Пылающая комната Коннелли Майкл
Босх кивнул:
– Да, у тебя есть право на адвоката. Но что будет после того, как он придет? Ты сядешь в тюрьму, и тобой займется иммиграционная служба, которая вряд ли выпустит тебя под залог.
На лице Охеды появилась болезненная гримаса.
– Да, я вижу, ты все правильно понял, – продолжал Босх. – Мы связались с их ребятами и знаем, что твоя бумажка – полная туфта. Можешь ею подтереться, потому как больше она ни на что не годится.
Это был полублеф. Получить информацию в иммиграционной службе в пятницу вечером – почти безнадежная затея. Но Босх знал, что Охеда не мог получить настоящую грин-карту на имя Франческо Берналя. Перед выдачей карты в полиции всегда проверяли отпечатки пальцев, а тогда фамилия Охеды сразу выплыла бы наружу.
– Сначала тебя месяц продержат за решеткой, а потом ты предстанешь перед судом, – продолжал Босх. – Но парням с фальшивыми удостоверениями не дают поблажек. Забудь про адвоката, приятель. Тебя мигом вышлют в Чиуауа.
Он выдержал паузу, чтобы дать Охеде время обдумать сказанное.
– Вот почему я спрашиваю: ты действительно этого хочешь? Если да, только кивни, и я тут же отправлю тебя в тюрьму и даже одолжу четвертак на звонок адвокату, который тебе все равно не поможет.
Охеда скрестил руки на груди. Перед допросом с него сняли наручники. Это был намек на то, что с ним хотят договориться. Но, похоже, намек оказался слишком тонким, поскольку бармен с места в карьер начал требовать адвоката.
– Только я могу тебе помочь, – закончил Босх.
Теперь Охеда, кажется, начал что-то понимать.
– Что вам нужно? – спросил он.
Босх снял с пояса свой жетон. Он положил его на стол, чтобы Охеда смог прочесть, что на нем написано. Тот подался вперед, по-прежнему держа руки на груди скрещенными.
– Лос-Анджелес? Что вы тут делаете?
– Ты знаешь, что мы тут делаем, Анхель.
– Ни черта я не знаю. Меня не было в Лос-Анджелесе уже…
– Орландо Мерсед мертв.
Охеда резко вскинул голову, и Босх понял: он ничего не слышал.
– Умер три дня назад из-за пули, застрявшей в позвоночнике. Пули, которая предназначалась тебе.
Охеда выпрямился и уставился на Босха.
– Десять лет назад ты нам соврал, Анхель. Это был «обман по умолчанию». Знаешь такой термин? Когда свидетель не говорит того, что знает, и причиняет вред своим бездействием.
– Ничего я не знаю.
– Нет, знаешь. Но ты соврал, а значит…
– Говорю вам, нет!
– …сознательно препятствовал расследованию. Но так было раньше. Теперь речь идет об убийстве, и если ты откажешься нам помогать, то станешь пособником убийцы, а это уже совсем другое дело. В суде это назовут «косвенным соучастием». Соучастием в убийстве. Поэтому в Чиуауа ты отправишься лишь после того, как отмотаешь срок в Калифорнии.
– Вы сошли с ума.
– Кто в тебя стрелял, Анхель? Почему ты сбежал в Оклахому и сменил фамилию?
Охеда резко тряхнул головой, словно не хотел, чтобы слова Босха дошли до его ушей.
– Никуда я не сбежал. Вы все неправильно поняли. Я сменил фамилию, поскольку мой дядя – владелец бара, и он хотел, чтобы все видели во мне его преемника. Вот почему я взял его фамилию.
Босх протянул руку, взял свой жетон и прикрепил его к поясу. Это дало ему время на обдумывание своего следующего шага. Гарри вспомнил постояльца из «гостиницы для мариачи» и решил, что это поможет выиграть еще немного времени.
– Кто такой Рудольфо Мартин? – спросил он.
Охеда покрутил головой и растерянно пожал плечами:
– Не знаю. В первый раз слышу.
– Он жил в отеле напротив площади. Он выстрелил в окно, и ты его заметил. Все это есть на видео. Вот почему ты побежал, Анхель. Ты увидел человека с винтовкой и понял, что он целится в тебя. Но пулю поймал Орландо Мерсед.
– Нет. Никого не видел. Я…
– Кто такой Рудольфо Мартин?
– Не знаю!
