Что Кейти делала Кулидж Сьюзан

Глава 11

Новый урок

Прошло немало времени, прежде чем дети перестали обсуждать события того веселого вечера. Дорри объявил, что хотел бы, чтобы Валентинов день был каждую неделю.

— А ты не думаешь, что святой Валентин устал бы писать стихи? — спросила Кейти. Но и ей эта веселая игра доставила огромное удовольствие, и яркие воспоминания очень помогали ей в оставшиеся дни этой долгой, холодной зимы.

Весна в тот год началась поздно, но пришедшее ей на смену лето оказалось жарким. Кейти очень страдала от жары и духоты. Она не могла, как другие, переходить с одного места в другое и следовать за тенью и прохладой от окна к окну. После каждого долгого жаркого дня она чувствовала слабость, губы были запекшимися, голова клонилась — и вся она, казалось, увядала, как цветы на садовых клумбах. Но ей было даже еще хуже, чем цветам, так как их каждый вечер поливал водой из шланга Александр, но никто не мог принести лейку и полить ее тем, в чем она больше всего нуждалась, — холодным, свежим воздухом.

Нелегко сохранять добродушие в подобных обстоятельствах, и вряд ли кто-нибудь посмел бы винить Кейти, если бы ей иногда случилось забыть о принятом ею решении и стать сердитой и раздражительной. Но она не становилась… или если становилась, то не очень часто. Случались иногда плохие дни, когда она чувствовала себя унылой и несчастной. Но долгий год учебы «в новой школе» научил ее владеть собой, и, как правило, все неудобства переносились терпеливо. Но все же она худела и бледнела, и папа с беспокойством наблюдал, как шло лето и Кейти становилась слишком вялой, чтобы читать, учиться или шить. Она просто сидела часами, сложив руки и печально глядя в окно.

Он попробовал вывезти ее на прогулку. Но движение экипажа и перенесение вверх и вниз по лестнице причиняли ей столько боли, что Кейти взмолилась и попросила папу больше не уговаривать ее поехать на прогулку. Так что не оставалось ничего другого, как только ждать более прохладной погоды.

Лето проходило медленно, и все, кто любил Кейти, обрадовались, когда оно кончилось.

Когда пришел сентябрь с холодными утрами и вечерами, свежими ветрами, бодрящим ароматом сосен, все, казалось, ожило — а вместе со всем и Кейти. Она начала вышивать тамбуром и читать, а спустя некоторое время достала учебники и попыталась заниматься, как советовала ей кузина Элен. Но после стольких праздно проведенных недель это оказалось более тяжелым трудом, чем когда-либо прежде. Однажды она попросила папу позволить ей брать уроки французского.

— Понимаешь, я забываю, что знала, — сказала она. — Кловер собирается в этом году начать заниматься французским, и я не хочу, чтобы она ушла намного вперед. Как ты думаешь, папа, мистер Бержер согласится приходить сюда, чтобы давать мне уроки?

— Думаю, что да, если мы его попросим, — ответил доктор Карр, радуясь, что Кейти снова пробуждается к чему-то, похожему на жизнь.

Мистер Бержер согласился давать уроки. Он приходил дважды в неделю, садился на стул рядом с большим креслом Кейти и проверял ее упражнения, помогал учить спряжение глаголов, поправлял произношение. Это был маленький, подвижный старик француз, и уж он-то знал, как сделать свои уроки приятными.

— Вы прилагаете гораздо больше усилий, чем прежде, мадемуазель, — сказал он как-то раз, — и если продолжите так и дальше, то станете моей лучшей ученицей. А если это повреждение спины заставило вас учиться, то, пожалуй, было бы неплохо, если бы с некоторыми другими моими ученицами случилось то же самое.

Кейти засмеялась. Но, несмотря на уроки мистера Бержера, несмотря на все ее усилия быть всегда занятой и бодрой, вторая зима оказалась тяжелее первой. Так часто бывает с больными. На первых порах больной взволнован переменой своего положения, и это волнение помогает. Но месяцы проходят, а все идет по-прежнему, один день сменяет другой, все они похожи друг на друга, все утомительны. Смелость покидает больного, он падает духом. И весна казалась далеко-далеко, когда Кейти думала о ней.

«Хорошо бы что-нибудь случилось», — часто говорила она себе. И действительно, «чему-то» предстояло случиться. Но едва ли Кейти догадывалась, что именно это будет.

— Кейти, — сказала Кловер, входя в комнату в один из ноябрьских дней. — Ты не знаешь, где камфара? У тети Иззи ужасно болит голова.

— Нет, — ответила Кейти, — не знаю. Или… подожди… кажется, Дебби приходила за ней на днях. Попробуй посмотри в ее комнате.

«Странно! — сказала она себе, когда Кловер ушла. — Не припомню, чтобы у тети Иззи была когда-нибудь прежде головная боль».

