Черная гвардия Эридана Точинов Виктор
На самом же деле «голиаф» использовали для самых мирных дел люди весьма мирной профессии: археологи. А потрепанный вид машины объяснялся тем, что последние лет тридцать-сорок археология в Империи пришла в полный упадок. «Все для фронта, все для победы!», и все экспедиции, охотившиеся за артефактами исчезнувшей эриданской цивилизации, давно прекратились, и лишь в запасниках музеев престарелые хранители бережно сдувают пыль с загадочных экспонатов…
Похоже, этот «голиаф» был последним представителем своего племени, чудом избежавшим отправки в плавильную печь. По крайней мере, когда Несвицкий вспомнил о существовании подобной техники и отправил запрос об отправке на Елизавету пяти машин – прислали лишь одну, да и то с большим запозданием.
Несвицкий с легкой тревогой наблюдал, как невидимые поля эмиттеров «голиафа» дробят, раскалывают, превращают в мелкие песчаные крошки каменные обломки, завалившие тайник, и цементирующий их застывший раствор. Если внутри именно то, что они так рассчитывают отыскать, не повредить бы случайно содержимое… Успокаивал сам себя: уж археологи-то знают, как бережно обращаться с драгоценными находками. Вернее, знали… За тридцать лет любые навыки можно утратить.
Оператор, управлявший археологическим монстром, был вполне под стать машине – пожилых уже лет, высоченный, плечистый, лицо покрыто морщинами. Но дело свое не позабыл и квалификацию не утратил, управлялся с «голиафом» вполне уверенно.
– Подальше отойдите! – гаркнул он, высунувшись из кабины. – Песок сейчас полетит!
Несвицкий и все, кто находился рядом: адъютанты и кучка археологов во главе с профессором Свигайло, – послушно отступили на полсотни шагов.
– Еще дальше! – не унимался оператор. – Далеко полетит!
Отступили еще на столько же, но оператор уже не надрывал связки, просто махал рукой: еще, еще отойдите.
– Начинайте уж, милейший, – сказал в микрофон Свигайло. – Не убьют же, на самом деле, нас несколько долетевших песчинок.
Оператор весьма демонстративно пожал плечами и исчез в кабине, тщательно задраив люк, до той поры распахнутый. Несколько секунд не происходило ничего. А затем словно бы грянул взрыв – беззвучный и лишенный взрывной волны. Как будто сама планета резко выдохнула, освобождая дыхательные пути от накопившейся дряни.
Громадный столб измельченной породы взвился к небу, завис на какое-то мгновение, затем начал падать.
– Ложись! – скомандовал Несвицкий, сообразив, что долетит до них не «несколько песчинок», вопреки заверениям Свигайло. И первым рухнул на землю. Адъютанты исполнили команду мгновенно, археологи, все далеко не молоденькие, – с запозданием.
Все-таки многолетние перерывы в работе на квалификации сказываются: полного измельчения породы не произошло, отдельные вылетевшие камни были вполне увесистыми. По счастью, никого крупным обломком не зацепило, в этом Несвицкий убедился первым делом, пока археологи вытряхивали песок из волос да отчищали свои костюмы. Сам генерал-майор, военные и жандармы его свиты были в боевых комбинезонах и шлемах – им, по большому счету, такой выброс ничем серьезным не грозил.
К раскопу Несвицкий приближался первым, неторопливо – не к лицу вице-губернатору и военному коменданту Елизаветы бежать к находке нетерпеливой мальчишеской рысцой. Хотя именно так и хотелось – рысцой. Неужели именно оно, генохранилище?
…На тайник жандармы вышли случайно, после откровений перебежчика со стороны мятежников. Перебежчик, водитель большегрузного глайдера, рассказал следующее: незадолго до высадки имперцев ему довелось участвовать в операции, проводившейся в обстановке величайшей секретности. Ночью, в удаленной от рудников и поселков местности были захоронены и замаскированы пять объектов. «Ящики чуть не с дом размером», – так дословно выразился перебежчик.
Но самое интересное началось после операции. Всех, в ней участвовавших: и водителей, и рабочих, и охранников, – погрузили в один турболет и отправили в столицу. Сразу же по возвращению, не дав ни с кем и словом перемолвиться. К новому месту службы, дескать. До столицы турболет не долетел, взорвался в воздухе. Официальная версия: атака имперского истребителя, прорвавшегося сквозь орбитальную оборону. Хотя воздушные бои на Елизавете-Умзале к тому времени еще не начались, и не начинались еще неделю.
Водитель спасся чудом, если, конечно, есть что-то чудесное в приступе жесточайшего поноса – попил сдуру на операции местной водички, ручеек казался чистым, родниковым… В изоляторе медчасти горемыка узнал о печальной судьбе турболета. А сутки спустя, толком не долечившись, получил вызов к начальству, к замкомполка по безопасности. Причем не просто вызов – пришли ночью два вооруженных вертухая, разбудили и повели под конвоем. Водитель сообразил, что дело не чисто, и немедленно, шагая к кабинету, изобразил жесточайший приступ кишечных колик. И сбежал! Протиснулся в узенькое оконце ватерклозета, затем – к хорошо знакомой лазейке, сквозь которую не раз ходил в самоволки. Потом несколько дней прятался, отсиживался, дождался прихода имперцев – и сразу же явился во вновь открывшийся жандармский участок с рассказом о припрятанных сокровищах коммунистов.
Зондирование почвы в указанном месте подтвердило: и в самом деле под землей скрываются пять крупных объектов – одинаковых по форме и размеру, с металлической поверхностью. А самое главное: объекты излучали тепло! Достаточно слабо излучали, тепловая энергия постепенно рассеивалась в окружающей почве, и с воздуха или с орбиты обнаружить тайник не удалось бы.
По срокам все совпадало идеально: мятежники как раз успевали спрятать бесценный груз, эвакуированный с Нового Петербурга. Но запас времени у них был минимальный… Если предположить, что пять найденных контейнеров содержат генохранилище либо большую его часть, то надо признать, что коммунисты поступили разумно. Распределили термостаты с геноматериалами в пять больших контейнеров, каждый со своей небольшой автономной электростанцией – засечь пять слабых источников тепла труднее, чем один, впятеро более мощный. Но вот захоронить в пяти разных местах уже не успели, банально не хватило времени подготовить пять таких секретных операций…
В общем, шанс на возвращение генохранилища представлялся весьма большим. И генерал-майор Несвицкий лично вылетел на раскопки. Не только лишь в сопровождении последних могикан космической археологии – конвой господин вице-губернатор взял с собой весьма сильный, способный отразить атаку и с суши, и с воздуха. Коммунистическое подполье вполне могло приглядывать за своим спрятанным сокровищем. Да и оставшиеся неизвестными противники, проявлявшие большой интерес к генохранилищу на Новом Петербурге, могут вновь объявиться – и начать действовать уже не только агентурными методами.
…Верхняя поверхность огромного контейнера – металлическая, ребристая – полностью очистилась, не получив при этом ни малейшего повреждения, зря Несвицкий грешил на археологов, растерявших былые навыки. Виден был большой – метра два на два с половиной – люк. Очень хотелось спрыгнуть вниз, и немедленно попытаться его открыть, или вырезать, если заперт, и убедиться: да, нашли, нашли то, что так долго искали…
Нельзя. Сейчас здесь очень неторопливо и аккуратно поработают специалисты по разминированию, затем…
Никакого «затем» не произошло. И даже спецы-минеры к работе не приступили. Потому что взвыл сигнал общей тревоги.
«Кто? Коммунисты или те, другие?» – на бегу подумал Несвицкий, бросаясь в штабному бронеглайдеру. Крохотная клипса-наушник зачастила скороговоркой оператора:
– Группа быстролетящих неопознанных целей, курс сто пятнадцать-шестьдесят два, высота четырнадцать семьсот, скорость один четыреста, расстояние триста восемьдесят… высота четырнадцать двести, курс и скорость прежние… высота тринадцать восемьсот…
Крохотный визор, встроенный изнутри в шлем вице-губернатора, транслировал сейчас изображение из штабного глайдера, с большого экрана пульта контроля оперативной обстановки. И можно было не вслушиваться в частящие в наушниках слова, чтобы понять: неопознанные цели летят прямо на них. И быстро снижаются.
– Захват, сопровождение! – скомандовал Несвицкий в микрофон. – Огонь на поражение по моей команде!
И вновь подумал: «Кто?!»
2
Шел второй месяц его пребывания в должности вице-губернатора и одновременно военного коменданта Елизаветы. Спокойным этот срок не был. Но, собственно, принимая должность, Несвицкий и не ожидал иного.
Комплексные операции армии и флота по разгрому наземных сил мятежников завершились достаточно быстро. Вопреки всем уверениям Мезенцева: космофлот, дескать, не сможет и не станет держать слишком долго большие силы на орбите Елизаветы, – флот и смог, и стал. Было ли то личное решение флаг-адмирала, либо указание пришло свыше, Несвицкий не знал. Однако, воздерживаясь от глобальных ударов с орбиты, флотские сделали всё для успеха наземной операции по предложенному генерал-майором Славичем плану, предоставив в нужных количествах и легкие крейсера, и эсминцы, и штурмовики, и десант-боты. К тому времени, когда ставший генерал-майором и вице-губернатором Несвицкий покинул медицинский отсек «Святой Ольги», мятежники продолжали открытое сопротивление лишь на двух отдаленных континентах Елизаветы-Умзалы, удерживая там несколько относительно крупных населенных пунктов, – а еще через неделю трехцветный флаг взвился над последним из них.
Началась партизанская война.
Война, в которой у одной из сторон задачей стало не уничтожение противника, но обнаружение и захват главного трофея, – генохранилища.
Честно говоря, Несвицкий ожидал более ожесточенного сопротивления партизан и подпольщиков. Однако выяснилось, что коммунисты к ведению партизанских действий подготовились из рук вон плохо. А может быть, и вообще не готовились, уверенные в своей быстрой и решительной победе в прямом военном столкновении. Не были заранее созданы замаскированные партизанские базы и тайники с запасами оружия, продовольствия и медикаментов, в городах и поселках не оставались при отступлении люди, обученные навыкам конспиративной деятельности.
Сопротивление Умзалы, по большому счету, стало результатом экспромтов – принятых в большой спешке и не всегда удачных решений. А многие группы подпольщиков и партизан вообще возникли стихийно и пытались воевать на свой страх и риск, не успев установить связь с соратниками.
К тому же в рядах коммунистического подполья более чем активно работала агентура имперцев: жандармская, армейская, флотская… В той или иной степени Несвицкий мог контролировать и отслеживать действия почти всех групп сопротивления, в лучшем случае один из десяти партизанских отрядов оставался «беспризорным», а среди городских ячеек процент насыщенности агентурой был еще выше.
При нужде, получив соответствующий приказ, вице-губернатор мог одним ударом, одной войсковой операцией очистить Елизавету, даже без помощи «ходячих бомб» фон Корфа, – а их, судя по докладам барона, удалось внедрить в немалое число отрядов и боевых групп.
Приказ не поступал. Наоборот, и из ставки наместника, и из личной канцелярии Его Величества поступали директивы, выдержанные в одном и том же тоне: не спешить, не торопиться, действовать в основном пропагандой и агитацией, вернуть как можно больше людей к мирной жизни… Но при этом ни в коем случае не допускать крупных диверсий, способных повредить делу возрождения добывающей промышленности.
Отдельной проблемой и отдельной головной болью вице-губернатора оставались подводные рудники – «стальные кракены», как называл их про себя Несвицкий.
Здесь, по сравнению с сухопутным подпольем, ситуация сложилась обратная. Агентуры среди обитателей подводных городов оказалось крайне мало – каждый агент на вес золота – и связь с ними была чрезвычайно затруднена. С большим трудом удалось выяснить, что на четыре из восьми подводных рудников не поступал груз, сколько-нибудь похожий на генохранилище…
Вскоре два из этих четырех рудников были уничтожены. И если с первым все понятно: «стального кракена» прикончил мощный удар с орбиты, после подводного пуска ракет, сбивших эсминец «Бесстрашный» и серьезно повредивших два крейсера, – то со вторым все оказалось сложнее и загадочнее. Ни армия, ни флот никаких действий против «кракена» не предпринимали, лишь отслеживали его местоположение, а потом служба наблюдения зафиксировала мощнейший подводный взрыв, и рудника не стало. Изучение обломков, собранных на двухкилометровой глубине, продолжалось, но ничего толкового в предварительном заключении экспертов сказано не было: произошел взрыв, приблизительно такой-то мощности, причины неизвестны. Авария? Диверсия группы антикоммунистического сопротивления? Теоретически, могла оказаться таковая среди привезенных на убой шахтеров-«перевоспитуемых»… Или вмешалась некая третья сила? В общем, загадка.
Обитатели уцелевших рудников продолжали боевые действия, причем весьма активные. Фактически, небольшие прибрежные поселки жили в условиях двоевластия: днем действовали законы империи, а ночью с маломерных быстроходных субмарин высаживались десантники – «осьминоги», как они сами себя именовали, – иногда вступали в бой с жандармскими и армейскими постами, но чаще карали «изменников» и «предателей», то есть всех, кто не желал отдавать на нужды сопротивления то, что приглянулось пришельцам из-под воды…
Ответные меры обычно запаздывали – слишком протяженное побережье, слишком трудно обнаружить звено движущихся под водой «скатов». Пропаганда и агитация, на которой так настаивало высшее начальство, здесь оказались бессильны – невозможно вести их среди подводников, отрезанных от всего мира в своих глубоководных логовах.
Кардинально решить проблему можно было лишь массовой эвакуацией прибрежных жителей, либо уничтожением «стальных кракенов».
На второй вариант Несвицкий смог бы решиться, лишь заполучив генохранилище…
И как раз сегодня имелся очень большой шанс, что вожделенная цель будет достигнута. Что империя вернет свой главный, свой жизненно необходимый стратегический запас. Что появится возможность одним ударом победить в кровопролитной подводной войне.
3
Тревога закончилась почти также быстро, как и началась. Изрядно не долетев до зоны поражения средств ПВО, прикрывавших раскопки, неопознанные цели сбросили скорость, а затем их отметки и вовсе замерли на экранах – летательные аппараты зависли на антигравах и тут же вышли из радиомолчания: система «свой-чужой» наконец-таки получила отклик на постоянные запросы: свои, дескать, суборбитальные штурмовики космофлота.
Через несколько секунд (генерал-майор, тяжело дыша, уже занял свое место в штабном глайдере) на экране появился фон Корф.
– В чем дело, барон? – крайне холодно осведомился Несвицкий.
Капитан второго ранга ответил весьма официально, обратившись не по имени-отчеству, как то бывало раньше.
– Ваше превосходительство, командованием орбитальной группировки получен приказ: в связи с особой важностью вашей миссии осуществить прикрытие от возможных ударов из космоса.
– Чей приказ?
– Наместника, светлейшего князя Горчакова.
Вот как… Командованию флота Несвицкий, естественно, не сообщал о том, что рассчитывал обнаружить в результате сегодняшней операции, равно как и о районе ее проведения, – негласное соперничество между спецслужбами Империи за последние недели не потеряло своей прежней остроты. Однако князь Горчаков соответствующий доклад получил, и отчего-то посчитал, что необходимо не только известить космофлот, но и запросить его помощь… Хотя, казалось бы, никаких ударов противника с орбиты ожидать не приходится, этот сектор космического пространства находится под полным контролем.
– Появиться здесь столь эффектным образом тоже приказал наместник? – спросил Несвицкий. – К чему все эти маневры в атмосфере? Мы уже готовились открыть огонь на поражение.
– Тому были свои причины, ваше превосходительство, и весьма основательные. Однако я имею указание контр-адмирала Мезенцева сообщить их только при личной встрече. Разрешите произвести посадку?
Несвицкий удивился, но разрешил и, переключившись на местный канал связи, приказал приступить к разминированию. Вскоре трехместный «сапсан» опустился неподалеку от места раскопок, остальные штурмовики разделились: одно звено зависло на антигравах – в зените, на трехкилометровой высоте, еще два барражировали вокруг по широкому кругу, поднявшись еще выше, уйдя за пелену облаков.
– Сутки назад имел место крайне неприятный инцидент, – сообщил фон Корф несколько минут спустя, поднявшись в штабной глайдер.
Несвицкий пожал плечами. На войне приятных инцидентов не случается… Барон помолчал, словно бы подбирая наиболее подходящие выражения для описания случившегося. Впрочем, вполне возможно, что после долгого общения с хултианами фон Корф перенял их манеру выдерживать многозначительные паузы.
– Мы засекли всплеск излучений, характерный для выхода из подпространства, – продолжил флотский контрразведчик. – Судя по мощности всплеска, поблизости от Беты Эридана появился большой корабль. Предположительно равный по классу нашему звездному крейсеру, как минимум.
– Появился и тут же нырнул обратно? – уточнил Несвицкий, не сомневаясь, что барон подтвердит его догадку.
– Уход в подпространство не зафиксирован, – произнес фон Корф без малейшего следа эмоций в голосе.
