Женщины порочного князя Жукова-Гладкова Мария

Глава 28

Алан с Витольдом второй день пили горилку на старой даче Ларисы Тарасовны, где князю довелось пожить четырнадцать лет назад. Компанию им составляли украинцы, приехавшие в Петербург на заработки и в течение дня работавшие в магазине Ларисы Тарасовны. Алану с Витольдом оставалось только пить, поскольку делать на даче было совершенно нечего, а приходилось ждать, когда чеченцы организуют их «освобождение». Первоначальный план претерпел кое-какие изменения, и ожидание затягивалось. Это надоело.

– А пошли по бабам! – вдруг предложил один из мужиков, работающих у Ларисы Тарасовны грузчиком. – Эй, вы же еще у нас ни разу по бабам не ходили! Вы любите русских баб?

– Да, – сказал Алан. С украинцами они общались на какой-то дикой смеси языков, но обычно друг друга понимали, в особенности после совместного распития горилки.

Витольд лишь застонал.

– А украинских? – спросили Алана. – В Питере столько наших девчонок подрабатывает…

Мужики, работающие у Ларисы Тарасовны, стали обсуждать, куда лучше отправиться. В конце концов решили в центр, на участок от площади Восстания до площади Александра Невского – доедут на электричке до Московского вокзала, а там уже рядом. И дешево, и рассмотреть можно сразу же, не то что из агентства заказывать, когда неизвестно кого привезут.

Поехали трое, которые работали в Петербурге без жен, и Алан с Витольдом, которые уже просто замаялись на даче. А если человек Саида все-таки позвонит сегодня, то пусть освобождают их из русского борделя, в который, как они скажут, их силой затащили хохлы-гастарбайтеры.

Но на Московском вокзале жаждущие женского тела мужчины попали в руки милиции и их, как лиц без прописки и документов, которые никто с собой не взял, отвели в ближайшее отделение, где к предъявленным обвинениям присовокупили появление в общественном месте в нетрезвом виде.

– Вот это влипли. И все из-за тебя, – прошипел Витольд. – И как нас теперь будет вызволять Саид?

– В России все покупается и продается, – напомнил Алан. – Забыл, что нам рассказывали? Саид нас как раз сможет отсюда выкупить.

– И потом мы всему миру будем рассказывать, как чеченский полевой командир выкупал нас у русской милиции?

– Можно сказать: у мафии. Милиция, как мне говорили, у них не очень от мафии отличается.

Алан попытался потребовать разрешения позвонить (на это его знания русского языка хватало), но ему просто и доходчиво объяснили, куда ему засунуть его требование. Задержанных обыскали, деньги отобрали, но допрос сразу же проводить не стали – в отделение привели большую толпу цыганок, милиции стало не до пятерых задержанных мужчин, и их отправили в камеру.

– Вы чего не сказали, что вы иностранцы? – спросил один из украинцев. – К вам бы совсем по-другому отнеслись.

– Нам нельзя этого говорить, – ответил Витольд.

– Лариса Тарасовна не велела?

Алан с Витольдом предпочли ответить, что да. Они заявились на дачу сами по себе, поскольку посчитали ее местом, где их никто не будет искать – во-первых, и прекрасным поводом, чтобы в дальнейшем сделать пакость Ларисе Тарасовне и Сергею Григорьевичу – во-вторых. Алан дорогу на дачу запомнил на всю жизнь еще четырнадцать лет назад.

Но оказалось, что там живут рабочие. Пришлось сказать, что она отправила туда и Алана с Витольдом. Их разместили, кормили из общего котла и поили горилкой из огромных бутылей. Сама Лариса Тарасовна все еще находилась в княжестве Фортунском, как, впрочем, и Сергей Григорьевич, и Оксана, и Тарас. Алан с Витольдом быстро выяснили, что Лариса Тарасовна на эту дачу теперь никогда не приезжает, у нее новый шикарный особняк, а тут проживают только рабочие.

Внезапно у решетки камеры появился юркий тип в штатском.

– Эй, кто тут хотел позвонить? – спросил он и быстро нашел глазами Алана. И когда только тип успел его заметить?

– У меня отобрали все деньги, – на всякий случай предупредил Алан, знавший немного о порядках в России.

– Часы есть? – спросил тип.

Алан кивнул.

– Покажи.

Часы были дорогими швейцарскими, правда, выглядели довольно невзрачно. Их цену мог определить только знаток. Милиционеры отделения не определили и оставили их на руке князя, от чего Алан в душе позлорадствовал.

– М-да, не очень, конечно, – сказал тип. – Но давай, если хочешь, звони.

Алан прикинул в уме, во сколько ему обойдется звонок, и внутренне содрогнулся, но делать было нечего. Он протянул часы, ему дали трубку.

– Ты Саиду звонить собираешься? – прошептал Витольд.

Алан покачал головой. Он звонил Алле Афанасьевой. Вся надежда была только на нее.

В это время Алла с Николаем уже пили кофе у нее дома. Милому вечеру в ресторане предстояло завершиться процессом, который отделяет совместный ужин от совместного завтрака.

Внезапно у Аллы зазвонил мобильный.

– Это, наверное, мама или Сашка с дачи, – взглянув на часы, сказала она и бросилась к аппарату, оставленному в сумочке у двери.

Но номер почему-то не определился.

– Алло! – она нажала на нужную кнопку.

– Алла, это Алан, – сказали ей. – Я сейчас нахожусь в отделении милиции номер… Ты не могла бы за мной приехать? Вероятно, придется давать взятку. Возьми, пожалуйста, деньги, я их тебе потом верну. Когда сможешь приехать?

Алла посмотрела на часы, прикинула расстояние и ответила, что минут через сорок, потом нажала на отбой и прислонилась к стене в прихожей.

– Кто это был? – с беспокойством спросил Николай.

– Алан Фортунский, – с ошалелым видом ответила Алла. – Он в КПЗ. Задержан из-за отсутствия регистрации и появление в общественном месте в нетрезвом виде. Коля, ты поедешь со мной?

– Мне нужно только сделать один звонок, – Николай быстро пришел в себя и созвонился с коллегами, которые тоже устремились к отделению милиции, сотрудники которого пока не знали, что им в самое ближайшее время предстоит встреча со «старшими братьями».

А «братья младшие» никак не могли разобраться с табором. При виде Аллы с Николаем, прибывших первыми, цыганки тут же стали предлагать погадать и орали до тех пор, пока Николай не предъявил удостоверение дежурному и не заявил, что его интересует задержанный Великий князь Фортунский.

В отделении воцарилось гробовое молчание, даже цыганский гомон стих, и у изображавших предродовые схватки цыганок (что обычно делается в случае задержания) вроде как одновременно прекратилась родовая деятельность. И в этой гробовой тишине послышался скрип тормозов у входа. Затем в отделение ворвались трое коллег Николая. После этого все заговорили разом.

Сотрудники милиции впали в состояние шока, узнав, кто сидит у них в КПЗ, потом начали сомневаться, затем вывели нескольких задержанных. Известные бомжи и карманники, регулярно попадающие именно в это отделение, остались на нарах, хотя жаждали, чтобы вывели и их – новость распространилась мгновенно.

– Ну, и который из них Великий князь Фортунский? – спросил начальник отделения у Николая, когда перед ним выстроили в ряд группу довольно потрепанных лиц.

Алла узнала Алана сразу же, но поразилась его внешнему виду. Лично она встречалась с ним четырнадцать лет назад, а потом видела только на фотографиях, где он выглядел очень представительно. Теперь перед ней стоял мужчина неопределенного возраста – от тридцати пяти до пятидесяти, с опухшим от долгой пьянки лицом, как минимум пару дней не бритый (собрался косить под Родиона Хитрюковича?), одетый в какой-то поношенный лоснящийся пиджак явно с чужого плеча и видавшие виды (и грязь) старые джинсы, порванные на одном колене. Его верный соратник Витольд, которого Алла тоже признала, выглядел не лучше. Алла помнила его с очень аккуратной маленькой бородкой, с которой он изображался на всех снимках. Борода присутствовала, но за ней явно никто давно не ухаживал, волосы не только не укладывали (а они у Витольда были до плеч), но и не расчесывали, и в эти минуты прическа Витольда чем-то напоминала воронье гнездо. Одет он был, как и князь, в тряпье с чужого плеча, к тому же давно не стиранное.

– Алла? – Николай повернулся к Афанасьевой, возможно, не мог до конца поверить, что один из присутствующих мужчин – Великий князь Фортунский Алан.

– Вот, – Алла показала пальцем.

Первой очнулась одна из цыганок и предложила погадать Великому князю Алану, сообщив, что прямо сейчас видит большую любовь и огромную корону, сверкающую бриллиантами, у князя на голове.

Потом все опять заговорили одновременно. Все не могли оторвать глаз от Алана. Откуда ни возьмись, появились журналисты. Возможно, их вызвал кто-то из милиции, кому ряд газет и журналов платят за своевременное сообщение о сенсации. Прессу пытались прогнать, но не тут-то было. Вскоре в отделении стало не продохнуть. Начальник предложил «старшим братьям» пройти к нему в кабинет, с собой прихватили и Алана с Витольдом, Николай взял под локоток Аллу. Другие сотрудники стали наводить порядок среди задержанных и журналистов, которые никуда уходить не собирались, надеясь добиться интервью с князем, и названивали в свои редакции, сообщая потрясающую новость. Вскоре к отделению прибыли новые группы представителей СМИ, за ними последовали зеваки. Собиралась демонстрация, которая начинала выкрикивать лозунги: «Руки прочь от Великого Князя!», «Свободу Алану, спасающему наших олигархов от произвола властей!» и другие.

Тем временем в кабинете начальника отделения шло совещание. Все сотрудники органов созванивались со своим начальством и получали указания о дальнейших действиях. В принципе, возможные варианты развития событий начальством Николая уже обсуждались – как и план действий в случае того или иного варианта, но никто не мог предположить, что Великого князя, задержанного из-за отсутствия регистрации, найдут в отделении милиции Петербурга. Алле тем временем разрешили пообщаться с отцом своего ребенка.

– Ты как? – шепотом спросила она.

– Плохо, – ответил Алан. – Пить очень хочется.

Алла тут же обратилась к русским мужчинам, которые не могли не знать, как человека мучает жажда после вливания в организм изрядной доли спиртного, а князь-то еще пил непривычные для себя напитки – не мог он на элитных винах и коньяках подготовиться к нашим количествам и горилке. Князь с Витольдом с жадностью припали к граненым стаканам с водой.

Потом Алан шепотом попросил Аллу спасти его от русской мафии.

– Так тебя все-таки мафия выкрала? Литвинов? Что он требовал?

Алан не стал отвечать ни на один из заданных вопросов.

– Алла, я скажу только тебе. Этим, – кивок на совещающихся сотрудников органов, – не буду. Алла, я украл у вашей мафии их общак! – слово он произнес по-русски, по слогам и выделяя каждую букву. Более того, Алле показалось, что это слово Алану очень нравится и умение его произнести вызывает гордость.

Алла мгновение тупо смотрела на Великого князя, потом дико расхохоталась. Сотрудники органов стали на нее коситься, но продолжили совещаться.

– Я серьезно, – прошипел Алан.

Она прекратила смеяться, вытерла выступившие слезы и произнесла одно слово:

– Как?

И Алан все также шепотом поведал ей историю, опустив кое-какие детали.

Еще до встречи Алана с любовью его жизни Аллой Афанасьевой его отец, предыдущий Великий князь Фортунский, на выставке ювелирных украшений в Швейцарии познакомился с известным ювелиром из России Андреем Швеппенбургом. Его предки тоже были ювелирами, причем самый дальний приехал в Россию из Германии вскоре после того, как императрицей стала Екатерина Вторая, которая заказывала Гансу фон Швеппенбургу ювелирные украшения. Швеппенбурги удержались при всех властях, иногда уходили в подполье, но своей деятельности не прекращали. В какой-то период пришлось поработать на КГБ, иначе было не выжить. Но потом на пути Андрея Швеппенбурга, последнего в роду, оказался некий Костя Хохол с неуемными аппетитами, и через некоторое время после этой совсем не счастливой для Андрея встречи у Швеппенбурга возникло желание покинуть пределы страны. Шла объявленная Михаилом Сергеевичем перестройка, в русском языке появились новые слова, в частности «рэкет», а слово «крыша» приобрело новое значение. Швеппенбург вспоминал сотрудничество с КГБ с ностальгической грустью.

Великий князь знал о Швеппенбургах, видел работы самого Андрея и сделал ему заказ: изготовить копии фамильных драгоценностей Великих князей Фортунских. Взамен обещал фортунское гражданство. Алан напомнил Алле, что Великий князь имеет право предоставить гражданство за оказание услуг лично ему.

Андрей принялся за работу и вскоре сделал великолепные копии. Князь был доволен, и Андрей Швеппенбург вместе с супругой – молодой красавицей Ольгой – переехал в княжество. Они получили гражданство и лицензию на открытие ювелирного магазина и ломбарда. Конечно, Андрей знал, что должен молчать, за какие заслуги получил гражданство и лицензию, и намекать, что вроде бы их купил. Правда, многие подозревали, что у него в связи с его деятельностью имелся в распоряжении миллион долларов, который он мог за гражданство заплатить, как и миллион на открытие магазина. У Андрея тут же образовалась неплохая клиентура из богатых людей Европы, и он стал зарабатывать значительно больше, чем раньше в России.

А потом у него умерла мать, отказавшаяся в свое время покинуть вместе с сыном и невесткой пределы страны. Андрей поехал на похороны и пропал. Потом оказалось, что права собственности на магазин и ломбард переписаны на Костю Хохла, и сделано это было в Англии.

– А так можно?

– Да, – кивнул Алан. – Не буду вдаваться в тонкости, но куплю-продажу нашей недвижимости можно оформлять как в Англии, так и во Франции. Думаю, теперь нам следует изменить законодательство… Тогда я ничего не мог сделать. Отец уже умер, я стал Великим князем, знал про всю эту историю, был знаком с Андреем и обращался к нему…

– Ты предпринимал попытки его найти?

– Да. При помощи частных детективов, которые мне сообщали о тебе. Ты уже, конечно, знаешь, что я старался быть в курсе вашей жизни с Александром…

– Так почему же не связывался с нами сам? – спросила Алла.

– Ну… откровенно говоря, мне было стыдно. Но давай не будем об этом. Тем более я не знаю, сколько времени нам позволят с тобой разговаривать. Так вот следов Андрея Швеппенбурга в России нанятые мною частные детективы не нашли, но постоянно докладывали мне про Костю Хохла и этого твоего Литвинова.

– Он не мой, – заметила Алла.

– Прости.

Алан Фортунский предполагал, что Андрей Швеппенбург мертв. Что еще он мог предположить? Жена Андрея Ольга осталась жива и продолжала жить в княжестве, а когда у нее закончились деньги, стала путаной.

– Ты ей никак не помог?

– Я не мог связывать свое имя и ее! – воскликнул Алан. – Я же Великий князь Фортунский!

Алла не стала ничего комментировать. У нее об Алане уже сложилось вполне определенное мнение, и она радовалась, что не прожила свою жизнь с этим мужчиной.

И вот год назад Алану позвонили из России. Вначале он не мог поверить, что звонит Андрей Швеппенбург, но звонивший назвал такие детали, которые мог знать только Андрей. Швеппенбург пояснил, что его оставили в живых при условии, что он будет выполнять все заказы Кости Хохла – через того ведь проходила алмазная тропа. Чего ж не иметь штатного ювелира такого класса? Андрею изменили внешность и имя.

– Держали взаперти и заставляли работать за кусок хлеба? – спросила Алла.

– Я тоже вначале так подумал. Но когда приехал в Россию, убедился, что это совсем не так. Я увидел роскошный особняк, в котором находилась мастерская, оснащенная всем необходимым для работы. Он нигде не засвечивался, магазина, ломбарда за ним не числилось. Но он был доволен жизнью. Швеппенбург занимался тем, чем всегда хотел заниматься, и получал за это хорошие деньги. Возможно, Костя Хохол понял, что на одном страхе человек работать не станет, когда-нибудь все равно сорвется, и также понял, что специалистам такого класса надо хорошо платить. Нельзя экономить на мастерах, если хочешь получать услуги высшего класса.

– Но почему Андрей не побеспокоился об Ольге?! – воскликнула Алла.

– Ну… он не мог открыться никому из старых знакомых. Кстати, у него новая жена и двое сыновей. Но это к делу не относится.

В общем, год назад Андрей позвонил Алану и предложил купить по еще одной копии драгоценностей Великих князей Фортунских. Андрей Швеппенбург объяснил, что вынужден был сказать Косте Хохлу (как понял Алан – под пытками), за что получил фортунское гражданство и лицензию на открытие ювелирного магазина и ломбарда. Костя приказал изготовить еще один комплект – по памяти, так что, возможно, кое-какие мелкие детали не совпали, но их распознать сможет лишь опытный ювелир.

Андрей предложил Алану выкупить эти копии.

– Ему срочно потребовались деньги? – спросила Алла.

– Деньги потребовались Оксане Заблудайко, которую ты прекрасно знаешь… – Алан скривился.

Оксана Заблудайко родила сына Тараса от Кости Хохла и все годы любила одного Константина. В тайне от мамы, не одобрявшей выбор дочери, Оксана встречалась с ним, бывали периоды, когда они даже жили вместе, но Костя обычно уходил: он не мог подолгу выдерживать Оксану.

Алан грустно улыбнулся.

– Я вообще не представляю, кто может долго выдержать их с мамашей, – признался Великий князь. – В одном наше мнение с Хохлом совпало.

Костя иногда хранил драгоценности у Оксаны (он, как и Лариса Тарасовна, знал, что такое конфискация, и Оксана, которой про конфискацию рассказывали с младенчества, его прекрасно понимала), многое он ей подарил. В частности, в квартире Оксаны, в специально оборудованном тайнике хранились все копии драгоценностей Великих князей Фортунских.

А потом Костю арестовали, увели прямо от Оксаны. Алан не знал, что именно инкриминировалось рэкетиру, вероятнее всего, кое-какие представители органов просто хотели подзаработать. Оксане, про которую представители органов знали (Алан теперь не сомневался, что в России на каждого человека ведется досье и хранится в соответствующих местах), объяснили: заплатишь миллион долларов – мужик выйдет на свободу, и катитесь оба на все четыре стороны.

– А откуда органы могли знать, что Оксана в состоянии собрать миллион? – спросила Алла Афанасьева.

– Швеппенбург сказал мне, что они знают про незаконную торговлю алмазами, – пояснил Алан. – Ведь у вас в России все берут свой процент со сделки… А тогда через Костю прошла большая партия. Швеппенбург про нее знал. Почему бы не узнать органам?

– И что было дальше? Оксана собрала деньги?

Алан кивнул. Оксана понимала, что не может обратиться к маме и старому адвокату Рогозину, как и к кому-то из своих бывших любовников. К друзьям Кости она тоже не пошла. Она хотела сама выкупить Костю, чтобы он, поняв, чем она готова ради него пожертвовать, навсегда остался с ней и больше ее никогда не покидал.

И она отправилась прямо к Андрею Швеппенбургу, про которого знала и который изготавливал ей оплачиваемые Костей подарки.

У Андрея выстроился план. Он сказал, что найдет покупателя на набор украшений, который, как он точно знал, хранится у Оксаны – он видел на ней кое-какие копии драгоценностей Великих князей Фортунских. Она согласилась – ради выкупа любимого Костеньки, хотя Костенька именно эти драгоценности трогать запрещал. Но ведь ради же выкупа?

Андрей позвонил в великое княжество Фортунское, причем по телефону Кости Хохла, оставшемуся у Оксаны. Ей наплел, что на всякий случай нужно запутать следы – по его словам, телефон Кости, томящегося в «Крестах», больше никто не прослушивает, если и прослушивал раньше, а Оксанин могут, и его собственный тоже. Оксана, с детства знавшая не только про конфискацию, но и про прослушку, поверила.

Алан согласился выкупить копии. Он сразу же сообразил, как они ему могут пригодиться. Более того, был еще один момент…

В свое время Костя Хохол заставил Андрея Швеппенбурга выгравировать на части этих драгоценностей номера счетов, на которых хранился общак. Швеппенбург сказал об этом Алану Фортунскому.

– А почему Андрей сам не снял деньги с этих счетов? – уточнила Алла. – Ему было так хорошо жить в России и работать на Костю Хохла?

– Не поэтому. Он не имел возможности выяснить, какой счет из какого банка. Все банки – зарубежные. Нельзя ведь прийти в банк и спросить: у вас есть такой счет? Или например: какой из этих ваш?

– А ты мог это сделать?!

– Швеппенбург не понимал, что гравировал не только номера счетов, но и пароли, и первые буквы названий банков. Он думал, что все это – счета, а я понял сразу же, как только прочитал под лупой гравировку. Она была хитро скрыта под камнями или… Но это уже детали. Конечно, пришлось кое с кем посоветоваться, чтобы убедиться, из какого банка который счет, потом я сам или Витольд открыли свои счета в тех банках, потом…

Алан улыбнулся.

– Тебе удалось снять с них деньги?

Великий князь Фортунский улыбнулся еще шире.

Алла задумалась, потом спросила, что Андрей Швеппенбург потребовал взамен.

– Перевести часть денег Ольге. Как видишь, он про нее не забыл, и все эти годы его мучили угрызения совести. Я уже открыл на нее счет и при первой же возможности сообщу, как им воспользоваться. Она на эти деньги сможет открыть свое дело, и я лично обеспечу ей лицензию.

– А себе Швеппенбург что попросил? – Алла не могла поверить в простое благородство.

– Он хотел отомстить Косте Хохлу. За все.

– Неужели он не боялся?!

– Он умер через месяц. Быстротекущий рак. Он знал об этом.

– А жена, дети? О них он подумал?!

– У Кости Хохла был принцип: жены и дети в войне не участвуют. Ведь и Ольгу он пальцем не тронул. Да и откуда жена и дети Швеппенбурга могли знать про его дела? Про это дело? Вот Оксане досталось… Вместо благодарности Костя заявил ей, что никогда в жизни не хочет ее видеть, а сам стал охотиться за мной. Но у меня уже все было подготовлено к исчезновению.

– А почему ты его утопил вместо себя?

Алан усмехнулся.

– Вот это – просто роковая случайность. Или удивительная. Мои люди искали подходящего мужчину и притащили на яхту его… Да, мы внешне похожи. Костя, как оказалось, любит китайских и тайских проституток, и его взяли, когда он вышел из борделя на набережной. Я решил, что это – судьба. Потом в княжество прилетел Литвинов. Литвинов, как я думаю, поехал искать и драгоценности с номерами счетов, и друга. И взял с собой тебя. Вспомнил про наши… отношения и решил использовать ситуацию в своих целях. Ты же не догадалась, зачем его понесло в княжество на самом деле?

Алла покачала головой.

– И что теперь будет? – спросила она. – Ты считаешь, что наша мафия оставит тебя в покое?

– Во-первых, я потребую себе охрану.

– Не уверена, что ваша охрана спасет тебя от Литвинова и компании, – заметила Алла.

– Я попрошу охрану из ваших спецназовцев у Родиона Хитрюковича или Бориса Ясеневского, или из чеченских боевиков у Зелимхана Магомадова, главы чеченской диаспоры княжества. За предоставление им кое-каких льгот… С ними можно договориться. Я знаю. Во-вторых, Литвиновым и компанией займется Интерпол и ваши органы. Я задействую все связи… И западные средства массовой информации, и члены правительств постараются. Ваши уже всех достали. Надеюсь, Литвинов в самое ближайшее время окажется в местах не столь отдаленных. У вас ведь их вроде бы так называют.

– А другие? Его соратники?

– Ты уверена, что они знают про исчезнувший общак? – Алан хитро улыбнулся. – Вернее… Литвинов еще не знает, что общак уплыл! Он же искал копии драгоценностей с номерами счетов.

Алла подумала и согласно кивнула.

– Он не в курсе, что я знаю про счета. Он явно считал, что я купил копии драгоценностей Великих князей Фортунских потому, что… потому что это копии моих фамильных драгоценностей! По крайней мере Андрей так собирался говорить Косте Хохлу. Что Оксане срочно требовался миллион долларов, а можно было продать мне за миллион подделку… И так далее. Литвинова еще ждет большой сюрприз!

– А ты не боишься, что Славик со товарищи потом прижмут тебя к стенке?! Несмотря ни на какую охрану!

Алан усмехнулся.

– Я скажу, что выкупил копии украшений с определенной целью – отдать их в залог, а потом… не выкупить. И выиграть на этом деньги. Драгоценности моей семьи стоят гораздо больше миллиона долларов.

– Но Литвинов же знает, что у тебя есть уже по одной копии, которые Андрей Швеппенбург изготовил по заказу твоего отца!

– Уже не все, – вздохнул Великий князь, потом хитро улыбнулся: – А снятие денег со счетов я свалю на мистера Холливела! Он вполне мог обнаружить номера счетов под камнями, разобраться, что это такое, причем с гораздо большей вероятностью, чем это мог сделать я. Холливел-то на подобных делах собаку съел.

– То есть?

– Ну… Все поколения Холливелов имели отношения к грязным делам. Литвинов это легко сможет проверить. И я думаю, что, если бы Гарри Холливел на самом деле знал про номера счетов, он бы своего не упустил.

– А как он сразу не понял, что ты всучил ему копии, а не оригиналы?

– Все делалось очень быстро. А он многократно видел наши фамильные драгоценности. И мама закладывала, и я сам. Копии на самом деле великолепные… Я не думал, что он обнаружит подлог, но, видимо, Гарри в свободное время решил их осмотреть. Или задумал какую-то пакость. Или глянул, обнаружил номера счетов, догадался и… У него теперь не спросишь. И Литвинов не сможет спросить, куда Холливел дел деньги… Хотя может спросить с миссис Холливел. У нее накоплено достаточно, чтобы расплатиться. По крайней мере я буду изображать святую простоту.

– А как ты прошел таможню? С миллионом долларов сюда и драгоценностями обратно? Как я понимаю, миллион был наличными?

– Это обеспечили чеченцы. У них тут свои окна имеются. Таможенникам я заплатил сто тысяч баксов, а Зелимхану Магомадову предоставил… кое-что, что он просил.

Алла внимательно посмотрела на князя. Конечно, ей было интересно выслушать его рассказ, но его планы нанять охрану, чтобы защититься от Литвинова и компании, показались ей наивными, даже если охрана будет состоять из великолепно обученных русских спецназовцев. Хотя… Алан – не дурак. Это ж какую голову надо иметь, чтобы придумать и претворить в жизнь такой хитрый и сложный план! Алла почему-то не сомневалась, что князь опять придумает что-то хитрое. Специалистов, конечно, задействует, но только для вида.

Словно прочитав мысли Аллы, Алан добавил:

– А вообще-то у меня тут появились кое-какие идеи… Но я о них пока помолчу.

– Так, голубки, кончайте ворковать, – прозвучал начальственный голос. – Уважаемый Великий князь Фортунский, вам придется проехать с нами для оформления кое-каких документов. Потом вы сможете отбыть на Родину.

– Я могу вначале сделать заявление для прессы? – Алан весь преобразился, прямо держал спину, говорил царственным голосом.

– Что вы собираетесь говорить?

– Публично поблагодарю доблестные российские органы за освобождение меня из рук вашей мафии. Скажу, что мое появление в милиции было частью разработанной вашими спецслужбами операции, иначе вам было не спасти меня из лап мафиози.

Сотрудники органов заулыбались.

– Только, пожалуйста, на самом деле охраняйте меня, – попросил Алан значительно тише.

– Не беспокойтесь. Вас будут сопровождать наши лучшие кадры.

Эпилог

Наступила осень. Алла Афанасьева продолжала заниматься своими салонами, иногда встречалась с Николаем, с которым говорила о чем угодно, только не о его работе, поскольку он этих тем избегал и частые отлучки никак не объяснял. Саша первого сентября снова отправился на занятия в обычную школу, словно и не был сыном Великого князя Фортунского, который, кстати, сделал официальное предложение руки и сердца одной европейской принцессе. Свадьба должна состояться следующий весной.

Решить вопрос с русской мафией Великому князю помог не Интерпол, не российские спецслужбы, а Ромаз Нуримович – за освобождение младшего сына из застенков и передачу всей наркоторговли в княжестве в руки семьи Ромаза Нуримовича – конечно, с выплатой определенного процента лично князю. Как Ромаз Нуримович решал вопрос, неизвестно, правда, рядом с ним постоянно находился Сергей Григорьевич Рогозин. Литвинов из княжества уехал вместе со всеми соратниками и пока больше не появлялся. Правда, в места не столь отдаленные, как надеялся Алан, тоже не отправился. Самого Алана кабинет министров ограничил в правах и резко снизил ассигнования, выделяемые на содержание великокняжеской семьи. Однако никаких других санкций к нему не применяли. Ни полиция, ни прокурор не настаивали, чтобы князь понес наказание. Они даже радовались помощи, оказанной им Аланом – вольно или невольно. Он ведь в какой-то мере выполнял их работу, хотя и преследовал только свои интересы.

Ольга Швеппенбург получила наследство и лицензию на открытие очередного «домика с кошечками», причем не в районе порта, а чуть ли не в самом центре княжества. Ольга лично подбирала девочек и оформляла интерьер. В результате получилось по-настоящему элитное заведение, которое в самом скором времени стало пользоваться популярностью даже у особ королевской крови и европейских политиков. Заведение гарантировало конфиденциальность. Один раз даже зашел Великий князь Алан и остался доволен, как, впрочем, и премьер-министр, и начальник фортунской полиции. Омрачало жизнь Ольги лишь то, что приходилось платить отступные Зелимхану Магомадову.

Зелимхан встретился с Ольгой и заявил:

– Ты не сказала в полиции ничего лишнего про моих собратьев. Тебя здорово била жизнь, и ты все понимаешь. И мы со своей стороны понимаем, что не стоит убивать курицу, которая может нести золотые яйца. А раз у тебя такое заведение… Плати – и будешь жить.

Родственников Зелимхана девочкам приходилось обслуживать бесплатно.

Светлана же со спасенной с острова подругой исчезли. Их жизнь била не так, как Ольгу, и они, надеясь на защиту фортунской полиции (а вероятнее всего, на то, что им позволят остаться в княжестве навсегда), сболтнули много лишнего. Фортунская полиция не особо утруждала себя поисками двух русских гражданок, тем более все нужные полиции показания они уже дали.

Миссис Холливел забрала тело мужа из великокняжеского склепа. Все было проделано тихо, без привлечения СМИ и других ненужных свидетелей. На процедуре присутствовали только те люди, без которых не провести эксгумацию. Плита осталась. Князь же все равно когда-нибудь умрет, а кабинет министров очень ограничил средства, выделяемые на расходы великокняжеской семьи. Зачем платить за новую плиту, если одна уже есть? – сказал сам Алан. И вообще есть примета, что если тебя по ошибке похоронили при жизни, то на самом деле ты проживешь очень долго. Миссис Холливел оплатила дорогую экспертизу и убедилась, что муж умер естественной смертью. Похоронила она его в Лондоне и взяла фирму «Холливел и сыновья» в свои руки. Несколько лиц королевской крови из известных европейских династий, а также политиков, были замечены входящими или выходящими из старинного лондонского особняка. Приезжал и Вячеслав Литвинов, вел долгие переговоры, вечером они с миссис Холливел продолжили общение в ресторане «Марко Поло» на Кинг Роад. Судя по выражениям лиц, остались довольны друг другом.

Лариса Тарасовна Заблудайко с дочерью Оксаной и внуком Тарасом вернулись в Россию к своему супермаркету, собираются открыть второй, используя бешеную популярность. Да и родственников на Украине хватит, чтобы работать в новом. А Сергей Григорьевич по заданию Ларисы Тарасовны теперь думает, как наложить лапу на наследство, оставшееся от Кости Хохла. Ведь Тарас – его единственный сын и наследник. Мало ли что Костя не ладил с Ларисой Тарасовной при жизни и алименты на Тараса платил другой мужчина…

Когда Сергей Григорьевич отправился к Вячеславу Литвинову и заявил о правах Тараса на наследство, оставшееся от Кости Хохла, Литвинов выслушал старого адвоката внимательно, а потом сообщил, что как раз думал обращаться к нему. Талантами Рогозина он восторгается, как, впрочем, и вся русская, чеченская и азербайджанская мафия, а также Интерпол и полиция чуть ли не всех европейских стран. В кое-каких странах, как стало известно Литвинову, старого адвоката даже собираются объявлять персоной нон-грата. Сергей Григорьевич скромно улыбнулся, посчитав последнее заявление большим комплиментом.

– Нужно вернуть общак. Алан, сука, его захапал, – сказал Литвинов. – Надеюсь на вашу помощь, Сергей Григорьевич. Конечно, вы получите свой обычный процент, а Тарас – наследство. Введите Ларису Тарасовну в курс дела. Думаю, она посодействует в разработке плана. Я, естественно, предоставлю вам в помощь своих людей – в любом количестве.

– Вы хотите выкрасть Великого князя, молодой человек? – уточнил Сергей Григорьевич. – И обосновать законность этой затеи?

