Пылающая комната Коннелли Майкл

Глава 8

Когда Босх приехал на Мариачи-плаза, Люсия Сото уже ждала его там. На месте преступления не было ни репортеров, ни съемочных групп. Босх направился к своей напарнице, внимательно оглядываясь по сторонам. К вечеру на площади стали собираться музыканты, желавшие перехватить какой-нибудь выгодный заказ. Все обочины были забиты ярко размалеванными фургонами с телефонными номерами и названиями групп. Люди кучками сидели на скамейках и закусочных столах.

Сото беседовала с тремя мужчинами, которые теснились на одной скамейке, зажав в ногах футляры с инструментами. На них были одинаковые короткие черные куртки с золотым орнаментом и белые рубашки с вышивкой. Босх кивнул им, подходя к Сото. Она держала в руках чашку с чем-то вроде кофе глясе, накрытого белой шапкой пены.

– Гарри, эти люди были здесь в тот день, когда ранили Мерседа, – взволнованно сообщила Люсия.

– И что они помнят?

– Они сидели на этом месте. А когда раздался выстрел, вскочили и бросились вон за тот памятник.

Сото указала на бронзовую статую, находившуюся позади скамейки и изображавшую женщину с упертыми в бока руками и в широкой шали, накинутой на плечи поверх узорчатого платья. Фигура возвышалась на бетонном постаменте с дощатым помостом. Табличка внизу сообщала, что это Лючия Рейес, королева мариачи, выступавшая в Лос-Анджелесе в двадцатых годах прошлого века. Босх смутно помнил, что она была родом из Гвадалахары.

– Их допросили после того случая?

Сото заговорила с мужчинами на испанском и перевела их ответ Босху, который и сам понял больше половины.

– Да, они дали показания.

Гарри кивнул, хотя не мог вспомнить ни одной записи в «книге убийств», где говорилось бы о людях, прятавшихся за памятником. Вероятно, их свидетельства сочли несущественными.

– Попроси их показать, как они прятались за статуей.

Сото вновь обратилась к мужчинам, и один из них встал и пошел за памятник. Он присел, положив руки на постамент, и сделал вид, что выглядывает из-за ног статуи и пытается разглядеть стрелявшего. Он смотрел в сторону Бойл-авеню.

Босх снова кивнул, стараясь представить, как все происходило в тот день.

– А почему они решили, что стрельба шла оттуда? – спросил он, махнув в другой конец площади.

Сото перевела, но мужчина только пожал плечами. Потом один из его товарищей, сидевших на скамейке, заговорил так быстро, что Босх не смог разобрать ни слова.

– Он говорит, что услышал выстрел и попытался спрятаться. Двое других сделали то же самое, хотя сами ничего не слышали. Они просто увидели, что все куда-то бегут.

– А он сам что-нибудь видел?

Двое мужчин дружно покачали головами, а третий ответил: «Nada»[4].

– Они знали Мерседа?

Снова обмен репликами на испанском.

– Не очень, – перевела Сото Босху. – Они встречались с ним только здесь, когда он искал работу.

Гарри молча развернулся и направился к эскалаторам, спускавшимся в подземную станцию метро. Стеклянный павильон, служивший входом, был выполнен в форме огромного орлиного крыла и украшен орнаментом в ацтекском стиле. Прозрачные перья из разноцветного стекла сверкали на солнце и бросали радужные блики на площадь.

Два эскалатора, шедшие вверх и вниз, разделяла широкая каменная лестница. На верхней ступеньке Босх обернулся и посмотрел на площадь. Его взгляд скользнул к Первой улице и музыкальному магазину, где работала камера видеонаблюдения. Шагнув немного вправо, он понял, что находится рядом с тем местом, где стоял стол с сидевшим на нем Мерседом. С точки зрения криминалистики это была всего лишь догадка, не имевшая особого значения. Позже специалисты по баллистике разберутся с траекторией и официально разложат все по полочкам. Но теперь Босх, по крайней мере, знал, где сидел Мерсед, когда в него попала пуля.

Он взглянул на Бойл-авеню, откуда был сделан выстрел. Отбросив версию о пуле, выпущенной из проезжавшей мимо машины – и вообще с поверхности земли, – он поднял голову и посмотрел на угловое здание, стоявшее на другой стороне площади. В прошлом Босх был очень хорошо знаком с отелем «Бойл», больше известным как «Мариачи-отель». Этот трехэтажный дом, построенный в стиле королевы Анны, имел более чем столетнюю историю и считался самым старым зданием во всем Лос-Анджелесе. Но со временем он пришел в упадок и превратился в кишевший тараканами гадючник, где селились всякие бродяги и странствующие музыканты. Босх частенько заглядывал туда, чтобы опросить жильцов и показать им фото предполагаемого преступника.