— Как там тетя Иззи? — спросила она, когда в полдень к ней зашел папа.

— Не знаю, что сказать. У нее температура и очень болит голова. Я посоветовал ей полежать и не вставать сегодня вечером. Старая Мэри придет тебя раздеть. Ты ведь не против, дорогая?

— Не-ет! — протянула Кейти неохотно. Но все же ей это не понравилось. Тетя Иззи уже знала все ее привычки. Никто другой не мог угодить ей так, как тетя Иззи.

— Странно, что приходится объяснять Мэри все вплоть до мелочей, — заметила она в разговоре с Кловер довольно капризным тоном.

Еще более странным показалось то, что прошел день, и еще один, и еще, а тетя Иззи так и не появилась в комнате Кейти. Только теперь Кейти поняла, насколько она привыкла во всем полагаться на тетю Иззи, и остро переживала ее отсутствие.

— Когда же тетя Иззи поправится? — спрашивала она отца. — Мне она очень нужна.

— Всем нам она нужна, — сказал доктор Карр. Вид у него был встревоженный и озабоченный.

— Она тяжело больна? — спросила Кейти, испуганная выражением его лица.

— Боюсь, что да, — ответил он. — Я собираюсь пригласить сиделку для ухода за ней.

Болезнью тети Иззи оказался брюшной тиф. Доктора сказали, что в доме должно быть тихо, так что Джонни, Дорри и Фил были отосланы в дом миссис Холл. Элси и Кловер тоже должны были уйти, но они так просили и давали столько обещаний хорошо вести себя, что наконец папа разрешил им остаться. И они ходили по дому на цыпочках, вели себя тихо, как мышки, разговаривали шепотом и ухаживали за Кейти, которая без них была бы в полном одиночестве, так как все внимание взрослых было поглощено тетей Иззи.

Это было время растерянности и грусти. Все три девочки мало знали о болезни тети Иззи, но серьезное лицо папы, непривычная тишина в доме, отсутствие младших — все это угнеталоих.

— Ах! — вздыхала Элси. — Как я хочу, чтобы тетя Иззи поскорее поправилась!

— Мы все будем слушаться ее, когда она поправится, правда? — говорила Кловер. — Я никогда не буду ставить мои галоши на подставку для шляпы, потому что ей это не нравится. И я всегда буду по вечерам собирать крокетные мячи и складывать их в коробку.

— Да, — добавила Элси, — я тоже буду это делать, когда она поправится.

Но ни одной из них не приходило в голову, что тетя Иззи может не поправиться. Дети склонны считать, будто взрослые такие сильные и такие большие, что с ними ничего и никогда не может случиться.

Кейти была более встревожена. Но все же и она не до конца сознавала опасность. Поэтому она испытала неожиданный и жестокий удар, когда, проснувшись однажды утром, увидела тихо плачущую и вытирающую платком глаза старую Мэри. Тетя Иззи умерла этой ночью!

Все добрые, покаянные мысли о ней, все решения угождать ей, все планы слушаться ее и не доставлять ей хлопот были чересчур запоздалыми! И в первый раз три девочки, рыдая в объятиях друг друга, осознали, каким добрым другом была для них тетя Иззи. Вся ее ворчливость и докучность были забыты. Они помнили теперь только о том, как много доброго сделала она для них. Как жалели они теперь, что раздражали ее прежде, что говорили сердитые и резкие слова о ней в разговорах между собой! Но теперь было бесполезно сожалеть.

«И что мы будем делать без тети Иззи?» — думала Кейти, наплакавшись и засыпая в ту ночь. И вопрос этот вставал перед ней снова и снова, когда прошли похороны, младшие вернулись домой от миссис Холл и все пошло обычным порядком.

Несколько дней она почти не видела отца. Кловер передавала, что он выглядит очень утомленным и редко говорит хоть слово.

— Папа обедал? — спросила Кейти как-то раз.

— Поел немного. Он сказал, что не голоден. К тому же сын миссис Джексон приехал за ним еще до конца обеда.

— Боже мой! — вздохнула Кейти. — Надеюсь, что уж он-то не заболеет. Какой дождь! Кловер, сбегай вниз, возьми его туфли и погрей их у огня. И попроси Дебби сделать сливочные гренки к чаю. Папа их любит.

После чая доктор Карр поднялся наверх, чтобы немного посидеть в комнате Кейти. Раньше он часто делал это, но этот его приход был первым со времени смерти тети Иззи. Кейти с тревогой вглядывалась в его лицо. Ей показалось, что он постарел за последнее время, и выражение у него было такое печальное, что у Кейти сжалось сердце. Как ей хотелось сделать что-нибудь для него, но все, что она могла, это пошевелить дрова в камине, чтобы они горели ярче, и затем завладеть его рукой и нежно гладить ее. Не так уж много, конечно, но, я думаю, папе было приятно.

