Лицензия для Робин Гуда Соболева Лариса

Глава 12

Ипсиланти вынули пулю, которая застряла рядом с костью, к счастью, не причинив ему особого вреда. Однако Георг не залег в постель с законным больничным листом на прикроватном столике, отлежался всего пару дней, а уже с утра на третий день доставал Краснова:

– Пойми меня правильно, обстановка критическая. Раз бандюги вышли из подполья и нагло стреляют в людей, например в меня, они не боятся. Ты это понимаешь? Почему они перестали бояться?

– Смелые, наверное, – проворчал Краснов, ерзая на стуле.

– А почему они вдруг стали смелыми? Эта гниль никогда не была смелой, она, выражаясь образно, по канализациям тусовалась. И вдруг вылезла наружу с пистолетами: пух-пух. С чего бы это?

– Отстань, а? Твое дело – ловить конкретных убийц, вот и лови. Какого черта ты полез в гадюшник? Да еще ночью! К тому же один! Что ты там забыл?

– Наколку получил, будто бы хозяин молодежного клуба по кличке Вий имеет отношение к трупам на пустыре.

– А при чем тут трупы на пустыре? – завелся Краснов. – У тебя своих хватает трупов, а те не наши. Все, занимайся собственными делами. Или тебе пуля мозги вышибла? Тогда иди, восстанавливай здоровье.

– Знаешь, Валера, меня обилие трупов за последнее время, честно говоря, пугает. Да, да, пугает. И я тебе объясню, какое отношение тут имеют трупы на пустыре, а также трупы в доме Летовой, а также труп на крыше, а также убийство Фисуна. Далеко не абстрактная бандитская группировка решила попугать народ, а та, которая ощутила свою мощь, став единственной силой в городе, противостоять которой никто не посмеет. Значит, данная группировка многочисленна. И не передел сфер влияния идет, а взятие города со всеми его потрохами в плен. Понял или не понял, о чем я говорю?

– Ну, вот откуда ты это взял? – досадливо произнес Краснов. – Плен... Взятие города... Пафос, честное слово! И чушь. Ну, объясни, как ты пришел к таким выводам?

– Пока не могу.

– А ведь вроде бы тебя не в голову ранили... – покачал головой Краснов с сочувствием. – Надо же, Ипсиланти, и тот струхнул...

– Валера! – подскочил к нему Ипсиланти. – Это опасные игры, ты не понимаешь? Если преступные группировки выйдут из-под контроля...

– Когда это бандиты были под контролем? – попытался сострить, перебив его, Краснов.

– Не понимаешь? – выпрямился Ипсиланти. – Жаль. Контроль, Валера, – это когда есть рычаг, способный сдерживать свору уголовников. Это когда есть сила, на которую надеются тысячи людей. К этой силе я наивно причислял себя – до событий в баре. Контроль – это и страх, Валера, перед наказанием. Заметь: я не дешевый патриот, мне хватит примеров патриотизма из прошлого, чтоб не бросаться на амбразуру. Я добросовестно выполняю работу, которая мне нравится, за нее получаю скромное жалованье. Мне приятно называться следователем, у меня есть перспективы, я живу по определенным правилам. Но в клубе мне стало страшно, потому что теперь, выходя на улицу, я не знаю, буду жив или нет. И это происходит не где-то там, где нас нет, а в нашем городе, где мы живем. Поэтому меня волнует сейчас: почему наши бандиты не боятся нас?

– Я не бандит, не знаю, – раздраженно развел руками Краснов.

– Дай бог, чтоб это было так.

– На что ты намекаешь?

– Не намекаю, Валера. Я тебе доверяю, поэтому и разговариваю сейчас с тобой. Но у меня есть основания думать, что у нас здесь... – Ипсиланти указал пальцем в пол, а затем и на потолок, на стены, – не все в порядке. А это, друг, уже система без правил. Если мы – я имею в виду силовые структуры и бандитских выродков – сольемся в один стакан, то последствия будут... Валера, все потом пожалеют, но будет поздно.

– Опять намеки! – взмахнул руками Краснов. – Нет, объясни толком, о чем ты только что долдонил? Я не въехал...

– Что это вы тут бузите? – С таким вопросом вошел в кабинет прокурор. Чем он был замечателен, так это прозрачностью. На нем всегда как будто бы написано, как закончился его предыдущий день. А вчерашний явно закончился баней, в которой Лев Кондратьевич Головко усердно парился, отчего сегодня у него жестокое похмелье.

– Наш ас несет ахинею, а я слушаю, – буркнул Краснов.

– Да? – Как сомнамбула, повернулся к Ипсиланти прокурор. – Давайте, Георг Маркович, выкладывайте свою ахинею.

– Мне нужны помощники, человек пять. Пока пять.

– Ого, – невыразительно произнес прокурор. – Жирно.

– Значит – нет? – Догадался Ипсиланти. – У меня шесть свежих трупов, плюс парочка незавершенных дел. Мне прикажете разорваться?

– Я подумаю, что можно сделать.

То, с какой осторожностью ушел прокурор, говорило, что думать сегодня он не будет по причине временной недееспособности думающего агрегата. Краснов подождал, когда за ним закроется дверь, и спросил:

– Ну и с чего ты собираешься начать?

– С Фисуна. Из убитых важная фигура одна – его. Кто был Фисун?

– Подонок, мразь, дерьмо.

– Валера, – недовольно сморщился Ипсиланти. – Это все обывательские оценки, меня они не интересуют.

– А зря, – вздохнул Краснов. – Это взгляд цивилизованного человека на последнюю сволочь. А с точки зрения прокуратуры, Фисун был еще и расхититель государственной собственности, захапавший горючий бизнес.

– О! – поднял указательный палец Ипсиланти. – Это жирный кусок, который хочется иметь каждому жирному коту. А сколько у нас котов?

– Никто не подсчитывал. Город все же не районный центр, у нас жителей больше миллиона, а за счет мигрантов с Кавказа численность увеличивается...

– Зря не подсчитывали. Потому что все жирные коты – потенциальные наши клиенты. Надо вычислить, кто заказал Фисуна. Это, думаю, будет несложно. Ведь истинно жирных котов все равно немного, немного и точек их общих интересов. А сложность вижу одну: к заказчику подобраться практически невозможно. Вот об этом я тебе и долдоню полдня.

– А ты не думаешь, что доченька с сыночком заказали папу, зная, какой куш им в наследство достанется? Ведь ждать, когда папуля сам копыта откинет, так долго и так нудно...

– Я, конечно, могу записать твою версию в список, но лучше этого не делать. Времени жалко, которое потратится вхолостую.

– Что за парень стрелял вместе с тобой в клубе?

– Понятия не имею. Фантом. Неизвестно откуда, появился, неизвестно как, исчез. Я исследую клуб и лазейку найду.

– Он ведь застрелил двоих, значит, тоже из бандитской среды... Сколько же трупов у нас за декаду? Яцков и Фисун – два, у Летовой – три, значит, пять. В клубе два – семь.

– Еще на пустыре четыре. Итого, одиннадцать.

– Слушай, ты лучше не распыляйся, а занимайся своими трупами.

В кабинет заглянул сосед Людмилы Летовой:

– Прошу простить меня, но вы просили...

– А, – узнал его Ипсиланти. – Заходите, Степан Михайлович, заходите. Принесли? Немного не по адресу... ну, да ничего. Написали?

– Написал. Заявление, так? – Он протянул Ипсиланти лист бумаги, сложенный вчетверо. Пока тот читал, сообщил Краснову: – Не вернулись они. Ни Людочка, ни Тимочка. Все соседи уверены, с ними беда стряслась. Все и подписались. Правильно?

– Конечно, правильно, – закивал Ипсиланти. – Форма не та, но не расстраивайтесь. Сейчас поедем с вами в милицию, там вам продиктуют, как надо написать. Не волнуйтесь, найдут Тиму и Людмилу. Размножим их фотографии, расклеим по городу... Найдем.

Старик с сомнением покачал головой, но от поездки в милицию не отказался. А в милиции Ипсиланти ждал ба-альшой сюрприз в виде еще одного заявления. Некие Свищевы накатали телегу на Людмилу Летову. Якобы она украла Тимофея Свищева, племянника, над которым дядя и тетя Свищевы взяли опекунство. Они просили найти злодейку и наказать по всей строгости закона, а племянника вернуть опекунам.

– Я пропустил или не понял... – произнес Ипсиланти, глядя в исписанные аккуратным почерком листы. – Когда она украла мальчика?

– Семь месяцев назад, – ответил начальник отдела.

– Очень интересно, – недоумевал Ипсиланти. – А почему они сейчас накатали заявление, а не семь месяцев назад?

– Говорят, недавно узнали, что он живет у нее.

Георг вернулся в дежурную часть, где Степан Михайлович писал свое заявление о пропаже девушки и мальчика по всей форме, осведомился у него:

– Скажите, а мальчик... Тимофей... он кто Людмиле?

– Как вам сказать, – задумался дед. – В общем-то, никто. Люда подобрала его буквально на помойке.

– Подобрала? Как это? Мальчик был беспризорником?

– Я точно не знаю, что там произошло, но Люда его разыскивала месяца два, если не больше. Он сын то ли ее подруги, то ли родственницы. Кажется, он остался сиротой, потом очутился на улице, хотя у него есть родственники. Люда его нашла, привела домой. Она девушка редкая, хорошая. Сейчас не всякий возьмет на себя обузу, а она взяла. И справлялась неплохо. Тима – мальчик с характером, а ее слушался. Это все, что я знаю. Неудобно было расспрашивать, а сама Люда подробностей не рассказывала.

– Спасибо, этого достаточно.

Почесывая бородку, Ипсиланти смотрел, как дед старательно выводит буквы.

Они не подружились, и вина в том не Людмилы. Она как раз делала слабые попытки сблизиться с Юлей, но та реагировала на нее, как на муху, которая жужжит где-то в воздухе и в принципе не мешает, а попросту – не замечала ее. Юля не злилась, не раздражалась по поводу внезапно нагрянувших гостей, поселившихся в доме на неопределенное время, но Люда все равно обиделась. Она чувствовала себя приживалкой, испытывала постоянную неловкость, а иногда – надо же учесть недавние темные события – так и вовсе впадала в уныние. Людмила до сих пор не понимала, кто эти странные люди, с которыми ее столкнула судьба, почему она с ними, почему с ней произошло то, что произошло. Едва память выдавала, как Дар хладнокровно расстреливал бандитов, тело покрывалось гусиной кожей, а по спине катилась струйка холодного пота. Как можно просто, будто в тире, стрелять в людей? Не верила Люда, что грабители пришли убить ее и Тимку, не верила, и все тут. Хотя видела пистолет, направленный в нее. Может, те бандиты решили попугать ее? А что по этому поводу думает милиция? Они же нашли трупы....

Не нравилась ей компания, в которую она попала поневоле, не нравилось их общение между собой, когда лишь Людмила не понимала, о чем идет речь, остальные прекрасно воспринимали тарабарщину или жаргон. Что делать? Взять и уйти? Ну, решилась, ушла с Тимкой. Дальше что? Куда идти? В милицию? Сдавать всех, да? А вдруг Дар действительно спас ее и Тимку от неминуемой смерти? К тому же иногда они все казались милыми, но до того момента, пока перед глазами ни возникала рука Осокина с пистолетом. Милым человек, стреляющий в людей, быть не может.

Чтобы как-то компенсировать свое пребывание в доме, Люда взялась готовить, заодно это был неплохой способ отвлечься от хаотичных мыслей. Юля восприняла добровольную кухарку как нечто само собой разумеющееся, не соизволила даже спасибо сказать. Людмила поражалась ей: она могла часами ничего не делать. Вообще ничего! Сядет и уставится в окно, как в телевизор. Или в шахматы играет часами. Без партнера, сама с собой. Пока не появится Дар. Люда заметила, как она смотрит на него: с обожанием. При живом муже, который, кажется, ей прощает абсолютно все, включая обожание друга. Почему? Правда, Осокин обходил ее вниманием, но это ничего не значит. Престранная девица, но красивая. Глаза сами приковывались к ней: она такая красивая, что... смотреть противно. Вместе с тем что-то было в ней такое, что давало ей право вести себя, как ей нравится, а остальным оставалось принимать это право.

Вий... это кошмар, а не человек. Во-первых, здоровый, как дирижабль, во-вторых, «стоячий» глаз придавал ему свирепый вид, в-третьих, он все время оказывался рядом с Людмилой, даже пытался помочь на кухне. И постоянно улыбался. Его улыбку Люда воспринимала, как нечто многообещающее, будто он людоед и в скором времени приготовит из нее жаркое.

Вот так и жила Людмила в сплошном хаосе из сомнений и противоречий. Единственное, что было постоянно, – чувство опасности.

Вечер. Люда на кухне ужин готовит. Юля там же, но в окно глядит. Вий мешает назойливой помощью, Тимка за компьютером убивает врагов, слава богу, виртуально. Звонок в дверь, Вий и Люда замерли в ожидании, Юля повелительно бросает здоровяку ему:

– Пойди, открой.

Глядя на Вия, не скажешь, что этот дирижабль способен выполнить чей-то приказ, но он поплелся открывать. Люда двинула за ним, осторожно выглянула в прихожую. К счастью, это был Дар, а не бандиты с пистолетами. В общем-то, Осокин симпатичный, воспитанный, словарный запас у него неплохой, не то что у Вия. Пистолет с Осокиным не вязался, однако он стрелял и убил. Люду вновь обдало холодом. Дар вошел в гостиную, упал на диван, появилась Юля с томным взором черных очей.

– Ну, что? – нетерпеливо спросил Вий.

– Нанял двоих. Джип вообще-то не подлежит ремонту, его раскурочили вчистую. Но ребята обещали, что ездить будет. Правда, это все, что обещали. Дверцы придется вырвать.

– Все в сборе? – неслышно вошел Герасим.

Юля дежурно чмокнула его в щеку, возмутив до глубины души Людмилу: такой славный, такой спокойный, хороший человек, а его не ценят. Красивых женщин пруд пруди, а хороших мужиков, наверное, только в Красной книге найдешь. Пожалуй, он единственный нравился Людмиле без «но».

– Ты что-нибудь узнал? – спросил Дар.

– Немного, – ответил Гера, выглядевший озабоченно, и повернулся к Юле с Людой: – Девчонки, пойдите, поговорите о шмотках.

– Меня тема шмоток не волнует, – сказала Люда.

– Ну... поговорите на другую тему, – улыбнулся Гера.

Юльку даже не задело, что ее беспардонно выставляют вон, развернулась и ушла на кухню. Туда же прилетела Люда, загремела кастрюлями, игнорируя Юлю, которая закурила тонкую сигарету, а внешне просто излучала: мне все-все до высокого фонаря.

В гостиной Герасим не поленился встать и плотно закрыть дверь, после чего он тяжело опустился на диван, сцепил пальцы рук в замок и наклонил голову вниз. Видно было, что порадовать ему друзей нечем. После паузы он потребовал:

– Ну-ка, ребята, рассказывайте, что с вами приключилось.

– На фиг тебе чужие проблемы? – недоуменно пожал плечами Вий. – Меньше знаешь, крепче спишь...

– Это теперь и мои проблемы, – тяжело вздохнул Гера. – Ребята, я должен угадать, откуда и чего ждать, чтобы в нужный момент прийти к правильному решению. А поэтому должен знать, почему все вы залегли на дно. Дар, надеюсь, ты доверяешь мне?

– Что за вопрос, – нехотя ответил Дар. – Все же, что тебя так растревожило?

– Слухи. Ладно, я первый выкладываю, но потом вы, уж будьте любезны. Итак, хорошо, что сообразили уехать, пожарные вызвали милицию. В твоем дворе, Дар, нашли трех человек без сознания, их уже отпустили за «отсутствием состава преступления». Понял? В общем, их отмазали. Но дело не в этом. Людмилу подозревают... в убийстве.

– Они что, больные? – вытаращился Вий.

– Больные не больные, но у нее на квартире нашли три трупа. Все с огнестрельными ранениями. Дар, ведь это ты забрал ее и мальчика из дома, выходит, застрелил их ты?

– А ты хотел, чтоб они застрелили ее и Тимку? – вместо Дара ответил Вий. – Гера, ну, к чему твой допрос? Бери пример с меня, я не...

– Дар, как ты оказался в доме Людмилы? – не обращал внимания на Вия Гера. – Ты с убитыми договорился встретиться?

– Нет, я просто узнал, что Тимофея и Людмилу заказали. Узнал случайно, – упредил следующий вопрос Герасима Осокин.

– Заказали?! – Вий был потрясен. – Кого? Людку и Тимку?! Бред собачий...

...В это время Люда бросила ложку, которой мешала рагу:

– Пойду, послушаю.

– Подслушивать неприлично, – сделала ленивое замечание Юля.

– Ну и что? – фыркнула Люда. – Не тебя же пытались убить.

И она на цыпочках подкралась к двери...

– Нет, ребята, это полный бардак, честное слово, – негодовал Вий. – За что убивать пацаненка и девчонку? Ты, Дар, не того... не преувеличиваешь?

– К сожалению, нет, – нахмурился тот. Осокину не хотелось выкладывать даже частичную правду. – Тимофея и Люду должны были убить накануне. Не убили. Не получилось. Пришли убивать на следующий день.

– А ты знаешь причины? – спросил Гера Осокина. – Это действительно выглядит... слова такого нет даже в нашем богатом языке.

– Беспредел! – выкрикнул Вий.

– Я не знаю, почему и кто их решил убить, – ответил Дар. – Значит, кому-то они мешают. Я предполагал, что их придут убивать еще раз, у меня были основания так думать. Поэтому утром я пришел к дому Людмилы, Юльку попросил последить за ней, сам следил за Тимофеем, потом за квартирой и крышами домов напротив. И они пришли, собрались кончить Людку и Тимку...

– Но ты кончил их, – сделал вывод Гера.

– Интересно, а как бы ты поступил на моем месте? Смотрел бы, как убивают мальчишку и девчонку? Или уговаривал бы отморозков не стрелять? У меня выбора не было.

...Люда почувствовала горячее дыхание на своей шее, оглянулась. Юля. Значит, не всегда она бывает безразличной...

– Теперь Вий, – после паузы, во время которой он закурил, сказал Гера. – Что там думает по твоему поводу наша доблестная милиция и прокуратура, не знаю, а местные романтики ножа и пистолета поклялись расчленить тебя и скормить воронью.

– Прямо так и... – засомневался Вий.

– Прямо так, – кивнул Гера. – Скажи, это правда, что ты уложил четверых на пустыре? (Вий хмурился и молчал.) Угу, молчание тоже ответ. Чем ты их?

– Да «лимонкой».

– Не он, а я, – признался Дар. – Слушай, не надо больше вопросов. Если мы тебя стесняем, то поищем другое место.

– Не поищешь, – заявил Герасим. А следующая его фраза огорошила друзей: – Думаю, мы все уже на крючке, поэтому хочу знать правду.

– Но и ты не договариваешь.

– У меня секретов нет. Значит, что получается: ты, Дар, завалил людей...

– Ублюдков, – поправил его Вий.

– Пусть так. Но виновными считают Людмилу и тебя, Вий. Понимаешь, что из этого следует? Особенно не повезло Людмиле. Ее будут искать и менты, и уголовники.

– Откуда у тебя столько сведений? – хмуро спросил Дар.

– Разве ты не помнишь, как я еще в школе готовился стать биржевым маклером? – Герасим заулыбался, те давнишние времена вызывали приятные эмоции. – В моем тогдашнем представлении биржа – это огромные толпы брокеров, непрерывный шум, переговоры только знаками. В сущности, я правильно представлял классическую биржу, как, например, в Нью-Йорке. Я готовился к такой работе, поэтому учился читать по губам, слушать нескольких человек одновременно. Ты разве не помнишь, как с друзьями помогал мне?

– Помню, – улыбнулся и Дар. – Мы становились вокруг тебя, читали из разных книг абзацы, а ты потом пересказывал. Ты стал, кем хотел.

– Только биржа теперь, к сожалению, другая, электронная, на ней мои умения не нужны. Но они пригодились. Я по артикуляции читаю, как глухонемой, умею слушать нескольких человек разом. Последние дни специально хожу по тусовкам наших грандов. То на бильярде поиграю, то в карты перекинусь, то у рулетки посижу, а все эти места посещает самый разношерстный народ. Ну, еще у меня есть кое-какие знакомства. Не бойтесь, выяснял я осторожно. Ведь слухи все равно просачиваются, а слухов море.

– Почему ты считаешь, что мы все на крючке? – вернулся к более важной теме Дар.

Зазвонил мобильник, Вий отошел к окну, поднес трубку к уху:

– Да, я. Ну, уцелело хоть что-нибудь? Вот уроды! А видаки?

Герасим подскочил к нему и вырвал телефон.

Глава 13

Оголодавшая, отощавшая, измученная Марьяна через каждые сто метров останавливалась отдышаться. Билет у нее в кармане, поезд местного формирования, вот-вот его подадут. Она отерла платком липкий пот, ведь только сегодня удалось съесть без последствий салатик, картофельное пюре и выпить сок. Марьяна уж думала: все, пришел конец. Ан нет, сумка с деньгами не дала умереть! Перебирая пачки, Марьяна страстно хотела жить и заставляла себя перебороть недуг. Едва она встала на ноги, почувствовав себя более или менее сносно, сразу же поехала на вокзал и купила билет до Москвы, а там... Ух и заживет же она! Богатая, свободная, молодая...

Подошел поезд. Вагон СВ. Марьяна суетливо рассовала багаж, устала чертовски. Выпив минеральной воды, снова отерла пот с лица и шеи, выглянула в окно и снова не удержалась от желчных слов, предназначенных покойному мужу:

– Как я тебя уделала, а? Думал, сильнее меня? Ха! Если тебя еще не закопали, чтоб ты в морге головой о все железки бился. Ха-ха-ха! Ой, хоть бы одной ехать.

Она взглянула на часы – до отправления осталось пятнадцать минут. Марьяна принялась вытаскивать продукты: бананчики, апельсинчики, придется на диете посидеть.

– Разрешите? – Заглянул в купе мужчина.

Не дождавшись разрешения, к неудовольствию Марьяны, вошел мужчина. Довольно импозантный, какие давно вымерли, как динозавры, а встречаются в кино, книгах и в мечтах. Сейчас в основном два вида мужиков распространены: Фисуны с бабками и огромным слоем жира по всей площади тела либо без бабок, без жира, но с хорошими манерами. Всякая шушера вообще не в счет. На данный момент мужики виделись Марьяне биороботами с некоторыми внешними различиями, и она приняла единственно мудрое решение: любить себя, ненаглядную, поэтому не была расположена к знакомству и отвернулась к окну. «Вот дура, – подумала, – надо было купить все купе целиком, ехала б одна сейчас». При умопомрачительном богатстве у Марьяны осталась психология дочки дешевенькой портнихи.

Мужчина снял верхнюю одежду, сел напротив, закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки. Марьяна все же искоса наблюдала за попутчиком. Хорош, ничего не скажешь, годик назад она с удовольствием прокатилась бы с ним на Багамы. Исключительно за его счет, естественно. Зевнув, она прикрыла веки, мечтая поскорее лечь. И вдруг в этой почти идиллической обстановке, сулившей сначала небольшое путешествие, а после насыщенную и красочную жизнь, тихий голос прозвучал, как грозный раскат грома:

– За что вы убили Елецкого?

Марьяна распахнула глаза и всмотрелась в красивое лицо с короткой бородкой. Что это было? Кто произнес совершенно дикую фразу? Или она услышала ее в своем воображении? Не отошла ведь после болезни, мало ли, может, у нее начались галюники...

– Радий Елецкий привез вам автоген, чтобы вскрыть сейф...

Марьяна слегка подалась корпусом к мужчине, так как не верила, что это говорит он. Она хотела убедиться – шевелятся его губы или... Шевелятся! Значит, он! Одновременно слушала его:

– Вы забрали деньги из сейфа, много денег, потом сели в машину к Елецкому, а по дороге в аэропорт вы его застрелили. За что?

– Нет-нет... – прошептала Марьяна. – Это ошибка...

– Охотно верю. Но факты против вас. Вам придется отменить поездку в Москву, а поехать со мной. Ах, да! Простите, я не представился, вот мое удостоверение...

Он раскрыл удостоверение, сунул его Марьяне чуть ли не под нос, а она смотрела, да вдруг разом забыла, как складываются буквы в слова, будто стала иностранкой. Одна только мысль вдоль и поперек бороздила ее головку: что делать с деньгами? Куда их деть? Оставить? Но ведь потом она не получит их назад, проводница, наверное, разрыв сердца схлопочет от счастья, когда найдет. А мент с отвратительно наглой рожей и масленой улыбкой получает удовлетворение, как от секса, глядя на ужас Марьяны. У, как ненавидела она его, а в его лице и всех мужиков мира!

– Идемте? – встал он.

– Я не могу, – не верила в крах Марьяна. – Мне надо в Москву...

– Москва, поверьте, никуда не денется. Давайте выйдем тихо, не беспокоя пассажиров?

– Мы могли бы договориться... – нашла выход Марьяна. Менты жадные, это всем известно. Когда он возьмет в руки пачку не каких-то там рублей, а... – Вы меня понимаете? Вам всего лишь надо назвать цену.

– Нет, если вы хотите, я вызову оперативников, – продолжал он про свое, будто не слыша слов Марьяны. Они в тамбуре стоят. Наденут на вас наручники...

«Он тупой», – поняла Марьяна, и это был последний удар, от которого она едва не умерла. С огромным трудом поднялась:

– Не надо! Я сама...

Марьяна собиралась долго, нарочно тянула время, чтобы тронулся поезд. Ей казалось, стоит отъехать хоть немного от перрона, и этот наглец не сможет ничего сделать. Но состав не трогался. Ипсиланти словно угадал ход ее мыслей:

– Поезд не поедет без нашего разрешения. Идемте.