Но теперь все изменилось. В связи с реконструкцией площади и строительством метро отель «Бойл» получил многомиллионный грант из муниципального бюджета. Гостиница была закрыта, а вместо нее появился деловой и торговый центр, где сдавались площади под жилье и коммерческие проекты. Кирпичный фасад дома и старинный купол на крыше остались в неприкосновенности, но арендная плата, несмотря на так называемые льготные расценки, взлетела до небес, и заезжие мариачи уже не могли позволить себе останавливаться в этом месте. Им приходилось искать что-то подешевле.

Сото подошла к Босху и проследила за его взглядом.

– Ты думаешь, стреляли оттуда? – спросила она.

– Возможно, – ответил Босх. – Давай посмотрим.

Они зашагали через площадь, все наполнявшуюся большими и малыми группами музыкантов. Шел шестой час вечера – лучшее время для поиска работы. Гарри заметил маленький магазинчик, у которого собралась одна из многочисленных компаний: «Либрос Шмиброс». Вывеска над дверью гласила, что здесь находится книжная лавка и библиотека с платной выдачей книг. Босх на ходу кивнул в ее сторону.

– Теперь она испанская, а раньше была еврейской, – заметил он. – В двадцатых и тридцатых. К пятидесятым все уже перебрались в Фэрфакс.

– «Бегство белых», – кивнула Сото.

– Что-то вроде этого. Кажется, тут жил кто-то из моих бабушек и дедушек. Я даже помню кое-что из того времени. Например, старую станцию Холленбек, куда мы в пятидесятых приезжали вместе с матерью…

Это были довольно смутные воспоминания, которые Босх не особенно любил. Свои первые одиннадцать лет он провел вместе с матерью, и порой они жили ничуть не лучше тех бродяг, что населяли «Мариачи-отель». По правде говоря, было множество различных людей и мест, про которые он совсем забыл: как-никак прошло уже почти полсотни лет. Босх поспешил сменить тему:

– А ты где выросла, Люси?

– В разных местах. Семья отца жила здесь, а мать была из округа Ориндж, точнее, из Эль-Торо. В сороковых родители отца перебрались в Чавес-Равин. В конце концов они поселились в Уэстлейке, где я и родилась. Но росла я в основном в районе Вэлли. Городок Покеима.

Босх кивнул:

– Значит, вряд ли ты фанатка «Доджерс».

– Никогда не была ни на одной их игре и не собираюсь, – ответила Сото. – Мой отец меня бы убил, если бы я туда пошла.

Они имели в виду самый скандальный захват земель в летописи Лос-Анджелеса, и Босх, хорошо знавший этот эпизод, всю жизнь старался примирить свою любовь к бейсболу с безобразной историей, случившейся на том самом поле, где во времена его детства подавали Сэнди Коуфакс и Дон Дрисдейл. Босху порой казалось, что на всем лучшем, что существует в этом городе, можно найти какой-нибудь уродливый шрам, надежно спрятанный от посторонних глаз.

Долгие годы Чавес-Равин был бедным районом мексиканских иммигрантов, которые селились в разбросанных среди холмов лачугах и старались закрепиться на новой родине, где остро нуждались в их руках, но не особенно радовались им самим. Конец Второй мировой войны принес новое процветание городу и дополнительные средства на строительство жилья для бедняков. План заключался в том, чтобы временно выселить всех из Чавес-Равина, сровнять его с землей и на его месте возвести маленький город-сад с высотными домами, куда вернутся бывшие обитатели трущоб. Этому проекту даже дали красивое название в стиле «американской мечты»: Элизиум-парк.

Одни покинули район добровольно, других выселили силой. Дома, церкви, школы – все превратили в мелкий щебень. Но новые высотки так и не построили. Времена изменились, и на строительство жилья для бедноты навесили ярлык «социализм». Очередной мэр обозвал его «антиамериканской блажью». Он считал, что высокий статус города лучше подкрепить профессиональным спортом: это разрушит репутацию Лос-Анджелеса как колонии киношников и дальнего форпоста на окраине страны. Бруклинские «Доджерс» переехали на запад, и на месте жилого комплекса возвели сияющий бейсбольный стадион. Бывшие жители Чавес-Равина в конце концов разъехались кто куда, затаив обиду на городские власти, а Элизиум-парк так и остался лишь на бумаге.