— Что ты делала весь день? — спросил он.

— Ничего особенного, — сказала Кейти. — С утра занималась французским. А после школы пришли Элси и Джонни и принесли свое шитье. Мы работали и разговаривали. Вот и все.

— Я думаю о том, как мы теперь устроимся с домашним хозяйством, — начал доктор Карр. — Нам придется поискать кого-нибудь, кто сможет переехать к нам и взять этот труд на себя. Но очень нелегко найти подходящего человека. Миссис Холл знает одну женщину, которая могла бы нам подойти, но она сейчас уехала на Запад, и пройдет неделя или две, прежде чем мы сможем узнать о ее согласии. Как ты думаешь, тебе удастся продержаться еще несколько недель без посторонней помощи?

— О, папа! — в ужасе воскликнула Кейти. — Неужели нам придется пригласить в дом кого-то чужого?

— Ну а как, ты полагаешь, мы можем устроиться иначе? Кловер слишком мала, чтобы заняться хозяйством. К тому же она весь день в школе.

— Не знаю… Я об этом не подумала, — сказала Кейти растерянно.

И она начала думать. Она думала весь вечер и задумалась снова, когда проснулась утром.

— Папа, — сказала она, когда отец очередной раз зашел к ней. — Я подумала о нашем вчерашнем разговоре — о том, чтобы взять кого-то, кто будет вести хозяйство. Помнишь? Так вот, я хочу, чтобы ты никого не приглашал. Я хочу, чтобы ты разрешил мне попробовать. Право же, я думаю, что справлюсь.

— Но как? — спросил доктор Карр, очень удивившись. — Я, право, не понимаю. Если бы ты была здорова, то возможно… но даже тогда ты была бы слишком юной для такого бремени, Кейти.

— Через две недели мне будет четырнадцать, — сказала Кейти, стараясь сесть в кресле как можно прямее, чтобы казаться выше. — А если бы я была здорова, папа, то я ходила бы в школу и тогда, конечно, не могла бы заниматься хозяйством. Вот послушай, какой у меня план. Я обдумывала его весь день. Дебби и Бриджет служат у нас так давно, что хорошо знают порядки, заведенные в доме тетей Иззи. И они такие славные женщины. Все, что им нужно, — это кое-какие указания время от времени. Так вот, почему бы им не подняться сюда ко мне, когда потребуется, — точно так же, как я спускалась бы к ним, если была бы здорова? А Кловер и старая Мэри проследят и скажут, если что-то не так. Быть может, поначалу не все будет как следует, но ведь это не страшно? Ведь ты знаешь, я буду учиться на своих ошибках. Позволь мне попробовать! Это будет так хорошо! У меня будет о чем подумать, пока я сижу здесь одна. И это гораздо лучше, чем иметь в доме чужую женщину, которая ничего не знает ни о детях, ни о нас. Я уверена, что стану счастливее от этого. Пожалуйста, скажи «да», папа! Пожалуйста, скажи!

— Это будет слишком тяжело для тебя, чересчур тяжело, — ответил доктор Карр. Но нелегко было противиться этой мольбе Кейти, и вскоре разговор закончился следующим:

— Ну что же, дорогая, можешь попробовать, хотя я сомневаюсь в результатах опыта. Я попрошу миссис Холл пока не писать в Висконсин. А через месяц посмотрим.

— Бедная девочка готова на что угодно, лишь бы забыть о своем положении! — бормотал он, спускаясь вниз. — К концу месяца она с радостью откажется от этих обязанностей.

Но папа ошибся. В конце месяца Кейти горела желанием продолжить эксперимент. И папа сказал: «Хорошо — пусть пробует до весны».

Ведение хозяйства оказалось не таким уж трудным делом, каким представлялось вначале. Прежде всего, у Кейти было много свободного и спокойного времени, когда она могла подумать. Дети весь день были в школе, посетителей было немного, так что Кейти могла планировать свое время и придерживаться принятых планов. Это огромное удобство для домохозяйки.

К тому же строгость и пунктуальность тети Иззи так привились слугам, что домашнее хозяйство, казалось, шло само собой. Как Кейти и предполагала, все, что нужно было Дебби и Бриджет, — это «кое-какие указания» изредка.

Как только посуда после завтрака была вымыта и убрана, Дебби повязывала чистый передник и поднималась к Кейти за распоряжениями относительно обеда. Сначала Кейти думала, что это отличная забава. Но когда она заказала обед много раз, это начало становиться скучным. Она была слишком неопытна, и ей казалось невозможным придумать достаточно блюд, чтобы обеспечить разнообразие.

