Неожиданный роман Стил Даниэла

Поздно вечером, когда друзья Питера уходили, она еще раз напомнила им о необходимости быть поосторожнее.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь получил травму, — сказала она. — И мне не нужны судебные преследования, ясно?

— Ты зря беспокоишься, мама, по-моему, все в порядке, — ответила Энни, которой приглянулся один из друзей Питера — стройный, белокурый юноша, но Лиз была настроена серьезно. На следующий день, уезжая на работу, она повторила еще раз, чтобы они были поаккуратнее и не играли в игры, которые могут закончиться плачевно. Ее слова, видимо, произвели впечатление, и, когда она вернулась, в бассейне было намного спокойнее, но в четверг Лиз, приехав домой поздно, застала там около полудюжины друзей Питера. Они ныряли в воду с четырехфутовой тумбы. Как показалось Лиз, ребята слишком рисковали, красуясь перед девочками.

Ей это очень не понравилось. Отозвав Питера в сторонку, Лиз совершенно недвусмысленно заявила, что запретит сыну приглашать друзей, если они не будут соблюдать элементарных правил безопасности и внимательнее относиться к младшим.

— Во-первых, в бассейне слишком мало воды, чтобы прыгать в него вниз головой с тумбы. Если хотите нырять, ныряйте с бортика, — потребовала она. — Во-вторых, прежде чем прыгнуть, нужно дождаться, пока предыдущий ныряльщик выберется из воды. В-третьих, — и это относится лично к тебе, — следи за Джеми; кто-то может нечаянно его толкнуть, и этого хватит, чтобы он захлебнулся. Надеюсь, ты все усвоил и мне больше не придется напоминать тебе о том, как надо вести себя в воде, — сурово закончила она.

— По-моему, ты устала, мама, — ласково сказал Питер.

— Да, я устала, но это к делу не относится. Повторяю: я не желаю, чтобы кто-нибудь из вас получил увечье! Либо вы ведете себя цивилизованно, либо я запрещу вам пользоваться бассейном.

— О'кей, мама, я понял. — Питер неохотно кивнул.

За последнее время он, конечно, сильно повзрослел, но был достаточно молод, чтобы увлечься примером своих друзей — безответственных шалопаев, которые напрочь теряли рассудок при виде Меган в новом открытом купальнике. Случись что с кем-нибудь из них, и Лиз пришлось бы отвечать в судебном порядке как хозяйке бассейна, а это было ей совершенно ни к чему. За прошедший год она и так слишком много пережила.

Потом Лиз ушла к себе в спальню и снова работала допоздна. Лишь сильнейшая головная боль, вызванная усталостью, заставила ее наконец лечь. Лиз помнила, что утром должна быть свежей и бодрой.

Ей удалось немного отдохнуть перед слушаниями, но когда на следующий день Лиз выходила из зала суда, она чувствовала себя совершенно разбитой. Заседание затянулось почти до полудня, слушания были напряженными и нервными, и Лиз окончательно вымоталась.

И тут зазвонил ее сотовый телефон. Это была Кэрол.

— Вы должны немедленно приехать, — сказала она, и хотя ее голос звучал спокойно, Лиз явственно ощутила, как от недоброго предчувствия у нее болезненно сжалось сердце.

— Что случилось, Кэрол? Что-нибудь с детьми? — Она была почти уверена, что что-то случилось с Джеми, но ошиблась.

— Да, миссис Сазерленд. — Кэрол называла ее «миссис Сазерленд», только когда проблема была очень серьезной. — Питер сегодня не работал, и к нему пришли друзья…

— Что случилось, черт побери'?! — Она сказала это так громко и так пронзительно, что люди, выходившие из здания суда, начали оборачиваться. Лиз и сама не подозревала, что может до такой степени потерять над собой контроль, но, с другой стороны, ее нервы уже давно никуда не годились.

— Я пока не знаю, мэм. Питер прыгнул в бассейн с тумбы и ударился головой о дно. «Скорая помощь» уже здесь.

— Он разбил голову?! — ужаснулась Лиз. Перед глазами снова встал залитый кровью ковер и свинцово-серое лицо Джека.

— Нет, — ответила Кэрол, и ее голос прозвучал на редкость спокойно, хотя никакого спокойствия она не ощущала. Ей очень не хотелось быть тем человеком, который сообщит Лиз недобрые вести, но что поделаешь. — Он… он без сознания.

Кэрол не хватило мужества сказать Лиз, что Питер, возможно, сломал себе шею или, по крайней мере, серьезно повредил позвоночник. Медики, прибывшие по вызову через считанные минуты, не решились поставить диагноз. Они могли только оказать ему первую помощь и доставить в ближайшую больницу.

— Питера отвезут в центральную клинику округа, добавила Кэрол" — Поезжайте прямо туда. Простите, что я недоглядела.

— Ты не виновата, — отмахнулась Лиз. — Остальные в порядке? — Этот вопрос она задала уже на бегу, торопясь к своей машине.

— Больше никто не пострадал. Только Питер.

— Но он поправится? С ним все будет в порядке?

Пауза, которую выдержала Кэрол, прежде чем ответить, была красноречивее всяких слов. В трубке Лиз слышала, как взвыли сирены отъезжающей «Скорой».

— Я думаю — да, — сказала наконец Кэрол. — По правде сказать, я знаю совсем немного. Я говорила им, что… — Кэрол внезапно разрыдалась, и Лиз дала отбой.

Она запустила мотор машины и отъехала от тротуара, молясь про себя, чтобы с Питером все обошлось.

«Пусть с ним не случится ничего страшного! — снова и снова твердила Лиз. Она бы не перенесла, если бы ее старший сын, ее мальчик… Нет, даже в мыслях она не смела произнести слова „погиб“. Если бы Питер умер, это была бы самая настоящая катастрофа, и Лиз старалась не думать об этом. — Боже, сделай так, чтобы все было хорошо!»

Она неслась по улицам, не замечая ни светофоров, ни машин. Ей повезло: она ни во что не врезалась, никого не сбила и была на стоянке возле больницы минут через десять после того, как Питера отвезли в приемный покой. Но там она его уже не застала. Питера немедленно отправили в реанимацию травматологического отделения, и Лиз бросилась туда.

Она увидела его почти сразу. Он лежал на каталке за невысокой пластиковой ширмой, а вокруг столпились врачи. Питер был еще мокрым после бассейна, и Лиз поразила неестественная бледность его губ. Они были даже не белыми, а какими-то синевато-серыми. Лиз испугалась, что он умирает. Врачам было не до нее; они подсоединяли к Питеру какие-то приборы, вводили капельницы, давали кислород. Одна из сиделок ненадолго повернулась к Лиз, чтобы объяснить, в чем дело.

У Питера была серьезная черепно-мозговая травма; кроме того, врачи подозревали, что может быть поврежден шейный отдел позвоночника. Сейчас шли приготовления к тому, чтобы сделать рентгеновский снимок.

— Но он поправится? — спросила Лиз, не отрывая глаз от лица Питера и еле справляясь с подступающей паникой. — Скажите, поправится?

— Пока неизвестно, — честно сказала сиделка. — Вам нужно поговорить с доктором. Он выйдет к вам, как только осмотрит вашего мальчика.

Лиз хотелось хотя бы прикоснуться к Питеру, может быть, сказать ему пару слов, но ей не удалось даже близко подойти к нему. Оставалось только стоять у ширмы и грызть ногти, стараясь не закричать от ужаса.

Врачи прикатили громоздкий рентгеновский аппарат и освободили Питера от одежды, которая была на нем.

Он остался лежать обнаженным в мертвенном свете ламп дневного света.

Питеру сделали рентген головы и шеи, однако этим осмотр не закончился. Казалось, врачи исследуют каждый дюйм его тела. Лиз беспомощно следила за их манипуляциями. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем к ней подошел какой-то мужчина в бледно-зеленом костюме, и она поняла, что это врач. Лицо его было суровым и усталым, глаза смотрели холодно и равнодушно. Лиз заметила седину на его висках и подумала, что, должно быть, врач опытный и по крайней мере знает, что делает.

— Ну что?! — воскликнула она, не сдержав волнения.

— Состояние пока тяжелое, — ответил врач. — Ваш сын получил серьезную черепно-мозговую травму, которая чревата самыми неожиданными осложнениями.

Рентген показал большую опухоль, поэтому через несколько минут мы сделаем электроэнцефалограмму и измерим внутричерепное давление. Впрочем, многое будет зависеть от того, насколько быстро больной приют в сознание. Что касается шейного отдела позвоночника, то вашему сыну, похоже, крупно повезло. Сначала я подозревал смещение одного или нескольких позвонков, но этого не произошло. Впрочем, нужно посмотреть, что покажет рентген…

Врач поправил висевший у него на груди стетоскоп.

На своем веку он видел немало людей, у которых была сломана шея. В основном это были подростки, которые неосторожно вели себя в бассейне или ныряли в незнакомых местах. Парню действительно повезло! У него не было никаких признаков паралича конечностей, неизбежного при такого рода травмах. Как показал рентгеновский снимок, принесенный из лаборатории минуты через три, он отделался лишь небольшой трещиной в теле четвертого позвонка, но спинной мозг задет не был.

Однако травмы головы представляли собой опасность не менее грозную, и врач так и сказал потрясенной Лиз.

— Последствия могут быть какими угодно. Сейчас я ничего не могу сказать. Подождите, возможно, через какое-то время мы будем знать точнее.

За мгновение до того, как Питера увезли, Лиз удалось дотронуться до него.

— Я люблю тебя, Питер! — шепнула она, но он был без сознания и не услышал ее слов.

Врач снова вышел к ней примерно через час. За это время Лиз успела узнать, что он возглавляет травматологическое отделение больницы и что его зовут Дик Вебстер. Выглядел он еще более хмурым, и Лиз почувствовала, как у нее упало сердце.

— У вашего сына сильное сотрясение мозга, — сказал он. — И большая внутренняя гематома. На данном этапе мы ничего не можем сделать — только ждать, пока спадет опухоль. Если она не спадет или будет увеличиваться, потребуется срочное хирургическое вмешательство.

— Вы хотите сказать, придется вскрывать череп?

Врач кивнул, и Лиз негромко ахнула от ужаса.

— Но ведь это… Скажите, Питер будет… Он будет… — Ей не хватило слов, и она замолчала.

— Пока ничего не известно. Возможны любые варианты — от самых худших до наиболее благоприятных.

На данный момент вашему сыну необходим полный покой, а там посмотрим.

— Можно мне побыть с ним?

— Можно при условии, что вы не будете мешать врачам и не станете его тревожить. Только покой может ему помочь. — Дик Вебстер разговаривал с Лиз сквозь стиснутые зубы, словно она была его личным врагом, а ей казалось, что это он ее враг — уж больно он был жестким, профессионально бесчувственным. Она мгновенно возненавидела его за это. Единственное, что несколько оправдывало Дика Вебстера в ее глазах, это то, что он, похоже, сделает все, чтобы Питер был здоров.

— Я не стану мешать, — сказала она тихо, и Дик отвел ее в палату и показал, где ей следует сесть, чтобы «не путаться под ногами», как он выразился. Опустившись на стул в изголовье кровати Питера, Лиз осторожно взяла сына за руку. На одном из его пальцев был надет кислородный датчик. Стол за изголовьем тоже был заставлен какими-то медицинскими приборами с экранами, по которым медленно ползли светящиеся зигзаги. Лиз ничего в них не понимала, но, судя по тому, как спокойно Дик Вебстер смотрел на них, состояние Питера было стабильным.

— Где вы были, когда это случилось? — грубовато спросил он, и Лиз захотелось отвесить ему пощечину.

— В суде. Я адвокат. С детьми оставалась наша домработница. — Тут она вспомнила, что сама спустила из бассейна часть воды, и острое чувство вины пронзило ее словно удар кинжала.

Дик хмыкнул.

— Я так и понял, — коротко сказал он и вышел в коридор, чтобы поговорить со своим ординатором и дежурным врачом. Через несколько минут он вернулся.

— Дадим ему еще часа два, а потом — наверх, в операционную, — сказал он, и Лиз тупо кивнула. Все это время она сидела, сжимая руку Питера, и ей начинало казаться, что его пальцы стали чуть теплее.

— Могу я поговорить с ним? — спросила она. — Он меня слышит?

— Вряд ли, — ответил Дик Вебстер и нахмурился.

Лиз показалась ему совсем бледной — едва ли не бледнее Питера, но, в конце концов, она, видимо, была очень светлокожей, как все рыжие.

— С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете? — осведомился он.

— Нормально, — произнесла Лиз.

— Вот и хорошо, — с удовлетворением заметил врач. — А то здесь некому с вами возиться, если вы грохнетесь в обморок. Почувствуете, что вам невмоготу, лучше выйдите в коридор, посидите там. Если будут какие-то изменения, вас позовут.

— Я никуда не пойду, — твердо ответила Лиз. Даже когда погиб Джек, она выдержала все. Еще не хватало — терять сознание! Ей, правда, очень не нравилось, как с ней разговаривает этот человек, но сиделка в коридоре сказала, что Дик Вебстер — один из лучших врачей в клинике. Ради Питера Лиз готова была терпеть его сколько угодно. Что до его манер, подумала она в его оправдание, то, возможно, это от того, что Дику Вебстеру просто некогда думать о вежливости. В конце концов, он спасает жизни людям, а это занятие требует предельной сосредоточенности — где уж тут думать о родственниках, которые действительно чаще мешают, чем помогают! И все же чувство обиды не проходило, и когда он вышел, Лиз даже не поглядела ему вслед.

— Питер!.. — позвала она негромко. — Очнись, Питер! Поговори со мной. Скажи хоть что-нибудь! Это же я, твоя мама, неужели ты меня не слышишь?!

Он не отвечал. Лиз почувствовала, как отчаяние овладевает ею, но она постаралась взять себя в руки. Она не могла, не имела права проигрывать. Только не в этот раз!

— Очнись, Питер! — снова позвала она. — Ну пожалуйста! Я люблю тебя, милый, проснись!

Она повторяла это заклинание снова и снова, не замечая, что слезы градом катятся из ее глаз.

— Услышь меня, Питер! Ответь! Где бы ты ни был, ответь своей маме. Не уходи, не оставляй меня, Питер!.. — звала Лиз, но Питер не отвечал.

Так прошло полтора часа. В четыре пополудни в палату снова заглянул Дик Вебстер. Он знал, что никаких изменений нет, но решил дать Питеру время самостоятельно прийти в сознание, чтобы потом точнее оценить его состояние.

Питер пока так ни разу и не пошевелился, но его руки стали ощутимо теплее, а цвет лица улучшился. Что касалось Лиз, то она выглядела даже хуже, чем вначале, когда она в панике ворвалась в клинику и увидела сына на каталке. Она выглядела просто ужасно, и Дик немного смягчился. Он даже спросил, не хочет ли Лиз позвонить отцу мальчика, но она только покачала головой, ничего не объясняя.

— Нет.

— Но отчего же? По-моему, это было бы разумно, — осторожно сказал Дик. Он собирался настаивать, но в глазах Лиз было что-то такое, что заставило его передумать. Быть может, недавний развод, подумал он, или что-то в этом роде…

— Как угодно. — Он пожал плечами.

— Его отец погиб восемь месяцев назад, — неожиданно сказала Лиз. — Мне некому звонить.

Она уже позвонила домой и сказала детям и Кэрол, что Питер жив, но без сознания, и что она не будет звонить снова до тех пор, пока сын не придет в себя. Пока Лиз разговаривала с детьми, голос ее звучал спокойно, не выдавал, что она чувствовала в действительности.

Зачем давать волю чувствам и пугать семью. Но про себя Лиз не переставая молилась, чтобы бог спас ее сына и не дал ему соединиться с отцом на небесах. Она очень надеялась, что бог позволит доктору Вебстеру этому помешать.

— Прошу прощения, мне очень жаль, — пробормотал Дик и снова исчез, а Лиз опять стала смотреть на неподвижное лицо сына. Она так пристально вглядывалась в его застывшие черты, что у нее заслезились глаза. Прошло еще немного времени, и Питер, и приборы на столе, и вся комната начали медленно вращаться, но Лиз скорее бы умерла, чем призналась в этом даже самой себе. Она просто не могла позволить себе упасть в обморок. Только не сейчас, когда она могла потерять сына! Лиз уже решила, что не даст ему умереть, но для этого ей нужно было сначала преодолеть собственный страх, растерянность и малодушие.

Ей необходимо было собраться, и она опустила голову и прикрыла глаза, не выпуская руки сына. Постепенно тошнотворное головокружение прекратилось. Она рискнула открыть глаза и, не поднимая головы, снова заговорила с Питером.

И сын как будто услышал ее. Он слегка пошевелился и попытался повернуть голову, на ему мешал шейный гипсовый корсет, который на него надели перед тем, как поместить в палату. Глаза Питер так и не открыл.

Лиз заговорила громче. Она просила, требовала, чтобы он посмотрел на нее, ответил или по крайней мере моргнул в знак того, что он слышит и понимает, что ему говорят. Долгое время Питер никак не реагировал.

Потом Лиз услышала стон, но он был таким тихим, что понять, пытался ли он что-то сказать, или это вырвалось у него непроизвольно, было совершенно невозможно.

Услышав этот звук, из коридора прибежала сиделка.

Она проверила показания приборов, посветила Питеру в глаза специальным фонариком и поспешно выбежала вон, чтобы позвать доктора. Лиз не знала, добрый это знак или нет. Когда в палату вошел Дик Вебстер, Питер снова застонал, и его веки слегка затрепетали и приоткрылись на долю секунды.

Лиз вскочила и смотрела на сына со страхом и надеждой.

— М-а-а-а-ам… — снова простонал Питер, и на этот раз Лиз поняла, что он хотел сказать. Понял это и доктор. Питер звал маму, но каждый звук давался ему с невероятным трудом. Лиз, склонившись над ним, снова заплакала — на этот раз от чувства облегчения и вновь проснувшейся надежды. Когда же она посмотрела на Дика, то увидела, что врач улыбается.

— Он возвращается, — сказал Дик Вебстер. — Продолжайте разговаривать с ним — так ему будет легче оставаться в сознании. А я тем временем проведу несколько тестов.

Питер опять закрыл глаза, но Лиз заговорила с ним очень нежно и убедительно, и он снова посмотрел в потолок и застонал — еще громче и мучительнее. Одновременно он несильно сжал руку матери. Лиз убедилась, что Питер действительно постепенно приходит в себя.

— Ооооо!.. — простонал он, и лоб его пересекла глубокая морщина. — О-о-о-о-о…

Лиз повернулась к врачу.

— Ему больно? — спросила она, и Дик Вебстер кивнул.

— Больно, и еще как! Готов поспорить, сейчас у него просто голова раскалывается! — С этими словами он влил флакон какого-то лекарства в одну из капельниц, а вошедшая медсестра взяла у Питера кровь для анализа.

Потом в палату зашел еще один врач — нейрохирург, — и Дик Вебстер сказал ему:

— Парень приходит в себя.

При этом он выглядел очень довольным, и Лиз почувствовала, как у нее немного отлегло от сердца. Она спросила, что думают врачи, и выяснила, что состояние больного вполне удовлетворительное и на данный момент острой необходимости в операции нет.

— Будем ждать, — сказал в заключение Дик Вебстер. — Посмотрим, как дело пойдет дальше. Если повезет, можно будет вообще обойтись без вмешательства.

Лиз провела с Питером уже без малого четыре часа.

Все это время она не отходила от него ни на минуту.

Дик предложил ей немного посидеть с Питером, пока она сходит и выпьет чашечку кофе, но Лиз только покачала головой. Она твердо решила, что никуда не пойдет до тех пор, пока Питеру не перестанет грозить опасность. Она будет ждать, пока врачи не скажут что-то более определенное, чем «подождем» и «посмотрим».

Ни усталости, ни голода Лиз не испытывала, хотя не ела с самого утра, да она, наверное, все равно бы не смогла проглотить ни кусочка.

Прошел еще почти целый час, прежде чем Питер издал еще один звук.

— Ма-ама!.. — совершенно отчетливо произнес он и добавил:

— Бо-ольно…

Его голос был хриплым и совсем негромким, но Лиз слышала его совершенно ясно. Кроме того, Питер слегка приподнял руку и пожал ее пальцы. Сил у него было не больше, чем у котенка, и все же это было сознательное, а не рефлекторное движение. Очевидно, он очень страдал от боли, но врачи не хотели давать ему успокоительное, боясь, как бы он снова не впал в коматозное состояние.

— Домой… Хочу домой… — проговорил он еще через некоторое время, и на этот раз его услышала не только Лиз, но и Дик Вебстер.

— Хочешь домой? — переспросил он, и Питер, поглядев на него, несколько раз моргнул.

— Что ж, это отлично. Мы тоже не прочь поскорее отправить тебя домой, но сначала мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Для начала ответь мне, Питер, как ты себя чувствуешь?

С Питером Дик говорил значительно мягче, чем с Лиз, и она подумала, что доктор, наверное, не такой уж плохой человек, каким показался ей поначалу.

— Плохо, — ответил Питер слабым голосом. — Очень… болит.

— Где болит?

— Голова.

— А шея?

— Тоже, но меньше. — Питер попытался кивнуть и сразу сморщился от боли. Ему было трудно шевелиться, и Лиз снова подумала, как близко все они были к еще одной трагедии.

— Где-нибудь еще болит?

— Н-нет. А где мама?

— Я здесь, малыш. Не бойся, я никуда не ухожу.

— Я хотел сказать… Прости меня, пожалуйста. — Он смотрел на нее полными слез глазами. — Мне очень жаль, мама, правда, это было глупо с моей стороны.

Лиз покачала головой. Она считала, что Питер должен радоваться, что все кончилось так хорошо.

— Да, очень глупо, — ответил за нее Дик Вебстер. — Тебе очень повезло, что ты не сломал себе шею. Хорошенький сюрприз для мамы, не так ли? — Он сердито хмыкнул. — Ну коль скоро ты не умер, сделай одолжение: пошевели руками и ногами. Так, хорошо. А теперь отдельно ступнями и пальцами рук. Ну вот, отлично!..

Это восклицание вырвалось у него, когда Питер исполнил все, о чем просил доктор. И Дик Вебстер, и врач-нейрохирург, который уже успел присоединиться к нему, были, по всей видимости, очень довольны состоянием Питера, хотя мальчик был еще очень, очень слаб.

В девять вечера Вебстер сказал Лиз, что собирается перевес! и Питера в обычную палату травматологического отделения.

— Теперь вы можете поехать домой и немного отдохнуть, — сказал он. — Я думаю, главная опасность миновала Во всяком случае, вашему сыну становится лучше.

Если хотите, можете вернуться утром.

— А можно мне остаться здесь?

Дик Вебстер внимательно посмотрел на нее.

— Как хотите. Я только не вижу в этом особенного смысла. Питеру нужно спать, и я думаю, мы в конце концов дадим ему что-нибудь болеутоляющее, чтобы он поскорее заснул. До утра никаких новостей не будет — это я вам обещаю. Вам, кстати, необходимо отдохнуть — сегодня у вас был не самый легкий день…

Он почти жалел ее, хотя давно дал себе зарок не обращать внимания на родственников своих пациентов.

Как правило, никакой пользы от них не было, а мешали они изрядно. Но эта миссис Сазерленд выглядела так, словно ее пропустили через центрифугу стиральной машины.

— Вы говорили, у вас дома остались другие дети? — спросил он, и Лиз кивнула. — Вот и поезжайте к ним, они наверняка волнуются, — добавил Дик Вебстер. — Кто-нибудь из них видел, как это случилось?

— Думаю, все видели, — с усилием отвечала Лиз. — Пожалуй, я действительно позвоню домой и скажу, что все в порядке. Ведь все в порядке, доктор?

— Меня зовут Дик. Дик Вебстер, — сказал он устало. — Да, я думаю, что в конце концов все будет в порядке. Так что поезжайте домой и ни о чем не беспокойтесь. Если случится что-нибудь непредвиденное, я вам позвоню. — Последние слова он произнес не терпящим возражений тоном.

— Но вы будете с ним до утра? — спросила она. Дик Вебстер по-прежнему не очень ей нравился, но Лиз чувствовала, что на него можно положиться.

— Я пробуду здесь до полудня завтрашнего дня. — Он вдруг улыбнулся, и Лиз с удивлением поняла, что Дик вовсе не такой уж неприятный тип. Когда он не хмурился и не разговаривал с ней своим железным голосом, его можно было даже назвать симпатичным.

— Мне не хочется оставлять его одного, — честно призналась она.

— Вам необходим отдых, — повторил он твердо. — К тому же вы будете мешать, когда мы начнем готовить Питера к переводу в другую палату.

Лиз улыбнулась его настойчивости. Она повернулась к сыну и сказала, что поедет домой, к Джеми и девочкам, и что вернется завтра утром.

— Я приеду как можно раньше, — пообещала она, и Питер улыбнулся в ответ.

— Прости меня, мама, — снова сказал он. — Это было глупо.

— Что было, то было, но теперь все позади. Не волнуйся, я люблю тебя. Мы все тебя любим. А теперь будь умницей и скорей поправляйся.

— Передай Джеми, что со мной все будет в порядке, ладно? — Он говорил с видимым усилием, но Лиз все равно была рада. С тех пор как Питер пришел в себя, он еще не произносил такой длинной и связной фразы.

— Обязательно передам, — пообещала она. — До завтра, сынок.

— Со мной все будет в порядке… — повторил Питер, закрывая глаза. Он очень старался как-то подбодрить ее, что само по себе было добрым знаком. Кроме того, Питер был в сознании и ясно отдавал себе отчет в том, где он находится и что с ним. Лиз с ужасом подумала, что было бы, если бы он так и не вышел из комы. Трепанация черепа, сказал Дик Вебстер, и бог знает, чем бы все закончилось тогда.

— Надеюсь, что, когда я вернусь, ты уже будешь бегать по коридору, — пошутила она, и Питер негромко рассмеялся, не открывая глаз. Все-таки он очень ослаб и держался лишь одной силой воли. Лиз, пожав ему на прощание пальцы, тихонько вышла из палаты.

Дик последовал за ней.

— Пожалуй, парню повезло больше, чем мне казалось, — сказал он, не скрывая своего восхищения. Он не представлял, как могла эта женщина продержаться столько времени и не дрогнуть. — Признаться откровенно, — добавил Дик, — поначалу мне казалось, что без операции не обойтись. Я не думал, что ваш сын придет в себя, да еще так быстро. Конечно, организм у него молодой, здоровый, но, по-моему, это вы его вытащили.

Вы позвали его, и он откликнулся.

— Что бы это ни было, — серьезно ответила Лиз, — слава богу, что он пришел в себя.

При мысли о том, что Питер мог и не прийти в себя, колени у нее подогнулись, а голова закружилась от слабости.

— Скажите, Дик, сколько… сколько он здесь пробудет?

— Не меньше двух недель, я думаю. Так что не стоит выкладываться в первые же дни. Ваша помощь может понадобиться ему позднее. Лучше поезжайте домой, а утром вернетесь.

— Я бы предпочла остаться здесь хотя бы в первую ночь, но мне действительно нужно домой. Я должна успокоить других детей.

— Сколько их у вас? — спросил Дик. Почему-то его заинтересовала эта женщина. Он не знал о ней ровным счетом ничего, кроме того, что она работает адвокатом, но ему было очевидно, что она прекрасная мать и очень сильно любит своего сына.

— Пятеро, включая Питера. Он старший.

— Оставьте дежурной сестре ваш телефон. Я позвоню, если будут какие-нибудь изменения. И, пожалуйста, если вам нужно будет остаться дома — оставайтесь. Другие дети, наверное, очень переживают, особенно если видели, как все случилось. Кстати, сколько лет вашему младшему?

— Десять. Младшему сыну — десять, а девочкам — одиннадцать, тринадцать и четырнадцать.

— Должно быть, вы целыми днями крутитесь как белка в колесе, — предположил он.

— Они славные ребята и помогают мне, — улыбнулась Лиз.

Дику захотелось сказать ей, что она очень хорошая мать, но он сдержался. Вместо этого он пошел к Питеру, чтобы еще раз взглянуть на него, а Лиз поехала домой.

Когда она вернулась, было уже без малого десять, но никто из детей так и не ложился. Девочки плакали, а Джеми беспокойно слонялся из угла в угол. Глаза его были сухими, но на лице застыло выражение такого страдания, что Лиз чуть не зарыдала сама.

Едва завидев мать, все четверо бросились ей навстречу, стараясь по ее лицу угадать, как дела у Питера.

Лиз постаралась улыбнуться как можно спокойнее.

— С ним все будет в порядке, — сказала она прежде, чем они успели о чем-то спросить. — У него сильное сотрясение мозга и маленькая трещина в позвонке, но он обязательно поправится. У него прекрасный доктор, — добавила она неожиданно для себя.

— А когда нам можно с ним повидаться? — чуть не хором спросили дети.

— К нему пока нельзя; врач сказал, что Питеру нужен покой, — объяснила Лиз. — Я спрошу, может быть, денька через три…

Она села к столу, и Кэрол поставила перед ней тарелку с остатками мясного пирога, но у Лиз не был сил даже поднять вилку.

— А когда Питер вернется? — с беспокойством спросила Меган.

— Не раньше чем через пару недель, — честно ответила Лиз. — Смотря по тому, как быстро он будет поправляться.

Они задавали ей еще вопросы, но Лиз старалась избегать лишних подробностей, которые могли только напугать детей. Все, что им нужно было знать, это то, что Питер жив и что он поправляется.

Примерно через час дети наконец разошлись по спальням, и Кэрол еще раз попросила у Лиз прощения.

Она считала, что во всем виновата только она одна.

— Не говори глупости! — возразила Лиз. Она так устала, что едва могла ворочать языком, но ей казалось, она обязана успокоить домработницу. — Ни один человек не может держать под контролем такую ораву. Нет, Кэрол, как ни горько это сознавать, но основная вина лежит на самом Питере. В семнадцать лет человек может и должен контролировать себя сам. Он забылся — и вот что из этого вышло. Впрочем, я тоже виновата: наверное, мне нужно было почаще и понастойчивее напоминать ему и его друзьям о том, как надо себя вести. — Она вздохнула. — Ладно, Кэрол, давай забудем об этом.

Главное, Питер остался жив. Его даже не парализовало.

— Господь всемогущий! — воскликнула Кэрол. — С ним действительно все будет в порядке?

— Врачи говорят — он поправится. Правда, Питер пришел в сознание всего каких-нибудь два часа назад, но он уже разговаривает и может двигать руками и ногами. Сначала я думала, что он… что он может… «…Умереть», — хотела сказать Лиз, но выговорить это слово так и не смогла. Кэрол поняла ее и так. Все время, пока Лиз отсутствовала, она думала о том же и готова была предположить самое худшее. Впрочем, дела и так обстояли далеко не блестяще.

— Я должна вернуться в больницу, — сказала Лиз, вставая. — Пойду наверх, соберу кое-какие вещи.

— Почему бы вам не переночевать здесь, Лиз? Вы выглядите очень усталой. — «Смертельно усталой», — хотела сказать Кэрол, но вовремя прикусила язык. — Если вы хотите быть с Питером завтра, вам просто необходимо отдохнуть!

— То же самое сказал мне его доктор, но я знаю, чувствую, что должна быть сегодня ночью с ним, с моим мальчиком. Правда, Питеру уже семнадцать, но он все равно нуждается во мне.

— Бедный Питер! — вздохнула Кэрол. — Как скверно кончается для него лето. Как вы думаете, он сможет пойти в школу в сентябре?

— Не знаю. — Лиз пожала плечами. Сейчас она меньше всего думала о школе. Сегодняшний день действительно был слишком тяжелым, и она чувствовала себя так, словно побывала под колесами самосвала. Выглядела она, во всяком случае, ужасно, без кровинки на лице.

У Кэрол от жалости болезненно сжалось сердце.

Поднявшись наверх, Лиз заглянула в спальню к Джеми, чтобы поцеловать его на сон грядущий, но время было позднее, и мальчик крепко спал. Во всем доме царила непривычная тишина, и Лиз поймала себя на том, что напряженно прислушивается, ловя каждый звук, каждый шорох. Войдя в спальню, она хотела собрать сумку, но вместо этого села на кровать, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Она могла думать только о том, что чуть было не произошло сегодня, и благодарить бога за то, что все обошлось.

Было уже около полуночи, когда Лиз наконец вышла из дома, чтобы вернуться в больницу к Питеру.

Уже сидя в машине, она, поддавшись неожиданному порыву, достала сотовый телефон и позвонила матери в Коннектикут.

Узнав о происшествии, Хелен пришла в ужас.

— Скажи правду, Лиз, с ним все будет в порядке? — спросила она сдавленным голосом, и Лиз пообещала, что, когда Питер будет чувствовать себя лучше, он сразу же позвонит бабушке.

Когда Лиз добралась до больницы, Питер еще не спал. За то время, что ее не было, его состояние, несомненно, улучшилось. Во всяком случае, разговаривал он уже почти без усилий; Лиз убедилась в этом, когда, войдя в палату, обнаружила Питера болтающим с одной из молоденьких сиделок.

— Привет, мам! — воскликнул он, завидев ее. — Как там Джеми?

— Хорошо. Все просили передать, что они тебя любят. Они хотели прийти, чтобы повидаться с тобой, но я сказала, что нужно немного подождать, пока ты окрепнешь.

Пока они разговаривали, сиделка приготовила постель в комнате для посетителей, и Лиз, переодевшись в спортивный костюм, легла и накрылась одеялом. Она просила, чтобы ее разбудили, если Питер будет звать ее или если ему станет хуже, однако, по мнению сиделки, и то и другое было маловероятно. С каждым часом Питер чувствовал себя все лучше. Чтобы боль не так беспокоила, ему сделали укол успокоительного, после которого он должен был проспать до утра.

Лиз уже засыпала, когда в комнату для посетителей заглянул Дик Вебстер. Увидев его, Лиз в страхе вскочила, чувствуя, как бешено стучит сердце в груди.

— Что?! Что случилось?!

— Ничего, ничего, лежите! С Питером все в порядке, он спит. Я хотел только спросить, не нужно ли вам снотворное. Извините, если я вас напугал. — Ему явно было очень неловко. На самом деле он оказался не таким уж бесчувственным.

— Спасибо, но я думаю, что засну и так, — ответила она, садясь на край кровати. — Спасибо за все, что вы сделали для Питера.

— Не за что. — Дик Вебстер видел, что Лиз смертельно устала. «Как она только на ногах держится!» — подумалось ему. — Питер быстро поправляется, — добавил он. — Если так и дальше пойдет, нам действительно придется выписать его через две недели.

Лиз внимательно посмотрела на него, пытаясь определить, шутит он или пытается подбодрить ее, но врач говорил серьезно.

— Я очень рада, — сказала она. — Просто не знаю, как бы мы пережили, если бы он… если бы ему было хуже.