– Вообще-то я думал прищучить его торговлей наркотиками, с которой он получает дивиденды… Они ведь приняли кое-какие новые законы.

Рогозин закивал: по личной просьбе Родиона Хитрюковича, Бориса Ясеневского и Зелимхана Магомадова (все просили по отдельности и платили тоже по отдельности за одну и ту же работу) он очень внимательно ознакомился с новыми законами, ограничивающими права князя и ужесточающими борьбу с торговцами наркотиками и оружием. Сергей Григорьевич быстро сообразил, как их умело обходить, но Алан-то – фортунец, и рядом с ним нет ни одного ушлого адвоката из России.

– Я думаю, что для избежания международного скандала – ведь князь имеет свой процент не с чего-нибудь, а именно с наркотиков – его семейка заплатит нам отступные, – заявил Литвинов. – В двойном размере украденного со счетов. Мы можем взять и подлинными великокняжескими драгоценностями. Я даже знаю, в сейфах каких банков их хранит княгиня-мать.

Сергей Григорьевич хлопнул в ладоши.

– Так тогда мы можем взять и то, и другое – если вы точно знаете, где что лежит. Один мой племянник уже давно разработал схему очищения банковских ячеек зарубежных банков от их содержимого. Вы же понимаете, юноша, что они не рассчитаны на наших умных людей? Вот что нужно сделать…

Когда Великому князю Фортунскому Алану и княгине-матери сообщили, что аудиенции просит некий Сергей Григорьевич Рогозин, княгиня Анастасия громко выругалась на чистом русском – никакие слова других языков не могли выразить ее чувства с такой точностью, как русский мат. Князь Алан глубоко задумался.

– Мы должны его принять, мама, – сказал он. – По крайней мере, выяснить, что ему нужно на этот раз.

Княгиня-мать нехотя согласилась.

Сергей Григорьевич объяснил, что требуется от Великого князя и его матушки, если желают получить назад оригиналы великокняжеских драгоценностей и не сделать достоянием общественности участие Великого князя в наркоторговле.

– Я подам в суд на эти банки! – завопила княгиня-мать, у которой опять дергалось веко. – Я…

– И еще я могу вам посоветовать, в каком банке в будущем хранить ценности, – тут же встрял Рогозин. – Но если хотите, чтобы я давал вам консультации относительно хранения, то мне причитается половина вашей доли в наркоторговле. И я обеспечу еще и ее бесперебойность.

– Мы подумаем над вашим предложением, – сказал Алан нейтральным тоном.

– И вы пропустили несколько выплат алиментов на Тараса, – невозмутимо продолжал Сергей Григорьевич.

– Нет! – заорала княгиня-мать, у которой теперь дергалось не только веко, но и щека. – Больше никаких алиментов на сына этого ворюги! Чтобы Великий князь Фортунский платил алименты на сына русского вора в законе?!

– Не будете платить – мы будем с вами встречаться регулярно.

– Я заплачу, – тут же сказал Алан и посмотрел на мать. – Или ты, мама, хочешь регулярно видеть Сергея Григорьевича и Ларису Тарасовну?

Княгиня-мать выбрала меньшее зло.

Из великокняжеской резиденции Сергей Григорьевич отправился в резиденцию российского олигарха Родиона Хитрюковича договариваться о династическом браке – дочери Родиона и Тараса Заблудайко. В кармане у Сергея Григорьевича лежал список других невест для Тараса – на тот случай, если олигарх вдруг окажется недальновидным.

Но, лишь войдя в дивный сад, окружавший дворец Родиона Хитрюковича, старый адвокат увидел девушку, о которой собирался говорить, прогуливающейся вместе с Александром Афанасьевым. Девушка показывала юноше какие-то экзотические растения и что-то объясняла. Сергей Григорьевич открыл рот и еще не успел его закрыть, как из-под ближайшего куста вынырнул мужчина лет сорока (или тридцати пяти, или сорока пяти – определить было сложно), белобрысый, с легкими залысинами на висках, сероглазый, в общем, в фас ничего особенного, только профиль классический.

– Родион по моему совету пригласил мальчика отдохнуть во время осенних школьных каникул, – невозмутимо сообщил мужчина. – А его мама, опять же по моему совету, его отпустила.

Сергей Григорьевич молчал.

– Я думаю, нам с вами тоже стоит немного прогуляться, – сказал мужчина. – Поговорить о том о сем. Тем более Родион сейчас занят и освободится только минут через сорок. Этого времени нам как раз хватит.

– Для чего? – Сергей Григорьевич быстро приходил в себя. – Вы кто, вообще, такой?

– Меня зовут Николай.

– Вы представляете интересы Хитрюковича?

– Я представляю свои интересы.

– И в чем они заключаются?

Николаю потребовалось минут пятнадцать, чтобы изложить свое предложение. Остальные двадцать пять были потрачены на совместное обсуждение.

Сергей Григорьевич понял, что начинается третий этап «Дела князя Фортунского».