— Дайте подумать… ростбиф… баранья нога… вареная курица, — бормотала она, загибая пальцы. — Ростбиф, баранья нога, вареная курица. Да, Дебби, вы могли бы зажарить курицу. Ах, хорошо бы кто-нибудь изобрел новое животное! Куда подевались все кушанья, понять не могу!

Затем Кейти велела принести ей все кулинарные книжки, какие были в доме, и корпела над ними до тех пор, пока у нее совсем не пропадал аппетит, словно она уже проглотила штук двадцать обедов. Бедная Дебби стала бояться этих книжек. Она стояла у двери, и ее добродушное румяное лицо все было собрано в складки, пока Кейти читала ей вслух рецепт какого-нибудь совершенно невероятного блюда.

— Похоже, это что-то восхитительное, Дебби. Я хочу, чтобы вы попробовали приготовить. "Возьмите галлон устриц, фунт мяса, шестнадцать штук галет, сок из двух лимонов, четыре дольки чеснока, стакан белого вина, веточку майорана, веточку тимьяна, лавровый листок, нарезанный лук-шалот…

— Простите, мисс Кейти, что это такое?

— О, неужели вы не знаете, Дебби? Это, вероятно, что-то очень распространенное, встречается почти во всех рецептах.

— Нет, мисс Кейти, я никогда о нем прежде не слышала. Мисс Карр никогда не требовала от меня никаких «шалотов», никогда, никогда!

— Боже мой, какая досада! — вскрикивала Кейти, размашисто листая страницы своей поваренной книги. — Придется попробовать что-нибудь другое.

Бедная Дебби! Если бы она любила Кейти не столь преданно, я думаю, терпение ее истощилось бы. Но она переносила все испытания покорно и ворчала лишь иногда, когда оставалась наедине с Бриджет. Доктору Карру пришлось съесть немало странных кушаний в те дни. Но он не роптал, а что до детей, они наслаждались всем этим. Каким волнующим стал каждый обед, когда никто не мог точно сказать, из чего приготовлено любое стоящее на столе блюдо. Дорри был кем-то вроде доктора Ливингстонаnote 24 в том, что касалось непривычной еды, — он снимал первую пробу, и, если говорил, что это съедобно, остальные следовали его примеру.

Со временем Кейти стала благоразумнее. Она перестала изводить Дебби новыми кушаньями, и семейство Карров вернулось просто к жареному и вареному, к большому удовлетворению всех заинтересованных лиц. Но за этим последовала Другая серия экспериментов. Кейти отыскала книгу о правильном питании, и ее охватила страсть к здоровой пище. Она уговорила Кловер и остальных отказаться от сахара, масла, соусов, подливок для пудинга, гречишных оладьев, пирогов и почти всего, что они особенно любили. Вареный рис казался ей самым разумным десертом, и она держала на нем семью до тех пор, пока Дорри и Джонни наконец не взбунтовались, и доктор Карр был вынужден вмешаться.

— Дорогая, боюсь, ты перестаралась, — сказал он, когда Кейти открыла свою книгу и приготовилась объяснять свои воззрения. — Я не против, чтобы дети ели простую, здоровую пищу, но вареный рис пять раз в неделю — это, право же, слишком.

Кейти вздохнула, но уступила. Позднее, когда уже пришла весна, у нее был приступ сверхозабоченности, и она постоянно посылала Кловер вниз спросить Дебби, не подгорел ли поставленный в печь хлеб или уверена ли она, Дебби, что маринованные овощи не забродили в своих банках. Она приставала к детям с напоминаниями — надеть галоши или не снимать пальто и в целом вела себя так, будто все заботы мира легли на ее плечи.

Но все это были естественные ошибки начинающего. Кейти относилась к делу серьезно и не могла не добиться успеха. Из месяца в месяц она училась управлять делами, и они шли все лучше и лучше. Заботы перестали раздражать ее. Доктор Карр видел новую живость в ее лице и манерах и чувствовал, что опыт удался. Ничего больше не говорилось о том, чтобы пригласить «кого-то чужого», и Кейти, сидя наверху в своем большом кресле, крепко держала в своих руках все нити управления домом.

Глава 12

Два года спустя

Было чудесное утро в начале июня. Теплый ветерок шелестел едва появившимися из почек молоденькими листочками, густо усыпавшими деревья, которые казались похожими на фонтаны зеленых брызг, взмывающих высоко в небо. Парадная дверь дома доктора Карра была распахнута настежь. Из окна гостиной доносились звуки фортепьяно — кто-то играл гаммы, а на крыльце, под распускающимися розами, прилежно склонялась над шитьем маленькая фигурка.

Это была Кловер, все та же маленькая Кловер, хотя с тех пор, как мы видели ее в последний раз, прошло уже более двух лет, и теперь ей было четырнадцать. Но Кловер никогда и не надеялась стать высокой. Глаза ее были все такими же голубыми и ласковыми, а щеки — розовыми, как яблоневый цвет. Но темные косички были уложены на затылке в круглый тугой узел, а нежное лицо обрело почти женское выражение. Старая Мэри твердила, что мисс Кловер становится настоящей леди, и «мисс Кловер» также вполне это сознавала и была невероятно довольна. Ей нравилось укладывать волосы в высокую прическу, и она строго следила за тем, чтобы подол ее платья закрывал верхнюю часть ботинок. Она также отказалась от прежних оборок вокруг шеи и носила вместо этого строгие воротнички и маленькие манжеты на красивых пуговках, пристегивающиеся к рукавам. Эти пуговки были подарком кузины Элен и нравились Кловер больше всего. Папа уверял, что она даже спать без них не ложится, но, конечно, это была лишь шутка, хотя никто никогда не видел ее без этих пуговок днем. И сейчас, сидя за шитьем, она часто на них поглядывала, а время от времени откладывала свою работу, чтобы придать им более выгодное положение или просто любовно потрогать их указательным пальцем.

Вдруг хлопнула садовая калитка, и из-за угла дома выбежал Фил. Он стал совсем большим мальчиком за эти два года — прелестные детские локоны были отрезаны, а прежние платьица уступили место куртке и брючкам. Он что-то держал в руке. Что именно, Кловер было не видно.

— Что это у тебя? — спросила она, когда Фил подбежал к крыльцу.

— Я иду наверх, к Кейти, чтобы спросить, спелые они или нет, — ответил Фил, показывая несколько ягод смородины с чуть заметными красноватыми прожилками.

— Конечно же неспелые! — сказала Кловер, взяв одну из ягод и положив ее в рот. — Разве ты сам не чувствуешь — по вкусу? Зеленее не бывает!

— Ну и что! Если только Кейти скажет, что они спелые, я буду их есть, — заявил Фил с вызовом, входя в дом.

— Зачем это Фил пошел наверх? — спросила Элси, выходя из двери гостиной и глядя вслед поднимающемуся по лестнице Филу.

— Узнать, спелая ли смородина и можно ли ее есть.

— Как он теперь стал осторожен — всегда спрашивает! — заметила Элси. — Боится получить новую порцию английской соли.

— Думаю, что так, — отозвалась со смехом Кловер. — Джонни говорит, что то была самая ужасная минута в ее жизни когда папа окликнул их из окна и они увидели его с ложкой в одной руке и бутылкой лекарства в другой!

— А Дорри, — подхватила Элси, — держал лекарство во рту, а потом убежал за угол дома и выплюнул. Папа сказал, что очень хотел заставить его проглотить вторую ложку соли, но потом подумал, что бедный Дорри и так дольше всех держал во рту эту горечь, и не стал давать ему новую порцию лекарства… Это было ужасное наказание — эта соль, правда?

— Да, но и очень благотворное — ни один из них с тех пор не трогает зеленый крыжовник… А ты уже кончила играть гаммы? Кажется, час еще не прошел.

— Нет, не прошел — всего двадцать пять минут. Но Кейти велела мне не сидеть на месте больше получаса подряд. Она говорит, что нужно встать и пробежаться, чтобы отдохнуть. Вот я и собираюсь дважды пройти до ворот и обратно. Я ей обещала. — И Элси направилась к воротам, быстро хлопая в ладоши то перед собой, то за спиной.

— А что это Бриджет делает в папиной комнате? — спросила она, во второй раз вернувшись к крыльцу. — Она вытряхивает что-то из окна. Разве слуги наверху? Я думала, они убирают столовую.

— Они делают уборку и наверху, и внизу. Кейти решила, что раз папы нет дома, будет очень удобно выколотить оба ковра. И обеда сегодня не будет — только хлеб с маслом, молоко и холодная ветчина, и есть будем наверху, в комнате Кейти, так как Дебби тоже помогает убирать, чтобы все поскорее кончить и не мешать папе, когда он вернется. А еще, видишь? — Она показала свое шитье. — Кейти шьет новую наволочку на папину подушечку для булавок, а я подрубаю оборочку, чтобы обшить ее кругом.

— Как ты красиво шьешь! — сказала Элси. — Я тоже хочу чем-нибудь украсить папину комнату. У меня есть салфеточки и коврики для умывальника, но та салфетка, что для мыльницы, еще не закончена. Как ты думаешь, Кейти позволит мне не играть гаммы в оставшиеся полчаса? Тогда я смогла бы доделать эту салфетку. Пожалуй, я схожу и спрошу ее.

— Она звонит! — воскликнула Кловер, когда со второго этажа донеслось слабое позвякиванье колокольчика. — Я сама спрошу ее, если хочешь.

— Нет-нет, позволь мне пойти. Я узнаю, что ей нужно.

