Совершенная crazy Степнова Ольга
– Вот ей тебе крест, не скрываю! – Ксюня начала так самозабвенно креститься, что Горазон почувствовал тошноту и желание поскорей улететь в сумеречное спокойствие. – Не скрываю! – горячо прошептала Ксюня. – Башка этот – кто? Бес его занет… Ида вечно сирых да убогих привечает. А, может, он уголовник? А, может, ему тебя артисты-завистники заказали?! Он скандал начал, он его и закончил.
– Да не крестись ты! – прикрикнул на неё Пашка. – Тошно мне, голова кругом идёт. К богу хочется, а не можется, потому что помер насильственной смертью, потому что… – Горазон горестно махнул невесомой рукой и ещё плотней завернулся в скатерть. – Федька тут не при чём, – твёрдо сказал он. – Федька всё время со мной был, ошибка это какая-то. Не мог он меня погубить, да и ни к чему ему это. Кто он, и кто я?! – Горазон замолчал, мрачно подумав, что ничем он от Федьки не отличался, в сущности…
Действительно, чем?!
Талантом? Роскошной внешностью? Обаянием?
И где теперь всё это?...
Его тело – видение, душа – тоже видение, потому что так и осталась жалким зелёным росточком, которому не дала расцвести жажда славы и денег.
Паша встряхнулся, как попугай на ветке.
Ксюня, вздрогнув, агрессивно взмахнула дастером, но, опомнившись, отбросила его на кровать и виновато улыбнулась.
– Извини, – смущённо сказала она. – Не хотела обидеть. Скажи, а разве призраки знают не всё и не про всех?
– Многое, но не всё, – отозвался Паша.
– Может, скажешь, где моя серебряная брошка?
– Завалилась за комод.
– А тапочек куда делся?
– Под кроватью твой тапочек!
– А какая завтра будет погода?
– Солнечная. Без осадков, цунами и землетрясений.
– А куда гроб подевался? – осмелела Ксюня. – Где покойница?
– В доме она, в тёмном месте, а в каком – не знаю. Я ж не ясновидящий, так… слегка паранормальный.
– А кто Алинку по голове треснул?
– Не знаю! – заорал Горазон. – Я ж говорю, призрак я, а не маг, дурёха!
– Ой, Пашка-а! – восхитилась Ксения Павловна. – Кому расскажи, не поверят! С призраком разговаривала! Да не с абы каким, а с самим Горазоном!!!
– Сболтнёшь кому, я тебя каждую ночь так веселить буду, не обрадуешься! – пригрозил Горазон.
– Ой, Пашка-а! А автограф можно? – не унималась Ксюня.
– Можно, – проворчал Горазон, и, схватив с комода губную помаду, размашисто расписался на стене.
– Кручу-верчу, я тобой дорожу, – запела вдруг Ксюня, наощупь отыскивая таблетки от давления. – Кручу-верчу, я тобой дорожу…
Пашка полетел вон из комнаты.
– Скатерть! – крикнула Ксюня. – Скатерть, проказник, отдай! Я глаза закрыла, чтоб срамоты не видеть!
Горазон скинул скатерть, и она плавно спланировала, правильно прикрыв прямоугольник стола.
– Я открываю замочек, идёт дело к ночи, не бойся остаться со мной…
Пашка прилетел на первый этаж и внимательно осмотрел дверь в подсобку. Она оказалась закрыта.
Ключа на гвоздике не было.
Можно было запросто нырнуть за эту закрытую дверь, но Горазон не любил «производственных» помещений. Они вселяли в него тоску и комплекс неполноценности из-за недостатка технического образования.
Пашка плюнул на дверь и помадой, прихваченной у Ксюни, нарисовал на ней очень короткое и очень нехорошее слово.
Никчёмная получилась вылазка. Ксюня наплела небылиц про Федьку, напридумывала чёрт знает какой ерунды.
– Кручу-верчу, я тобой дорожу, – тихонько запел он ненавистную песню, и, переместившись в столовую, начал громить там коллекционные статуэтки.
