Перемены Стил Даниэла
Знаешь, вот что я тебе скажу Независимо от того, сколько у нас детей, мы все равно будем любить тебя. — Мел увидела, как на глазах у Пам наворачиваются слезы, в то время как Питер продолжал держать ее за руку — Но если ты не прекратишь безобразия, которые вытворяешь с того момента, как я приехала сюда, я вышвырну тебя под зад отсюда на другую сторону города.
Пам улыбнулась сквозь слезы и посмотрела на Мел.
— Вы действительно это сделаете? — почти радостно спросила она. Это указывало на то, что они все еще любят ее.
— Да.
Затем Мел перевела взгляд на остальных, сидевших за столом.
— Это касается и вас. — Она посмотрела на Мэта и сказала более мягким тоном:
— Ты всегда будешь нашим малышом, Мэт. Этот ребенок никогда не займет твое место. — Но он, казалось, не поверил ей. Потом она повернулась к двойняшкам:
— И вы двое. — Она многозначительно посмотрела на Вал:
— Я вовсе не планировала, чтобы подобное стечение обстоятельств причинило тебе боль, Вал. Я не могла знать, что подобное еще когда-либо случится со мной, как и ты не думала, что такое произойдет с тобой. Вы обе отнеслись ко мне бесчувственно, и это отвратительно с вашей стороны. — Затем она повернулась к Марку:
— Откровенно говоря, Марк, я удивлена видеть тебя сегодня за семейным столом. Кажется, в последнее время мы нечасто имеем честь лицезреть тебя У тебя кончились деньги, ты вынужден ужинать здесь для разнообразия?
— Ага, — усмехнулся он.
— Тогда, я думаю, тебе следует запомнить, что, пока ты живешь в этом доме, в твои обязанности входит бывать здесь чаще, чем раз в месяц. Надеюсь, ты понял?
Питер заметил, что Марка поразили ее слова, но он принял покорный вид.
— Да, мэм.
— А ты, Пам, — единственная дочка Питера осторожно посмотрела на нее, — с завтрашнего дня сама будешь ездить к врачу на автобусе. Я не собираюсь возить тебя по всему городу. Тебе почти пятнадцать лет. Пора самой отвечать за свои поступки.
— Я тоже должен ездить из школы домой на автобусе? — с надеждой воскликнул Мэт. Ему нравился автобус, но Мел улыбнулась и отрицательно покачала головой:
— Нет, ты не должен. — Потом она вновь оглядела всех присутствующих. — Надеюсь, вам всем ясно, что я сказала. С тех пор как мы с вашим отцом сообщили вам, что я беременна, вы, по своим собственным причинам, вели себя как маленькие звереныши, и лично мне это неприятно. Я не могу изменить то, что вы чувствуете, но я в состоянии изменить ваше поведение, и я не желаю мириться с тем, как вы обращаетесь со мной, все вы. — Она бросила взгляд на миссис Хан. — Здесь места хватит всем, для вас, для меня, для вашего отца, для этого ребенка, но мы должны по-доброму относиться друг к другу. И я не собираюсь позволять вам продолжать наказывать меня, — внезапно у нее на глазах выступили слезы, которые ей не удалось удержать, — за этого еще не родившегося ребенка. — С этими словами она бросила салфетку и пошла наверх, даже не прикоснувшись к еде. Но по крайней мере в этом она добилась успеха: миссис Хан приготовила салат и жареного цыпленка с рисом. Тогда Питер посмотрел на детей. Они выглядели пристыженными и присмиревшими.
— Знаете, Мел права. Вы отвратительно обращались с ней.
Пам попыталась взглядом смутить отца, но это не сработало, Марк от неловкости заерзал на стуле, а Вал опустила голову.
— Я совсем не хотела…
Тут вмешалась Джесс:
— Да, ты хотела. Все мы этого хотели. Мы рассердились на нее.
— Непорядочно было так вести себя с ней.
— Ладно, папочка. Теперь мы будем хорошими. — Мэт похлопал отца по руке, и все заулыбались, а спустя несколько минут Питер понес тарелку в их комнату, где Мел плакала, лежа на постели.
— Ну, дорогая, не расстраивайся так. Я принес тебе кое-что поесть.
— Я не хочу есть. Мне плохо.
— Тебе не следует так возбуждаться. Это вредно для тебя.
Она обернулась, с недоверием глядя на него.
— Вредно для меня? А ты когда-нибудь задумывался, насколько вредно для меня, чтобы все в этом доме так скверно обращались со мной?
— Теперь они исправятся. — Она ничего не ответила ему. — Но и ты не должна быть так жестока к ним, Мел. Они ведь еще дети.
Она прищурилась и посмотрела на него.
— Я не говорю о Мэте, ему всего шесть лет, и он многого еще не понимает. Но остальные уже почти взрослые люди. В последний месяц они все так ополчились на меня. Пам даже солгала тебе, чтобы ты подумал, что я пытаюсь избавиться от нашего ребенка, и ты поверил ей! — Мел вдруг разозлилась на него, и он опустил голову, но потом снова посмотрел на нее.
— Я знаю, что ребенок помешает твоей работе, и сначала ты сама не хотела его.
— И даже сейчас не уверена, хочу ли я его. Но он дарован нам Богом, и этим все решено. Только где ты собираешься поместить его в этом доме?
— Я еще не думал.
— Я в этом не сомневалась. — Мел не хотела ссориться с ним, но он по-своему причинил ей боль. Она заговорила с ним более спокойно:
— Можем мы, в конце концов, продать этот дом?
Он ужаснулся:
— Ты сошла с ума? Это дом моих детей.
— И ты построил его с Анной.
— Не об этом речь.
— А я об этом. И здесь нет места для нашего ребенка.
— Мы пристроим крыло.
— Где? Над бассейном? — Это была бредовая идея, и он понимал это.
— Я приглашу своего архитектора" и посмотрю, что он предложит.
— Ты женат не на доме.
— Но и не на тебе. Ты связала себя брачными узами со своей проклятой работой, о которой так печешься.
— Это несправедливо.
Он продолжал злиться.
— И ты не откажешься от нее ни на один день, не так ли? Даже если это будет стоить тебе потери нашего ребенка… — Их голоса разносились по всему дому.
— Этого не случится. — Она соскочила с постели и встала напротив него. — Но ты и дети можете потерять меня, если вы все не перестанете мучить и не начнете для разнообразия делать и для меня что-нибудь.
Они рады поиздеваться надо мной за то, что я осмелилась забеременеть, а ты пытаешься затолкать меня в свою старую жизнь, в то время как твоя дочь вешает портрет своей матери над моей кроватью.
— Всего один раз. Большое дело. — Это не произвело на Питера никакого впечатления.
— Эта вещь не должна даже находиться в доме. — Затем она пристально посмотрела на него. Все зашло слишком далеко. — И мне тоже здесь не место. На самом деле… — Она бросилась к шкафу, вытащила чемодан и бросила его на кровать, затем прошла к комоду и принялась швырять вещи в открытый чемодан. — Я ухожу до тех пор, пока ты все не обдумаешь. Эти дети, все они, должны научиться нормально вести себя, а тебе советую перестать обращаться с Пам как с маленьким нежным цветочком, а то к шестнадцати годам она станет наркоманкой или сделает еще какую-нибудь глупость, которую не исправишь никакими дисциплинарными методами.
— Могу я напомнить тебе, что не моя дочь забеременела в этом году? — Это был удар ниже пояса, и он понял это, как только слова сорвались с его губ. Но было уже поздно.
Мел с ненавистью посмотрела на него.
— Туше. И мы можем поблагодарить за это твоего сына.
— Послушай, Мел… почему бы нам не успокоиться и не поговорить. — Питер внезапно испугался выражения ее глаз, он знал, что ей нельзя расстраиваться, но она так разозлила его.
— Пожалуй, ты отчасти прав. Я собираюсь успокоиться, но мы не будем разговаривать. По крайней мере, не сейчас. Сегодня вечером я ухожу отсюда, справляйся с детьми сам. Тебе действительно стоит посидеть и подумать, что ты хочешь сделать с ними, с этим домом и со мной.
— Это что — ультиматум, Мел? — Его голос прозвучал на удивление спокойно.
— Да.
— А что ты будешь делать в это время?
— Я ухожу, чтобы самой принять кое-какие решения. Хочу ли я жить в этом доме, хочу я или нет бросить работу и хочу ли я избавиться от этого ребенка.
— Ты серьезно? — Он был потрясен, но Мел вдруг стала пугающе спокойной.
— Да — Ты избавишься от нашего ребенка?
— Возможно. Кажется, вы все полагаете, что я должна поступать так, как мне говорят, делать то, чего от меня ждут. Я должна день за днем жить здесь, мириться с миссис Хан, выносить все, что выкидывают дети, я должна жить с фотографиями Анны, глазеющими на меня, должна возить Пам к врачу день за днем, я должна родить этого ребенка, несмотря на…
Несмотря на что, догадайся? Я ничего не должна.
У меня тоже есть право выбора.
— И я не имею права ничего сказать на этот счет? — снова разозлился он.
— Ты сказал достаточно. Ты защищаешь Пам всякий раз, стоит мне открыть рот. Ты говоришь мне, как великолепна миссис Хан, а я твержу тебе, что всем сердцем ненавижу ее, ты говоришь мне, что это — твой дом, и ты полагаешь, что я должна родить нашего ребенка. Нет, я не должна. Мне тридцать шесть лет, и, честно говоря, я думаю, что слишком стара для этого. И я достаточно взрослая, чтобы пресечь такое отвратительное отношение ко мне со стороны кого-либо, тебя или детей.
— Я не знал, что гнусно поступал с тобой, Мел.
Она печально посмотрела на него:
— За последние шесть месяцев я изменила всю свою жизнь ради тебя, отказалась от любимой работы, от своего дома, своего города, от собственной независимости. У меня здесь работа, которая доставляет одни неприятности, она стала для меня шагом вниз, и мне приходится иметь дело с настоящим подонком.
Похоже, ты ничего этого не оценил. А для тебя все осталось по-прежнему. У твоих детей есть собственные комнаты, свой дом, повсюду фотографии их мамочки, их экономка, их папочка Единственное неудобство заключается в том, что теперь им приходится мириться со мной Но если кто-нибудь из вас полагает, что я никуда не денусь, тогда, возможно, вам всем стоит задуматься, на какие перемены вы готовы пойти. Или я могу уехать домой.
Он выглядел испуганным, но голос у него оставался твердым.
— Мел, ты бросаешь меня?
— Нет. Но я уезжаю на недельку, чтобы кое-что обдумать и решить свою дальнейшую судьбу.
— Ты за это время сделаешь аборт?
Она отрицательно покачала головой и с трудом сдержала слезы.
— Я не поступила бы с тобой подобным образом.
Если я приму такое решение, то сначала поставлю тебя в известность.
— Уже слишком поздно для этого. Ты рискуешь.
— Тогда я приму это во внимание Но в данный момент я собираюсь определить, чего хочу я, а не чего хочешь ты, или чего ты ожидаешь от меня, и что удобно для тебя, или что нужно детям. У меня тоже есть свои потребности, но до этого никому нет дела уже очень давно, даже мне самой.
Он медленно кивнул, расстроившись, что она уезжает, пусть даже на неделю.
— Ты сообщишь, где ты остановишься?
— Не знаю.
— Куда направляешься?
— Не знаю. Я хочу сесть в машину и уехать, и мы увидимся с тобой через неделю.
— А как же твоя работа?
— Я сообщу им, что снова больна. Уверена, что Поль Стивенс будет в восторге.
Питер понимал, что должен что-то сказать ей, пока она не ушла.
— Мне будет ужасно не хватать тебя.
— Мне тоже. Но, вероятно, в том-то и весь смысл.
Может быть, пришла пора нам обоим решить, как много все это значит для нас, чего это стоит и какую цену мы готовы заплатить за то, чего хотим.
Он кивнул, глядя, как она вышла за дверь, а через мгновение услышал, как входная дверь закрылась за ней. Ему хотелось обнять ее, сказать ей, что он любит ее больше жизни, что он хочет, чтобы у них родился ребенок, но гордость помешала ему броситься за ней, и он остался стоять посреди спальни. И вот она ушла.
На неделю? Навсегда?
— Где мамочка? — с удивлением спросила Вал, заглядывая в их комнату, проходя мимо.
— Вышла. — Питер посмотрел на нее. — Ушла. — Он решил сказать ей правду. Он должен сказать всем об этом. Они тоже повинны в ее уходе. Они все несли ответственность за то, что пришлось ей испытать. Он не примет всю вину на себя, хотя сейчас он осознавал, что большая часть вины лежала на нем. Он был таким упрямым. Мел пошла на все перемены ради их новой жизни, а он не сделал ничего. Она была права, это несправедливо. Питер печально посмотрел на Вал, которая, казалось, ничего не поняла.
— Ушла? Куда?
— Я не знаю. Она вернется через неделю.
Вал стояла пораженная. Она поняла. Они все зашли слишком далеко. Они так разозлились на нее. Теперь их поведение казалось таким глупым.
— С ней ничего не случится?
— Надеюсь, Вал. — Он вышел в холл, обняв ее за плечи, а в это время Джесс поднялась по лестнице и посмотрела на них.
— Мама ушла?
— Да, — ответила Вал за него. — Она уехала на неделю. — В это время остальные тоже поднялись наверх, услышали, что сказала Вал, и остановились, уставившись на отца.
Глава 30
Мел села в машину, не имея ни малейшего представления о том, куда она поедет. Ей просто хотелось уехать от дома, от своей работы, от детей и от него.
И первые пятьдесят миль она думала только о том, от чего убегает.
Но потом нервное напряжение начало ослабевать, а примерно через два часа она остановилась, чтобы заправить машину, и усмехнулась про себя. Она никогда в жизни не поступала так жестоко. Все чего-то требовали от нее, но теперь ей пора думать и о себе.
Заправив полный бак, она поехала дальше, размышляя о всех переменах в своей жизни за последние полгода и как мало пришлось менять Питеру. Он продолжал работать на том же месте, с теми же людьми, которые с уважением относились к его работе, он спал в той же постели, которая служила ему долгие годы. Его детей не увозили из их дома. У него даже оставалась та же экономка. Для него перемена заключалась только в лице, которое он целовал перед уходом на работу, и, возможно, он даже не замечал этого.
Доехав до Санта-Барбары, Мел опять начала закипать и порадовалась, что вырвалась из дома. Она сожалела только о том, что не сделала этого раньше.
Она остановилась в мотеле. Номер выглядел так, как мог бы выглядеть в любом месте земного шара, от Бейрута до Новою Орлеана: потертый ковер на полу цвета ржавчины, оранжевые виниловые стулья, ванная, выложенная белым кафелем без единого пятнышка, покрывало цвета ржавчины. Это был явно не «Бел-Эр» и даже не «Балтимор» Санта-Барбары, где она останавливалась несколько лет назад, но убожество номера ей было безразлично. Мел приняла душ, включила телевизор и посмотрела одиннадцатичасовой выпуск новостей скорее по привычке, потом выключила свет, так и не позвонив домой. «Ну их всех к черту», — подумала она про себя и впервые за долгое время почувствовала себя свободной. Она могла делать все, что хотела, быть сама собой, самостоятельно принимать решения, ни на кого не оглядываясь.
Но потом, лежа в постели, она вдруг подумала о крохотном существе, находящемся внутри ее, и поняла, что даже здесь она не одна. Ребенок приехал вместе с ней… ребенок… как будто он уже стал самостоятельной личностью… Она положила руку на слегка округлившийся живот, который был таким плоским месяц назад. Что будет, если она не прервет беременность? Ребенок станет для нее реальностью, а примерно через шесть недель она почувствует, как он шевелится… И на какое-то мгновение в глубине ее родилось нежное чувство, но она отмахнулась от него.
Сейчас ей не хотелось об этом думать. Ей не хотелось вообще ни о чем думать. Она закрыла глаза, и уснула, и спала без всяких сновидений. А когда проснулась на следующий день, солнце освещало комнату. Сначала Мел никак не могла вспомнить, где находится, а когда огляделась и поняла, то весело засмеялась. Она чувствовала себя здоровой, сильной и свободной.
Проснувшись в то утро, Питер инстинктивно потянулся к Мел, но, коснувшись рукой несмятой постели, открыл один глаз и с ноющим сердцем вспомнил, что она ушла. Он повернулся и долгое время смотрел в потолок, гадая, где она, и размышляя о причине ее ухода. «В этом только твоя вина, — ругал он себя, — ты не можешь винить ни детей, ни Поля Стивенса, ни миссис Хан». Он все делал не правильно с самого начала. Он слишком многого ждал от нее, ждал, что она изменит всю свою жизнь… ради него.
И он знал, что она сожалела о переезде в Лос-Анджелес. Питер думал о том, как ей нравилась жизнь в Нью-Йорке, и не понимал, как он даже осмелился думать, что она может от всего отказаться. От работы, о которой мечтал бы любой мужчина, от дома, который она любила, от друзей, от своей жизни, от родного города…
А Мелани, ехавшая на север, вспоминала Питера в момент их первой встречи, о тех днях, когда брала у него интервью, о тех изнурительных часах в холле больницы, когда было совершено покушение на президента… о его первом приезде в Нью-Йорк. Она стала думать не о том, что оставила в прежней жизни, а о том, что получила взамен… Первый раз, когда Мэтью забрался к ней на колени… взгляд, мелькнувший пару раз в глазах Пам… мгновения, когда Марк припал к ней и плакал. И неожиданно для самой себя она поняла, что трудно представить свою жизнь без всех них. Теперь она больше злилась на двойняшек.
Конечно, она в долгу перед ними. Но сколько еще она могла дать им? А скоро прибавится еще одна пара глаз, которая будет смотреть ей в лицо и говорить, что она недостаточно уделяет внимания ему или ей… и от нее совсем ничего не останется. От этих мыслей у нее совсем испортилось настроение, и она вздохнула с облегчением, наконец увидев Кармел. Ей хотелось только одного — устроиться в очередной отель и уснуть… отключиться… смотреть сны… убежать от действительности…
— Когда вернется мамочка? — Мэтью мрачно смотрел в тарелку, а затем перевел взгляд на сидящих за столом. Никто не произнес ни слова с тех пор, как они в тот вечер сели ужинать. Без нее не чувствовалось, что был воскресный день. Миссис Хан по воскресеньям обычно брала выходной, и Мел готовила им что-нибудь вкусненькое. Она разговаривала с ними, смеялась, слушала их рассказы, уделяя внимание каждому, и строила планы на следующую неделю, прекрасно зная, что все сложится иначе. Не получив ответа, Мэтью посмотрел на Питера.
— Почему ты заставил ее уйти?
— Она вернется, — первой заговорила Джессика с дрожью в голосе. — Она просто поехала немного отдохнуть.
— Почему она не может отдохнуть здесь? — Он с укором посмотрел на Джесс. Она единственная разговаривала с ним. Остальные, казалось, лишились дара речи. Но вот к нему обратился Марк.
— Потому что мы все слишком много ждем от нее. — Марк выразительно посмотрел на Пам, а потом обвел взглядом остальных, а после ужина Питер услышал, как он кричит на Вал:
— Ты во всем обвиняла ее… что тебе пришлось покинуть Нью-Йорк… твоих друзей… твою школу… ты даже обвинила ее в том, что случилось с нами. В этом не было ее вины, Вал.
Но белокурая красавица так горько плакала, что весь его пыл прошел. Питер медленно поднялся по лестнице к комнате Вал и застал там всех за исключением Пам, которая лежала на постели в своей комнате, уставившись в потолок. Она мечтала, чтобы Мел ушла, хотя не призналась бы в этом даже своему психоаналитику. Ей хотелось, чтобы вернулась ее мама.
Но она знала, что этого никогда не произойдет. Или придется смириться с присутствием Мел, или опять в доме будет царить пустота, такая же, как сразу после смерти матери, когда с ними осталась только миссис Хан. И внезапно Пам поняла, что она совсем не хочет возвращения прежней жизни. Она встала и направилась в комнату двойняшек и застала их всех там, даже Мэта, грустно сидящего на полу.
— Какая маленькая комната. — Она огляделась.
Ее комната была вдвое больше этой. Вал и Джесс ничего не ответили, но обернулись, увидев в дверях Питера.
— Да уж. — Но это только напомнило ему, как Мел говорила, что двойняшки никогда в жизни не жили в одной комнате. А здесь их, как сирот, затолкнули в крошечную комнату. «Может быть, все, что она говорила, правда? По крайней мере большая часть», — сказал он себе. Не все, конечно. Но достаточно, чтобы он не мог просто отмахнуться от ее слов.
— Двухместный номер? — спросил администратор мотеля в Кармеле.
— Нет. — Она устало улыбнулась. — Меня устроит одноместный.
Он с сожалением посмотрел на нее. Приезжие всегда так говорили, а потом какой-нибудь паренья двое детей влетали в номер, думая, что он их не заметил. И, вероятно, у них еще слюнявая огромная собака. Но на этот раз он ошибся. Она достала из машины небольшую дорожную сумку, вошла в номер, закрыла дверь и легла на кровать, даже не осмотревшись.
Оранжево-виниловый номер был почти таким же, как и в прошлую ночь. И, едва коснувшись подушки, Мел тут же уснула в полном изнеможении…
… — Доктор Галлам? — позвала медсестра.
— Да? — Он сидел в боксе с кипой историй болезни, радуясь, что в то утро у них было всего два шунтирования.
— Что-нибудь случилось? — Она испугалась. Он был великим человеком, и если она совершила ошибку, то ей не сносить головы, но он только взглянул на нее и отрицательно покачал головой, устало улыбнувшись.
— Все в порядке. Как там Ирис Ли? Появилась ли какая-нибудь реакция на медикаменты?
— Пока нет. — Ее прооперировали две недели назад, и, казалось, все идет хорошо, но у Питера были сомнения, и он уже несколько дней ожидал худшего.
Но на этот раз Мел не будет рядом с ним. Он остался один. Питер чувствовал себя более одиноким, чем после смерти Анны.
— Джесс?
— Да?
Вал лежала на постели после школы, а Джесси сидела за письменным столом в их комнате.
— У тебя появляется когда-нибудь желание вернуться в Нью-Йорк?
— Конечно. — Она обернулась и посмотрела на сестру. — Часто. В этом нет ничего странного. Мы так долго жили там.
— Как ты полагаешь, мама поехала туда? — Она весь день думала об этом.
— Не знаю. Возможно, она даже в Лос-Анджелесе.
— И не позвонила нам? — ужаснулась Вал, а Джесси улыбнулась.
— А ты бы позвонила, если бы оказалась на ее месте?
Вал покачала головой:
— Думаю, нет.
— И я бы не позвонила. — Затем она, слегка вздохнув, посмотрела в окно. — Я считаю, во всем виновата она. Вал. Во всем. Она сама все решила. Обычно она всегда советовалась с нами, но на этот раз она поступила по-своему.
— Она, вероятно, считала, что поступает правильно, — печально произнесла Вал, и Джесс кивнула, глядя на сестру.
— Это действительно так. Мне нравится Питер, а тебе?
Вал снова кивнула:
— Когда я узнала, что мы переезжаем сюда, я думала только о Марке.
Джесс улыбнулась:
— Я знаю. Но мне от этого было совсем не легче покидать Нью-Йорк. У мамы был Питер, у тебя — Марк. А у меня ничего. — Она усмехнулась. Теперь это не казалось столь ужасным. Ей нравилась их новая школа, у нее появился приятель. Впервые в жизни она встретилась с человеком, который ей по-настоящему стал дорог. Ему был двадцать один год, но Джесс опасалась, что ее мать упадет в обморок, особенно после того, что случилось с Вал и Марком. Но она знала, что он неслучайный в ее жизни человек.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Вал, наблюдая за ней. — Ты сидишь тут со счастливой улыбкой.
В чем дело?
— Ничего особенного.
Но Вал мгновенно все поняла. Джесс могла получать более высокие оценки, но Вал знала мужчин.
Она пристально посмотрела на сестру.
— Ты влюбилась?
Джесс с улыбкой посмотрела на нее. Ей пока не хотелось ничего рассказывать сестре.
— Пока нет. Но я встретила хорошего парня.
— Ты? — поразилась Вал, и Джесси кивнула, не желая больше ничего рассказывать. — Будь осторожна.
Они обе знали, что она имеет в виду. Вал получила один из самых жестоких уроков в жизни, который она никогда не забудет.
В тот вечер миссис Хан молча подала им ужин, а Питер вернулся домой только к девяти часам. Мэтью был уже в постели, и Питер поднялся наверх поздороваться с детьми. У него выдался тяжелый день, но рассказать об этом было некому. Он заглянул в комнату двойняшек и посмотрел на Джесс.
— Ничего не слышно от вашей мамы?
Она только отрицательно покачала головой, и он вернулся вниз.
А в это время Мел въехала в Сан-Франциско и устроилась в гостинице «Стэнфорд Корт». Она разительно отличалась от тех мотелей, в которых Мел ночевала до этого, и она рухнула на постель с усталым стоном. У нее было такое впечатление, что она едет уже много дней, и она напомнила себе, что пора немного передохнуть. Она до сих пор ничего не решила.
Поэтому ей не хотелось потерять ребенка. Если ему суждено жить, то она несет ответственность за него.
На следующий день она прошлась по китайскому кварталу, а затем поехала в Голден-Гейтс-парк и бродила там среди цветов. Приближался май… май… Она встретилась с Питером почти год назад, и вот теперь она здесь Вернувшись в гостиницу, она вынула из сумочки записную книжку и позвонила Ракели. В Нью-Йорке было восемь часов утра, и они несколько месяцев не получали от нее никаких известий, поэтому Мел даже не знала, устроилась ли она на работу. Но Ракель после первого же гудка взяла трубку.
— Алло? — как всегда, с подозрением произнесла она, и Мел усмехнулась.
— Привет, Ракель, это я. Как поживаешь?
— Миссис Мел?
— Конечно.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, я просто решила позвонить и узнать, как ты.
— У меня все хорошо, — обрадовавшись, ответила она. — Как девочки?
— У них все прекрасно. — Не следует рассказывать ей о случившемся с Вал. Теперь с ней все в порядке. — Им нравится новая школа, кажется, все налаживается. — Но, как только она сказала это, голос у нее задрожал и на глазах навернулись слезы.
— Что-то случилось! — На этот раз в голосе бывшей экономки прозвучали обвинительные нотки, и у Мел ком подкатил к горлу.
— Абсолютно ничего. Я уже несколько дней в Сан-Франциско и соскучилась по тебе — Что вы там делаете? Все так же много работаете?
— Нет, не совсем. Я веду только выпуск новостей в шесть часов. А сюда приехала отдохнуть на несколько дней.
— Почему? Вы больны? — Она всегда попадала в точку, и Мел улыбнулась. Какой смысл обманывать ее?
— Честно говоря, я сбежала.
— От кого? — поразилась Ракель.
— От всех. От Питера, от детей, от моей работы, от себя самой.
— Что с вами происходит?
— Не знаю Мне просто захотелось подумать в спокойной обстановке.
— О чем? — сердито поинтересовалась Ракель. — Вы всегда слишком много думаете. Вам это ни к чему. — А потом спросила. — Ваш муж с вами?
— Нет, я здесь одна. — Мел представила себе лицо Ракели и удивилась, зачем она позвонила экономке, но ей так хотелось услышать знакомый голос, а говорить с домашними не было желания.
— Сейчас же возвращайтесь в Лос-Анджелес!
— Я поеду через несколько дней.
— Я говорю, сейчас же. Что с вами? Вы там все посходили с ума?
— Слегка. — Мел не стала говорить Ракели о беременности. Ей еще требовалось время, чтобы все окончательно решить. — Мне просто захотелось узнать, все ли у тебя в порядке.
— У меня все хорошо. A вот вы немедленно отправляйтесь домой.
— Договорились. Не беспокойся за меня, Ракель.
Целую тебя.
— Не надо целовать меня. Поезжайте домой и поцелуйте его. Скажите ему, что сожалеете о том, что сбежали.