Но Кловер уже была в передней, и обе девочки, бок о бок, помчались наверх. Между ними часто было небольшое соперничество, кто из них отзовется на звонок Кейти. Им обеим так нравилось услуживать ей.

Когда они вошли в комнату, Кейти двинулась им навстречу. Не на ногах — это, увы, все еще оставалось отдаленной надеждой, — а в кресле с большими колесами, в котором она самостоятельно могла передвигаться по комнате. Это кресло очень облегчило ее жизнь. Сидя в нем, она могла добраться до шкафа или комода и сама взять то, что ей было нужно, никого при этом не беспокоя. Начать пользоваться этим креслом она смогла лишь недавно. Доктор Карр рассматривал эту перемену как благоприятный признак улучшения ее состояния, но никогда не говорил об этом самой Кейти. Она уже сумела привыкнуть к своей новой жизни в качестве инвалида и даже умудрялась не унывать, так что, по мнению доктора Карра, было неразумно волновать ее, порождая надежды, которые могут в конце концов привести к новым разочарованиям.

Кейти встретила девочек веселой улыбкой и сказала:

— Это ты мне была нужна, Кловер! Я так беспокоюсь, что Бриджет будет трогать вещи на папином столе. Ты же знаешь, он любит, чтобы все всегда оставалось, как он положил. Пожалуйста, пойди и напомни ей, чтобы она ничего не перекладывала на столе. А когда ковер выбьют и снова положат на место, будь добра, вытри сама пыль со стола, чтобы я могла быть уверена, что все вещи снова возвращены на свои места. Хорошо?

— Конечно, я все сделаю! — ответила Кловер, которая была прирожденной домохозяйкой и которой очень нравилась роль премьер-министра принцессы Кейти. — Может быть, мне захватить и принести тебе подушечку для булавок, пока я буду там?

— Да-да, пожалуйста! Я хочу примерить наволочку.

— Кейти, — сказала Элси, — мои салфеточки почти готовы, и я хотела бы дошить их, чтобы положить на папин умывальник до его возвращения. Можно мне сегодня больше не играть гаммы, а вместо этого прийти сюда с шитьем?

— Ты думаешь, что у тебя хватит времени разучить новые упражнения, прежде чем мисс Филлипс придет к тебе?

— Думаю, что хватит. Следующий урок музыки только в пятницу, ты же знаешь.

— Ну, тогда, я думаю, можешь заняться шитьем. Только Элси, дорогая, сбегай сначала в папину комнату и принеси мне верхний ящик из его стола. Я хочу сама навести в нем порядок.

Элси охотно бросилась исполнять поручение. Вернувшись она поставила ящик на колени Кейти, и та начала вытирать пыль с лежавших в нем вещей и аккуратно укладывать их. Вскоре к девочкам вернулась и Кловер.

— Вот подушечка, — сказала она. — Теперь мы мило и спокойно проведем время втроем, правда? Я люблю такие дни, когда никто к нам не приходит и не мешает.

Лишь только она сказала это, как кто-то постучал в дверь.

— Войдите! — откликнулась Кейти.

В комнату вошел высокий широкоплечий паренек, с серьезным и выразительным лицом, осторожно держа в руках небольшие настольные часы. Это был Дорри. Он очень вырос и похорошел с тех пор, как мы видели его в последний раз, и стал гораздо умнее и благоразумнее во многих отношениях. Среди прочего у него обнаружились большие способности к механике.

— Вот твои часы, Кейти, — сказал он. — Я их починил, и теперь они бьют каждый час, как и положено. Только будь осторожна и не задень ударный механизм, когда запускаешь маятник.

— Починил, правда? — воскликнула Кейти. — Ну, Дорри, ты просто гений! Я так тебе благодарна.

— Сейчас без четырех минут одиннадцать, — продолжил Дорри. — Так что скоро они должны бить. Я думаю, мне лучше остаться и послушать, чтобы убедиться, что все в порядке. Разумеется, — добавил он вежливо, — если ты не занята и не предпочитаешь, чтобы я ушел.

— Я не могу быть слишком занята, чтобы радоваться твоему приходу, дружище, — сказала Кейти, поглаживая его руку. — Вот, в ящике порядок. Дорри, ты не мог бы отнести его в папину комнату и поставить в стол? У тебя руки посильнее, чем у Элси.

Дорри, казалось, был польщен. Когда он вернулся, часы как раз начали бить.

— Вот! — воскликнул он. — Замечательно, правда?

Но, увы, часы не остановились на одиннадцатом ударе. Они продолжали бить — двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать!

— Боже мой! — воскликнула Кловер. — Что это значит? Должно быть, уже послезавтра!

Дорри замер, раскрыв рот и уставившись на часы, которые не переставали бить, словно хотели расколотить собственный футляр. Элси, взвизгивая от смеха, продолжала считать:

— Тридцать, тридцать один — о, Дорри! — тридцать два! Тридцать три! Тридцать четыре!