– Не понял… Почему в таком случае вы употребляете слово «предположительно»?
– Мы его не видим, – сказал барон столь же безжизненно. – Пришелец был доступен для всех видов локации около трех секунд. А затем исчез. Не взрывался, не уходил в подпространство… Просто исчез.
Теперь надолго замолчал уже Несвицкий, осмысливая полученную информацию. Объяснений случившемуся имелось не так уж много, и одно неприятнее другого.
– Коммунисты изобрели новый принцип защиты от локаторов? – наконец предположил жандарм.
– Если изобрели, то не один, а сразу пять. Каким-то образом экранируют и массу корабля, и его отражающую способность во всех диапазонах, и вызванные им искажения тахионных потоков, и… В общем, технические специалисты флота ломают головы и осторожно предполагают, что мы имеем дело не с различными системами защиты от разных способов локации, а с некоей аппаратурой, кардинальным способом изменяющей свойства пространства вокруг корабля.
– Шапка-невидимка…
– Неплохой термин, – кивнул барон. – Однако сомневаюсь, что мятежники оказались способны «сшить» подобный головной убор.
– Некоторые их военные разработки стали для нас весьма неприятными неожиданностями, – вступился за противника Несвицкий. – Пресловутое «помело», например, столь проклинаемое танкистами…
– Ничего принципиально нового в тех разработках нет. Остроумные технические решения на основе давно сделанных открытий. Фундаментальная же наука на планетах Союза не в почете… А мы столкнулись с чем-то совершенно неизвестным.
– Чужаки… – произнес генерал-майор полувопросительно, полуутвердительно.
Фон Корф ничего не ответил. Эриданцы, конечно, не исключали, что рано или поздно могут встретиться в бескрайнем космосе с расой, весьма превосходящей потомков землян в техническом отношении. Но до чего же не вовремя… В самый разгар войны…
Одна неясность, по крайней мере, прояснилась: мотивы решения князя Горчакова, приславшего штурмовики на подмогу. Если все-таки научно-технический прорыв совершили мятежники, то велика вероятность, что корабль-невидимка направляется на Елизавету. И можно даже предположить, за чем именно направляется. За генохранилищем.
Однако по-прежнему непонятно, отчего важнейшую информацию Несвицкий получил именно так: со слов барона при личной встрече.
Несвицкий спросил прямо, и ответ фон Корфа доказал, что запас дурных новостей у того отнюдь не иссяк.
– Обнаружились странные помехи при пси-связи, причем у всех операторов сразу, – сказал барон. – Обнаружились вскоре после появления невидимки. Возможно, действует какой-то побочный эффект его невидимости, но лучше исходить из наихудшего варианта: нас слушают.
Сюрприз за сюрпризом… До сих пор считалось, что невозможно как-либо перехватывать пси-сообщения, равно как и наводить на них помехи… Вернее, возможно, но для этого необходимо раздобыть – украсть, захватить в бою – декодер с записанной в нем пси-матрицей передающего оператора.
Прокомментировать новость Несвицкий не успел. Минеры доложили: никаких взрывных устройств не обнаружено, всё готово к вскрытию контейнера.
– Пойдемте, барон, посмотрим… Может, хоть что-то приятное сегодня случится?
Фон Корф достал из кармана мундира монетку, подкинул в воздух, поймал на лету… Разжал кулак, посмотрел. И тяжело-тяжело вздохнул:
– Боюсь, не наш день сегодня, ваше превосходительство… Чей угодно, только не наш.
Как в воду глядел барон…
Глава девятая. Казнимые и казненные
1
Что с оружием дела обстоят у подпольщиков не самым лучшим образом, Олег понял еще до того, как спустился в красногальские штольни, один «пулемет» Зарева чего стоил… Но насколько безоружна боевая ячейка, он понял только перед выходом на операцию. Ему, как человеку военному и даже повоевавшему, выдали армейский пистолет – старый и обшарпанный, еще имперский (орлы старательно сковырнуты со щечек рукояти). В общем-то, машинка вполне смертоносная на небольших дистанциях, хоть и работает на пороховых патронах. Беда в том, что патронов в обойме оказалось всего лишь три. Не велик боезапас… Два раза можно пальнуть по вооруженным до зубов «стальным псам», последний – себе…
Олег мог бы решить, что причина – пресловутая «черная метка», но нет – остальные участники ночной акции экипировались ничуть не лучше. Что винтовки не брали, это понятно, на ночных улицах с гауссовкой на плече даже издалека не сойти за мирного прохожего, по какой-либо надобности рискнувшего нарушить комендантский час, – патруль и документы спрашивать не станет, сразу откроет огонь на поражение. Но пистолеты и карманные разрядники уж могли бы запасти на случай партизанской войны… Не запасли.
И вот какой получился расклад: у Олега – пистолет, у Юнкома, командира группы, – обрез старой винтовки, тоже пороховой, но хотя бы патронов в достатке. Еще у девятерых – по длинному ножу и по две гранаты на человека. Увидев те гранаты, Олег лишь глубоко вздохнул – человеку, ходящему под подозрением, лучше бы лишней критикой не заниматься. Самодельные, из обрезков труб, набитых взрывчаткой, перед броском надо запаливать шнур… Грохоту от такой гранатки будет много, а осколков – кот наплакал. Правда, нашлись в запасах и три армейские, ДРГ-10, в солдатском просторечии «дурки», но эти еще хуже: оборонительные гранаты, кидают их из укрытия, а применишь на ровном месте – непременно сам попадешь под импульс и осколки…
Последний участник операции, Зарев, отправился в путь со своим лазерным буром на плече. Прикрыть, дескать, в случае чего. Олег не очень понимал логику товарища Леонеда, снаряжавшего их, – этакая дурында у ночного прохожего не менее подозрительна, чем винтовка, даже если дело происходит в шахтерском поселке – но замечаний опять-таки делать не стал. Не время для замечаний.
…Темными переулками Морозовки они пробирались, разбившись на тройки. Олег надеялся, что попадет в одну тройку с темноволосой Юленой – не сложилось, пришлось идти с Заревом и Юнкомом. Причем спутники за Олегом откровенно присматривали: когда командир выдвигался вперед, разведать путь, Зарев всегда стоял за спиной Олега, держа свой бур наизготовку. Поневоле закрадывалась мыслишка: а стреляет ли выданный пистолет? Может, всучили неисправный для проверки? Для проверки не пистолета, понятное дело, – его, Олега…
До проверок дело не дошло, к точке рандеву вышли без нежелательных встреч. Остальные тройки тоже добрались без приключений. В общем, ничего удивительного, ребята в большинстве местные, куда лучше патрульных знакомы со всеми здешними тупичками, закоулочками и дырами в заборах.
– Вот здесь она и живет, – показал Юнком на одноэтажный дом, темневший в полусотне метров от скверика, где в густой тени акаций собралась группа.
Юлена издала приглушенный звук. Не то ахнула, не то охнула.
– Она? – переспросил кто-то из темноты простуженным голосом.
– Предателя зовут Валицкая Антонина Львовна, – чеканным шепотом произнес Юнком. Трудно чеканить слова шепотом, но у него получилось.
– Донька?! – снова ахнула Юлена, теперь чуть громче.
– Бывшая комсомолка Донара, а теперь Антонина, сотрудница оккупационной администрации, – объяснил командир. – Всё, отставить вопросы! Действуем по плану!
План был известен заранее и незамысловат – девять человек окружают дом, наблюдая за черным ходом и окнами, а трое, в том числе и Олег, заходят внутрь, связывают и выволакивают предателя, – и в сквер, есть там подходящее дерево с крепкими сучьями…
Олегу и до того было не по себе, а сейчас стало совсем мерзко. Это не паникера Позара расстреливать, это еще хуже. Связывать сонную девушку и тащить на расправу… Кто знает, как она в той администрации оказалась… Может, запугали, семью расстрелять пригрозили, может, она там лишь вид делает, что на врагов работает…
У Юлены, насколько смог разглядеть Олег в отблеске лунного света, лицо было совершенно мертвое. Но на свой пост под окном она пошагала без возражений.
Дверь оказалась заперта.
– Давай, – кивнул Юнком на бур Зарева.
Тот завозился с ручками настройки, уменьшая мощность, и Олег понял, что скоро в двери вместо замка появится аккуратно прожженная дыра. Тут же мелькнула мыслишка – если сбежать, то именно сейчас, перенастроить бур и испепелить беглеца парнишка никак не успеет, а обрез командира, с его коротеньким стволом, уже в пяти шагах не страшен человеку, бегущему зигзагами…
Мысль осталась лишь мыслью. Сбежать – и что? И куда?
Зарев отступил на два шага, прицелился в замок, но не привел в действие свое орудие – командир предостерегающе поднял руку. Тут же Олег услышал рядом, за углом дома, негромкий шипящий звук… Затем что-то стукнуло – твердым о твердое. В общем, вполне можно было догадаться об источнике тех звуков, но Олег не успел. Резкий грохот взрыва ударил по ушам. Почва вздрогнула. Из подвальной отдушины вырвался столб не то дыма, не то пыли.
– Донька-а-а-а-а! Спасайся!!! – истошно вопил женский голос за углом.
Юнком и Зарев ринулись туда, на ходу парнишка дергал ручки своего бура. Олег поспешил за ними, сам не зная, зачем.
Увидев две сцепившихся фигуры у бокового фасада, командир вскинул обрез, но не выстрелил. Зарев продолжал терзать свой агрегат. Олег про заткнутый за пояс пистолет и не вспомнил.
Потом слившиеся вместе темные силуэты разделились, один бросился в темноту, снова крикнув:
– Донька-а-а-а-а!
– Стой! Спалю сучку! – рявкнул, не таясь, Зарев. Таиться смысла не было – с двух сторон издалека надвигался звук сирен и становился все слышнее.
Спалит, понял Олег. На таком расстоянии – превратит темноволосую симпатичную Юлену в головешку легко и просто, даже не целясь…
Больше ничего подумать, понять и решить Олег Ракитин не успел. Но когда Зарев вскинул свой бур, Олег изо всех сил толкнул его, – и плазменная струя ушла вверх безвредным и красивым фейерверком.
2
Когда отряд Юнкома двигался ночными переулками казнить предательницу, на другом континенте Елизаветы-Умзалы солнце лишь начало клониться к закату. Но казнь здесь уже состоялась…
– С точностью до наоборот, – внезапно охрипшим голосом произнес Несвицкий одно из любимых выражений покойного императора, хотя на язык так и просилось словцо куда крепче.
С точностью до наоборот… Именно так: контейнер скрывал не крохотные зародыши миллиардов будущих жизней. Здесь спрятали то, что осталось от жизней загубленных.
Трупы. Контейнер оказался почти до верху набит мертвыми телами, залитыми какой-то вязкой жидкостью. Наверняка она, жидкость, предназначалась для сокрытия следов массового убийства, и должна была растворить, уничтожить без остатка тела. Но слишком уж много их напихали внутрь палачи, слишком плотно уложили… Реакция, тем не менее, продолжалась – вот и источник тепла, позволивший заподозрить, что под землей работает маломощная электростанция.
Лучи фонарей раздирали темноту, наполненную густыми удушливыми испарениями, и в колеблющемся свете казалось, что мертвецы шевелятся, стараются разорвать цепкий плен переплетенных тел, выбраться на волю… Но так, конечно же, лишь казалось.
Несвицкий сумел разглядеть немногое: лежавшее на самом верху тело не то женщины, не то девушки, распухшее, совершенно обнаженное, с головой, изуродованной выстрелом. Рассмотрел лохмотья мундира имперского космодесантника на другом мертвеце, а совсем рядом из груды тел высовывалась рука – и золотые звезды на рукаве свидетельствовали, что здесь же закончил свой путь кто-то из высшего комсостава мятежников… Похоже, сюда свалили без разбору и бывших своих, и чужих, – всех, кто находился на момент вторжения в тюрьмах Елизаветы-Умзалы.
Генерал-майор машинальным движением стянул шлем с головы, но тут же был вынужден надеть обратно, дышать без воздушных фильтров оказалось невозможно.
– Надо все здесь самым тщательным образом заснять и запротоколировать, – прозвучал в наушниках шлема слегка искаженный голос барона. – И для суда над главарями мятежников, и для потомков – чтобы никогда не забывали, чем заканчиваются мечты о всеобщем счастье.
Несвицкий кивнул.
– А я возвращаюсь на орбиту, – продолжал барон. – Но сначала…
Он сделал приглашающий жест рукой – отойдем, дескать в сторону, поговорим без шлемов, чтобы не слышали адъютанты.
Отошли.
– Надо использовать шанс, – быстро сказал барон, кивнув в сторону контейнера.
– Каким образом? – не понял Несвицкий.
– Простите за дурной каламбур, но надо использовать мертвецов в качестве живца.
– А именно?
– Я немедленно отошлю сообщение Мезенцеву. Пси-связью, оператор у меня в «сапсане».
– О том, что найдено генохранилище? – догадался вице-губернатор.
– Да! Этот чертов невидимка – пятно на чести флота, и мы попытаемся заставить его вылезти из невидимости! Возможно, на орбите очень скоро станет жарко, и вам стоит…
Они не успели. Не только отправить куда-либо сообщение или предпринять еще что-то – барон не успел договорить, а Несвицкий дослушать.
Потемнело. Словно на светило наползла неожиданно грозовая туча, хотя по светло-розовому небу ползли лишь редкие белые облака. Впрочем… Впрочем, светло-розовым небо уже не было – окрасилось темным оттенком венозной крови.
Второй раз за сегодня взвыл сигнал тревоги. Звук аларма показался Несвицкому странно искаженным, слишком низким, басовитым… Шлем немедленно оказался на голове вице-губернатора, коммутатор его автоматически переключился на аварийную частоту, и тут же, с полуслова, послышался встревоженный голос радиста: «…аше превосходительство, потеряна свя…», – и так же на полуслове оборвался. В наушниках – тишина, девственная, не нарушаемая даже помехами. Легкими движениями подбородка Несвицкий переключался с канала на канал – везде одно и то же. Встроенный в шлем экранчик визора мерцал мертвым голубым пятном. Местной связи не было. Дальней, судя по всему, тоже.
А больше ничего угрожающего не происходило. Пока не происходило… Пилоты корабля-невидимки – если все происходившее было делом их рук, или лап, или щупальцев, или ложноножек – словно бы забавлялись: отключили людям связь и с любопытством наблюдали, как те будут выкручиваться.
Несвицкий стянул бесполезный шлем. Барон сделал то же самое, задрал голову, напряженно всматривался в небо. Штурмовиков не было видно, не было видно вообще ничего – ни солнца, ни облаков. Казалось, темно-багровая пелена становится абсолютно непрозрачной на высоте в пару сотен метров. Видимость по горизонтали тоже весьма ограничилась: небольшую возвышенность, находившуюся в полукилометре, можно было разглядеть весьма смутно, а за ней все тонуло в багровом тумане.
Встревоженные адъютанты со всех ног спешили к его превосходительству. Башни зенитных установок вращались, слепо уставясь стволами, ракетами и эмиттерами в небо, ставшее чужим и непонятным. Десантники столь же бессмысленно направляли в разные стороны свои УОКи. Никто не понимал, откуда и какая грозит опасность и как с ней придется бороться.
Произошло все буднично. Фон Корф, торопливо пошагавший куда-то (к своему «сапсану»?) не смог завершить очередной шаг, рухнул на землю. Несвицкий метнулся было к нему – подхватить, помочь – и почувствовал, что мышцы отказали. Вернее, вообще не почувствовал своего тела: ни рук, ни ног, ничего… Мгновение спустя генерал-майор рухнул рядом с капитаном второго ранга. Хотел крикнуть, позвать на помощь – ничего не получилось. Адъютанты не поспешили к упавшему начальству, похоже накрыло всех.
Затем почва содрогнулась, содрогнулась так, что Несвицкий смог почувствовать толчок даже потерявшим чувствительность телом. На Елизавету опустился невидимка? Едва ли, корабль, соответствующий по классу звездному крейсеру, не устоял бы на здешнем грунте без подготовленной заранее посадочной площадки. Скорее, с невидимки опустилось нечто, соответствующее по назначению десант-ботам, только крупнее размером.
Никаких признаков сопротивления… Ни единого выстрела. Что бы там ни применили против людей пришельцы, от этого не спасала ни броня, ни защитные поля… О судьбе штурмовиков, прикрывавших раскопки с воздуха, не хотелось и задумываться. Ослепленные машины с парализованными экипажами долго не пролетают…
Разглядеть спустившийся аппарат генерал-майор не мог, в поле зрения попадали лишь раскоп и застывший неподалеку от него «голиаф». Но барон, лежавший лицом к Несвицкому, мог разглядеть пришельцев. И, очевидно, разглядел. По крайней мере Несвицкий именно так истолковал выражение глаз фон Корфа, весьма-таки изумленное… Затем флотский контрразведчик яростно замигал – то быстро смыкал и размыкал веки, то выдерживал небольшую паузу с закрытыми глазами.
«Азбука Морзе», – догадался генерал-майор. Увы, сам он этим кодом не владел. На Земле от изобретения Морзе отказались еще задолго до Исхода – троичный код «точка-пауза-тире» плохо сочетается с электронной аппаратурой, работающей на двоичном коде. Однако в имперском космофлоте сохранилось много архаичных традиций, начиная с обычая отбивать склянки при помощи бронзовой рынды, имевшейся на каждом корабле (сигналы, правда, дублировались электроникой). Короче говоря, азбуку Морзе флотские офицеры знали не хуже таблицы умножения. В отличие от жандармов.
Похоже, барон сообразил, что его визави ничего не понимает, и попробовал другой способ – условные «тире» в его мигании исчезли, сменившись длинными последовательностями «точек». Вскоре Несвицкий понял: фон Корф передает порядковые номера букв в алфавите. Генерал-майор трижды моргнул в ответ – к приему, дескать, готов.
Буквы, как на грех, барон выбирал стоявшие ближе к концу алфавита…
«Х» – насчитал Несвицкий. Новая серия миганий – вроде бы «У». Тьфу, мысленно сплюнул вице-губернатор, стоило так изощряться, чтобы крепким флотским словцом охарактеризовать их положение… Третью серию сигналов он начал было считать, но сбился – за спиной послышались неторопливые, уверенные шаги. Кто бы ни управлял невидимкой, передвигался он не на щупальцах и не на ложноножках. На двух ногах.
Несвицкий до предела, до боли скосил взгляд, пытаясь хотя бы боковым зрением разглядеть шагавшего. Поначалу не получалось, но потом оказалось, что пришелец сам шагает к ним. Вернее, не к ним, а к раскопу, равнодушно обходя застывших на земле людей.
Лицо подошедшего генерал-майор не увидел, лишь начищенные до блеска высокие сапоги, коротко остриженный затылок, спину, обтянутую темно-синим мундиром.
Мундир был хултианский. Несвицкий, как ни странно, почувствовал облегчение. Хоть какая-то ясность…
На краю раскопа хултианин простоял пару минут. Очевидно, поднимавшиеся снизу миазмы не слишком тревожили его обоняние. Либо он не обращал внимания.
Затем хултианин повернулся вполоборота к лежавшим, и Несвицкий узнал чеканный профиль старого своего знакомца – мнаэрра Гнейи. Да только никакой то был не Гнейи – с виска хултианина сползал на скулу старый, побелевший шрам. Настоящий Гнейи еще месяц назад никаких повреждений на лице не имел. Брат-близнец? Клон? Какая разница…
– Вэйэ ду, – сказал как-бы-Гнейи, бросив взгляд на раскоп.
Встретился взглядом с Несвицким, выдержал долгую паузу и повторил многозначительно:
– Вэйэ ду.
3
Подземная ленинская комната гудела растревоженным ульем. Вернувшаяся с операции группа сразу же уединилась с начальством, подробностей вылазки никто не знал, но слушок полз: не все прошло ровно и гладко, скорее наоборот, – уходили-то двенадцать человек, а вернулись лишь семеро, да еще пленник, связанный, с мешком на голове. А вскоре прозвучал сигнал общего сбора…
Тем самым связанным пленником был Олег Ракитин – бывший курсант, несостоявшийся младший командир. И подпольщик – тоже несостоявшийся.
Что он вновь под землей, Олег понял лишь по пронизывающему холоду – не развязали и не сняли мешок с головы, приволокли и швырнули куда-то в угол, он упал, больно ударившись всем телом о неровную каменную поверхность…
В мешке, закрывавшем голову Олега, предполагалось тащить к месту казни предательницу Антонину-Доньку, и выбран он был с умом: воздух пропускал хорошо, дышать не мешал, но ни лучика света внутрь не проникало и звуки снаружи доносились ослабленные и искаженные. Впрочем, к голосам подпольщиков Олег не прислушивался. Все равно ничего хорошего не услышит…
Перед мысленным взором появлялись сестры, мать, товарищи по школе младкомсостава. А чаще всего – мертвый Позар, с телом, сожженным излучением, но с живым, нетронутым лицом… Позар ничего не говорил, лишь смотрел осуждающе, но Олег и без того понимал: все происходящее – расплата. За то утро, за трибунал, за корявые строчки протокола, за гауссовку в подрагивающих руках… Или все не так? За то – петля на стволе танковой пушки, а все, что сейчас происходит – за то, что не отказался от участия во второй казни, во второй раз пошел в палачи… А казни ходят парами, и палачи становятся жертвами, и не смотри так Позар, не надо, скоро встретимся, если не врали попы и тогда уж поговорим…
Сколько времени он так пролежал, неизвестно. В темноте мешков время останавливается… Но потом Олега поставили на ноги, потащили куда-то, грубо подталкивая в спину.
Стянули мешок с головы – на мгновение он ослеп от тусклого освещения ленинской комнаты. Руки не развязали. Голос Леонеда грохотал в напряженной тишине, Олег не вслушивался, долетали лишь отдельные слова: про предательство, про измену, про чистоту рядов… Да и зачем слушать, все известно заранее, нет тут ни гауптвахт, ни арестантских камер – кайлом по затылку в дальней штольне… И снова, как тогда, на допросе у серого человечка, нарастала режущая боль внутри, все сильнее с каждым мгновением, становилась вовсе уж нестерпимой, Олег боялся одного – сейчас не выдержит и завопит от боли в полный голос, а эти решат, что от страха перед ними…
Обвиняющий голос командира ячейки смолк, Олег и не заметил, поглощенный борьбой с болью, но тут его толкнули в спину прикладом, привлекая внимание, однако он все равно не расслышал терпеливо повторенный серым человечком вопрос:
– Так что же ты скажешь в свое оправдание, бывший комсомолец Ракитин?
Бывший комсомолец ничего не сказал. Бывший комсомолец рухнул на бок, и заорал-таки во весь голос… А потом тугой комок дикой боли взорвался, в самом прямом смысле взорвался, и испепеляющая вспышка поглотила Олега.
