Избранное. Наука о культуре и императивы эпохи Маркарян Эдуард
Анатолий Гелескул. О Марии Петровых
Неловко разговор о русском поэте начинать с его переводов, и все же приведу один — и не потому, что считаю его лучшим. Печать личности Марии Сергеевны Петровых, при сознательном и полном подчинении подлиннику, лежит на многих ее переводах, но в этом, мне кажется, проступило и что-то биографическое.
- Он каменный, железный — все, как в давнем
- строении прадедовских времен,
- и лишь дверной проем заложен камнем —
- из дома нету двери на балкон.
- Бродяги здесь под крышею квадратной
- спасаются ночами от дождя,
- через года разлуки безотрадной
- нечаянно друг друга находя.
- Любой из нас его не замечает,
- рассеянной заботой поглощен.
- Хозяева и не подозревают,
- что за стеной их дома есть балкон.
(Атанас Далчев «Балкон»)
Этот притягательный образ — заброшенного тайника — возникает при мысли о Марии Сергеевне как метафора ее судьбы, литературной и не литературной (по крайней мере в ту пору, когда мне посчастливилось узнать ее, — в конце 60-х, еще до выхода ее прижизненной книги).
Хозяева действительно не подозревали либо, заметив, принимали за что-то другое. Поэзия Марин Петровых тогда существовала как-то замурованно — не явно и не подпольно, а в ином, четвертом измерении, доступном лишь для считанных друзей. Вообще друзей было много, и, наверно, очень разных, но те, кого я знал, действительно были людьми бродяжьего склада, вольными и неприкаянными, менее всего благополучными, нередко обреченными. Одни становились изгоями, другие — изгнанниками или гибли. Погиб Анатолий Якобсон, любимый ученик и человек для Марии Сергеевны родной. Он был последним в ее долгом поминальном списке. Через год не стало и Марии Сергеевны.
В ее прижизненную книгу вошло далеко не все, а после нее Мария Сергеевна за десять лет не напечатала ни строки. Неизвестные стихи прозвучали на вечерах ее памяти, но очень немногие. И нельзя сказать, что сегодня все обстоит иначе. Еще не все ее стихи дошли до поэтов, о широком читателе не говорю.
Однако не я один помню первое впечатление от той давней, ереванской книги: это немногое — классика. Уже классика, хотя и типографская краска еще не просохла. Звучит восторженно, но время подтвердило трезвость оценки. У стихов, которые не слишком уклюже называют «классическими» и которые проще бы назвать настоящими или живорожденными, есть общая природная черта. Они живут и меняются для нас. Это не плоская поверхность, которая блестит или тускнеет — и только. Они растут как деревья, и всякий раз их видишь по-новому и, хочется думать, зорче.
Сегодня я читаю стихи Марии Петровых иначе, чем десять или двадцать лет назад. Отчасти потому, что меняюсь сам; отчасти потому, что до сих пор еще не знаю всего ею созданного. Но прежде всего — потому, что это стихи живорожденные.
Мне кажется, внутренний строй поэзии Петровых — мелодический, одноголосый. Может быть, близкий русской песне и народным плачам. И есть мелодические повторы, которые возникают в ее стихах, исчезают и возвращаются как вариации. Они настойчивы, но не сразу узнаются. Иногда ловлю себя на том, что прежде для меня разрозненные или невнятные звуки складываются в мелодию настолько новую, что невольно спрашиваешь — да верно ли слышал тон? Может быть, и верно, но дело в том, что мелодия — не отдельное стихотворение, не его рисунок. Она проходит через всю жизнь поэта.
Такими разрозненными нотами для меня долго были рассыпанные по стихам Петровых понятия, для нее ключевые, — правда, несвобода, немота, речь. Возможно, ясность почерка притупляла читательское зрение. Мария Сергеевна не любила недомолвок. Мне кажется, она не признавала за собой права ни на поэтические заблуждения, ни на поэтические блуждания, тем более — на их демонстрацию. Думаю, даже не доверяла их бумаге.
Однажды в разговоре о чьих-то стихах — помнится, нехитрых, но для интересности запутанных — Мария Сергеевна обронила:
— Я все-таки люблю, когда пишут прямо.
Такую мысль не сразу принимаешь, поскольку не сразу понимаешь. Что значит прямо? Понятно? Но Хлебников прав: «Вывески понятны, но это не поэзия…»
Говорилось, конечно, о другом. Пастернак называл это «прямым назначением речи»: «Настойчивость сказанного, безусловность, нешуточность».
У Марии Петровых не часто звучат поэтические обеты. Вот один из них:
- …Но либо молчание, либо
- Лишь правда, а мне до нее не дойти.
И другие такты той же мелодии:
- Пускай душа забита,
- А все-таки жива.
- Пусть правда позабыта —
- Она одна права.
- …и от правды ни на волос
- Не дозволишь отступить.
И, наконец, законченная мелодическая фраза:
- Какая во лжи простота,
- Как с нею легко,
- А правда совсем не проста,
- Она далеко.
- Ее ведь не проще достать,
- Чем жемчуг со дна.
- Она никому не под стать,
- Любому трудна.
Трудна всерьез, настолько, что даже говорить о ней без тени дидактики, взывать к ней без тени ханжества трудно и дано немногим.
Мне кажется, эти стихи созвучны убежденности Пастернака: «Неумение найти и сказать правду — недостаток, которого никаким умением говорить неправду не покрыть». Это написано в 1922 году, когда провинциальная девочка Мария Петровых вряд ли подозревала о существовании поэта, который станет для нее одним из любимейших. Но по мере того как она взрослела, найти правду делалось все трудней, а сказать ее — все опаснее.
Есть у Петровых стихотворение: «Одно мне хочется сказать поэтам: „Умейте домолчаться до стихов“». Дидактика, правда, редко достигает цели, да и мало кто следует добрым советам. Но стихотворение звучит как разговор с собой и по-своему высветляет молчаливый путь Петровых, ее особую судьбу.
А вот голос уже самой судьбы:
- Во мне живого места нет,
- И все дороги пройдены,
- И я молчу десятки лет
- Молчаньем горькой родины…
Вспомним, что молодость Петровых и расцвет сил пришлись на 30-е годы, потом была война — годы горя, общности и надежд, и снова все повернулось по-старому, «А время шло, и старилось, и глохло…» Одна из личных драм, запечатленных в поэзии Петровых, — это драма художника.
Здесь не хотелось бы упрощать и политизировать. Мне, повторяю, кажется, что природа поэзии Петровых — мелодическая и стихи, как песня, рассказывают не событие, а судьбу. Думаю, отношения Петровых с миром вообще строились на разных уровнях. Была действительность высшего порядка — искупление, страдание, душа. Не душевность, а душа, тяжкий и грозный дар, который огромней ранимого и смертного человеческого сердца и требует человека целиком: ввериться ей — самоотречение, изменить — самоубийство. И стихи об этом —
- Бескрайна душа и страшна,
- Как эхо в горах… —
полны магической силы.
Или, казалось бы, совсем другое. Помню, как однажды у Марии Сергеевны тоскливо вырвалось:
— Господи, как же хочется дождя! Нет и нет… Не будет урожая!
Так странно это прозвучало душным московским вечером, на московском дворе. Где он, урожай? Кругом асфальт, не то что земли — даже пыли нет. «А там, во глубине России..» — для нее это «там» было реальностью, смыслом, бытием.
И была реальность уже другого порядка, двусмысленная. Помнится, когда американцы долетели и Армстронг прыгал по Луне, у меня, как и у многих, сердце тоже подпрыгнуло — се человек! А Мария Сергеевна грустно сказала:
— Вот и Луну осквернили…
Кому-то покажется забавным, но сказано, боюсь, провидчески.
Молчание Марии Петровых, определившее ее творческую судьбу, неоднозначно. В нем можно расслышать и ахматовское:
- …просто мне петь не хочется
- Под звон тюремных ключей, —
и тютчевское: «Как сердцу высказать себя?»
Мысль изреченная есть ложь, а ведь искусство, по Пастернаку, — это умение сказать правду. Буквально абзацем выше у него стоит: «Единственное, что в нашей власти, — это суметь не исказить голоса жизни, в нас звучащего».
Не солгать перед жизнью было заботой Марии Петровых в поэзии, да и вне ее. Подолгу и, как мы знаем из ее стихов, мучительно вслушиваясь в свое молчание, она ждала, когда вся ее жизнь скажет за нее. А на много ли откровений хватает одной человеческой жизни? Не на сорок же сборников! Права на иные стихи, не продиктованные судьбой, Мария Петровых за собой не признавала.
Ее слова промыты молчанием, как в старательском лотке, и лишь самые веские остались на дне. Это тютчевское молчание.
Но было и другое — «молчанье горькой родины». Почти еще девочкой Мария Петровых стояла у гроба Есенина. Наверно, то был первый оплаканный ею поэт. Потом она потеряла им счет, поэтам и не поэтам, близким и неведомым.
- До срока лучшие из нас
- В молчанье смерти выбыли,
- И никого никто не спас
- От неминучей гибели.
Поэт не выбирает свое время. Его никто не выбирает, но поэт не мог бы выбрать даже чудом — такого времени нет. При любом «чувстве земной уместности» (выражение Пастернака) поэт везде и всегда — герой не нашего времени. Вспомним еще раз: «Единственное, что в нашей власти, — это суметь не исказить голоса жизни…»
- Для сердца легче смерть, чем мертвые слова.
У Марии Петровых это звучит как клятва:
Но ведь поэт и есть голос жизни и, пока она теплится и даже когда агонизирует, обречен звучать.
- А нас еще ведь спросят — как могли вы
- Терпеть такое, как молчать могли?
- Как смели немоты удел счастливый
- Заранее похитить у земли?
- И даже в смерти нам откажут дети,
- И нам еще придется быть в ответе.
Это стихотворение 38-го или 39-го года. Уже нет в живых Мандельштама.
Не знаю, все ли стихи тех лет уцелели; надеяться не приходится. Но в них берут начало два сквозных мотива поэзии Петровых — мука немоты и тоска по свободе. И затихнуть им уже не суждено.
- Какие-то ходы и переходы
- И тягостное чувство несвободы…
И только иногда, в редкие минуты — просвет, даль и «самозабвенный воздух свободы».
- Не затем ли мы жаждем грозы,
- Что гроза повторяет азы
- Неоглядной свободы и гром
- Бескорыстным гремит серебром…
Обе темы возникают настойчиво, непроизвольно и часто неожиданно, как обрывок неотступной мелодии, и буквально пронизывают, прошивают стиховую ткань, порой сталкиваясь в неразрешимом, казалось бы, диссонансе.
- Тихие воды, глубокие воды,
- Самозащита немой свободы…
- Хуже ли те, что бесстрашно мчатся,
- Смеют начаться, смеют кончаться?..
Ответ беспощаден:
- Вашей судьбою, стоячие воды,
- Только глухие, незрячие годы,
- Намертво сомкнутые уста,
- Холод, и темень, и немота.
И все же вначале — и это врезается в память — «самозащита немой свободы». Это позднее стихотворение, но в поэзии Петровых «немая свобода» возникает рано — к несчастью, слишком, может быть, рано. Вот стихи 39-го года:
- Как бы ни страшились, ни дрожали —
- Веки опустили, губы сжали
- В грозовом молчании могильном,
- Вековом, беспомощном, всесильном,
- И ни нам, и ни от нас прощенья,
- Только завещанье на отмщенье.
Таков «тихий лиризм» Марии Петровых. «Ни ахматовской кротости, ни цветаевской ярости»…
Может ли свобода быть немой? И надолго ли ее хватает? Одно из поздних стихотворений Марии Петровых — «Немого учат говорить» — завершают строки:
- Он мучится не день, не год,
- За звук живой — костьми поляжет.
- Он речь не скоро обретет,
- Но он свое когда-то скажет.
Наверно, только так, «единственным неповторимым сердцем, таинственной единственной душой» и домалчиваются до стихов.
- Где непрерывностью речитатива
- И прошлое и будущее живо.
Стихов непритворных и порой настолько непроизвольных, что кажется, будто возникли они без ведома автора — созрев, сами разбили скорлупу и вылетели на свободу.
Стихотворения
Стихи тридцатых — семидесятых годов
«Кто дает вам право спрашивать…»
- Кто дает вам право спрашивать —
- Нужен Пушкин или нет?
- Неужели сердца вашего
- Недостаточен ответ?
- Если ж скажете — распни его,
- Дворянин и, значит, враг,
- Если царствия Батыева
- Хлынет снова душный мрак, —
- Не поверим, не послушаем,
- Не разлюбим, не дадим —
- Наше трепетное, лучшее,
- Наше будущее с ним.
25. VIII.35
«Стихов ты хочешь? Вот тебе…»
- Стихов ты хочешь? Вот тебе —
- Прислушайся всерьез,
- Как шепелявит оттепель
- И как молчит мороз.
- Как воробьи, чирикая,
- Кропят следками снег
- И как метель великая
- Храпит в сугробном сне.
- Белы надбровья веточек,
- Как затвердевший свет…
- Февраль маячит светочем
- Предчувствий и примет.
- Февраль! Скрещенье участей,
- Каких разлук и встреч!
- Что б ни было — отмучайся,
- Но жизнь сумей сберечь.
- Что б ни было — храни себя.
- Мы здесь, а там — ни зги.
- Моим зрачком пронизывай,
- Моим пыланьем жги,
- Живи двойною силою,
- Безумствуй за двоих.
- Целуй другую милую
- Всем жаром губ моих.
1935
«Помнишь ночь? Мы стоим на крыльце…»
- Помнишь ночь? Мы стоим на крыльце.
- Гробовое молчанье мороза.
- И в круглунном, неясном кольце
- Затаенная стынет угроза.
- Мы ютились в студеной избе.
- Постояв, помолчав на крылечке,
- От мороза ушли мы к себе,
- К нашей люто натопленной печке.
- Там другая, там добрая ночь,
- Вся в сиянье, как счастья начало,
- Отгоняла предчувствия прочь
- И за будущее отвечала.
- Что ж! Ее предсказанье сбылось:
- Все исполнила, что посулила.
- Жизни наши свершаются врозь.
- Но живет в них единая сила.
- Пусть пытают опять и опять, —
- У нее вековое здоровье.
- Не замучить ее, не отнять,
- Называемую любовью.
1935
«Когда на небо синее…»
- Когда на небо синее
- Глаза поднять невмочь,
- Тебе в ответ, уныние,
- Возникнет слово: дочь.
- О, чудо светлолицее,
- И нежен и высок, —
- С какой сравнится птицею
- Твой легкий голосок!
- Клянусь — необозримое
- Блаженство впереди,
- Когда ты спишь, любимая,
- Прильнув к моей груди.
- Тебя держать, бесценная,
- Так сладостно рукам.
- Не комната — вселенная,
- Иду — по облакам.
- И сердце непомерное
- Колышется во мне,
- И мир, со всею скверною,
- Остался где-то, вне.
- Мной ничего не сказано,
- Я не сумела жить,
- Но ты вдвойне обязана,
- И ты должна свершить.
- Быть может, мне заранее,
- От самых первых дней,
- Дано одно призвание —
- Стать матерью твоей.
- В тиши блаженства нашего
- Кляну себя: не сглазь!
- Мне счастье сгинуть заживо
- И знать, что ты сбылась.
1937–1938
«Без оглядки не ступить ни шагу…»
- Без оглядки не ступить ни шагу.
- Хватит ли отваги на отвагу?
- Диво ль, что не громки мы, не прытки,
- Нас кругом подстерегали пытки.
- Снится ворон с карканьем вороньим.
- Диво ль, что словечка не пророним,
- Диво ль, что на сердце стынет наледь
- И ничем уж нас не опечалить.
- А отрада лишь в небесной сини,
- Да зимой на ветках белый иней,
- Да зеленые весною листья…
- Мы ль виновны в жалком бескорыстье!
- Мы живем не мудрствуя лукаво,
- И не так уж мы преступны, право…
- Пркляты, не только что преступны!
- Велика ли честь, что неподкупны.
- Как бы ни страшились, ни дрожали —
- Веки опустили, губы сжали
- В грозовом молчании могильном,
- Вековом, беспомощном, всесильном,
- И ни нам, и ни от нас прощенья,
- Только завещанье на отмщенье.
1939
«Есть очень много страшного на свете…»
- Есть очень много страшного на свете,
- Хотя бы сумасшедшие дома,
- Хотя бы искалеченные дети,
- Иль в города забредшая чума,
- Иль деревень пустые закрома,
- Но ужасы ты затмеваешь эти —
- Проклятье родины моей — тюрьма.
- О, как ее росли и крепли стены —
- В саду времен чудовищный побег,
- Какие жертвы призраку измены
- Ты приносить решался, человек!..
- И нет стекла, чтобы разрезать вены,
- Ни бритвы, ни надежды на побег,
- Ни веры — для того, кто верит слепо,
- Упорствуя судьбе наперекор,
- Кто счастлив тем, что за стенами склепа
- Родной степной колышется простор,
- Скупой водой, сухою коркой хлеба
- Он счастлив — не убийца и не вор,
- Он верит ласточкам, перечеркнувшим небо,
- Оправдывая ложный приговор.
- Конечно, страшны вопли дикой боли
- Из окон госпиталя — день и ночь.
- Конечно, страшны мертвецы на поле,
- Их с поля битвы не уносят прочь.
- Но ты страшней, безвинная неволя,
- Тебя, как смерть, нет силы превозмочь.
- А нас еще ведь спросят — как могли вы
- Терпеть такое, как молчать могли?
- Как смели немоты удел счастливый
- Заранее похитить у земли?..
- И даже в смерти нам откажут дети,
- И нам еще придется быть в ответе.
1938–1942
«Когда я склонюсь над твоею кроваткой…»
- Когда я склонюсь над твоею кроваткой,
- Сердце так больно, так сладко растет,
- Стою не дыша и смотрю украдкой
- На руки твои, на их легкий взлет.
- Я с горькой тоской спозналась глубоко,
- В бессоннице я сгорела дотла,
- Но ты, ты нежна и голубоока,
- Подснежник мой, ты свежа и светла.
- Мир твой не тронут горем и злобой,
- Страху и зависти доступа нет.
- Воздух тебя обнимает особый,
- Как будто всегда над тобою рассвет.
- Когда я склонюсь над кроваткой твоею,
- Сердце растет в непосильной любви,
- Смотрю на тебя и смотреть не смею,
- И помню одно только слово: живи.
1940
«Вы — невидаль, Вы — злое диво…»
Э. К.
- Вы — невидаль, Вы — злое диво.
- Недаром избегают Вас:
- Так беспощадно, так правдиво
- Бьет свет из Ваших темных глаз, —
- Неустрашимо, через бездны
- Наперерез обман разя…
- Лукавить с Вами бесполезно,
- Глаза Вам отвести нельзя, —
- Ваш разум никому в угоду
- Не даст налганное сберечь:
- На чистую выводит воду
- Презрительным движеньем плеч.
1940
«Светло ль ты, солнце, и лучисто ли…»
- Светло ль ты, солнце, и лучисто ли
- И прежний ли ты держишь путь,
- Когда, меня завидев издали,
- Вы рады в сторону свернуть?
- А я невзвижу света белого —
- Куда мне деться от стыда?
- Ведь я вам ничего не сделала,
- Ведь я чужой была всегда.
- И это не влюбленность по уши,
- Но отсвет рокового дня,
- Но сад волшебный, где никто уже
- Вас не отнимет у меня,
- Где молчаливыми аллеями
- Вам счастливо идти со мной,
- Где б руку идем, лелеемы
- Завороженною луной.
- А здесь — пройти бы невредимою
- И лишь бы не встречаться впредь!
- Здесь — даже на лицо любимое
- Я не решаюсь посмотреть.
- Заговорю — так про веселое,
- Закусывая губы в кровь…
- Простите мне мою тяжелую,
- Мою ненужную любовь!
1940
«Ты думаешь, что силою созвучий…»
- Ты думаешь, что силою созвучий
- Как прежде жизнь моя напряжена.
- Не думай так, не мучай так, не мучай, —
- Их нет во мне, я как в гробу одна.
- Ты думаешь — в безвестности дремучей
- Я заблужусь, отчаянья полна.
- Не думай так, не мучай так, не мучай, —
- Звезда твоя, она и мне видна.
- Ты думаешь — пустой, ничтожный случай
- Соединяет наши имена.
- Не думай так, не мучай так, не мучай, —
- Я — кровь твоя, и я тебе нужна.
- Ты думаешь о горькой, неминучей,
- Глухой судьбе, что мне предрешена.
- Не думай так: мятется прах летучий,
- Но глубь небес таинственно ясна.
1941
«Не взыщи, мои признанья грубы…»
- Не взыщи, мои признанья грубы,
- Ведь они под стать моей судьбе.
- У меня пересыхают губы
- От одной лишь мысли о тебе.
- Воздаю тебе посильной данью —
- Жизнью, воплощенною в мольбе,
- У меня заходится дыханье
- От одной лишь мысли о тебе.
- Не беда, что сад мой смяли грозы,
- Что живу — сама с собой в борьбе,
- Но глаза мне застилают слезы
- От одной лишь мысли о тебе.
1941
«Проснемся, уснем ли — война, война…»
- Проснемся, уснем ли — война, война.
- Ночью ли, днем ли — война, война.
- Сжимает нам горло, лишает сна,
- Путает имена.
- О чем ни подумай — война, война.
- Наш спутник угрюмый — она одна.
- Чем дальше от битвы, тем сердцу тесней,
- Тем горше с ней.
- Восходы, закаты — все ты одна.
- Какая тоска ты — война, война!
- Мы знаем, что с нами
- Рассветное знамя,
- Но ты, ты, проклятье, — темным-темна.
- Где павшие братья, — война, война!
- В безвестных могилах…
- Мы взыщем за милых,
- Но крови святой неоплатна цена.
- Как солнце багрово! Все ты, одна.
- Какое ты слово: война, война…
- Как будто на слове
- Ни пятнышка крови,
- А свет все багровей во тьме окна.
- Тебе говорит моя страна:
- Мне трудно дышать, — говорит она, —
- Но я распрямлюсь, и на все времена
- Тебя истреблю, война!
1942
«Завтра день рожденья твоего…»
- Завтра день рожденья твоего.
- Друг мой, чем же я его отмечу?
- Если бы поверить в нашу встречу!
- Больше мне не надо ничего.
- Ночью здесь такая тишина!
- Звезды опускаются на крышу,
- Но, как все, я здесь оглушена
- Грохотом, которого не слышу.
- Неужели ото всех смертей
- Откупились мы любовьюк детям?
- Неужели родине своей
- За себя достойно не ответим?
- Это вздор! Не время клевете
- И не место ложному смиренью,
- Но за что же мы уже не те?
- Кто мы в этом диком измеренье?..
- Завтра день рожденья твоего.
- Друг мой, чем же я его отмечу?
- Если бы поверить в нашу встречу!
- Больше мне не надо ничего.
1942
Севастополь
- Бело-синий город Севастополь,
- Белокрылый город в синеве…
- Моря ослепительная опыль
- В скверах оседала на траве.
- Город с морем сомкнуты в содружье,
- Синей соли съедены пуды.
- Дымной славой русского оружья,
- Пушечным дымком несло с воды.
- Белый камень в голубой оправе,
- Ты у недруга в кольце тугом.
- Город русской доблести, ты вправе
- Горевать о времени другом.
- Шрам широкий над крутою бровью
- Ты через столетие пронес,
- А теперь лежишь, залитый кровью,
- И морских не осушаешь слез.
- Слезы эти — зарева кровавей —
- Отольются гибелью врагу…
- Белый пепел в голубой оправе
- На осиротевшем берегу!
- Тяжко, Севастополь, о как тяжко!
- Где ж прославленная на века
- Белая матросская рубашка,
- Праздничная синь воротника!
- Плачь о тех, кто смертной мглой объяты,
- Чьи могилы волнами кругом…
- Ты еще начнешься, но себя ты
- Не узнаешь в облике другом.
[1942][1]
«Ветер воет, ветер свищет…»
- Ветер воет, ветер свищет —
- Это ничего.
- Поброди на пепелище
- Сердца моего.
- Ты любил под лунным светом
- Побродить порой.
- Ты недаром был поэтом,
- Бедный мой герой.
- Я глазам не верю — ты ли,
- Погруженный в сон,
- Преклонившийся к Далиле
- Гибнущий Самсон.
- То ль к Далиле, то ль к могиле,
- Только не ко мне,
- Не к моей невольной силе,
- Выросшей в огне,
- Взявшейся на пепелище
- Сердца моего,
- Там, где только ветер свищет,
- Больше ничего.
1942
«Год, в разлуке прожитый…»
- Год, в разлуке прожитый,
- Близится к весне.
- Что же ты, ах, что же ты
- Не придешь ко мне!
- Мне от боли старящей
- Тесно и темно,
- В злой беде товарища
- Покидать грешно.
- Приходи, не думая,
- Просто приходи.
- Что ж тоску угрюмую
- Пестовать в груди!
- Все обиды кровные
- Замела пурга.
- Видишь — поле ровное,
- Белые снега.
1942
Апрель 1942 года
- Свирепая была зима,
- Полгода лютовал мороз.
- Наш городок сходил с ума,
- По грудь сугробами зарос.
- Казалось, будет он сметен —
- Здесь ветры с четырех сторон,
- Сквозь город им привольно дуть,
- Сшибаясь грудь о грудь.
- Они продрогший городок
- Давно бы сдули с ног,
- Но разбивалась в прах пурга
- О тяжкие снега.
- И вот апрель в календаре,
- Земля в прозрачном серебре,
- Хрустящем на заре.
- И солнце светит горячей,
- И за ручьем бежит ручей.
- Скворцы звенят наперебой,
- И млеет воздух голубой.
- И если б только не война,
- Теперь была б весна.
1942
«Не плачь, не жалуйся, не надо…»
- Не плачь, не жалуйся, не надо,
- Слезами горю не помочь.
- В рассвете кроется награда
- За мученическую ночь.
- Сбрось пламенное покрывало,
- И платье наскоро надень,
- И уходи куда попало
- В разгорячающийся день.
- Тобой овладевает солнце.
- Его неодолимый жар
- В зрачках блеснет на самом донце,
- На сердце ляжет, как загар.
- Когда в твоем сольется теле
- Владычество его лучей,
- Скажи по правде — неужели
- Тебя ласкали горячей?
- Поди к реке, и кинься в воду,
- И, если можешь, — поплыви.
- Какую всколыхнешь свободу,
- Какой доверишься любви!
- Про горе вспомнишь ты едва ли,
- И ты не назовешь — когда
- Тебя нежнее целовали
- И сладостнее, чем вода.
- Ты вновь желанна и прекрасна,
- И ты опомнишься не вдруг
- От этих ласково и властно
- Струящихся по телу рук.
- А воздух? Он с тобой до гроба,
- Суровый или голубой,
- Вы счастливы на зависть оба, —
- Ты дышишь им, а он тобой.
- И дождь придет к тебе по крыше,
- Все то же вразнобой долбя.
- Он сердцем всех прямей и выше,
- Всю ночь он плачет про тебя.
- Ты видишь — сил влюбленных много.
- Ты их своими назови.
- Неправда, ты не одинока
- В твоей отвергнутой любви.
- Не плачь, не жалуйся, не надо,
- Слезами горю не помочь,
- В рассвете кроется награда
- За мученическую ночь.
1942
«Глубокий, будто темно-золотой…»
- Глубокий, будто темно-золотой,
- Похожий тоном на твои глаза,
- Божественною жизнью налитой,
- Прозрачный, точно детская слеза,
- Огромный, как заоблаченный гром,
- Непогрешимо-ровный, как прибой,
- Незапечатлеваемый пером —
- Звук сердца, ставшего моей судьбой.
24/VIII.1942
«Лишь в буре — приют и спасение…»
- Лишь в буре — приют и спасение,
- Под нею ни ночи, ни дня.
- Родимые ветры осенние,
- Хоть вы не оставьте меня!
- Вы пылью засыпьте глаза мои,
- И я распознать не смогу,
- Что улицы все те же самые
- На том же крутом берегу,
- Что город все тот же по имени,
- Который нас видел вдвоем…
- Хотя бы во сне — позови меня,
- Дай свидеться в сердце твоем!
1942
«Я думала, что ненависть — огонь…»
- Я думала, что ненависть — огонь,
- Сухое, быстродышащее пламя,
- И что промчит меня безумный конь
- Почти летя, почти под облаками…
- Но ненависть — пустыня. В душной, в ней
- Иду, иду, и ни конца, ни краю,
- Ни ветра, ни воды, но столько дней
- Одни пески, и я трудней, трудней
- Иду, иду, и, может быть, вторая
- Иль третья жизнь сменилась на ходу.
- Конца не видно. Может быть, иду
- Уже не я. Иду, не умирая…
29/XI.1942
«Мы смыслом юности влекомы…»
- Мы смыслом юности влекомы
- В простор надземной высоты —
- С любой зарницею знакомы,
- Со всеми звездами на «ты».
- Земля нам кажется химерой
- И родиною — небеса.
- Доходит к сердцу полной мерой
- Их запредельная краса.
- Но н сердце ложится время,
- И каждый к тридцати годам
- Не скажет ли: я это время
- За бесконечность не отдам.
- Мы узнаем как бы впервые
- Леса, и реки, и поля,
- Сквозь переливы луговые
- Нам улыбается земля.
- Она влечет неодолимо,
- И с каждым годом все сильней.
- Как женщина неутолима
- В жестокой нежности своей.
- И в ней мы любим что попало,
- Забывнадземную страну, —
- На море грохотанье шквала,
- Лесов дремучих тишину,
- Равно и грозы и морозы,
- Равно и розы и шипы,
- Весь шум разгоряченной прозы,
- Разноголосый гул толпы.
- Мы любим лето, осень, зиму,
- Еще томительней — весну,
- Затем, что с ней невыносимо
- Земля влечет к себе, ко сну.
- Она отяжеляет належь
- Опавших на сердце годов
- И успокоится тогда лишь
- От обольщающих трудов,
- Когда в себя возьмет всецело.
- Пусть мертвыми — ей все равно.
- Пускай не душу, только тело…
- (Зачем душа, когда темно!)
- И вот с единственною, с нею,
- С землей, и только с ней вдвоем
- Срастаться будем все теснее,
- Пока травой не изойдем.
[1942]
«Ревет, и воет, и дымится…»
- Ревет, и воет, и дымится
- Вспять обращенная волна.
- К прочерченной штыком границе
- Откатывается война.
- Сдержи дыханье, — там вершится
- Твоя судьба, моя страна!
- На недоконченной странице
- Дымятся кровью письмена.
- Как шумно смерть в лицо дышала!
- Как трудно с нею грудь о грудь!
- Концом прикинулось начало,
- Казалось — не передохнуть.
- Нам воздуха недоставало
- На грозный, на прощальный путь,
- И только кровь в висках стучала:
- Бессмертен будь, бессмертен будь…
- Когда же сердце охватила
- Непоправимая беда,
- Очнулась в нас иная сила,
- Иначе повела звезда:
- Нас ненависть огнем вспоила,
- Он был как ясная вода…
- Врагов укроет лишь могила,
- И та исчезнет без следа.
1943
Чистополь
- Город Чистополь на Каме…
- Нас дарил ты чем богат.
- Золотыми облаками
- Рдел за Камою закат.
- Сквозь тебя четыре ветра
- Насмерть бились день и ночь.
- Нежный снег ложился щедро,
- А сиял — глазам невмочь.
- Сверхъестественная сила
- Небу здешнему дана:
- Прямо в душу мне светила
- Чистопольская луна,
- И казалось, в мире целом
- Навсегда исчезла тьма.
- Сердце становилось белым,
- Сладостно сходя с ума.
- Отчужденностью окраски
- Живо все и все мертво —
- Спит в непобедимой сказке
- Город сердца моего.
- Если б не росли могилы
- В дальнем грохоте войны,
- Как бы я тебя любила,
- Город, поневоле милый,
- Город грозной тишины!
- Годы чудятся веками,
- Но нельзя расстаться нам —
- Дальний Чистополь на Каме,
- На сердце горящий шрам.
1943, март
«Мы начинали без заглавий…»
- Мы начинали без заглавий,
- Чтобы окончить без имен.
- Нам даже разговор о славе
- Казался жалок и смешон.
- Я думаю о тех, которым
- Раздоры ль вечные с собой
- Иль нелюбовь к признаньям скорым
- Мешали овладеть судьбой.
- Не в расточительном ли детстве
- Мы жили раньше? Не во сне ль?
- Лишь в грозный год народных бедствий
- Мы осознали нашу цель.
- И можем быть сполна в ответе
- За счастье встреч и боль потерь.
- Мы тридцать лет росли как дети,
- Но стали взрослыми теперь.
- И яростную жажду славы
- Всей жизнью утолить должны,
- Когда Россия пишет главы
- Освобождающей войны, —
- Без колебаний, без помарок —
- Страницы горя и побед,
- А на полях широких ярок
- Пожаров исступленный свет…
- Живи же, сердце, полной мерой,
- Не прячь на бедность ничего
- И непоколебимо веруй
- В звезду народа твоего.
- Теперь спокойно и сурово
- Ты можешь дать на все ответ,
- И скажешь ты два кратких слова,
- Два крайних слова: да и нет.
- А я скажу: она со мною,
- Свобода грозная моя!
- Совсем моей, совсем иною
- Жизнь начинается, друзья!
1943
«Какое уж тут вдохновение, — просто…»
- Какое уж тут вдохновение, — просто
- Подходит тоска и за горло берет.
- И сердце сгорает от быстрого роста,
- И грозных минут наступает черед,
- Решающих разом — петля или пуля,
- Река или бритва, но наперекор
- Неясное нечто, тебя карауля,
- Приблизится произнести приговор.
- Читает — то гневно, то нежно, то глухо,
- То явственно, то пропуская слова,
- И лишь при сплошном напряжении слуха
- Ты их различаешь едва-едва,
- Пером неумелым дословно, построчно,
- Едва поспевая, ты запись ведешь,
- Боясь пропустить иль запомнить неточно…
- (Петля или пуля, река или нож?..)
- И дальше ты пишешь, — не слыша, не видя,
- В блаженном бреду не страшась чепухи,
- Не помня о боли, не веря обиде,
- И вдруг понимаешь, что это стихи.
1943
Ночь на 6 августа
- В каком неистовом молчанье
- Ты замерла, притихла, ночь!..
- Тебя ни днями, ни ночами
- Не отдалить, не превозмочь.
- Взволнованною тишиною
- Объята из конца в конец,
- Ты внемлешь надо всей страною
- Биенью всех ее сердец.
- О, как же им была близка ты,
- Когда по небу и земле
- Промчались первые раскаты
- О Белгороде и Орле.
- Все вдохновенней, все победней
- Вставали громы в полный рост,
- Пока двенадцатый, последний,
- Не оказался светом звезд.
- И чудилось, что слезы хлынут
- Из самой трудной глубины, —
- Они хоть на мгновенье вынут
- Из сердца злую боль войны!
- Но время это не настало,
- Лишь близко-близко подошло.
- Ты не впустую, ночь, блистала, —
- Нам от тебя и днем светло.
- В нас тайный луч незатемнимый
- Уже до дрожи напряжен.
- Ты стала самою любимой,
- Не подберешь тебе имен.
1943
Прощанье
- Вот на этом самом месте
- В этой комнате чужой
- Мы прощались. Были вместе,
- Не рассечь — душа с душой.
- В эту комнату чужую
- Я теперь вхожу одна.
- Холодея, дохожу я
- До тогдашнего окна.
- Вот на этом самом месте,
- Вот у этого стола
- Мы прощались, были вместе.
- Вместо смерти жизнь была.
- А теперь в тиши зловещей
- Взгляд вещей невыносим,
- А теперь исходят вещи
- Прежним голосом твоим.
- Говоришь ты: — Небывало,
- Что сбывается со мной!
- Обвилась, околдовала,
- Стала д смерти родной.
- Заповедной, сокровенной
- Тайной сердца моего.
- Друг мой вечный, мой мгновенный,
- Ты счастливее всего!.. —
- Это ж песня! Это — ты же…
- И в ответ едва-едва,
- Неразборчивее, тише
- Слышатся мои слова:
- — Силою тысячелетней
- Сердце одарило нас…
- Ты скажи хоть в миг последний,
- В первый и последний раз, —
- Ведь за дверью жизнь иная,
- Время ехать на вокзал, —
- Знаешь, как люблю я?
- — Знаю, —
- Воздух дрогнувший сказал.
- Не твоим ли каждым словом
- Озарен мой трудный путь!
- Став дыханьем, хлебом, кровом,
- Слово может все вернуть:
- Как-нибудь обронишь слово,
- Ставшее моей душой,
- И окажешься ты снова
- В этой комнате чужой.
1943
«У меня большое горе…»
- У меня большое горе,
- И плакать не могу.
- Мне бы добрести до моря,
- Упасть на берегу.
- Не слезами ли, родное,
- Плещешь через край?
- Поделись хоть ты со мною,
- Дай заплакать, дай!
- Дай соленой, дай зеленой,
- Золотой воды,
- Синим солнцем прокаленной,
- Горячй моей беды,
- Я на перекресток выйду,
- На колени упаду.
- Дайте слез омыть обиду,
- Утолить беду!
- О животворящем чуде
- Умоляю вас:
- Дайте мне, родные люди,
- Выплакаться только раз!
- Пусть мольба моя нелепа,
- Лишь бы кто-нибудь принес, —
- Не любви прошу, не хлеба, —
- Горсточку горючих слез.
- Я бы к сердцу их прижала,
- Чтобы в кровь мою вошло
- Обжигающее жало,
- От которого светло.
- Словно от вины тягчайшей,
- Не могу поднять лица…
- Дай же кто-нибудь, о, дай же
- Выплакаться до конца,
- До заветного начала,
- До рассвета на лугу…
- Слишком больно я молчала,
- Больше не могу.
Июль 1943
«Хоть не лелей, хоть не голубь…»
- Хоть не лелей, хоть не голубь,
- Хоть позабудь о нем, —
- Оно пускает корни вглубь,
- И это день за днем.
- То, что запало нам в сердца,
- Как хочешь назови,
- Но только нет ему конца,
- Оно у нас в крови.
- Все больше мы боимся слов
- И верим немоте.
- И путь жесток, и век суров,
- И все слова не те.
- А то, о чем молчим вдвоем,
- Дано лишь нам двоим.
- Его никак не назовем,
- Но неразлучны с ним.
«Не нынче ль на пороге…»
- Не нынче ль на пороге,
- От горя как в бреду,
- Я почтальону в ноги
- С мольбою упаду.
- «Одно письмо средь прочих
- У вас, наверно, есть.
- Там на конверте почерк
- Мужской, прямой, как честь.
- Мой адрес на конверте,
- Письмо мне из Москвы.
- Поверьте мне, поверьте,
- Его найдете вы!..»
- Старик, с мальчишкой схожий,
- Быть может, поворчит,
- Но, человек хороший,
- Он мне письмо вручит.
- Любую запятую
- Целуя без стыда,
- В письме твоем прочту я,
- Что любишь навсегда.
- Ты пишешь, — будь спокойна,
- Клянешься, что придешь…
- Презренно, недостойно,
- Блаженно верю в ложь.
- Возможно ль быть несчастней?
- Я жду тебя весь год,
- Как смертник перед казнью
- Помилованья ждет.
«Жил тигренок, числясь в нетях…»
- Жил тигренок, числясь в нетях,
- Это хитрому с руки,
- Чтоб забыли: в лапках этих
- Подрастают коготки.
- Если будут люди трогать,
- Мучить или целовать —
- Покажи точеный коготь,
- Раз и навсегда отвадь.
- Пусть летит тебе вдогонку
- Восхищенье и хула.
- Выходить пора тигренку
- На серьезные дела.
8 апр. 1943
«Говорят, от судьбы не уйдешь…»
- Говорят, от судьбы не уйдешь.
- Ты над этим смеешься? Ну что ж,
- Покажи мне, любимый, звезду,
- По которой тебя не найду,
- Покажи мне, любимый, пути,
- На которых тебя не найти,
- Покажи мне, любимый, коня,
- Которым объедешь меня.
1943
«— Но в сердце твоем я была ведь? — Была…»
- — Но в сердце твоем я была ведь?
- — Была:
- Блаженный избыток, бесценный излишек…
- — И ты меня вытоптал, вытравил, выжег?..
- — Дотла, дорогая, дотла.
- — Неправда. Нельзя истребить без следа.
- Неясною тенью, но я же с тобою,
- Сквозь горе любое и счастье любое
- Невольно с тобою — всегда.
1943
«Молчи, я знаю, знаю, знаю…»
- Молчи, я знаю, знаю, знаю.
- Я точно, по календарю,
- Припомню все, моя родная,
- И за тебя договорю.
- О скрытая моя соседка,
- Бедой объятая душа!
- Мы слишком часто, слишком редко
- Встречаемся, всегда спеша.
- Приди от горя отогреться.
- Всем сердцем пристальным моим
- Зову тебя: скорее встреться,
- Мы и без слов поговорим.
- Заплачь, заплачь! Ведь я-то знаю,
- Как ночь бродить по пустырю.
- До счастья выплачься, родная,
- Я за тебя договорю.
1943
Поэту-горцу
К. К.
- Когда ты стиснешь кулаки и зубы,
- Склоняя голову — ты так хорош!
- Гляжу и повторяю: любо, любо!
- (Ты тихих слов не разберешь.)
- Когда ж ты руки распахнешь и ветром
- Меня охлынет с горной высоты,
- Таким широким, прямодушным, щедрым, —
- О, как тогда прекрасен ты!
1943
Осенние леса
- Боже, как светло одеты,
- В разном — в красном, в золотом!
- На лесах сказалось лето
- В пламени пережитом.
- Солнце душу в них вложило —
- Летней радуги красу.
- Семицветное светило
- Рдеет листьями в лесу.
- Отрешившийся от зноя,
- Воздух сразу стал чужим.
- Отстранивший все земное,
- Он высок и недвижим.
- А в лесах — за дивом диво.
- Им не надо никого,
- Как молитва, молчаливо
- Легких листьев торжество.
- Чт красе их вдохновенной
- Близкий смертный снежный мрак…
- До чего самозабвенны,
- Как бесстрашны — мне бы так!
- Грустила я за свежими бревенчатыми стенами,
- Бродила опустевшими лесами несравненными,
- И светлыми дубровами, и сумрачными чащами,
- От пурпура — суровыми, от золота — молчащими.
- Я увидала озими, как в раннем детстве, яркими, —
- Великодушной осени весенними подарками.
- В неполитом, в неполотом саду твоем
- стояла я…
- Пылают листья золотом, любой — как солнце малое:
- Что видывали за лето от зноя неустанного —
- По самый стебель налито и оживает заново.
- Ни шелеста, ни шороха, пройди всю глушь
- окрестную,
- Лишь смутный запах пороха томит кору древесную.
- Какими днями тяжкими нам эти чащи дороги!
- За этими овражками стояли наши вороги.
- Ломились в наши светлые заветные обители,
- И воды ясной Сетуни их темный образ видели.
- Настигнутые пулями, о вольной воле певшими,
- В свой праздник недогулянный, детоубийцы, —
- где ж они?..
- Лишь смутный запах пороха хранит кора древесная.
- Ни шелеста, ни шороха — тиха краса окрестная.
- Как в утро это раннее, что разгорится досиня,
- Мне по сердцу стояние самозабвенной осени!..
- А ночь обступит звездами — дремучая, прозрачная.
- Одно к другому созданы — и мрак и свечи брачные…
- Земля моя чудесная, что для тебя я сделаю,
- Какой прославлю песнею все светлое, все смелое,
- И тишину рассветную, и жизнь вот эту самую,
- И вас, друзья заветные, заветные друзья мои!..
- Не наглядеться, не алюбоваться
- На эту пламенеющую тишь,
- Столь властную, что некуда податься,
- И вместе с ней стоишь, горишь, молчишь.
- Как памятник, надгробье страстотерпцам,
- Что отстояли этот день большой
- Единственным неповторимым сердцем,
- Таинственной единственной душой,
- Как жертвенник, неистово горящий
- Во имя тех, которых молим жить, —
- Высокая и пламенная чаща,
- Ее огня вовек не потушить.
- Здесь прошлые, здесь будущие годы,
- И чудится — впервые жизнь полна
- Столь просветленным воздухом свободы
- От звезд небесных до морского дна.
- И беззаветно жить бы мне отныне,
- Самозабвенным воздухом дыша,
- Чтоб сердце стало крепче этой сини
- И чище этой осени душа.
1943
«Знаю, что ко мне ты не придешь…»
- Знаю, что ко мне ты не придешь,
- Но поверь, не о тебе горюю:
- От другого горя невтерпеж,
- И о нем с тобою говорю я.
- Милый, ты передо мной в долгу.
- Вспомни, что осталось за тобою.
- Ты мне должен — должен! — я не лгу —
- Воздух, солнце, небо голубое,
- Шум лесной, речную тишину, —
- Все, что до тебя со мною было.
- Возврати друзей, веселье, силу,
- И тогда уже — оставь одну.
5–6 авг. 1943
«Но разве счастье взять руками голыми?..»
- Но разве счастье взять руками голыми? —
- Оно сожжет.
- Меня швыряло из огня да в полымя
- И вновь — об лед.
- И в кровь о камень сердца несравненного, —
- До забытья…
- Тебя ль судить, — бессмертного, мгновенного,
- Судьба моя!
17. III. 1945
«Что же это за игра такая?..»
- Что же это за игра такая?..
- Нет уже ни слов, ни слез, ни сил…
- Можно разлюбить — я понимаю,
- Но приди, скажи, что разлюбил.
- Для чего же эти полувзгляды?
- Нежности внезапной не пойму.
- Отвергая, обнимать не надо.
- Разве не обидно самому?
- Я всегда дивлюсь тебе как чуду.
- Не найти такого средь людей.
- Я до самой смерти не забуду
- Беспощадной жалости твоей…
1949
«Люби меня. Я тьма кромешная…»
- Люби меня. Я тьма кромешная.
- Слепая, путаная, грешная.
- Но ведь кому, как не тебе,
- Любить меня? Судьба к судьбе.
- Гляди, как в темном небе звезды
- Вдруг проступают. Так же просто
- Люби меня, люби меня,
- Как любит ночь сиянье дня.
- Тебе и выбора-то нет:
- Ведь я лишь тьма, а ты лишь свет.
«Весна и снег. И непробудный…»
- Весна и снег. И непробудный
- В лесу заснеженном покой.
- Зиме с землей расстаться трудно,
- Как мне с тобой, как мне с тобой.
«Назначь мне свиданье…»
- Назначь мне свиданье
- на этом свете.
- Назначь мне свиданье
- в двадцатом столетье.
- Мне трудно дышать без твоей любви.
- Вспомни меня, оглянись, позови!
- Назначь мне свиданье
- в том городе южном,
- Где ветры гоняли
- по взгорьям окружным,
- Где море пленяло
- волной семицветной,
- Где сердце не знало
- любви безответной.
- Ты вспомни о первом свидании тайном,
- Когда мы бродили вдвоем по окрайнам,
- Меж домиков тесных,
- по улочкам узким,
- Где нам отвечали с акцентом нерусским.
- Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
- Но вспомни, что даже на мусорной свалке
- Жестянки и склянки
- сверканьем алмазным,
- Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
- Тропинка все выше кружила над бездной…
- Ты помнишь ли тот поцелуй поднебесный?..
- Числа я не знаю,
- но с этого дня
- Ты светом и воздухом стал для меня.
- Пусть годы умчатся в круженье обратном
- И встретимся мы в переулке Гранатном…
- Назначь мне свиданье у нас на земле,
- В твоем потаенном сердечном тепле.
- Друг другу навстречу
- по-прежнему выйдем,
- Пока еще слышим,
- Пока еще видим,
- Пока еще дышим,
- И я сквозь рыданья
- Тебя заклинаю:
- назначь мне свиданье!
- Назначь мне свиданье,
- хотя б на мгновенье,
- На площади людной,
- под бурей осенней,
- Мне трудно дышать, я молю о спасенье…
- Хотя бы в последний мой смертный час
- Назначь мне свиданье у синих глаз.
1953, Дубулты
«Новый год тайком, украдкой…»
- Новый год тайком, украдкой
- Проскользнул в притихший дом,
- Гостя с этакой повадкой
- Узнаешь пока с трудом.
- Мы сжились со старым годом,
- Был он скромен, был он прост,
- Был накоротке с народом,
- Не хватая с неба звезд.
- Понимал людские нужды,
- Помнил давнюю беду.
- И, придирчивости чуждый,
- Помогал нам на ходу.
- Правда, не был он поэтом,
- И воображенья жар
- Не пьянил его, но в этом
- Был его особый дар…
- Новый год явился тихо
- И пока лишен примет,
- Так неслышно входит лихо,
- Так рождается рассвет.
- Что ж теснишься в двери боком,
- Как раскаянье иль ложь?
- Ты сказал бы хоть намеком —
- Что за пазухой несешь?
- Хочешь с нас великой дани
- Или малой будешь рад?
- Покажи хоть очертанья
- Новых бедствий и утрат!..
- А быть может… ах, быть может,
- Мученикам немоты —
- Тем, чей век впустую прожит,
- Обернешься счастьем ты.
- С чистым сердцем в полный голос
- Их заставишь говорить
- И от правды ни на волос
- Не дозволишь отступить…
1954/1955
«Зима установилась в марте…»
- Зима установилась в марте
- С морозами, с кипеньем вьюг,
- В злорадном, яростном азарте
- Бьет ветер с севера на юг.
- Ни признака весны, и сердце
- Достигнет роковой черты
- Во власти гибельных инерций
- Бесчувствия и немоты.
- Кто речь вернет глухонемому?
- Слепому — кто покажет свет?
- И как найти дорогу к дому,
- Которого на свете нет?
Март 1955
Сказка
- Очарованье зимней ночи,
- Воспоминанья детских лет…
- Пожалуй, был бы путь короче
- И замело бы санный след,
- Но от заставы Ярославской
- До Норской фабрики, до нас, —
- Двенадцать верст морозной сказкой
- Под звездным небом в поздний час…
- Субботним вечером за нами
- Прислали тройку. Мы с сестрой
- Садимся в сани. Над санями
- Кружит снежинок легкий рой.
- Вот от дверей начальной школы
- Мы тронулись. На облучке —
- Знакомый кучер в долгополой
- Овчинной шубе, в башлыке.
- И вот уже столбы заставы,
- Ее двуглавые орлы.
- Большой больничный сад направо…
- Кусты черны, снега белы,
- Пустырь кругом, строенья редки.
- Темнее ночь, сильней мороз.
- Чуть светятся седые ветки
- Екатерининских берез.
- А лошади рысцою рядом
- Бегут… Почтенный коренник
- Солидно вскидывает задом.
- Он строг и честен, он старик.
- Бежит, бряцая селезенкой,
- Разумный конь, а с двух сторон
- Шалят пристяжки, как девчонки,
- Но их не замечает он.
- Звенит бубенчик под дугою,
- Поют полозья в тишине,
- Но что-то грезится другое
- В завороженном полусне.
- На горизонте лес зубчатый,
- Таинственный волшебный лес.
- Там, в чаще, — угол непочатый
- Видений, страхов и чудес.
- Вот королевич серым волком
- Подходит к замку на горе…
- Неверный свет скользит по елкам,
- По черным елкам в серебре.
- Спит королевна непробудно,
- И замок в чарах забытья.
- Самой себе признаться трудно,
- Что королевна — это я…
- Настоян на морозе воздух
- И крепок так, что не вздохнуть.
- И небо — в нелюдимых звездах,
- Чужая, нежилая жуть.
- Все на земле роднее, ближе.
- Вот телеграфные столбы
- Гудят все то же, а поди же —
- Ведь это песня ворожбы.
- Неодолимая дремота
- В том звуке, ровном и густом…
- Но вот фабричные ворота,
- Все ближе, ближе, ближе дом.
- Перед крылечком санный полоз
- Раскатывается, скользя,
- И слышен из прихожей голос,
- Который позабыть нельзя.
15 авг. 1955
«За окном шумит листва густая…»
- За окном шумит листва густая —
- И благоуханна и легка,
- Трепеща, темнея и блистая
- От прикосновенья ветерка.
- И за нею — для меня незримы,
- Рядом, но как будто вдалеке, —
- Люди, что всегда проходят мимо,
- Дети, что играют на песке.
- И шоссе в движенье непрестанном,
- И ваганьковская тишина.
- Я от них волненьем и блистаньем,
- Трепетом живым отрешена…
- Вянет лето, превращаясь в осень.
- Август отошел, и вот, спеша,
- Ветер листья рвет, швыряет оземь,
- Откровенным холодом дыша.
- И в окне, наполнившемся светом, —
- Все, что близко, все, что далеко,
- Все как есть, что было скрыто летом,
- Вдруг возникло четко и легко.
- Если чудо — говори о чуде,
- Сочетавшем радость и печаль.
- Вот они — невидимые люди!
- Вот она — неведомая даль!
20/VIII 55
«Что ж, если говорить без фальши…»
- Что ж, если говорить без фальши,
- Ты что ни день — отходишь дальше,
- Я вижу по твоим глазам
- И по уклончивой улыбке, —
- Я вижу, друг мой, без ошибки,
- Что нет возврата к чудесам.
- Прощай. Насильно мил не будешь,
- Глухого сердца не разбудишь.
- Я — камень на твоем пути.
- Ты можешь камень обойти,
- Но я сказать хочу другое:
- Наверно, ты в горах бывал,
- И камень под твоей ногою
- Срывался, падая в провал.
1955
«Не беда, что жизнь ушла…»
- Не беда, что жизнь ушла,
- Не беда, что навсегда,
- Будто я и не жила,
- А беда, что без следа,
- Как в песок вода.
1955, авг.
Надпись на портрете
(Мадригал)
- Я вглядываюсь в Ваш портрет
- Настолько пристально и долго,
- Что я, быть может, сбита с толку
- И попросту впадаю в бред,
- Но я клянусь: Ваш правый глаз
- Грустней, внимательнее, строже,
- А левый — веселей, моложе
- И больше выражает Вас,
- Но оба тем и хороши,
- Что Вы на мир глядите в оба,
- И в их несхожести особой —
- Таинственная жизнь души.
- Они мне счастья не сулят,
- А лишь волненье без названья,
- Но нет сильней очарованья,
- Чем Ваш разноречивый взгляд.
1956
«Смертный страх перед бумагой белой…»
- Смертный страх перед бумагой белой…
- Как его рассеять, превозмочь?
- Как же ты с душою оробелой
- Безоглядно углубишься в ночь?
- Ни дымка, ни звука — тьма и снег.
- Только тьма и снег в степи бескрайной.
- Ни звезды, ни вехи — только тайна,
- Только ночь и только человек.
- Он идет один, еще не зная,
- Встретится ль в дороге огонек.
- Впереди лишь белизна сплошная,
- И сплошная тьма, и путь далек.
- Он идет, перемогая вьюгу,
- И безлюдье, и ночную жуть,
- И нельзя пожаловаться другу,
- И нельзя в пути передохнуть.
- Впереди ночной простор широкий,
- И пускай в снегах дороги нет,
- Он идет сквозь вьюгу без дороги
- И другому пролагает след.
- Здесь, быть может, голову он сложит…
- Может быть, идущий без пути,
- Заплутает, сгинет, но не может,
- Он уже не может не идти.
- Где-то ждет его душа живая.
- Чтоб ее от горя отогреть,
- Он идет, себя позабывая…
- Выйди на крыльцо и друга встреть.
1956
«Какой обильный снегопад в апреле…»
- Какой обильный снегопад в апреле,
- Как трудно землю покидать зиме!
- И вновь зима справляет новоселье,
- И вновь деревья в снежной бахроме.
- Под ярким солнцем блещет снег весенний.
- Взгляни, как четко разлинован лес:
- Высоких сосен правильные тени
- По белизне легли наперерез.
- Безмолвие страницы разграфленной
- Как бы неволит что-то написать,
- Но от моей ли немоты бессонной
- Ты слова ждешь, раскрытая тетрадь!
- А под вечер предстал передо мною
- Весь в перечерках черновик живой,
- Написанный осыпавшейся хвоей,
- И веточками, и сухой листвой,
- И шишками, и гарью паровозной,
- Что ветром с полустанка нанесло,
- А почерк — то веселый, то серьезный,
- И подпись различаю и число.
- Не скрыть врожденный дар — он слишком
- ярок,
- Я только позавидовать могу,
- Как, не страшась ошибок и помарок,
- Весна стихи писала на снегу.
1956
«Бредешь в лесу, не думая, что вдруг…»
- Бредешь в лесу, не думая, что вдруг
- Ты станешь очевидцем некой тайны,
- Но все открыл случайный взгляд вокруг —
- Разоблачения всегда случайны.
- В сосновой чаще плотный снег лежит, —
- Зима в лесу обосновалась прочно,
- А рядом склон сухой листвой покрыт, —
- Здесь осени участок неурочный.
- Шумят ручьи, бегут во все концы, —
- Весна, весна! Но в синеве прогретой
- Звенят вразлив не только что скворцы —
- Малиновка, — уж это ли не лето!
- Я видела и слышала сама,
- Как в чаще растревоженного бора
- Весна и лето, осень и зима
- Секретные вели переговоры.
1956
«Дни мелькают — чет и нечет…»
- Дни мелькают — чет и нечет, —
- Жизнь осталась позади.
- Что же сердце рвет и мечет,
- Задыхается в груди?
- Слышать слов моих не хочет,
- Будто в рану сыплю соль.
- Днем и ночью сердце точит
- Злая дума, злая боль.
- Знает сердце о причине
- Всех скорбей моих и бед,
- О смиренье, о гордыне
- И что мне спасенья нет.
- Но оно по горло сыто
- Ложью всяческих прикрас,
- И оно со мной открыто
- Говорит не в первый раз,
- Чтобы я, ему доверясь,
- Не страшилась жить в глуши
- И смелей порола ересь,
- Если ересь от души.
- Говорит не рифмы ради,
- Не для красного словца,
- Говорит не на эстраде, —
- На исходе, у конца.
1956
«У твоей могилы вечный непокой…»
- У твоей могилы вечный непокой,
- Приглушенный говор суеты людской.
- Что же мне осталось, ангел мой небесный!
- Без тебя погибну в муке бесполезной.
- Без тебя погибну в немоте железной.
- Сердце истомилось смертною тоской.
- Горе навалилось каменной доской.
1/VIII 56
«Мы рядом сидим…»
- Мы рядом сидим.
- Я лицо дорогое целую.
- Я голову глажу седую.
- Мне чудится возле
- какая-то грозная тайна,
- А ты говоришь мне,
- что все в этой жизни случайно.
- Смеясь, говоришь:
- — Ну а как же? Конечно, случайно. —
- Так было во вторник.
- И вот подошло воскресенье.
- Из сердца вовек не уйдет
- этот холод весенний.
- Тебя уже нет,
- а со мною что сталось, мой милый…
- Я склоняюсь над свежей твоею могилой.
- Я не голову глажу седую —
- Траву молодую.
- Не лицо дорогое целую,
- А землю сырую.
4/VIII 56
«Скорей бы эти листья облетели!..»
- Скорей бы эти листья облетели!
- Ты видел детство их. Едва-едва,
- Как будто в жизни не предвидя цели,
- Приоткрывалась зябкая листва, —
- «Плиссе-гофре», как я тогда сказала
- О листиках зубчатых, и в ответ
- Смеялся ты, и вот тебя не стало.
- Шумит листва, тебя на свете нет,
- Тебя на свете нет, и это значит,
- Что света нет… А я еще жива.
- Раскрылись листья, подросла трава.
- Наш долгий разговор едва лишь начат.
- На мой вопрос ты должен дать ответ,
- А ты молчишь. Тебя на свете нет.
9/VIII 56
«Скажи — как жить мне, как мне жить…»
- Скажи — как жить мне, как мне жить
- На этом берегу?
- Я не могу тебя забыть
- И помнить не могу.
- Я не могу тебя забыть,
- Покуда вижу свет,
- А там забуду, может быть,
- А может быть, и нет.
- А может быть, к душе душа
- Приникнет в тишине,
- И я воскресну не дыша,
- Как вечный сон во сне.
- На бездыханный берег твой
- Возьми меня скорей
- И красотою неживой
- От жизни отогрей.
1957
«Не за то ли, что только гроза…»
- Не за то ли, что только гроза
- Нам на мир открывает глаза,
- И пред нами, хорош или плох,
- Предстает он, застигнут врасплох,
- Озарен то вверху, то внизу, —
- Не за это ль мы любим грозу?
- Чт при свете дневном разберешь,
- Примиряющем с правдою ложь?
- Безучастный равно ко всему,
- Он легко переходит во тьму.
- Чт увидишь во мраке ночном?
- Он смешал, одурманенный сном,
- Все, что живо, и все, что мертво,
- Он не видит себя самого.
- Но случится лишь ветру начать
- Вековые деревья качать, —
- Встрепенется, очнется листва,
- Зашумит: я жива, я жива!
- Редкий дождь пробежит вперебой
- По траве, от зарниц голубой,
- В чаще туч острие топора
- Полыхнет белизной серебра,
- Громыхающий рухнет удар
- С поднебесья в глухой крутояр,
- Взвоет ветер на все голоса,
- Раскачаются шумно леса…
- Не затем ли мы жаждем грозы,
- Что гроза повторяет азы
- Неоглядной свободы, и гром
- Бескорыстным гремит серебром,
- И, прозрачной прохладой дыша,
- Оживает, мужает душа…
[1957]
Черта горизонта
- Вот так и бывает: живешь — не живешь,
- А годы уходят, друзья умирают,
- И вдруг убедишься, что мир непохож
- На прежний, и сердце твое догорает.
- Вначале черта горизонта резка —
- Прямая черта между жизнью и смертью,
- А нынче так низко плывут облака,
- И в этом, быть может, судьбы милосердье.
- Тот возраст, который с собою принес
- Утраты, прощанья, — наверное, он-то
- И застил туманом непролитых слез
- Прямую и резкую грань горизонта.
- Так много любимых покинуло свет,
- Но с ними беседуешь ты, как бывало,
- Совсем забывая, что их уже нет…
- Черта горизонта в тумане пропала.
- Тем проще, тем легче ее перейти, —
- Там эти же рощи и озими эти ж…
- Ты просто ее не заметишь в пути,
- В беседе с ушедшим — ее не заметишь.
1957
«Как жить, когда владеют мной…»
- Как жить, когда владеют мной
- Три слова: я тебя убила.
- О, если бы весь шар земной
- Я обошла, — найдется ль сила
- Спасти меня, чтоб я забыла
- Хоть на мгновенье, хоть во сне
- О том, что кровь твоя на мне.
[1957]
«Не от жестокости, из милосердия…»
- Не от жестокости, из милосердия
- Ты за собой позвал меня в тот час.
- В тот страшный час твоей,
- нет, нашей смерти,
- Соединившей, разлучившей нас.
«Ты не становишься воспоминаньем…»
- Ты не становишься воспоминаньем.
- Как десять лет назад, мы до сих пор
- Ведем наш сокровенный разговор,
- Встречаясь, будто на рассвете раннем.
- Нам хорошо и молодо вдвоем,
- И мы всегда идем, всегда идем,
- Вверяясь недосказанным признаньям
- И этой чуть раскрывшейся листве,
- Пустому парку, резкой синеве
- Холодных майских дней и полувзглядам,
- Что сердцу говорят прямее слов
- О радости, что мы, как прежде, рядом…
- Минутами ты замкнут и суров.
- Жестокой мысли оборвать не хочешь,
- Но вот опять и шутишь и хохочешь,
- Самозабвенно радуясь всему —
- И солнцу, и нехоженой дорожке,
- И полусказочной лесной сторожке,
- И тайному смятенью моему…
- Мне верилось, что это лишь начало,
- Что это лишь преддверие чудес,
- Но всякий раз, когда тебя встречала,
- Я словно сердцу шла наперерез…
- И я еще живу, еще дышу,
- Еще брожу одна по темным чащам,
- И говорю с тобою, и пишу,
- Прошедшее мешая с настоящим…
- Минутами ты замкнут и суров.
- А я была так близко, так далеко
- С тобой, с твоей душою одинокой
- И не могла, не находила слов —
- Заговорить с тобой о самом главном,
- Без переходов, сразу, напрямик…
- Мой ангел, на пути моем бесславном
- Зачем явился ты, зачем возник!
- Ты был моей любовью многолетней,
- А я — твоей надеждою последней,
- И не нашла лишь слова одного,
- А ты хотел его, ты ждал его,
- Оно росло во мне, но я молчала,
- Мне верилось, что это лишь начало.
- Я шла, не видя и не понимая
- Предсмертного страданья твоего.
- Я чувствовала светлый холод мая,
- И ты со мной, и больше ничего…
- О как тебя я трепетно касалась!
- Но счастье длилось до того лишь дня,
- Пока ты жил, пока не оказалось,
- О, как тебя я трепетно касалась!
15/VIII 57
«Пылает освет красноватый…»
- Пылает отсвет красноватый
- На летней пашне в час заката.
- До фиолетового цвета
- Земля засохшая прогрета.
- Здесь каждый пласт огнем окован —
- Лиловым, розовым, багровым,
- И этот крепкий цвет не сразу
- Становится привычен глазу,
- Но приглядишься понемногу,
- На алый пласт поставишь ногу,
- И с каждым шагом все бесстрашней
- Идешь малиновою пашней.
22/VIII 57
«Кузнечики… А кто они такие?..»
- Кузнечики… А кто они такие?
- Заглядывал ли ты в их мастерские?
- Ты, видно, думал — это кузнецы
- И в кузнях маленьких поодиночке
- О наковаленки бьют молоточки,
- А звон от них летит во все концы?
- Но это заблужденье. Ты не прав.
- Не кузница в траве, а телеграф,
- Где точки и тире, тире и точки
- Бегут вплотную по звенящей строчке
- И наспех сообщают обо всем,
- Что в поле и в лесу творилось днем.
Авг. 1957
«В домах московских каждое окно…»
- В домах московских каждое окно
- По вечерам сияет мирным светом.
- Казалось бы — что говорить об этом?
- Но видится и слышится одно:
- Турецкий ветер с моря-океана
- О стекла бьет и на сердце темно
- От затемненных окон Еревана.
6. X.57
Сон на рассвете
- Какие-то ходы и переходы,
- И тягостное чувство несвободы,
- И деревянный низенький помост.
- Как на погосте, он открыт и прост,
- Но это — стол, на нем вино и свечи,
- А за столом — мои отец и мать.
- Их нет в живых. Я рада этой встрече,
- Я их прошу меня с собою взять
- Или побыть со мною хоть недолго,
- Чтоб Новый год мы встретили втроем.
- Я что-то им толкую втихомолку,
- Они молчат. Мы пьем. Нет, мы не пьем.
- Вино как кровь. Нетронуты бокалы.
- А у моих родимых небывалый —
- Такой недвижный и спокойный взгляд.
- Да полно, на меня ль они глядят?
- Нет, сквозь меня. О нет, куда-то мимо.
- А может статься, я для них незрима?
- И что это? Настал ли Новый год
- И при свечах втроем его встречаем,
- Иль только близится его приход, —
- Так незаметен, так необычаен?..
- Отец и мать. И между ними — я.
- Где ночью ты была, душа моя?
- И Новый год — был или не был встречен?
- Что спрашивать, когда ответить нечем!
- Я помню только свечи и вино,
- И стол в дверях, и что кругом темно,
- И что со мной — восставшие из праха.
- Я их люблю без трепета, без страха,
- Но мне тревожно. Кто меня зовет?..
- О, лишь бы знать — настал ли Новый год?
27 дек. 1957 г.
«Даже в дорогой моей обители…»
Всеобщее
- Даже в дорогой моей обители
- За стеной живут… иные жители.
- Тише, тише, милые друзья!
- В нашей не участвуя беседе,
- Любознательнейшие соседи
- Слушают, дыханье затая…
- Хоть бы раз промолвить слово резкое,
- Хоть бы знать — робею или брезгую?
- Страшно или мерзко тронуть грязь?
- Но обходишь эту слякоть липкую
- С жалкою прощающей улыбкою,
- Сердцем негодующим крепясь.
«О, глупомудрый, змеиногубый!..»
- О, глупомудрый, змеиногубый!
- В стихах ни строчки прямой и грубой.
- Ты затаился, ты не сказался,
- К запретным темам не прикасался.
- Всю жизнь решалась одна задача,
- Чтоб неизменной была удача,
- И неизбежно придет возмездье —
- Исчезнет слава с тобою вместе.
50-е годы
Размолвка
- Один неверный звук,
- Но и его довольно:
- С пути собьешься вдруг
- Нечаянно, невольно,
- И вот пошла плутать
- Сквозь клятвы и зароки,
- Искать, и ждать, и звать,
- И знать, что вышли сроки
- Подумай, лишь одно
- Беспамятное слово —
- И вдруг темным-темно
- И не было былого,
- А только черный стыд
- Да оклик без ответа,
- И ночь не говорит
- О радости рассвета.
«За что же изничтожено…»
- За что же изничтожено,
- Убито сердце верное?
- Откройся мне: за что ж оно
- Дымится гарью серною?
- За что же смрадной скверною
- В терзаньях задыхается?
- За что же сердце верное
- Как в преисподней мается?
- За что ему отчаянье
- Полуночного бдения
- В предсмертном одичании,
- В последнем отчуждении?..
- Ты все отдашь задешево,
- Чем сердце это грезило,
- Сторонкой обойдешь его,
- Вздохнешь легко и весело…
50-е годы
«Развратник, лицемер, ханжа…»
- Развратник, лицемер, ханжа…
- От оскорбления дрожа,
- Тебя кляну и обличаю.
- В овечьей шкуре лютый зверь,
- Предатель подлый, верь не верь,
- Но я в тебе души не чаю.
«Ты что ни скажешь, то солжешь…»
- Ты что ни скажешь, то солжешь,
- Но не твоя вина:
- Ты просто в грех не ставишь ложь,
- Твоя душа ясна.
- И мне ты предлагаешь лгать:
- Должна я делать вид,
- Что между нами тишь да гладь,
- Ни боли, ни обид.
- О доброте твоей звонят
- Во все колокола…
- Нет, ты ни в чем не виноват,
- Я клевещу со зла.
- Да разве ты повинен в том,
- Что я хочу сберечь
- Мученье о пережитом
- Блаженстве первых встреч.
- Я не права — ты верный друг,
- О нет, я не права,
- Тебе лишь вспомнить недосуг,
- Что я еще жива.
«Ты отнял у меня и свет и воздух…»
- Ты отнял у меня и свет и воздух,
- И хочешь знать — где силы я беру,
- Чтобы дышать, чтоб видеть небо в звездах,
- Чтоб за работу браться поутру.
- Ну что же, я тебе отвечу, милый:
- Растоптанные заживо сердца
- Отчаянье вдруг наполняет силой,
- Отчаянье без края, без конца.
1958
«Я равна для тебя нулю…»
- Я равна для тебя нулю.
- Что о том толковать, уж ладно.
- Все равно я тебя люблю
- Восхищенно и беспощадно,
- И слоняюсь, как во хмелю,
- По аллее неосвещенной
- И твержу, что тебя люблю
- Беспощадно и восхищенно.
«Постылых „ни гугу“…»
…И опять весь год ни гугу.
Ахматова
- Постылых «ни гугу»
- Я слышать не могу —
- Я до смерти устала,
- Во мне души не стало.
- Я больше не могу.
- Простите, кредиторы.
- Да, я кругом в долгу
- И опускаю шторы.
- Конец, конец всему —
- Надеждам и мученью,
- Я так и не пойму
- Свое предназначенье.
В минуту отчаянья
- Весь век лишь слова ищешь ты,
- Единственного слова.
- Оно блеснет из темноты
- И вдруг погаснет снова.
- Ты не найдешь путей к нему
- И не жалей об этом:
- Оно не пересилит тьму,
- Оно не станет светом.
- Так позабудь о нем, пойми,
- Что поиски напрасны,
- Что все равно людей с людьми
- Оно сроднить не властно.
- Зачем весь век в борьбе с собой
- Ты расточаешь силы,
- Когда смолкает звук любой
- Пред немотой могилы.
7. VIII 58
«— Что ж ты молчишь из года в год?..»