— Ты заколдовал их, Дорри! — воскликнула Кейти, радуясь не меньше остальных.

Затем все принялись считать хором. Дорри схватил часы, встряхнул их, стукнул по ним, перевернул их вверх дном. Но резкие, вибрирующие звуки не прекращались, словно часы, получив однажды свободу, решили бить, пока не лишатся сил. Наконец, ударив в сто тридцатый раз, часы вдруг умолкли, и Дорри с пылающим и изумленным лицом обернулся к смеющейся компании.

— Очень странно, — сказал он, — но я уверен, что ничего такого не делал. Впрочем, я думаю, что смогу починить их, если ты позволишь мне попробовать еще раз. Ты ведь позволишь, Кейти? Я обещаю их не испортить.

На мгновение Кейти заколебалась. Кловер дернула ее за рукав и шепнула:

— Не давай!

Но, заметив обиженное выражение на лице Дорри, Кейти приняла решение.

— Да, я согласна, возьми их, Дорри. Я уверена, что ты будешь осторожен. Но на твоем месте я сначала сходила бы с ними в мастерскую Уэтрелов и поговорила бы с часовщиком. Вместе вам легче было бы понять, в чем дело. Как ты Думаешь?

— Наверное, — сказал Дорри. — Да, пожалуй, я так и сделаю. — И он вышел из комнаты с часами под мышкой, а Кловер крикнула ему вслед, поддразнивая:

— Обед в сто тридцать два часа — не забудь!

— Не забуду! — откликнулся Дорри. Два года назад он не отнесся бы столь добродушно к тому, что над ним смеются.

— Как ты могла разрешить ему снова унести твои любимые часы? — удивилась Кловер, когда дверь за Дорри закрылась. — Он их сломает. А тебе они так нравятся.

— Я подумала, что он обидится, если я не позволю ему попробовать починить их еще раз, — ответила Кейти спокойно. — Я думаю, он их не сломает. Часовщик Уэтрелов любит Дорри и конечно же скажет ему, что нужно сделать.

— Это очень мило с твоей стороны так поступить, — заметила Кловер, — но если бы это были мои часы, боюсь, я так не смогла бы.

В этот момент дверь снова распахнулась и в комнату влетела Джонни, ставшая за прошедшие два года заметно выше, но в остальном — точно та же, то и прежде.

— Ох, Кейти! — задыхаясь, вымолвила она. — Пожалуйста, скажи Филу, чтобы он не мыл цыплят в бочке с дождевой водой! Он уже запустил туда всех цыплят Пеструшки и теперь взялся за цыплят Леди Дурден. Я боюсь, что один — маленький, желтенький — уже мертв…

— О, нельзя этого делать, конечно нельзя! — воскликнула Кейти. — Да с чего ему такое пришло в голову?

— Он говорит, что цыплята грязные, потому что вылезли из яиц! И утверждает, что они желтые, потому что испачканы яичным желтком. Я говорила ему, что это не так, но он и слушать не хочет. — Джонни в отчаянии заломила руки.

— Кловер, — сказала Кейти, — сбегай и позови Фила ко мне. Только говори с ним ласково, хорошо?

— Да я и говорила ласково — право же, ласково, но все бесполезно, — откликнулась Джонни, на которую страдания цыплят, очевидно, произвели глубокое впечатление.

— Ну и озорник же этот Фил! — сказала Элси. — Папа говорит, что его следовало бы назвать Вьюном!

— Вьюнки — очень милые цветочки, — ответила Кейти, засмеявшись.

Довольно скоро в комнате появился Фил в сопровождении Кловер. Вид у него был несколько вызывающий, но Кейти знала, как обращаться с ним. Она посадила его к себе на колени, что ему всегда очень нравилось, хоть он и был уже совсем большим мальчиком, и так ласково и проникновенно заговорила с ним о бедных маленьких дрожащих и мокрых цыплятах, что сразу совершенно смягчила его сердце.

— Я вовсе не хотел им вреда, — сказал он, — но они были совершенно грязные и желтые — от яиц. И я подумал, что ты обрадуешься, если я их вымою.

— Но это совсем не от яиц, Фил, — это просто хорошенькие маленькие чистенькие перышки, как на крылышках у канарейки.

— Правда?

— Конечно. А теперь цыплятам холодно и плохо, так же как было бы холодно и плохо тебе, если бы ты свалился в пруд, а потом никто не предложил бы тебе переодеться в сухую одежду. Ты не думаешь, что тебе следовало бы пойти и согреть их?

— Как?

— Ну… в ладонях, очень нежно. А потом я пустила бы их побегать на солнышке.

— Хорошо, — сказал Фил, слезая с ее колен. — Только поцелуй меня сначала, потому что я не нарочно, ты же знаешь. — Фил очень любил Кейти. Мисс Петингил говорила, что просто чудо, как Кейти удается справиться с этим ребенком. Но, я думаю, секрет заключался в том, что Кейти вовсе не «справлялась», она просто старалась быть неизменно доброй, ласковой и всегда принимать во внимание чувства Фила.

Не успели еще замереть на лестнице звуки шагов Фила, а в дверь уже просунула голову старая Мэри. На лице ее было скорбное выражение.

— Мисс Кейти, — сказала она, — поговорили бы вы с Александром, чтобы он привел в порядок дровяной сарай. Вы и не знаете, какой там ужасный вид!

— Разумеется, не знаю, — сказала Кейти с улыбкой, но затем вздохнула. Она ни разу не видела дровяной сарай с того самого дня, когда упала с качелей. — Не беспокойтесь, Мэри, я поговорю с Александром, и он все сделает.

Мэри, довольная, торопливо засеменила вниз по лестнице. Но через несколько минут она снова была наверху.

— Там пришел человек с ящиком мыла, мисс Кейти, и принес счет. Он говорит, что мыло было заказано.

Кейти потребовалось некоторое время, чтобы найти кошелек, затем ей понадобились карандаш и приходно-расходная книга, а Элси пришлось уйти с ее места за столом.

— Ах, — сказала она, — хоть бы все эти люди перестали приходить и мешать нам. Интересно, кто будет следующим?

Ей не пришлось долго оставаться в неведении. Не успела она произнести последнее слово, как снова послышался стук в дверь.

— Войдите! — сказала Кейти довольно устало.

Дверь открылась.

— Можно? — произнес высокий голос. Послышался шелест юбок, постукивание каблучков, и в комнату вплыла Имоджен Кларк. Сначала Кейти даже не смогла догадаться, кто перед ней. Она не видела Имоджен почти два года.

— Парадная дверь была открыта, — продолжила Имоджен, — но никто не вышел на мой звонок, и я решилась пройти прямо наверх. Надеюсь, я вам не помешала?

— Ничуть, — сказала Кейти вежливо. — Элси, дорогая, придвинь, пожалуйста, этот низкий стул. Садись, Имоджен. Извини, что никто не вышел на твой звонок, но все слуги сегодня заняты уборкой дома, и, я думаю, они просто его не слышали!

Имоджен села и, по своему обыкновению, принялась болтать, в то время как Элси, стоявшая за спинкой кресла Кейти, внимательно обозревала платье гостьи. Оно было из дешевой ткани, но весьма замысловатого покроя, с отделкой, оборками и буфами. На шее у Имоджен было блестящее черное ожерелье, а в ушах — длинные черные серьги, которые позвякивали и побрякивали при каждом движении ее головы. У нее были все те же маленькие круглые завитки на щеках, и Элси вновь задумалась о том, что же удерживает их на месте.

Постепенно выяснилась цель визита Имоджен. Она пришла попрощаться. Семейство Кларк возвращалось в родной Джексонвилл.

— А ты снова встречалась с тем разбойником? — спросила Кловер, которая не могла забыть богатую бурными событиями историю, рассказанную однажды в гостиной.

— Да, — ответила Имоджен, — несколько раз, и довольно часто получаю от него письма. Он великолепно умеет писать письма. Хорошо бы у меня было с собой хоть одно, чтобы я могла прочитать вам некоторые отрывки. Я думаю, вам понравилось бы. Минуточку — может быть, у меня есть с собой его письмо. — И она сунула руку в карман. Конечно же там оказалось письмо. Кловер не могла отделаться от подозрения, что Имоджен отлично знала об этом с самого начала.

У разбойника был четкий почерк, писал он черными чернилами, а почтовая бумага и конверт были в точности такие, как и у любого иного человека. Но возможно, его шайка просто отняла коробку с письменными принадлежностями у какого-нибудь разносчика.

— Сейчас, сейчас, — сказала Имоджен, пробегая глазами страницу. — Вот… «Обожаемая Имоджен…» Это вам не интересно… гм, гм, гм… ах, вот здесь есть кое-что! «Я обедал в Рок-хаусе накануне Рождества. Но там было так одиноко без тебя. Я ел жареную индейку, гуся, ростбиф, сладкий пирог, плам-пудинг с орехами и изюмом. Неплохой обед, правда? Но ничто не вызывает восхищения, когда друзья вдали от нас».

Кейти и Кловер смотрели на письмо в величайшем изумлении. Такой слог, да из уст разбойника!

— «Джон Биллингс купил новую лошадь», — продолжала Имоджен, — гм, гм, гм… Пожалуй, тут больше нет ничего интересного для вас. Ах, да! Вот здесь, в конце, стихи: