Арена Воронин Дмитрий

— «Лыжники — догадался Штирлиц», — снисходительно ухмыльнулся Малой. — Тут и тупому ясно, что охота организована. Не смогли убрать нас втихую, теперь пытаются убрать шумно, только и всего.

— Не только, парень, не только. Пойми, раньше мы стреляли в клонов, которые в общем-то не только не люди, но и не живые в истинном смысле этого слова. Роботы. А теперь за нами пойдут люди. И они будут стрелять на поражение… а что будем делать мы? Отвечать?

Женька сник… Александр смотрел на него и понимал, что Малой, видимо, до сих пор все происходящее воспринимал исключительно как опасное приключение, а кадры с телевизора и вовсе не принимал всерьез, считая их, наверное, инсценировкой. И только сейчас до него дошло, что большая часть людей, в убийстве которых обвинили их отряд, и в самом деле погибли — от вполне настоящих пуль, от натуральных взрывов. И что теперь за ними идет охота — не киношная, когда тупые преследователи понятия не имеют, что сделает в следующий момент герой-преследуемый (зрителям из темного зала это становится ясно, разумеется, с первого же взгляда), а если и стреляют, то исключительно мимо. Ну, разве что оставят главному герою какой-нибудь эффектный шрам на щеке. И все они, преследователи, настолько омерзительны, что когда «добрый» герой расстреливает их одного за другим, на глаза у зрителей наворачиваются слезы умиления — так, мол, им, гадам, и надо.

Нет, сейчас этого не будет. А будет серьезная травля, облава, из которой не выскочить. Милиция это может — если очень захочет. А она сейчас хочет, прямо-таки страстно желает поймать их и распять… за эту девочку в белом, за парней, размазанных по стенке райотдела, за малышей, задохнувшихся в дыму. Саша был уверен, что все снятое — правда. И действительно горела школа, и на самом деле физрук, обгоревший до неузнаваемости, до последнего выносил детей… После такого менты озвереют, и правы будут.

— Как такое вообще возможно? — спросила Лика. — Ведь это ж… ну точно Сашка на экране, как живой. И Женька.

— Что тут странного? — пожал плечами Лигов. — Забыли, с кем дело имеете?

— А с кем?

Снова повторился эпизод с потерей дара речи, удивленно поднятыми бровями — Саша все собирался спросить Лигова, является ли его вполне человеческая мимика природной, или это всего лишь элемент декорации.

— Я же говорил, с далатианами…

— И?..

Дан вздохнул.

— Прям как дети… доверчивые, в розовых очках. Ничего не знаете, абсолютно. Далатиане — метаморфы. Особенность, присущая практически всем высшим организмам их родного мира, — продукт жестоких мутаций. Их мир — весьма неприятное местечко, когда-то они довели его почти до полной гибели, но как-то все же выжили. Сейчас никто не может точно сказать, являются ли их способности случайной доминирующей мутацией или имело место целенаправленное корректирование генома. Сами они хранят на этот счет молчание, а большинству остальных это просто не интересно. Они способны менять облик в очень широких пределах. Бессы, конечно, управляют своим телом в более широком диапазоне, но у них это касается только формы, а далатиане — непревзойденные мимики. Подражание — основа их натуры, хотя они могут и творить… в определенных пределах. Но чаще они просто предпочитают копировать реально существующих… персонажей. Я абсолютно уверен, что за всеми этими видеокадрами и свидетельскими показаниями стоят именно они. Просто никаких других объяснений этому нет.

— Штерн говорил, что его природный облик практически мало отличим от человеческого.

— Вы знаете, Александр, я даже не могу сказать, что он солгал. У далатианина нет природного облика. На Далате местным гражданином может оказаться что угодно — дерево, мелкое животное, куст у дороги… хотя обычно они и в самом деле предпочитают гуманоидную форму. Если по каким-то причинам вашему Штерну необходим определенный образ, он может поддерживать его сколь угодно долго. Кстати, среди миров Ассамблеи далатиане пользуются абсолютным первенством как… э-э… сексуальные партнеры.

— А почему? — задал глупый вопрос Женька.

— Неужели непонятно? Во-первых, потому что они, имея возможность принять любую форму, совершенно безразличны к внешнему виду партнера и, во-вторых, легко принимают тот облик, который более всего соответствует его идеалу. Вы, человек, представить себе этого не можете просто потому, что в вашей жизни такого не бывает. Невозможно сочетать в себе одни только идеальные черты, причем не абстрактно-идеальные, а соответствующие лично вашему вкусу. И это, поверьте, действует на любую дву— и более полую расу просто убийственно, словами этого не передать. Имел место случай, когда одна из рас, у которых сама возможность продолжения рода была напрямую завязана на половое влечение, пыталась запретить въезд далатиан на свои миры. Поскольку их жители в ста процентах случаев предпочитали метаморфов себе подобным.

— И как, получилось?

— Как сказать… после того, как их население уменьшилось более чем вчетверо, они пошли на насильственное выдворение далатиан с планеты, не останавливаясь и перед физическим уничтожением. Обвинения в геноциде им удалось избежать только потому, что целой расе попросту грозило вымирание.

— Знаете, Дан, — Александр откинулся в кресле, одновременно стараясь не облиться горячим кофе, — с тех пор, как вы появились на горизонте, на наши головы сыплются неприятности одна круче другой. По всему получается, что за всеми этими покушениями, за объявленной на нас охотой стоит либо наш любезный герр начальник, либо его родственнички. Ко всему прочему, они еще и метаморфы… Убить их хоть можно?

— Как быстро вы привыкаете смотреть на мир сквозь прорезь прицела, — недовольно поморщился Лигов. — Ну… можно. Тело не имеет жизненно важных органов, но даже сильные травмы вызывают нарушение внутренней структуры и могут повлечь летальный исход. Проблема в другом: вы никогда не будете знать, кто перед вами — далатианин или другое разумное существо. Человек, к примеру.

— Неужели нет способов диагностики?

— Ну почему же, есть. Стационарный биосканер, размером примерно метр на два. Есть и портативные, они поменьше, с небольшой чемодан. Более простая техника здесь практически неприменима — далатианин копирует не просто внешний облик, он копирует и внутреннюю структуру, только она, присутствуя, не несет функциональной нагрузки. Понимаете — всю структуру. Запах. Пот. Выделения сальных желез. Если надо — даже перхоть. Это если говорить о человеке. К примеру, сердце — оно будет биться, будет гнать кровь по сосудам, но с тем же успехом сможет попросту остановиться — самому далатианину это безразлично.

— Значит, выявить далатианина мы не сможем? — Малой выглядел совершенно потерянно. Его так, видимо, привлекала мысль поймать кого-нибудь из этих гадов и разобраться «по понятиям», что теперь, получив от Дана ушат холодной воды на голову, он просто сник.

Лигов отвернулся. Саша очень хорошо понимал этого многострадального аналитика Службы безопасности, который вынужден был нарушать собственные же правила, одно за другим. Помимо воли вмешавшись в разборки между саарт-клонами и людьми, он погружался в это дерьмо все глубже и глубже, постепенно отрезая себе дорогу назад. Наверное, в психологии Дана, который ни в коей мере не являлся представителем homo sapiens, было слишком много человеческого — то ли изначально, то ли это было внесено в его психику за долгие годы работы на Земле.

И теперь он метался, разрываясь между стремлением помочь людям, которые сражались плечом к плечу с ним, и формальными требованиями какого-нибудь внутреннего устава, или чем там в своей деятельности руководствуются работники Службы. Устав требовал невмешательства. Чувства толкали на иной путь.

Трошину не хотелось давить на Дана. Хотя аргументов у него было более чем достаточно — разве не саарты, нанятые метаморфами, убили его, Лигова, коллег? С другой стороны, вполне возможно, этот аргумент подействовал бы на человека, но не на представителя другой, пусть внешне и сходной, расы. В любом случае это решение Дан должен принять сам — только тогда оно будет окончательным, только тогда не придется вытягивать из него каждую каплю новой информации чуть ли не клещами.

А еще он подумал о том, что именно сейчас стоит выпить. За упокой. За упокой той жизни, которую все они вели много лет — теперь она скончалась. Навсегда, и не поможет уже никакая реанимация. Это только в фильмах, когда на главного героя охотится половина полиции страны, он умудряется доказать свою невиновность… В реальной жизни такого просто не бывает. К тому же вряд ли им вообще дадут возможность сказать хотя бы слово — просто сразу откроют стрельбу на поражение. Любой из преследователей, пожалуй, предпочтет потом разбираться со следователями, чем слушать посвященные ему лично траурные речи. После всех этих видеороликов вряд ли найдется хотя бы один-два человека, готовые поверить в то, что все обвинения сфабрикованы… да что там, Саша и сам бы не поверил в невиновность человека, увидев, как тот целится и нажимает на спуск.

Можно бежать — в глушь, в тайгу, в пустыню… пожалуй, не удастся даже уйти за кордон, обозленная потерями среди своих, милиция перекроет все пути так, что и комар не проскочит. А если и удастся, что толку? У таких преступлений нет срока давности, он и его Команда, в которую теперь вошли еще трое, если не считать Лигова, обречены до конца жизни быть дичью. Стоит ли жить, чтобы каждую секунду ожидать нападения. А если оно и впрямь произойдет? Станет ли он стрелять в простых мужиков в погонах, искренне верящих, что перед ними маньяк и убийца? А если нет… Сможет ли он, Александр Трошин, дать убить себя, как быка на бойне, безропотно, без сопротивления, с одной лишь тоской в глазах. А если сможет… тогда стоит ли жить в ожидании этого момента?

Он видел мрачные лица товарищей — похоже, у них в головах крутились сходные мысли. Саша поднялся с кресла, почувствовав вдруг, каким тяжелым стало тело, принес из холодильника бутылку водки, предусмотрительно оставленную там хозяином дачи, молча разлил по стаканам. Обвел тяжелым взглядом присутствующих, вдруг с некоторым удивлением отметив, что стаканов хватало на всех, в том числе и на Дана.

— Ну… за победу.

Он и сам не знал, что имел в виду, и одним махом вбросив в горло обжигающе холодную жидкость, подумал, что тост получился странным. Победа? Можно победить врага, когда он перед тобой. Даже когда врагов много, еще есть шансы. Но нельзя победить систему.

Дан, так же как и остальные, влил в себя водку, чуть сморщился. Может быть, на него оказало действие спиртное, может быть, он более не мог выносить той тягостной атмосферы, что пропитала, казалось, каждый кубический миллиметр в этой комнате… но он вдруг с силой припечатал стакан к столу и, не обращая внимания на треснувшее стекло, решительно заявил:

— Все далатиане, прибывшие на Землю легально, обязаны пройти контроль Службы безопасности. У нас есть их генетические слепки. Я смогу определить далатианина, если он окажется от меня на расстоянии хотя бы в пару сотен метров. Не обольщайтесь, оборудования для этого у меня нет. Оно было на основной базе в России, как и в других странах, где имелись представительства СПБ. Ни одна из баз не отвечает на вызовы, но склады могут оказаться целыми, во всяком случае, это не исключено.

— На базе наверняка засада, и туда придется пробиваться с боем, — спокойно заметил Борис. Он не обсуждал необходимость этого, он просто констатировал факт. Засада… что ж, надо быть к этому готовыми.

— Согласен с вами, — кивнул Лигов. — Но, думаю, людей там не будет, далатиане не рискнут привлекать внимание землян к технологиям Ассамблеи.

— Ну, други… — Саша легонько стукнул кулаками по столу. — Стало быть, воевать со всей страной мы не сможем и не будем. Остается решить, что мы реально можем сделать. Какие будут идеи? Я предлагаю так… штурмуем базу. Если все проходит успешно, пытаемся проникнуть в «Арену». Там тоже будет засада, или спецназ зря получает зарплату. И там будут люди…

— Вряд ли, — заметил Лигов. — Вряд ли там будут люди… но не думаю, чтобы вам от этого было легче.

— Пусть так. Главное в другом — если мы прорвемся в здание конторы, мы сможем уйти на пересадочную станцию. Если, конечно, транспортная система не заблокирована… что не исключено. Другого варианта я не вижу.

— Нужно найти Игоря и Нину. Их нельзя оставлять здесь.

Саша обвел взглядом друзей. Никто не спорил, никто не выдвигал альтернативных вариантов. Все понимали, что другого выхода просто нет. Либо смириться с поражением, а это совершенно неприемлемо для Команды, привыкшей побеждать, пусть сейчас от той Команды осталось менее половины, — либо бороться. Без шанса на победу, с одной лишь надеждой сохранить жизнь и свободу. Шансы? Шансы есть, пусть их и немного…

— Думаю, надо разделиться. — Борис почесал затылок. — Как мне кажется, нам не стоит действовать всей толпой. Петр, тебе, как я понимаю, известно, где сейчас Нина?

— Известно, — кивнул тот. — Вернее, было известно пару-тройку дней назад. Думаю, она в безопасности, хотя утверждать наверняка не могу. Мой парень прикрывает ее, насколько это возможно, но он… простите, до вашего уровня не дотягивает. Не расцените как комплимент.

— Почему ж? Именно так и расценим, — усмехнулся Женька. — Спасибо, дядя.

— Я к тому, что отстреливаться, в случае чего, парень не будет. Во-первых, не из чего, у него только шокер и газовик, во-вторых… он по натуре топтун, а не боец. Хотя… втрескался в вашу длинноногую секретаршу он по самую маковку, — тут Петр бросил короткий взгляд в сторону Михаила и многозначительно хмыкнул, — так что в случае чего я даже и не знаю, на что он готов будет пойти.

— У них надежная крыша? — поинтересовался Саша.

— Что сейчас можно считать надежной? — вопросом на вопрос ответил Петр. — Эти вот хоромы вычислят не позднее чем к завтрашнему вечеру. Я к тому, что отсюда надо линять, и побыстрее. А они… ну, хату вряд ли легко проследить, но есть же еще и добрые люди.

Последние слова он произнес с плохо скрытой издевкой. О да, по закону подлости всегда получается так, что именно тогда, когда жизненно необходима массовая глухота и слепота, обязательно найдется какая-нибудь зараза, желающая исполнить свой гражданский долг. Да и по большому счету, кого можно будет в этом обвинить — после всего услышанного с голубого экрана.

— Хорошо. — Трошин был и оставался капитаном Команды, хотя теперь и довольно разношерстной. Решения принимать ему, с этим никто не спорил. — Тогда делаем так. Петро, ты занимаешься Ниночкой и этим твоим парнем. Парень не в розыске, поэтому будет неплохо, если он будет с нами, человек, способный к свободному перемещению по городу, нам будет очень полезен. Но выбор за ним, объясни ему все детально, пусть сам решит, стоит ли ему лезть во все это дерьмо. И я тебя умоляю, не старайся представить все это как приключение. Михаил, Гена и Лика… ваша задача — найти Игоря Вечанова. Время — до завтрашнего вечера. Если не найдете — придется уходить без него. Долго мы уворачиваться от преследователей не сможем. Есть пяток адресов, где он может быть, и еще доберитесь до интернета, может быть, он вышел на связь. Если хоть раз включал телевизор — все поймет и затаится, но наводку оставит. Мы берем на себя базу СПБ.

— Вот новость! — возмутилась Лика. — А почему это вы? Самые крутые?

Михаил только скривился. Вообще говоря, эту фразу собирался сказать он, и девушка опередила его буквально на пару мгновений. И теперь получалось, что он, крутой опер, безропотно принял предложение остаться в арьергарде, а она — нежное создание, захотела влезть в самое пекло.

С тем, что на базе СПБ действительно ждет засада, Михаил был согласен. Слишком уж очевидным был этот ход, если, конечно, метаморфам известно, что сотрудник СПБ находится в контакте с мятежниками. Скорее всего известно, значит, надо рассчитывать на худший вариант. Вообще говоря, он свои возможности оценивал трезво. Может быть, если речь идет об уличной шпане, он, Михаил Угрюмов, еще и может себя показать, то когда на сцену выходят пришельцы… даже Женька, мелкий и на вид тощий, согнет его в бараний рог в считанные секунды. Да что там Женька, даже Лика…

— Во-первых, именно что крутые, — совершенно серьезно ответил Трошин. — Но не это главное. Если бы вы внимательно смотрели передачи, то увидели бы, что основной упор делался в наш адрес. Портреты Михаила, Петра, Гены и твой были даны просто как снимки, с незначительными приметами. Тебе вообще просто — сменить прическу, макияж и надеть очки, фиг тебя кто узнает. Парик, к примеру, нацепи… А вот нас с Женькой показали по полной программе, и люди это запомнили. Я о том, что вам придется довольно много передвигаться по городу, от адреса к адресу, и именно вам сделать это будет легче. И потом, должен же кто-то узнать Игоря в лицо? Да и он тебя узнает, думаю, и в парике.

— Ладно, молчу… — вздохнула девушка. — Ты прав, капитан. Не спорю. А вы втроем-то справитесь?

— Вчетвером, — жестко заявил Лигов.

Саша вдруг почувствовал, как на душе, несмотря на всю сложность их положения, становится легко. Дан сделал свой выбор и теперь пойдет с ними до конца. Может быть, он не такой уж хороший боец, но без его знаний весь план был бы обречен на провал.

— Спасибо, Дан, но все-таки втроем, — неизвестно, умел ли Лигов читать эмоции по глазам, но если бы умел, он бы понял всю степень признательности и дружеских чувств, которые оставались невысказанными. — Ты сейчас наш стратегический резерв. Ты пока не в розыске, тебя никто… ну, разве что кроме далатиан, не ищет. Поэтому соваться под пули тебе не стоит. Но нужно будет находиться рядом, я просто уверен, что если мы проникнем на вашу базу, в запасе у нас будут считанные минуты.

Лигов склонил голову в знак согласия.

— Теперь следующее. Забудьте о машинах, в том числе и о такси. На дорогах сейчас будут повальные проверки, и рисковать не стоит. Забудьте об автобусах, пассажирам скучно, и они разглядывают соседей, могут вас узнать. Лучше пользуйтесь метро, там редко люди глядят по сторонам — в переходах бегут, а в вагонах читают или дремлют…

— Прописные истины, — фыркнул Петр.

— Не спорю, считай, что просто напоминаю. Старайтесь не держаться кучкой, если что… мы не можем потерять всех троих сразу.

Фраза получилась мрачной, но иначе сказать было нельзя. Если задержат кого-то одного, это будет очень и очень плохо, но тогда двое других смогут, возможно, помочь. А вот если возьмут всю троицу — никто уже не успеет прийти на помощь.

— Хорошо, принимается, — кивнул Петр, и Саша понял, что в тройке поисковиков главным был бы уместен именно детектив, и очень жаль, что его задание никто, кроме него самого, выполнить не сможет, — тогда следующий вопрос. Маскировка. С Ликой все понятно, женщинам не привыкать менять внешность. Миша, тебе бы голову обрить…

— Не надо, — сказала вдруг Анжелика. — Не стоит…

— Почему? — недоуменно уставился на нее Петр.

— Жалко, — она беспомощно улыбнулась, — такие волосы… когда потом отрастут.

Сердце Михаила застучало вдруг с такой силой, что, казалось, решило выпрыгнуть из груди и устроить прямо на столе бешеный танец. От счастья. Лицо запылало, он чувствовал, как стремительно краснеет.

— А я с удовольствием облысею, — заявил вдруг Геннадий. — Откровенно признаться, давно собирался, да все никак духа не хватало.

— Дан, когда мы сюда добирались, я тут круглосуточный магазинчик видела, в нем всякую всячину продают, — затараторила Лика, стараясь не замечать красного, как после бани, лица Михаила. — Я тут тебе списочек накидаю, надо будет кое-что купить. Клянусь, никто нас не узнает.

Приготовления заняли не один час, и никому этой ночью поспать не удалось. Может быть, перед началом активных действий это было и не слишком правильно, но выбора не было. Зато результат того стоил.

Вполне вероятно, что Лика была отличной переводчицей. Очень может быть, что она по праву занимала место в Команде. Но после того, что она сотворила с мужчинами, все поняли — в ней умер поистине великий гример. Даже близкие родственники, наверное, не узнали бы членов собственной семьи.

Бритый наголо Геннадий был не просто не похож сам на себя — он и близко был не похож на сотрудника милиции. Добавить еще цепь в палец толщиной — и последние остатки интеллекта уйдут с его образа навсегда. В целом получился эдакий бычок — не настолько накачанный, как вошедшие в многочисленные анекдоты «шкафы», но что-то довольно близкое.

Михаил вроде бы изменился мало, но те штрихи, что наложила на него Лика, сделали парня почти неузнаваемым. Под глазом — небольшой синяк, вроде бы не очень свежий, на щеке, длинная царапина, неряшливо замазанная йодом. Создавалось ощущение, что царапина воспалена — блестящее применение черного и красного карандашей. Еще одна такая же ссадина — в уголке рта. Человек, взглянувший на это диво, запомнил бы чуть скособоченный, чтобы не будоражить ранку, рот и шрам — и вряд ли что-то еще.

Саша сменил масть — теперь он был мелированным, как зебра. Больше всего досталось Женьке. Хотя Малой отчаянно, до крика, возражал против предложенного Ликой варианта, в конце концов ему пришлось скрепя сердце признать, что идея прекрасна, несмотря на то, что так отвратительно. Он, как и Саша, сменил окраску, только несколько в ином смысле. В смысле — поголубел. Косметика на глазах была видимой — то есть не бросалась в глаза, но было ясно, что она присутствует. Правда, над манерами ему еще предстояло поработать. К тому же Женьке предстояло дополнять маскировку Трошина, изображая его «пару». Сейчас, когда геев в Москве стало просто немерено, появлением на улице в таком виде было сложно кого-нибудь удивить. Однако если отдельные невоспитанные граждане и пялились на «сладкую парочку», то видели перед собой лишь объект для осуждения (восхищения, презрения — дополнить по вкусу), не замечая лиц.

Борис стал лысым. Не бритым — а именно лысым, со здоровенной плешью, явно чем-то смазанной для получения характерного блеска, и остатками волос, ставших неожиданно седыми. Несколько волосинок были старательно уложены поверх лысины, как будто бы могли ее замаскировать. Несколько чуть заметных штрихов карандаша, вкупе с сединой, прибавили ему чуть ли не двадцать лет сразу, а найденная в прихожей палочка с резным набалдашником вполне завершала образ. Ни у кого не повернулся бы язык сказать, что этому старому, простите, пердуну, всего лишь тридцать семь.

Как оказалось, Петр вполне смог сам справиться с изменением собственной внешности. И для этого ему не понадобились ни краска, ни косметика — чуть прищуренные глаза, чуть оттопыренная губа, что-то (вата, наверное) засунутое за щеки, нечто более увесистое, помещенное в районе пояса, — и получился одутловатый, не в меру упитанный свин, болезненно страдающий от презрения ко всему миру.

Когда же Михаил увидел, что Лика сотворила с собой, он сначала чуть не прыснул со смеху, а потом просто расстроился. Изящная подтянутая девушка превратилась в дешевую шлюху, вульгарно накрашенную, немолодую, с давно немытыми волосами. Цветом волос пришлось пожертвовать — отчаянно яркая рыжая грива Анжелики могла привлечь лишнее внимание.

— Твои волосы! Эта краска… она смоется? — чуть ли не жалобно выдохнул он.

Лика подошла к нему, привстала на цыпочки, очень нежно, самыми кончиками кричаще ярких губ чмокнула его в кончик носа, стерла ладонью помаду и шепнула:

— В любой момент! Не волнуйся.

Но поволноваться Мише пришлось. Новый имидж Лики никак не предусматривал наличие обтягивающего бронекомбинезона. Если мужчинам было не слишком сложно натянуть поверх брони нормальную одежду, то у девушки такой возможности не было. Это было опасно, и Миша утешал себя только мыслью, что все время будет рядом и, если что, сможет защитить ее.

Только Лигов остался сам собой. Его лицо не мелькало на голубом экране, и опасаться случайного узнавания ему не приходилось.

Тьма за окнами стала уже не такой густой, а вскоре обещала превратиться в утренний сумрак. Все было уже сказано, все спланировано — во всяком случае, то, что можно было учесть и предусмотреть. Назначено время и место встречи — дом, что стоял напротив «Арены». Прибывшие первыми ищут подходящую квартиру, желательно без хозяев. Если не удастся и все хозяева будут на месте… в общем, решать проблемы следует по мере их возникновения. Оружие уложено в сумки — его оказалось маловато, да и боеприпасов было недостаточно. Автомат и две снайперские винтовки Трошин забрал с собой, еще две, подобранные в лесу, решили оставить — толку от них будет немного. Если удастся получить в свое распоряжение, хотя бы на десять минут, закрома СПБ, там можно будет разжиться чем-нибудь помощнее. Еще удалось, взломав замок железного ящика, укрытого в подвале дачи, разжиться неплохой двустволкой и двумя дюжинами патронов с картечью — Дан уверил, что против далатиан такое оружие окажется куда эффективнее снайперской винтовки.

Первым дом покинул Петр — его задачей было убедиться, что их еще не взяли под колпак, а в таких вопросах он имел больше всего опыта. Вокруг было тихо — не скучали у заборов люди, изображая из себя бомжей, не было в непосредственной близости к даче и легковушек с тонированными стеклами, фургонов с невинными (и, как правило, довольно неуместными в пригороде, в шесть утра) надписями — в общем, той разновидности транспорта, что с таким удовольствием используется разного рода спецслужбами. Видимо, этот адрес оперативники еще не успели вычислить — но Петр был абсолютно уверен, что это лишь вопрос времени. В любом случае возвращаться сюда не планировалось. Хотя так и оставшемуся неизвестным приятелю Борьки стоило посочувствовать — когда он снова объявится в этих стенах, его наверняка ждут долгие, и вряд ли дружеские, расспросы представителей компетентных органов.

Можно было без опаски выступать. Хотя, конечно, все они были напряжены до предела, до того уровня, когда начинаешь шарахаться от каждой тени, а протянутую для рукопожатия руку рефлекторно пытаешься встретить блоком и ответной атакой. Такое состояние было опасно само по себе, поскольку переводило тренированные тела в полуавтоматическое состояние, когда реакция определялась не трезвым расчетом, а одними рефлексами. Еще немного, и нервы могут не выдержать. Это профессиональные разведчики могут годами ходить по лезвию ножа, а у простого смертного в такие моменты частота пульса подскакивает вдвое и появляется труднопреодолимое желание втянуть голову в плечи и лихорадочно оглядываться по сторонам каждые пять секунд.

Транспорт бросили здесь же — еще один вопрос, на который, возможно, придется отвечать владельцу дачи. Но отгонять куда-то машины не было времени, да и по большому счету желания.

Утренняя электричка, грязная, забитая толпой еще толком не проснувшихся пассажиров, в эти часы ненавидящих весь свет и прежде всего друг друга, но еще слишком сонных, чтобы ненависть эту проявлять… Кто-то клевал носом, добирая недостающие минуты сна и заодно избавляя себя от необходимости уступать место старушкам, кто-то с отрешенным выражением лица дожевывал завтрак, а кто-то просто стоял, злясь, что ему не досталось сидячего места… за мутными, давно не мытыми окнами проносились знакомые пейзажи — какие-то недостроенные здания, увенчанные ржавеющими под снегом металлоконструкциями сменялись довольно опрятными домиками, станциями, у которых электричка не изволила останавливаться, и станциями, где это все же происходило. И тогда в вагон, и без того забитый донельзя, лезла очередная толпа хмурых людей…

Как ни странно, эта привычная картина вдруг полностью успокоила Сашу. Да, где-то по Москве носились машины с омоновцами, где-то у компьютеров корпели аналитики, выуживая из огромных банков данных те крохи информации, что позволили бы локализовать и задержать банду опасных преступников с ним, Александром Трошиным, во главе. Мерзли на перекрестках гаишники… те, кто посмелее и попорядочнее, вглядывались в проезжающие мимо машины в поисках лиц из ориентировок, другие же, привыкшие к вседозволенности и регулярному необременительному получению мзды, отчаянно желали, чтобы разыскиваемые бандиты сегодня не появились на их участке, поскольку от собственной неосторожности можно нарваться и на пулю. В десятках мест, в коих могли объявиться он и его товарищи, теперь паслись неприметные люди в неприметной одежде, а усиленные патрули прочесывали город, мечтая о медали за поимку особо опасных преступников, да еще желательно, чтобы не посмертно. Огромный, обманчиво кажущийся неповоротливым, аппарат сил охраны правопорядка пришел в движение, постепенно формируя мелкоячеистую сеть, просочиться сквозь которую будет нелегко.

Но это там, а здесь, где мерно стучали колеса, лениво переругивались толкающие друг друга пассажиры, было все по-прежнему. Спокойно… тихо…

И Саша наслаждался этими минутами, зная, что они скоро закончатся. Возможно — навсегда. Возможно, он последний раз едет в этом заплеванном вагоне, холодном, несмотря на толпу народа, неуклонно приближающем его к раскинутым силкам охотников.

Ему вдруг подумалось, что если даже им удастся осуществить задуманное, удастся унести ноги не просто из Москвы или даже России — с Земли… ему будет очень всего этого не хватать.

— Эй, ты… — Грубый окрик заставил Лику вздрогнуть. Она оглянулась — на нее в упор смотрело лицо, увенчанное серой фуражкой. — Сюда иди.

Она подошла. Ментов было трое, один, с небрежно висящим на груди автоматом, был придан явно на усиление. Ему было скучно, он что-то лениво жевал и, иногда вспоминая о бдительности, время от времени оглядывал проносящуюся мимо толпу пассажиров. Молодому парню все было глубоко по барабану, и особой опасности от него не исходило. Чего нельзя было сказать о двоих других. Они выглядели гораздо опаснее и не потому, что на вид отличались интеллектом, а потому, что в глазах, в выражении лица, даже в манере стоять и говорить отчетливо проскальзывало презрение к окружающим и… какая-то подлость. «Сыгранная парочка», — подумала Лика.

— Чего надо, командир? — Она смачно втянула в рот чупа-чупс, покрутила его там некоторое время, вынула и сладко лизнула. Потом провела языком по верхней губе… менты задышали чуть чаще.

— Старший лейтенант Чугин. Документы.

Разумеется, он не счел нужным сказать «пожалуйста». Да и то, что было произнесено, говорилось сквозь зубы, нехотя, с явной демонстрацией собственного превосходства, и ее, женщины, ничтожества.

— Слышь, начальник, я тебе что, обязана паспорт с собой таскать?

Паспорт у нее, конечно, был, но предъявить его было бы верхом глупости. Имена, фамилии — все это сейчас на слуху не только у милиции, но и, пожалуй, у всего города. А заодно и у половины страны. Она вдруг пожалела, что не оставила паспорт на даче или не отдала его Михаилу — сейчас эта привычная книжечка была единственной уликой, которая находилась при ней. Оружия в сумочке нет, только Мишкин шокер, их, слава богу, еще не запретили.

— Может, пройдем в отделение? До выяснения, — лениво процедил старший лейтенант. — Посидишь в обезьяннике часок-другой, в следующий раз будешь паспорт с собой таскать, шалава.

— Слышь, начальник… я… этта… спешу, типа. Может, уладим вопрос?

Денег в сумочке было достаточно, она с радостью сунула бы этому уроду все, но мент, видимо, рассчитывал совсем на другое решение проблемы.

— Ну… — протянул он, плотоядно ощупывая ее взглядом. — Может, и решим. Пойдем в комнату, там и поговорим.

Судя по тому, как вдруг встопорщились давно не стиранные серые брюки, содержание предстоящего разговора было вполне определенным. Лика мгновенно прикинула обстановку — кондейка, куда ее вел этот похотливый козел, находилась недалеко и была на виду — если она вырубит его сейчас, или даже там, внутри, — двое остальных слишком близко. Ей не хотелось поднимать шума, но, похоже, избежать этого не удастся. Вдруг Лике очень захотелось не просто вырубить эту свинью в мышиной форме, а… сделать из его яиц омлет, к примеру. Чтобы до гробовой доски его интересовали только нарисованные женщины. Это крамольное желание она в себе подавила, хотя и с явным трудом — очень уж напрашивался гад.

— Слышь, ка-амандир… чё на девку наезжаешь?

Хриплый, пропитой голос заставил старлея обернуться. Прямо перед ним, чуть пошатываясь, стоял, засунув руки в карманы, мрачного вида парень, явно долго и тщательно битый.

— Чё думаешь, в мышку покрасился, так все бабы твои?

— Слышь, парень, тебя кто трогает? — окрысилась Лика. — Шел бы ты… лесом.

Но было поздно. Сказанное в его адрес старлей счел оскорблением (да это, собственно, оно и было), мгновенно окрысился, перехватил поудобнее демократизатор и требовательно протянул руку.

— А ну, документы!

Что произошло дальше, он толком объяснить не мог. Вроде бы подпитой мужик что-то сделал, а в следующее мгновение Чугин уже летел, кувыркаясь по полированному мрамору, сбивая на своем пути зазевавшихся пассажиров. Чувствуя, как острая боль пронзает руку, он заверещал неожиданно тонким голосом, еще на лету, а потом впечатался в стенку, и этот удар вышиб из его легких остатки воздуха, вместе со способностью издавать какие-либо звуки.

Михаил тем временем уже бежал вперед, туда, где грохотал прибывающий на станцию поезд. Мало кто из пассажиров остановился, чтобы посмотреть на потасовку — все куда-то торопились, втискиваясь в переполненные вагоны и стараясь не остаться, случаем, на платформе. Впрочем, поезд подошел забитый под завязку, и было совершенно очевидно, что всем желающим в него не влезть.

Двое напарников вырубленного старлея пришли в движение. Михаил на бегу погрузил кулак в солнечное сплетение второго милиционера, все еще пытающегося непослушными пальцами расстегнуть кобуру… нацелился на третьего и последнего — и вдруг понял, что может не успеть. Кто его знает, этот идиот может с испугу и из автомата полоснуть.

Переживал Мишка зря — мимо молнией метнулась размытая от скорости фигура, на какое-то мгновение изящный женский сапог встретился с не очень тщательно выбритым подбородком — и вот уже владелец автомата напрочь утратил интерес ко всему окружающему, погрузившись в беспросветную тьму. На время.

— Быстрее, не отставай! — рыкнул Михаил, увлекая девушку за собой. Где-то неподалеку находился Генка, но искать его было не время — он сам вмешается, если дела будут очень уж плохи.

Лика, без труда поспевая за напарником, на бегу думала, что вмешался он зря. Конечно, порыв защитить ее должен был быть оценен высоко, это было трогательно и здорово, но не влезь он в это дело… хотя, кто его знает, как бы все повернулось. Все, что делается, делается к лучшему. Она рванулась к уже закрывающимся дверям вагона, но Михаил резко дернул ее назад, едва не вывернув сустав.

— Нет, сюда… за колонну…

Боевые навыки имеют огромное значение, и в этом вопросе Лика, пожалуй, дала бы Мишке сто очков вперед, но в ряде других вопросов многолетний оперский опыт был ценнее. Предположение Михаила оказалось совершенно верным — двое обозленных донельзя милиционеров, выскочив на платформу через десяток секунд (третий находился в глубоком нокауте), не могли и представить себе, что парочка хулиганов находится всего лишь в нескольких шагах от них.

Бросив вслед уходящему поезду несколько сочных фраз — несколько женщин смущенно отвернулись, а какая-то бабушка при первых же звуках демонстративно зажала уши малышу, по всей видимости, внуку, порядком помятые, все еще красные от боли и унижения менты стали что-то орать в рации…

Пока они приводили в чувство третьего, пока пытались докричаться до поста на соседней станции, Лика и Михаил тихо покинули подземку через второй эскалатор. Встретившись глазами с Геннадием, Мишка подмигнул ему и указал глазами в сторону вагона — езжай, мол. На такой случай у них было запланировано место и время встречи.

Спустя немногим более получаса на станции появились еще два пассажира. Девушка с волосами, собранными в конский хвост, весьма не идущей ей помадой густо-коричневого цвета и в новенькой на вид курточке, весьма паршивого качества, и средних лет мужчина в широкой кепке-аэродроме и ярком желтом пуховике.

Особых примет в виде шрамов, синяков или ссадин мужчина не имел.

Оба, с интервалом в несколько секунд, неторопливо продефилировали мимо озлобленных сотрудников милиции и, втиснувшись, хотя и с трудом, в вагон, благополучно уехали.

Петр набрал номер, по привычке стараясь делать это так, чтобы двое неприметных мужчин, которые шли за ним, как привязанные, уже минут пять, не смогли разглядеть цифр, долго вслушивался в гудки, мысленно загибая пальцы, и только после девятого бросил трубку на рычаг. Пробормотав «где же ты ходишь, зараза» — исключительно для того, кто пожелал бы это услышать, он набрал номер снова. Теперь выждал только пять гудков.

Хвост он подцепил примерно полчаса назад. То, что до сих пор позади него маячили все те же две фигуры, коих он срисовал еще на выходе из метро, могло говорить либо о том, что его ведут лишь в качестве одного из потенциальных подозреваемых, а на всех таких подозреваемых никаких оперативников не хватит, либо о том, что эта парочка — хреновые профессионалы. Нельзя сказать, что они вообще ни черта не умели — парочка довольно неплохо умела не попадаться на глаза, заметить и выделить их в толпе мог только тот, кто и сам на этом деле собаку съел. Но двое — это несерьезно, для организации сколько-нибудь эффективного сопровождения требовалось по крайней мере пять-шесть человек и хотя бы две машины. Лучше — больше.

Несмотря на восторженные охи и ахи товарищей, сам Петр не переоценивал возможностей своего изменения внешности. Опытного человека все это не обманет — и потому, что приемы довольно избитые, и потому, что профессионал просто умеет видеть чуть глубже обычных внешних эффектов. Он и не собирался строить весь расчет на внешности… но проблема была в том, что именно сейчас наступило оговоренное заранее время связи, и если его упустить, то уже минут через пять абонент просто не снимет трубку, несмотря ни на какие звонки.

Воспитанию своих сотрудников он уделял немало времени, и, может быть, поэтому все приемы отвлечения внимания срабатывали у него самого на автопилоте, почти независимо от сознания. Вот и сейчас он чисто автоматически бормотал себе под нос фразы, которые должны были убедить постороннего наблюдателя в том, что он каждый раз набирает разные номера — и при этом Петра не интересовало, слышат его или нет. Если эта парочка — мастера своего дела, тогда наверняка слышат. Он вытащил из кармана записную книжку и стал водить по потрепанным страничкам пальцем, делая вид, что разыскивает давно позабытые цифры. Он не оборачивался, но прямо спиной чувствовал повышенное внимание к своей персоне и весьма сожалел, что отложить звонок нельзя.

Петр набрал номер снова. В этот раз на том конце линии трубку сняли при первом же гудке.

— Это я, — бросил в трубку Петр. — Ты чё пропал?

— Пока все тихо, — ответил незримый собеседник. — Сидит дома, не выходит. В магазин бегаю сам. Признаков наблюдения не заметил. Шеф, ты телик-то смотрел?

— Ну.

— Шеф, я вас уважаю. Вы мне одно скажите, во всей этой лабуде хотя бы десять процентов правды есть?

— Да ты с дуба рухнул, братан, на хрен оно мне надо?

— Ага… я так и думал. Значит, какова теперь моя задача? Сидеть и не высовываться?

— Не… можа, это, на рыбалку? С утречка бы и рванули. Вдвоем… самое оно.

— Понял. Куда я вместе с Ни… охраняемой должен прибыть?

— Лады, а я пивка возьму… ну, помнишь, ты сказал, что там пиво классное?

— Отлично, понял. В двадцать один ноль-ноль устроит?

— Да базара нет, чувак. Ты только удочку не забудь.

— Ясно, повторяю задачу. Я вместе с охраняемой должен прибыть ровно в девять вечера к той пивной… там рядом проходной двор, без освещения. Мы будем там. Шеф, только оружия у меня нет, сами знаете. С моего газовика даже… сам не застрелишься. Может, смотаться на контору, прихватить чего получше?

— О, и моя дура целыми днями вяжет… глаза бы не видели…

— Понял, никаких контактов.

— Ну все, братан, у меня уже башли кончаются. Давай, до завтра.

Петр повесил трубку и шаркающей походкой направился к выходу из подземного перехода. Паренек молодец, условные сигналы не забыл, все понимает с полуслова и, если бог не распорядится иначе, вечером будет в нужное время и в нужном месте. Детектив вздохнул с облегчением — его задача выполнена, по крайней мере наполовину. А дальнейшее в руках исключительно его величества случая. Теперь можно спокойно уйти от хвоста… а можно и не уходить, пока побродить по городу, попить пивка… Пусть пареньки свою зарплату отрабатывают.

Подумав, Петр все же решил, что хвост надо обрубать — неизвестно, что там придет в голову этим двоим. Вдруг помощи попросят — если на него насядет целая бригада, то даже и с его опытом вряд ли удастся уйти легко. Правда, придется сразу же менять имидж, обнаружив, что их кинули, ребята тут же поднимут хай на весь эфир.

Самым простым вариантом был бы уход в метро. Сколько бы ни придумывали схем пресечения попыток объекта уйти от наблюдения в подземной части города, простая истина оставалась истиной и поныне. Двое для такой работы — слишком мало. Необходимо минимум трое, а лучше еще больше. Петр очень живо представил себе картину — он подходит к вагону. Тихари разделяются, один полезет в один вагон с ним, только в другие двери, второй зайдет в соседний. Следует занять место поближе к двери и задремать… через пару-тройку станций, дождавшись набившего оскомину «осторожно, двери закрываются», угадать момент и выскочить из поезда в последний миг. А мальчики пусть едут дальше или демаскируют себя, пытаясь экстренно открыть захлопнувшиеся двери. В обычной ситуации такой прием прошел бы без сучка без задоринки… но сейчас, когда вся ментура города стоит на ушах… выйдут же, гады, на милицейскую волну, а на каждой станции полно патрулей.

Придется пойти по другому… не очень законному и не очень доброму пути. Зато эффективному.

Тяжело опираясь на трость, Петр двинулся к проезжей части и вскинул руку, призывая остановиться любителей подзаработать. Как правило, таковых хватало. Почти сразу рядом притормозило такси… детектив еле заметно вздохнул — радиофицированная тачка его ни в коей мере не устраивала.

— Слышь, шеф, до Медведково довезешь?

— Триста. — Водила оценил внешность клиента и не был преисполнен оптимизма.

— Да ты чё, шеф? Не до хрена ли?

— Не хошь, как хошь… — Водитель равнодушно отвернулся.

Проводив взглядом «Волгу», Петр снова поднял руку. Через минуту-другую его ожидания увенчались успехом, у обочины тормознула белая иномарка… конечно, всегда оставался мизерный шанс, что этот шоферюга получает зарплату там же, где и те двое ребят, что все еще торчали неподалеку, но с этим риском приходилось мириться.

— Слышь, земляк, в Медведково бы мне…

— Базара нет, папаша, две сотенных положишь?

— Пойдет…

Петр с некоторым трудом втиснулся на заднее сиденье. Машина набрала скорость и помчалась по шоссе.

Владелец белой иномарки совсем не был похож на героя, и сейчас Петру требовалось именно это. Конечно, парня придется подставить, но, с другой стороны, любишь калымить, готовься и к побочным эффектам. Его рука нырнула за пазуху.

— Слышь, земеля… ты голову-то не поворачивай, в зеркальце посмотри.

Молодой, лет от силы двадцати пяти, парень, до сего момента спокойно крутивший баранку, почувствовал, как спина внезапно стала мокрой, а на лбу проступили крупные капли пота. Пожилой мужик, еще недавно глядевший на него просяще и жалобно, теперь показывал извлеченный из-за пазухи пистолет. Серьезный пистолет, наверняка настоящий. Парень видел газовые пукалки и знал, что они бывают самые разные, но страх, липкой волной ползущий по телу, подсказывал ему, что в этот раз за спиной сидит человек с самым что ни на есть боевым стволом.

— Значит, так, земляк, будешь хорошо себя вести, не обижу. Понял?

— Д-да… да, я… я все сделаю… только не стреляйте…

— Вот, держи, это бабки, что я тебе за проезд обещал, и еще сотка баксов, за беспокойство, значит. Сразу за мостом свернешь налево, через два квартала будет узкий переулок. Как заедешь в переулок, остановишься, сосчитаешь до трех, потом едешь дальше. Все понял? И смотри не шали.

— П-понял… все будет… сделано…

Конечно, парень перетрусил — это было заметно даже по ставшему вдруг рыскающим движению машины — у водилы дрожали и наверняка предательски потели руки.

— Парень, успокойся. Все будет нормалёк… не дергайся, и никто тебя не тронет.

Наконец впереди показался нужный проезд. Машина нырнула в него и, взвизгнув шинами по асфальту, встала. Петр мгновенно лег на сиденье, приоткрыл заднюю дверь и резко хлопнул ею. Почти сразу же машина сорвалась с места.

— Эй, потише… на тот свет нам пока рановато.

— В-вы… я д-думал, вы вы-ышли… — проблеял парень. Пока машина стояла, он не иначе сидел крепко зажмурившись и ожидая выстрела в затылок.

— Выйду, не переживай. Попозже. Теперь сделаем так…

Пока детектив объяснял водиле дорогу, машина наматывала петли по узким улочкам. До нужного места было недалеко — именно тот факт, что ехать до цели оставалось считанные минуты, лежал в основе плана Петра. Сейчас преследователи озабочены тем, чтобы обнаружить его на месте первой остановки, они почти уверены, что он покинул машину. Через пару-тройку минут тихари, возможно, поймут, что их провели…

— В общем, ты меня понял, да? Я выскочу, а ты едешь в Медведково, как и договаривались. Ровно через полчаса можешь быть свободен. Вздумаешь дурить… не надо дурить, земеля, твой номер у меня есть, ежели что… тебя и под землей найдут, понял?

— А если м-менты?..

— У тебя руль есть? Вот и рули. Полчаса, понял? Больше — можно, меньше — ни-ни. Если потом менты что спрашивать будут, говори что хочешь, меня это не колышит. Но полчаса ты мне обеспечь, ясно?

— Ясно…

Когда прибыли на место, машину парень остановил именно там, где было нужно. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы покинуть салон, и еще столько же, чтобы скрыться в проходном подъезде. Белая легковушка уже скрылась за углом, а из подъезда уже вышел подтянутый мужчина — куда только делся солидный пивной животик…

Неподалеку призывно сиял вывеской магазин, где торговали, помимо прочего, мужской одеждой. Петр двинулся туда — предстояло обновить гардероб. А потом добраться до назначенного места встречи и затаиться где-нибудь неподалеку. До темноты.

— Стоп… Ну-ка, погодите.

— В чем дело, Мишка?

— Сам не знаю. Какое-то нехорошее предчувствие. Очень уж все вокруг спокойно.

— А ты чего ждал? — пожал плечами Геннадий. — Милицейских сирен и пулеметных очередей? Обычный микрорайон, вторая половина дня. Здесь все таким и должно быть — тихим и безлюдным.

Это был уже четвертый адрес, который они проверяли. В двух квартирах им сказали, что Игорька не видели уж с месяц, а то и больше. Еще в одном какая-то молоденькая девица, при упоминании имени Игоря впала в бешенство, и водопадом слов, большая часть которых ни в коей мере не соответствовала ее довольно-таки приятственному облику, попросила «передать этому козлу, чтобы забыл ее телефон навсегда». Потом, впрочем, она разревелась и сказала, что если упомянутый «козел» захочет позвонить, то она дома почти постоянно.

Именно из нее удалось вытрясти четвертый адрес — тот, куда они прибыли сейчас. Якобы они, Яна и Игорь, бывали здесь разочек, когда было нужно место, чтобы уединиться от людских глаз. Оставалось надеяться, что Игорь, наслушавшись телепередач, лег на дно и боится показываться на улице. Тем более что список мест, где он мог бы находиться, был уже исчерпан. Если не считать, разумеется, его официальный адрес, по которому он жил вдвоем с матерью в роскошной четырехкомнатной квартире. Туда по-любому соваться не стоило бы. Или квартира под постоянным наблюдением, или кто-то чертовски паршиво делает свою работу.

Пока у них все шло довольно гладко. Не в плане результатов, конечно, а в плане самого процесса. Кроме того, еще утреннего, неприятного эпизода в метро, других эксцессов более не возникало.

Железная дверь, домофон… Лика нажала на кнопку нужной квартиры. Спустя несколько секунд из динамика послышался хриплый, дребезжащий голос, в котором тем не менее угадывались Игоревы интонации.

— Говорите, вас внимательно слушают.

— Игорь, это я.

Короткая пауза… пожалуй, она могла бы быть и менее короткой. Затем щелчок замка:

— Поднимайся, жду.

По лицу Лики пробежала мимолетная тень. Конечно, стоит сделать скидку и на нервное напряжение и на то, что домофон в общем-то совершенно не предназначен для дружеской беседы… и все-таки у нее почему-то осталось странное ощущение, что Игорь не узнал ее голоса. Положа руку на сердце, она должна была признать, что и сама его голос узнала с трудом, но все же…

Дом был высокий, двенадцатиэтажный, но лифт, как это часто бывает, был мертв, и только неровный листок, приклеенный скотчем к раздвижным дверям, вещал, что реанимация состоится не ранее следующей недели. Так что на седьмой этаж пришлось тащиться пешком.

Примерно на уровне пятого Генка вдруг остановился.

— Я дальше не пойду, — коротко сообщил он, присаживаясь в углу возле батареи.

— Чего это? — возмутилась было Лика, но Михаил, поймав глазами Генкин взгляд, вдруг коротко кивнул.

— Так надо, не спорь. Пошли.

Прежде чем девушка нажала кнопку дверного звонка, Михаил поймал ее ладонь и вдруг прижался к ней губами. Он и сам бы не мог сказать, в какой момент тонкие пальчики под его губами сменились чем-то восхитительно нежным, податливым и одуряюще пахнущим, кружащим голову и выбивающим из-под ног пол… с трудом прервав поцелуй, он сделал шаг назад. Лика смотрела на него расширенными от удивления глазами.

— Ты что? Как… как прощаешься…

— Ненадолго, — шепнул он. — В квартиру ты пойдешь одна. И вот, возьми… — Он сунул ей тяжелый пистолет. — Обойма полная, восемнадцать патронов. На виду, главное, не держи, но и из рук постарайся не выпускать. Обычного предохранителя тут нет, есть два автоматических, один — вот этот выступ, когда рука сжимает рукоять, он отключается. Второй — аналогичная конструкция на спусковом крючке.

— Ты чего-то боишься? — свистящим шепотом спросила девушка.

— Я теперь всего боюсь… особенно с тех пор, как тебя увидел.

Она чуть заметно покраснела.

— А ты?