Заложенная флотскими контрразведчиками «живая мина» сработала. Действие взрыва в замкнутом помещении оказалось чудовищным – тех, кто уцелел от действия взрывной волны, прикончила посыпавшаяся сверху порода. Сто двадцать девятой боевой ячейки ПАУ не стало.
Эпилог
Способность к движению вернулась к Несвицкому не сразу, постепенно – отдельные группы мышц с разной скоростью отходили от действия парализующего излучения. Спустя примерно час после того, как генерал-майор почувствовал, что может шевелить пальцами, он наконец смог подняться на ноги. Но поднялся, и попытался на ощупь – вокруг царила полнейшая темнота – определить, где же он находится.
Прямоугольный отсек оказался достаточно обширным – сорок семь шагов в длину, тридцать два в ширину, и абсолютно пустым. Гладкий металл стен, гладкий металл пола, а до потолка не дотянуться, даже подпрыгнув… Нигде никаких приборов, никаких органов управления, ничего. Долго гадать не приходится – грузовой отсек хултианского корабля. Отсек, предназначенный для генохранилища, для чего же еще… Но так уж получилось, что оказался в нем лишь одинокий пленник, все остальные участники раскопок так и лежали неподвижно, когда Несвицкого подняли и понесли хултиане… Больше никто их не заинтересовал, и генерал-майор не знал, добили потом «союзники» его товарищей или же так и оставили парализованными, Мог лишь догадываться: если оставили в живых, то наверняка применили какое-нибудь воздействующее на мозг излучение, напрочь стирающее память о последних часах…
Время тянулось неспешно. Несвицкий сидел в углу и столь же неспешно размышлял, анализировал все произошедшее, вспоминал мельчайшие детали и детальки – и сопоставлял со всем, что ему было известно о хултианах из личных впечатлений и из откровений фон Корфа.
И постепенно пришел к выводу – кто такие хултиане и чего добиваются. К странному, парадоксальному выводу… Только вот, похоже, поделиться им ни с кем не доведется…
Впрочем, надежда всегда остается. Хотели бы прикончить – прикончили бы сразу. Значит, имеют какие-то иные планы относительно вице-губернатора… Поживем, поборемся… Вы, господа хултиане, сделали большую ошибку, вам бы поучиться у мятежников-коммунистов. Те стальных псов в плен не берут, убивают на месте. Потому что Черная Гвардия никогда не сдается.
Жандармский участок располагался в здании, не так давно принадлежавшем «Умзалпотребсоюзу», и ничем не напоминал зловещее логово стальных псов – дом как дом, вывеска, трехцветный флаг над входом… Хотя камеры и сканеры наверняка обшаривают окружающие пространство, и наверняка для вооруженных и недоброжелательных гостей имеются разные невидимые сюрпризы.
Юлена медлила, не спешила внутрь. Казалось, что в ней за километр можно угадать подпольщицу – не бывает такой мертвенный цвет лица у людей, живущих на поверхности, под небом и солнцем. Однако никто из участка не выходил, не спрашивал документы… Пришлось входить самой, толкнув тяжелую вращающуюся дверь.
У входа стоял стол, за ним – согнувший над бумагами человек в гражданском, лишь с повязкой администрации на рукаве.
– Куда? К кому? – строго спросил человек, поднимая голову.
Юлена узнала старого знакомого, дядю Седю, с которым так нехорошо рассталась в последний раз…
– Здравствуйте, дядя Се… э-э-э… Тихон Аверьянович.
Старик на приветствие не ответил, нажал кнопку, произнес в микрофон:
– Виктор Николаевич, тут еще одна, по амнистии, похоже…
Повернулся к Юлене, бросил:
– Тут стой… – сухо пожевал губами, прибавил вполголоса: – Кнута бы вам, да на перевоспитание, а не амнистию…
Позвякивая шпорами, подошел человек лет тридцати, в черном мундире. Знаки различия Юлена не смогла разобрать, да и не всматривалась, зацепившись взглядом за эмблему – оскаленную голову пса на фуражке. Вроде все решила и все продумала, а ноги при виде этой эмблемы ватно ослабли…
– Навоевались, барышня? – спросил Стальной Пес. Без издевки спросил, вполне доброжелательно. – Оружие есть? К нам с оружием нельзя, детекторы не пропустят.
Юлена молча покачала головой. Нож и оставшуюся гранату она выбросила.
– Ну тогда прошу за мной, явку с повинной оформим.
В кабинете Юлена села на кресло для посетителей – осторожно, на самый краешек. Казалось, что вся эта дружелюбная встреча – обман, притворство, сейчас из подлокотников выскочат какие-нибудь захваты, зажимы, скуют, обездвижат, и мирный на вид кабинет превратится в камеру пыток.
– Рассказывайте, барышня, не стесняйтесь, – ободрил Стальной Пес. – Сначала о себе: кто, откуда…
Вступительные фразы были заготовлены заранее, и Юлена начала без запинки:
– Меня зовут Юлия Васильевна Завалишина, я боец сто двадцать девятой ячейки Партизанской Армии Умзалы, и согласно указа вице-губернатора…
Юлена сбилась, запамятовав и название, и дату указа об амнистии, хотя вроде бы выучила наизусть, и закончила попросту:
– Я сдаюсь.
Конец первой книги
Книга вторая
Сергей Баталов. Стальные Кракены
Глава первая. Молот
– Попался, змееныш!
Правое ухо паренька словно обожгло каленым железом. Извиваясь всем телом, он попытался вырваться из жесткой, как клешня, руки бывшего имперского наёмника. Не удалось. Увечный пленник еще сильнее сжал пальцы, вдобавок начал выкручивать ухо Молота.
Читать бесплатно другие книги:
