Страна дураков Стукало Сергей
– Обещал быть… А так – кто его знает? Богема.
– Богема! – передразнил начальник. – Да хоть сам апостол Павел! Назначил время потопа – будь добр, не кивай потом на засуху и на раззвездяев-сантехников! Богема…
Адъюнкт, в силу явной риторичности последней реплики начальника, промолчал. Начальник же вдруг вспомнил о показанной ему накануне визитке художника:
– Кстати, а что это у него такое странное сочетание имени и фамилии? Фамилия – как у апостола имя, а имя – вообще Дарин? Он сам не из этих? Не из "апостолов"? Нарвёмся на какого-нибудь "Малевича" – что делать будем? Ты хотя бы одну его картину вживую видел? Или там набросок какой? Вдруг, он какую махровую диссидентщину малюет? Что он вообще за фрукт?
– Насколько знаю – он внебрачный сын румынского офицера, – прояснил картину Саня. – С тех самых времён приблудился, когда румыны ещё учились в наших академиях.
– Такой старый? – изумился начальник.
– Моложе меня! – возмутился адъюнкт.
– Как быстро летит время… – загрустил полковник. – Я уже и думать забыл, что у румын бывает армия. Конечно, то, что он офицерский сын, как-то успокаивает. Но румын… Это же цыгане? Как этот цыган рисует ты хоть краем глаза видел?
– Видел! – сдал свой последний козырь адъюнкт. – И вы, товарищ полковник, видели! Много раз! Этикетки на пиве завода "Степана Разина" помните? Это он рисовал!
– Так что же ты мне сразу не сказал?! – стукнул ладонями по рулевому колесу полковник. – Конечно, помню! Хороший художник! Правильный! Кстати, подъезжаем. Какой там у него номер дома?
Художник встретил офицеров у порога студии. Для вящего эффекта от встречи он вырядился в бирюзовую бархатную размахайку и такой же бархатный бордового цвета берет. Из-под размахайки виднелись испачканные краской джинсы. Левая рука художника была занята массивной эллиптической палитрой с бурыми следами давно высохших красок. В правой руке, на относе, на манер испанского стилета, он держал крупную кисть с пятном жёлтой засохшей краски на слипшейся щетине. Обут художник был в старые домашние шлёпки.
Картину довершали пышная вьющаяся шевелюра и свалявшаяся испанская бородка в стиле а-ля Крамской. Глаза художника сияли нездешней отрешенностью. Короче, выглядел он очень колоритно.
Занятые руки мешали обмену рукопожатиями, и поэтому художник, долго не думая, бросил палитру и мешавшую ему кисть прямо на пол в прихожей, а затем отпихнул их ногою к ближайшей свободной стене.
– Прошу! – пригласил он и распахнул дверь в студию.
Судя по всему, на полковника внешний вид художника произвел самое благоприятное впечатление. Во всяком случае, в студию он вошел приободрённый, с ожиданием чуда в широко распахнутых глазах.
Но жизнь – штука подлая. И чудеса в ней случаются крайне редко, и то – только за большие деньги. За сто долларов чуда не произошло.
Видели ли вы чудесный фильм Евгения Татарского по мотивам рассказов Р.Л.Стивенсона – «Приключения принца Флоризеля» с несравненным Олегом Далем в главной роли? Помните ли в этом фильме тот эпизод, когда группа граждан-уголовников участвует в опознании рецидивиста «Клетчатого»? В этом эпизоде Даль-Флоризель, он же принц богемский, срывает покрывало с картины художника-авангардиста, и изумленные зрители видят пред собою несусветную мешанину из квадратов, треугольников, вытаращенных глаз, цветных пятен, линий, теней и т. д. Ирония создателей эпизода как раз в том и состоит, что далёкие от живописи рецидивисты моментально узнают в более чем абстрактном портрете своего давнего приятеля – Клетчатого. Мало того, опознав искомого фигуранта, они настолько энергично шарахаются от картины, что недоумевающим зрителям остается лишь гадать: то ли так страшен Банионис-Клетчатый, то ли это естественная реакция уголовного мира на абстрактную живопись?
Воздействие написанных Дарином картин на полковника было куда более ошеломительным, чем воздействие плаката с образом сеятеля на небезызвестного распорядителя лотереи из бессмертного романа Ильфа и Петрова. Помните, там, при виде монстра, разбрасывающего облигации государственного займа, на берегу наступает мёртвая тишина, которую потом нарушает собачий вой? Причём здесь Ильф и Петров, спросите вы? Да ни при чём, но, глядя на внебрачного сына румынского милитаризма, майору почему-то вспомнился совсем другой внебрачный ребёнок: сын турецко-подданного – Остап Берта-Мария-Соломон Бендер. Выйдя из состояния недолгого замешательства, майор вдруг вспомнил и о том, что пребывает в мастерской знакомого художника в качестве эксперта в области живописи. Вспомнил, и потому, после некоторых размышлений и колебаний, пальму первенства в области изящных искусств отдал "Сеятелю" Оси Бендера. Это произведение он счёл более близким к классическому реализму.
Майор вообще уважал реализм. Альтернативное искусство его не торкало.
А на картинах художника…
Чего только на них не было.
Реализм с представленными на полотнах персонажами и сюжетами – и рядом не лежал.
Исполненные в ядовитых тонах квадратные головы плакали обильно сочащимся из треугольных глаз зелёным гноем. Некоторые из них пускали из ноздрей сиреневый дым. Огуречной пупыристости туловища представленных на картинах персонажей бодро скакали на колченогих трёхпалых ножках, а такие же худосочные трёхпалые ручки были пришпандорены у героев картин куда попало в совершенно произвольных количествах. Те из них, которые были "мальчиками", цветом и размером первичных половых признаков могли посрамить изготовленные на американском "Локхиде" американские же крылатые ракеты. Окружающий пейзаж и вовсе описанию не поддавался. Минуты через три ошеломлённого созерцания этого великолепия академик пришёл в себя.
Для разминки он довольно чувствительно заехал адъюнкту кулаком в бок.
Кулак у военного академика был полковничьего размера.
Адъюнкт ёкнул селезёнкой и посмотрел на своего начальника вопросительно.
В глазах академика плескалась паника.
– Блядь! – одними губами сказал академик, и к панике в его глазах добавилась тоска.
– Ну, как? – спросил полковника Дарин.
Судя по всему, он понял, что пауза затягивается. А это всегда чревато.
– А у вас что-нибудь ещё есть?.. В реалистической манере?.. – поинтересовался полковник. – Лесок там, какой? Прудик?..
Судя по всему, он уже ненавидел себя за эти вопросы.
– В реалистичной?.. – надолго задумался художник. – Нет. В реалистичной, пожалуй, что и нет… Понимаете? – вдруг совсем уж жалобно добавил он. – Я так вижу!
– Блядь! – шепотом прокомментировал такое видение полковник, но вслух довольно спокойно уточнил: – И что? Никак нельзя ничего реалистичного?
– Никак нельзя… – эхом отозвался уже всё понявший художник.
Объявить о том, что он ничего брать не будет, полковнику что-то мешало. Наверное, это было сострадание.
– А у вас это, – и он обвел рукою вокруг, – часто покупают?
– В Америке… Три выставки… Все картины… – заученно залепетал уже ни на что не надеющийся художник.
Полковника его ответ не удовлетворил. Абсолютно.
– Нет! А здесь, в России, часто покупают?
– Ну, да… американцы, японцы, недавно два полотна голландец взял…
– Да нет же! – потерял терпение полковник. – Наши! Наши часто ваши картины покупают?
– Наши?.. – опять надолго задумался художник. – Наши не покупали. Ни разу…
Услышав его ответ, полковник торжествующе выдохнул. Судя по всему, именно этих слов он и ожидал, но как теперь сформулировать отказ – по-прежнему затруднялся.
На помощь академику пришел адъюнкт:
– Дарин! Всё просто замечательно, но мы немного подумаем. Нам ещё к парочке твоих коллег надо заехать. Обещали. Опять же рынок… Хочется посмотреть, сравнить…Сам понимаешь.
