Принцесса-чудовище Соболева Лариса
– Когда Мишель не захочет рассказать, никакие пытки не помогут. Только вы-то сами уж, пожалуйста, не приставайте к нему, а то он о многом догадается.
– Потому и прошу вас, что не могу допрашивать его, – спрыгнув к Сурову, ответила графиня.
В каминный зал пришли де ла Гра, фон Бэр и фон Левенвольде, которых, без сомнения, одолевало любопытство.
– Вели подать чаю сюда, а не в столовую, – сказала герцогиня племяннику.
В доме отсутствовал церемониал, потому сейчас чай принесла на подносе кухарка, хотя чаще подавал лакей. Действительно, слуг в усадьбе было мизерное количество, герцогиня отобрала прислугу давным-давно и с особой тщательностью. Кухарка и дворник (одновременно конюх) были мужем и женой, укрывались от закона, потому они и устроили ее – молчание с их стороны было гарантировано. В доме жила, помимо няньки, еще одна женщина, в обязанности которой входило поддерживать чистоту, да старый лакей – верный слуга. Чаепитие проходило в гробовом молчании, глава дома, казалось, забыла о недавнем визите.
– Тетя, вы беспокоите меня, – сказал племянник. – Что он с вами сделал?
– Просил руки Шарлотты, – сообщила герцогиня и посмотрела на каждого мужчину по отдельности.
Никто не обрадовался, напротив – они восприняли новость как неприятность.
– Просил руки?! – обрел наконец дар речи де ла Гра.
– Да, – ответила она. И повторила для тех, кто, возможно, плохо понял: – Он просил руки Шарлотты.
– Пф-ф-ф, – затрясся фон Бэр в приступе сдерживаемого смеха.
– Прекрати! – рявкнула герцогиня, ударив ладонью по подлокотнику кресла. Она редко позволяла себе подобный тон, но иногда позволяла. – Молодой человек мне весьма симпатичен, я не нахожу его смешным.
– Не над ним я смеялся, – огрызнулся брат. – И что за тон! Меня насмешил сам факт… Но если ты собираешься отдать Шарлотту за него, то я беру свой смех обратно.
– Отдать Шарлотту? Тетя, ты с ума сошла? – вытаращился племянник.
– Я покуда в здравом уме, – осадила его герцогиня.
– Что вы собираетесь делать? – спросил де ла Гра.
– Отказать, разумеется, – буркнула она и задумалась, глядя в чашку.
– Тетя, ты как будто не хочешь отказывать, – заметил племянник.
– Не хочу, но вынуждена. Мне нужна ваша помощь, придумайте благовидный предлог для отказа.
– Надо сказать, что Шарлотта бесприданница, – предложил Левенвольде.
– Это первое, что пришло в мою голову. Так вот, Уваров согласен взять ее без приданого.
– Хм, тогда дело осложняется, – развел руками фон Бэр. – Но как благородно…
– Почему непременно нужен предлог? – пожал плечами племянник. – Откажи, тетя, без предлога, и дело с концом.
– Не могу. Он влюблен в Шарлотту, отказ без причин оскорбит его и, полагаю, не остановит.
– С каких пор ты заботишься о других? – проворчал брат.
– С тех пор, как приехал Уваров, – отчеканила герцогиня. – Он достойный и порядочный человек, что сразу видно, и не заслуживает подобного обращения. А коль ты считаешь, что моя забота не распространяется на тебя, то это высшая несправедливость.
– Всего-то поговорили полночи на том празднике – и сразу… – недоумевал фон Бэр. – Вот предлог для отказа: поспешность ведет к плачевным результатам.
– Я говорила с ним и об этом. Уваров слышать ничего не хочет.
– В таком случае почему бы ему не сказать правду? – подал идею племянник. – Думаю, узнав ее, он без всяких предлогов убежит от нас далеко.
– Правда может плохо обернуться. Уваров человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Узнав правду, он захочет поделиться ею хотя бы с другом, у которого спросит совета, как быть, ведь самому в подобном случае принять решение затруднительно. А тот захочет еще с кем-нибудь поделиться, и так далее.
– По-моему, Грета, ты сгущаешь краски. Правда-кривда… ой! – пренебрежительно отмахнулся барон. – А наказать его не хочешь? Пусть женится, а мы посмотрим, как он будет вести себя, когда узнает.
– Нашел развлечение… – презрительно бросила она. – Ты циник! Хочешь выставить меня обманщицей? Даю вам сутки. Чтоб за сутки каждый из вас принес мне хотя бы по одному существенному предлогу, дабы нам выйти с честью из создавшегося положения и отказать графу Уварову.
– Вы решаете без меня?
Шарлотта давно находилась в зале и все слышала.
По всему было видно, что Мишель не собирался рассказывать о визите к герцогине. Марго украдкой подтолкнула Сурова, тот понял намек.
– Твоя лошадь, Мишель, в пене была, когда я зашел в конюшню. Ты отлучался?
– Да, немного проветрился, – был ответ Уварова.
– Извини за любопытство, но куда ты ездил?
– Просто… катался. А что?
– Мишель! – не выдержала Марго. Суров вздрогнул, испугавшись, что она проговорится. – Ужасный убийца бродит в лесу, нельзя выезжать одному!
– Чего ты всполошилась? – пожал плечами Уваров, с удовольствием поедая ужин. – Он убивает только крестьян…
– А почтмейстер? – напомнила она. – А доктор Кольцов?
– Ну, да, – согласился он, не придавая значения ее беспокойству. – Не переживай, я беру с собой револьвер. Ты же знаешь, твой брат прекрасно им владеет.
Марго разочаровалась – у Мишеля тайны, он не хочет посвящать в них ни ее, ни друга. А раньше тайн не было. Но пришла мысль, что, может быть, он при ней не желает говорить, например, стесняется. И Марго решила покинуть друзей:
– У меня… мигрень. Я пойду. Спокойной ночи.
Подмигнув Сурову, мол, приступайте к пыткам, ушла.
– Ты слышала… – вздохнула герцогиня. – Тем лучше. Граф Уваров просил твоей руки. Помоги нам, подскажи, как ему отказать, чтобы не обидеть и не оскорбить.
Лучший способ снять проблему – низвести ее до ничтожно малого недоразумения, что и сделала герцогиня. Ей не хотелось вмешивать непредсказуемую дочь, которая только из досадной строптивости будет делать наперекор. Кроме всего, она понимала, что предложение молодого мужчины выйти за него замуж льстит, что тоже сыграет нехорошую роль. Но раз дочь все слышала, придется принять ее в соучастники, в противном случае она может продемонстрировать накал страстей, а от них герцогиню тошнило.
Шарлотта медленно прошла к дивану, опасливо озираясь на четверку, будто те вот-вот сделают выпад а-ля туше и проткнут ее невидимыми шпагами. Она села и, набычившись, повторила:
– Почему вы решали без меня?
Нет-нет, крики, истерики – не сегодня, мать собиралась мирно решить проблему, поэтому голос ее звучал без обычной холодности:
– Если б мы жили открыто, тебя никто не спросил бы, хочешь ли замуж или нет, нравится тебе жених или противен. Тебя выдали бы за того, за кого посчитали нужным, и ты не посмела бы возражать.
– Посмела бы, – сразу и возразила Шарлотта.
– Нет, милая, не посмела. Как в свое время не посмела сказать «нет» я.
– Чем вам не нравится Уваров? – спросила Шарлотта.
– Напротив, дорогая, он мне понравился.
– Так в чем дело? Почему бы мне не пойти за него?
– Кузина, ты хочешь выйти замуж за человека, которого не знаешь? – был поражен фон Левенвольде.
– Да, хочу, – дала она твердый ответ.
– Оставьте нас, – обратилась к мужчинам герцогиня. С большой неохотой они покинули зал, наступила тишина – вечный спутник этого дома. – Предупреждаю, Шарлотта: если ты устроишь истерику, я не стану с тобой разговаривать и приму решение сама.
– Вы его уже приняли, – бросила дочь, но пообещала: – Я не устрою истерики. Почему вы не хотите отдать меня за Уварова?
Вопрос был для герцогини диким, но настроилась она на терпимость, хотя сдерживаться ей было нелегко. Дочь обязана брать в расчет обстоятельства, должна стать союзницей. Какие же найти слова, чтобы образумить ее? Герцогиня прошлась взад-вперед и нашла подходящие:
– Ты хочешь сделать Уварова несчастным?
– Вы считаете меня настолько плохой, что я способна делать людей несчастными? – сквозь слезы проговорила Шарлотта.
– Только без слез! – сорвалась мать на другой, жесткий тон. – Вы же взрослая, а принимаетесь реветь по каждому пустяку. Как же собираетесь жить в замужестве? Да Уваров утонет в ваших слезах!
– Разве это пустяк? – старалась сдерживаться дочь. – Михаил Аристархович хороший, добрый человек, он хочет сделать меня женой, что в том дурного?
– С его стороны ничего дурного нет, а с вашей… Есть еще долг, Шарлотта, он распоряжается нами, а не мы собой.
– При чем здесь долг? – отказывалась понимать дочь.
– Ну, хорошо, давайте поговорим как друзья. – Герцогиня подсела к ней на диван, но та отодвинулась на противоположный край, не желая признавать в матери друга. Женщина удрученно покачала головой: – Мне трудно с вами. Вы хотите его обмануть? Уваров этого не простит вам.
– Почему обмануть?
– Потому что когда он узнает правду, сам откажется от вас.
– Не откажется.
– Откуда вам знать? – снисходительно усмехнулась герцогиня.
– Я знаю. Чувствую.
– Вы чувствуете… – усмехнулась мать. – Уваров светский человек, живет открыто, вы же не можете себе этого позволить. Что вы ему предложите?
– Себя, – ответила наивная Шарлотта.
– Этого слишком мало. – Тон матери снова стал более мягким. – Вы оторвете его от родственников и друзей, потому что он не сможет из-за вас видеться с ними. Ему придется прятать вас, значит, будет прятаться и ваш муж. В конце концов Уваров возненавидит вас, и тогда… тогда вам не захочется жить. Поверьте, так и будет.
– А если ему никто не нужен, кроме меня?
– В таком случае расскажите ему правду! – вышла из себя герцогиня. – Но предупреждаю: вас ждет разочарование. Вам станет больно, стыдно. Я понимаю, вам хочется вырваться отсюда, почувствовать вкус жизни, свободу, однако расплата за безрассудство придет страшная. Причем расплачиваться придется не одной вам, но и всем нам тоже.
– Я люблю его, – выложила девушка последний козырь.
– Вы думаете только о себе. Так подите и подумайте о других, и прежде всего об Уварове, которого вы, как вы утверждаете, любите.
Шарлотта убежала в слезах, а герцогиня почувствовала облегчение, ибо ждала от дочери истерического припадка, но обошлось. На смену той пришел де ла Гра:
– Вы убедили Шарлотту?
– Приводила все возможные доводы. Думаю, нам следует покинуть это место. Только куда ехать? Вот к чему привел один неосмотрительный поступок.
– Никто не мог предположить, что Уваров сделает ей предложение. А не принимать графа уже нельзя было.
– Я начну подготавливаться к отъезду, но Шарлотта не должна знать о нем, от девчонки можно ждать чего угодно. Она призналась, что любит Уварова.
– Шарлотта полюбила бы любого человека, который не похож на тех, кого она знает. А не слишком ли вы напуганы, мадам? Полагаю, с него достаточно взять слово о молчании и рассказать, как обстоят дела. Он откажется от Шарлотты, и никуда не надо будет переезжать.
– Я согласна, но… только перед отъездом. Не хочу рисковать. Да и не знаю, как Шарлотта переживет, когда он откажется от нее. Пусть уж лучше ненавидит нас. Куда легче жить, зная, что в твоих несчастьях виновны другие. И потом, мы оставим ей надежду, что когда-то все переменится, она встретит того же Уварова… В общем, надежды имеют положительные свойства, даже если они пустые.
– А вы говорили, что не любите дочь, – напомнил де ла Гра.
– Чего не скажешь в минуту слабости, Оливье. На моем месте ангел не выдержал бы, а я все же мать, и мне ее жаль. М-да, уезжать придется…
Теперь Марго и Суров караулили Мишеля, одновременно следили за домом герцогини. Хотя обитатели усадьбы уже не столь их интересовали, они пришли к выводу, что убийцы там нет. Внимание Марго переключилось на брата. Она пеняла Сурову, что тот так и не выяснил, зачем Мишель ездил к герцогине. Разумеется, оба думали, как отыскать убийцу, но ничего дельного не приходило в голову.
К вечеру третьего дня Ардальон прислал человека сообщить, что просьба выполнена, завтра с утра можно взглянуть на «экземпляры». Не застав Марго, полицейский передал все на словах Уварову.
– Какие у тебя дела с приставом? – поинтересовался у сестры Мишель.
– Мы же свидетели, он хочет поговорить с нами о докторе Кольцове. – Марго неплохо научилась врать. – А ты отчего такой грустный?
– Я озабочен завтрашним сенокосом.
– Ммм… – многозначительно протянула она.
Конечно, Уваров был озабочен отнюдь не сенокосом, который шел сносно. Шарлотта не приходила на свидания, и он подозревал, что ее мать все о них узнала. Ночью он снова поплыл в лодке, надеясь на встречу, ведь ему необходимо знать, как отнеслась герцогиня к его предложению.
Шарлотта и нянька ждали его, но девушка не кинулась к Уварову с объятиями и поцелуями, просто спрыгнула в лодку и села напротив. Он отплыл недалеко от берега. Непривычное поведение Шарлотты озадачило его, и Мишель поинтересовался:
– Что с вами? Впрочем, догадываюсь: ваша матушка не хочет отдавать вас за меня.
– Не хочет, Мишенька, но это не главное.
– Не главное? Почему же вы не приходили?
– Я думала. Думала о нас с вами. Понимаете, Мишенька, существует… одна преграда. Она не дает мне права принять ваше предложение.
– Как? – воскликнул потрясенный Уваров. – Вы передумали?
– Нет-нет, – заверила Шарлотта. – Но если я вам расскажу… вы сами не захотите… Возможно, будет наоборот, и вы станете настаивать, но уже из благородных побуждений, а я так не хочу.
– Вы говорите загадками, – потерялся Уваров. – Уверяю вас, никакие преграды для меня не существуют…
– И все же одна есть… – прервала его она. – Простите, у меня духу не хватает сказать вам. Признаюсь, я иногда не верю собственной матери, потому что… Нет, пусть она вам расскажет, я не могу. Отвезите меня назад, Мишенька.
Он понял: признаний не добиться, поэтому отвез девушку к няне. Обычного долгого прощания не было, она спрыгнула прямо в воду у берега, не дождавшись, когда лодка коснется днищем дна, и побежала к аллее. За ней, едва поспевая, семенила нянька.
Уваров не знал, что и думать, сидел, раскачиваясь на слабых волнах, до тех пор, пока не услышал со стороны камыша шуршание, будто кто-то пробирался сквозь них. Лодка находилась возле зарослей, Уваров повернул голову на звук, но луну закрыло облако, погрузив озеро во тьму. Безветренно, а шуршание слышалось отчетливо, появилось ощущение, словно некто крался к Уварову. Мишелю стало не по себе, хотя он не из пугливых. Уваров взялся за весла, и, когда ударил ими по воде, шуршание прекратилось. Нет, это был не ветер. Тогда что? Или кто?..»
12
Однажды вечером София впустила Мирру, та протянула ей листы прочитанного продолжения романа:
– Держи. Я в ауте! Дальше накатала?
– Написала, но не отпечатала. Хочешь, подожди…
– Нет-нет, не могу, ко мне должны прийти. Ты отпечатай и занеси, ладно? Сегодня же занеси, я ночью почитаю.
– Хорошо, – согласилась София. – Только через часик или полтора, как раз допишу главу. Но текст будет без правки…
– Ой, я не литературовед, мне лишь бы знать, что там дальше. Ну, я пошла.
– А кого ждешь? – поинтересовалась София.
– Потом расскажу, – поигрывая бровями, улыбнулась Мирра. – Мне еще себя в порядок привести надо.
– А, понятно… – протянула София. – Супермен? Или так?
– Поживем – увидим. Да! – всполошилась она. – Если вдруг я не буду открывать, то… сама понимаешь. Занеси еще через полчаса, хорошо?
Мирра послала воздушный поцелуй и помчалась к себе. Бывало, София завидовала ей: независима, умеет зарабатывать деньги, никто ей не устраивает сцен ревности, не достает капризами и не требует отчета, куда деваются деньги. Борису очень не нравилось, что жена пошла работать, муж прямо-таки психовал. Хотя она никак не могла понять, почему ей нельзя работать. Впрочем, у него натура собственника, что удручало Софию и осложняло жизнь. Пришлось ставить вопрос ребром: не хочу и не буду сидеть дома, а если станешь запрещать, вообще уйду.
Она бы с удовольствием занялась тем, что делала до замужества (была журналисткой в одной из городских газет), но разве Борю могло устроить, что его жена общается со множеством мужчин? София кинула к его ногам работу и себя, чему противился папа, а она оказалась между двух огней. Позже, когда Борька безмерно заважничал, к ней пришло осознание, что нельзя жить так скупо, неинтересно, вяло. Если б хоть дети были… Но Борис считал, рано заводить потомство, и опять его слово было законом. В результате у Софии развилась депрессия. Тогда-то она и поняла: надо что-то менять. Нашла работу, но легче не стало, и тут папа подсунул письма и сказал: попробуй написать эту историю. Начала и почувствовала себя свободней, Борька перестал раздражать, в жизни появился какой-никакой, а смысл. Кстати, о папе! Ему-то как опус?
– Пап, это я, – сказала она в трубку. – Что скажешь?
– Недурственно. – В его устах это была высшая похвала. – Но почему детектив?
– А что сейчас читают? Пап, не хочу, чтобы моя книга лежала на полках… если, конечно, издадут. Ты против детектива?
– Вовсе нет. Жанр неважен, важно – что в нем. Продолжай, все будет хорошо. Как Борис?
– Поправляется. Па, он говорит, что я занимаюсь ерундой, никто меня не издаст, в издательства заходят с черного хода…
Интонации отца не изменились, но Софии нетрудно было представить, как его задело мнение ее мужа.
– Борис претендует на истину в последней инстанции? Надо пройти весь путь самой, чтобы убедиться, так ли это. И то! Сталлоне обошел все киностудии Голливуда, а ни сценарий, ни его самого не брали. Он пошел по второму кругу и потом прославился с «Рэмбо», а киностудии, отказавшие ему, локти кусали. Во всяком случае, в прессе ходит такая легенда. Верь в себя, Софи, и все получится так, как ты хочешь.
– Спасибо, папа. Если б не ты, я б давно от тоски сдохла.
– Я рад, что ты… осталась живой.
Вдохновленная София дописала главу, отпечатала ее и понесла Мирре, но та не вышла. Значит, любовь у соседки в полном разгаре. София приняла душ, наскоро поела, глядя в листы и делая карандашом пометки, что следует изменить в тексте. Прошло минут сорок, она снова вышла на площадку, позвонила в дверь соседки. Ни ответа ни привета. О, конфетке Мирре попался сексуальный гангстер – из постели не выпускает! И решила больше не надоедать, подруга сама придет, когда выпроводит гангстера, знает же, что София сидит у ноутбука, пока глаза на стол не упадут.
Едва хотела войти в свою квартиру, как вдруг сзади раздался скрип. София резко обернулась… Ох, это дверь Мирры заскрипела, потому что приотворилась. Пришлось задержаться и подумать, как предупредить подругу, чтоб закрылась, а то мало ли, кому захочется зайти к ней, раз открыто. София вернулась к двери и – ай, как нехорошо! – прислушалась к звукам внутри квартиры. А там тишина. Прямо мертвая. Ни стонов, ни охов, сопровождающих необузданную страсть, не доносилось. София чуть шире приоткрыла дверь и крикнула:
– Мирра! – Нет отзыва. – Мирра, у тебя дверь нараспашку!
Как будто никого в квартире нет. Наверное, подруга пошла провожать любовника до автомобиля, прощание может продлиться долго. Но не торчать же Софии на площадке в качестве сторожа! Уйти к себе, оставив все как есть, тоже нехорошо. А если Мирра подумала, что заперлась, и спит себе, не подозревая, что входная дверь открыта?
Поколебавшись, София вошла в прихожую и еще пару раз позвала Мирру. Не получив ответа, заглянула в комнату. Свет горел, в глаза бросился столик у дивана с фруктами и закусками. Однако не видно, чтоб здесь ужинали: тарелки чистые, вино не тронуто. Может, свидание не состоялось?
Захлопнулась входная дверь, вызвав у Софии чуть ли не шок. Ну, испугалась, глупая, даже вскрикнула, а чего? Вон форточка открыта, занавеска вздымается от сквозняка. София вспомнила, что и свою квартиру не заперла, надо бы домой вернуться. Но сначала она решила заглянуть во вторую комнату. Смелее подошла к двери, постучалась. Все понятно, Мирры там нет, но все же София взялась за ручку и открыла дверь. Свет в спальне был приглушен, горела только настольная лампа под абажуром, а на кровати лежала Мирра. Вот ведь беспечная – спит, как убитая, в открытой квартире! София перешагнула порог, громко сказав:
– Мирра, проснись! Ты тут разлеглась, а входная дверь…
Словно кто-то ударил ее в грудь, когда она заметила кровавое месиво. Крик просто застрял в горле, она им поперхнулась. Мирра… Это было ужасно, но она убита. Как будто некий монстр растерзал подругу, не оставив на ее теле живого места, все кругом было залито кровью: и простыня, и подушка, и волосы, и лицо…
Кто это сделал? И вдруг у Софии зашевелились волосы: минутой ранее захлопнулась входная дверь! Как в ресторане! Значит… он здесь? София в ловушке? И кричать бессмысленно – кто сюда прибежит…
Чувство самосохранения заставило на время забыть о Мирре и толкнуло захлопнуть дверь спальни, потом придвинуть к ней вплотную кресло. Но этого так мало! Софию трясло, она отступала, глядя на дверь, и ощупывала грудь в поисках телефона. А трубки нет! София в махровом халате, с полотенцем на голове – поленилась высушить волосы феном – так и пришла к Мирре на секундочку, а мобильный оставила в ванной. Оглядевшись, она собралась выпрыгнуть в окно (всего-то второй этаж!), но на глаза попался телефон, лежавший на тумбочке у изголовья убитой. Несмотря на ужас от вида крови, София кинулась к нему. Кому звонить? Номер Артема она не помнила наизусть… И все же есть выход!
– Милиция! – надрывно заговорила София, когда на другом конце подняли трубку. – Спасите, он убьет меня…
– Спокойно, – ответил женский голос. – Кто убьет?
– Маньяк. Его все ищут… Он… он в квартире. Здесь убийство… Убили мою подругу… Я закрылась… Но ненадежно. Помогите, прошу вас…
– Адрес назовите.
София выпалила адрес и попросила:
– Не бросайте трубку. Позвоните Артему Курасову из уголовного розыска, он знает обо мне. Скажите, я звонила… София… он поймет…
– К вам едет группа.
Сжимая трубку, София уставилась на дверь. Неужели так же страшно, как у Мирры, закончится ее жизнь? И ничего не будет как раз тогда, когда стало интересно жить не своей жизнью и не мужа, а той, которую она создает?
Неужели она не напишет свой роман?
«– Прошу вас, ваше сиятельство. – Ардальон поставил стул, приглашая Марго. – Троих отыскали-с из любителей театру. Я приглашу дам-с.
Она устроилась на скрипучем стуле, уперла зонтик кончиком в пол и сложила на нем руки, Суров стал рядом. Спустя минуту в сопровождении пристава вошли три мещанки, одна из них молодая, две другие того возраста, что нужно, – лет за сорок. Конечно, первую Марго отмела сразу, хотя вслух не сообщила, а поинтересовалась, в каких спектаклях им доводилось играть и где. Оказалось, все играли в одних и тех же спектаклях, которые раз в полгода устраивала жена начальника мужской гимназии. Женщины уверяли, будто спектакли пользовались успехом, их даже играли в дворянском собрании, чему способствовал градоначальник, большой любитель искусства.
– В имении Озеркино, – сказала Маро, – мы разыгрываем перед соседями любительские спектакли. Мне нужна одна из вас.
– Мы согласны-с, – поспешила заверить самая бойкая. – А чья пьеса, ваше сиятельство?
– О ней позже. Хочу попробовать вас прямо здесь же. Представьте себе купчиху, выжившую из ума, которая в тягость родным. Ночью она ходит по дому, как призрак, и пугает. Вот вы сейчас и попугаете нас с подполковником, а мы посмотрим, как у вас получится.
– А слова надо говорить? – осведомилась молодая женщина.
– Безусловно. Например… «берегись». Эдак с чувством надо произнести раза три, словно вы угрожаете родственникам. С вас и начнем.
Молодая женщина откашлялась, сцепила руки в замок и пискнула:
– Берегись. Берегись. Берегись.
– Благодарю вас, – сказала Марго и обратилась к следующей: – А теперь вы. Только прошу вас, не так скромно.
Вторая оказалась более способной. Подняв руки вверх и растопырив пальцы, завопила истошно, испугав пристава:
– Берегись! Берегись!
– Прекрасно, – наградила ее Марго бесшумными аплодисментами, так как руки ее были в перчатках, да и не слишком она усердствовала. – А теперь вы.
Третья, ростом ниже первых двух, слегка располневшая, с лукавыми ямочками на щеках, справилась с заданием более успешно.
– Как по-вашему, подполковник, чего недостает? – спросила Марго.
– Охриплости, – подсказал Суров.
– Вот-вот, – подхватила она. – Прибавьте голосу охриплости. Наша купчиха пьет водку, курит трубку, оттого голос ее потерял гибкость.
Третья повторила «берегись» с хрипотцой и смелее, чем первый раз. Марго едва не подпрыгнула на стуле – нищенка!
– Чудесно, – одобрила. – Я затрудняюсь остановить выбор, но кого б мы ни избрали, остальных прошу не огорчаться. Мы часто даем спектакли, ваша помощь понадобится. Напишите свои адреса, дабы вас легко нашли, а не отрывали Ардальона Гавриловича от дел.
Пристав положил бумагу на стол, актерки по очереди записали адреса, поклонились и ушли. Суров поспешил за ними, а Марго рассыпалась в благодарностях перед хмурым приставом.
– Я отправил денщика за нею, – встретил Марго на улице Суров, – а то как бы не обманула с адресом. Вас же я приглашаю в офицерский клуб, там и дождемся Степана.
– С удовольствием, – садясь на лошадь, сказала Марго. – Знаете, Александр Иванович, о чем я подумала? Почему убийца рискнул взять на роль нищенки эту женщину?
– Думаю, он хорошо платит ей за представления, а она даже не понимает, во что ввязалась.
– Платит? – переспросила Марго. – Хм, никакая плата не способна уберечь от предательства. Представьте: полиция догадывается, что она притворствует, следовательно, ее кто-то заставил. Она же так очевидно настраивает народ против герцогини…
– Очевидность, Маргарита Аристарховна, видна только при условии, что полиция знает о герцогине. Хотя бы о ее пристрастии ходить в черном. А мне кажется, пристав не догадывается, на кого указывает нищенка.
– В нем самомнения больше, нежели массы тела. Полагаете, он слушает блаженных? Что вы! До них пристав не опустится. Когда б слышал ту нищенку, узнал бы ее сегодня в Евлампии. Но вы меня сбили.
– Мы говорили о договоре Евлампии с убийцей.
– Ах да. Так вот, коль убийца всего лишь платит ей, то не может рассчитывать на молчание. Чем-то он оправдывает риск. Вы мужчина, поставьте себя на его место и подумайте, на что бы вы уповали?
– Мне затруднительно представить себя убийцей, но я попробую.
Но попробовать ему сразу не удалось – возле офицерского клуба они встретили полковника Игумцева. Глаза бравого вояки загорелись, он засыпал Марго комплиментами, к которым она не осталась равнодушной и щедро награждала его ответными любезностями. Суров диву давался ее умению обольщать, притом не подозревал, что в ней есть задатки кокетки. Поскольку Марго и полковник быстро нашли общий язык, то и отправились в буфет, она держала Игумцева под руку. Сев за стол, полковник гаркнул во все горло:
– Половой! Живо!
– Чего изволите-с? – подлетел официант.
– Ты что, не видишь, кто осветил своим сиянием сей буфет? Ее сиятельство графиня Ростовцева! – осерчал полковник. – Шампанское неси. Постой! Признавайся, каналья, шампанское откуда? Небось местный винокур изобрел?
– Как можно-с! – обиделся тот. – Привезено из Хранции.
– Ну, гляди: коль соврал, выпьешь десять бутылок. Подряд. Пшел вон…
Официант убежал, Марго слегка пожурила Игумцева:
– Не слишком ли вы строги, полковник?
– А без строгости с ними нельзя, – маслено заулыбался тот. – Ах, Маргарита Аристарховна, знали б вы, что это за город… Здесь два маршрута: общедоступный парк и офицерский клуб. Днем офицерский клуб, вечером парк, потом опять клуб. Да здесь мухи дохнут от скуки! А люди ленивы и пасмурны, вон как Суров. Друг Суров, отчего ты сегодня как ненастная погода?
Тот повел плечами, мол, не понимаю. Да Игумцеву и не нужен был ответ, его внимание приковалось исключительно к Марго.
– Есть еще и общедоступная библиотека, – подсказала она.
– Книжки читать? – поморщился полковник. – Пардон, не по мне-с. Когда б вы осчастливили своим присутствием наши танцевальные вечера…
И в таком духе битых два часа! Уж кто сейчас скучал – так это Суров. От нечего делать он представлял себя на месте убийцы и один вариант нашел. К счастью, наступил час прощания, Игумцев целовал руки Марго, игриво поводя бровями:
– Сударыня, с нетерпением жду следующей встречи. Мы с вами закружимся в вихре вальса…
– Вальс обещан мне, – проворчал Суров.
– Ну, да! – не огорчился полковник. – Куда мне равняться с Суровым. Тогда обещайте мне мазурку. Суров танцует мазурку скверно, а я весьма недурно.
– Хорошо, полковник. До свидания.
У лошадей их ждал денщик, сообщивший:
– Ваше высокоблагородие, Евлампия зашла в многоквартирный дом из двух этажей точно по адресу. Пробыла там более часу, потом вышла с узлом и куда-то пошла. Ну а я сюда прискакал.
– Спасибо, Степан, – хлопнул его по плечу подполковник.
Сев в седло при помощи Сурова, Марго заметила:
– Да что у вас за настроение, Александр Иванович? Уж не ревнуете ли вы меня к полковнику?