Босх сбавил тон и заговорил более спокойно:
– Ты должен выложить все начистоту, иначе я не смогу тебе помочь. Расскажи, что произошло.
Впервые с начала разговора Охеда не помотал головой, а кивнул в знак согласия. В этот момент Босх понял, что дело сделано: свидетель раскололся. После паузы Охеда наконец заговорил, не отрывая глаз от крышки стола:
– В молодости, когда я играл на трубе, у меня было много женщин. Красивых женщин. Сейчас, в баре, они тоже есть, но не такие, как раньше.
Начало стало довольно неожиданным, но Босх понимающе кивнул. Еще бы. Охеда был красавцем, да еще музыкантом, по крайней мере в прошлом. Дочь Босха недавно рассказала ему о результатах одного исследования, которое проводили на улицах города: оказалось, что женщины охотнее давали свой телефон незнакомцам с музыкальными инструментами, чем с дипломатами или портфелями.
– Ясно.
– А потом я связался не с той женщиной, и начались проблемы.
Босх думал, речь пойдет о наркотиках, а никак не о женщине.
– Ладно, расскажи об этом подробнее. Кто она? Где вы познакомились?
– У нас было выступление. В одном большом доме. Что-то вроде замка на горе – там устроили праздничный ужин в чью-то честь, пригласили много гостей. Здесь мы и встретились. В конце вечера, когда мы уже убирали инструменты, я вышел покурить на улицу. Она тоже там стояла, и мы покурили вместе. Она дала мне свой номер телефона и предложила позвонить.
– И ты позвонил?
– Да. Она мне понравилась.
– Она была замужем?
Охеда кивнул:
– Жена владельца дома. Очень могущественного человека. И очень богатого. Его называли бетонным королем. Это был их дом.
– Она вышла замуж за короля и жила в замке, но хотела, чтобы ты ей позвонил?
Босх не столько задал вопрос, сколько подытожил рассказ Охеды, подчеркнув его нелепость.
– Да. Потом она мне сказала, что чувствовала себя одинокой, но не могла уйти из дома, поскольку боялась мужа. Он очень влиятелен, и у него куча денег. Он заставил ее подписать специальную бумагу.
– Брачный контракт?
– Наверное.
– Когда было это выступление?
– Не знаю. Не помню.
– Незадолго до стрельбы?
– Не могу сказать. Ну да, до стрельбы. Это точно.
– И ты тогда уже играл в новой группе? В «Лос-Рейес Халиско»?
– Да, в ней.
– Но все-таки – когда это было? За полгода до выстрела? Или за месяц?
– Месяца за три. Примерно так.
– И потом у тебя завязался роман с этой женщиной?
Охеда кивнул.
– Сколько он продолжался?
– Несколько недель.
– Пока муж о нем не узнал?
Снова кивок.
– Он пришел ко мне и начал угрожать. Сказал, что убьет меня, если я не перестану… ну… встречаться с его женой.
– Ты перестал?
Охеда отвел глаза и покачал головой:
– Нет. Я ее очень любил.
Последняя фраза прозвучала фальшиво, словно это была привычная отговорка, с помощью которой Охеда оправдывал себя последние десять лет. Мною двигала любовь, говорил он себе, а не простая похоть, не обычное желание отхватить кусок послаще. Его поступок погубил чью-то жизнь. Значит, у него должна иметься веская причина.
– Как насчет его жены? От нее он тоже потребовал все прекратить?
– Да. Но она не прекратила.
Охеда опустил голову, словно признавая, что его решение имело фатальные последствия.
– Сколько времени прошло между угрозами мужа и стрельбой на площади?
– Даже не знаю. Немного. Может, месяц?
– Не надо спрашивать. Отвечай.
– Да, месяц.
Босх откинулся на стуле и взглянул на Охеду, словно пытаясь оценить, чего стоят его слова и можно ли им доверять.
– Как ее звали?
– Мария.
– Полное имя.
– Мария Бруссар. Но она мексиканка. До замужества ее звали Фуэнтес.
– А имя мужа?
– Брюс.
– Брюс Бруссар. Ты уверен?
– Так она его называла.
– Хорошо. Где находился этот замок, в котором вы выступали?
– На горе. Он занимал почти всю гору.
– Адрес?
– Не знаю. Я был там всего один раз. И всю дорогу просидел в фургоне.
– Где вы с ней встречались?
– В основном в отелях. Однажды у меня.
– В каких отелях?
– В разных. В «Универсале», например. И еще в одном – там, где стеклянные лифты на стене.
– Ты с самого начала знал, кто она такая? Что она замужем и это ее дом?
Охеда замялся.
– Не надо врать, – предупредил Босх. – Если соврешь хоть раз, у нас будут крупные проблемы.
– Знал, – ответил Охеда.
– Ты рассказывал кому-нибудь в оркестре про ваш роман?
– Нет, это был секрет. Для нас двоих.
– Как об этом узнал ее муж?
– Не знаю.
– Она ему рассказала?
– Нет. Думаю, он за ней следил. Или нанял кого-то, кто за ней следил.
– Кто такой Рудольфо Мартин?
– Я уже сказал, впервые слышу.
Босх знал, что скорее всего это выдуманное имя. Никто не станет писать в гостиничном журнале свою настоящую фамилию, если снимает номер для того, чтобы устроить в нем снайперское гнездо. Босх задал следующий вопрос:
– Когда ты в последний раз говорил с Марией Бруссар?
– Десять лет назад. После того как Орландо получил пулю, я ей позвонил и сказал, что знаю, что произошло. Больше я ее никогда не видел.
– Ты сообщил, что пуля, попавшая в Мерседа, предназначалась тебе?
– Да.
– И как она отреагировала?
– Ответила, что не верит. Что я лжец. Больше ничего.
Босх не делал никаких пометок. Он знал, что Сото следит за допросом и конспектирует их разговор, а Чайлдерс все записывает на видеокамеру.
У него остался последний вопрос.
– Ты упомянул, что вечер устроили в чью-то честь. Кто это был?
– Я не помню, как его зовут. Он баллотировался в мэры, и они организовали ужин, чтобы собрать деньги для избирательной кампании.
Босх продолжал сидя разглядывать Охеду. Теперь он лучше понимал, почему тот решил исчезнуть и сменить имя. Что бы им ни двигало – любовь или похоть, – его засосало в темный и опасный водоворот, где политика смешивалась с убийством.
– Это был Армандо Зейас? В его честь устроили ужин?
Охеда покачал головой:
– Нет, не он.
– Уверен? Помнишь, что я сказал насчет вранья?
– Уверен. Это не он. Зейаса я знаю. Мы играли на его свадьбе. Это был другой кандидат в мэры. Белый парень.
Значит, кто-то из конкурентов Зейаса. Связь получалась не совсем прямой, но Босх почувствовал, как вокруг него словно забурлила темная воронка.
Босх нашел Сото в соседней комнате, откуда она следила за допросом. Люсия была одна. Перед ней стоял пакет с картофельными чипсами, купленный в автомате. Увидев его, Босх вспомнил, что ничего не ел с тех пор, как перекусил в Далласе сандвичем с грудинкой.
– Где Рикки?
– Ушел полчаса назад. Сказал, у него есть свои дела, но он будет рядом, если что. Поздравляю, отличная работа.
Босх взял пакет с чипсами и запустил в него руку. Сото не возражала.
– Спасибо.
– Рикки сидел здесь до тех пор, пока Охеда не начал говорить. Он сказал, ты «настоящий аллигатор» и тебе не нужна его помощь. Что это значит?
Босх пожал плечами:
– Не знаю. Он слишком молод, чтобы помнить о Вьетнаме.
– А что было во Вьетнаме? Мой дед там воевал.
– Твой дед? Я чувствую себя динозавром.
Сото с притворным возмущением отобрала у него пакет.
– Купи себе другие! В коридоре полно автоматов. Мой дед был намного старше тебя и служил в военно-морском флоте. Он был кадровым офицером. Так что это значит?
– В ЦРУ «аллигаторами» называли парней, выбивавших показания из пленных. Считалось, что они использовали так называемые усиленные методы допросов.
– Вроде вертолетов? Да, дед мне кое-что рассказывал.
Воспоминания Сото могли разбудить его собственную память, а Босху этого совсем не хотелось. Поэтому он вернулся к главной теме:
– Что ты записала из последней части допроса?
– Пока ничего.
– Вот и отлично. Не записывай.
– Почему?
– Потому что мы стоим перед горячей дверью и не должны лезть напролом. Нельзя открывать дверь в горящей комнате. Нужно осторожно подойти и…
Гарри вдруг понял, как дико это звучит, и умолк.
– Прости, мне не следовало…
– Все в порядке, – перебила Люсия. – Я поняла. Хорошо, мы исключим это из отчета, а как насчет видеозаписи? Ты не будешь ее стирать?
– Нет, мы возьмем запись, но капитан не станет ее смотреть. Он прочтет только отчет, и я не хочу, чтобы в нем оказалась последняя часть допроса.
– Ясно.
– Вот и хорошо. Как Охеда его назвал? Брюс Бруссар? Ты слышала о таком?
Сото покачала головой.
– Вроде что-то знакомое, но не могу вспомнить, – призналась она. – А ты?
– Нет.
– «Бетонный король» звучит внушительно. Ты веришь Охеде? Насчет того, что он влюбился в женщину с богатым мужем?
Босх на секунду задумался, потом кивнул:
– В общем, да. Он мог влюбиться. Что касается женщины, то… еще не знаю. Но мы пока никому не должны об этом рассказывать. Ни начальству, ни своим друзьям, даже если у них есть жетоны. Первым делом надо побольше узнать о Марии Бруссар.
– А что ты скажешь капитану? Он наверняка спросит, что мы сделали на потраченные средства.
– Я состряпаю небольшое резюме без упоминания о Бруссаре. Не бойся, я в курсе, как убедить шефа, что мы не зря потратили деньги. Кстати, завтра утром нам надо улететь первым рейсом.
– Ладно, я узнаю насчет билетов. Что будем делать с Охедой?
Босх задумался. Отпускать Охеду на свободу было рискованно – он снова мог сбежать. Но Гарри знал, что им придется пойти на этот риск. Если арестовать его за поддельное удостоверение, это может настроить важного свидетеля против обвинения. Босх указал на оборудование, тянувшееся вдоль стены комнаты.
– У нас есть видеозапись допроса. Мы распечатаем полную версию показаний и дадим ему подписать, а потом отпустим на все четыре стороны. Но пока не будем включать это в отчет. На всякий случай.
– На какой случай?
– На всякий.
Глава 17
В субботу утром Босх и Сото вылетели в Даллас, позаботившись о том, чтобы их поставили в очередь на следующие три рейса в Лос-Анджелес. Они провели в Талсе чуть больше двенадцати часов и потратили почти тысячу долларов казенных денег. Учитывая то, что им удалось узнать от Охеды, Босх счел это выгодной сделкой.
В Далласе им повезло: они снова сели на первый рейс. Командир экипажа, узнав, что в самолете летят два вооруженных представителя правопорядка, поставил их фамилии в самые верхние строчки списка, и они получили два места в первом классе, хотя и в разных рядах. Босх смутился, войдя в роскошный салон со своим пакетом из «Казинса» и узнав, что их накормят бесплатным обедом. Увидев проходившего мимо солдата в камуфляжной форме, направлявшегося куда-то в хвост салона, он протянул ему пакет и сказал, что это лучший сандвич с грудинкой, который ему когда-либо приходилось есть. Солдат взял сандвич и повертел его в руках.
– Ну, это еще надо проверить, сэр, – заметил он. – Я из Мемфиса.
Босх кивнул. Однажды он провел целую неделю в Мемфисе, и местный детектив каждый день водил его в разные барбекю-кафе.
– Предпочитаете сочный или поджаристый? – спросил он.
– Поджаристый, сэр.
– Как в «Рандеву»?
– В точку, сэр.
Босх снова кивнул, и солдат проследовал дальше. Женщина сзади спросила, нет ли у него еще какой-нибудь лишней еды, и Гарри покраснел.
Ему досталось место в третьем ряду, а Сото – в первом. Пилот проследил за тем, чтобы оба места были в проходе, дабы в случае необходимости детективы могли быстрее отреагировать на внештатную ситуацию. Босху уже не впервой оказывали такой прием. Большинство экипажей отнюдь не возражало, чтобы возле их кабины сидела пара вооруженных копов.
В ожидании взлета Босх вставил наушники и стал слушать музыку, которую скачал из фильма о Фрэнке Моргане, саксофонисте. Это была документальная лента, посвященная юбилейному концерту в тюрьме Сан-Квентин, где Морган просидел несколько лет, пока снова не вернулся в джаз. Концертную группу составляли музыканты, игравшие с ним прежде или считавшие его своим кумиром, так что на этой записи все выкладывались по полной. Босх два раза подряд прослушал джазовый стандарт Диззи Гиллеспи «Чемпион» и просмаковал свое любимое место – там, где Делфейо Марсалис и Марк «Пастор» Гросс менялись тактами на саксе и тромбоне.
Когда самолет поднялся в воздух, Босх выключил музыку и приступил к работе. Он забрал часть материалов у Сото, и у него еще осталось несколько папок по делу Бонни-Брае. Рядом с ним сидела женщина, похожая на голливудского продюсера, а Гарри не очень хотелось разглядывать при ней снимки трупов на месте преступления или после вскрытия. Поэтому он вытащил толстый конверт из папки с материалами прессы и начал читать статьи о пожаре.
Пожелтевшие листочки с вырезками из газет были почти такими же ветхими, как и схема бандитской группировки, которую он изучал в прошлый раз. Как бы бережно Гарри ни разворачивал бумагу, она все-таки рвалась на сгибах. Босх часто сталкивался с такой проблемой, когда расследовал старые дела, и обычно использовал в подобных случаях липкую бумагу, которая целыми рулонами хранилась в их отделе. Он расклеивал на ней отдельные кусочки и фрагменты, пока они не складывались в полноценную статью.
Как и следовало ожидать, пожар на Бонни-Брае широко освещался в «Лос-Анджелес таймс». Все печатные публикации можно было разделить на две части: в первой говорилось о самом пожаре и его последствиях, а вторая посвящалась расследованию дела. Во второй части информация поступала порциями через определенные промежутки времени: спустя полгода, через год, через пять лет и через десять после происшествия. Про двадцатилетний юбилей пожара редакторы, видимо, забыли или сочли его не стоящим внимания. В любом случае в последней статье в подборке говорилось о десятилетней годовщине.
Разобравшись с содержанием архива, Босх стал просматривать его с самого начала. В первый день выпуск «Лос-Анджелес таймс» почти целиком был посвящен пожару. На первой полосе появилось три фото с места происшествия и начало трех статей. Два снимка, размером поменьше, запечатлели эвакуацию из горящего дома и двух женщин, которые, обнявшись, стояли на улице с мокрыми от слез и испачканными сажей лицами, выражавшими отчаяние и боль. Справа от них был снимок побольше: он изображал пожарного, выходившего из дома и державшего на руках безжизненное тело девочки. Судя по всему, пожарный только что вынес ее из огня и, не дожидаясь помощи, делал ей искусственное дыхание. Босх прочитал текст под фотографией, но не узнал ни фамилии пожарного, ни того, осталась ли малышка жива. Он оторвал взгляд от снимка и посмотрел на Сото, сидевшую в двух рядах впереди него. Не была ли она той самой девочкой?
Босх не раз замечал, что с тех пор как он начал работать с Сото, ему стало больше везти. В последние дни это особенно бросалось в глаза: то дружелюбная Ширма Бартлет выдала им ордер на обыск, то Рикки Чайлдерс оказался на месте, едва они появились в Талсе, то на обратном рейсе им дали места в первом классе. Гарри чувствовал, что удача идет косяком, хотя это противоречило обычному закону равновесия: где-то найдешь, а где-то потеряешь. Босх иногда ломал голову над тем, что такое вообще везение – можно ли считать его чем-то случайным и непредсказуемым, или все-таки есть люди, которым оно сопутствует всю жизнь. Например, оставшись в живых после пожара, они потом выживают и в смертельной перестрелке. Может быть, его напарницу правильнее называть не Крутой, а Везучей Люси? Может, ее везучесть как-то передается тем, кто находится рядом с ней?
– Вот что я называю «старыми новостями».
Босх повернул голову. Соседка смотрела на его пожелтевшую газету с дырками на сгибах. Он улыбнулся и неловко кивнул:
– Да, наверное.
– Чем вы занимаетесь? – спросила она.
Босх молча посмотрел на нее.
– О, простите, – добавила соседка, – я веду себя назойливо. Просто интересно.
– Проясняю кое-какие события, случившиеся много лет назад.
– Вы про тот пожар? – Она кивнула на первую полосу газеты.
– Да, – ответил Босх. – Но я не могу об этом говорить. Это конфиденциальная информация.
– Скажите мне только одно: эта девочка осталась жива?
Гарри помолчал, разглядывая фото.
– Да. Ей повезло.
– Слава богу.
Босх кивнул, и женщина вернулась к своему сценарию. Гарри же продолжил читать статьи на первой полосе. В правом верхнем углу приводились основные сведения о происшедшем – все, что стало известно в первый день. Ниже шла колонка с большим заголовком: «Нелегальный детский сад».