– Конечно, понимаю! – с облегчением подхватил Дарин. – Может быть, кофе?
– Нет!!! – моментально отреагировал полковник.
Перспектива остаться в студии ещё на несколько минут испугала его до последней крайности. Когда офицеры вышли от художника, полковник заметно повеселел.
– Где ты с этим чудиком познакомился-то? – спросил он адъюнкта, вставляя ключ в замок зажигания.
– На крестинах… Год назад, в тридцать три, меня крестили. Так вот, его гражданская жена – моя крёстная.
– Крёстная – это хорошо! – одобрил полковник. – Это кума получается… А что значит – "гражданская жена"? Любовница, что ли?
– Когда вместе живут – это уже гражданская жена, – нахохлился адъюнкт.
– Ну, ладно. Жена, так жена. Она у него хоть ничего? В этом смысле? – вяло поинтересовался полковник и, ухватившись за фаллосообразный наконечник рычага переключения скоростей, переключился на четвёртую передачу.
– В каком смысле "ничего"? – насторожился майор.
– Ну… – полковник поводил раскрытой ладонью перед своим лицом. – В смысле – очень красивая эта твоя кума? Или, так себе?
– Кума, как кума. Человек, конечно, хороший. Веселая и лёгкая тётка. А в остальном, – адъюнкт ненадолго задумался. – Белокожий вариант Вуппи Голдберг!
После этой фразы полковник замолчал, и некоторое время ехал сосредоточенно и без комментариев.
– Тогда понятно! – вдруг заметил он каким-то своим мыслям.
До академии адъюнкт и академик доехали не в пример быстрее.
– Кто мне теперь за сожжённый бензин заплатит? – спросил полковник, въезжая на территорию академической стоянки. – Сальвадор Дали?
Адъюнкт полковнику не ответил. Он не имел привычки отвечать на риторические вопросы.
25.03.2006 г.
Застрахуй
Всё что вы ни скажете, будет использовано против вас…
Из голливудских фильмов
– Привет, Алина! Ты дома? Я забегу «на минуточку»? Есть интересные новости!
– Конечно, забегай! Интересным новостям всегда рада! Жду!!!
С небольшими вариациями этот телефонный разговор повторялся несколько раз в неделю на протяжении уже более двух месяцев. Новая подруга навещала Алину с периодичностью хорошо отлаженного часового механизма.
То, что в народе эту подругу уже давно зовут "Застрахуй", Алина была не в курсе.
Впрочем, об этом всё же можно было догадаться. Например, по тому, что обещанные "новости" Застрахуй никогда не рассказывала. Наверное, за неимением таковых. Зато она исправно наворачивала жареную картошку и борщец со сметаной. Борщец со сметаной Застрахуй любила особенно. Больше, чем борщ и картошечку, Застрахуй обожала лишь одно-единственное дело – "разводить лохов".
Их она просто обожала!!!
Мир вокруг Застрахуя был прост донельзя и делился на "говнюков" и "лохов". "Говнюки" – это те, кто отказывался страховаться в "АБВГД" и неохотно лез за кошельком, оплачивая сделанные Застрахуем покупки. "Говнюки" были непонятны и непредсказуемы. "Говнюков" Застрахуй не любила. И в самом деле – за что их любить?
Впрочем, и "лохи" у Застрахуя в любимчиках не значились.
Обожание, это ещё не любовь – верно?
Она вообще любила немногое: прежде всего саму себя, и ещё, чтобы всё было тип-топ. Всё, что не вписывалось в эту схему, Застрахуй была готова порвать как Тузик грелку.
И рвала – будьте уверены!!!
А Вы, уважаемый читатель? Слышали ли Вы про то, что "разведение лохов" – дело не столько благородное, сколько выгодное?! Куда выгоднее организации притонов и, по возможным последствиям, безопаснее торговли наркотой и оружием.
Писателя Застрахуй заприметила на его авторском вечере в книжном магазине.
Импозантный такой и хорошо одетый мужчинка при галстуке.
Она сразу же достала неработающую видеокамеру и с деловым видом приникла к её видоискателю. Не сразу заметивший её усердие писатель перестал метаться по залу с собственным фотоаппаратом и, подыгрывая неожиданной "кинооператорше" стал вещать, не вертясь и старательно артикулируя.
"Повёлся, лошара!" – отметила этот момент Застрахуй.
"Лох!" – окончательно определила она, когда тот, после окончания официальной части вечера, пригласил всех желающих к столу.
"Роскошный лох!" – поправила она себя десять минут спустя, оценив на глазок сумму, на которую был накрыт стол.
"А лохов-то, лохов-то тут сколько! – радостно восхитилась фальшивая кинооператорша, когда большая часть гостей, подписав у хозяина вечера приобретённые книги, наскоро простилась и удалилась за закрывшуюся за ними дверь. – Деликатничают, лошары!" – отметила она.
Сама Застрахуй уходить не стала. И книгу приобретать не стала тоже.
"Ещё чего?!.. – Сам подарит!!!" – решила она и, заняв место за столом, вблизи мясной нарезки и коньяка, принялась азартно просчитывать варианты.
"Будем брать! – решила она, отметив, что писатель, обнаружив ураганную убыль спиртного, тут же отрядил гонца за коньяком, выделив тому полторы тысячи "деревянных". – Всенепременнейше брать! Такие лошары на свободе долго не ходят!"
Застрахуй была права. Сама будучи дамой не промах, она знала, что другие "застрахуи" – не дремлют!
"Перехватят! Как пить дать, перехватят!!! – всполошилась она, пересчитав находящихся в зале поклонниц писателя. – Эх! Активнее надо быть, активнее!"
Сказано – сделано!
Для начала Застрахуй, сделав многозначительное и грозное выражение лица, опросила всех сидящих за столом женщин: состояли ли те с писателем в интимных отношениях. Т. е. спали ли они с ним в одной постели.
Смутившиеся "лошары" от интима с писателем дружно отказались.
"Ну и дуры!" – радостно подытожила Застрахуй и, на всякий случай, предложила соседке слева застраховать бизнес или жизнь. На выбор. Та вяло отказалась.
"Не прокатило…" – с сожалением отметила это дело Застрахуй и потеряла к ней всяческий интерес.
Когда поклонники и коллеги по перу наконец-то оставили писателя в покое, и тот взял в руки рюмку и бутерброд, она взяла его под руку.
– Здравствуйте, – сказала писателю Застрахуй. – Я режиссёр массовых мероприятий. Мне очень понравился ваш сегодняшний вечер! – и, помахав перед его лицом нерабочей видеокамерой, предложила. – А можно я подарю вам диск с его записью?
– Можно! – улыбнулся писатель и, откусив краешек бутерброда, потянулся губами к рюмке.
– А можно я организую несколько ваших авторских вечеров? – спросила Застрахуй, вынимая из его рук рюмку и ставя её на стол. – И, знаете что, давайте-ка отойдём в сторону и обсудим это дело! – предложила она, увлекая его за собой от застолья, как водится, уже забывшего о виновнике торжества. – Это будут лучшие площадки города! Я организую вам наполняемость залов, лучшую рекламу и прессу! Всё будет просто тип-топ! Вы не пожалеете!!!
– Надеюсь! – снова улыбнулся её собеседник и, вздохнув, с сожалением оставил подле рюмки уже надкушенный бутерброд.
Питавшийся не чаще одного раза в сутки, писатель был голоден.
Отведя этого «лоха» в закуток между книжными полками, Застрахуй ещё долго гипнотизировала его перспективами их совместного сотрудничества.
"Повёлся!" – радостно отметила она, когда писатель, вручив ей вместо цепко удерживаемого локтя визитку, направился к столу. Визитку охотница на писателей тут же спрятала в специальный кармашек чёрной вместительной сумки. К компромату она относилась трепетно.
"Нет, ну и "лошара!!! – ухмыльнулась Застрахуй, наблюдая, как вернувшийся за стол писатель растеряно пытается обнаружить свои, столь опрометчиво оставленные на столе, рюмку и бутерброд. – В большой семье хлебалом не щёлкают!" – отметила она философски и, отодвинув стоявшую на ближней полке увесистую книгу, достала из-за неё сделанный перед началом застолья "неприкосновенный запас" – доверху наполненный коньяком пластиковый стаканчик и бутерброд с красной рыбой. Она знала, что победа будет за ней, потому как даже среди самых неповоротливых "застрахуев" у "лошар" нет никаких шансов.
Что ни говори, а застрахуи – это сила!!!
Ближе к окончанию вечера, перед тем как уйти из книжного магазина, Застрахуй тщательно расспросила его хозяек и других, отзывавшихся на слово «писатель», лохов. Интересовал её один-единственный вопрос: когда и где планируются другие авторские вечера?
Зачем это ей было нужно? Ни за что не догадаетесь! – чтобы компромата на писателя собралось достаточно, надо было не менее пяти раз появиться рядом с ним на людях, недвусмысленно демонстрируя свои близкие с этим лошарой отношения!!!
Закрывая за собой дверь магазина, Застрахуй окинула взглядом стоявшие на полках книги. И восхитилась. Книг было много. В то, что кто-то регулярно их покупает и, тем более, читает, она не верила, но знала, что издание книжной продукции стоит немалых денег.
"Это ж сколько деньжищ эти "лошары" на ветер зря пускают!!!" – сокрушенно покачала она головой, но тут же дисциплинированно напустила на лицо выражение холодной отстранённости. Охотница на писателей знала, что торопиться в серьёзных делах нельзя. Необходимо учитывать каждую мелочь: писатели – существа честолюбивые, а потому на их следующий сходняк опять придётся тащить видеокамеру. То, что сработало один раз, не должно дать осечки и во второй. Большой рыбе – большая блесна.
Кроме того, даже с нерабочей видеокамерой её пускали всегда, везде и без вопросов.
У сдохшего год назад видеоагрегата был только один изъян – весил тот немало, да и место в сумке занимал изрядно.
На следующий авторский вечер Застрахуй явилась за час до его начала. Что уж там она понарассказывала хозяйкам магазина и тем гостям, кто по неосторожности пришёл раньше срока, история умалчивает. Но, в этот раз, ни ведущая вечер хозяйка, ни большинство гостей уже не удивились, когда она, умело ловя моменты, когда писатель не смотрел в её сторону, взглядами, жестами, всем своим поведением продемонстрировала, что именно она и есть та самая «курочка», которую «топчет» этот одетый в удавку пёстрого галстука «петушок». Её петушок!!!
Очередной звонок.
– Привет, Алина! Ты дома? Я забегу "на минуточку"? Надо посоветоваться!
– "Посоветоваться"?!.. – это было что-то новенькое. До этого изрядно поднадоевшая "подруга" обещала только "новости". Если честно, Алина уже проклинала тот день, когда на вечере у писателя дала этой назойливой дамочке свою визитку и обменялась с ней номерами сотовых телефонов. Новоявленной "подруге" давно надо было дать от ворот поворот, но любопытство перевесило, и Алина, вздохнув, пригласила:
– Забегай! Посоветоваться, так посоветоваться!!!
Как и всякая женщина, она была любопытна.
– Чем угощать будешь? – радостно потёрла руки Застрахуй, умащиваясь на жалобно скрипящей табуретке.
– Сначала советоваться! Ты говорила, что нужен совет! – напомнила Алина.
Застрахуй поморщилась.
На пустой желудок воевать и выяснять отношения с хозяйкой квартиры было опасно. Мало того, что может не накормить, так ещё, от азарта и волнения, желудочный сок разыграется так, что до ближайшей "Шаурмы" или "Чебуречной" придётся бежать на рысях.
А голод – не тётка.
– У меня гастрит! – нахохлившись предупредила свою подругу Застрахуй и сделала ещё одну попытку: – Может, всё же сначала поедим?
– Сначала дело! – отрезала Алина.
– Дело, так дело… – вздохнула Застрахуй. – Тут вот какие обстоятельства… Была я сегодня у колдуньи… – и, не удержавшись, пожаловалась: – Тридцать тысяч оставила!!!..
– У колдуньи?!.. Тридцать тысяч?!.. – вытаращила глаза Алина.
– Ворожба, приворот и соперницу извести – на круг сразу три дела – дешевле не стоят! – обиделась Застрахуй.
– Приворот… Извести… – окончательно растерялась Алина. – А изводить зачем?
– Ну не жить же её оставлять?! – изумилась такой наивности Застрахуй. – А ну как она и сама к ведьме пойдёт? – и, с удовлетворением отметив, что её собеседница деморализована и раздавлена, вкрадчиво продолжила: – Твоему сыну сколько лет?
– Че… Четырнадцать… – побледнела Алина.
– Совпадает… – задумчиво пробормотала Застрахуй и, резким движением выпростав вперёд руку, крепко ухватила хозяйку дома за прядку аккуратно расчёсанных волос. – А голову ты чем, сучка такая, красишь?
– Н-н-ничем! – ответила хозяйка и, больно сжав пухлое запястье Застрахуя своей, с виду не очень сильной, изящной ручкой, освободила волосы. – У меня всё натуральное!!!
– Это хорошо, что натуральное! – с облегчением выдохнула совершенно не обидевшаяся Застрахуй. – Мне лишний грех на душу не нужен. Но смотри!!! Если что – у меня твоя фотография есть!!!
Она энергично потёрла ущемлённое запястье и хитро сощурилась:
– А ты с ним спала?
– С кем? – не поняла Алина.
– С писателем! – изумилась её недогадливости Затрахуй и, нахмурившись, рубанула, как отрезала. – Я тебя, подруга, уже давно предупредила – он мой! А ты, сучка подзаборная, до сих пор вокруг отираешься!!! Мельтешишь! Смотри, чтобы я тебя рядом с ним больше не видела!!! Если что – я ни перед чем не остановлюсь! Как говорится – "ничего личного"!.. И, кстати, что у нас там на обед?
– А на обед у нас – хрен через всё наглое хлебало!.. Пошла вон! – устало подытожила хозяйка квартиры. – А, если не понятно, то я сейчас любовнику позвоню.
– Какому любовнику? – насторожилась Застрахуй.
– Полковнику. ФСБшному. Из охраны Президента.
Застрахуй недоверчиво фыркнула, но углубляться и обострять не стала.
Мало ли… Такого ферзя в рукаве, как любовник из охраны Президента, у неё не было.
Спускаясь по выщербленным гранитным ступенькам, Застрахуй с неудовольствием отметила, что опрометчиво разлившийся желудочный сок уже начинает бунтовать. Выйдя из подъезда, она отпустила стальную дверь, тут же захлопнувшуюся с масляным чмоком, и нашла глазами окна только что покинутой ею квартиры. Не удержавшись, погрозила в их направлении кулаком и обозвала бывшую подругу "говнючкой".
Жареной картошки и борщеца со сметаной было жаль.
Да и до ближайшей "Чебуречной" ещё шлёпать и шлёпать.
Повеселела Застрахуй лишь после того, как представила, как очень скоро неизвестная ей "блондинка и её четырнадцатилетний сын" покроются язвами, ослепнут и испустят дух. "В страшных мучениях".
Именно так, как она заказала влетевшей в копеечку колдунье.
Неделю спустя, собравшись с мыслями и внимательно изучив визитку писателя, Застрахуй отправилась к нему на работу. Сделать это было несложно: в визитке, как это и положено, было указано местонахождение этой самой работы. Войдя в бизнес-центр и подойдя к девушке на «ресепшн», она протянула ей драгоценный картонный прямоугольник и попросила «вызвать к ней этого человека».
Девушка удивлённо вскинула брови, но, подняв трубку внутреннего телефона, вызвала.
– Визитку верни! – недовольно буркнула той чуть не лишившаяся компромата Застрахуй.
Вызванный на неожиданное рандеву писатель удивился, но всё же спустился вниз, в вестибюль. Обнаружив там эту, уже начавшую его раздражать, настырную даму, он несколько растерялся, но, быстро собравшись, холодно поздоровался и поинтересовался, чем собственно обязан. От своей давней приятельницы и хозяек магазина он знал, что его назойливая поклонница более чем настойчиво распускает слухи о своих с ним близких отношениях. Мало того, умудрилась пригрозить расправой нескольким постоянным посетительницам его авторских вечеров. Надо полагать, они ей чем-то не понравились. Кроме того, настырная дама «достала» приятельницу писателя, книжный магазин и его хозяек, а также приходивших на вечера мужчин предложениями застраховаться в «АБВГД», аппелируя к тому, что раз они друзья писателя, то им надо поддержать и этот его «семейный бизнес». Последнее предложение разрушало её же собственную версию о работе режиссёром, но, похоже, фальшивой затейнице массовых мероприятий было всё равно.
И вот это "чудо природы" перед ним.
Поневоле растеряешься.
– Ты мне друг? – ошарашила его дама.
– Ну… – неопределённо отреагировал писатель.
– Так друг или нет? – поджала губы его собеседница и нахмурилась.
У писателя было плохо с фантазией. Он не предполагал, что его согласие можно использовать против него и, наверное, сдуру, кивнул.
– Тогда садись! – приказала Застрахуй.
Писатель отодвинул стоявший у круглого столика голубой икеевский стульчик и присел на его краешек.
– Вот! Смотри! – и его собеседница хлопнула о стол прозрачной пластиковой папкой. – Смотри!!!
– Что это? – не понял писатель.
– Как что? Счета!!!
– Какие счета?
– За кредит!
– Но я не брал никаких кредитов… То есть – вообще никогда не брал!!!
– Я брала! – отрезала Застрахуй. – И рассчитывала на тебя! Вот, смотри, – и она сноровисто извлекла из папки распечатанные на принтере листочки. – Это начальная сумма кредита. Двести тысяч. Здесь отмечено погашение задолженности и проценты, – ткнула она в одну из многочисленных граф. – Сорок пять тысяч я уже заплатила. Остальное – никак. Теперь твоя очередь!!!
– Почему "моя"? – опешил писатель. – Я ни о чём таком с тобой не договаривался!
– Как "не договаривался"? – опешила в свою очередь Застрахуй. Такой "подляны" от этого "лоха" она явно не ожидала. – Ты же сам сказал, что мы – друзья!!!
– Но не до такой же степени! – пожал плечами писатель. – К примеру, все знают, что я не отказался бы от спонсорской помощи на переиздание сборника рассказов… Ты готова заплатить за него шестьдесят тысяч?
– У меня денег нет! – насупилась его собеседница.
– Ещё один кредит возьми!
– С какого перепугу?
– Ну, а я "с какого перепугу" должен оплачивать твои долги?
– С такого, что мы – друзья! Если не заплатишь, все узнают, что я от тебя беременная!!!
– А это ещё с какого перепуга? Я что, с тобой спал?
– Лучше заплати. – посоветовала Застрахуй, искренне удивившись такой дремучей непонятливости. – У меня и доказательство есть! – и она показала писателю его собственную визитку. – Думаешь, если начнёшь отказываться, у тебя будет меньше проблем?
Ошарашенный писатель представил, как на одном из его авторских вечеров эта широкозадая мадам постклимактического возраста начнёт дудеть о своей беременной покинутости, размахивая листочками кредитного договора и его визиткой, и ему стало нехорошо. Сплетню тут же подхватят – народ такое любит – и, несмотря на неизбежное разоблачение шантажистки, клеймо связавшегося с дурой идиота за ним останется надолго. На какое-то мгновение у него возникла мысль дать этому Остапу Бендеру в юбке денег, с условием, что тот раз и навсегда пропадёт с горизонта. Мысль была глупой – писатель знал, что шантажисты, стоит им хоть в чём-то уступить, уже не отстанут.
"Убить её, что ли?" – устало подумал он и иронично хмыкнул, представив себя возле открытой шахты офисного лифта, суетящегося в бесплодных попытках запихнуть туда увесистое тело шантажистки.
Сюрр. Полнейший сюрр.
Бросив ещё один взгляд на подтверждающие реальность этого сюрра кредитные бумаги, писатель обнаружил и вовсе удивительное. Он увидел дату оформления кредита.
На бумагах значился январь текущего года, а с фальшивой кинооператоршей он познакомился только в апреле.
– Любезная… – сказал писатель, чувствуя, что сатанеет, и с ненавистью уставился собеседнице в переносицу. – Как вы вообще могли рассчитывать на меня? Если! В момент оформления кредита! Мы! Были! Не знакомы!!!
В прошлом писатель служил в вооружённых силах. В своё время от такого его взгляда бледнели самые отпетые нарушители воинской дисциплины, а умению молниеносно ориентироваться в самой сложной обстановке и при этом сохранять самообладание завидовали многие и многие его коллеги.
В этот раз ни взгляд, ни самообладание ему не помогли.
– Я рассчитывала на тебя, – упрямо повторила шантажистка.
– Как? – взорвался писатель. – Как можно рассчитывать на человека, которого ты до этого ни разу в жизни не видел? Мало того, даже не знал о его существовании!!!
– Я рассчитывала на тебя, – явно не поняла сказанное собеседница.
"Иди в жопу, дура!" – мысленно послал шантажистку писатель. Ему очень хотелось озвучить это свое пожелание и вслух, но он сделал глубокий вдох и сдержался. Любой всплеск эмоций – это проявление слабости, а на войне слабых бьют. В том, что против него развязана самая настоящая война, он уже не сомневался. "В каком ухе звенит?" – подумал он, и обострившееся восприятие тут же подсказало: послышавшийся в ушах свист стабилизаторов вскоре сменится разрывами тяжёлых авиабомб. Захотелось крикнуть: "Воздух!" – и рыбкой нырнуть под ближайший икеевский столик. Писатель с сомнением взглянул на хлипкую одноногую конструкцию столика, затем на шантажистку. Последняя живо напомнила ему грозный вражеский бомбардировщик, под завязку набитый тяжёлыми бетонобойными бомбами. Или это не одинокий шальной бомбовоз, а целый тщательно спланированный авианалёт?
Для окончательной абсурдности происходящему не хватало сущей безделицы. Некоего завершающего штриха.
– А второго счёта, на ещё одни двести тысяч, у тебя с собой нет? – поинтересовался писатель.
– Есть! – обрадовалась шантажистка. – Вот! – и она, торопясь и путаясь в отделениях, выудила из недр своей сумки вторую, точно такую же пластиковую папку.
Второй комплект кредитных документов выглядел копией первого. В нём даже сумма значилась та же самая. Отличалась лишь дата оформления – в соответствующей графе значился май текущего года.
– Этот – тоже мне возвращать? – на всякий случай уточнил писатель и вытер ладонью разом вспотевший подбородок.
"Не нервничай! – мысленно приказал он себе. – Ни в коем случае не нервничай!"
– Ты, главное, первый кредит погаси! – посоветовала ему Застрахуй. – А там что-нибудь придумаем, – и успокоила. – У меня друзей много!
Но писатель отчего-то не успокоился.
– Вечер перестаёт быть томным, – заметил он. – Прощайте, мадам Грицацуева! – и встал, явно намереваясь удалиться туда, откуда получасом ранее пришёл – за стеклянную дверь, возле которой маячил грозного вида охранник.
– Стой!!!.. – рявкнула Застрахуй. – Будь, в конце концов, мужчиной! Хотя бы сто тысяч заплати!!! – и вкрадчиво добавила: – Ну чего тебе стоит? Прямо сейчас снимешь с карточки сто тысяч, и спи спокойно!
Оторопевший писатель и в самом деле остановился. Прикинул. Сто тысяч рублей составляли две с половиной его получки и, в качестве цены за душевное спокойствие, были суммой вопиюще чрезмерной. Да и не было у него на карточке такой суммы. Впрочем, душевного спокойствия теперь не было тоже.
– Охренела? – на всякий случай уточнил он.
– Ну хоть тридцать тысяч верни! Для начала! – взмолилась шантажистка. – Уж их-то я, всяко, на тебя истратила!!!
Читать бесплатно другие книги:
