Война с саламандрами (сборник) Чапек Карел
– Вы, капитан, славный парень, – с уважением сказал молодой великан. – Дети, капитан – славный парень. Но предлювиальная фауна – это чушь. Это для газет не годится. Уж лучше «Влюбленные на Жемчужном острове» или что-то в этом роде.
– «Тритоны засыпают жемчугом белую Лилию»! – воскликнул Эйб. – «Почести царства Нептуна»! «Новая Афродита»!
– Чушь, чушь, чушь! – возмущенно протестовал Фред. – Никаких тритонов никогда не существовало. Это, парень, доказано наукой. И Афродиты никакой не было. Правда же не было, Джуди? Вот: «Битва людей с древними ящерами! Мужественный капитан атакует допотопных чудовищ!» Вот это заголовок. В нем должна быть изюминка, понимаешь, дружище!
– Экстренный выпуск! – надрывался Эйб. – Киноактриса подверглась нападению морских демонов! Sex-appeal современной женщины побеждает древних ящеров! Вымершие рептилии предпочитают блондинок!
– Эйб, – раздался голос малютки Ли. – У меня есть идея…
– Какая?
– Для фильма. Шикарная идея, Эйб. Представь себе: я купаюсь на берегу моря…
– Тебе страшно идет белый купальник! – поспешил вставить Эйб.
– Да? Ну так вот, а эти тритоны влюбляются в меня и утаскивают на дно океана. И я становлюсь их королевой.
– Там, на дне?
– Ну да, под водой. В их загадочной стране, понимаешь? У них там есть города, и все такое.
– Малютка, но ведь для этого тебе нужно будет утонуть!
– Не бойся, я умею плавать, – беззаботно ответила малютка Ли. – Один раз в день я могла бы выплывать на берег, чтобы глотнуть воздуху. – Ли продемонстрировала дыхательные упражнения, сочетавшие выпячивание груди с плавными движениями рук. – Вот так примерно, видишь? И вот на берегу в меня бы влюбился… скажем, молодой рыбак. А я бы полюбила его. Ужасно сильно, – вздохнула малышка. – Знаешь, он был бы таким красивым и мужественным. Тритоны захотели бы его утопить, но я спасла бы его и вместе с ним отправилась в его хижину. А тритоны осадили бы ее, ну а после этого, например, могли бы приплыть вы и нас спасти.
– Ли, – со всей серьезностью сказал Фред, – это такая чушь, что, пожалуй, это действительно можно будет снять. Удивлюсь, если старик Джесс не ухватится за эту идею и не сделает из нее киноэпопею.
Фред оказался прав: через некоторое время на этот сюжет действительно была снята эпопея производства кинокомпании Jesse Loeb Pictures с мисс Лили Вэллей в главной роли; среди других ролей были около шестисот нереид, один Нептун и двенадцать тысяч статистов, переодетых различными доисторическими ящерами. Но, прежде чем фильм вышел на экраны, утекло довольно много воды и произошло много различных событий, в том числе:
1. Захваченное матросами животное, помещенное в ванну в каюте малышки Ли, в течение двух дней пользовалось живым интересом со стороны всего общества; на третий день оно перестало шевелиться, в связи с чем мисс Ли утверждала, что бедняжка, наверное, скучает; на четвертый день от него начало дурно пахнуть, и его пришлось выбросить в море, поскольку процесс разложения уже был необратим.
2. Из всех кадров, снятых на берегу лагуны, толком получились лишь два. На первом из них малютка Ли, в ужасе сидя на корточках, отчаянно машет руками на обступивших ее животных. Все в один голос утверждали, что это великолепный снимок. На втором можно было разглядеть троих мужчин и одну девушку, стоявших на коленях и упершихся носом в землю; сняты они были сзади и походили на людей, будто бы чему-то поклоняющихся. Этот кадр пришлось уничтожить.
3. Что касается предложенных заголовков для газет, использованы в деле были почти все (в том числе и та самая антедилювиальная фауна), поскольку статьи об этом происшествии были напечатаны во многих сотнях американских газет, еженедельников и иллюстрированных журналов; к заголовкам, разумеется, присовокуплялся подробный рассказ обо всех событиях и фотоснимки, вроде кадра с малышкой Ли в окружении ящеров, фотографий самого ящера в ванне, самой Ли в купальном костюме, мисс Джуди, мистера Эйба Леба, бейсболиста Фреда, капитана яхты, самой яхты «Глория Пикфорд», самого острова Тараива и самих жемчужин, разложенных на черном бархате. Карьера малютки Ли тем самым была обеспечена; она даже отказалась выступать в варьете и заявила репортерам, что намерена отдавать всю себя исключительно на алтарь Искусства.
4. Впрочем, нашлись люди, которые, под предлогом полученного ими профессионального образования, утверждали, что – если судить по снимкам – речь вовсе не идет о доисторических ящерах, а скорее о каком-то виде саламандр. Еще более образованные люди утверждали далее, что этот вид саламандр науке не известен, а потому его вообще не существует. В печати об этом велись длительные дискуссии, которым положил конец профессор Дж. У. Гопкинс (Йельский университет), заявивший, что внимательно изучил приложенные снимки и считает их мистификацией (hoax) или кинотрюком: изображенные на них животные чем-то напоминают исполинскую скрытожаберную саламандру (Cryptobranchus japonicus, Sieboldia maxima, Tritomegas Sieboldii или Megalobatrachus Sieboldii), но сделаны со множеством неточностей, неумело и прямо-таки дилетантски. Тем самым на долгое время этот вопрос перешел в разряд исчерпанных с научной точки зрения.
5. Наконец, через некоторое время мистер Эйб Леб женился на мисс Джуди. Его лучший друг бейсболист Фред был свидетелем на свадьбе, которая была отпразднована с большой помпой при участии множества выдающихся представителей политических, артистических и иных кругов.
Глава 8
Andrias Scheuchzeri
Нет границ человеческому любопытству. Людей не удовлетворило даже то, что профессор Дж. У. Гопкинс из Йельского университета, крупнейший специалист того времени в области изучения рептилий, провозгласил этих загадочных существ антинаучной шумихой и плодом фантазии. Как в газетах, так и в научных изданиях все чаще и чаще начали встречаться сообщения о появлении в самых разных местах акватории Тихого океана неизвестных до сих пор животных, напоминающих огромных саламандр. По более или менее надежным данным, этих животных замечали на Соломоновых островах, на острове Шоутена, на Капингамаранги, Бутарита и Тапетеуэа и, наконец, на группе атоллов: Гукуфетау, Фунафути, Нуканоно и Фукаофу, и даже на Хиау, Уахука, Уапу и Пукапука. Много писали о легендах, героями которых были черти капитана ван Тоха (они были распространены главным образом в Меланезии) и тритоны мисс Лили (о них чаще упоминали в Полинезии). Газеты предположили, что речь идет о разных видах допотопных подводных страшилищ, – распространению такого мнения способствовало то, что наступил летний сезон и больше писать было не о чем. Подводные страшилища, как правило, всегда пользуются у читателей большой популярностью. Тритоны вошли в моду в особенности в США; в Нью-Йорке триста представлений выдержало гала-ревю «Посейдон» с участием трехсот самых привлекательных тритониц, нереид и сирен, в Майами и на пляжах Калифорнии молодежь купалась в костюмах нереид и тритонов (три нитки жемчуга – и ничего больше), а на Среднем Западе и в Центральных штатах необычайной силы достигло Движение борьбы с безнравственностью (ДББ); в ходе публичных манифестаций участников движения несколько негров было сожжено, а несколько – повешено.
В конце концов в журнале The National Geographic Magazine вышел бюллетень научной экспедиции Колумбийского университета (организованной на средства Дж. С. Тинкера, прозванного «консервным королем»). Бюллетень был подписан именами П. Л. Смита, В. Кляйншмидта, Чарлза Ковара, Луи Форжерона и Д. Эрреро, то есть всемирно признанных специалистов, в особенности в сфере изучения рыбьих паразитов, кольчатых червей, биологии растений, инфузорий и тлей. Здесь мы приводим выдержки из этого обширного материала:
…На острове Ракаханга экспедиция впервые обнаружила следы задних лап не известной науке до сих пор исполинской саламандры. Отпечатки – пятипалые; длина пальцев – от трех до четырех сантиметров. Если судить по числу следов, побережье острова Ракаханга должно прямо-таки кишеть этими саламандрами. Поскольку отпечатков передних лап обнаружено не было (кроме одного четырехпалого отпечатка, вероятно оставленного детенышем), экспедиция выдвинула гипотезу, что данные саламандры, вероятно, передвигаются на задних конечностях.
Подчеркнем здесь, что на острове Ракаханга нет ни реки, ни болота; следовательно, эти саламандры живут в море и являются, очевидно, единственными представителями своего отряда, обитающими в пелагической среде. Известно, впрочем, что мексиканский аксолотль (Amblystoma mexicanum) обитает в соленых озерах; однако о пелагических (то есть живущих в море) саламандрах мы не находим упоминания даже в классическом труде В. Корнгольда «Хвостатые земноводные» (Urodela), Берлин, 1913.
…Мы ждали до вечера, желая поймать или по крайней мере увидеть своими глазами живой экземпляр, – однако напрасно. С сожалением покидали мы живописный островок Ракаханга, где Д. Эрреро удалось обнаружить прекрасный новый вид клопа…
Гораздо больше нам повезло на острове Тонгарева. Мы ждали на побережье с ружьями в руках. После того как солнце зашло, из воды показались головы саламандр, довольно крупные и умеренно сплюснутые. Через какое-то время саламандры вылезли на песок, при ходьбе они раскачивались, однако в целом довольно ловко передвигались на задних лапах. Их рост в сидячем положении несколько превышал метр. Они расселись широким кругом и начали своеобразными движениями извиваться, кружа верхней половиной тела, – все это выглядело так, будто бы они танцевали. В. Кляйншмидт привстал, чтобы лучше видеть их движения. Тогда саламандры повернули к нему головы и на какой-то миг полностью оцепенели, а затем начали приближаться к нему со значительной скоростью, издавая звуки, подобные свисту и лаю. Когда они были от него примерно в семи метрах, мы выстрелили по ним из ружей. Саламандры тут же обратились в бегство и бросились в море; на поверхности в тот вечер они уже не показывались. На берегу остались только две мертвые саламандры и еще одна – у нее был перебит позвоночник. Эта саламандра издавала особый звук, подобный «охбоже, охбоже, охбоже». Чуть позже – когда В. Кляйншмидт вскрыл ножом ее грудную клетку – она издохла… (Тут следуют анатомические подробности, все равно не понятные нам, неспециалистам, – если же среди читателей есть специалисты, отсылаем их к цитируемому бюллетеню.)
Итак, как следует из приведенных данных, речь идет о типичном представителе отряда хвостатых земноводных (Urodela), к которому, как каждому известно, относится семейство саламандр (Salamandrida), включающее в себя род тритонов (Tritones) и саламандр черных (Salamandrae), а также семейство головастиковых саламандр (Ichtyoidea), которые, в свою очередь, подразделяются на саламандр скрытожаберных (Cryptobranchiata) и прозрачножаберных (Phanerobranchiata). Саламандра, обнаруженная на острове Тонгарева, как представляется, ближе всего стоит к головастиковым саламандрам скрытожаберным; во многих отношениях, помимо прочего – своим размером, – она напоминает японскую исполинскую саламандру (Megalobatrachus Sieboldii) или так называемого американского «болотного черта», однако отличается от них хорошо развитыми органами чувств и более длинными и сильными конечностями, которые позволяют ему довольно ловко передвигаться как в воде, так и на суше. (Следуют очередные сравнительные анатомические подробности.)
Когда мы отпрепарировали скелеты убитых животных, то пришли к прелюбопытнейшему выводу: скелет данных саламандр практически полностью совпадает с отпечатком скелета ископаемой саламандры, обнаруженным на каменной плите в энингенских каменоломнях д-ром Иоганном Якобом Шейхцером и изображенным им в труде «Homo diluvii testis»[10], изданном в 1726 году. Напомним здесь менее осведомленным читателям, что упомянутый д-р Шейхцер считал этот отпечаток останками допотопного человека.
«Помещаемое здесь изображение, – писал он, – которое я предлагаю ученому миру в виде чудесной гравюры на дереве, без всякого сомнения и определенно является изображением человека, который был свидетелем Всемирного потопа: здесь нет ни единой линии, которая нуждалась бы в буйном воображении, чтобы, беря ее как отправную точку, можно было каким-то образом соорудить нечто подобное человеку, нет, – всюду мы видим полное согласие с отдельными частями, составляющими скелет человека, и полную же соразмерность. Человек окаменелый изображен здесь спереди; сие есть памятник вымершему человечеству, он старше всех римских, греческих да и египетских и вообще всех восточных гробниц».
Кювье впоследствии распознал в энингенском оттиске окаменелый скелет саламандры, которая была названа Cryptobranchus primaevus, или Adrias Scheuchzeri Tschudi, и считалась экземпляром давно вымершего вида. Путем остеологического сравнения нам удалось установить полное соответствие между нашими саламандрами и якобы вымершей древней саламандрой Andrias. Загадочный праящер, как его называли в газетах, не что иное, как ископаемая скрытожаберная саламандра Andrias Scheuchzeri; а если уж необходимо новое название – то Cryptobranchus Tinckeri erectus, или исполинская саламандра полинезийская…
…Остается загадкой, почему эта интереснейшая гигантская саламандра до сих пор ускользала от внимания науки, хотя по крайней мере на островах Ракаханга и Тонгарева в архипелаге Манихики она водится в больших количествах. Даже Рэндольф и Монтгомери в своем труде «Два года на островах Манихики» (1885) не упоминают о ней. Местные жители утверждают, что это животное – которое они, впрочем, считают ядовитым, – появилось там всего лишь шесть или восемь лет назад. Туземцы утверждают, что «морские дьяволы» умеют говорить (!) и сооружают в бухтах, где они живут, целые системы валов и плотин – нечто вроде подводных городов; якобы в этих бухтах вода в течение всего года такая же спокойная, как в пруду, якобы они прорывают под водой многометровые норы и проходы, в которых и находятся в течение дня, ночью же они выползают на сушу и воруют на полях сладкий картофель и ямс, а также похищают у людей мотыги и другой инвентарь. Вообще люди их не жалуют и даже боятся их; есть много случаев, когда люди из-за этих саламандр переезжали жить в другое место. Очевидно, речь тут идет не более чем о примитивных легендах и предрассудках, появление которых можно, вероятно, приписать отвратительному внешнему виду безобидных исполинских саламандр и тому, что они ходят на двух ногах и прямо, чем-то напоминая тем самым человека…
…Со значительной осторожностью следует относиться также к сообщениям путешественников о том, что эти саламандры встречаются и на иных островах, а не только на Манихики. Зато без малейших сомнений можно констатировать, что отпечаток задней лапы, обнаруженный капитаном Круасье на берегу острова Тонгатабу (снимок был опубликован в «La Nature»), принадлежит виду Andrias Scheuchzeri. Это открытие особенно важно, поскольку устанавливает связь между ареалом на Манихики с австралийско-новозеландской областью, где сохранилось множество остатков древнейшей фауны; для примера напомним хотя бы «допотопного» ящера гаттерию (называемого также туатура), который до сих пор обитает на острове Стивена. На таких одиноких, как правило, малозаселенных и почти не тронутых цивилизацией островках иногда могут сохраняться остатки тех видов, которые в других местах давно уже вымерли. Благодаря мистеру Дж. С. Тинкеру к допотопному ящеру гаттерии теперь добавляется и допотопная саламандра. Славный д-р Иоганн Якоб Шейхцер, доживи он до наших дней, мог бы теперь стать свидетелем воскресения своего энингенского Адама…
Этого ученого бюллетеня, безусловно, было бы достаточно для того, чтобы с научной точки зрения расставить все точки над i в вопросе о загадочных морских чудовищах, о которых так много говорили. К несчастью, одновременно с ним было опубликовано сообщение голландского исследователя ван Хогенхука, который отнес эту скрытожаберную исполинскую саламандру к семейству истинных саламандр, или тритонов, дав ей имя Megatriton moluccanus, и определил в качестве ее ареала область принадлежащих Нидерландам островов Зондского архипелага – Джилоло, Моротаи и Церам; а вскоре был опубликован и доклад французского ученого д-ра Миньярда, который отнес ее к типичным саламандрам и указал, что ее исконным местом обитания являются французские владения – острова Такароа, Рангироа и Рароиа; назвал же он ее очень просто – Cryptobranchus salamandroides. Появилось и сообщение Х. У. Спенса, который и вовсе объявил этих саламандр новым семейством Pelagidae, прародиной их – острова Гилберта, профессиональное бытие в сфере науки, согласно этому специалисту, они приобрели под видовым наименованием Pelagotriton Spencei. Спенсу удалось доставить один живой экземпляр этого вида в лондонский зоопарк, где он немедленно стал предметом дальнейших исследований; их результатом стали новые названия – Pelagobatrachus Hookeri, Salamandrops maritimus, Abranchus giganteus, Amphiuma gigas и многие другие. Некоторые специалисты утверждали, что Pelagotriton Spencei тождествен с Cryptobranchus Tinckeri и что саламандра Миньяра – это просто-напросто Andrias Scheuchzeri; в общем, возникло множество споров о приоритете в открытии и других чисто научных вопросах. В конце концов вышло так, что естествознание каждой нации получило своих национальных исполинских саламандр, что позволило с максимальной научной яростью бороться с исполинскими саламандрами иных наций. Потому с научной точки зрения во всю эту важнейшую историю с саламандрами до самого конца так и не была внесена полная ясность.
Глава 9
Эндрю Шейхцер
И вот однажды в четверг, когда лондонский зоопарк был закрыт для публики, мистер Томас Греггс, сторож в павильоне рептилий, чистил бассейны и террарии своих питомцев. Он был один, совсем один в отделении саламандр, где были выставлены японская исполинская саламандра, американский болотный черт, Andrias Scheuchzeri и множество мелких тритончиков, саламандрочек, аксолотлей, угрей, сирен, иглистых тритонов, протеев и т. п. Мистер Греггс орудовал тряпкой и метлой, насвистывая при этом мотив песенки про Энни Лори, и вдруг за его спиной раздался чей-то скрипучий голос:
– Мама, посмотри!
Мистер Томас Греггс обернулся, однако никого не увидел: только американская саламандра чавкала, сидя в своей тине, да большая черная саламандра – то есть Андриас – опиралась передними лапками о край бассейна и вертела туловищем. «Показалось», – подумал мистер Греггс и принялся дальше яростно мести пол.
– Смотри: саламандра! – раздалось за его спиной.
Мистер Греггс быстро обернулся: черная саламандра, этот самый Андриас, смотрела на него, моргая нижними веками.
– Бр-р-р, какая противная, – сказала внезапно саламандра. – Солнышко, пойдем отсюда.
Мистер Греггс в изумлении открыл рот:
– Что?
– Она не кусается? – проскрипела саламандра.
– Ты… ты умеешь говорить? – заикаясь, пробормотал мистер Греггс, не веря своим ушам и другим органам чувств.
– Я ее боюсь, – продолжала вещать саламандра. – Мама, а что она ест?
– Скажи «здравствуйте!» – произнес ошеломленный мистер Греггс.
Саламандра завертела туловищем.
– Здравствуйте, – проскрежетала она. – Здравствуйте. Здравствуйте. Можно дать ей булочку?
Мистер Греггс в смятении полез в карман и обнаружил там кусок булки.
– Вот, держи…
Саламандра взяла булку в лапку и начала ее обкусывать.
– Смотри, саламандра! – удовлетворенно кряхтела она. – Папа, а почему она черная? – Вдруг она прыгнула в воду, так что над поверхностью осталась только голова. – Почему она залезла в воду? Почему? Фу, какая противная!
Мистер Томас Греггс в изумлении чесал затылок. Ага, она повторяет то, что слышала от людей.
– Скажи «Греггс», – проверил он свою догадку.
– Скажи Греггс, – повторила саламандра.
– Мистер Томас Греггс.
– Мистер Томас Греггс.
– Добрый день, сэр.
– Добрый день, сэр. Добрый день. Добрый день, сэр! – Саламандре, казалось, не терпится поговорить, однако у Греггса уже не было свежих идей, что бы она могла сказать еще: красноречие не относилось к числу достоинств мистера Томаса Греггса.
– Слушай, заткнись, – сказал он, – сейчас я доделаю свою работу и поучу тебя говорить.
– Слушай, заткнись, – проворчала саламандра. – Добрый день, сэр. Смотри, саламандра. Поучу тебя говорить.
Дирекции зоопарка не очень-то нравилось, если служители учили вверенных им животных каким-нибудь трюкам: ладно слон, но остальные животные находятся здесь в образовательных целях, здесь вам не цирк. Поэтому мистер Греггс проводил время в отделении саламандр, в некотором смысле таясь от руководства, посещая его, когда там уже никого из людей не оставалось. Поскольку он был вдовцом, то никто не удивлялся его страсти к уединению в павильоне рептилий. У каждого свои причуды. В конце концов, отделение саламандр не пользовалось особенной популярностью у публики. Вот крокодил – другое дело, но Андриас Шейхцери проводил свои дни в относительном одиночестве.
Однажды, когда уже вечерело и павильоны закрывались, директор зоопарка сэр Чарльз Уиггэм обходил некоторые отделения, чтобы проверить, все ли в порядке. Когда он проходил через отделение саламандр, в одном из бассейнов заплескалась вода и кто-то скрипучим голосом произнес:
– Добрый вечер, сэр!
– Добрый вечер, – удивленно ответил директор. – Кто здесь?
– Извините, сэр, – ответил скрипучий голос. – Это не мистер Греггс.
– Кто здесь? – повторил директор.
– Энди. Эндрю Шейхцер.
Сэр Чарльз подошел к бассейну поближе. Там он увидел только неподвижно застывшую на задних лапах саламандру.
– Кто это говорит?
– Энди, сэр, – сказала саламандра. – А вы кто?
– Уиггэм, – вырвалось у изумленного сэра Чарльза.
– Очень приятно, – учтиво произнес Энди. – Как вы поживаете?
– К чертям собачьим! – взревел сэр Чарльз. – Греггс! Эй, Греггс!
Саламандра дернулась и стремительно скрылась под водой. В ту же секунду в помещение ворвался мистер Томас Греггс, запыхавшийся и явно взволнованный.
– Да, сэр?
– Что это значит, Греггс? – набросился на него сэр Чарльз.
– Ч…что-то случилось, сэр? – заикаясь, неуверенно произнес Греггс.
– Это животное разговаривает!
– Извините, сэр, – в отчаянии ответил мистер Греггс. – Энди, вам не следует этого делать. Я ведь тысячу раз говорил вам – не стоит раздражать людей своими разговорами…
– Приношу свои извинения, сэр, больше это не повторится.
– Это вы научили саламандру разговаривать?
– Но она первая начала, сэр, – оправдывался Греггс.
– Надеюсь, что это более не повторится, Греггс, – строго сказал сэр Чарльз. – Я прослежу за вами.
Спустя какое-то время сэр Чарльз встретился с профессором Петровым. Беседа зашла о так называемом интеллекте животных, об условных рефлексах и о том, как распространенные среди публики поверья переоценивают умственные способности животных. Профессор Петров высказал сомнения относительно эльберфельдских лошадей, которые якобы научились не только считать, но даже возводить в степень и извлекать корни; в конце концов, даже средний образованный человек не умеет извлекать корни, заметил при этом знаменитый ученый. Тут сэр Чарльз вспомнил о говорящей саламандре Греггса.
– У меня тут есть одна саламандра, – нерешительно заговорил он, – это известный Андриас Шейхцери… Так вот, она научилась говорить, как попугай.
– Это исключено, – ответил ученый. – У саламандр ведь неподвижный язык.
– Пойдемте посмотрим, – предложил сэр Чарльз. – Сегодня как раз чистят павильон, так что публики будет мало.
И они пошли. У входа к саламандрам сэр Чарльз остановился. Изнутри доносился шорох метлы и монотонный голос, читающий что-то по слогам.
– Погодите, – прошептал сэр Чарльз.
– «Есть ли жизнь на Марсе?» – продолжал монотонно читать голос. – Это мне надо читать?
– Давай что-нибудь другое, Энди, – ответил другой голос.
– «Кто победит в дерби в этом году, Пелхэм-Бьюти или Гобернадор?»
– Пелхэм-Бьюти, – прозвучало в ответ. – Но вы читайте, читайте дальше.
Сэр Чарльз осторожно открыл дверь. Мистер Томас Греггс мел пол, а в аквариуме с морской водой сидел Андриас Шейхцери и медленно, скрипучим голосом читал по слогам вечернюю газету, держа ее в передних лапах.
– Греггс! – крикнул сэр Чарльз.
Саламандра дернулась и исчезла под водой. Мистер Греггс от испуга выронил метлу:
– Да, сэр?
– Что это значит?
– Прошу прощения, сэр… – промямлил несчастный Греггс. – Энди читает мне, пока я убираюсь. А когда он убирается – я ему читаю.
– Кто его научил?
– Он сам подсмотрел, сэр. Я… я ему даю свою газету, чтобы он не болтал столько. Он все время хотел разговаривать, сэр. Тогда я подумал: пусть хотя бы научится говорить, как в газетах пишут.
– Энди! – позвал сэр Уиггэм.
Из воды высунулась черная голова.
– Да, сэр, – заскрипела саламандра.
– Вот профессор Петров пришел поглядеть на тебя.
– Приятно познакомиться, сэр. Мое имя Энди Шейхцер.
– А откуда ты знаешь, что тебя зовут Andrias Scheuchzeri?
– Вот тут написано, сэр: Andrias Scheuchzeri, острова Гилберта.
– А газеты ты часто читаешь?
– Да, сэр. Каждый день, сэр.
– И что тебе в них интересно?
– Из зала суда. Скачки. Футбол…
– А ты когда-нибудь видел футбол?
– Нет, сэр.
– А лошадей?
– Не видел, сэр.
– А зачем ты тогда о них читаешь?
– Потому что об этом пишут в газетах, сэр.
– А политикой ты не интересуешься?
– Нет, сэр. А война будет?
– Этого никто не знает, Энди.
– В Германии строят подводные лодки нового образца, – озабоченно произнес Энди. – Лучи смерти могут превратить в пустыню целые континенты.
– Это все пишут в газетах, да? – спросил сэр Чарльз.
– Да, сэр. А кто победит в дерби в нынешнем году – Пелхэм-Бьюти или Гобернадор?
– А ты как думаешь, Энди?
– Гобернадор, сэр; но вот мистер Греггс считает, что Пелхэм-Бьюти. – Энди покачал головой. – Покупайте английское, сэр. Лучше нет подтяжек, чем подтяжки Снайдера. Приобрели ли вы уже новый шестицилиндровый «Танкред-Джуниор»? Быстрый, недорогой, элегантный.
– Спасибо, Энди. Этого достаточно.
– Какая киноактриса вам нравится больше всех?
Профессор Петров взъерошил волосы и почесал бороду.
– Простите, сэр Чарльз, – проворчал он, – но мне пора идти.
– Хорошо, пойдемте. Энди, ты не будешь возражать, если я пришлю к тебе несколько ученых джентльменов? Я думаю, они с интересом поговорили бы с тобой.
– Буду ждать с нетерпением, сэр, – проскрипела саламандра. – До свидания, сэр Чарльз. Будьте здоровы, профессор.
Профессор Петров почти бежал, раздраженно фыркая и бурча себе под нос.
– Простите, сэр Чарльз, – сказал он наконец, – но не могли бы вы показать мне какое-нибудь животное, которое не читает газет?
Упомянутыми учеными джентльменами оказались сэр Бертрам, доктор медицины, профессор Эббингэм, сэр Оливер Додж, Джулиан Фоксли и другие. Приводим отрывок из протокола их опыта с Андриасом Шейхцери.
– Как вас зовут?
– Эндрю Шейхцер.
– Сколько вам лет?
– Не знаю. Хотите молодо выглядеть? Носите корсет «Либелла».
– Какой сегодня день?
– Понедельник. Отличная погода, сэр. В эту субботу в Ипсоме побежит Гибралтар.
– Сколько будет трижды пять?
– Что, простите?
– Вы считать умеете?
– Да, сэр. Сколько будет двадцать девять на семнадцать?
– Вопросы здесь задаем мы, Энди. Перечислите английские реки.
– Темза…
– А еще?
– Темза.
– Других вы не знаете, да? Кто правит Англией?
– Король Георг. Боже, храни короля.
– Отлично, Энди. Кто величайший английский писатель?
– Киплинг.
– Очень хорошо. Вы читали что-нибудь у Киплинга?
– Нет. Как вам нравится Мэй Уэст?
– Лучше мы будем вас спрашивать, Энди. Что вы знаете из истории Англии?
– Генрих Восьмой.
– Что вы о нем знаете?
– Лучший фильм последних лет. Прекрасная постановка. Великолепное зрелище.
– Вы его видели?
– Не видел. Хотите лучше познакомиться с красотами Англии? Купите «Форд-малютку».
– Что вам больше всего хотелось бы увидеть, Энди?
– Состязания в гребле между Кембриджем и Оксфордом, сэр.
– Сколько есть частей света?
– Пять.
– Очень хорошо. Перечислите их.
– Англия и все остальные.
– А какие это – остальные?
– Большевики и немцы. И еще Италия.
– Где находятся острова Гилберта?
– В Англии. Англия не станет связывать себе руки на континенте. Англии необходимы десять тысяч самолетов. Посетите южное побережье Англии.
– Можем ли мы посмотреть на ваш язык, Энди?
– Да, сэр. Чистите зубы пастой «Флит». Самая экономная, самая лучшая, английская. Хотите иметь свежее дыхание? Используйте пасту «Флит»!
– Спасибо, достаточно. А теперь скажите нам, Энди…
И так далее. Протокол разговора с Андриасом всего насчитывал шестнадцать страниц и был целиком опубликован в журнале The Natural Science. В конце протокола ученая комиссия сделала такие выводы из своего эксперимента:
1. Andrias Scheuchzeri, саламандра, содержащаяся в лондонском зоопарке, умеет говорить, хотя и несколько скрипучим голосом; ее словарный запас составляет примерно четыреста слов; сказать она может только то, что когда-либо слышал или читал. О самостоятельном мышлении в данном случае, безусловно, говорить не приходится. Его язык достаточно подвижен; осмотреть голосовые связки в данных обстоятельствах не было возможности.
2. Та же саламандра умеет читать; впрочем, только вечерние газеты. Она интересуется ровно теми же вещами, что и средний англичанин, и реагирует на них подобным же образом, то есть следует общепринятым, традиционным взглядам. Ее духовная жизнь, если, конечно, о ней в принципе можно говорить, – состоит исключительно из представлений и суждений, типичных для нашего времени.
3. Ее интеллект ни в коем случае не следует переоценивать, поскольку он ни в чем не превосходит интеллекта среднего человека – нашего современника.
Несмотря на это трезвое заключение экспертов, Говорящая Саламандра превратилась в сенсацию лондонского зоопарка. Милашка Энди теперь постоянно находился в окружении людей, желавших поговорить с ним о чем угодно – от погоды до экономического кризиса и политической ситуации. Он получал от своих посетителей столько шоколада и конфет, что неудивительно, что в конце концов тяжело заболел желудочным и кишечным катаром. Отделение саламандр после этого наконец закрыли для публики, но было уже поздно: Андриас Шейхцери, прославившийся как Энди, скончался, не вынеся бремени своей популярности. Увы, слава деморализует даже саламандр.
Глава 10
Праздник в Нове-Страшеци
Пан Повондра, привратник в доме Бонди, в этот раз проводил отпуск в своем родном городе. Приехал он как раз к храмовому празднику; когда пан Повондра вышел из дома, взяв с собой на прогулку восьмилетнего Франтика, все Нове-Страшеци пахли свежей выпечкой, а на улицах полно было женщин и молодых девушек, которые несли к пекарю свое тесто. На площади уже поставили свои ларьки два кондитера, один торговец стеклом и фарфоровой посудой и одна голосистая дама, торговавшая всевозможной галантереей. Кроме того, там установили шатер, со всех сторон закрытый брезентовыми полотнищами. Какой-то коренастый человек, стоя на стремянке, как раз прикреплял к шатру вывеску.
Пан Повондра остановился посмотреть, что здесь будет.
Тщедушный человечек слез с лесенки и удовлетворенно взглянул на вывеску. Пан Повондра с удивлением прочитал:
Тут пан Повондра вспомнил большого толстого господина в капитанской фуражке, которого он когда-то впустил к господину Бонди. «Доигрался, бедняга, – сердобольно подумал пан Повондра, – капитан – и вот колесит по свету с таким убогим цирком. А ведь был таким крепким, здоровым человеком! Надо бы заглянуть к нему», – решил пан Повондра в порыве жалости.
Щуплый человечек между тем повесил у входа в шатер еще одну надпись:
Пан Повондра заколебался. Две кроны и за мальчишку еще крона – это как-то слишком. Но, впрочем, Франтик хорошо учится, а ведь знакомство с животными далеких стран – это тоже часть образования. К расходам на образование пан Повондра был готов и поэтому подошел к этому маленькому тощему человечку.
– Дружище, – сказал он, – как бы мне поговорить с капитаном ван Тохом?
Человек горделиво выпятил грудь, обтянутую тельняшкой.
– Капитан ван Тох – это я.
– Вы капитан ван Тох? – удивился пан Повондра.
– Да, это я, – повторил человечишка и показал татуировку якоря на своем запястье.
Пан Повондра в растерянности заморгал глазами. Неужели капитан так ссохся? Возможно ли это?
– Дело в том, что я капитана ван Тоха знаю лично, – сказал он наконец. – Мое имя Повондра.
– А, ну так бы и говорили, – ответил человек в тельняшке. – Но эти саламандры действительно от капитана ван Тоха. Настоящие рептилии из Австралии. Извольте заглянуть, посмотреть на них. Как раз начинается большое представление! – засуетился он, приподнимая занавесь у входа.
– Пошли, Франтик, – сказал Повондра-отец и вошел внутрь. За маленький столик тут же уселась необычайно толстая и высокая дама. «Странная парочка!» – удивился пан Повондра, расставаясь с тремя кронами. Внутри шатра не было ничего, кроме несколько неприятного запаха и железной ванны с водой.