Как он любил эту роль! Только стал от неё уставать…
Завтра в полночь он наведается к Георгию Георгиевичу Гошину.
– Говорю же тебе, жива старуха! Жива! – в сто двадцать пятый раз повторил Славка и для большей достоверности своих слов ударился головой о спинку скамейки. – Я разговаривала с ней! Коньяком поила! Горшок выносила! – Славка ещё пару раз так стукнулся лбом о скамейку, что в глазах вспыхнули искры.
– Я видела её мёртвой, – в сто двадцать шестой раз повторила Лидия, рассматривая безупречный ноготь на мизинце. – Видела!!
– Она мне денег предлагала за то, что я ей булки в склеп буду таскать!
– Не ври! – закричала Лидия. – Зачем ты так цинично и бессовестно врёшь?!
Славка схватил пригоршню земли и начал есть её вместе с еловыми иголками, травой, муравьями и прочей гадостью, которая непременно есть в земле.
– Что ты делаешь?! – выпучила глаза Лидия.
– Землю ем!
– Зачем?!
– Чтобы доказать тебе, что я говорю правду! Крест старуха мне сама подарила, она курила при мне, ела, одеяло просила!
– Врёшь, – упрямо повторила Лидия. – Я видела её мёртвой. Она не дышала, не моргала, не дёргалась, не материлась, не… Прекрати есть эту гадость! Ты сожрёшь всех муравьёв в округе!!
– Скажи, что веришь мне.
– Нет.
Славка зачерпнул особенно грязной, особенно несъедобной земли с жирными, рыжими муравьями.
– Стой! – Лидия ударила его по руке, выбив рыхлую землю. – Вот не думала, что ты такая дура!
– Ага, ты думала, что я воровка, лгунья и убийца. Спасибо, подруженька! – Славка встал на колени и поклонился, ударившись лбом о землю. В желудке противно ныло – то ли от еловых иголок, то ли от муравьёв, то ли от того, что Лидия отказывалась ему верить.
Они сидели на скамейке под елью уже много часов, они досидели до темноты, а ни к чему хорошему не пришли.
– Ты цинично и бессовестно врёшь. Зачем? – начала всё сначала Лидия. – Неужели не проще признаться?
– Не проще! – заорал Славка. – Потому что всё, что я говорю – правда! Правда! Правда!! – Он так ударился головой о землю, что там осталась глубокая вмятина.
– Дура, – сказала Лидия, не оставив шансов на примирение. – Никогда не видела таких дур.
– Сама дура, – огрызнулся Славка, усаживаясь рядом с ней и сплёвывая на землю чёрной слюной. Он вдруг догадался: – Ты можешь позвонить Иде Григорьевне! Ты можешь ей позвонить, и она ответит тебе!
– Я не звоню покойникам! – отпрянула от него Лидия.
– Тогда я позвоню! И передам тебе трубку! – Славка взял телефон Лидии, нажал вызов последнего номера и с удовлетворением услышал длинные гудки. Они прозвучали раз пятнадцать, прежде чем Орлик обречённо сказал:
– Не отвечает. Спит, наверное. Старуха дрыхнет под одеялом в гробу как убитая!
– Она мертва! – вскочила Лидия. – А ты воровка!!
– Мать твою, Орлик, что ты трезвонишь, как пьяный звонарь на колокольне?! Ты обнаружил, где я?! Нашёл?! – раздался в трубке заспанный, недовольный голос старухи.
– Она ответила!!! – заорал Орлик, поднося телефон к уху Лидии. – Ида Григорьевна, это вы?! Скажите, вы действительно подарили мне крест?! Скажите ей, что я не вор! То есть… не воровка!! – Он орал в микрофон, прижавшись щекой к щеке Лидии. – Что она говорит? Что она тебе говорит?!
– Матерится, – ответила Лидия, и, закатив глаза, хлопнулась в обморок.
В трубке яростно ругалась Ида Григорьевна.
– Я жрать хочу!! У меня алкоголя в крови ноль промиль, а никотина и того меньше!! Достаньте меня, мать вашу! Спасите, ядрёна корень, помогите! Сос, сукины дети!!!
Славка отключил телефон и похлопал Лидию по щекам.
– Но почему она выбрала тебя?! – открыла она глаза. – Почему именно тебе призналась, что надула всех?! Ведь Ида тебя совсем не знает!
Рассказать, что старуха «ожила» во время попытки содрать с неё крест, Славка не мог.
– Людям легче доверить тайну первому встречному, чем близким, или родным, – расплывчато ответил он.
Лидия вдруг сорвалась со скамейки и ринулась в глухую темноту леса.
– Ты куда?! – помчался за ней Орлик. – Куда ты?!
– И… ду и… скать!! Ты не представляешь, как я рада, что она дурака валяет! В смысле, что она жива!... Ида обещала оплатить мне учёбу во Франции, купить машину, переселить из двухкомнатной квартиры в трёхкомнатную, и вдруг… скопытилась!!!
– Обещай, что никому не расскажешь!
– Про Францию?!
– Про то, что Ида не скопытилась, балда!
– От балды слышу, но обещаю! – Лидия резко остановилась и зачем-то по-военному отдала Славке честь.
– К пустой голове… – запыхавшись, попытался пошутить Славка.
– У тебя зубы в земле, – улыбнулась Лидия.
– Ужас, – Славка закрыл рот.
– И муравьи в желудке! – Лидия заботливо взяла его под руку и повела в обратном направлении. – Как ты себя чувствуешь?
– Пока ничего, – вздохнул Славка, – но всё может быть. Расстроишься, если я умру?
– Не знаю, – захохотала Лидия. – Ты же не обещала мне учёбу во Франции, машину и трёшку вместо двушки!
Славка обиделся на эту шутку, вырвал руку и размашисто зашагал к пруду.
– Деньги, деньги, всем правят эти паршивые деньги, – бормотал он под нос.
– Скажи лучше, золотые каминные часы тебе тоже Ида Григорьевна подарила? – догнала его Лидия.
– Нет, вот часы я украла! – злорадно сообщил Славка.
– Ха-ха-ха!! Как ты очаровательно врёшь! Куда мы идём?
– В дом! Вряд ли Иду Григорьевну спрятали где-то в лесу. Даже самый сильный мужик не утащит гроб далеко.
– Ты считаешь, она в доме?
– Я считаю, она в каком-то подвале, потому что жалуется на сырость, холод и мышей.
– Сырость, холод и мыши могут быть где угодно, только не в доме Гошиной! – авторитетно заявила Лидия и остановилась как вкопанная.
– А где? Где они могут быть?! – спросил Славка
– Не знаю. Нигде. Ида очень трепетно относилась к содержанию своего дома.
– А конденсат?
– Что?
– Вода на стенах где может быть?
– Нигде! Я же говорю…
– Ладно, всё равно идём в дом. Я уверена, старуха там! – Славка зашагал к дому, не по-женски размахивая руками. – Будем звонить ей, и по звуку мобильного найдём её!
– А вдруг в мобильнике включена только вибрация?! – Лидия бежала рядом, вопросительно заглядывала в глаза, то и дело, хватая его за локоть горячими, требовательными пальцами.
Славка не стал с ней спорить, не стал убеждать, он просто схватил её за руку и затащил в огромные парадные двери.
В доме все спали.
Об этом говорил приглушённый свет, задёрнутые шторы на окнах, и тишина, от которой звенело в ушах.
– Пойдём, проверим подвал, – предложил Славка. – В доме есть подвал?
– Есть. Чистый, сухой и довольно уютный. Там старая мебель, тюки с бельём и яркие лампы на стенах. Вряд ли Ида жаловалась бы на сырость и холод, если бы находилась там.
– А подпол?
– Что – подпол?
– Подпол тут есть?
– Подпол – это место, где кошки писают. В домах такого класса подполов не бывает, только подвалы, – снисходительно объяснила Лидия, но Славка не обратил на её тон никакого внимания.
– Так и запишем: подпола нет, кошкам писать негде, – сказал он, и, остановившись возле комнаты служанки, прижался ухом к двери. – Ксюня с кем-то болтает!
– Не может быть! Она в это время носок вяжет. Огромный и безумно розовый. – Лидия тоже прилипла ухом к двери. – Действительно, болтает! – удивилась она.
– Может, по мобильному? – предположил Славка.
– Нет у неё мобильника. Она считает, что сотовый очень вредит здоровью. Но я что-то не слышу второго голоса…
– И я не слышу!
– Тогда у кого она спрашивает про погоду?
– Блин, ладно про погоду, она интересуется, где гроб, и кто треснул по голове Алину! Может, она на картах гадает?
– Ксюня не гадает на картах! Она считает это большим грехом.
– Значит, старушка чокнулась. Жаль! – резюмировал Славка.
– От всех этих происшествий любой умом тронется, – вздохнула Лидия. – Нужно сказать Фрадкину, чтобы он её посмотрел.
– Великий специалист ваш Фрадкин! Аппендицит от сифилиса отличить не может. – Славка направился вниз по лестнице, туда, где по его мнению находился подвал.
В подвале, действительно, было чисто, тепло и уютно. На стенах горели плоские светильники, кругом теснилась мебель, вышедшая из моды и валялись тюки с бельём.
– Эге-гей! – крикнул Славка. – Ида Григорьевна!
Даже эха не было в этом подвале, – настолько он был тёплым, чистым, уютным и светлым.
– Эге-гей! – весело крикнула Лидия, и, раскинув руки, упала на огромный мешок с бельём.
– А-а-а-а! – заорал мешок и зашевелился.
Лидия, вместо того, чтобы завизжать, как все нормальные женщины, изо всех сил ударила мешок в самое шевелящееся место.
Он затих и обмяк.
– Сволочь, – сказала Лидия, рассматривая покрасневший кулак.
– Кто? – удивился Славка.
– Мешок! Чего он орёт?
Орлик разорвал плотную мешковину.
Лидия с опозданием завизжала.
– Тише, – поморщился Славка. Он терпеть не мог женский визг.
В мешке, с подогнутыми коленками, лежал Феликс Григорьевич. На голове у него красовалась неизменная банная шапочка, дряблые веки были закрыты, а тело не подавало признаков жизни.
– Я убила его?! – ужаснулась Лидия.
– Эй! – Славка потряс Феликса за плечо. – Вы не окочурились, уважаемый?
– Ну вы, девчонки, даёте! – не открывая глаз, простонал старикан. – Мало того, что сели на мой ревматизм, так ещё и вмазали прямо по флюсу!
Левую щёку Феликса действительно украшала внушительных размеров опухоль.
– Что же вы с такими заболеваниями в подвале сидите? – язвительно поинтересовалась у него Лидия.
– А я… это… люблю ночью где попало шастать… Я этот… лунатик! – обрадованно вспомнил он нужное слово, и, открыв глаза, заговорщицки подмигнул Славке.
– Какие разноплановые у вас болезни! И ревматизм, и флюс, и лунатизм! – недоверчиво покачала головой Лидия.
– Возраст! – вздохнул Феликс, даже не думая вылезать из мешка, набитого бельём. – У меня одно заболевание – воз-раст!!
– Что-то не слышала я, чтобы лунатики лазили по подвалам, да ещё с ножовкой по металлу! – сказал Славка, вынимая из безвольной руки старика тонкий металлический инструмент. – Обычно лунатики ходят только по крышам и исключительно налегке!
– Вы, барышня, как-то уж очень хорошо осведомлены в инструментах, – пробормотал Феликс, вжимаясь в кучу нестиранных тряпок.
– Ага! Да тут связка каких-то ключей! – обрадовался Славка, поднимая с пола гроздь тяжёлых отмычек. – Да вы никак на дело пошли, Феликс Григорьевич?! На какое?!
– Вы не имеете права меня допрашивать, – неуверенно возразил старик, ещё больше зарываясь в бельё.
– Не имеем, – кивнул Орлик, – но будем. Что вы здесь делали, милейший Феликс Григорьевич?!
– Болел! Лунатизмом!! – Старикан с вызовом вскинул подбородок, поросший редкой седой щетиной.
– Лунатизмом болеют исключительно под луной, и обязательно налегке! – ласково объяснил Славка и побренчал перед носом у Феликса связкой. – А с отмычками ходят с целью что-нибудь вскрыть! Вы залезли в подвал, хотели куда-то залезть, но услышали, как мы зашли и залезли в мешок! Так?!
– Нет.
– Так! Что вы хотели открыть? Зачем вам отмычки?!
– Да пошли вы! – заорал Феликс, вскакивая на ноги и отдирая от себя белую наволочку с кружевной оторочкой. – Я здесь дома! Ида – моя сестра! А вы кто, пигалицы паршивые?! Что вы тут шаритесь, приличным людям допросы устраиваете?!! – Феликс даже топнул ногой, изображая праведный гнев, и только бегающие глазки выдавали его страх, неуверенность и смятение.
– Да вы никак убийцу Горазона разыскиваете? – захохотал Славка. – Доказательства чьей-то вины откапываете?!
– Разыскиваю! – снова притопнул Феликс. – И имею на это право! Я законный наследник Иды! Это мои деньги! А вот вы что тут делаете, пигалицы парши…
– Все мы тут законные наследники, – осадил его Славка.
Феликс снял войлочную шапчонку и утёр ей лицо.
– Женя, тут какая-то дверь, и она уже вскрыта! – крикнула Лидия из глубины подвала.
Орлик подбежал к Лидии и увидел, что в углу, в неглубокой нише, находится узкая дверца, замок которой варварски вскрыт.
– Вы не имеете права пользоваться плодами моего труда, сикавошки!! – крикнул Феликс, рванул к двери, но увяз в тряпках, и, упав, заорал: – Стойте!! Не смейте без меня лезть в эту дверь!!! Это моя находка, мои деньги, мой убийца!!
Но Славка уже нырнул за тяжёлую металлическую преграду, и Лидия шагнула за ним.
Внутри оказалось темно и прохладно. Тут вполне могли жить мыши и оседать конденсат на стенах. Славка провёл рукой по шершавому бетону. Он был абсолютно сухой.
– Ида Григорьевна! – на всякий случай позвал он.
– Иды тут нет, – проворчал Феликс, успевший прибежать в узкую комнатушку. – А если бы и была, то не ответила бы. Она же помершая!
– А что тут есть? Что вы тут искали, уважаемый? – обратился Славка к нервничевшему старику.
– Ничего! – фыркнул тот и неожиданно признался: – Просто по моим расчётам эта дверь должна выходить в помещение, где спускают воду в бассейне. Со стороны дома дверь в подсобку закрыта на такой надёжный замок, что с напильником и отмычками там делать нечего. А тут… – Феликс развёл руками и опять утёр лицо шапочкой. – Я ошибся. Эта дверь никуда не ведёт. Здесь просто какой-то склад. – Он включил мобильный и осветил длинную узкую комнату, заваленную большими продолговатыми предметами, завёрнутыми в обёрточную бумагу.
Славка рывком разорвал упаковку.
– Фигня там, – поморщился Феликс. – Мазня художественная.
Орлик содрал бумагу, и, скомкав, отбросил в сторону.
То, что он увидел, его поразило…
Фантастический, необыкновенный пейзаж играл тонкими оттенками красок даже в тусклом свете мобильного. Это были горы, небо, деревья, озёра другой планеты, другой цивилизации, а может быть – фантазии из чужого сна.
– Я же говорю, мазня, – проворчал Феликс.
Пейзаж Славку заворожил, заставив поверить в необыкновенный талант автора.
Лидия поспешно стала срывать бумагу с других картин.
Через минуту они оказались словно бы в галерее.
Орлик ни черта не смыслил в искусстве, но понял, что все пейзажи – гениальные. Настолько гениальные, что их можно выставлять в Эрмитаже, Лувре, Художественном музее, или где там принято выставлять полотна гениальных художников?... Или никуда не выставлять, а хранить в частной коллекции за семью замками!
– Это картины Алины! – воскликнула Лидия, присев возле одного полотна. – Точно – они, я видела их на выставке в Доме художника! Почему они здесь? У Алины есть мастерская и специальное помещение, где она хранила свои работы.
– Смотри! – указал Славка в правый нижний угол одного из полотен, где художник обычно ставит свою подпись. – Тут кто-то вытравил подпись!
– И здесь, – удивилась Лидия, указав на другую картину. – И здесь, и здесь… – Она пошла вдоль ряда полотен.
– Везде вытравили! – подвёл итог Славка.
– Вы, барышни, ерундой занимаетесь, – нахмурился Феликс. – Какая разница, что на этой мазне вытравлено?! К делу это отношения не имеет!
– К какому такому «делу»? – очень язвительно спросила Лидия.
– К делу о наследстве, – объяснил старик. – А то вы не по этому делу сюда явились!
– Какой-то вы сильно прыткий, Феликс Григорьевич! Для ваших диагнозов: ревматизм, лунатизм и флюс – ну, очень уж прыткий! А прикидывались дураком и обжорой!
– Я и есть дурак и обжора, – неожиданно согласился Феликс. – Если бы на том дне рождении я не утащил поросёнка с хреном в гардеробную, чтобы съесть его в одиночестве среди шмотья и ботинок, я не пропустил бы такого знаменательного события!
– Значит, вы не присутствовали при гибели Горазона? – прищурилась Лидия.
– Значит, не присутствовал, – подтвердил Феликс. – И это самое большое упущение в моей жизни, после того, как я не женился на Розе Либерман, которая в последствии стала звездой Мулен Руж и наследницей своего французского дядьки-миллионера! Какой же я дурак и обжора! – В порыве самобичевания Феликс так глубоко натянул войлочную шапчонку, что из-под неё остались торчать только длинный нос и небритый подбородок. – Старый пердун я! – продолжил он из-под шапки самокритичные речи. – Козёл, ублюдок, урод недоделанный! – Феликс вдруг изо всех сил тюкнул себя кулаком по войлочному темечку.
– Да не убивайтесь вы так, – пожалела Лидия старика, поправляя на нём шапочку так, чтобы стали видны глаза. – Будет ещё на вашей улице и Мулен Руж и богатая наследница с перспективной еврейской фамилией.
– Когда? – тоскливо спросил Феликс.
– Когда-нибудь.
– А вы за меня пойдёте? Ведь Ида была вашей опекуншей, а, значит, наверняка оставила вам приличные деньги!
– Не пойду. Замужество в мои планы не входит.
– Зачем они стёрли все подписи?! – Славка шёл вдоль картин, внимательно рассматривая каждую, пока не наткнулся ещё на одну дверь: маленькую, узкую, незаметную – цвет в цвет с серыми стенами, и с ерундовым врезным замком.
– Отмычки! – скомандовал он Лидии, и она протянула ему связку железок.
– Ну ты, барышня, прямо как слесарь-сантехник! – покачал головой Феликс Григорьевич, когда Славка без труда открыл дверь.
– Вы бы помалкивали, уважаемый, – посоветовал ему Орлик и тут же пожалел об этом, потому что старик снова тюкнул себя кулаком по темечку и с чувством сказал: «Козёл! Слепошарый придурок!! Такую дверь не заметил!»
За дверью оказалось так темно, что даже свет мобильного не помог. Голубоватая подсветка выхватила только гладкие стены, высокий потолок и стеллажи, хаотично заваленные какими-то предметами.
– Чем-то знакомым пахнет, – прошептал Славка. – Машинным маслом, кажется…
– Да это подземный гараж! – воскликнула Лидия. – Я знаю, где здесь включается свет! – Она куда-то ушла, и через секунду вспыхнула яркая лампочка под потолком.
Свет на мгновение ослепил, заставив зажмуриться. Когда Славка открыл глаза, он… остолбенел, снова зажмурился, и снова открыл глаза, надеясь, что увиденное исчезнет, как зыбкий мираж.
Он не исчез – толстомордый джип, в котором Славка прятался от лейтенанта. Он только стал ещё более материалистичным и осязаемым – Славка потрогал его капот, фары, бампер и зеркало.