Босх хранил молчание, пока они не пересекли Бойл-авеню и не подошли к двойным дверям здания, где когда-то располагался «Мариачи-отель». Дверь была заперта, а рядом висела табличка с кнопками и списком апартаментов. Сото взглянула на Босха.

– Хочешь войти?

– Почему бы нет.

Она нажала кнопку рядом с надписью «Служебное помещение». Дверь сразу зажужжала и открылась: никто не спросил, кто они и куда идут. Босх поднял голову и взглянул на камеру, висевшую над входом.

Сото отворила дверь, и они вошли в вестибюль. На соседней стене под стеклом висели карта района и план здания. Босх рассмотрел сначала карту района и обнаружил, что реставрация гостиницы шла параллельно с укрупнением. Три строения объединили в один комплекс. Передний дом – первоначальный отель «Бойл», помеченный на планах девятнадцатого века как «дом Каммингса», – превратили в деловой центр, а два других – в жилые корпуса. Гарри перешел к плану здания и увидел длинный список арендаторов, чаще всего с пометкой «адвокат».

Босх заметил лестницу справа от двери и начал подниматься наверх.

– Администрация на первом этаже, Гарри, – напомнила Сото.

– Я знаю, – ответил Босх. – Заглянем к ним позже.

На втором этаже они обнаружили стеклянные двери трех офисов, в двух из которых располагались адвокаты, а на стекле имелись надписи «Se Habla Espaol»[5]. Третье помещение сдавалось в аренду.

Босх шагнул назад и оглядел коридор. Он был чист и ярко освещен – ничего похожего на то, что ему приходилось видеть здесь во время прежних посещений. Детектив вспомнил грязные комнатушки и общую уборную в конце коридора, где разило, как в сточной канаве. Его порадовало, что здание изменилось к лучшему и запустению пришел конец.

Гарри стал подниматься на следующий этаж, и Сото пристроилась за ним. На третьем этаже оказалось еще несколько офисов, половина из которых пустовала. Босх подергал дверь с надписью «На крышу» – она открылась. Он с разбегу преодолел еще один пролет лестницы, поднимавшейся под купол. Сото старалась не отставать.

Из купола открылся круговой обзор на соседние кварталы, в том числе отличный вид на мост и центральную часть города. Босх заметил серую полосу реки и трамвайные рельсы, опоясывавшие деловой центр. Повернувшись на восток, он посмотрел на площадь. Сверху было видно, как несколько музыкантов укладывали свои инструменты в минивэн: они уже получили свой ангажемент.

– Думаешь, стреляли отсюда? – спросила Сото.

Босх покачал головой:

– Сомневаюсь. Слишком открытое место. И стрелять пришлось бы под большим углом.

Гарри поднял руки, сжав воображаемую винтовку и нацелив ее на метро. Он мысленно кивнул. Да, угол наклона был слишком острым, чтобы пуля пробила инструмент Мерседа и попала ему в грудь.

– К тому же этот купол явно реставрировали. Десять лет назад тут все было по-другому.

Босх заметил мужчину, одиноко сидевшего на скамейке посреди площади. Тот поднял голову и посмотрел на Босха. Потом дверь внизу открылась, и по лестнице торопливо взбежала женщина, тараторя что-то на испанском. Сото шагнула ей навстречу, показывая свой жетон. Женщина говорила слишком быстро, чтобы Босх мог разобрать слова, но этого и не требовалось. Он и так знал, что она недовольна их появлением на крыше.

Сото перевела ее слова:

– Это миссис Бланка. Она говорит, что нам нельзя находиться здесь и мы должны пройти к ней в офис. Я сказала, что мы очень сожалеем.

– Спроси, работала ли она здесь до реставрации.

Бланка покачала головой и ответила «нет» прежде, чем Сото перевела его вопрос.

– Вы говорите по-английски? – поинтересовался Босх.

– Немного да, – отозвалась Бланка.

– Хорошо, отвечайте как вам удобнее. Это здание находится под охраной государства, не так ли? Как исторический памятник?

– Да, у него статус памятника архитектуры. Построен в тысяча восемьсот восемьдесят девятом.

– А что случилось с гостиничными книгами после реставрации?

Миссис Бланка смущенно замялась, и Сото перевела ей вопрос.

– Она говорит, что всю бухгалтерию и журнальные записи отеля сдали в Историческое общество. Сейчас они хранятся в городском архиве, но есть планы выставить их здесь.

Босх кивнул. В отчете Родригеса и Рохаса не упоминалось о том, чтобы кто-то ходил по номерам гостиницы и опрашивал жильцов об увиденном или услышанном ими во время стрельбы на площади.

Гарри считал, что это ошибка.

Глава 9

Босх допоздна задержался в офисе, перечитывая сводки и отчеты из «книги убийств» и записывая приходившие ему в голову замечания и вопросы. По средам его дочь проводила вечера на занятиях в Учебном корпусе, устроенном при Голливудском отделении полиции. Это была открытая группа для старшекассников, подумывавших о карьере в органах правопорядка. Там они знакомились с повседневной работой полиции, участвовали в «экскурсионных» патрулях и тому подобных мероприятиях. Обычно на это уходил целый вечер, и Босх не видел смысла возвращаться домой, хотя рабочий день, начавшийся еще затемно с телефонного звонка Краудера, получился очень длинным.

После работы огромное, с футбольное поле, помещение отдела полностью опустело, и Босх наслаждался тишиной внутри и темнотой снаружи. Время от времени он поднимался с места и прохаживался по всему залу, заглядывая в чужие отсеки и интересуясь тем, как другие детективы обставляют и украшают свои столы. Он заметил, что многие его коллеги избавились от неуклюжих казенных кресел и заменили их на дорогие современные модели с регулируемыми подлокотниками и анатомическим изгибом спинки. Неудивительно, что перед тем, как уйти домой, матерые детективы прикручивали свои роскошные кресла к столам с помощью велосипедных замков.

Босху все это казалось довольно грустным. Не только потому, что даже здесь, в отделении полиции, никто не мог гарантировать сохранность личной собственности, но и потому, что сама полиция все больше превращалась в канцелярское учреждение. Клавиатуры и сотовые телефоны стали главными инструментами современных следователей. Детективы сидели в креслах за «штуку» долларов и носили модные ботинки с кисточками. Прошли временами толстых, не знавших сноса подошв и уличной работы без оглядки на начальство, когда девизом детектива было «двигай задницей и стучись в двери». Прогулка по отделу настроила Босха на меланхоличный лад, напомнив о том, что ему и правда пришло время заканчивать свою карьеру.

Поработав до восьми, он убрал материалы дела в свой портфель, вышел из здания и направился по Главной улице в «Никель Дайнер». Он сел за отдельный столик и заказал стейк и бутылку «Ньюкасл». В последнее время Босх снова привык есть один. Его отношения с Ханной Стоун закончились в начале года, и теперь по вечерам он был предоставлен сам себе. Гарри хотелось пролистать пару документов из прихваченной папки, но он решил, что не стоит портить еду мыслями о работе. Он немного поболтал с Моникой, хозяйкой кафе, и она угостила его горячим пончиком с кленовым сиропом за счет заведения. Это вызвало у него новый прилив сил, и Босх подумал, что ему рановато идти домой, в пустую квартиру.

Возвращаясь в отделение полиции, он заглянул в «Синего кита» – узнать, кто там сейчас играет или значится в афише на ближайший месяц, и с приятным удивлением увидел на сцене Грейс Келли с ее маленьким оркестром. Грейс была молодой талантливой саксофонисткой. Кроме всего прочего, она пела. Босх иногда слушал ее музыку на своем смартфоне, и порой ему казалось, что она почти не уступает великому Фрэнку Моргану, его любимому саксофонисту. Однако Гарри никогда не бывал на ее живых выступлениях, поэтому тут же заплатил за вход, заказал еще пива и сел в дальнем углу зала, пристроив свой портфельчик между ног.

Он от души наслаждался выступлением, особенно «перекличкой» между Грейс и ее ритм-группой. Но напоследок она исполнило соло, и у Босха заныло сердце. Песня называлась «Где-то над радугой», и Грейс извлекала из своего инструмента такие звуки, на которые не способен ни один человеческий голос. В них слышались жалоба и грусть, хотя где-то в глубине все было пронизано ожиданием счастья и надеждой. И Босх вдруг почувствовал, что для него тоже не все кончено, у него еще есть шанс и он наконец сможет найти то, что искал всю жизнь, пусть времени и осталось совсем мало.

Босх ушел после первого отделения и снова отправился в полицию. Прошагав два квартала, он послал дочери эсэмэску, чтобы узнать, завершились ли ее занятия в Учебном корпусе. Она сразу же написала, что уже давно дома и собирается ложиться спать, совсем измотавшись после школьного дня и посещения полиции. Босх взглянул на часы и обнаружил, что прошло уже довольно много времени: стрелки показывали почти одиннадцать. Тогда он позвонил Мэдди – пожелать спокойной ночи и предупредить, что, раз она все равно решила ложиться, он задержится немного на работе.

– Не против, если я вернусь попозже?

– Конечно, папа. Ты работаешь?

– Да, я только что перекусил и иду обратно в управление. Нужно просмотреть еще пару документов.

– Судя по голосу, ты выпил.

– Всего лишь пиво за ужином. Все в порядке. Приду через пару часов.

– Береги себя.

– Хорошо. А что вы делали сегодня вечером?

– Ходили в дорожную полицию. В основном глазели. Там был один парень. Прикинь, совсем не пьяный, но абсолютно голый.

– Добро пожаловать в безумный Голливуд. Надеюсь, он не напугал тебя до смерти.

– Ничего, я переживу. Они завернули его в одеяло и оформили задержание.

– Ясно. Ладно, давай в кровать, увидимся завтра перед школой.

Босх дал отбой и снова задумался о том, действительно ли его дочь хочет работать копом или просто стремится сделать ему приятное. Может быть, поговорить об этом с доктором Инойес? Мэдди каждый месяц беседовала с ней, посещая полицейского психолога по знакомству. Инойес принимала ее бесплатно, в качестве дружеской услуги, с тех пор как Мэдди переехала жить к Босху после смерти матери.

Когда Гарри вернулся в отделение, там по-прежнему было пусто, но его взгляд сразу же остановился на столе напарницы. В кресле рядом с ним лежала сумочка Сото. Обычно она бросала ее туда по утрам, когда шла пить кофе: брала с собой немного денег, а кошелек оставляла в сумочке на кресле. Но сейчас уже одиннадцать вечера! Сначала Босх подумал, что она могла забыть ее перед уходом, но это показалось маловероятным, поскольку ее ключи и оружие всегда хранились в ней.

Босх быстро оглядел комнату – напарницы не было. А потом он вспомнил, что, входя в зал, почувствовал слабый запах кофе. Значит, Сото все-таки здесь. Но где?

Он достал телефон и послал ей короткое сообщение с вопросом, где она сейчас. Ответ озадачил его еще больше.

«Дома. Собираюсь спать. А что?»

Босх не знал, что делать. Он ответил:

«Ничего. Просто хотел узнать».

Когда он отправлял второе сообщение, ему послышалось, что где-то недалеко раздался музыкальный сигнал. Босх всегда ставил извещение об эсэмэске на вибрацию, потому что большинство сообщений ему посылала дочь и он не хотел, чтобы постоянные звонки отвлекали его от работы. Но Сото поступала по-другому. У нее сообщения сопровождались рингтоном, и Босх был уверен, что только что его услышал. Он набрал еще одну эсэмэску:

«Увидимся завтра».

Отправив ее, он замер, вслушиваясь в тишину. Почти сразу же Босх услышал мелодичный звук. Он донесся со стороны архива, расположенного в другом конце зала.

Архив занимал большое помещение, где хранились все досье и материалы по делам, расследовавшимся отделом нераскрытых преступлений. Несмотря на размеры комнаты, дел со временем накопилось столько, что департамент полиции решил установить передвижные стеллажи вроде тех, что использовали в больших библиотеках и крупных юридических фирмах. Это позволяло сэкономить много места. Чтобы взять нужную папку, детектив должен был покрутить ручку и, сдвинув ездившие по рельсам стеллажи, открыть проход к тому ряду, где хранились все материалы по искомому делу. В распоряжении каждой пары детективов имелся целый ряд, оснащенный с двух сторон ячейками.

Босх тихо подошел к открытой двери и заглянул в архив. Запах кофе стал сильнее. Ряд стеллажей, в котором они с Сото хранили свои документы, был закрыт. Зато был открыт другой, расположенный десятью футами дальше и принадлежавший другой паре детективов.

Босх вошел в помещение и тихо приблизился к раздвинутому ряду. В последний момент он остановился, потом осторожно шагнул вперед и заглянул в узкий проход, разделявший две стены с полками.

Там было пусто.

Немного озадаченный, Босх огляделся по сторонам. За последним рядом стеллажей имелась небольшая ниша. Там стояла копировальная машина. Он направился к нише и уже сворачивал за угол, когда услышал, как заработал копировальный аппарат.

Звук машины заглушил его шаги. Босх быстро вышел из-за стеллажа и заглянул в нишу. Люсия Сото стояла перед копиром, спиной к Гарри. На столике справа от нее лежала раскрытая папка с документами. Рядом стояла стопка еще из трех или четырех папок. Возле них дымился стаканчик с кофе из кафе «Лос-Анджелес», круглосуточного заведения по соседству.

Босх молча смотрел, как Сото лист за листом копировала документы из открытой папки. В лоток работавшего аппарата был загружен блок чистой бумаги.

Босх не знал, что делать. Сото зачем-то снимала копии с полицейских досье, не имевших к ней никакого отношения. Он шагнул назад и внимательнее оглядел проход между полками. Каждая команда детективов занималась делами за определенный период. Для удобства они клали свои визитные карточки в специальные слоты по бокам отведенного им ряда. Босх увидел, что открытый ряд принадлежал Уиттакеру и Дюбозу. Он не помнил, за какие года они отвечали, но дела на столике рядом с копиром явно выглядели старыми. Голубые обложки папок потрескались и полиняли, бумага внутри пожелтела от времени.

Босх оглянулся на Сото и хотел было удалиться так же бесшумно, как пришел, но кое-какие мысли заставили его остановиться. Во-первых, он подумал, что Сото поступает очень глупо, копируя документы на полицейском аппарате. У каждого детектива в отделе имелся свой код доступа, который он вводил на клавиатуре копировальной машины. Поэтому начальству ничего не стоило определить, сколько документов скопировала Сото и когда. Во-вторых, Босха снова начала беспокоить мысль о том, как сильно понизился уровень безопасности в полиции. В сотрудники стали брать людей, привлекавшихся за хранение наркотиков и даже замеченных в связях с бандами. Кто-то уже поговаривал, что в силы правопорядка могут проникнуть представители организованной преступности или даже террористы. Босх подумал, что, возможно, Сото работает на кого-нибудь как двойной агент: днем расследует нераскрытые преступления, а ночью добывает ценную информацию по закрытым делам.

Разумеется, скорее всего он преувеличил и все это была просто чепуха, но, с другой стороны, разве Сото не соврала ему в своей эсэмэске? И что такого она скрывает, чего он не должен знать?

Босх был не из тех людей, кто молча отступает перед проблемой. Он мгновенно решил, что надо делать, и шагнул в нишу. Люсия доставала из лотка пачку распечатанных листов. Она была так погружена в свои занятия, что не заметила, как Гарри появился за ее спиной.

– Ну как, нашла что искала?

Сото буквально подпрыгнула на месте. Обернувшись, она увидела Босха и едва не вскрикнула. Наконец, придя в себя, она пробормотала:

– Гарри! Ты напугал меня до смерти. Что ты здесь делаешь?

– Думаю, это ты должна ответить на данный вопрос, Люси.

Сото прижала руку к груди, словно пытаясь перевести дыхание после того, как он ее напугал. Заодно она успела обдумать свой ответ.

– Просто просматриваю кое-какие старые дела.

– Правда? Дела, которыми мы не занимаемся? Ни ты, ни я?

– Я учусь детективной работе, Гарри. Поэтому и просматриваю разные дела. Иногда снимаю с них копии, чтобы отнести домой. Я знаю, это против правил, но… не думаю, что это так уж важно. Мне не спалось, вот я и пришла сделать пару копий.

Слова Сото звучали так неубедительно и фальшиво, что Гарри стало ее почти жаль. Он вошел в нишу, наклонился над столиком рядом с копиром и полистал папку с раскрытыми страницами. На первом листе всегда печатали первый отчет и краткое содержание дела. Босх сразу его вспомнил.

– Значит, просто берешь дела наугад и смотришь?

– Да, что-то вроде этого.

Босх взглянул на корешки других папок и сразу понял, что они относятся к одному и тому же делу. Это был пожар 1993 года в апартаментах на Бонни-Брае. Тогда в этом помещении, находившемся в районе Уэстлейк, погибло девять человек, в основном дети. Они ходили в частный детский сад, расположенный в цокольном этаже малобюджетного дома, и во время пожара попали в огненную ловушку. Половина детей, запертых в тесной комнатке, задохнулась от дыма. Причину возгорания квалифицировали как поджог, но никаких арестов не последовало, хотя над делом работала особая группа, состоявшая из местных детективов и специалистов по поджогам.

Босх собрал разрозненные листы, которые Сото копировала в аппарате, и вставил обратно в папку. Потом взял со стола все четыре дела и прошел мимо напарницы.

– Не забудь свой кофе, – бросил он на ходу.

Когда они вернулись в свой отсек, Босх разложил папки с делами на столе и кивком указал Сото на ее кресло. Она сняла с него сумочку и села. Гарри обошел вокруг стола и остановился за ее спиной. Люсия сидела, наклонив голову и опустив глаза, как подозреваемый в ожидании допроса.

– Мы говорим об этом в первый и последний раз, – произнес Босх. – Если ты мне соврешь и я об этом узнаю, я больше не буду считать нас напарниками и постараюсь сделать так, чтобы тебя выгнали с работы, несмотря на медаль за доблесть.

Босх замолчал, глядя ей в затылок. Он знал, что Люсия чувствует его взгляд. Она кивнула.

– Насчет того пожара на Бонни-Брае, – продолжал Босх. – Я хорошо помню это дело, хотя не занимался им лично. Девять смертей, виновные не найдены. Ходили слухи, что поджог устроила банда «Ла Раса» из Пико-Юнион, поскольку управляющий отказался брать их в долю. Вот все, что мне известно. Как я уже сказал, я не занимался этим лично, но дело было громким, и о нем ходило много слухов.

Он перестал прохаживаться взад-вперед, взялся за спинку кресла, где сидела Сото, и рывком развернул ее к себе.

– Потом появляешься ты – герой-полицейский, подстреливший пару парней с Тринадцатой улицы. А ведь все знают, что банды с Тринадцатой и Пико-Юнион всегда были смертельными врагами.

Босх ткнул пальцем себе в висок.

– Наконец я вижу, как ты копируешь дело Бонни-Брае, и начинаю думать: разве эта девушка не говорила мне, что росла в районе Уэстлейк? И тогда мне в голову приходит естественный вопрос: а для кого она это делает?

– Гарри, все не так, как ты думаешь. Я…

– Подожди, я договорю. Потом дам тебе слово.

Босх обернулся и посмотрел на папки, разложенные на столе. Его переполнял гнев. Он снова перевел взгляд на Сото:

– В департаменте давно говорят, что мы слишком снизили планку, когда начали накачивать полицию новыми людьми, и теперь у нас полно шпионов. Тех, кто только с виду копы, а на самом деле – оборотни. Думаешь, тебе это сойдет с рук? Считаешь, что я старый олух, которому можно вешать на уши всякое дерьмо? Я сразу почувствовал: что-то с тобой не так. Ты не хочешь быть копом. У тебя совсем другие цели.

– Гарри, ты ошибаешься!

Сото начала вставать, но Босх положил руку на ее плечо и усадил обратно.

– Нет, я прав. Теперь ты расскажешь мне обо всем, что тут делала и для кого. Или мы будем торчать здесь до тех пор, пока не настанет утро и люди не начнут приходить и спрашивать, что происходит.

Ее рука двинулась куда-то вбок, и Гарри напрягся. Но она просто потянулась к своему левому запястью. Сото расстегнула манжету и резко закатала рукав. Потом повернула руку кверху и показала татуировку на внутренней стороне. Рисунок изображал могильный камень с пятью именами: Хосе, Эльза, Марлена, Хуанито, Карлос.

– Я была в том подвале, когда начался пожар, ясно? – сказала Сото. – Это мои друзья. Они погибли.

Босх медленно вернулся к своему столу, отодвинул кресло и сел. Несколько секунд он рассматривал разложенные перед ним досье, потом повернулся к своей напарнице.

– Так ты пытаешься расследовать это дело, – произнес он наконец. – В одиночку.

Сото кивнула и застегнула рукав.

Глава 10

Утром Босх и Сото, как обычно, встретились в отделе, отметились на доске прихода и сразу поехали в лабораторию. Перед этим Босху позвонила Бэйли Копланд – видеоэксперт, которой он оставил диски. Накануне вечером она предупредила, что на его заказ уйдет не меньше двух-трех дней, и то при условии, что его поставят первым в очереди, поскольку дело важное и засветилось в прессе. Но сегодня утром, когда Босх ехал на работу по Сто первому шоссе, она связалась с ним и сообщила, что нашла нечто интересное.

В дороге Босх почти не говорил с напарницей о вчерашней стычке и о тайном следствии, которое она вела по своей инициативе. Босх хорошо понимал ее мотивы. Когда-то ему самому пришлось расследовать дело, тесно связанное с его личным прошлым. Поэтому Гарри пообещал ей свою помощь, но при условии, что они все будут делать по правилам. Ему оставался всего год до пенсии, и он не сомневался, что начальство может уцепиться за любой удобный повод, лишь бы сократить его пособие. Босх заверил Сото, что если им официально поручат это дело, он займется им вместе с ней. Но вести расследование самостоятельно – плохая идея, которая может сильно навредить им обоим.

Отдел цифрового видео находился на третьем этаже лаборатории. Копланд ждала их в специальной кабинке, оборудованной аудиовизуальным пультом и большим мультиэкранным монитором во всю стену. Свет в комнате был приглушен, а у стола стояли два свободных стула, приготовленные для детективов.

– Молодцы, что пришли пораньше, – приветствовала их Копланд. – Быстренько покажу вам, что нашла, и пойду спать.

– Работали всю ночь? – спросил Босх.

– Ну да. Так увлеклась, что не могла остановиться.

– Спасибо. Что вы нам покажете?

Крышка у стола была высокой, а Копланд отличалась низким ростом. Поэтому она работала стоя, отступив в сторону, чтобы оба детектива могли хорошо видеть монитор.

– Ладно, давайте сначала прокрутим все видео, а потом вернемся назад. Первым делом я создала программу триангуляции по всем трем записям. Таймер на одной был отключен, поэтому заодно я синхронизировала временную последовательность событий.

Копланд щелкнула тумблером на пульте, и на ожившем мониторе сразу на трех экранах пошло изображение с камер наблюдения, смотревших под разными углами на Мариачи-плаза и соседние с ней улицы. Почти сразу она нажала на какую-то кнопку, и картинка застыла. Копланд кивнула на центральный экран, показывавший запись из музыкальной лавки.

– Видите, мимо магазина проезжает «Форд Таурус»? Он есть на всех трех видео.

Она показала автомобиль на каждом из экранов. Босх уже заметил, что качество изображения значительно улучшилось. Очевидно, Копланд настроила и подправила картинку, сделав ее четче и разборчивее.

– Я откалибровала шкалу времени по движению машины, так что теперь события на всех записях происходят одновременно. Давайте посмотрим.

Она нажала кнопку, и изображение снова двинулось с места. Экраны находились рядом, поэтому Босху было трудно следить за всеми тремя сразу. Копланд нашла точку триангуляции примерно за минуту до выстрела, и детективы шестьдесят секунд внимательно наблюдали за происходившим, пока на видео Мерсед не упал со стола и его соседи не начали разбегаться.

– Отлично, а теперь посмотрим запись в замедленном движении. Потом скажете мне, что увидели.

Копланд снова включила «пуск». Босх смотрел на центральный экран с сидевшим на столе Мерседом. Это видео было самым четким и единственное запечатлело жертву. Босх испытывал странное чувство, глядя на изображение в замедленном темпе и заранее зная, что произойдет. Сото, в первый раз смотревшая эти записи, подалась вперед, чтобы лучше видеть монитор.

В тот момент, когда пуля ударила в Мерседа, Босх попытался охватить взглядом все экраны. Но не заметил ничего нового или необычного.

Копланд остановила запись и поинтересовалась:

– Ну как, заметили?

– Что именно? – спросил Босх.

Видеоэксперт улыбнулась:

– Давайте поменяем их местами.

Она нажала несколько клавиш, и экраны изменили свое расположение. Теперь в центре оказалось видео с камеры, стоявшей на парковочной площадке возле ресторана «У маленького Педро».

– Смотрим еще раз.

Копланд вновь включила видео, и Босх сосредоточил все внимание на среднем экране. Хотя изображение стало четче и яснее, чем раньше, он по-прежнему видел только зернистую картинку с видом улицы и кусочком Мариачи-плаза, снятой с расстояния в два квартала.

– Есть! – воскликнула Сото. – Я заметила.

– Что заметила? – поинтересовался Босх.

– Там, в окне.

Она указала на окно второго этажа в отеле «Бойл». Оно было темным.

– Острый глаз, – одобрила Копланд. – Давайте еще раз.