Неожиданный роман Стил Даниэла

Глава 12

Лиз ворвалась в приемное отделение больницы как ураган. Только на этот раз — в отличие от того дня, когда она приехала к Вехете, — она выступала не в роли профессиональной утешительницы. Теперь Лиз была матерью, чей ребенок пострадал в результате несчастного случая. Разница достаточно существенная. Еще на первом этаже она услышала пронзительные вопли Джеми и почувствовала, как сердце ее обливается кровью.

Джеми действительно вскрикивал от боли каждый раз, когда кто-то из сиделок пытался дотронуться до него; он не отреагировал, даже когда увидел мать. Лиз стало просто нехорошо при виде того, под каким неестественным углом согнута его левая рука. Никаких сомнений не оставалось — у Джеми был перелом; надо было выяснить, насколько серьезно он пострадал.

Когда Лиз приехала в больницу, Джеми уже обследовали и теперь собирались везти в операционную, чтобы наложить гипс. Все это Лиз узнала от Кэрол, которая с потерянным видом расхаживала по коридору.

— Мне очень жаль, миссис Сазерленд, — сказала она. — Я только на минутку отвернулась, и вот, пожалуйста!

— Не переживай, — успокоила ее Лиз. — Это вполне могло случиться и при мне. За всем не углядишь. — Время от времени Джеми действительно совершал поступки, которые могли кончиться плохо, как, впрочем, и все дети в его возрасте. Разница заключалась в том, что, в отличие от нормальных детей, Джеми хуже владел своим телом и мог получить травму буквально на пустом месте. Кроме того, у него был снижен болевой порог, поэтому, когда Лиз попыталась успокоить его, у нее ничего не вышло. Джеми продолжал вопить, да так громко, что Лиз показалось, он ее даже не слышит.

Мальчуган не позволил ей дотронуться до себя, что подействовало на Лиз обескураживающе. Она как раз хотела повторить попытку, когда за ее спиной раздался знакомый голос:

— Что здесь происходит?

Обернувшись, Лиз увидела Дика Вебстера, который спустился в приемное отделение, чтобы принять очередного пациента, и услышал шум. Подойдя ближе, он заметил знакомые рыжие волосы и не сумел перебороть своей тревоги.

— Что случилось? — не здороваясь, спросил он Лиз.

— Джеми упал с лестницы и сломал руку, — объяснила она, стараясь держаться так, чтобы лежавший на каталке Джеми видел ее. На мгновение мальчик перестал плакать, но вскоре рыдания возобновились.

— Что случилось, дружок? — мягко спросил Дик, наклоняясь к носилкам. — Ты что, готовился к новой олимпиаде? По-моему, ты рановато начал. Или ты забыл, что до нее еще целых полгода? — Он поднял руку, и хотя Джеми отдернулся, но не завопил и не спрыгнул с каталки.

— Я-я-я уууупал с ле-лестницы.

— Ага, понятно! Должно быть, ты хотел повесить на елку какое-нибудь украшение? — догадался Дик, и Джеми кивнул.

— Знаешь, что мы сейчас сделаем? — сказал Дик с заговорщическим видом. — Сейчас мы зальем твою руку гипсом, но прежде ты должен пообещать мне одну вещь.

— К-к-какую вещь? — Джеми трясся как осиновый лист, но Дик довольно удачно отвлекал его разговорами, ощупывая его руку.

— Я хочу быть первым, кто распишется на твоем гипсе, — сказал Дик. — Договорились? Не вторым и не третьим, а первым, ты понял?

— Понял, — кивнул Джеми. — Обещаю…

— Что ты обещаешь?

— Ч-то ты будешь первым.

В этот момент пришел хирург-ортопед. Два врача некоторое время о чем-то совещались вполголоса. Потом Дик бросил быстрый взгляд в сторону Лиз. Она показалась ему очень худой и усталой, и он решил, что должен держаться с ней как можно мягче.

— Знаешь, что мы решили? — спросил он у Джеми с таким видом, словно собирался открыть мальчику величайший секрет. — Сейчас мы отвезем тебя наверх — там тебе сделают роскошную повязку из самого лучшего гипса, какой у нас только найдется, чтобы ты мог мыться в душе. Я тоже пойду с тобой, чтобы никто не успел расписаться на твоем гипсе раньше меня. Как тебе этот вариант? Все будет очень быстро — тебя ненадолго усыпят, а когда ты проснешься, гипс будет уже на месте.

И я его подпишу, договорились?

— А моя кровать будет опускаться и подниматься, как у Питера? — с надеждой спросил Джеми.

— Думаю, да. Во всяком случае, мы с доктором постараемся найти именно такую кровать, — пообещал Дик и снова посмотрел на Лиз, стараясь успокоить ее взглядом. Поймав его взгляд, Лиз кивнула. Она уже догадалась, что Дик просил у хирурга разрешения присутствовать при операции. Этот поступок глубоко тронул ее теперь она могла не волноваться за Джеми. Лиз хотела поблагодарить Дика, но он уже толкал каталку в сторону лифтов. Ей оставалось только молиться, чтобы все прошло хорошо. Окликнуть Джеми она так и не решилась, боясь напомнить сыну о своем существовании.

Поэтому как только двери лифта закрылись, Лиз опустилась в кресло в коридоре и обхватила себя за плечи, думая о Джеми и о Дике. Встреча с ним стала для нее настоящим потрясением. Слава богу, что из-за Джеми у них не было возможности поговорить друг с другом.

Лиз, во всяком случае, было бы совершенно нечего ему сказать; с тех пор как они встречались в последний раз, прошло меньше месяца, но Лиз казалось — она видела его столетие назад. И хотя по ночам она все еще плакала о нем, о чем с ним разговаривать, Лиз просто не знала.

Примерно через час сиделка выкатила из лифта каталку, на которой лежал Джеми. Он еще не отошел от наркоза. Подошел Дик и сказал Лиз, что все прошло хорошо. Как он выразился, у Джеми был классический перелом, поэтому лечение не представляло никаких проблем. Через полтора месяца повязку можно будет снять, пока же Джеми придется походить в гипсе.

— Это действительно специальная заливка, — объяснил Дик. — С ней Джеми может даже принимать ванну, а не только ходить в душ. Мешать она ему не будет — главное, чтобы он ничего не делал этой рукой. Через шесть недель приходите показаться врачу. Думаю, этого времени хватит, чтобы кости срослись. — Дик вздохнул и посмотрел на Джеми. — Бедняга… Через несколько минут он очнется, и ему будет немножечко больно, но я уже распорядился, чтобы ему дали таблетку, поскольку уколов он… они ему неприятны. Все обойдется, Лиз, не волнуйся.

Она посмотрела на него и покачала головой. Лиз очень хорошо помнила, каким грубым и бесчувственным Дик показался ей, когда она увидела его в первый раз. Поистине Дик был человеком сложным. Лишь одно определение к нему совершенно не подходило.

Он не был недоразвитым идиотом, как назвала его Меган, и, вспоминая об этом сейчас, Лиз невольно поморщилась.

— Хочешь кофе? Джеми проснется минут через пятнадцать, так что время у нас есть, — предложил Дик, смущенно улыбнувшись.

— Разве ты не занят? — искренне удивилась Лиз. Ей не хотелось затруднять его; она знала, что у Дика, как правило, не было ни одной свободной минутки. Он уже провел с Джеми не меньше двух часов.

— Сейчас — нет, — ответил Дик и, взяв Лиз под руку, повел в комнату, где врачи приемного отделения отдыхали между вызовами. Сейчас комната была пуста, и Дик, усадив Лиз на широкий кожаный диван, принес из коридора две чашки горячего кофе.

— С Джеми будет все в порядке, — еще раз повторил он, садясь в кресло напротив. — Не бойся, он поправится.

— Спасибо, что поддержал меня, — ответила Лиз. — И его тоже. Когда я приехала, Джеми был так напуган, что даже не узнавал меня.

Дик улыбнулся и отпил глоток кофе.

— Он так вопил, что его было слышно на моем этаже, — вот я и решил узнать, что происходит. Надо сказать, у твоего Джеми отличные легкие!

Лиз улыбнулась и, подняв голову, встретилась с ним взглядом. Оба тотчас почувствовали себя неловко и сделали вид, будто их беспокоит только сломанная рука Джеми. Лиз успела отметить, что за последние недели Дик тоже сильно осунулся и похудел. Он выглядел невыспавшимся, усталым и каким-то загнанным, но Лиз решила, что это связано с приближающимися праздниками. Для врачей травматологического отделения Рождество всегда было едва ли не самым трудным периодом. В эти праздничные дни отделение всегда было перегружено. Правда, Дик обычно занимался лишь самыми сложными случаями, однако в праздники он приходил на помощь своим подчиненным и трудился как все.

— Ты неплохо выглядишь, — сказал он наконец, и Лиз кивнула, не зная, что на это ответить. Сказать Дику, что она думает о нем день и ночь, Лиз не могла — вряд ли это что-то изменило бы, да он, похоже, ничего подобного от нее и не ждал.

— У тебя, наверное, очень много работы, — произнесла она равнодушно, чтобы только не молчать. Навязываться ему со своей любовью, которую он столь недвусмысленно отверг, Лиз больше не хотела. Если бы Дик передумал, считала она, он бы уже давно ей позвонил.

Но Дик не позвонил; сейчас он тоже предпочитал молчать, и это было для нее совершенно ясным ответом.

— Не больше, чем обычно, — ответил он сдержанно. — Как там Питер?

— Питер просто как новенький. — Она улыбнулась, повторив шутку врача, которую слышала в больнице, где лежал маленький Джастин Аруд. — И в очередной раз влюблен на всю жизнь.

— Что ж, рад за него. Передай ему от меня привет, ладно? — Дик посмотрел на часы и поднялся.

— Надо зайти к Джеми, — сказал он. — Должно быть, он уже проснулся.

Джеми действительно успел отойти от наркоза и уже спрашивал сиделок, где Дик и где мама. Увидев их, он широко улыбнулся.

— Ты не забыл, что ты мне обещал? — поинтересовался Дик, доставая из кармана фломастер.

Джеми решительно затряс головой и протянул загипсованную руку:

— Вот!

Дик поставил на гипсе свою подпись, потом, подумав, прибавил к ней забавный стишок и даже нарисовал крошечную собачку, стоящую на задних лапках, чем привел Джеми в полный восторг.

— Ты был первым, Дик! Как я и обещал! — воскликнул он, рассматривая рисунок.

— Да, дружище. И я очень тебе благодарен. — Дик улыбнулся мальчику и осторожно обнял его за плечи.

Лиз почувствовала, как у нее заныло сердце. Теперь она ясно видела, что она потеряла в тот День благодарения, когда Дик предпочел навсегда исчезнуть из ее жизни. Но теперь ничего не изменишь. Дик не передумает. Он принадлежал к тем людям, которые, однажды что-то решив, стоят на своем до конца.

— А он очень большой? — внезапно спросил Джеми, поднимая глаза на Дика.

— Кто? — не понял Дик.

— Твой змей, на котором мы с тобой так и не полетали, — объяснил мальчик, и Дик несколько смешался.

— Ты прав, — медленно сказал он, бросив быстрый взгляд в сторону Лиз. — Знаешь, что мы сделаем? Когда зима кончится, я как-нибудь позвоню твоей маме, и мы с тобой поедем на пляж и все-таки немного полетаем.

Конечно, если к этому времени твоя рука заживет. Договорились?

— Заметано, — важно сказал Джеми. Этому новомодному словечку он научился у Питера и часто употреблял его к месту и не к месту.

Дик, рассмеявшись, поднял его с каталки и поставил на ноги.

— Вот и отлично. А теперь я бы хотел попросить тебя о личном одолжении. Держись подальше от лестниц, ладно? Хотя бы ради меня, — произнес он доверительным тоном, и Джеми с готовностью кивнул. Отныне и навсегда Дик был его единственным героем. — И на елку тоже чур не лазить, — добавил Дик, и Джеми рассмеялся.

— Мама мне не позволит! — сказал он весело. — Да я и сам не полезу — я же не белка!

— Рад это слышать. Ну а теперь — до встречи. Передай от меня привет Питеру и сестрам и скажи — я желаю им счастливого Рождества. И тебе, конечно, тоже.

— До встречи, Дик. Я обязательно передам. — Джеми протянул ему здоровую руку. — Знаешь, мой папа умер в прошлое Рождество, — добавил он внезапно, и Лиз вздрогнула. Это напоминание о том, о чем все они знали, в данных обстоятельствах показалось ей излишним.

— Я помню, Джеми, — ответил Дик. — Мне очень жаль.

— Мне тоже. Это было плохое Рождество.

— Понимаю. Надеюсь, это Рождество будет повеселее.

— Я тоже надеюсь. — Мальчик кивнул головой. — Я просил Санта-Клауса, чтобы он подарил мне такого змея, как у тебя, но мама сказала — вряд ли из этого что-нибудь выйдет. У Санты просто нет таких больших.

Она сказала, нам придется купить змея в спортивном магазине.

— Или сделать самим, — подсказал Дик. — А что еще ты хотел бы получить от Санта-Клауса на Рождество?

— Еще я хотел щенка. Знаешь, такого большого, лохматого, как Бетховен — собака из того фильма, но мама говорит — этого тоже нельзя. У Кэрол аллергия на собачью шерсть. Ну и еще я просил видеоигры и космический бластер.

— Ну, это-то ты наверняка получишь, — серьезно сказал Дик, и Джеми, кивнув, еще раз поблагодарил его за стишок и собачку на гипсе. Выпрямляясь, Дик повернулся к Лиз; она смотрела на них, и в ее глазах стояла такая грусть, что от жалости у него сжалось сердце.

— Надеюсь, это Рождество будет более удачным для вас всех, — промолвил он, желая как-то утешить ее. — Я слышал, первый год всегда самый трудный, потом становится легче.

— Да, я тоже думаю, что следующий год будет другим, — ответила Лиз и улыбнулась. Дик заметил, что улыбка не коснулась ее глаз — только губы слегка растянулись, и оттого улыбка Лиз казалась вдвойне печальной. Прядь волос упала ей на глаза, и Дику захотелось отвести ее в сторону. Лиз, опередив его, сама поправила волосы, так и не заметив его судорожно дернувшейся руки.

— Спасибо, что ты был так внимателен к Джеми. Понимаешь, твое внимание важно не только для него, но и для меня тоже.

— Это моя работа. А вообще-то я жуткий грубиян и задира. Ты просто меня не знаешь! — Он подмигнул, и Лиз смутилась.

— Да нет, не волнуйся, я пошутил, — добавил Дик, заметив ее смущение. — Хотя, должен признать откровенно, иногда я умею быть и строгим. Я хорошо знаю, что дети, особенно девочки, любят использовать всякие грязные приемчики. Они бьют больно, но не со зла, просто они так уж устроены.

— Не все девочки играют грязно, — негромко проговорила Лиз, когда Дик провожал их до дверей приемного покоя. — Ну ладно, нам пора… Счастливого Рождества, Дик.

Она помахала ему рукой и повела сына к машине.

Кэрол уехала, пока Джеми был в операционной, и они возвращались домой вдвоем. Дик дождался, пока они сядут в салон, и проводил отъезжающий «Вольво» взглядом. Потом он повернулся и, засунув руки глубоко в карманы халата, медленно пошел обратно. На душе у него кошки скребли. Дик не знал, как ему быть дальше и что он может сделать, чтобы изменить то, что изменить было нельзя.

Глава 13

Дома Джеми сразу рассказал всем, что видел Дика, и продемонстрировал подписанный гипс. Потом он заставил всех, включая Кэрол и Лиз, тоже расписаться на лубке и успокоился только тогда, когда гипсовая повязка оказалась сплошь покрыта надписями и забавными рисунками.

Лиз наблюдала за детьми со смешанным чувством.

Она была рада, что перелом оказался совсем не страшным, однако встреча с Диком перевернула все. Видеть его ей было тяжело и вместе с тем… приятно. Все время, пока они разговаривали, ей хотелось прикоснуться к нему, сказать, как она его любит, но Лиз так и не решилась сделать это. С ее стороны подобный поступок был бы чистым безумием. Во многих отношениях Дик теперь был от нее еще дальше, чем Джек, и дотянуться до него она не могла.

На следующий день Лиз с утра поехала на кладбище, чтобы положить цветы на могилу мужа. Стоя перед гладким мраморным надгробием, она вспоминала проведенные с Джеком счастливые годы. Ей снова не верилось, что вся ее жизнь в одночасье пошла прахом. Это было так несправедливо, что она не удержалась и снова расплакалась. Лиз плакала о том, что потеряла она и что потерял Джек, которому уже не суждено было ни увидеть своих детей взрослыми, ни понянчить внуков, ни просто пожить в свое удовольствие. Для него все остановилось ровно год назад. Им предстояло идти вперед без него.

Сочельник и Рождество оказались для Лиз по-настоящему мучительными. Она давно знала, что ей придется непросто, но оказалась совершенно не подготовлена к тому, насколько тяжело все это будет. Лиз то и дело вспоминала маленькие семейные радости прежних праздников, когда они еще были вместе, когда шутили и смеялись, купаясь в теплой атмосфере домашнего уюта, и не подозревали, что их ждет. И тут же, почти помимо своей воли, она возвращалась мыслями к прошлому Рождеству. Перед ее глазами как наяву вставала ужасная картина: забрызганный кровью ковер в офисе, лежащий на полу Джек со свинцово-серым лицом и она сама — потрясенная, раздавленная, беспомощная, не имеющая ни малейшей возможности предотвратить кошмар, обрушившийся на головы ее и детей подобно снежной лавине.

Все это так подействовало на нее, что Лиз постоянно плакала и ходила по дому как сомнамбула, ни на что не обращая внимания и почти не реагируя, когда к ней обращались. Дети тоже чувствовали себя подавленными, они не включали телевизор и никуда не выходили.

Лиз не хватало силы воли, чтобы взять себя в руки и попытаться отвлечь их от тягостных воспоминаний. С тех пор как умер Джек, Рождество из праздника превратилось в тень кошмара. Оно весь год приближалось к ним и наконец набрасывалось, издевательски звеня колокольчиками Санты.

Тяжелее всего пришлось Лиз. Она мучилась воспоминаниями. Боль от потери Дика тоже не оставляла ее.

Она была в таком состоянии, что мать, позвонившая им накануне Рождества, предложила немедленно приехать и даже пожить с ними ближайшую неделю. Но еще больше Хелен забеспокоилась, когда Лиз сказала, что решила закрыть фирму.

— Я знала, что тебе придется сделать это! — заявила она. — Ты что, растеряла всех клиентов?

— Нет, мама, наоборот — их стало слишком много.

Я просто не справляюсь одна. К тому же мне надоело семейное право. Я больше не могу заниматься этой грязью. Уж лучше я стану детским адвокатом, чтобы представлять интересы детей.

— А кто будет тебе за это платить?

Услышав этот чисто практический вопрос, Лиз слабо улыбнулась — едва ли не впервые за прошедшие сутки.

— Суд, родители или правовые агентства, которые будут приглашать меня для ведения того или иного дела. Не беспокойся, мама, я знаю, что делаю.

Потом Хелен по очереди поговорила с каждым из внуков и, снова позвав Лиз к телефону, сказала, что они показались ей слишком подавленными. Это, впрочем, ее не удивляло — наступающее Рождество было тяжелым для всех.

Несколько часов спустя позвонила Виктория. Она удивила Лиз сообщением, что решила снова вернуться к работе адвоката, и заставила ее пообещать, что, несмотря на это, в будущем году они станут видеться чаще, чем раньше. Лиз понимала, чем вызвана эта просьба — Виктория беспокоилась о ней и детях, поэтому с готовностью согласилась, хотя и не представляла себе, как это будет возможно.

Больше ей никто не звонил. Ближе к вечеру Лиз сумела собраться и вывезти детей в кино. Им всем необходимо было отвлечься, и комедия, которую они смотрели, в конце концов рассмешила детей. Одна только Лиз не смеялась. Ей казалось, что в ее жизни не осталось ничего, кроме горечи потерь, и никого, кроме людей, которые уходили и оставляли ее одну.

Когда они вернулись домой, Лиз наполнила ванну горячей водой и некоторое время просто лежала, думая о том, как все-таки быстро пролетел этот год и как много всего произошло за это время. Вспомнила она и о Дике. Интересно, где он сейчас и что делает. Скорее всего Дик опять работает; он много раз говорил ей, что терпеть не может праздники и выходные, которые предназначены в основном для тех, у кого есть семья.

Сам же он предпочел оставаться холостяком. И только утвердился в этом после того, как вкусил радостей семейной жизни у нее на Дне благодарения. Лиз не в чем было его винить. Конечно, она бы предпочла, чтобы Дик был посмелее и дал им еще один шанс, но он решил иначе, и это было его право. Дику нравилась жизнь, которую он вел до встречи с ней, и он не пожелал расстаться с тем, что у него было. В конце концов, подумала она, Дик был бесконечно внимателен к ней и добр к Питеру и Джеми, и она всегда будет благодарна ему за все, что он сделал.

В эту ночь Лиз легла спать одна. Джеми спал в своей комнате с тех пор, как в первую ночь после возвращения из больницы повернулся во сне и пребольно стукнул ее по плечу гипсом. У Лиз даже остался синяк, который она и предъявила в качестве решающего аргумента, когда убеждала Джеми, что для всех будет гораздо безопаснее, если он поспит у себя по крайней мере до тех пор, пока ему не снимут гипс.

— Как дела, мам? — спросил Питер, заглядывая к ней в комнату. Лиз ответила, что все в порядке. Она очень высоко ценила заботу и внимание, которые Питер проявлял к ней на протяжении всего дня. В эти дни они все старались держаться вместе и, словно пережившие кораблекрушение, делились друг с другом крохами душевного тепла, которые у них еще оставались.

«Да, — думала Лиз, — и это Рождество они тоже запомнят надолго». Оно, конечно, было не таким ужасным, как предыдущее, однако пережить его оказалось даже труднее. Больше всего Лиз хотелось заснуть и проснуться, когда рождественские каникулы будут уже позади. Но сон, как это часто случалось в последние дни, снова бежал от нее. Лежа в постели, она снова думала о Джеке, Дике и детях. Часы показывали начало шестого утра, когда она наконец задремала, но тут зазвонил оставленный ею на ночном столике сотовый телефон.

Лиз, вздрогнув, очнулась.

— Кто это?! — спросила она все еще сонным, чуть хриплым голосом, но человек на другом конце линии молчал, очевидно, не узнав ее. Лиз готова была выключить телефон, когда он наконец заговорил. Это был Дик. Лиз в недоумении спросила себя: зачем он звонит?

За окнами было еще темно, но Лиз знала, что Дик скорее всего еще на работе.

— Привет, это я… — произнес он с наигранным весельем. Лиз не сдержала вздоха. Она чувствовала себя вымотанной до предела и была не в состоянии поддерживать светский разговор. — Решил, поздравить тебя с Рождеством…

— С Рождеством? Разве Рождество было не вчера? — слабо удивилась Лиз. Она что, оказалась в некой сумеречной зоне, и теперь вся ее жизнь будет состоять из одного бесконечного Рождества, в котором кто-то умирает, уходит, исчезает без следа, оставляя после себя только пустоту и боль?

— Да, похоже, ты права. Что-то я совсем заработался. Как там Джеми?

— Думаю, все в порядке. Во всяком случае, сейчас он спит. — Лиз потянулась и снова спросила себя, зачем он позвонил. Для шести утра он был что-то уж очень разговорчив.

— Спасибо, что успокоил его. Я бы так, не смогла, — сказала она.

— Джеми — отличный парень, он мне ужасно нравится.

Последовала долгая пауза, и Лиз даже начала клевать носом. Но тут же заставила себя встряхнуться, боясь, что может что-то пропустить. К счастью, Дик не успел сказать ничего важного — он как будто о чем-то мучительно размышлял.

— Как прошло Рождество? — спросил он наконец.

Впрочем, Дик представлял — как. Он думал о Лиз все эти дни, беспокоился, переживал за нее и детей и в конце концов не выдержал и позвонил. Во всяком случае, это была одна из наиболее очевидных ему самому причин, заставивших его взяться за телефон.

— Хуже, чем я ожидала, — честно призналась Лиз. — Похоже на операцию на сердце, но без наркоза.

— Сочувствую тебе, Лиз. Я знал, что так будет. Зато теперь по крайней мере все позади.

— До будущего года, — мрачно ответила Лиз. Воспоминания о прошедших днях все еще заставляли ее сердце болезненно сжиматься.

— Может, в будущем году вам будет полегче.

— Может быть. Я, во всяком случае, не спешу это выяснить. Слава богу, до следующего Рождества еще год.

А как ты? Чем ты занимался? — Лиз решила сменить тему.

— Работал. Как всегда.

— Я так и думала. Много было работы?

— Очень. Но я постоянно думал о тебе.

Лиз немного поколебалась, прежде чем ответить.

— Я тоже о тебе думала, — сказала она после небольшой паузы. — Жаль, что у нас все так получилось. И дети… Они вели себя просто ужасно!

— А я испугался, — честно признался Дик. — Во всяком случае, я поступил не так, как полагается зрелому мужчине.

— Ситуация была из ряда вон выходящей. Так что немудрено, — ответила Лиз, стараясь как-то подбодрить его. Ситуация действительно была сложной, разница заключалась в том, что Лиз обязательно бы вернулась и попыталась исправить положение. Дик этого не сделал.

— Мне очень тебя не хватало, — сказал Дик, и его голос прозвучал неожиданно печально. С тех пор, как он увидел ее в больнице, и вплоть до сегодняшнего дня мысли о Лиз преследовали его неотступно.

— Мне тоже. Это были очень долгие четыре недели, — негромко ответила она.

— Очень долгие, — согласился он. — И поэтому мне хотелось бы увидеться с тобой. Может, пообедаем как-нибудь вместе? Или позавтракаем?

— Я не против, — сказала Лиз, а сама подумала, действительно ли он собирается пригласить ее куда-то или это просто минутное настроение. Может быть, он работал все праздники и теперь ему было слишком тоскливо, слишком одиноко. Может быть даже, у него умер пациент. Ощущения, что Дик хочет вернуться, не было. Пусть волк-одиночка живет как хочет. Лиз все это время пыталась убедить себя, что так ему лучше.

— А что, если прямо сегодня? — предложил Дик, и Лиз вздрогнула от удивления. Вопрос застал ее врасплох.

— Сегодня?! Конечно, это было бы замечательно, но… Я же обещала повести детей на каток! — неожиданно вспомнила она. — Может быть, ты подъедешь после, и мы вместе выпьем кофе?

— Вообще-то я имел в виду полноценный обед. — В его голосе явственно прозвучали нотки разочарования.

— А завтра? — поспешно поинтересовалась Лиз.

— Завтра я работаю, — твердо сказал Дик, и Лиз невольно улыбнулась, подумав о том, что они договариваются о свидании в шесть сорок утра.

— А может быть, сейчас? — снова спросил он. — Правда, это будет завтрак, а не обед.

— Прямо сейчас? — поразилась Лиз. — Ты это серьезно?

— Абсолютно. У меня с собой пакет с бутербродами и термос с кофе. На двоих как раз хватит.

— А ты сейчас где? — спросила с подозрением Лиз, гадая, уж не пьян ли он. Его слова показались ей самым настоящим безумием.

— Вообще-то моя машина стоит прямо перед твоим крыльцом, — ответил Дик. Лиз выскочила из постели и бросилась к окну. На улице только начинало светать, но она сразу увидела на подъездной дорожке знакомый серебристо-голубой «Мерседес» с погашенными фарами.

— Что ты здесь делаешь? — изумилась она, и Дик, сидевший за рулем, поднял голову и помахал ей рукой.

— Ты с ума сошел!

— Я проезжал мимо и подумал, может быть, ты захочешь перекусить. Я только не знал, захочешь ли ты видеть меня, ведь я вел себя как последний трус! Но я люблю тебя, Лиз. — Он смотрел прямо на нее, и Лиз, стоя у окна, почувствовала, как у нее комок подкатил к горлу.

— Я тоже тебя люблю, — ответила она тихо и добавила:

— Может быть, зайдешь?

— Тогда я захвачу бутерброды с собой.

— Не нужно бутербродов, только приходи сам. И не звони в дверь — я сейчас спущусь. — Она дала отбой и, накинув халат, стремительно сбежала вниз, чтобы открыть ему дверь. Дик как раз выбрался из машины и теперь доставал с заднего сиденья что-то большое и яркое. На это ему потребовалась, наверное, целая минута.

Но вот он уже выпрямился и зашагал к ней. Лиз разглядела, что под мышкой Дик несет огромного радужного змея. Змей был сложен, но он все равно был очень большим и занял почти половину прихожей, когда Дик внес его в дом и прислонил к стене.

— Что это? Зачем ты его привез? — Лиз решила, что она спит и видит сон — слишком уж невероятным, нереальным казалось ей происходящее. Ранний звонок, приглашение на обед, появление Дика перед ее домом, а теперь еще этот змей, появившийся словно из сказки.

Одно Лиз знала наверняка: она любила Дика и теперь, поглядев на него, поняла это с особенной ясностью. Она полюбила его давно, только раньше была не в силах это признать.

— Это для Джеми, — просто сказал Дик, глядя на нее сверху вниз, и в его глазах Лиз прочла, что он чувствовал. Ему даже не нужно было ничего говорить — все было ясно без слов.

— Я люблю тебя, Лиз. — Он немного помолчал и добавил:

— Меган была права, я вел себя как последний идиот! Мне следовало вернуться и все наладить, но я слишком испугался.

— Я тоже испугалась. Дик. Просто я догадалась, в чем дело, чуточку быстрее тебя. — Лиз вздохнула. — И все-таки это был ужасно долгий месяц!

— Но теперь я вернулся, — сказал он. — И я намерен остаться с тобой навсегда, если, конечно, ты меня простишь.

— Я не сержусь на тебя, — прошептала она и вдруг нахмурилась. — Я и тогда не сердилась, но дети — выдержишь ли ты, если они снова начнут тебе грубить?

Дик усмехнулся.

— С одними будет проще, с другими — труднее, но я постараюсь. А если Меган так и не привыкнет ко мне, придется залить ей рот гипсом. Думаю, это поможет.

Лиз рассмеялась. Дик привлек ее к себе и поцеловал. Несколько секунд они стояли обнявшись и подскочили от неожиданности, когда прямо за их спинами раздался громкий голос:

— А это что такое?!

Лиз и Дик обернулись. Джеми стоял на лестнице в пижаме и, широко открыв рот, указывал пальцем на воздушного змея.

— Это? — Дик хитро прищурился. — Это твой воздушный змей. Я подумал, что у тебя ему будет лучше — ведь у тебя больше свободного времени, чтобы им заниматься. Но я надеюсь, ты иногда будешь меня на нем катать, ладно?

— Мой воздушный змей? Это правда, Дик?! — Джеми бросился вперед, едва не сбив Лиз с ног. — Честное слово он теперь мой?! Совсем-совсем?

— Совсем-совсем. — Дик улыбнулся и подхватил мальчугана на руки. — Честное благородное слово.

Джеми внезапно посмотрел на него с недоумением.

— А что ты здесь делаешь? — спросил он. — Я думал, ты рассердился на маму и Меган и больше никогда не придешь.

— Я действительно сердился на них немножко, — обстоятельно ответил Дик. — Но теперь я понял, что был не прав.