то, что находилось внутри. Десять пачек стодолларовых купюр.
Сливин оторопел. Самое большее, что он получал за свои консультации, это две тысячи долларов. Лежащая перед ним сумма казалась нереальной. Он вряд ли сумеет распорядиться такими деньгами!
— Что-то не так? У вас ведь предпочитают расчеты наличными? Я могу открыть счет в любом банке мира.
— Нормально, — выдавил из себя конструктор, складывая деньги обратно. Несчастный Бобренков видел такой куш конечным результатом длительной и сложной работы.
Читать бесплатно другие книги:
